Для красивых и ксивы прохожих на ять пожилой То, что в грёзах горяч понаслышке, лишь в корчах кричу, Потому что я прошлое, жизни моей тяжело Угрожает грядущая кара горы Карачун. Я признал перелёт по гнездовьям пернатых потерь Позолоты; червлёницы прядвой продеты пруды; По обратному имени неба – ни здесь ни теперь — Побратается с ней террикон инфернальной руды. У Синая потеря: чеченами сбит винтокрыл… Без речений – орлы!? – перебьётся в сиамской дряге Королевич террор: венценосные ветром курлы — Карачун углерубой тайге и Курильской гряде; Унесённые белою ночью в ла-ла-тартары Вертоград с эдельвейсом; лесня несусветной яге, Криминалы обрушили град раболепной хулы. Кровь на берцах – борцах за победу на Курской дуге… Искони миролюб, при горе монастырский покой, Преднамеренный ластою, маревом стелется страх. Воскресаемы, мнут мураву мертвецы за водой, И низводят афганцы десант на своих костылях. Прислонясь одесную ланитой восточных славян, Мировая душа милосердные слёзы прольёт На расселину нижней империи – нынче, слиян С эмпиреями воинской славы, стерчит вертолёт. Тяготеет Верховным Судом громогласный Синай: Вы умрёте! Услышали? Приняли?! Неча смотреть! И, горою горда и тверда, научись и признай Над собой Откровенье подземное, чёрная смерть… Фашизоид-паук-пауков угрызает апломб, И грозит, и сугложет, и гробит, и дохнет… а вы По заветной неволе, не-мой благосмертный псалом Посвятите больному лицу слобожанской вдовы… В лилипутень теснин из простора морысь заперта. Препоручим грудных немовлят путемлечьям другим. Не уловлен за пастень и насмерть ростовский пират — Ничего, бесконечно восьмое число на груди.