Воспитание воли в человечестве, по сути, еще не начиналось. В воспитании духа царит полный дилетантизм. В воспитании чувств — полный хаос. Воспитание воли примитивно. Это видно из любой книги, где читатель надеется найти хоть что‑нибудь по такому поводу.

С другой стороны, участившиеся случаи заболеваний воли: слабости воли, нерешительности, постоянных колебаний — свидетельствуют о том, что в этой области должно что‑то произойти.

Здесь мы сразу полностью отметем все методы, которые подходят к недугу слишком поверхностно. Можно воздействовать на волю аскезой, дыхательными упражнениями, приемом определенных средств — все это поддержит органическую основу волевой жизни. Но духу нашего времени больше соответствует формирование воли из духовного центра человеческого существа — из «Я». Только тогда она будет полностью здорова и постоянно активна. Конечно, здесь человеку полезно исходя из своей свободы отказываться от определенных удовольствий. Он непременно заметит, как в результате уплотняется и крепнет его воля. Но отречение должно быть свободным, содержащим в себе нечто царственное, способное в любую минуту осуществить желание, но по самой природе духа не хотящее. Насильственность и привнесенные извне жизненные предписания легко вызывают застой, чреватый вредными последствиями и рецидивами. В древности, когда человеческое «Я» было развито еще слабо, дело обстояло по–другому. Сегодня с уверенностью помогает лишь отказ, который «Я» осуществляет во всякое мгновение, исходя из собственного свободного усмотрения. Такой отказ необычайно освежает жизнь воли.

Отвергаем мы и воспитание воли, представленное в иезуитских экзерцициях и аналогичных упражнениях. При этом мы вовсе не отрицаем, что они прекрасно школят и укрепляют волю. Они ломают своеволие, но ломают и собственно волю человека. Для времени, когда эти упражнения возникли, и для целей, каким они должны были служить, это понятно. Но им недостает внимания к становящемуся «Я» с его индивидуальными возможностями и задачами. Недостает бережности к зреющей в человеке свободе. Недостает взгляда на волю как на нечто царственное, действующее из «Я». Таким образом, эти упражнения формально развивают силу воли до высокой ступени, но ценой отсутствия свободного «Я», которое способно этой волей управлять. Они втискивают человека в униформу. В этой униформе он может интенсивно переживать чувство самости и полагать себя чем‑то большим, и даже быть чем‑то большим, нежели обычно. Но ничто не уводит человечество так далеко от истинной цели, как духовная униформа. По крайней мере в наше время. В иезуитских экзерцициях действует сила тысячелетнего оккультного опыта, но действует в эпоху, которая нуждается в ином. Иезуитские экзерциции консервируют среди нас средневековье, в том числе и там, где они, объединившись с модернизмом, завораживают многих людей. Можно сказать, к примеру, что они проповедуют Христа как земного царя, а не как Господа высшего «Я», опутывают человека целой системой догм прошлого, насаждают эгоизм и материализм, но, отвлекаясь от всего прочего, решающим обстоятельством для нас является паралич свободного «Я», а ведь только из «Я» и может прорваться воля. Предлагая современному человеку новые упражнения воли, мы должны в гораздо большей степени учитывать индивидуальную ценность каждого отдельного «Я». В противном случае возникает волевая масса, могущая подпасть под управление какой‑либо силы, но не полнота божества, открывающая себя в свободных личностях. Опасности, ожидающие на этом пути, необходимо преодолеть.

Третий метод, о котором мы не станем здесь говорить подробно — это спорт. Конечно, между спортом и спортом существует много большее различие, чем думает любитель, для которого все виды спорта сливаются в «олимпийские» состязания современности. И свободный от предрассудков человек не может отрицать, что бывают спортивные упражнения, благодетельные для воспитания самодисциплины и уверенности в себе, черпающие из воли силу, быстроту, подвижность, выносливость. Но все это не идет дальше ограниченной телесной закалки и общего воспитания души, что отчетливо видно по тому, как некогда великие спортсмены впоследствии большей частью растворяются в будничной жизни, не совершая в ней ничего значительного. Кроме того, в настоящее время заметна тенденция недооценивать неблагоприятные побочные воздействия спортивной сферы — честолюбие, погоню за сенсацией, страсть к рекордам, показуху, бездуховность. Лучшее, что делает для души спорт в том виде, в каком он сегодня практикуется, это общее воспитание человечества к порядочности в отношении соперника, к самообузданию общепринятыми правилами, к оглядке на других в жизненной борьбе. Необходимо, чтобы в отношении спорта, идущего с Запада, Центральная Европа демонстрировала не стыдливое подражание, но разумную критичность в отыскании истинного места этой сферы в развитии человечества. Тогда можно будет в совершенно другой атмосфере говорить о том, что достижение телесных целей, делая достигнутое очевидным, придает уверенность человеческой воле, что телесная подтянутость и крепость создают совершенно иную основу для волевой жизни.

Мы стремимся к воспитанию воли, происходящему изнутри. Рудольф Штайнер рекомендовал в этом смысле простое упражнение: в ближайший день предпримите что‑нибудь вполне определенное, но диктуемое не распорядком дня, а совершенно свободной волей. Например: завтра в семь вечера я возьму с моего заваленного стола книгу и поставлю ее на место в шкафу. Предприятие может быть, на первый взгляд, и сумасбродным, например: в семь вечера я высуну руку из окна. Подобные бессмыслицы даже предпочтительнее, потому что поступок не испытывает никакого давления ни извне, ни со стороны разума, а напротив, полностью исходит из свободной воли. Можно заметить, как благодаря таким скромным упражнениям, если добиться, чтобы они в свой час сами подавали о себе весть из бессознательного, приходит переживание царственной силы свободной воли. Переживание небольшое, но обвеянное предчувствием отдаленного будущего человечества.

В другом месте Рудольф Штайнер советовал бороться с дурной привычкой забывать, куда положена какая‑либо вещь, но бороться не обычным способом, когда ее регулярно кладут на то же место, а как раз наоборот: постоянно сознательно класть ее в разные места и стараться запомнить, где она находится. Вне всякого сомнения, в психиатрии будущего подобные простые средства обнаружат много более глубокий лечебный эффект, чем принято считать сегодня.

Есть у нас и еще одна цель. Для начала весьма полезно представить себе в душе различные виды воли. Существует сильная воля, которая способна энергично пробиться сквозь препятствия, но легко ослабевает, и существует долгая воля — выражение принадлежит Ницше, — которая на протяжении продолжительного времени преследует свою цель и растет под воздействием неблагоприятных обстоятельств. Бывает воля подвижная, гибко приспосабливающаяся к различным положениям, и воля косная, не способная менять свои средства. Есть воля осознанная, живущая в ярком свете познания, и неосознанная, о которой мы сами ничего не знаем, хотя она властвует нашими поступками. Есть воля привычки, действующая на основе приобретенных обучением или унаследованных душевных комплексов, и воля оппозиционная, постоянно встречающая общепринятое в штыки. Есть воля коллективная, которая очень сильна в индивиде, если он знает, что разделяет ее с другими, и воля экстравагантная, которая теряет всякую радость от самой себя, если кто‑нибудь другой одобряет предмет ее стремлений. Есть воля прямая, идущая к своей цели кратчайшим путем, и воля «кривая», осуществляющая свои намерения в обход. Есть воля, ориентированная на внешний мир, не задумывающаяся о том, что нужно добиваться чего‑то внутренне, и воля, ориентированная на внутренний мир, охотно оставляющая все внешнее без перемен, если это способствует достижению внутренних целей. И так далее, и так далее. Сначала нам нужно научиться видеть, что в этой области есть все что угодно. Тогда мы внутренне сумеем лучше понимать самих себя. Главная опасность для воли — стать бездуховной, продолжать действовать в полную силу, даже если воззрения, из которых она родилась, подлежат изменению. Воля бездуховна и тогда, когда не основывается на глубоком понимании. В особенности бездуховны два заблуждения, в какие, как можно обнаружить, воля впадает чаще всего, — материализм, или эгоизм, или то и другое сразу. В первом случае она придает слишком большое значение земному в мироздании, во втором случае — единичному «Я». Все те же ариманические и люциферические заблуждения, какие мы встречали повсюду. Идеал — сильная и долгая воля, во всякое мгновение свободно предоставляющая себя в распоряжение человека, подвижная во всякой ситуации и в то же время постоянно мобилизованная ради высоких целей.

Мы обретем ее, если сознательно вглядимся в нечеловеческие силы супостата, если наперекор им примем в свою волю цели Христовы, если будем смотреть на Христа как на образец. Так мы с должным размахом исполним мировой закон, гласящий: воля возрастает на великих целях, на великих примерах, на великих препятствиях.

Среди людей самая могучая из сил супостата зовется злом. Но в сегодняшнем христианстве «грех» рассматривается почти исключительно в аспекте прощения. Сколь ни справедливо все, что об этом говорят, есть и другой взгляд на зло, в котором открываются последние глубины и высоты христианства. Зло понимается как сила, необходимая для становления добра. Где нет зла, строго говоря, нет и добра. Зло должно возрасти до полного своего величия и ужаса, чтобы тем самым до полной своей силы и величия возвысилось добро. И если удастся внутренне противопоставить злу превосходящую силу добра, тогда станет возможно преобразить это зло. Тогда сила сопротивления претворится в тем большую силу божественного добра. Кто познал зло во всей его противобожественности, тот глубочайшим образом познал Бога. Кто прочувствовал зло во всей его отдаленности от Бога, тот лучше всех знает, что такое любовь. В том, кто в мятежном упрямстве горячо возжелал зла, могут раскрыться огромные силы для совершения добра. Так зло окажет развивающее действие на дух, чувства и волю человека.

Апостол Павел не раз затрагивал подобные мысли. Иные вопросы, возникающие отсюда, он отметал словами: «И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как некоторые злословят нас и говорят, будто мы так учим? Праведен суд на таковых» (Рим., 3: 8.). Последнее его решение таково: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим., 12: 21). К таким выводам Павел мог прийти лишь благодаря тому, что он видел во Христе, — превосходство добра над злом, все более мощное откровение добра в ответ на зло, преодоление зла посредством добра — как, например, в душе Иуды и в душе самого Павла.

Именно манихеи — в контексте того, что персы изображали как борьбу света против тьмы, — стали смотреть на зло с этой действенной позиции и тем подготовили далекое будущее человечества, когда такое христианство однажды одержит верх. Согласно Рудольфу Штайнеру, произойдет это на основе, которая заложена прежде всего в духовном существе русского народа.

Однако уже сегодня пришло время людей, которые смотрят на мир зла с высоты такого духовного величия и видят в нем не просто что‑то не имеющее право на существование или подлежащее прощению, но некий мир, где как бы погребены и необозримая полнота глубочайшего богопознания, и могучая любовь к Богу, и героическое богослужение. Здесь нужны неустрашимый взгляд прямо в глаза злу в его крайней чудовищности, и твердая уверенность, прочно основанная на превосходстве добра над злом, и героическая решимость, которая перед лицом злобы не только, как в прошлые времена, взыскует «теодицеи», «богооправдания», но берет это «богооправдание» в свои руки и осуществляет собственными делами, отвоевывая добро у самого зла. Такие люди, поставленные средь царства зла, чувствуют себя на своем месте. Они знают, что именно там необходимы энергичные борцы за добро. Оне не жаждут для себя внешне покойного мира и тихого «счастья», пока человечество выглядит так, как теперь. Даже если успех на первый взгляд невелик, они формируют собственную деятельность как участники божественного преодоления зла.

Здесь, высвечивая каждую частность, приходит на помощь основополагающий и не раз уже упомянутый вывод Рудольфа, Штайнера, что во вселенском развитии сила супостата присутствует в виде двух заблуждений — с одной стороны, в виде силы, которая замыкает человека в эгоизме и прививает ему (порой и в формах высокой духовности) стремление к личному благоденствию, а с другой стороны, в виде силы, которая направляет человека к земному и держит в плену земного бытия с его тяготами и помрачением. Эти две силы еще в Новом Завете отчетливо различаются как искуситель (диавол) и князь мира сего (сатана). Чем яснее человек видит эти основные силы, чем отчетливее распознает их под внешними масками и многообразными нарядами, тем сильнее он ощущает себя соратником Божиим, призванным к мировому служению. Такое сознание не имеет ничего общего с обывательскими суевериями. Это — пробуждение, прозрение к первоосновам мира. Идет борьба за человека и за землю, уже не против «плоти и крови», но «против начальств, против властей». Человек знает, что против этой силы необходима величайшая бдительность. И чувствует, что победа над ними уже достигнута в нас, в решающей битве завоевана Христом.

Борьба, о которой мы говорим, требует высочайшего героизма, на какой мы, люди, вообще можем решиться. Если искать медитативный образ, чтобы оживить в нас такой героизм, то поначалу мы, пожалуй, не отыщем в Новом Завете ничего полностью отвечающего нашей потребности. Можно бы обратиться к истории искушения. Но поскольку зло встречается нам прежде всего в людях, а не в духах, поскольку оно выступает скорее как внутренняя хворь, а не или еще не как сознательное устремление против божества, поскольку люди больше поддаются злу, нежели присягают ему, то все составляющее нашу исходную задачу можно увязать с третьим «чудом» Христовым в Евангелии от Иоанна — исцелением расслабленного (Ин., 5: 1 — 16; в немецком переводе Библии: страдающего подагрой. —Ред.). Подагра тесно связана с греховной сущностью человечества, закосневшей в земной жизни. Недаром Христос со всею настойчивостью говорит подагрику: «Не греши больше, чтобы не случилось с тобой чего хуже». И когда мы рассматриваем описание купальни Вифезда, перед нами вновь отчетливо, как наяву, предстает древняя религиозность. Пять крытых ходов (галерей) в древности соотносили с Пятикнижием Моисеевым. Люди, исповедовавшие дохристианские религии, обитали в прочных религиозных формах, как в домах, что для них построены. Если они совершали «грех» — так сказать, в доме своих пяти чувств, — то существовали омовения и очищения, освобождавшие их от скверны. Однако мощь этих целительных сил слабела — подобно тому как в Вифезде сила купальни уже была невелика, — и в эту религиозность проник эгоизм, недаром в Вифезде больные себялюбиво спорили, кому воспользоваться помощью.

Приходит новый вид помощи. «Говорю тебе!» — как часто эти слова Христовы в Евангелии наполнены особым смыслом. Из Его чистого «Я» вырывается сила, прежде обитавшая в воде, возмущаемой божеством. Этому «Я» нужно «верить», т. е. действительно следовать полученному от него впечатлению. Такая вера в «Я есмь» — это сила, которая победоносно сражается как с тянущей вниз властью земли, так и с влекущей прочь властью себялюбия, как с сатаной, так и с диаволом, как с Ариманом, так и с Люцифером. На обе эти силы и на то, как с ними поступать, указывают слова, которые Христос обращает к расслабленному. «Встань» — сила выпрямления, исходящая от Христа и противостоящая сгибающей власти земли. «Возьми постель твою и ходи» — сила новой связи с землей, выступающая навстречу влекущей прочь силе себялюбия. То, что должно исходить от нас навстречу «греху», и есть именно эта двойная сила. На грешника должно смотреть не как на человека дурного, но как на хворого. Вот почему нам следует не ниспровергать его, но поднять из земного праха. Вот почему следует не только освободить его от недуга, но и помочь «нести постель» — претворить выпавшую ему судьбу в силу. Не упрекать, но позволить целительным и помогающим силам воздействовать на него. Проповедовать не только прощение греха, но струить силу воскресения. Грех и есть великая расслабленность человека. Открывшись целительной силе, которая выпрямляет его, человек обретает в ней и ту силу, что поможет ему нести «постель». Лишь исподволь он осознает совершенно новое отношение к «греху», выраженное в этих словах.

И вновь мы между Востоком и Западом. Восток ощущает, собственно, всю природу как грех и стремится полностью избавить человека от связи с землей. Но таким образом остается неузнанной вся серьезность зла, которое погубило в человеке истинную его природу и предало его во власть болезни и смерти. На Западе отнюдь не утверждают, что сама природа есть грех, напротив, здесь склонны толковать всякий грех как природу и прощать его. А это тем более не дает человеку осознать серьезность его положения в мире. Когда от нашего существа исходит призыв: «Встань и ходи в силе, данной тебе твоим прошлым!», когда этот призыв проникает во всякое слово и дело, тогда в нас живет победительное отношение ко злу. К страдающему половыми отклонениями и к лжецу, к эгоисту и материалисту обращен этот призыв. «Встань и ходи!» — провозвестие Христово.

Итак, в духе мы видим перед собой человечество таким, как оно описано в Евангелии (Ин., 5), — великое множество слепых, расслабленных, глухих, иссохших, мучимых всяческими болезнями. Мы еще не видим здесь силы сознательного противостояния Богу. Ведь и сегодня в большинстве случаев люди не таковы. Просто толпа больных, не умеющих помочь себе. Они по–прежнему живут в старых домах, которые им построили минувшие времена. Однако древняя религиозность, символизируемая купальней Вифезда — «Дом милосердия», — уже мало им помогает. И вот теперь вместо воды приходит «слово». Но это слово должно прозвучать из «Я». И это «Я» должно жить исходя из Христа. Знание, что истинный воин мировой битвы пришел не затем, чтобы ниспровергать злого, а затем, чтобы поднимать из зла, — вот первая тайна Христова в борьбе против темной силы. Другая тайна состоит в том, что нужно не только избавить злого от его недуга, но укрепить его таким освобождением и тем избавить само зло. Грехи становятся учителями судьбы, тяготы — живой силой. «Встань, возьми постель твою и ходи!» Так, без долгих разговоров о «грехе» вообще, живет в нас божественная сила, которая вновь совершает то, что произошло с нами в детстве, но теперь — она обучает нас стоять и ходить духовно–этически. Это — правильная борьба с «грехом».

Глядя на эту силу, желающую действовать через нас, мы освобождаемся от фарисейства, от гордыни и страсти к упрекам. Чем упорнее противостоящее нам зло, тем большая воскрешающая сила поднимается в нас. Этот способ воздействовать на зло в корне отличен от воздействия посредством закона и суда. Здесь больше нет Моисея — только Христос. В далеких грядущих столетиях человеческой истории произойдет великая битва со злом, когда сторонники зла будут действовать большей частью черной магией. В том, что сказано здесь, заложено зерно самовоспитания, ведущего к белой магии.

Положение христианства в мире было бы совсем иным, если бы в людях утвердился подобный образ мыслей. И тот, кто открывается воздействию слов, произнесенных Христом в связи с этим чудом выпрямления (Ин., 5), положит начало постепенному формированию в себе такого образа мыслей.

Так Христос сам вступил в миры зла. Достаточно рассмотреть какую‑нибудь из историй, вроде той, что рассказана о Закхее (Лк., 19), чтобы понять суть борьбы, которую ведет Христос. Поначалу о прошлом Закхея вообще не говорится ни слова. Все происходит через откровение сущности Христовой. Но это откровение сущности необоримо. И вот Закхей восстает из своего прошлого благодаря поступку, каким он претворяет это прошлое в благодеяние. То же Христос являет и в историях о прелюбодейке, о великой грешнице, о блудном сыне и во многих других. Живое ощущение Христова обращения со злом необычайно освобождает. Разговоры о «грехе» — дело второстепенное, и часто в них нет никакой нужды.

Там, где мы видим в мире зло, нужно за каждым отдельным злом постоянно видеть весь чудовищный мир зла, с которым надлежит бороться, и со всей ответственностью осознать свое соратничество с добром. Затем, глядя на Христа, можно вызвать в памяти главное, к чему Он призывает: зло должно встречать двойною силой, которая изнутри выпрямляет человека, а само зло преобразует в жизненную энергию. Так мы займем правильное положение в мировой битве. Эту бесконечно величественную черту воли можно развить благодаря нашей медитации.

Если мы намерены принести небо на землю (первое чудо), мы выступаем против мира болезни и преобразуем ее в здоровье (второе чудо), а выступая против мира греха, претворяем его в силу воскресения (третье чудо). Теперь нам навстречу выступает новый мир — мир бедствий (Ин, 6: 1–15).

Поистине благодетельно для нашего времени, что есть у нас и эта история о насыщении Христом пяти тысяч. Ибо собратья наши из глубин бытия вопрошают прежде всего об этом: какое слово есть у вас против наших бедствий? Они страдают от непосредственных житейских бедствий и жаждут почти исключительно их смягчения. И «христиан» упрекают как раз в том, что те совершенно не видят этих жизненных нужд, а если видят, принимают недостаточно всерьез или же, принимая всерьез, располагают для борьбы с ними слишком незначительными средствами. Вот почему очень важно рассмотреть такую историю, как насыщение пяти тысяч. Христос видит бедствия. «Где нам купить хлеба, чтобы накормить?» Он не произносит речей о том, сколь второстепенны земные блага по сравнению с благами небесными. Не осуждает легкомыслия масс, которые не подумали, что надо запастись едой. Не связывает Свою помощь ни с какими условиями. Он помогает. Он видит людей в бедствии и дает им то, в чем они нуждаются, а не только то, что Сам Он считает необходимым.

Если бы люди обрели этот Христов взгляд на людские бедствия, для решения социального вопроса давно было бы сделано все необходимое. Да и сам социальный вопрос, как он стоит сегодня, пожалуй, никогда бы не возник. Ведь это поистине обвинение слепоте и слабости христианства в человеках. Но вправду ли взгляд Христов есть действенное средство против социальных бедствий? Достаточно подумать лишь об одном факте: богатые и бедные в больших городах селятся в разных кварталах. Богатые не могли бы жить так, как они живут, если бы изо дня в день видели вокруг себя бедствия неимущих. Им требуется защита, чтобы не видеть окружающей нищеты. Эгоистом можно быть, только если добровольно ослепишь себя. В этом притворстве заключено глубокое знание об общности человечества. В глубинах своей жизни каждый так связан с другими, что может быть «счастлив» вопреки бедствиям других, только если бессознательно или сознательно прибегает к насильственному самоослеплению.

Вот почему истинно Христово решение: я хочу видеть окружающую нужду!

Этим решением мы объявляем себя сторонниками образа мыслей, согласно которому человек не желает счастья себе, если видит других несчастными. Он возвышается над собственными бедствиями и живет общей нуждою. Это решение окончательно отвергает эгоизм и то христианство, которое готово наделить блаженством лишь отдельных представителей человечества. Люди инстинктивно чувствуют — и это часто их отпугивает, — что им еще не по силам видеть всю меру человеческих бедствий и надо сказать спасибо за то, что всего не видишь, тогда можно жить и помогать. Сколько имеет в себе человек от мира Христова, от «неба», столько и сможет он взять на себя от бедствий нашего мира. И это не «счастье» в сентиментально–мещанском понимании, но горний мир, который жив сам собою и способен раздавать себя и приносить в дар. Человек лишь тогда вживе испытает насущную необходимость медитации, когда ежедневно будет чувствовать, что ему должно укреплять в себе «небо», — иначе он будет побежден землею и ее бедствиями. Тогда можно будет все решительнее ополчаться против этих бедствий и бороться с ними все более широким фронтом.

Так что же именно заповедал Христос людям для оказания помощи в бедствии? Собственно, здесь‑то мы и подступаем к самому трудному в нашем повествовании. Его истолковывали всевозможными тривиальными способами. К примеру, говорили, что мужественная вера в Провидение, с которой Христос позволил народу собраться вокруг Него, пробудила во всех присутствующих чувство братства и беззаботную общительность — и вот этого оказалось довольно! Сколь ни мало подобное объяснение затрагивает суть этой истории, все же оно справедливо, пожалуй, для одной из сторон дела, ведь в социальной жизни людей обстоит так, что в большинстве случаев и не было бы вообще никаких бедствий, если бы руку дающего не удерживали эгоизм и бессердечие, слепая тревога и страх. В Общине христиан мы не раз видели, что в час беды все необходимое всегда оказывалось под рукой, если только доставало мужества признать, что «завтрашний [день] будет заботиться о своем».

Если мы спросим Рудольфа Штайнера — а только он один умел сказать об этих библейских историях необходимое и полезное, — что же, собственно, тогда произошло, в чем необычайность случившегося, пробудившая в людях желание сделать Христа царем, то мы узнаем, что думать здесь нужно не о чудесном умножении хлебов, но об исходящей от Христа жизненной силе, каковою люди насытились. В который раз уже мы приблизились к тайне, что человек способен черпать потребную ему жизненную силу не только из пищи, но и непосредственно из мироздания. Хотя ныне это возможно лишь в определенных пределах, все же такие явления, как Тереза из Коннерсройта, вновь и вновь указывают на подобные факты. Нам кажется, следует совершенно всерьез принимать признания вроде: «Моя пища есть творить волю Пославшего Меня». Что Христос не только насыщался Сам, но мог насытить и других (пусть и в исключительных случаях), с этой точки зрения отнюдь не удивительно.

Однако тут мы вновь приходим к той разновидности помощи, какую нищета с возмущением отвергнет. Нам скажут: вы твердите, что существуют некие духовные предметы, которыми нам следует утолять голод! Но вы же просто прикрываете этим свое желание вновь оставить все материальные блага себе! И хотя вполне справедливо, что для человека, способного питаться из духа, земные блага мало–помалу теряют свою важность и существенность, мы тем не менее не вправе застревать па этом пункте хотя бы и ради самих себя, если хотим жить с нашим временем и оказывать ему помощь. Мы обязаны глубже проникнуть в эту историю.

Христос видел бедствия. Глядя на них и вживе их ощущая, Он пробудил в Себе силу, с помощью которой они могли быть преодолены. Остановимся сначала на этом общем положении. Человек содержит в себе несчетные возможности, а равно и средства, с помощью которых можно одолеть любые бедствия. Он должен только захотеть. Средства присутствуют в его мыслящем духе, в его спасительной сущности. Вселенная — это огромная аптека, где найдутся снадобья для исцеления любого недуга. Человек должен их отыскать. Нам нужно пробудить в себе веру, что Христос сотворит из Себя в нас снадобье от любого бедствия, если только мы вправду воспримем в себя это бедствие, точно так же, как достаточно крепкое человеческое тело вырабатывает в себе средство от всякой болезни. Это, конечно, не панацея от конкретных невзгод с жильем, работой, в браке. Прямо ожидать этого от медитации вовсе не следует. Но у нас будет источник инспирации, из которого нам будет дано все, в чем мы нуждаемся. А это много больше, чем мы видим издалека.

Итак, нам нужно пробудить и укрепить себя для выполнения своих социальных задач, говоря себе в медитации: представь себе человечество, собравшееся там, на горе. Представь себе тысячи умоляющих глаз и бедствующих душ. Поклянись себе на этом образе, что никогда не отведешь глаз ни от какого бедствия человечества, что будешь открыто смотреть на происходящее в человечестве, даже если это причинит боль твоей жизни. Поклянись себе, что примешь все в свою душу, открытую людским бедствиям, думающую о них, борющуюся с ними. Укрепись в вере, что Христос в тебе из Своего существа отыщет средство против бедствий. Осознай, что этот дух есть средоточие инспирации, из которого только и может прийти истинная помощь. Претвори бедствие в любовь. Не в слепую мимолетную любовь, не в тщеславную любовь–подачку, но в духа–спасителя, который лишь растет и крепнет от бушующих вокруг него бед. Тогда ты по–своему совершишь чудо помощи, которое совершил Христос на горе, и обретешь то высочайшее, что ты вообще способен содеять в помощь от бедствий человечества.

Хотя в такой медитации не содержится никаких частных советов, мы безусловно делаем наилучшее из того, что можно сделать для разрешения социальных вопросов. Вокруг этой медитации, по всей вероятности, образуется некое ядро «религиозного социализма», от которого будет исходить удивительная сила социального мировоззрения — бодрость, воодушевление, выносливость. Из него родится великое множество живых инспираций. Возможно, начнется изменение самого христианства, дух Христов глубже овладеет людьми, и борьба с социальными недугами более не станет уделом индивидов с их малыми средствами и группировок с их поверхностными средствами, а будет понята в духе мировой борьбы, которую ведет Христос. Не так, что христианство потеряет себя в той или иной политико–экономической форме сегодняшнего социализма и захиреет ему в угоду, но так, что оно станет живой силой воли во всех событиях борьбы против великих бедствий человечества. Нам нужно большее христианство. Христианство социальное. Христианство, активно выходящее во внешний мир. О нем‑то мы и говорим. В нем присутствует Сам Христос, который желает нашими глазами видеть бедствия человечества и действовать в наших душах, тесня нужду, подавая помощь.