— Ты совсем себя не жалеешь, моя госпожа, — сказал Юлий Фебе, поправляя узлы, которые он нес, идя за Фебой по узкой аллее возле пристани. — Так дальше нельзя.

— Я сегодня почти и не устала, Юлий. Не волнуйся за меня.

Раб поджал губы. Она просто изводила себя, заботясь о вдовах моряков и их детях. Вставала на заре, работала до середины утра, а потом звала его, чтобы он помог ей донести до нуждающихся семей еду и одежду. Возвращаясь на виллу во второй половине дня, Феба была уже совершенно вымотанной, и оставалось только удивляться, откуда у нее брались силы, чтобы вечерами заниматься в доме еще какой-нибудь работой, которую она специально для себя находила. Застать ее заснувшей за ткацким станком давно стало в доме привычным делом.

— Всех одеть и накормить невозможно, моя госпожа.

— Мы должны делать то, что в наших силах, — ответила Феба и подняла глаза на жалкие лачуги, мимо которых они проходили. — Так много нуждающихся людей, Юлий. — Она смотрела на старое тряпье, которое местные женщины вывешивали на просушку, а перед домами возились в дорожной пыли, играя в воинов, одетые в лохмотья дети. Некоторых мальчиков Феба уже знала и тепло поприветствовала их.

Юлий следил за ее действиями.

— Бедность всегда будет рядом, моя госпожа. Обо всех все равно не позаботишься.

Феба улыбнулась ему.

— Ты недоволен мною, Юлий.

Он снова поправил узлы на плече.

— Прошу простить меня, моя госпожа. Как я могу быть недовольным своей хозяйкой?

Видя его плохо скрытое недовольство, Феба перестала улыбаться.

— Ты прекрасно знаешь, Юлий, я никогда не напоминала тебе о том, что ты мой раб. Если хочешь, можешь хоть сейчас стать свободным человеком.

Юлий покраснел.

— Мой господин, Децим, не допустил бы, чтобы я покинул тебя.

— Но тебе нет нужды чувствовать себя в долгу передо мной, Юлий, — сказала Феба, подумав при этом, что расстаться с Юлием ей будет тяжело. Она всегда могла положиться на него. Ему можно было довериться во всем, и она просто не представляла, что бы она делала без его помощи. К тому же он был прекрасным собеседником.

Юлий сжал руки в кулаки. Как может женщина в возрасте сорока шести лет быть такой наивной? Неужели она не понимает, что он любит ее? Иногда он чувствовал непреодолимое желание сказать ей, какие он испытывает к ней чувства, чтобы она поняла, что он просто не мыслит себе жизни без нее. Лучше быть ее рабом и находиться с ней рядом, чем быть свободным человеком вдали от нее.

— Пока я раб, я рядом с тобой и могу служить тебе так, как ты сочтешь нужным, — сказал он, — а если я получу свободу, мне придется оставить твой дом.

— Я никогда не прогоню тебя из своего дома.

— Если я останусь у тебя, будучи свободным человеком, на тебя перестанут смотреть как на женщину, чье целомудрие не вызывает сомнения.

Феба нахмурилась на мгновение, а потом, поняв смысл сказанного, буквально взорвалась от негодования:

— Да люди никогда не подумают…

— Подумают, можешь не сомневаться. Ты живешь в мире, моя госпожа, но в действительности ты никогда не была частью этого мира. Ты даже не представляешь, на какие злые мысли способны люди.

— Я не такая глупая, Юлий. Я понимаю, что этим миром правит зло. Но тогда тем более мы должны бороться за добро. Мы должны помогать этим людям.

— Но ты же не сможешь помочь им всем.

— Я и не пытаюсь делать невозможное. У тех женщин, которым я помогаю, были мужья, работавшие у Децима или Марка. Я же не могу отвернуться от них, если они живут в нужде.

— А как же Пилия и Кандаса? А Вернасия и Епафра? Разве их мужья работали у господина Децима или твоего сына?

— Они исключение, — согласилась Феба, — об их трудностях я услышала от других людей.

— Ты же не можешь заботиться обо всем мире.

— Я и не пытаюсь заботиться обо всем мире! — несколько раздраженно сказала она. Что это он ей сегодня так докучает, когда она и без того чувствует крайнюю слабость? Она не просто устала, она просто выбилась из сил. Полностью. А ведь столько еще надо сделать, столько понять и увидеть, а времени так мало.

Юлий замолчал.

Прошло довольно много времени, прежде чем Феба снова посмотрела на него и увидела его каменное выражение лица. Он явно сердился на нее. Феба нежно улыбнулась ему.

— О Дециме ты тоже излишне беспокоился, как сейчас обо мне.

Но это было не так.

— Не в моем характере раболепствовать.

— Я тебя никогда об этом и не просила.

— Это правда, моя госпожа.

— Я же не ребенок, Юлий.

Он ничего не сказал.

— Не злись на меня, Юлий. Прошу тебя. Если бы ты только понял…

— Да я понимаю, моя госпожа, — мягко сказал он. — Ты стараешься занять каждую минуту служением другим людям, чтобы не оставалось времени на мысли о…

— Не говори об этом.

Юлия покоробила та боль, которую он услышал в ее голосе. Он вовсе не хотел ее обидеть.

— Есть вещи, которые я не могу изменить, Юлий, — сказала Феба, и ее голос дрожал от наплыва чувств, — но здесь я могу что-то сделать.

У двери в лачугу сидели две маленькие девочки, которые играли с какими-то грязными лоскутами. Одна из них первой увидела ее. «Госпожа Феба!» Вскочив, девочки выбежали на дорогу и побежали к ней, и их лица сияли яркими и веселыми улыбками.

— Здравствуй, Гера, — сказала Феба, смеясь в ответ на такое теплое приветствие.

Одна из девочек протянула Фебе свою куклу, чтобы Феба на нее взглянула.

— Это мне мама сделала, — похвасталась девочка. — Она сказала, что ты дала ей новую тунику, и она смогла сделать мне эту куклу из своей старой. Правда, красивая?

— Она просто прелесть, Гера, — сказала Феба, сдерживая слезы, которые особенно быстро подступали к ее глазам после разговора с Юлием. Может быть, он прав? И она действительно трудится с раннего утра и до поздней ночи лишь для того, чтобы забыть, что Децим умер, а ее собственные дети давно покинули ее?

— А как зовут твою куклу?

— Феба, — улыбаясь, ответила девочка, — я назвала ее в честь тебя, моя госпожа.

— Спасибо тебе большое.

— Доброе утро, госпожа Феба, — послышался голос сверху.

Феба подняла голову и помахала рукой.

— Доброе утро, Олимпия. Только что видела твоего сына. Он хорошо выглядит сегодня.

— Да, — засмеялась Олимпия, — те снадобья, что ты принесла, просто сотворили чудо. Все утро сегодня с друзьями в легионеров играет.

Феба выбросила из головы все, что говорил Юлий, и вошла в лачугу. Она пришла навестить вдову, чей муж пропал в море. У этой женщины осталось трое детей. Феба видела, что по сравнению с проблемами этой женщины ее собственные проблемы выглядят просто ничтожными; она страдала от сердечных переживаний, а этой женщине приходилось в буквальном смысле выживать.

Когда Феба вошла в небольшую комнатку, ее тут же обступили дети, каждому из которых хотелось быть к ней поближе. Смеясь, Феба взяла самого маленького из них на руки и села, держа малыша на коленях, а мать тем временем подбросила в жаровню еще одно полено.

Юлий опустил на пол свою ношу и стал выгребать из нее в корзину бобы, чечевицу и хлебные зерна. Он пересыпал запасы, которых должно было хватить семье на неделю, одновременно слушая, как Феба приободряла хозяйку и говорила с ней о детях и женских делах. Она опустила ребенка на пол и взяла на руки другого, и так каждый из детей побывал либо у нее на коленях, либо у нее в объятиях. Неудивительно, что дети просто обожали ее.

Юлий сжал губы, вспомнив о Марке, который был настолько погружен в свою боль, что не понимал тех страданий, которые он причинял собственной матери. А дочь когда в последний раз удосужилась ее навестить?

Феба передала женщине новую шаль и небольшой мешочек с монетами.

— Этого должно хватить, чтобы оплатить жилье и купить самое необходимое.

Молодая вдова заплакала.

— О моя госпожа, как же я расплачусь с вами?

Феба взяла ее лицо в свои ладони и поцеловала сначала в одну щеку, а потом в другую.

— Не всегда будет так, Вернасия. Когда твоя жизнь изменится к лучшему, ты поможешь кому-нибудь так, как я помогла тебе. Так ты и сможешь отблагодарить Бога.

Потом Феба и Юлий оставили этот дом и пошли по узкой улочке вниз, к другой лачуге, стоявшей ближе к гавани. На верхнем этаже этого дома жила Приска. Несколько недель назад у нее умер муж, и Феба узнала о ее отчаянном положении от другой женщины, которая разыскала Фебу.

— Я слышала, что ты помогаешь вдовам, моя госпожа. Я знаю об одной женщине, которая очень нуждается в помощи. Ее зовут Приска. Ее сын отплыл на «Минерве» около двух месяцев назад и вернется теперь не раньше чем через год. А ее муж тридцать три года работал в гавани, конопатил корабли и несколько недель назад умер прямо на палубе. Двадцать лет они жили в одном и том же месте, но теперь она не могут оплачивать жилье, и хозяин собирается выбросить ее на улицу. Я бы помогла ей, если бы могла, но у нас едва хватает средств, чтобы прокормить собственные семьи. Я не представляю, что будет с этой женщиной, если ей так никто и не поможет. Прошу тебя, моя госпожа, если ты можешь, помоги…

Феба испытывала к Приске самые нежные чувства. Эта старая женщина, казалось, никогда не унывала. Тяготы и горести жизни не могли сломить ее. Она сидела у небольшого окна, «дышала воздухом» и наблюдала за тем, что происходит внизу, на улице и в гавани. Несмотря на возраст, она оставалась в здравом уме, была в курсе всех событий, происходящих в Ефесе, и относилась к ним с ироничной мудростью. В силу своего возраста она уже не столь беспокоилась о материальных благах, а к Фебе относилась с той искренней любовью, с какой могла бы относиться к собственной дочери, если бы та у нее была.

Феба постучалась в дверь и, услышав приглашение Приски, вошла. Старая женщина сидела у открытого окна. Улыбнувшись, Феба прошла через комнату и наклонилась, чтобы поцеловать ее.

— Как у тебя дела, мать Приска?

— Настолько хорошо, насколько они могут быть у старухи в восемьдесят семь лет. — Поцеловав Фебу в ответ, Приска пристально посмотрела ей в глаза и слегка нахмурилась. — А у тебя что случилось?

Феба несколько отодвинулась, опустила глаза, не выдержав пристального взгляда, и выдавила из себя улыбку:

— Ничего, все в порядке.

— Только не говори мне этого. Я человек старый. Но от старости еще не сошла с ума. Почему ты такая грустная?

— И вовсе я не грустная.

— Я вижу, что ты усталая и грустная.

Феба похлопала старую женщину по руке, садясь на стул, который Приска подвинула поближе к себе.

— Ну расскажи мне, что с тобой произошло, с тех пор как мы в последний раз виделись.

Приска посмотрела на Юлия и заметила, как он смотрит на свою хозяйку, — как на коринфскую вазу, которая вот-вот упадет и разобьется.

— Ну хорошо, поговорим о чем-нибудь другом, — ворчливо сказала она. — Я сделала шали и отдала их Олимпии. Она передала их тем женщинам, о которых ты говорила.

— Прекрасно. Как это ты успела их сделать так быстро? Юлий принес тебе шерсть только на прошлой неделе.

— Будет тебе меня нахваливать. Что еще остается делать старой женщине, когда у нее столько свободного времени? — Приска встала. — Хочешь поски? — Этот напиток, который очень любили бедняки и воины, представлял собой освежающую смесь дешевого вина и воды.

— Спасибо, — сказала Феба. Она взяла глиняную чашку и улыбнулась, когда Приска налила еще одну чашку Юлию. Приска снова села, облегченно вздохнув.

Феба пробыла у нее час. Она с удовольствием слушала, как Приска пересказывала те истории, которые ее сын рассказывал ей после своих путешествий.

— Децим всегда возвращался домой из морских путешествий таким загорелым и полным жизни, — ностальгическим тоном сказала Феба. — А я всегда завидовала тому, какие у него были увлекательные путешествия. Когда он был моложе, он просто не мог усидеть на месте, ему хотелось изведать неизведанное, открывать новые торговые пути, знать, что происходит в самых далеких уголках империи. Иногда я видела все это в его глазах, и мне так хотелось остановить его.

— Он любил тебя, моя госпожа, — тихо сказал Юлий.

Слезы полились сами собой, и Феба отвернулась, чтобы скрыть их. Смущенная тишиной, которая наполнила комнату, она встала. Повернувшись, наконец, с улыбкой к Приске, она увидела, что та наблюдает за ней.

— Прости меня, — пробормотала Феба, видя, как глаза старой женщины тоже наполняются слезами.

— Не надо извиняться, — хрипло произнесла Приска, — по мне, лучше честная боль, чем веселая ложь.

Феба вздрогнула. Она наклонилась и поцеловала женщину в морщинистую щеку.

— С тобой не просто, Приска, ты знаешь об этом?

— Потому что я еще не глухая и не слепая.

— Я зайду к тебе через несколько дней.

Приска нежно потрепала ее по щеке.

— Пришли мне еще шерсти.

По пути к складам Валерианов Феба не произнесла ни слова. Она была полна воспоминаниями о Дециме, Марке, Юлии. Ей хотелось вычеркнуть их из своей памяти, потому что она не могла вспоминать о них без мук. Но ей приходилось принимать свои утраты и смиряться с ними; ей оставалось жить так, как ожидал от нее Бог. «Любите друг друга», — говорил Иисус Своим ученикам, и именно это она пыталась делать. Ее труд состоял в том, чтобы заботиться обо всех, кому только она могла помочь, используя при этом те силы и возможности, которыми она располагала.

Она была не властна над прошлым и будущим. Прошлое ушло, и ничего изменить уже было нельзя. О будущем ничего не было известно. Феба не хотела ничего загадывать наперед. Она и не могла этого делать. Ей хватило боли от потери Децима. Мысль о том, что жизнь ее детей осталась неустроенной, казалась ей невыносимой. Она только приняла это как факт. Что толку, если она будет постоянно корить себя и горевать о том, что все могло бы пойти иначе? Могла бы она направить жизнь Марка и Юлии по другому пути? Могла бы?

Приняв Иисуса как Спасителя, она взвалила на себя этот груз. И теперь у нее не было причин ни на что жаловаться. «Любите друг друга», — говорил Он Своим апостолам и ученикам. Любите друг друга не на словах, а на деле.

Разве это не означало, что надо что-то делать для других людей? Конечно же, ее труд был Божьей волей.

Паланкин ждал Фебу на складе. Юлий помог ей сесть, и она откинулась на подушки, сильно уставшая. Ей нужно было отдохнуть по дороге домой, чтобы потом успеть подготовиться к завтрашнему дню. Но отдохнуть так и не удалось.

Когда она прибыла на виллу, там было тихо. Именно этого времени суток Феба теперь боялась больше всего — возвращения по вечерам домой, в пустой дом. Она посмотрела сквозь перистиль на дверь своей кумирни и отвернулась. Она знала, что ей нужно молиться, но сейчас у нее не было сил даже думать об этом.

Феба поднялась наверх и по коридору прошла в свои покои. Сняв шаль, она вышла на балкон, с которого открывался вид на Ефес. В сумерках город сверкал всеми красками, а лучи заходящего солнца освещали храм Артемиды. Это было грандиозное и прекрасное здание. Тысячи людей шли сюда к жертвенникам Артемиды, наивно веря в пустые обещания.

Ходит ли туда по-прежнему Юлия?

— Я принесла тебе поесть, моя госпожа, — сказала ей служанка, вошедшая в покои.

— Спасибо, Лавиния, — сказала Феба, не оборачиваясь. Не нужно больше думать о Юлии. Что толку постоянно копаться в своем прошлом и думать, где именно она ошиблась? Последний раз, когда Феба пришла навестить свою дочь, Прим встретил ее и проводил в триклиний.

— Сегодня вечером она плохо себя чувствует, — сказал тогда Прим, но и без того было ясно, что Юлия пьяна. Когда Юлия увидела мать, она набросилась на своего мужа с такими проклятиями и оскорблениями, что Феба едва не лишилась чувств. Никогда она еще не слышала, чтобы ее родная дочь так разговаривала. Прим стоял рядом, явно обиженный, и извинялся за ее поведение, но это, судя по всему, приводило Юлию в еще большее бешенство. Пораженная и пристыженная, Феба покинула тот дом. И потом каждый раз, думая о том, чтобы снова навестить дочь, она чувствовала, что что-то ей мешает. Иногда таким препятствием служила убежденность в том, что Юлию нужно оставить в покое, чтобы она сама нашла путь домой.

Юлия оказалась для Фебы потерянной, как и Марк. Помня о цели его поисков, Феба теперь не была уверена в том, что вообще увидит его живым.

Она попыталась переключить свои мысли от незавидной доли своих детей на нужды тех вдов, которых она собиралась навестить завтра. Она сделала для Юлии и Марка все, что могла. Если она будет пребывать в прошлом, ей труднее будет что-то изменить в будущем. Она должна помогать тем, кому может помочь, и меньше думать о тех, кому она помочь не в силах.

Но это же ее родные дети. Как она может не думать о них? Как она может спокойно смотреть на их беды, даже если они сами в них виноваты?

Остро чувствуя одиночество и растерянность от того, что ей не с кем теперь поделиться своим чувством вины, Феба сжала железные перила и заплакала. В какой-то степени и она виновата в бедах Юлии и Марка. Она не проявила к детям должной любви и не передала им тех знаний, которые помогли бы им выжить в этом мире. Но что она могла сделать для них сейчас? Ощущение беспомощности и безнадежности становилось невыносимым.

— Я потеряла их, Господи. Что мне теперь делать? О Боже, что мне теперь делать?

Феба задрожала, в голове зашумело. Она сжала пальцами горящие болью виски, вспомнив, как Юлия бежала по саду в объятия отца, когда он возвращался домой после долгих путешествий. Фебе казалось, она слышит звонкий смех дочери, когда Децим подбрасывал маленькую Юлию вверх, а потом прижимал к себе и говорил, какой она стала красавицей за то время, что его не было дома.

И вот, спустя годы, эта же дочь кричала о том, что ненавидит отца и желает ему смерти.

О Иисус, что мне сделать для моего ребенка? Что мне делать? О Боже, покажи мне, что мне делать!

Тут Фебу вдруг охватила какая-то странная слабость, и она стала опускаться вниз. Упершись левой ногой в ограду балкона, она попыталась удержаться, чтобы не упасть. Опустившись на пол, Феба тяжело привалилась к железным прутьям. Она захотела позвать служанку, но смогла издать лишь какой-то невнятный звук. Она попыталась встать, но поняла, что не чувствует рук и ног.

Страх охватил ее до такой степени, что в ушах у нее теперь раздавался только громкий стук ее собственного сердца.

Солнце медленно близилось к закату, согревая теплыми лучами ее спину.

* * *

Кто-то постучал в дверь покоев Фебы: «Моя госпожа?».

Дверь медленно открылась, и в покои осторожно вошла служанка. Слегка нахмурившись, она подошла к тому месту, куда поставила поднос с едой. Еда оставалась нетронутой. Лавиния оглянулась и посмотрела на постель. Не увидев там никого, она снова оглядела помещение, пока ее взгляд не остановился на балконе.

Закричав, Лавиния выронила поднос. Звон от подноса раздался по всему дому. «Моя госпожа!» — воскликнула она, подбежав к Фебе. Упав на колени, служанка склонилась над своей хозяйкой: «Моя госпожа! О! Моя госпожа!».

Юлий вбежал в покои и увидел служанку, плачущую в истерике над Фебой, лежащей на балконе. Он подбежал к ним.

— Что случилось? — он отстранил служанку, чтобы поднять Фебу с холодной черепицы.

— Не знаю! Я вошла, чтобы забрать поднос, и увидела ее лежащей здесь.

— Успокойся, девочка! — Юлий отнес Фебу к постели и бережно уложил ее. Ее глаза были открыты, и в них отчетливо был виден страх. Она слегка подняла свою левую руку, и Юлий взял ее в свою. — Принеси одеяло, — сказал он служанке и услышал, как та поторопилась из покоев.

— Ты столько работала и совершенно себя не жалела, моя госпожа. Теперь отдохни, и через несколько дней все будет в порядке, — сказал он, хотя слова эти не соответствовали его чувствам. Он весь похолодел от страха за нее. Юлий пощупал лоб Фебы, не зная, понимает ли она, что он ей говорит. Ее лицо с одной стороны было неподвижным, веко и уголок рта — опущены. Она издавала какие-то звуки, но различить слов было нельзя. Чем больше она пыталась что-то сказать, тем более безумной могла показаться. Не в силах перенести это, Юлий закрыл ей рот рукой.

— Не надо сейчас разговаривать, моя госпожа. Отдыхай. Спи.

По ее щекам побежали слезы. Она закрыла глаза.

Вернулась Лавиния с одеялами. За ней в покои вошли и другие рабы и слуги, которые очень любили Фебу и испугались за нее. «Гай отправился за врачом», — сказала служанка Перенна. Какой-то молодой слуга принес дрова для жаровни и поставил жаровню поближе к постели. Вся прислуга собралась в покоях и скорбно стояла возле постели, будто Феба Валериан уже была мертва.

Сын повара, Гай, привел врача прямо в покои Фебы. Юлий приказал всем выйти, а сам остался на случай, если понадобится помощь.

— Что с ней, мой господин? — спросил Юлий, после того как врач осмотрел ее.

Врач ничего не ответил. Отойдя от постели, он посмотрел на Юлия.

— Ты здесь за старшего?

— Да, мой господин.

Врач покачал головой.

— Сделать ничего нельзя.

— Что это? Что с ней случилось?

— Один из богов прикоснулся к ней и поразил мозг. Она даже не воспринимает, что вокруг нее происходит.

— И ты не поможешь ей?

— Я не могу ей помочь. Все находится в руках того бога, который прикоснулся к ней. — Врач направился к двери, но Юлий встал у него на пути.

— Ты же врач. Ты же не можешь вот так уйти и оставить ее в таком состоянии!

— Кто ты такой, чтобы указывать мне? Я знаю гораздо больше тебя и говорю тебе еще раз, что ей помочь нельзя. У тебя два пути. Можешь пытаться ухаживать за ней и кормить ее в надежде, что тот бог или та богиня, которые привели ее к этому, сжалятся над ней. А можешь оставить ее, чтобы она достойно умерла.

— Достойно умерла?

— Да. И именно это я тебе советую. Будь милостив и подмешай это в ее питье, — сказал врач и протянул Юлию небольшой пузырек. Но Юлий отказался взять его, и врач поставил пузырек на столик возле кровати. — Можешь, конечно, положиться на силы природы, но я думаю, что это будет жестоко по отношению к больной. — Он посмотрел в сторону постели. — В таком состоянии ей практически не на что надеяться. Если бы она могла выбирать, я не сомневаюсь, что она выбрала бы смерть.

Оставшись наедине с Фебой, Юлий бессильно опустился на стул, стоявший рядом с ее постелью. Он посмотрел на Фебу, которая лежала такая спокойная и бледная… И совершенно беспомощная. Глаза у нее были закрыты. Единственным признаком того, что она еще жива, было то, что ее грудь ритмично поднималась и опускалась.

Юлий подумал о том, сколько Феба сделала для того, чтобы помочь другим людям, часами готовясь к грядущему дню. Захочет ли она жить теперь такой ужасной жизнью?

Сможет ли он жить дальше без нее?

Юлий взял со столика пузырек и посмотрел на него. Приговор врача звенел у него в ушах. Он должен был думать о ней, о том, чего она хочет. Но, подумав еще с минуту, Юлий отставил пузырек в сторону.

— Я не могу пойти на это, моя госпожа, — сказал он дрогнувшим голосом. — Прости. Я не могу с тобой расстаться.

Он взял ее левую руку и сжал ее в своих ладонях.