Дина сидела в кафе, потягивая фруктовый напиток. Она чувствовала себя разбитой, ей хотелось домой. Мать, казалось, совсем забыла о цели их встречи и предалась воспоминаниям с доктором Джеймсом Уайаттом. По дороге в кафе она успела рассказать Дине, что Джеймс — брат ее близкой подруги, которая умерла. Тот факт, что он оказался в клинике, развеял все сомнения Ханны.

— Джеймс Уайатт никогда не сделает ничего, что могло бы тебе повредить, — говорила Ханна. — Он просто не сможет! В его характере — делать добро, если он все еще тот человек, которым я его помню.

Дина исподтишка изучала Джеймса. Казалось, что он во всем соответствует мнению о нем ее матери.

— Сколько лет прошло, Джеймс! — сказала Ханна.

Он улыбнулся.

— Да, много воды утекло! — теперь они были не в клинике, и он мог вздохнуть свободно. — Как поживает Джерри?

Дина с удивлением взглянула на мать, заметив, как та покраснела.

— Я не знаю, — ответила Ханна. — Очень давно его не видела. Я вышла замуж за человека, которого встретила здесь, в городе. Его зовут Дуглас Кэрри.

— Доброе шотландское имя!

— Он чудесный человек. — Ханна посмотрела на обручальное кольцо на руке Джеймса. — А ты?…

— Не зовут Синтия. Пятнадцать счастливых лет… Она мне помогла закончить медицинский колледж.

— Вы живете в городе?

— Нет, у нас дом в долине Милл. Мы хотели, чтобы наши дети росли как можно ближе к природе. Наш дом в нескольких минутах ходьбы от океана.

— Сколько у вас детей?

— Двое, — он взглянул на Дину. — Намного моложе Дины. Мы поздно начали!

— Дина у меня единственная! — Дина слегка улыбнулась, когда мать потянулась через стол, чтобы коснуться ее руки; в глазах Ханны сияла гордость. — Нам надо как-нибудь встретиться семьями.

Дину от такой перспективы охватил ужас.

— Отличная мысль!

— Можно устроить пикник на берегу или где-нибудь в парке у Золотых Ворот.

Джеймс оглядел Дину; он заметил, как неловко она чувствует себя — плечи опущены, глаза в пол, большой палец скользит вверх и вниз по запотевшему стакану.

— Может, планы воссоединения мы обговорим позже? — мягко сказал он.

Ханна повернулась к Дине, снова протянула руку и успокаивающе сжала ее запястье.

— Прости, дорогая, просто для меня было таким сюрпризом встретить Джеймса после стольких лет! Приятным сюрпризом, — поспешила добавить она.

Что за друзья были у ее матери? — удивлялась Дина. — И кто такой этот Джерри?

— Ты можешь задавать любые вопросы Джеймсу, дорогая. Он будет с тобой предельно откровенен.

Джеймс надеялся, что Дина не станет вдаваться в детали. Обсуждать в подробностях то, что происходит в операционной, — последнее, чего ему сейчас хотелось бы.

Дина подняла глаза и посмотрела куда-то мимо матери и Джеймса Уайатта. Как начать разговор на такую ужасную тему? Ходить вокруг да около или перейти прямо к сути?

Дина надеялась, что мать начнет разговор, но Ханна молча ждала. Она смотрела на Дину с выражением такой печали, что девочке хотелось плакать. Мать, видимо почувствовав, какая внутренняя борьба происходит внутри Дины, снова похлопала ее по руке.

— Все в порядке, дорогая.

— Ты так думаешь? — тихо спросила Дина. Несмотря на все заверения матери, она не была уверена, что этому человеку можно было доверить свою жизнь.

«Господь, можно ли ему довериться?»

Мать повернулась к врачу, который молча ждал.

— Ее изнасиловали, Джеймс. Как ты понимаешь, с тех пор она в ужасном состоянии. Ее помолвка расторгнута, ей пришлось оставить колледж. Вся ее жизнь перевернулась. Ее отец считает… В общем, мы считаем, что аборт — это наилучший выход.

У Джеймса даже перехватило дыхание. «О, Господи», — подумал он. У него из головы не выходила та, другая девушка.

— Когда это произошло?

— В начале января.

Второй триместр… Слишком большой срок для медикаментозного или вакуумного аборта…

— Жаль, что вы раньше не пришли к такому решению.

Дина вскинула голову. Она еще не сказала, что согласна.

Но Джеймс продолжал:

— Врач, который тебя обследовал, не предложил тебе никакого лекарства?

— Предложил, но я отказалась.

Он взглянул на крестик на шее Дины и решил не спрашивать ее о причинах. Лучше не вступать в религиозные споры, это только замутит воду.

— Даже спустя два месяца это была бы очень простая процедура — заняла бы всего пятнадцать минут. Аборт во втором триместре, конечно же, намного сложнее, — он смотрел на Дину, подбирая более мягкие слова. — Я собираюсь предложить тебе инъекцию простагландина, чтобы вызвать схватки и удалить плод.

Джеймс не стал продолжать. Если Дине хочется узнать детали того, как вводится гормон, куда он вводится и что происходит с плодом, ей придется спросить. Хотя она может узнать обо всем во время самой процедуры.

— Риск минимальный, — продолжил Джеймс, заметив, как побледнела Дина, и желая успокоить ее. За пять лет работы он старался заниматься пациентами в первом триместре, оставляя тех, у кого более поздний срок, доктору Франклину. Но поскольку Дина — дочь его хорошей подруги, придется сделать исключение. Он сделает все сам и будет наблюдать за ней после операции — надо быть уверенным, что все прошло нормально.

В памяти всплыла статья о девушке-самоубийце. Почему сейчас это вспомнилось? Почему он никак не может выбросить это из головы?

И почему Ханна так на него смотрит?

Он постарался сосредоточить свое внимание на Дине — помощь была нужна ей.

— Я о тебе позабочусь. Я сделаю все так, как если бы ты была моей собственной дочерью. — Когда Джеймс говорил это, его сердце дрогнуло.

— А что потом? — тихо спросила Ханна.

— Она останется в реанимации час или два. Я буду все время рядом.

— Я имею в виду… потом.

— Только несколько моих пациентов вернулись с осложнениями; осложнения были незначительные, они легко лечились лекарствами. — На его лбу появилась мрачная складка. К несчастью, большинство из них возвратились опять беременными, чаще всего на поздних сроках. Выражение его лица смягчилось, когда он посмотрел на Дину. — Я не хочу, чтобы ты о чём-то беспокоилась, Дина. Это вовсе не так трудно, как, наверно, тебе рассказывали.

Он снова заметил странный взгляд Ханны, как будто она хотела что-то сказать. Она промолчала, но с лица не сходило выражение беспокойства.

Дина знала, что мать уже все решила. Ей хотелось задать множество вопросов, но теперь что-то ей мешало. Мать была напряжена — вот-вот заплачет. Продолжать разговор — значит, причинить ей еще большую боль. И все же Дина колебалась.

То, что она знала умом и сердцем, противоречило тому, что говорил этот человек.

Ханна решила перевести разговор на другую тему.

— Как получилось, что ты стал заниматься этим, Джеймс?

— Из-за Кэролайн, — ответил Джеймс.

— Кэролайн? — явно удивленная, спросила Ханна. Она встретила вопросительный взгляд Дины и объяснила: — Кэролайн — сестра Джеймса. Она была моей лучшей подругой на первом курсе колледжа. — Ханна улыбнулась. — Мы обе были новенькие, так что вместе постигали все тяготы жизни. Кэролайн была красавицей, она с ума сходила по рок-музыке, Джэнис Джоплин и Джимми Хендриксу, она наслаждалась наконец обретенной свободой. Дружба с ней была как дружба с фейерверком. Яркая и красивая — пока горела…

— Пока?…

Ханна кивнула.

— Она умерла в конце весны. Эта смерть всех поразила. Я… в общем, эта потеря была для меня катастрофой. — Слегка нахмурившись, она посмотрела на доктора Уайатта.

— Но я не понимаю! Ты же говорил, что она умерла от аппендицита?

— Она умерла от сепсиса — последствие нелегального аборта.

— Ох, Джеймс…

Дина почувствовала, что мать чуть не плачет.

— Аборт ей сделала какая-то женщина. Как Кэролайн ее нашла, — понятия не имею, да и мои родители не знают. Мама рассказывала, что Кэролайн как-то днем пошла за покупками, вернулась домой бледная и ослабевшая. Легла в постель. Она повторяла, что все будет в порядке, но ей становилось все хуже. Когда они, наконец, вызвали «скорую», было уже поздно…

От этих воспоминаний глаза Джеймса наполнились слезами.

— Именно это заставило меня работать в клинике.

Ханна сидела в молчании.

Джеймс взглянул на Дину.

— Теперь все изменилось. Это легально. Пациент получает лучшую медицинскую помощь. Это простая процедура, проводится врачом в стерильной обстановке, специальным оборудованием. Риск минимальный. Через несколько дней ты будешь уже совсем здорова.

Дина почувствовала в его голосе решительность. Но несмотря на то, что доктор Уайатт представил процедуру такой быстрой и простой, она не могла думать об этом без внутреннего содрогания. Ужас охватывал ее, когда она пыталась представить себе всю эту процедуру!

Внезапно она почувствовала в животе какое-то вспорхнувшее движение и замерла. Через некоторое время почувствовала снова. Всплеск жизни! Ее сердце бешено заколотилось.

— С тобой все в порядке, детка? — спросила мать, хватая ее за руку.

Дине хотелось кричать. «Нет! Я чувствую, как движется ребенок! О, Боже! Как я могу быть „в порядке“ при таких обстоятельствах?! Что же — во время аборта мне придется сконцентрироваться на изнасиловании, которое произвело это дитя? Даже если мне это удастся, как я буду жить потом?!»

— Дина?

Дина взглянула на мать; та смотрела на нее с надеждой. Ханна хотела одного — чтобы все как можно скорее закончилось. Ей хотелось избавиться от проблемы, хотелось избежать новых сражений с папой по поводу моральных принципов и возможных вариантов — хотя, по их мнению, других вариантов и не было!

Дина представила себя в узком загоне: несчастная корова, которую гонят на бойню. Вокруг столпились все те, которых она любит: они тычут в нее оголенными проводами, толкая ее в нужном направлении. К краю смерти. Не ее смерти — но все равно к смерти!

Она снова почувствовала движение ребенка; представила себе его маленькие ручки и ножки. Что он будет чувствовать, когда врач введет ей смертельный гормон?! Неужели ей придется вместе с ним пережить его агонию?

«Боже, как я смогу с этим жить? Боже, Иисус, где Ты сейчас, когда так мне нужен?»

— Прошу прощения, — сказала Дина, вся дрожа. — Мне нужно в туалет.

Сейчас сойдет любой предлог — только бы выйти из этой кабинки и сбежать!

— С тобой все в порядке, детка? Ты плохо выглядишь!

— Просто меня слегка подташнивает. Все будет отлично, мама. — Дина едва дождалась, пока мать встанет и поможет ей выйти из кабинки.

* * *

Ханна проводила взглядом дочь и снова уселась за стол. Она нахмурилась.

— Дина все еще сомневается, — сказала Ханна, почти извиняясь. — Я сама всегда учила ее, что это плохо, — а теперь мы с этим столкнулись. Все время убеждаю ее, что это не ее вина. Если и существует веская причина для аборта — то это именно тот случай!

Насколько легче станет всем, если Дина, наконец, с этим покончит! Тогда они смогут забыть всю эту историю.

— В таких вещах не следует торопиться, — сказал Джеймс.

Ханна подумала, что это ирония судьбы — услышать эти слова именно от него.

— Дина очень красивая девушка, Ханна.

— Да, правда ведь? И она очень хорошая. Дина всегда была для нас такой радостью и никогда не доставляла никакого беспокойства. — Ханна покачала головой, сжала губы, сдерживая слезы. Жизнь несправедлива…

— Прости, что я упомянул Джерри. Я был уверен, что ты выйдешь за него.

— Когда-то я тоже была уверена. — Она нервно засмеялась, опустила голову; пальцы обхватили кружку с кофе. Ханна была растеряна; ее снова мучила старая боль. Воспоминания тянули ее во тьму. Когда Джеймс говорил Дине, что ей не придется страдать от осложнений, Ханне хотелось ему поверить. Может быть, она была единственным пациентом, которому пришлось страдать от этих осложнений долгие годы? Ей хотелось спросить об этом Джеймса… но она не могла. Во всяком случае, не могла, пока Дина сидела рядом. Что бы подумала о ней ее дочь, если бы узнала, что ее мать когда-то пошла на аборт? Перестала бы ее уважать? Наверняка, перестала бы! Она бы просто не поняла свою мать. Как она сможет понять?

Ханна снова вспомнила о Кэролайн — сестре Джеймса. Случай с ней заставил Ханну понять, что и она смертна. Она и еще две их подружки ездили в Насадену на похороны. Именно после этой поездки Ханна поддалась на уговоры Джерри. Они были у него в квартире, слушали новости о Вьетнаме, об атаке в Хью. Именно тогда она отдалась ему. Мир вокруг них взрывался и рушился, и Ханне хотелось ухватить каждую каплю счастья, какую только возможно!

Но все обратилось в пепел…

— Между прочим, я тоже могла кончить свои дни, как Кэролайн. — вырвалось у Ханны прежде, чем она успела подумать. Замолчала, но потом продолжила — теперь Ханна не видела причин скрывать прошлое. Тем более от Джеймса…

Она подняла голову, чтобы видеть его реакцию. Выражение его лица не изменилось — он не осуждал ее. Почему бы и не рассказать ему эту историю? Если кто-нибудь и сможет понять ее, так это Джеймс. Вот Дуглас, например, никогда ее не понимал. Он даже отказывался говорить об этом — а Ханна не могла ничего забыть.

— Я слышала об этой женщине в Лос-Анджелесе, — тихо сказала Ханна. — Одна из девушек в клубе дала мне ее адрес. Я уже собиралась поехать к ней, но Джерри нашел мне врача прямо рядом с Рено. Наверное, я должна быть благодарна за это.

Джеймс ничего не сказал. Он просто наклонился и взял ее за руку — и этого было достаточно.

— Одна из моих подруг довезла меня до дома врача. Как только она уехала, врач посадил меня в машину и увез в пустыню. Я думала, что он все сделает прямо у себя дома, но он отказался. За ним наблюдали люди из католической церкви: он сказал, что ему надо соблюдать осторожность. Не помню, как долго мы ехали, — час, а может быть, больше, хотя мне казалось — целую вечность. Мы уехали очень далеко в пустыню. Я не имела понятия, где мы находимся, но мне было все равно. Я просто хотела, чтобы все побыстрее закончилось.

Она опустила глаза, несколько мгновений молчала, стараясь заглушить боль.

— Там была мусорная свалка за высоким забором. Рядом стоял трейлер, оборудованный как операционная комната. Гинекологическое кресло, инструменты, в общем — все необходимое. И там было довольно чисто.

Джеймс сжал ее руку.

— Тебе повезло.

Ханна подняла голову.

— Ты так думаешь?

Джеймс взглянул и ее наполненные слезами глаза, увидел там боль. В это одно мгновение он как будто глотнул предложенной ему горькой смеси — глотнул и почувствовал, как яд попал ему в кровь.

Ханна грустно улыбнулась.

— Он сделал все, как полагается. Хорошее оборудование, стерильная обстановка. Точно так, как ты объяснял Дине. Но потом было совсем нехорошо, Джеймс.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не могла иметь детей. Когда Дуг и я поженились, я хотела ребенка больше всего на свете — может быть, как возмещение за то, что я сделала. Или, может быть, потому, что я всегда этого хотела. Но каждая беременность заканчивалась выкидышем. Мой гинеколог объяснил мне, что это последствия аборта. И рождение Дины было чудом. — По щекам Ханны текли слезы. — Ты сказал моей дочери, что через несколько дней все будет в порядке. Может быть, Бог даст, так и будет. Но знаешь, Джеймс, в этом замешано что-то большее, чем просто физиология. Прошло двадцать девять лет, а я не могу ничего забыть…

Джеймс чувствовал, как у него сдавило грудь, он не мог говорить. Взглянув Ханне в глаза, он увидел там то же выражение, какое было у бесчисленного числа его пациенток.

Откинувшись слегка назад, Ханна отняла руку, чтобы достать из сумки бумажный платок.

— Извини, — пробормотала она.

Джеймс начал было что-то говорить, но тут подошла официантка.

— Молодая леди просила передать вам это, — она передала Ханне записку. Та быстро развернула ее, прочла и тяжело вздохнула.

— Дина взяла такси и уехала домой. Пишет, что все в порядке и чтобы мы не беспокоились. — Сложив записку, она крепко сжала бумажку в руке. — Девочка всегда думает о своих близких, даже сейчас. — Ханна покачала головой, борясь с нахлынувшими чувствами. Потом подняла голову и взглянула Джеймсу прямо в глаза. — Я не хочу, чтобы моя дочь пережила то же самое, что и я!

— Клянусь, что ей это не грозит.

— Откуда ты знаешь?

— Я врач. Я знаю, что делаю. Тебе придется мне довериться.

А что еще ей остается?

— Я скорее доверюсь тебе, чем кому-либо другому. Я знаю, какой ты заботливый. Помню, как ты проводил выходные, добровольно помогая в больнице.

— Я поклялся, что никогда не позволю ни одной девушке закончить жизнь, как Кэролайн, — если в моих силах будет помочь ей. С тех пор, как разрешение на аборты было принято официально в 1973-м году, оказывать такую помощь стало намного легче.

Ханна испытующе вглядывалась в его лицо, чувствуя, что за этой горячностью скрывается что-то еще. И вдруг она поняла!

— Ты знал о том, что Кэролайн беременна?

Джеймс отодвинул кружку с кофе.

— Да.

— И она просила у тебя помощи, не так ли?

Джеймса душило чувство вины, он не мог отвечать. Кэролайн тогда пришла к нему в отчаянии, умоляя. Джеймс работал в больнице, он имел доступ к инструментам и лекарствам. Он знал анатомию. В конце концов, он ее брат! Н должен был ей помочь!

И все же он отказался.

Они долго спорили. Кэролайн обвиняла его в самоправедности, кричала, что он не имеет права ее судить. Он в ответ называл ее эгоисткой, гедонисткой, распущенной девчонкой. О последствиях надо было думать до того, как трахаться с кем попало! Он устал быть ее старшим братом и постоянно вытаскивать ее из супа, в который она все время норовила попасть. И он не собирается рисковать своим будущим, делая нелегальные аборты или же пытаясь убедить какого-нибудь врача в психологической необходимости подобного вмешательства. И вообще, ей давно пора вырасти!

Вместо этого Кэролайн умерла…

Вместе с ней в могилу закопали и какую-то часть Джеймса. Оставшееся в живых существо было обречено всю жизнь бороться с чувством вины.

Когда аборты узаконили, Джеймс лишился последних оправданий в том, чтобы не помогать другим — таким же, как Кэролайн. Он обсудил это с Синтией, надеясь только наполовину, что она поддержит его решение. Но жена полностью поняла его чувства, восторгалась его состраданием. Вдобавок это занятие приносило неплохой доход. Казалось, что сам Бог послал такой подарок, чтобы они, наконец, могли выбраться из огромных долгов, которые он набрал, пока обучался на врача и работал интерном. К тому же удастся купить дом, где их дети смогут расти в безопасности.

«О, Боже, да существует ли еще такая вещь, как безопасность?»

Ханна видела мучение, написанное на его лице. Ей было жаль, что она разбередила его старые раны.

— Мне жаль, Джеймс, мне так жаль.

— Это было очень давно, — ответил он; хотя боль была такой сильной, как будто все случилось вчера. — Давай лучше поговорим о Дине. Мне кажется, ей будет легче, если операция пройдет в обычной больнице. Как ты на это смотришь?

— Может, ты и прав.

— К примеру, в Центральной поликлинике. У них есть все необходимое оборудование, и они принимают таких пациентов.

— Но больница обойдется нам намного дороже.

— Не беспокойся об этом. Я оформлю случай так, что страховка покроет все расходы.

* * *

Дина поднималась по ступенькам дома, когда ее окликнул почтальон. Она обернулась и с улыбкой ответила на его приветствие; потом взяла у него целую пачку писем и журналов. Почтальон отсалютовал ей, приложив руку к фуражке, пожелал хорошего дня и пошел по дорожке к калитке.

Сняв с пачки резиновую ленту, Дина просмотрела конверты, надеясь найти письмо от Этана. Она нашла только один конверт, адресованный ей, — без обратного адреса. Почерк был не Этана.

Открыв ключом дверь, она положила письма на стол в прихожей и вскрыла конверт. Это была короткая записка от Джо. Он спрашивал, как у нее дела; знает ли она о том, что может позвонить ему в любое время? Он о ней беспокоится: он планирует уехать на Запад сразу же после окончания колледжа; надеется, что она не будет против, если он заглянет к ней в гости. «Постарайся никуда не уходить пятнадцатого июня — я буду где-то поблизости». И еще он добавил, что молится за нее.

Дина сунула записку обратно в конверт. Джо ничего не писал об Этане, и это Дину удивило. Хотя, конечно, Этан и Джо — близкие друзья. Наверное, Этан начал новую жизнь, наверное, уже с кем-нибудь встречается. Вокруг него всегда увивались девушки — целые стайки хороших чистых девушек, с внешностью картинных красоток, ищущих хорошего богобоязненного мужа.

Эти мысли причиняли ей боль. Когда-нибудь он женится на красивой неиспорченной девушке, которая станет ему хорошим помощником. Из которой он сможет вылепить такую жену, какая ему нужна.

«А как же я, Господь? Какое будущее ждет меня?»

— Дина?

Она испуганно вскинула голову.

— Бабушка! — Улыбаясь сквозь слезы, она бросилась к Эви. Когда Дина подъехала к дому на такси, то заметила у дома машину, но не придала этому значения. Наверное, если бы она пригляделась, то увидела бы номера штата Орегон.

— Я уже час, как приехала. Хорошо, что в прошлом году твоя мама дала мне ключ. Иначе мне пришлось бы дожидаться на заправочной станции, пока вы вернетесь домой.

— А я и не знала, что ты собираешься приехать!

— Ну, конечно, я должна была приехать! Как только я узнала, что ты дома — и что с тобой произошло, — ничто меня не могло удержать.

Дина отодвинулась, посмотрела на бабушку. Ее лицо вспыхнуло.

— Мама тебе позвонила?

— Вообще-то это я звонила ей. Почувствовала, что у вас что-то не в порядке, и заставила ее все рассказать.

Эви коснулась щеки своей внучки. Она видела намного больше, чем девочка хотела ей показать.

— Все будет в порядке — я для этого и приехала.

Бабушка — спасатель! Дина чувствовала, что ее со всех сторон окружают.

Она выдавила из себя улыбку.

— Мама не должна была тебе говорить.

— Почему же? В таких ситуациях семья должна держаться вместе! — Она обняла Дину за талию. — Давай поговорим в гостиной — я только что заварила кофе. Ты ела что-нибудь?

— Я не очень голодна.

— Я могу приготовить сэндвичи с рыбой — ты же их всегда любила. Или тебя сейчас тошнит?

— Немного.

— Твоя мама всегда держит наготове куриный суп. Я могу для тебя его разогреть. Давай, садись за стол, и мы поболтаем, пока я все приготовлю. А где твоя мать?

— Мы встретили ее старого друга, сейчас они вместе пьют кофе. — Наверное, они говорят о том, как решить ее проблему. Дина устроилась за столом и уставилась на конверт, зажатый в ладони. Надо обязательно ответить Джо, написать ему, что все в порядке и ему не надо беспокоиться. Если она скажет ему по телефону, Джо поймет, что это все неправда. А Дина не хотела, чтобы до Этана дошли слухи о том, что ее жизнь превратилась в пепел.

— Письмо от Этана?

— Нет. — У Дины сдавило горло. — Просто от друга. — Она опять выдавила из себя улыбку, пытаясь воссоздать атмосферу нормальной обыденности. — Ну и как там дела в Орегоне, бабушка? Вы с Глэдис все еще добрые друзья?

Эви закрыла дверцу буфета, она держала в руках банку консервированного супа.

— Конечно, мы всегда держим связь. Я как раз позвонила ей прямо перед твоим приходом. Она уже думала, что я умерла где-то по дороге или меня похитили. Иногда она бывает страшной занудой! — Эви открывала одну за другой дверцы кухонного шкафа, пока, наконец, не нашла вилки, ложки и кружки. — Твоя мама опять все переложила.

— Она в тебя пошла! — Дина слушала, как жужжит электрический консервный нож. — Ты все еще активистка в своей церкви?

— Президент женского служения! — ответила Эви, выливая куриный суп в миску и добавляя воды из-под крана. — Но теперь-то уж точно это мой последний срок на этой должности. — Она размешала суп, поставила миску в микроволновую печку, установила таймер на три минуты.

— То же самое ты говорила несколько лет назад.

— Да, но на этот раз я действительно это имею в виду. Им нужна свежая струя — а я уже вся выжата. — «И мое время вышло…»

Дина внимательно, изучающе посмотрела на нее. Бабушка была похожа на эльфа — всегда в движении, всегда находит себе занятие. Просто сгусток энергии, но очень хорошо организованной. Дина ею восхищалась. Сейчас она смотрела, как Эви отбивает пальцами дробь по стойке в ожидании, пока отключится микроволновка. Она выглядела постаревшей, похудевшей, в волосах появилось больше седины.

— А ты хорошо себя чувствуешь, бабушка?

Эви искоса взглянула на нее, удивленная таким вопросом. Она уже почти забыла, как хорошо развита у Дины интуиция. Внучка всегда чувствовала состояние людей и заботилась о них.

— Все нормально.

Дзинь…

Эви открыла микроволновку и достала дымящуюся миску с супом.

— Если, конечно, не считать артрита, ревматизма, запоров, слабого зрения и вросших ногтей на ногах, то я еще очень даже ничего!

Дина расхохоталась.

Эви поставила перед внучкой миску с супом и уселась.

— Ешь свой суп, — она снова застучала пальцами по столу. — Тебе надо хорошо за собой следить, Дина. Теперь ты заботишься не только о себе.

* * *

Ханна увидела машину своей матери, как только подъехала к дому. Охваченная противоречивыми чувствами облегчения и разочарования, она нажала кнопку на пульте и завела машину в гараж. Вошла на кухню; Эви мыла посуду.

— А где Дина?

— Поднялась к себе, чтобы вздремнуть. — Мать поставила кружку в посудомоечную машину. — Она выглядит совсем измотанной.

— Неудивительно. — Ханна бросила сумку на стол, обняла свою мать. — Ох, мама, — вздохнула она. — Я так рада, что ты приехала!

Эви прижала к себе дочь, похлопывая ее по спине. Она успела заметить темные круги под глазами у Ханны, как только та вошла в дверь. Когда возникали какие-то проблемы, у Ханны всегда был изможденный вид. Эви точно знала, что ее дочь не спит по ночам.

— Во сколько Дуглас возвращается домой?

— Около шести. — Ханна слегка отодвинулась от матери. — Как насчет фруктового вина?

— Не помешает!

Ханна достала из шкафа два бокала, а из холодильника — бутылку холодного орегонского черносмородинного бальзама. Она заметила, как улыбнулась Эви.

— Да, это та самая бутылка, которую ты привезла нам на Рождество. Я ее припрятала.

— Я не додумалась, надо было привезти еще пару бутылок.

— Хочешь меня споить?

— Хм, не думаю, что у меня есть шанс на успех в этом деле.

Они прошли в гостиную. Ханна поставила свой бокал и зажгла газовый камин. Пляшущие языки пламени всегда помогали ей почувствовать себя дома. А сейчас ей очень хотелось хоть немного комфорта.

— Ты уже разобрала вещи?

— Нет еще, я оставила их в машине. Принесу попозже. — Она наблюдала, как Ханна трет лоб. — Ну, и что произошло с тех пор, как мы с тобой поговорили?

— Да ничего. Дина все никак не решится. Сегодня я водила ее в клинику…

— В какую клинику?

— Ты знаешь, в какую, мама! Неужели обязательно все говорить?

— Надеюсь, ты не заставляешь ее идти на аборт?

— Я не заставляю — это Дуглас настаивает.

— Не ему принимать решение!

— Ну и скажи ему сама! Дина — его дочь, она живет и его доме. Он платит по счетам. Это ему придется зарабатывать деньги, чтобы содержать ее ребенка. И почему она должна рожать, объясни мне, мама? Ведь ее изнасиловали! Кто знает, что за существо появится на свет?

— Ты прекрасно знаешь, что такое аборт!

— Не говори об этом, мама…

— Нет, буду! Ты же сама через это прошла!

— Я не хочу об этом говорить! У меня был ужасный день, а вечер будет еще хуже. Все, чего я хочу, — это выпить вот этот бокал вина и поговорить о чем-нибудь приятном. Можем мы это сделать? Пожалуйста?

Эви тяжело вздохнула и больше ничего не сказала. У нее еще будет время, когда Дуглас вернется домой. Тогда уж она выскажет все, что думает, — и она молила Бога, чтобы дети ее выслушали.

* * *

Дина проснулась только однажды, когда зашла мать и спросила, не хочет ли она спуститься вниз к ужину. Измученная и подавленная, она отказалась.

— Я поем позже, мама.

— Хорошо, солнышко, — сказала Ханна, поправляя одеяло и целуя дочь. Когда Ханна сошла вниз, ее мать накрывала на стол, Дуглас сидел в гостиной и смотрел новости. Он уже переоделся и свои потертые джинсы, майку и шлепанцы. Несмотря на расслабленную позу, Ханна почувствовала, что он напряжен, как свернутая пружина, и готов к удару при первой же провокации. С тех пор, как Дуглас вернулся домой, они обменялись всего несколькими словами.

— Ты управилась с этим делом? — спросил он ее.

— Я пыталась.

— Это ты пригласила свою мать?

— Вроде того.

Он посмотрел на нее, прищурившись, давая тем самым понять, что он ей не верит. Его лицо напряглось. Он встал, прошел мимо нее, поднялся наверх, держа в руке портфель.

Глядя на него, Ханна поняла, что он не сложил оружие.

В ее голове звучал целый хор голосов, которые пробуждали в ней воспоминания. Каждое оскорбление, произнесенное Дугласом когда-либо, прокручивалось в голове снова и снова. Ханна наполнялась жалостью к себе; вместе с жалостью поднимался кипящий гнев, в котором растворялись ее любовь, терпение и доброта. Она держала себя в руках из последних сил.

Уселись вместе за большой стол; в молчании ели приправленное специями мясо, картофельное пюре и тушеную морковь, которые приготовила Ханна. Дуг любил острую пищу. Ханна смотрела, как он приправляет мясо мексиканским соусом, и чувствовала, как температура в комнате все больше поднимается. Он даже не попробовал мясо, прежде чем добавить еще больше специй…

То, что происходило между Дугласом и Ханной, очень огорчало Эви. Она очень хорошо помнила такие же вечера в первые годы их брака. Ледяное молчание. Напряжение. Тогда ей казалось, что это из-за того, что приезжают они с Фрэнком. Только недавно Ханна рассказала ей всю историю про Джерри; тогда Эви начала понимать, что омрачает семейную жизнь ее дочери.

Конечно же, у нее были и свои секреты. Может, если она расскажет о них, то поможет этим двоим, наконец, смириться с их прошлым — и с будущим… Или, напротив, это будет подобно ящику Пандоры? (Пандора — согласно греческой мифологии, любопытная женщина, открывшая ящик со всеми несчастьями на земле. — Прим. ред.)

Дуг быстро закончил ужин, извинился и встал из-за стола. Ханна еще больше напряглась, когда услышала, что он снова включил телевизор, — на этот раз бокс. Самый подходящий к моменту вид спорта! Жаль, что сегодня вечером не показывают хоккей! Или еще бы включил один из этих ужасных фильмов о войне, которые он так любит! Дуглас уверял, что такое кино его расслабляет. Как могут расслаблять картины, полные взрывов и крови?!

Ханна с грохотом собрала тарелки и потащила их в кухню.

— Я сама все сделаю, мама. Присядь и отдохни.

Но Эви хотелось чем-нибудь заняться. Она взяла на кухне губку, вернулась к столу, чтобы его протереть, поставить в центр цветы, расставить по местам стулья.

Они сидели в гостиной — отдельные острова, каждый со своим собственным ураганом. Дуглас уставился в телевизор. Ханна ерзала на своем месте. Эви порылась в своей дорожной сумке и достала оттуда шитье. Она готовила им подарок к Рождеству — расшитую наволочку.

Все молчали. Их общая проблема была как розовый слон посреди комнаты, который трубил и крушил все вокруг, — а они притворялись, что его там нет, обходя его на цыпочках.

— Нам надо поговорить, — в конце концов сказала Ханна.

Дуглас уставился на нее.

— Мы уже поговорили.

— Нет, мы еще ничего не обсудили.

Он показал глазами на Эви.

— Мама все знает.

— Мне следовало догадаться. Не хочу вас обидеть, Эви, но это наше дело.

Эви закрепила иголку и положила шитье на колени.

Ханна скривилась, чувствуя, как в комнате нарастает напряжение. Наверное, такая же атмосфера была в Помпеях перед тем, как взорвался Везувий. Что бы она сейчас ни сказала, Дуглас бросится в атаку. Лучше уж она примет удар на себя, чем он достанется ее матери.

— И все же мы должны поговорить.

Дуглас сверкнул глазами.

— О чем еще тут можно говорить?

Ханна шумно выдохнула. Это было похоже на Дугласа — свалить все на нее. Разбирайся с этим, Ханна, а меня не беспокой!

— Я сегодня говорила с врачом. — Ханна не осмелилась рассказать Дугласу, что Джеймса Уайатта она знала еще в колледже. У мужа сразу возникнут разные предположения. Он, пожалуй, решит, что она и с Джеймсом спала. — Врач сказал, что может принять Дину в Центральную поликлинику и там сделать операцию. Она останется там до вечера, а он будет за ней наблюдать.

— Когда?

— Завтра днем.

— Ну вот, все и решилось. А что ты хочешь от меня?

Ханну начало трясти. Ей хотелось заорать, наброситься на него! Но она взяла себя в руки.

— Дина должна согласиться — я не могу тащить ее туда насильно.

Тут он все же повернулся к жене. Глаза у него горели.

— Я и не говорил, чтобы ты тащила ее туда! Разве я говорил такое? Нет. Просто просил помочь ей принять решение.

— То есть ты имел в виду, что уговаривать ее — это мое дело?

— В таких делах ты разбираешься лучше, чем я.

«О, Боже! Все начинается снова!»

Дуглас отвернулся и уставился в телевизор.

Ханна сидела молча, все больше погружаясь в свою боль и обиду. Иногда она его почти ненавидела!

Эви смотрела куда-то между ними, ей хотелось плакать. Она думала о том, что здесь есть и ее вина. Может, это она посеяла дурное семя, даже не догадываясь о последствиях, которые придется расхлебывать следующим поколениям? В то время ей казалось, что Ханна слишком молода, чтобы ей что-то рассказывать; но, видимо, дочь каким-то образом впитала и взрастила в себе это семя печали.

Эви швырнула свое шитье в дорожную сумку, тихо встала и выключила телевизор.

— Мама!

— Что вы делаете? — разгневанно воскликнул Дуглас.

Эви не боялась стать мишенью его гнева. Пусть лучше они объединятся против нее, чем будут грызться друг с другом.

— Не позволяйте Дине делать аборт, — просто сказала она, готовая к сражению.

— Мама! — сказала Ханна, уверенная, что сейчас мать выступит с обвинительной речью в защиту нерожденных детей.

Эви заметила, как сузились глаза Дугласа и как дергается его щека.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — сказала она и вернулась на свое место. Эви старалась говорить спокойно, хотя ей хотелось заорать; сказать им, что она старше, мудрее и знает о жизни больше, чем все они вместе взятые.

— Положение Дины никак не связано с тем, что думаете вы или кто-нибудь другой, — размеренно сказал Дуглас; в глазах пылал гнев.

— Ты знаешь, что я думаю об этой проблеме, но ты не знаешь, почему я так думаю.

— Это не имеет значения.

— Она — моя внучка, и я ее люблю.

— Она — моя дочь! Вы думаете, что я ее не люблю?

— Знаю, что любишь. Ты любишь ее больше своей собственной жизни. Все, чего я прошу, — выслушать меня. — Эви подвинулась вперед, руки сомкнуты на коленях, голова наклонена. Это будет труднее, чем она предполагала.

— Долгие годы я носила это в своем сердце, но теперь, кажется, пришло время рассказать вам все — хочу я этого или нет.

Дуглас, скрипя зубами, смотрел то на нее, то на Ханну. Видно было, что он из последних сил старается сдерживаться. Он медленно выдохнул, как будто стараясь расслабить свои мышцы.

Хорошо. По крайней мере, он старается. Эви знала, что зять восхищается ее мужеством, но также знала — это не означает, что он примет ее мнение во внимание. Она была уверена, что Дуглас считает, что он и так уже знает все, что она хочет им сказать. Он прекрасно знал, что Эви принадлежит к фундаменталистской церкви. Ее обтрепанная и потертая Библия и сейчас лежала рядом с ней; из книги выглядывали полдюжины закладок, которые, как наверное думает Дуглас, отмечали все стихи, подходящие к ее гневной проповеди. Но как раз проповедовать она и не собиралась!

За первые несколько лет, которые были женаты Дуглас и ее дочь, Эви научилась не вмешиваться в их личную жизнь. Фрэнку — бывшему руководителю — было труднее этому научиться, так как он привык всем управлять. Так что от его вмешательства Дугласа спасало только расстояние и слабое здоровье тестя. Фрэнк и раньше видел свою дочь обиженной; он бы не допустил, чтобы это повторилось снова. Еще одно напоминание о прошлом…

Эви заметила, как закрылся Дуглас. Услышит ли он хоть слово из того, что она собирается им сказать? Как бы то ни было, она решила рискнуть.

— До того, как я и Фрэнк поженились, у меня был туберкулез.

— Мы знаем об этом, мама…

— И после того, как ты родилась, у меня был рецидив, — продолжала Эви. Она заметила, что Ханна готова прервать ее, чтобы избежать неприятной темы и не раздражать еще больше Дугласа. — Врач собирался отправить меня в санаторий, но Фрэнк настоял, чтобы я осталась дома. Он хотел, чтобы я была рядом; да и мне это было очень нужно. Тебе было три года, Ханна, твоему брату — шесть, и меня совсем не радовала перспектива оставить вас на долгих шесть месяцев. Твой отец заказал больничную кровать; мы не позволяли детям входить в мою комнату. Бабушка приносила тебя на руках к дверям моей комнаты, оттуда ты говорила мне «доброе утро» и «спокойной ночи». Иногда мы разрешали тебе сидеть на стульчике в дверях — так, чтобы я могла с тобой разговаривать. Ты просто разбивала мое сердце, Ханна. Снова и снова ты спрашивала меня, почему нельзя войти ко мне в комнату и повозиться со мной так, как ты это любила делать прежде. Ты ведь не понимала, что такое туберкулез или инфекция. — Эви посмотрела на свою взрослую дочь, зная, что несмотря на все объяснения та чувствовала себя отверженной. — Мне было так трудно отказывать себе в желании брать тебя на руки и целовать тебя.

Ее горло сжалось: она вспомнила, как больно было ей, когда приходилось отгонять от себя детей. Даже понимание того, что ее собственная мать ухаживает за детьми, следит за ними, не облегчало эту боль от долгих месяцев разлуки с ними. Как же разрушительно все это повлияло на их дальнейшую совместную жизнь!

Эви знала, что отклоняется от темы. По выражению лиц Ханны и Дугласа она видела, что они совсем не понимают, к чему она клонит. Теперь ей надо было собрать всю свою смелость и силу.

«О, Господь, помоги мне!»

Эви думала, что знает, как это сказать. Ведь она столько раз прокручивала каждое слово из этой речи во время долгого пути из Орегона. А теперь, когда нужно, она не могла вспомнить ни одного из них!

Эви глубоко вздохнула.

— Я забеременела.

— Папа рассказывал мне, — сказала Ханна, пытаясь помочь матери; она боялась даже думать о том, к чему Эви ведет этот разговор и какова будет реакция Дугласа.

Эви боролась со слезами. Странно, что время не вылечивает такие раны.

— Да, я помню. В тот вечер, когда у тебя в первый раз случился выкидыш, папа рассказал тебе, что мы тоже потеряли одного ребенка. Он поделился этим, чтобы вы знали — мы вас понимаем и разделяем с вами горе. Но дело в том… — Эви перевела взгляд с Ханны на Дугласа, — это был не выкидыш. Мне сделали терапевтический аборт.

Дуглас уставился на нее, он явно был удивлен; выражение на лице ее дочери расшифровать было невозможно.

Эви поспешила заполнить напряженную тишину. Ей хотелось скорее со всем покончить.

— Врач сказал твоему отцу, что я не переживу еще одни роды. Фрэнк ему поверил. Я говорила ему, что могу выносить ребенка, но не смогла его убедить. Он боялся, что я на самом деле не выдержу, и он останется вдовцом с тремя маленькими детьми. Он говорил мне, что не хочет рисковать мной. Да простит меня Бог, но я послушалась мужа! Я позволила врачу отвезти меня в больницу, мы с отцом подписали все бумаги — и все было кончено.

Эви сквозь слезы смотрела на Ханну.

— Я была уже на пятом месяце, это был мальчик. Если бы твой брат остался жить, ему бы сейчас было сорок шесть лет. Дуглас долго смотрел на нее, потом покачал головой.

— Вы сделали то, что должны были сделать, Эви. Фрэнк был прав.

— Нет, не прав, Дуглас. Хуже того, он знал об этом — хотя никогда вслух об этом не говорил. Может, если бы мы вместе все обговорили, это бы нам помогло. За все годы, что мы прожили с Фрэнком, мы ни разу об этом так и не заговорили. Несколько долгих лет после этого случая я испытывала боль и гнев, а он просто хотел все забыть. Был один период, когда я даже хотела от него уйти. Ты помнишь это время, Ханна. Тебе было лет шесть, когда все утряслось. Бабушка уехала домой, мы продали старый дом, начали строить новый. Постепенно нам удалось похоронить воспоминания о том, что мы сделали, — и жизнь продолжалась.

Эви заметила, как Дуглас исподтишка наблюдает за Ханной; он хотел понять, как она воспринимает эту информацию. Ханна была бледна, в глазах блестели слезы.

— Некоторые воспоминания нельзя похоронить. Как бы ты ни старался. — Эви взглянула на Дугласа. — Фрэнк заговорил об этом снова только перед смертью. Он так и не смог избавиться от этих мыслей — во всяком случае, не больше, чем я. — Она остановилась, борясь со слезами, которые были готовы хлынуть из глаз.

Ханна не могла сказать ни слова, в горле был ком.

Прежде чем Эви смогла снова заговорить, прошло какое-то время.

— Вы молились о том, чтобы родилась Дина, и Бог дал ее вам. Вы вместе, с помощью Господа, вырастили ее. Вы, так же как и я, знаете ее нежное сердце. И неужели вы в самом деле думаете, что она сможет пойти на аборт и не страдать от этого потом всю свою жизнь?

Дуглас сжал кулаки.

— Дина сильная.

— Она сломается.

— Ее уже сломали! И она сломается еще больше, если родит. Она даже не видела лица того человека! О чем вы говорите, ради Бога!

— Ты считаешь, что новым насилием можно уничтожить старое?

Несколько мгновений он молчал, стараясь снова совладать с собой.

— С Диной все будет не так, как с вами. Мы об этом позаботимся! Все будет легально, ей не причинят никакой опасности!

У Ханны внутри все задрожало, как будто в сердце вонзилась стрела.

Эви почувствовала, как в ней нарастает гнев; она постаралась избавиться от него с помощью холодной логики.

— Мне делали аборт легально. И он был безопасным. Операцию сделали в больнице врачи, им помогали несколько медсестер. И все же, Дуглас, вот, что я тебе скажу, — это было насилие надо мной, насилие, которого я никогда не смогу забыть. А я по характеру намного тверже и сильнее, чем Дина.

— И вы считаете, что рождение ребенка от насильника — это не еще большая травма?

— Рождение ребенка естественно.

— Естественно?! Ребенок, которого она носит, — все, что угодно, только не естественный!

— Следовательно, надо принести ребенка в жертву за то, что сделал его отец?

Горящие глаза Дугласа встретили ее взгляд.

— Я не хочу и слышать об этом ребенке! Я не намерен вступать с вами в философские или теологические споры! Все решено! Она должна сделать аборт, и она это сделает! Мы не позволим, чтобы жизнь нашей дочери разрушилась из-за какого-то ублюдка! И разговор на этом закончен!

Эви посмотрела на свою дочь, ища поддержки.

— Дуг… — сказала Ханна.

Он взглянул на жену; Эви поняла: он считает, что его предали.

— Я сказал — нет! Сегодня ты возила ее в клинику. Почему вы просто не покончили с этим?

— Потому, что Дина не могла решить, хочет ли она этого.

— Ты должна была помочь ей решить. Сделать это полегче для нее. У тебя же есть опыт!

— Именно от этого опыта она до сих пор мучается, — сказала Эви. Ее злило, что после стольких лет совместной жизни он осмеливается бросать в лицо Ханне все те же обвинения. — Неужели ты до сих пор этого не понял? Что еще должно произойти, чтобы до тебя, наконец, дошло? — Наберется он когда-нибудь мужества, чтобы простить ее?

Ведь Ханна была ему хорошей, любящей и верной женой. Как долго ей еще придется расплачиваться за грех, который она совершила прежде, чем узнала о существовании Дугласа Кэрри в этом мире?!

Вот теперь Дуглас обрушил весь гнев на Эви!

— Не вмешивайтесь! Это не ваше дело!

— Нет, мое! Дина моя внучка! И вот, что я собираюсь сделать, — подняться наверх, собрать ее вещи и забрать ее из этого дома!

Он приподнялся в кресле.

— Вы можете собрать вещи! И убираться из этого дома! Но нашу дочь вы с собой не возьмете!

— Прекратите! — бледная и расстроенная Ханна схватилась руками за голову. — Прекратите, наконец, вы оба! — Уткнувшись лицом в колени, она разрыдалась.

* * *

Дина сидела на ступеньках, прижавшись лбом к коленкам. Она слышала, как люди, которых она любила больше всего на свете, старались как можно больнее ранить друг друга.

И все из-за нее…

Она никогда не слышала этой истории от своей матери. Теперь, когда Дина все узнала, она чувствовала себя вдвойне покинутой. Как могла Ханна держать ее за руку и уговаривать пойти на аборт, когда сама все еще так страдала от этого?

Теперь они говорили тише; все старые раны уже раскрылись. Но Дина все равно могла слышать их голоса — все еще напряженные и гневные, хотя и более сдержанные. Наверное, боятся, что могут ее разбудить.

«О, Боже, я не хотела, чтобы из-за меня произошло такое!»

Дина слушала, как отец диктует, что, по его мнению, должна сделать дочь, бабушка спорит с ним, а мать, которая обычно пыталась всех примирить, изливает на обоих свои гнев и боль.

Дина подняла голову, по щекам текли слезы. Она не может оставаться здесь! Если она останется, то станет камнем преткновения для всех троих. Как бы она пи поступила, она причинит боль хотя бы одному из них. Если Дина избавится от ребенка, больно будет бабушке. Если же нет — отец выгонит ее из дома. А мать будет страдать в любом случае; она окажется между двух огней, растерянная и страдающая от боли.

«Боже! Что мне делать? Купить еще один пузырек с таблетками? Или броситься с моста Золотых Ворот?»

Она вспомнила о Джо. Он сказал: «Я этого не переживу. Никогда».

Перед ее глазами всплыло его лицо, искреннее и решительное.

Ее родители тоже этого не переживут, как и ее бабушка. Как бы плохо Дина себя не чувствовала, она не имеет права выбрать такой путь, кажущийся ей сейчас таким легким. Она слишком их всех любит…

«Что еще можно сделать, Господь? Как мне поступить?»

Она услышала шепот. Место из Писания, которое она выучила очень давно, всплыло в ее разуме.

«ВЫЙДИ ОТ НИХ И ОТДЕЛИСЬ, — ГОВОРИТ ГОСПОДЬ».

Снизу все еще доносились гневные голоса. Дина знала, что ей надо отсюда уйти. Даже несмотря на то, что она не знала, куда идти и как она будет жить.

«Выйди от них и отделись!» Она должна уйти…

* * *

Верный своему слову, Джо Гильерно стоял перед дверью около полудня пятнадцатого июня. Была суббота.

Он протянул руку к дверному звонку, сердце бешено стучало. Джо услышал, как кто-то идет к двери. Он глубоко вздохнул, надеясь, что это Дина. Но это была не она. Дверь распахнулась, он увидел мать Дины. Об этом было легко догадаться — они были очень похожи.

— Здравствуйте, миссис Кэрри. Я Джо. Джо Гильерно. Я друг Дины, она меня ждет.

Ханну удивила его внешность. Она вспомнила, что Дина говорила о нем. «Он совсем не похож на Этана, мама. Он просто хороший парень».

Ханне пришлось согласиться, что Джо Гильерно совсем не похож на Этана. Он был выше, шире, темнее, с более грубыми чертами лица. Он не носил застегнутой до последней пуговицы рубашки, строгого галстука в тон и элегантного пиджака; да и парикмахерскую в последний раз, видимо, посещал очень давно. На нем были потертые джинсы, белая футболка и кожаная куртка, а вьющиеся темные волосы опускались на воротник. «Как его только держали в КНЖ?» — мелькнуло в голове у Ханны.

Джо слегка улыбнулся, как бы прочитав ее мысли.

Ханна покраснела.

— Ох, простите. — Так значит, именно этот молодой человек присылал по письму каждую неделю. Кучка нераспечатанных конвертов лежала на тумбочке около кровати Дины.

— Входите, пожалуйста, Джо.

— Ну, как она? — спросил он, входя в прихожую и бросая взгляд в сторону лестницы, надеясь увидеть Дину.

— Ее здесь нет.

— А… — произнес Джо, даже не пытаясь скрыть своего разочарования. — А скоро она вернется? — Может, она избегает его? В голове сразу всплыли тысячи причин, почему она могла не желать встречи с ним. А может, она уже сделала аборт?…

— Я не знаю.

Он взглянул на Ханну и слегка нахмурился.

— Она уехала три недели назад, Джо. Ушла среди ночи, и мы не знаем, где она может быть. — Ханна отвела глаза. — Почему бы нам не пройти в гостиную? Дуглас дома, я уверена, он захочет с вами поговорить.

Джо прошел за Ханной в гостиную. Там он увидел человека, в котором узнал Дининого отца. Дуглас развалился в кресле, глядя в телевизор. Транслировали бейсбольный матч. Один из игроков только что сделал потрясающий маневр, но Дуглас не проявлял к игре особого интереса.

— Дуг? Это Джо, Джо Гильерно. Друг Дины.

Дуглас взглянул на молодого человека. Его так же, как и Ханну, поразила внешность Джо. Он напомнил Дугласу парня из телесериала, где бессмертные герои все время сражались на мечах: такой же крутой и готовый на все. Дуглас встал и протянул руку.

Пожатие Джо Гильерно было крепким, он смотрел прямо в глаза.

Дуглас кивнул:

— Приятно видеть вас, Джо. Присаживайтесь.

— Я принесу кофе, — сказала Ханна и ушла на кухню.

Дуглас опять погрузился в свое кресло, он не мог найти подходящих слов. Снова уставился в телевизор.

— Как я понимаю, вы не фанат бейсбола, — с легкой улыбкой сказал Джо; диктор комментировал повтор маневра.

— Вообще-то у меня сезонный билет, — безо всякого выражения сказал Дуглас. Он взял пульт и нажал кнопку, комната погрузилась в тишину. Дуглас незаметно изучал молодого человека, который сидел на кушетке. Вокруг Джо была атмосфера уверенности. Он сидел в расслабленной позе, открытый, но в то же время не скрывающий своей обеспокоенности.

— Дина рассказывала о вас, — сказал Дуглас. Честно говоря, он не мог вспомнить, что именно говорила о Джо его дочь.

— Мы делили комнату с Этаном.

— Ах да, точно. Вы — бывший член банды из Лос-Анджелеса, точно?

Джо расхохотался; в этом смехе звучало и признание вины, и осознание прощения.

— Да, сэр.

— И что привело вас в Сан-Франциско?

— Дина, — нимало не смущаясь, ответил Джо. — Я окончил колледж девятого числа, на следующее утро выехал в Калифорнию. Направляюсь в Беркли, в аспирантуру.

— В Беркли? — Эта новость произвела на Дугласа впечатление. — Я бы сказал, что это здорово отличается от КНЖ.

— Да, это почти как попасть из теплицы в кучу компоста.

Дуглас улыбнулся. Ему нравился этот молодой человек, в его присутствии становилось легко.

— Мне кажется, что вы не потеряетесь на этом пути.

— С Божьей помощью. Но вернемся к Дине. Миссис Кэрри сказала, что вы не знаете, где она. А полиция уже что-нибудь предпринимает?

— Ничего.

— Ничего?

В комнату вошла Ханна с подносом. Джо взглянул на нее, улыбнулся, она ответила тем же. Ханна не знала почему, но она доверяла этому человеку.

— Дина оставила записку, где объясняет, почему она ушла.

Она наклонилась с подносом к Джо, чтобы он смог взять свою чашку с кофе, сахар и сливки. Он предпочел черный кофе и пробормотал слова благодарности.

— Ей уже двадцать лет, — мрачно добавил Дуглас. — То есть, она уже взрослая.

— Если позволите спросить, сэр, — о чем говорится в ее письме?

Ханна взглянула на Дугласа.

— Давай, покажи ему.

Ханна поставила поднос на кофейный столик, достала из кармана жакета сложенный листок. Протянула его Джо. Листок был потерт по краям — так часто письмо перечитывали.

«Дорогие мама и папа, и бабушка!

Я вас всех очень люблю и не могу слышать, как вы все из-за меня ссоритесь. Лучше будет, если я уеду. Я должна сама принять решение — и тогда ответственность будет целиком на мне, а не на ком-нибудь еще. Обещаю: куда бы я ни поехала, я буду очень осторожна. Постарайтесь не волноваться, пожалуйста. Я уже большая девочка и могу сама о себе позаботиться.

Пожалуйста, прошу вас, любите друг друга. Не могу даже думать о том, что случай со мной может вас рассорить. Я лучше умру, чем позволю этому случиться.

Позвоню, когда устроюсь.

Дина».

Джо медленно сложил листок и вернул его Ханне.

— Она звонила?

Ханна взяла записку.

— Один раз, — уныло сказала она, засовывая письмо обратно в карман. — Мы с Дугласом были в церкви, она оставила сообщение на автоответчике. Вы можете его послушать.

Джо встал и прошел за ней в кухню. Ханна нажала кнопку на телефонном аппарате.

Джо услышал голос Дины. Тихий и очень напряженный; по нему никак не скажешь, что с ней все в порядке. «Я знаю, что вы оба сейчас в церкви. Простите, что звоню в это время. Я просто сейчас еще не готова выслушивать, что вы думаете по поводу моего поведения».

«О, Боже, — подумал Джо. — О, Боже, она это сделала».

Он услышал, как Дина вздохнула. Ее голос звучал устало и подавленно. «Я просто хотела вам сообщить… со мной все в порядке. Все будет о’кей».

Последовала долгая пауза. Джо слышал, как за это время где-то рядом с ней проехали три машины. Он понял, что Дина звонила из таксофона.

«Простите, что я вот так убежала, — продолжала Дина тихим сдавленным голосом, — но так лучше. — Снова пауза. Джо чувствовал, как тяжело у нее на сердце. — Я вас люблю. Очень, очень люблю».

Щелк…

— Это все, — хрипло сказала Ханна. Она прослушивала это послание по нескольку раз в день, просто чтобы слышать голос дочери.

Мать Ханны уехала в Орегон спустя неделю после ухода Дины. Большую часть времени, которое она провела вместе с ними, Эви провела у себя наверху. Она плакала и молилась за Дину.

Каждый из них считал себя виноватым в том, что Дина убежала. В то же время ни один из них не изменил своего мнения о том, как девочка должна поступить. Эви твердо стояла против аборта. Дуглас так же твердо был убежден, что аборт — единственный выход. А Ханна разрывалась между ними двумя, доверяя больше Джеймсу Уайатту, чем мужу или матери.

Джо провел у них два часа; Ханна сидела рядом, показывая ему альбомы и фотографии Дины — с младенчества до поступления в колледж.

— Вот это мы в Пиджин Пойнт… А вот это в Диллан Бич… Вот это мы фотографировались в Мендосино… Это Форт— Брэг…

— Джо переворачивал страницы одну за другой, видел, как с возрастом менялось лицо Дины. В сердце нарастало беспокойство за нее.

«Боже, береги ее! Держи ее в Твоей руке, поставь вокруг нее ограду! Пошли Твоих ангелов, чтобы охраняли ее!»

— А вот эту фотографию сделали прошлым летом, — держа снимок, сказала Ханна.

Джо посмотрел на фото — там Дина стояла с Этаном, его рука обнимала ее за плечи. Поза его друга выражала гордость собственника.

Отличная была пара!

Пока не столкнулась с реальной жизнью…

Этану не понадобилось много времени, чтобы найти другую девочку с модельной внешностью. Мэри чем-то была похожа на Дину… Высокая, стройная, голубоглазая блондинка. Не такая симпатичная, как Дина, — но она была девственницей и гордилась этим.

Когда Этан познакомил его с Мэри в студенческом клубе, Джо разрывали противоречивые чувства гнева и облегчения.

Несмотря на то, что это было только второе их свидание, все уже было предельно ясно. Как надпись на стене, заглавными буквами, жирным шрифтом: «Супружество». Этан созрел, Мэри была готова… «Бог настолько точно рассчитывает время!» — сказал тогда Этан. Джо захотелось дать ему в зубы.

Он ничего не имел против Мэри. Симпатичная девушка, преданная христианка. Но Джо не мог избавиться от вопроса: как долго продлится любовь Этана и как скоро угаснет это пламя при встрече с проблемами? Может быть, им повезет, и они оба проживут свою жизнь в церкви, за закрытыми дверями и ставнями. И лучше, если в церкви не будет много прихожан, — ведь общение с живыми людьми разочаровывает, развеивает всякие иллюзии…

Джо поступил так, как должен был поступить. Он пожелал им обоим счастья, собрал вещи и отправился на Запад.

— А вот это Рождество, — голос Ханны отвлек его от мрачных мыслей. Он взглянул на фотографию, где Дина накрывала на стол; вот еще одна, где она наряжает елку с двумя друзьями из церкви. Дина смеющаяся, счастливая, с сияющими глазами — такая красивая, что Джо стало больно.

«Куда она могла поехать, Господь? Боже, однажды Ты помог мне ее найти. Помоги мне сейчас!»

И тут он вспомнил, что говорила ему Дина тогда, в заповеднике в прерии.

— А можно мне еще раз посмотреть эти альбомы?

— Если настаиваешь, — Ханна, улыбаясь, передала ему три альбома с кофейного столика.

Джо медленно перелистал все три, на этот раз внимательно вглядываясь в пейзажи вокруг Дины. Теперь он знал, откуда начинать поиск!

* * *

Дина проснулась в каком-то заштатном мотеле на шоссе номер один, к северу от Форт-Брэга. Почти всю ночь она ворочалась с боку на бок, думала о том, где найти работу. Эту местность нельзя было назвать процветающей, безработица достигала здесь восемнадцати процентов. Намного более квалифицированные работники, чем Дина, вынуждены были обивать пороги в поисках работы. Пособия по безработице Дине не полагалось. Клерк на бирже труда извинилась перед ней, но не могла ей предложить никакую работу. А те вакансии, которые появятся в ближайшем будущем, займут в первую очередь местные жители. Женщина предложила Дине обратиться за социальной помощью, но Дине стало стыдно даже от одной только мысли об этом. Всю свою сознательную жизнь она слышала рассуждения отца о том, как люди, потерявшие всякую гордость, высасывают деньги из государства. Она не хотела стать человеком, который, по словам ее отца, «отнимает с трудом заработанные доллары у тех людей, которые всю свою жизнь трудятся не покладая рук!». Дуглас утверждал, что именно из-за социальных пособий Калифорния находится в таком экономическом упадке. По его словам, для человека, который действительно хочет найти работу, всегда есть целая куча возможностей.

«Где, папа? Я ищу работу уже две недели! Я поговорила с владельцами всех предприятий Мендосино, включая все мотели».

Она могла заправлять постели, убирать в квартирах, мыть посуду, но большинство людей предпочитали делать это сами, из экономии. Последние несколько дней она обивала пороги в Форт-Брэге — с таким же успехом.

У нее оставались последние десять долларов, а машина двигалась на последних литрах бензина. Но крайней мере, за эту комнату она заплатила до пятницы. У нее есть еще два дня.

«Господь, мне нужна Твоя помощь! Я прошу Тебя и прошу! Ты хочешь, чтобы я вернулась домой? Ты же знаешь, что меня там ждет! Что мне делать?»

Ребенок шевельнулся. Дина быстро положила руки на округлившийся живот, сердце стучало от странной смеси радости и ужаса. И тут она поняла. Она быстро убрала руки с живота, села и отбросила волосы с лица. Она бы не оказалась в такой ситуации, если бы не этот ребенок.

Еe охватило чувство вины, она встала и пошла и ванную. Очень долго стояла под душем. Горячие тугие струи не могли смыть чувство страха и отчаяния.

«Денег хватит только на то, чтобы заправить машину. Я могу поехать на юг в Дженер, разогнаться и махнуть со скалы в океан. Все подумают, что это был несчастный случай, никто не будет чувствовать себя виноватым».

Ее бил озноб, она отвернула горячий кран. Когда, наконец, вышла из ванной, ее кожа была розовой. Дина взглянула на свое отражение в высоком зеркале на двери и остановилась. Нахмурилась, сбросила полотенце и осмотрела свое тело. Через месяц ей уже не удастся скрывать свое положение.

Кто возьмет на работу незамужнюю девушку на таком сроке беременности? Натянув длинную цветастую юбку и свободный свитер, Дина взяла Библию и уселась на диван. Она читала псалмы, находя утешение в тех, где Давид изливал свою боль и отчаяние. Больше половины псалмов были написаны им тогда, когда он был в подавленном состоянии, бежал от врагов или страдал от греха, которому позволил войти в свою жизнь.

«О Господь! Иногда я понимаю, что чувствовал Давид! Где Ты, когда Ты мне так нужен? Почему Ты сейчас так далеко? Почему Ты молчишь? Я могу с утра до вечера вспоминать о Твоих благословениях! Я помню все, что Ты сделал для меня с тех пор, когда я была маленьким ребенком! Я помню и взываю к Тебе — но не нахожу Тебя! Я потеряла всякую радость. Единственная моя надежда — это спасение, которое Ты мне дал через Иисуса. Единственный путь, на котором я могу воссоединиться с Тобой, — это умереть!»

Она снова вспомнила Джо. Интересно, что он почувствует, когда она упадет с этой скалы в море. Поверит ли он, что это был несчастный случай? Нет! Поверят ли в это ее родители? Никогда!

Усталая, она положила Библию на тумбочку, надела носки и кроссовки и опять пошла искать работу.

Дина решила, что экономнее будет ходить пешком, и припарковала машину на северной окраине Форт-Брэга. Она позавтракает в кафе «Мэрианн». Судя по всему, там недорого. Потом будет стучать в каждую дверь и спрашивать работу, пока не дойдет до моста на дальнем конце города. И будет делать то же самое на обратном пути. Она уже обращалась в большие магазины и предприятия, так что на этот раз туда она заходить не будет.

Дина открыла дверь в кафе. Над головой зазвенел колокольчик, возвестив о приходе клиента. Вдоль витрины выстроились маленькие пустые столики. У стойки сидел одинокий старик, в воздухе пахло кисло-сладкими соусами китайской кухни.

Из кухни вышла молодая женщина. Худенькая, с короткими черными волосами. Одета в потертые джинсы и футболку с надписью «Хард-рок кафе, Сан-Франциско». Она взяла со стойки меню и обвела рукой пустое помещение.

— Можете выбирать любое место.

Дина колебалась: может, надо было зайти куда-нибудь в другое место? Может быть, жители Форт-Брэга знают что-нибудь об этом кафе, чего не знает она? Или чиновники из департамента здравоохранения были только что здесь и пригрозили закрыть заведение? А может, последние посетители этого кафе оказались в больнице с пищевым отравлением? Почему так пусто? Да и странно все-таки — китайская кухня на завтрак…

— У нас все очень вкусно, — сказала официантка. — Могу поклясться. И здесь дешево.

Слишком уставшая, чтобы искать другое кафе, Дина выдавила улыбку и уселась за столик у витрины так, чтобы видеть проезжающие машины.

Официантка положила перед ней меню.

— Американский завтрак включает два яйца, сосиски или бекон, бисквиты и поджаренный тост — все за два девяносто девять. Вдобавок кофе и сок — апельсиновый или томатный.

— Звучит отлично, — сказала Дина, даже не взглянув в меню. — Сок — апельсиновый, пожалуйста.

— Кофе со сливками?

— Пожалуйста. А есть кофе без кофеина?

— Могу для вас заварить.

— Ох, не стоит беспокоиться.

— Да никакого беспокойства! — Она оглядела Дину. — Кофеин сейчас вам вреден.

Официантка направилась на кухню. Дина уставилась на вывеску с указанием специальных цен на фирменные блюда; она вся покраснела и надеялась, что старик за стойкой не слышал последнего замечания девушки. Он разглядывал ее. Наконец, ему это надоело, и Дина смогла оглядеть помещение. Она заметила доску, на которой мелом было написано утреннее меню — говядина по-монгольски, свинина под кисло-сладким соусом и жареный рис за три сорок девять. Другие варианты — брокколи с говядиной, суп с яйцом и цыпленок с орехами кешью. Последним в списке стоял американский гамбургер с жареной картошкой и капустным салатом за четыре девяносто девять.

Дина слышала, как в кухне за перегородкой переругиваются по-китайски двое мужчин.

Пришла официантка с подносом. Поставила на стол кувшин с ледяной водой, стакан апельсинового сока и маленький молочник со сливками.

— Совсем свежие — корова на заднем дворе… Да нет, шучу! Кофе будет готов через две минуты.

С кухни доносилось шипение мяса на гриле; мужчины продолжали спорить.

«Господь, почему я выбрала это место? Почему я не прошла еще несколько кварталов и не нашла такое кафе, где есть посетители, а вокруг стоят машины?»

Но кофе был хороший. Более того, отличный! Когда девушка принесла завтрак, Дина удивилась. Все было свежим, вкусным, отлично приготовленным. Официантка все время подливала ей в кружку кофе и даже предложила еще один стакан сока бесплатно.

— Вам понравилось?

— Все прекрасно, — сказала Дина, все еще не понимая, почему здесь нет посетителей. В конце концов, решила спросить.

— Потому, что это кафе Мэрианн.

— Простите…

— Вы не местная, не так ли?

Дина покачала головой.

— Понимаете, Мэрианн владела этим кафе тридцать лет. Все в Форт-Брэге ее знают и любят. В общем, она отошла от дел; семьи, чтобы продолжить бизнес, у нее не было. И ни у кого в городе нет достаточной суммы, чтобы купить кафе. Ну, тут и появился мой босс. Человек моря. Нет, не рыбак… ну, в общем, я хочу сказать, он из тех вьетнамцев, которые понаехали в Штаты… А он, в общем-то, неплохой парень — но люди не дают ему шансов это доказать, не хотят иметь с ним дело. У нас в городе куча сердитых безработных ветеранов вьетнамской войны, которые только и ищут, кого бы обвинить в своих бедах. Ну, и Чарли для них — прекрасная цель.

— Чарли?!

Официантка улыбнулась.

— Он переделал свое имя на американский лад. Ему это не очень-то помогло, но, по крайней мере, мне не приходится ломать язык, произнося его вьетнамское имя. — Она рассмеялась. — Он молодец! Вкалывал десять лет, чтобы собрать деньги на это маленькое заведение. А теперь дело, кажется, вот-вот развалится. Это несправедливо. — Она печально пожала плечами. — Вот такие пироги!

— Понятно.

— Плохо то, что сегодня я уезжаю в Сан-Франциско. Мой муж получил там работу. Наконец-то он ее нашел, искал целый год. Нашел и квартиру. Чарли сейчас на кухне с Хо Ши Мином, это его брат. Это, конечно, не настоящее его имя — просто я его иногда так называю. Он бесится, но терпит! А послушать его — просто уголовник! Чарли послал запрос на биржу труда две недели назад, когда я сообщила ему о своем уходе. Но до сих пор никто даже не пошевелился — так что он уже готов по этому поводу объявить войну. Только ничего хорошего это ему не принесет.

Дина сморгнула.

— Мне нужна работа.

— Вы что, серьезно?!

— Да. Серьезно.

— Ну, предупреждаю, зарплата невысокая. Можно сказать, минимальная. Чаевых почти не бывает. Чтобы были чаевые, нужны посетители, ведь правда? — Она кивком указала на старика за стойкой. — Харви иногда может оставить четвертак. Он хороший старик. Тратит четвертак па кофе и четвертак на чаевые — каждое утро семь дней в неделю. Приходит всегда ровно в восемь, по нему можно проверять часы.

— Я две недели ищу работу. Уже потеряла всякую надежду.

— А когда вы сможете приступить?

Дина рассмеялась.

— Да хоть сейчас!

Официантка повернула голову к стойке.

— Эй, Чарли! У меня тут живой работник! — Она состроила Дине гримасу. — Он даже не поймет, что это означает, все еще изучает английский. Сиди здесь и не двигайся. Я пойду позову его. Кстати, меня зовут Сьюзен.

— А я — Дина. Дина Кэрри.

Сьюзен поставила кофейник на стол и ушла на кухню. Чарли выскочил оттуда через тридцать секунд — маленький черноволосый человек, весь взведенный, как пружина, пожал Дине руку, сверкнул золотым зубом. Из-за перегородки донесся голос его брата, Чарли что-то крикнул в ответ. Звук был такой, как будто повара барабанили ложками по всем кастрюлям и сковородкам.

Глаза у Сьюзен округлились.

— Видишь, как они разволновались от такого известия? Ничего, ты привыкнешь к ним.

Дине было хорошо. В первый раз за последние недели действительно хорошо. Зарплата была небольшой, но ее хватит, чтобы удержать душу в теле.

— Вы приходить вовремя, Дина Кэрри, — говорил Чарли. — Если бы вы не появиться сегодня, завтра я бы сам обслуживать столы — и тогда к нам точно бы никто не пришел, даже Харви.

Харви расхохотался. Эта реплика его ничуть не смутила — он развернулся на своем стуле и посмотрел на них, слушая разговор безо всякого смущения.

— Она достаточно хорошенькая, чтобы привлечь навалом посетителей, Чарли.

— А со мной что не так? — подбоченясь, спросила Сьюзен. — Я что, вобла сушеная?

— Ты тоже хороша, детка. Остра на язык, но хороша.

— Мы есть рады познакомству с вами, — говорил Чарли Дине, тряся ей руку.

— Я покажу Дине хозяйство… — сказала Сьюзен.

— Хозяин? — Чарли непонимающе уставился на нее, потом огляделся. — Какой хозяин?

Сьюзен снова скорчила Дине гримасу и похлопала Чарли по плечу.

— Это я так. Чарли… Я ее всему научу, а ты ни о чем нс беспокойся, хорошо?

Чарли взял со стола счет Дины.

— Кушать бесплатно. Три раз в день. Хорошо для вы и ребенок.

Дина вспыхнула.

Чарли повернулся и ушел на кухню.

— Ни о чем не беспокойся, — тихо сказала Сьюзен. — Ты в хорошей компании.

* * *

Джо проехал через весь Мендосино, высматривая машину Дины. Он заметил несколько автомобилей той же марки и года выпуска, но они были другого цвета, на стеклах не было ни наклейки в виде рыбки, ни стикера КНЖ. В конце концов Джо оставил свою машину и пошел пешком по улицам, заполненным туристами, по дороге он спрашивал у хозяев магазинов и кафе, не заходила ли к ним Дина, ища работу. Некоторые запомнили девушку, но не знали, осталась ли она в их городе.

Джо остановился в Солт-Пойнте, а в воскресенье утром пошел в церковь в Мендосино. Это было небольшое старинное здание с колокольней. Настоящий памятник архитектуры в новоанглийском стиле, такие строили на Западном побережье, наверное, еще первые поселенцы. Дины на службе не оказалось. Других христианских церквей в городе не было, и Джо решил, что Дина посещает службу где-то в другом месте, выше по побережью. Может, в Форт-Брэге?

Он поехал на север, по дороге заскочил в «Макдональдс» и съел гамбургер.

А может, Дина уехала домой? Он остановился у таксофона и позвонил семейству Кэрри.

— Нет, Дина не возвращалась, Джо. Она снова звонила сегодня утром, когда нас не было дома, — сказала ему Ханна. — На сей раз ее голос звучал бодрее. Она нашла себе квартиру — где, не сказала — и работу. Номера телефона тоже не оставила, да и вообще говорила недолго.

* * *

Дине нравилась ее новая работа. Первые несколько дней время текло медленно, да и единственным постоянным посетителем был Харви. Он появлялся каждое утро ровно в восемь, как и говорила Сьюзен. Харви читал газету, а Дина тем временем подливала в его кружку свежего кофе. Иногда старик заводил с девушкой разговор — вспоминал былые годы, когда он торговал лесом. С восьми тридцати до десяти в кафе заходили завтракать туристы, которые обычно в это время отправлялись на экскурсию на юг; в это время Дина была занята, принимая заказы и обслуживая посетителей. Чаевые давали неплохие — людям нравилось быть щедрыми к беременной официантке, особенно такой молодой.

Жила Дина все в том же мотеле на шоссе номер один. Менеджер отнесся к ней хорошо, он согласился брать плату с девушки по зимним расценкам — при условии, что она сама будет убирать в номере и немного поможет со стиркой. Теперь каждый вечер, после долгого дня в кафе, Дине приходилось возиться со стиральной машиной и сушилкой. Пока белье крутилось, она задирала ноги на машину, чтобы не так сильно отекали, и читала Библию. Заканчивался трудовой день обычно около десяти вечера, и Дина валилась в постель.

Единственным выходным было воскресенье. Измученная за неделю, Дина ходила на вечернее служение — каждый раз в другую церковь. Прихожане встречали ее с любопытством, но доброжелательно. Девушке не хотелось всем рассказывать о своих обстоятельствах; она обычно садилась в задних рядах — чтобы, как только служба закончится, незаметно выйти. Иногда покидала зал прежде, чем пастор успевал встать в дверях, чтобы благословлять выходящих прихожан.

Дина все еще не знала, что делать с ребенком. Она понимала, что проблема не решится сама собой. Фактически, эта проблема с каждым днем росла!

Она была в растерянности. Она ни разу не показывалась врачу после первых недель беременности. У нее не было страховки, и она думала, что ее не примут в бесплатной клинике, даже если такая клиника и была в Форт-Брэге. А денег не было — ни на визит к врачу, ни на роды в больнице…

Что же ей делать, когда наступит время родить? Рожать одной в номере мотеля? А потом? Оставить ребенка на ступенях церкви в надежде, что кто-нибудь его подберет?!

«Господь, что мне делать?!»

Ночь за ночью она лежала в своей комнате в мотеле, глядя в потолок и думая о будущем. Долгие часы работы в кафе, на ногах, сказались на ней. Сегодня вечером она заснула в прачечной, ее убаюкало гудение сушилки. У Дины болела спина, ступни и колени опухли, голова раскалывалась.

Расслабить напряженные мышцы помог долгий горячий душ. Дина устало забралась в кровать, подложила под колени еще одну подушку, чтобы не так болела спина. Закрыв глаза, погрузилась в дремоту и снова увидела себя в клинике — миссис Чемберс перекрыла ей выход. Рядом стояла мать, хватала ее за руку и тянула в процедурную комнату, где ждал доктор Уайатт. На нем был белый халат, он натягивал резиновые перчатки. «Всего несколько минут, и все будет кончено». Дина могла слышать, как работает аппаратура — как будто сток раковины всасывает воду. Кто-то кричал. Неужели только она это слышит? Как они все могут оставаться такими хладнокровными, когда кто-то вот так вот кричит? «Это совсем не страшно», — сказал доктор Уайатт. «Я не хочу это делать!» — закричала она. Миссис Чемберс взглянула на нее с презрением: «Не будь такой трусихой! Я же это делала. Почему бы и тебе не попробовать?». «Ты не сможешь вернуться домой, — сказала мать. — Отец тебя просто не пустит». — «Я не могу этого сделать!» — Дина вырвалась и выбежала в коридор.

На стуле сидел Этан, держась руками за голову. Взглянул на Дину, его лицо было залито слезами. «Ты должна была стать моей женой, но теперь ты для этого не подходишь».

Дина повернула голову и увидела, что у конторки стоит ее отец. «Я же сказал, чтобы ты избавилась от ребенка. Это — монстр, и я не позволю, чтобы он вошел в мой дом!»

С плачем Дина побежала вниз по коридору, пытаясь найти выход. Все двери были закрыты. Коридор повернул направо, потом налево, опять направо; он становился все уже. Наконец, она увидела дверь, побежала к ней, распахнула. Дальше была еще одна дверь и перед ней стояла Джанет. «Я не понимаю, почему ты делаешь из этого такую проблему, Дина. Если кто-то и имеет право на такой поступок, то это ты. Вдобавок, это так просто. Ведь все это делают!» Дина оттолкнула ее и распахнула вторую дверь. Не удержавшись на ногах, она растянулась во весь рост на полу кабинета декана Эбернати. Декан перекладывал бумаги с одного края огромного стола на другой. Когда Дина стукнулась об пол, он прервал свою работу и уставился на нее. «Она здесь! Она здесь!»

Дина слышала топот бегущих людей, все ближе и ближе; вскочила с пола.

Декан Эбернати встал и обошел вокруг стола…

Дина резко села в постели, вся в поту, сердце бешено билось. Дрожа, она завернулась в одеяло и внимательно прислушалась. В комнате было темно и тихо. Электронные часы на тумбочке показывали три сорок пять.

«Как долго еще, Господь? Почему Ты покинул меня? Я одинока, мне страшно! Я не знаю, что мне делать! Как это получилось: всю жизнь я чувствовала Твое присутствие, а теперь не могу Тебя найти? Неужели мои отношения с Тобой были всего лишь иллюзией? Неужели вся история о Тебе оказалась всего лишь детскими сказками, которые рассказывали мне мои мать и отец? Где Твоя защита? Где Твоя милость?»

Дина так и не могла заснуть, она встала в пять и снова пошла под душ. Было воскресенье, но ей почему-то не хотелось идти в церковь. Вместо этого она поехала вниз по побережью в Мендосино.

Она остановила машину на Кастен-стрит, напротив булочной. Ее мучил голод, она купила два свежеиспеченных пирожка с яблоками и большой пластиковый стакан горячего кофе со сливками. Потом пошла вниз по главной улице; остановилась, чтобы полюбоваться на Кэлли-хаус — викторианский особняк, который городская община восстановила и превратила в музей. Он откроется только через несколько часов. На противоположной стороне улицы был Государственный музей Джерома Б. Форда.

За ним были видны огороженные перилами дорожки, которые шли по краю скалы; с нее открывался вид на Португальскую отмель. По извилистой тропе, которая вела через высокую траву, Дина дошла до Пойнта.

На этом месте сотни лет назад был лесопильный завод; в то время Мендосино был процветающим городом, в котором жили моряки из Новой Англии. Скандинавии, Португалии, Китая и Азорских островов. Иммигранты наводнили Калифорнию во время золотой лихорадки. К восьмидесятым годам девятнадцатого века разработка шахт и китобойный промысел пошли на убыль; но иммигранты все прибывали — фермеры, рыбаки и лесорубы.

Дина стояла на краю Пойнта, глядя, как волны разбиваются о скалы; в воздухе висели брызги, крутились клочья пены, прохладный воздух покалывал щеки. Дина плотнее запахнула куртку, — она восхищалась мощью моря.

«О, Господи Боже! Кто подобен Тебе? Ты всемогущ. Создатель небес и земли! Твоя верность окружает меня. Ты управляешь бушующим морем; когда его волны поднимаются, только Ты можешь его успокоить!»

Дина закрыла глаза, подняла лицо к небу, чувствуя, как его обдувает соленый ветер. Она подняла руки и открыла сердце для Господа. И тут она, наконец, снова стала слышать Его голос.

«О Отец! Я хранила Твое слово в сердце, чтобы не согрешить против Тебя, но теперь вижу, что недостаточно опиралась на Твое слово. Вот почему я была так расстроена, вот почему не получала ответов на мои молитвы! О Боже, все это время я просила Твоего разрешения, чтобы прервать жизнь этого ребенка! Я просила, чтобы Ты забрал его у меня. Я просила Твоего одобрения, чтобы совершить грех. Прости меня. Господь! Мой Бог, Ты никогда меня не покидал! Это я отвернулась от Тебя!

Иисус, прости меня! О, Отец, я ищу Тебя, я скучаю по Тебе! Иногда мне хочется, чтобы Ты был здесь, на земле, в теле. Иногда мне хочется чувствовать, как меня обнимают, поддерживают Твои руки.

Отец, открой мои глаза, чтобы я могла увидеть те чудеса, которые Ты сотворил для меня! Утверди мои ноги на скале, Господь! Укрепи меня в Твоей любви! Моя вера слаба, и я сама слаба! Только в Тебе моя сила и защита! Только в Тебе, Господь! Только в Тебе».

* * *

Джо, наконец, нашел машину Дины и припарковался рядом. Было раннее утро, магазины закрыты, улицы пусты. К этому времени открылись только несколько ресторанов и кафе.

Когда Джо открыл дверь булочной, зазвенел колокольчик. Продавщица сказала, что девушка, подходящая по описанию к той, которую разыскивает Джо, заходила, чтобы купить пирожки и кофе, около часа назад.

Джо попросил ручку и написал на салфетке: «Держись, я ищу тебя. Джо». Он подсунул записку под щетку дворника на ветровом стекле машины Дины. Не отойдя и двадцати метров, вернулся обратно. Джо открыл капот, вынул свечи зажигания и положил их в карман. Он не хотел случайностей.

Джо быстро пошел по главной улице. Ему встретились только около дюжины горожан, которые в этот ранний час вышли на утреннюю пробежку. На противоположной стороне улицы были только мыс Мендосино со скалами, нависающими над Большой рекой, залив, а дальше, насколько хватало глаз — Тихий океан. По дорожкам медленно трусили несколько пар бегунов.

Джо остановился и прищурился. Он заметил одинокую фигуру, которая стояла на самой высокой точке мыса лицом к океану.

Ветер развивал длинные светлые волосы.

— Да! — выдохнул Джо. Благодаря Бога, он пересек улицу и побежал к ней. Приблизившись к Дине, Джо замедлил шаг. Девушка стояла, обхватив себя руками, защищаясь от ветра: цветастая длинная юбка облепила ее стройные ноги. На ней были грубые ботинки и толстые носки.

Как бы почувствовав его приближение, Дина обернулась. Ее глаза расширились от удивления. Джо шагнул к ней.

— Джо, — сказала она, не в силах поверить, что действительно видит его. Джо остановился перед ней, любуясь ее красотой. Щеки девушки порозовели от ветра, голубые глаза были серьезными, от прежнего затравленного выражения не осталось и следа.

— Привет, — сказал он. Дина опустила руки. Джо обнял ее. Его сердце забилось быстрее, когда руки девушки тоже обхватили его за талию. Он почувствовал округленность ее тела и снова поблагодарил Бога — Дина не сдалась. Слава Господу! Дина прижалась к нему, впитывая его тепло, чувствуя, как его пальцы слегка поглаживают ее затылок и спину.

— Что ты здесь делаешь. Джо?

— Ты не пришла на свидание. Пятнадцатое июня, ты не помнишь?

Дина отодвинулась.

— Ой, я забыла. Прости меня.

Джо улыбнулся, заправил светлый локон ей за ухо.

— Так и быть, прощаю.

— Как ты меня нашел?

— Ты мне рассказывала про этот город, когда мы были в заповеднике, помнишь? А твоя мама показала мне ваш семейный альбом. Я начал поиски в Диллон Бич и оттуда поехал на север.

— Ох, Джо, столько беспокойства…

— Вовсе нет! — Он потрепал ее за подбородок. — Ты выглядишь хорошо, Дина. Просто отлично!

Дина покраснела и рассмеялась.

— Расту с каждым днем, — сказала она и распахнула куртку.

— Ты правильно поступила.

Дина снова запахнула куртку, ежась от холодного ветра.

— К сожалению, это не моя заслуга, Джо. Я до этой самой минуты не могла решить, что же мне делать.

— А теперь?

— Я выдержу все это, чего бы мне это ни стоило!

Они пошли по дорожке вдоль обрыва — вниз, на берег. Солнце взошло, облака рассеялись. Ветер шуршал песком там, где Большая река встречалась с заливом Мендосино. День обещал быть теплым.

Дина сняла куртку, сложила и села на нее. Потом сняла ботинки и носки, протянула ноги и подтянула юбку так, чтобы колени и щиколотки были на солнце.

— Ты выглядишь уставшей, — сказал Джо.

— Я плохо спала.

«И неудивительно, — подумал Джо. — Ведь ей же приходится все делать самой».

— Ты была у врача?

Дина покачала головой.

— Нет — с тех пор, как ушла из колледжа.

— Давай запишемся на прием.

Дина взглянула на него.

— Запишемся? — Она слегка улыбнулась. — Ты что, Джо, решил обо мне заботиться? Ты будешь решать все мои проблемы?

— Ты что думаешь, я искал тебя только для того, чтобы сказать тебе «привет» и «пока»? Я буду рядом.

Дина заглянула ему в глаза.

— Я знаю, что мы друзья, Джо. Но есть кое-что большее, не так ли? Почему для тебя так важно, чтобы я родила этого ребенка?

Джо знал, что когда-нибудь она задаст этот вопрос, и также знал, что ему придется отвечать на него. Кое-что он мог ей рассказать сейчас, остальное — потом, если Бог позволит.

— Когда мне было семнадцать, моя подружка от меня забеременела. Она сделала аборт.

Дина закрыла глаза, подняла колени, натянув на них юбку и обхватив руками.

— Ты ее любил?

Джо смотрел, как волны разбиваются о скалы на берегу залива.

— Нет. — Вздохнув, он опустил голову и закрыл глаза. — В те дни для меня главным был секс… — Он поднял глаза на Дину и с облегчением вздохнул, не увидев на ее лице отвращения.

— Я слушаю, Джо.

Он не любил рассказывать о своем прошлом, но Дине надо было это знать.

— Это была молодежная банда, мы соперничали с другими. Незаконнорожденный ребенок для парней был своего рода трофеем. Дети были как бы физическим доказательством мужской силы. — Джо с отвращением покачал головой. — Я придерживался такого же мнения, пока Тереза не забеременела. Вот тогда жизнь ударила, и сильно…

Он говорил медленно.

— Она не хотела этого ребенка. Боялась, что родители выгонят ее из дома. Тогда моя мама сказала, что примет нас, даже предложила усыновить ребенка. Тереза сказала, что обдумает это и даст мне знать. Через два дня она позвонила мне и сказала, что сделала аборт…

Его темные глаза наполнились слезами.

— Эти воспоминания все во мне переворачивают. Я наслышался всей этой риторики: «Это ее выбор, ее тело!». Все это я понимаю. Проблема в том, что некоторые вещи нельзя вот так просто взять и отбросить. Ты не можешь заставить замолчать человеческую природу. Ведь это же был и мой ребенок — частица моей плоти и крови! Когда Тереза сделала аборт, как будто она убила часть меня!

— И ты ее за это ненавидел?

— Да, ненавидел. И очень долго. — Его губы презрительно скривились. — Ну, конечно, никто не знал, что я чувствую. Я в те дни был «крутым парнем». Ничто не могло вывести меня из себя. Было намного легче обвинять ее, чем говорить о собственном фиаско.

Джо отвернулся и глубоко вздохнул. Положил руки на колени, довольно долго молчал.

— После того как Тереза сделала аборт, мы пробыли вместе всего месяц. Мы злились друг на друга. Когда мы, наконец, разошлись, она связалась с другим парнем из нашей банды. Через четыре месяца она снова забеременела и снова сделала аборт. Возбужденный, Джо встал и отошел на несколько шагов в сторону. Он уставился на бурлящую воду.

— Когда в последний раз я ездил домой, я пытался ее найти. Хотел извиниться перед ней за то, в чем я виноват. Она теперь живет в Ваттсе. У нее двое детей от разных отцов. Она пьет, употребляет наркотики, живет на пособие. Ее жизнь — сплошной кошмар.

— Не все, кто делает аборт, заканчивают жизнь таким образом, Джо.

— Да, — Джо повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо. — Но иногда я думаю о том, что там много таких парней, как я. Стараются казаться крутыми, ничто не может их вывести из себя. Притворяются, что такие вещи их не трогают, но внутри у них что-то умирает.

Дина вспомнила своих маму и бабушку. Сколько еще женщин страдают молча, стыдясь и боясь говорить о своей боли? Этот мир не позволит оплакивать ребенка, которого они убили. Как он может позволить, если все заявляют, что это и не ребенок вовсе?! Как можно оплакивать того, который и не существовал? И никто не хочет признать истину, хотя страдают и те люди, которые не могли повлиять на решение — жить этому ребенку или нет. К примеру, ее отец…

Она вспомнила, как лектор в КНЖ говорил о том, что ежегодно от абортов погибает полтора миллиона детей. В Центре его внимания были именно дети; а Дина думала о том, сколько матерей плачут от боли, приняв такое решение.

Сколько отцов чувствуют себя такими же беспомощными и растерянными, как Джо. Сколько мужчин и женщин вступили с ними позже в брак, и теперь все они живут под сенью смерти? А как же их дети? И что будет с грядущим поколением?

Тяжесть этой горечи и вины невозможно было вынести. «Может быть, именно поэтому все и говорят, что ребенка просто нет?» — подумала Дина. Нет ребенка. Нет вины. Нет последствий.

— Одно решение может повлиять на всю твою жизнь, — мрачно сказал Джо. — Повлиять на семью, на общество, на нацию.

— Бог может простить все.

Губы Джо скривились в грустной улыбке:

— Я знаю, что Он простил меня, и я благодарен Ему за это. Эта история сыграла очень большую роль в том, что я пришел ко Христу. А вот избавиться от этого и забыть — это уже другое…

Дина взяла в ладонь пригоршню песка. Он медленно сыпался между пальцами.

— Ты пытаешься принести жертву искупления, Джо? Поэтому ты так хочешь помочь мне родить этого ребенка? — Так значит, он помогает затем, чтобы избавить себя от чувства вины?

Джо подошел и присел рядом с ней на корточки. Взял Дину за подбородок, дождался, пока она посмотрела ему прямо в глаза.

— Я не хочу, чтобы ты пережила боль — ты и так уже пережила немало.

— Жизнь бьет — и от этого никуда не денешься.

— Да, — он погладил ее по щеке. — Она бьет. — Некоторых сильнее, чем других.

Дина встала и подошла к воде; теперь волны лизали ее ноги, подол юбки намок. Джо тоже снял ботинки и носки, подошел к ней, молча встал рядом.

Дина смотрела в голубое небо.

— Знаешь, что самое странное? Я не могу ненавидеть человека, который меня изнасиловал. Для меня он, как чадо гнева, который просто не знает ничего другого. Конечно, он причинил мне боль. Он даже никогда не узнает, как мне было больно, — но это была боль физическая. — Ее глаза наполнились слезами. — Дело в других, Джо. Я говорю о тех, кто хорошо знает, как надо, но все еще живет во лжи. Именно они причинили мне настоящую боль. Этан. Джанет. Декан Эбернати. Пастор Уайтхолл. Мои отец и мать. Они, может, и не думали предавать меня — но они это сделали.

Дина взглянула на Джо, по ее щекам текли слезы.

— Я должна вырваться из этого, Джо. Должна вырваться из этого, ты можешь меня понять? — Ее глаза блестели. — Я так давно не была близка к Господу. Я не могла Его слышать. Я не могла чувствовать Его близости. Я даже стала сомневаться, что Он вообще существует, чувствовала себя покинутой.

— А теперь?

Дина судорожно вздохнула и расслабилась. Внезапно ее лицо стало умиротворенным.

— Мне кажется, я сделала то, что Он от меня хочет. «Выйди от них и отделись», — сказал Он. Не только в физическом смысле — сбежать — но смотреть на вещи Его глазами, понимать Истину. Я должна отделиться своим образом мыслей и не позволять эмоциям властвовать над собой. А они ведь властвовали, Джо! Они управляли мной долгие месяцы. Я позволила себе погрузиться в мучения, из-за чего и стала спотыкаться на своем пути.

— И неудивительно!

— Не надо искать для меня оправданий. Миру это очень хорошо удается.

Джо увидел в ней решимость, которую раньше никогда не замечал. И это было ей очень к лицу.

— Я знала истину, Джо. Всегда знала. Как будто Бог поселил ее во мне с самого момента моего зачатия. Я просто слишком боялась жить по этой истине.

Взяв Джо за руку, она слегка ее сжала и улыбнулась ему.

— Я больше не боюсь. Я рожу этого ребенка. Я буду ждать, чтобы Господь открыл мне свою волю. — Дина убрала руку, отвернулась и подставила лицо солнцу. Она закрыла глаза и чувствовала, как лучи согревают ее. Дина вдыхала запах моря, сосен, теплого песка и чувствовала себя более живой, чем когда бы то ни было.

Джо наблюдал за ней и благодарил Бога за эту перемену. Она не позволила людям ничего у себя похитить.

Дина засмеялась.

— Ох, Джо. Это так чудесно! — сказала она, чувствуя, как шевельнулся внутри ребенок. Дина медленно провела руками по своему телу, опустила голову в ожидании — и снова почувствовала движение. Улыбнулась. — Когда думаешь об этом, — какое же это чудо, — тихо сказала она. — В ту ночь, когда меня изнасиловали, врач сказал, что шансы забеременеть близки к нулю. И все же это случилось! Должна быть какая-то причина, какая-то цель, известная только Богу, чтобы этот ребенок появился на свет!

Джо любовался ее красотой, выражением удивления на ее лице, тем, как двигались ее руки, лаская еще не рожденного ребенка. Она подняла голову.

— Любящим Бога и призванным по Его изволению все содействует ко благу. Ведь это правда, Джо?!

— Да, так говорит Писание.

Дина улыбнулась, в глазах мелькнула смешинка — так торжественно он это произнес.

— Величественное высказывание!..

Джо все же не понимал всего до конца. Его смущала несправедливость того, что произошло с Диной. Хотя Бог никогда и не обещал, что жизнь будет справедливой… Он предложил простой выбор: правосудие или милость.

«Я выбираю Твою милость, Господь! Благодарение Богу! Ты мой Господь, возлюбленный души моей!»

— Я знаю, что будет нелегко. Я слаба. Знаю, что день за днем будет продолжаться битва, чтобы устоять в вере и понять, что запланировал Господь. Но какая у меня еще альтернатива, кроме смерти? Я выбираю жизнь, я выбираю веру в слово Божье! Я выбираю веру в Его присутствие и Его обетование! Я выбираю рождение ребенка. Я буду верить в то, что Бог — Отец для тех, кто лишен отцов…

Ее руки снова легли на живот, как бы защищая нерожденного ребенка.

— Как бы ни был зачат этот ребенок, Бог будет ему отцом. Мой ребенок в этом мире не останется без любви. Даже если я не смогу в полной мере радоваться ему, я знаю, что Господь сможет!

Джо отбросил светлые локоны с ее лица ласковым движением.

— Да будет так!

Поддавшись внезапному импульсу, Дина шагнула к Джо, ее руки обхватили его за талию, она крепко его обняла.

— Это огромное благословение — иметь такого друга, как ты, — сказала она прерывающимся голосом. Испугавшись, что она его смутила, Дина быстро отвернулась и пошла прочь.

Джо закрыл глаза, сердце бешено стучало, «О Боже, Боже! Ты знаешь мое сердце! Прости меня, наверное, я прошу слишком многого!»

Дина подобрала свою куртку и стряхнула с нее песок.

— Что ты скажешь, если я приглашу тебя на ланч? — спросила она, просовывая руки в рукава. Подобрала его куртку. — Я знаю местечко в Нойо-Харбор. Там подают прекрасную похлебку из моллюсков.

Джо пошел за ней по берегу.

— Принято! — Забрал у нее куртку, забросил за плечо и пошел за Диной след в след.