У нее такой вид, что, с какой стороны ни взгляни — кажется, она сидит к тебе спиной. М. вытирает стойку и смотрит на женщину. Она приходит в кофейню каждый вечер уже две недели и заказывает «что-нибудь на ваш вкус». С одинаково непроницаемым лицом она пьет Харар и Маракажу, изысканный Бурбон Сантос и паршивую Либерику. М. не в силах угадать, какой сорт — ее любимый. И за какой столик бы она ни села, он всегда видит только ее спину, то укутанную в шаль, то облитую шелком, то — о боги! — нагую с родинкой между лопаток. Но сегодня — особенный вечер. Сегодня в ее чашке — Чинчимайо, приправленный колдовским порошком.

Колдунья сказала: вот три одинаковых порошка. Если дать деве один, она станет твоей на одну ночь, но наутро не вспомнит ни твоего имени, ни твоего лица. После второго — станет твоей еще на одну ночь, но утром проклянет тебя. И если потом ты ухитришься разыскать ее и в третий раз подсыпать снадобье — проклятие спадет, и полюбит она тебя навеки любовью страстной, верной и чистой, аминь, аминь, аминь. P.S. Все сразу сыпать нельзя.

М. смотрит на спину, прикрытую примятым льном, и чувствует биение крови даже в кончиках пальцев. Женщина допивает кофе и вдруг оборачивается:

— Как называется этот сорт?

— Чинчимайо, сеньора, — говорит М., и тьма летит ему навстречу из ее распахнутых глаз.

Ф. просыпается поздно, распятая в постели тягостной истомой. Она не знает, что было прошлой ночью и в каких мирах ее носили вихри сновидений. Последнее, что ей удается вспомнить, — это чашка кофе с диковатым, звериным ароматом. Чинчимайо, сладкий, как любовь. Ее любимый кофе. Но где она пила его и с кем — увы. Ф. несуетливо плывет по направлению к вечеру, через золотистый полдень, через целые часы блаженного досуга, сквозь гулкий, бронзовый закат, по коридорам тягучего времени. Когда вечерняя прохлада паводком поднимается над мостовой, она выходит на улицу. То и дело закрывая глаза, Ф. принюхивается, надеясь различить в густом воздухе вчерашний запах. А различив, бросается за ним. Запах приводит ее в кофейню, где за стойкой стоит хозяин — грузный, лысоватый, с приклеенной улыбкой под обвислыми усами. И все как будто смутно знакомо — круглые столики, цветные витражи.

— Скажите, у вас есть Чинчимайо? — спрашивает Ф.

Усатый переворачивает улыбку:

— Сожалею, сеньора.

Когда она уходит, М. наливает себе дешевого виски и выпивает залпом, жмурится, трясет усами. Гляди-ка, и впрямь не узнала. В его кармане — оставшиеся два пакетика. Один — для Клары (ее бы можно и без порошка, да денег жаль, и осрамит на всю округу), а второй для той школьницы, что по воскресеньям пьет горячий шоколад.

Ф. сворачивает в переулок. Через пять минут там, в крошечной кофейне без вывески, ей улыбнется К. — настоящей, не приклеенной, улыбкой. Она полюбит его с первого взгляда и навеки любовью страстной, верной и чистой. Она закажет Чинчимайо, а он, солгав, нальет ей Арабику, потому что не захочет, чтобы она уходила. Аминь, аминь, аминь.

* * *

Йоши славен тем, что часто находит на улице разные вещи. Ну наверное, не чаще, чем мы с вами. Но только большинство людей мимо вещей на улице проходят, а он не такой. Он обязательно подойдет, посмотрит, поговорит. Иногда домой приносит. Вот недавно принес исправный телефонный аппарат, из породы «электронный секретарь». Аппарат был как раз нужен, потому что старый совсем из ума выжил. Подключили, работает нормально. А потом я заметила, что, стоит его отсоединить от сети, а потом воткнуть по новой, он начинает так дисплейчиком подмигивать, вроде бегущая строка. WELCOME PASHA.

Пытались мы эту хрень отключить, но ничего не вышло. Не мы же программировали, как это делается, не знаем. И вот каждый раз, когда телефон приветствует загадочного Пашу, у меня внутри что-то поднывать начинает. То ли я такая сентиментальная стала, ну не могу видеть просто эти проявления самурайской верности. Так и хочется сказать электронному секретарю, мол, выкинул тебя Паша, не нужен ты ему больше. Поплачь и забудь. Может, он вообще умер. Нет, салют мальчишу, и все тут! Невольно начинаешь думать: а что, если на такую верность способны нынче только машины?.. Нет, наверное, когда у этого телефона внутри что-то перегорит, он забудет про Пашу и станет самым обычным телефоном. С людьми так же. Они сначала верны, а потом у них внутри что-то перегорает, разве нет?..