Удивительно жаркие дни стояли на побережье. Заведующий колхозным клубом, обязанный по должности всё знать, с ученым видом объяснил, что во всем виновата общая тенденция потепления Арктики.

Ребятишки купались в лагуне, радуясь теплу. Некоторые из русских жителей, разморенные жарой, кидались в воду и фыркали, как моржи.

Доктор Вольфсон ещё не разрешил Таю выходить в море. Каждое утро Таю вставал и провожал свой вельбот на промысел. Скоро должна была начаться охота на кита. Из колхозов южного побережья приходили хорошие вести: в Мечигменской губе видели большие стада китов.

Вельботы исчезали на стыке горизонта и воды, а Таю ещё долго сидел на берегу, всматриваясь в изменчивое лицо моря. Потом он долго бродил, приглядываясь к работе плотников, пробовал сам сложить печку, но стена вышла кривая, и Линеуну пришлось её перекладывать.

Когда настали жаркие дни, Таю полюбилось сидеть на берегу лагуны и глядеть на детские игры. Всё чаще приходила мысль, которую Таю гнал от себя: он стал стариком. Перешагнул тот порог, который отделяет просто пожилого человека от старика. В мальчишках он узнавал свое далекое детство, давно забытые подробности, которые никогда не пришли бы ему в голову, будь он на море.

С юга дул теплый ветер. Вместе с ветром летели утиные стаи. Они как будто знали, что никто не станет стрелять, чтобы не спугнуть моржей, собирающихся на лежбище за Лысым мысом. Изредка ловко пущенное древнее оружие ловли — бола — оплетало утку, и она камнем падала на землю.

Таю сидел на редкой траве, поглаживая ладонью её прохладную зелень. Сзади послышался кашель. Таю не повернул головы. Он узнал доктора Вольфсона. Глупо винить в болезни доктора, но разве не он заставил Таю думать о ней? Усилием воли Таю старался подавить в себе раздражение против Вольфсона, но всё чаще и чаще вступал с ним в спор, убеждая, что лучшее лекарство для него — это море.

— Сидим, дорогой друг? — спросил Вольфсон, с долгим вздохом усаживаясь рядом.

Таю не ответил.

— Искупаться, что ли? — небрежно сказал Вольфсон и вдруг, к удивлению Таю, стал раздеваться.

Он скинул побуревший пиджачок, пузырчатые на коленях брюки и долго расстегивал мелкие пуговицы на рубашке. С тонкими ногами, покрытыми темной порослью жестких волос, в широкой темной рубахе и в трусах, доктор походил на старого оленя-быка. Тело его было тощее, с выпирающими костями. Вольфсон несколько раз присел и мелкими шажками побежал к воде. Через секунду он уже плыл, бочком держа голову над водой.

— Эх, хорошо! — фыркал он. — Водичка жжет! Уф!

Когда доктор вышел из воды, волосы на ногах поднялись от холода торчком.

— Студеная вода! — сказал доктор, отряхивая с себя капли. — Дорогой друг, был бы ты здоров, я бы с тобой на пари вон до того острова поплыл.

— Не вышло бы, — ответил Таю.

— Да я реку Рось переплывал, — похвастался Вольфсон. — Есть такой приток Днепра.

— Не умею я плавать, — сказал Таю.

— Как же? — растерянно произнес доктор. — Ты же всю жизнь на море.

— Ни один эскимос в Нуниваке не умеет плавать, — ответил Таю. — Море очень холодное. Такого теплого лета, как сейчас, на моей памяти ещё не было… Живем на море, а держаться на воде не можем. Бывало, в начале зимы, когда лёд ещё тонок, провалится охотник в воду, и если некому подать ему помощь, он камнем идет ко дну.

Доктор оделся и снова сел рядом.

— Утки летят, — сказал он.

— Что-то ещё за утками несется, — отозвался Таю, вглядываясь в противоположный холмистый берег лагуны. — Похоже, что вертолет. Точно!

— Где же он? — прищурился доктор, следя за направлением пальца Таю. — Ничего не вижу.

— Пойдем на аэродром, — предложил Таю. — Пока идем, он уже сядет.

Когда доктор услышал шум мотора, он уважительно произнес:

— Глаза у вас, дорогой друг, как у горного орла.

Вертолет приземлялся не на настоящем аэродроме, а поближе, почти рядом с почтой. Здесь была устроена площадка — четырехугольник, сбитый из толстых досок. Люди уже бежали к ней наперегонки с собаками. Впереди несся Амирак.

Доктор и Таю подошли, когда из вертолета начали сгружать груз.

— Мне есть посылка? — возбужденно спросил Амирак у летчика Петренко.

— Есть, — ответил летчик. — Четыре ящика.

— Смотри, а наш жених, похоже, целыми ящиками подарки невесте приобретает, — сказал Вольфсон, кивая на Амирака.

— Всерьез устраивает свою жизнь, можно и потратиться, — сказал Таю, любуясь, как легко Амирак взвалил на себя все четыре ящика, связав их толстым ремнем.

Таю пошел рядом с братом.

— Не секрет, что у тебя в ящиках? — с лукавством задал он вопрос.

— Секрет, — весело ответил Амирак.

Вчера Таю слышал, что у Амирака большие неприятности на ферме: пало несколько черно-бурых лис. Приезжий зоотехник из района сказал, что у зверей авитаминоз. Послали школьников в тундру заготавливать зеленый корм… Что же, звероводство — новое дело на Чукотке. Всё может быть. Не откладывать же из-за того, что пало несколько лис, женитьбу? Тем более что Неля Муркина уже перевозила остатки товаров в большой магазин в «Ленинский путь». Амирак говорил, что она собирается уйти из торговой сети и переходит на звероферму… Счастья тебе, брат мой!

Дошли до домика, в котором жил Амирак. Он пригласил брата в комнату.

Жилище Амирака было просторное, с большим окном на лагуну. Впечатление простора усиливалось ещё и тем, что в комнате было пустовато для будущего семьянина: стол, один стул и продавленная раскладная кровать. В довершение всего в комнате стоял крепкий запах лисьего помета.

— Нехорошо у тебя в комнате, — осуждающе сказал Таю брату. — Пахнет нехорошо, мебель дрянная. Скоро к тебе жена приедет, а у тебя вонь и грязь, как на звероферме.

— Там даже чище, — грустно сознался Амирак.

— Вот что, брат, — сказал Таю. — Ты человек богатый: много зарабатываешь, вина не пьешь, так что кое-что отложил, наверно. Я тебе пришлю Риту и Рочгыну, и они тебе помогут привести в порядок твое холостяцкое жилище, чтобы не стыдно было принять невесту. Договорились?

После обеда Таю пошел на берег встречать вельботы, идущие к берегу с добычей. Здесь уже наготове стоял трактор. Моторист пробовал лебедку, возле жиротопки женщины мыли платформу на рельсовом пути.

— Сейчас увидишь, как работает наша механизация, — гордо сказал подошедший Кэлы.

— Послушай, председатель, — обратился к нему Таю, — скажи, давно ты не был на море?

— Уже и не помню, — помедлив, ответил Кэлы. — И рад был бы, да дела не пускают.

— Вижу, — сказал Таю. — Но ведь может случиться так, что тебя не выберут. Как будешь жить? Наверное, и гарпун разучился бросать?

— А что делать? — развел руками Кэлы.

— Сколько у тебя заместителей?

— Двое.

— А ты попробуй иногда оставлять их на берегу, — посоветовал Таю. — А то они только на собраниях да на заседаниях заместители. А сам встряхнись, подержи гарпун в руках.

— Спасибо! — искренне обрадовался совету Кэлы. — И как я раньше до этого не додумался? Завтра же выйду с бригадой Кытгыртына.

Вельботы подошли. Каждый тащил на буксире моржовую тушу. Концы буксиров бросили в воду, затем их присоединили к тросу, и лебедка потащила зверя на бетонированную разделочную площадку. Здесь уже наготове стояли женщины с большими остро отточенными ножами. К разделочной площадке подходила узкоколейка с блестящими от жира рельсами. Она тянулась метров на пятьдесят к жиротопному цеху.

Охотники вышли на берег. Утоюк подошел к Таю и спросил:

— Как здоровье?

— Какое может быть здоровье у человека, которого заставляют сидеть на берегу, когда его товарищи охотятся? — сердито ответил Таю. — Что в Нуниваке?

— Новостей больших нет. Люди готовятся к переселению. Почти каждую неделю кто-нибудь переезжает. На глазах пустеет Нунивак, — страшно становится: будто эпидемия какая морит людей. Смотришь на мертвые яранги, и сердце сочится кровью…

— Что ты говоришь! — гневно сказал Таю, хотя и понимал чувства Утоюка. — Какая эпидемия? Будто не видишь, куда люди уезжают! Ты же знаешь, что меня волновать нельзя.

— Не буду так говорить, — потупил голову Утоюк.

Он порылся в кармане и вытащил мятый конверт.

— Вот письмо Амираку от Нели Муркиной, — сказал он совсем другим голосом. — Как изменилась девушка! Как цветок стала! Целыми днями поёт!

— Отчего же не запеть, когда замуж выходишь, — глубокомысленно заметил Таю.

Вельботы снова ушли в море.

Таю пошел к Амираку. Его не оказалось дома. Должно быть, ушел на звероферму, Таю никогда не был там, и вот теперь представился случай, когда он может посмотреть на звериное жилище.

Корпуса зверофермы располагались на берегу лагуны, километрах в полутора от селения. Дорога туда была ровная, хорошая, по ней ходил единственный в «Ленинском пути» автомобиль.

Таю разыскал машину и попросил шофера:

— Поедешь на звероферму, захвати меня.

— Да вот сейчас я еду, — сказал парень, сын Кытгыртына. — Только заправлюсь. Амирак погрузил мне ящики, надо их отвезти.

Шофер заправил машину, и она понеслась по улицам селения, пугая собак. Машина уже не внушала псам ужаса, хотя не отзывалась даже на самый громкий лай. Наиболее смелые собаки пытались кусать у неё колеса, но резина была твердая и неподатливая, как пересушенная моржовая кожа.

Длинные корпуса зверофермы были разделены на небольшие клетки. Черные зверьки имели здесь жалкий вид. Они злобно смотрели на Таю из глубины своих тесных жилищ.

Пока Таю осматривал звероферму, Амирак перетаскал ящики.

— Обратно не поедешь? — спросил он.

— Нет, останусь, посмотрю, — ответил Таю. — Тут у тебя занятно.

В комнате, примыкающей к кухне, где готовилась еда для зверей, Таю увидел знакомые ящики.

— Что это? — спросил Таю, догадываясь, что в них не подарки невесте.

— Витамины, — почему-то смущаясь, ответил Амирак.

— Витамины? — удивился Таю.

— Звери у меня болеют авитаминозом, — пояснил Амирак. — Вот и заказал в областном аптекоуправлении.

Амирак принес топор и осторожно вскрыл ящики.

Таю вынул картонную коробку и прочитал: «Поливитамины».

— Послушай, брат, это же для людей, — сказал он.

— Ну и что же? — вызывающе ответил Амирак. — Лекарства полезны не только людям, но и зверям.

— Но это, должно быть, стоит кучу денег! — ужаснулся Таю.

— Все сбережения отдал за четыре ящика, — невозмутимо сказал Амирак. — То, что было отложено на новую мебель.

— А почему в колхозной кассе не попросил денег? — спросил Таю.

Амирак замялся:

— Неудобно…

— Что тут неудобного? — заметил Таю. — Звери-то колхозные!

— Колхозные — это верно, — сказал Амирак. — Но после смерти Мальчика неудобно… А потом звериных витаминов нет, а на покупку людских бухгалтер не даст денег.

Таю раскрыл картонную коробочку, высыпал на ладонь пилюльки.

— Как же ты их зверям будешь давать? Выплюнут.

— Не выплюнут, — уверенно сказал Амирак. — Мы их истолчем и понемногу будем добавлять в корм.

— Смотри, Амирак, — предостерег брата Таю. — А если уморишь этими поливитаминами зверей? Что будешь делать?

— Не уморю, — весело ответил Амирак. — Я советовался с зоотехником. Он сказал, что вреда не будет.

Таю возвращался в селение пешком. Мимо него летели утиные стаи, переваливали косу и уходили в открытое море. Таю завидовал птицам. Ему бы туда, где морской ветер ласкает водную ширь, морщит волны, надувает белый парус. Посидеть в вельботе, пропахшем стылой кровью морского зверя и бензиновой гарью мотора…

Через два дня из Нунивака переехали ещё три семьи. Вместе с ними с вельбота сошла Неля Муркина. Линеун и Рита на правах будущих родственников помогли ей дотащить вещи до дома, где жил Амирак. Сзади шел Таю. Он досадовал на брата, который не мог встретить невесту. На крыльце дома Неля обернулась и, зардевшись, неуверенно сказала Таю:

— А может, не надо мне пока поселяться у Амирака?

— Это почему?

— Всё же не жена я ему ещё.

— Вот ещё что выдумала! — изумляясь, возразил Таю. — В Нуниваке он у тебя жил, а здесь стесняешься у него переспать!

Рита укоризненно посмотрела на отца и шепотом сказала:

— Там — это другое дело, а здесь она невеста.

Таю удивился глубоким познаниям дочери в тонкостях свадебных обычаев и махнул рукой:

— Делайте, как хотите…

Рита повернулась к Неле и сказала:

— Пойдемте к нам. Поживете пока в нашем доме до свадьбы.

— Ой, спасибо! — обрадованно воскликнула Неля.

Весь день Неля Муркина носилась от магазина к дому Амирака, таскала тазы и ведра от Риты, носила воду из ручья. Окно комнаты зверовода было широко распахнуто, из трубы шел густой дым.

Амирак увидел этот дым ещё издалека.

Он подумал и решил, что брат уговорил Риту и Рочгыну навести порядок в его жилище до приезда Нели.

Амирак не обратил внимания на то, что встречные сегодня особенно внимательно здоровались с ним: его мысли оставались на звероферме. Он уже третий день давал поливитамины зверям, но заметных улучшений не видел: лисы и песцы по-прежнему были вялы и даже не тявкали.

Амирак открыл дверь в комнату — и замер в удивлении. Сначала он подумал, что попал в чужой дом: долго ли перепутать стандартные домики? Да нет, вроде бы его комната, вид из открытого окна знакомый — старинные жертвенные китовые ребра на берегу лагуны: теперь на них предприимчивые хозяйки натянули веревки и сушили белье.

Правда, и стул вроде бы тот, свой. Но откуда здесь эта пышная кровать с пушистым одеялом? Красивая скатерть на столе? Но самое главное: нет привычного, знакомого запаха.

Амирак нерешительно топтался на пороге, не зная — входить или уйти.

— Миша! — услышал он тонкий, знакомый голос.

— Неля! — крикнул Амирак и кинулся в комнату.

— Стой! — крикнула Неля, выходя из-за печки. — Сначала скинь на кухне свою вонючую одежду, помойся, а потом входи в комнату.

Амирак безропотно повиновался.

Неля терла его намыленную голову и строила планы совместной жизни. В кухне стояла жара, над плитой поднимался горячий воздух, растекался по комнате и выходил в раскрытое настежь окно.

В комнате уже были распакованы и разложены вещи Нели Муркиной. На тумбочке стоял патефон. Неля подошла к нему и поставила мембрану на заранее приготовленную пластинку. Амирак прислушался. В песне кто-то грустно прощался с Римом…

Таю и Рочгына сидели в гостях у зятя. Рита накрыла на стол, расставила красивые чашки и стаканы. Мать ей помогала. Мужчины курили и тихо переговаривались. Ждали Нелю и Амирака.

— Это верно говорят про тебя, что своим землякам ты строишь дома лучше? — спросил зятя Таю.

— Я это не с умыслом, — оправдывался Линеун. — Просто опыта и умения прибавилось, поэтому дома получаются лучше ранее построенных.

— Смотри, — погрозил пальцем Таю.

Поздние сумерки наползали с моря. Зажегся маяк на горе. Прожектор его был крутящийся и делал полный оборот ровно за одну минуту. Каждый |раз, когда луч, пробившись сквозь задернутые занавески, упирался в противоположную стену, Таю смотрел на висячие часы: Неля и Амирак запаздывали.

— Давайте начнем ужинать без них, — предложил Таю. — Ничего, сами виноваты, что опоздали.

— Открыть бутылку? — спросил Линеун.

— Пока не надо, — остановил его Таю. — Придут — откроем.

Рита четыре раза наполняла чашки и стаканы, а гостей всё не было.

Таю со вкусом допил последний стакан, крепко поставил его на стол и сказал жене:

— Пойдем, Рочгына, спать, уже поздно.

Рита попыталась их удержать.

— Может быть, они ещё придут…

Таю улыбнулся, привлек к себе дочку и нагнулся над её головой.

— Не придут они, даю тебе слово. Спокойно ложитесь спать. Успеют они ещё у вас нагостеваться.

— Что же они так? — разочарованно сказала Рита.

— Психология, — подражая председателю Кэлы, произнес Таю.

Теплая ночь стояла над селением. Тарахтел двигатель электростанции, луч маяка бесшумно крался по окрестным холмам, по морю, тыкался в стены домов.

Над головой Таю, невидимые в темноте, с шумом пролетели утиные стаи.