Дом был охвачен волнением, и в центре его была Фамарь. Те, что раньше не верили россказням Вирсавии, будто Фамарь каким-то образом ответственна за смерть Ира, теперь были уверены, что она виновна в смерти обоих братьев. Даже Фамарь начала задумываться, не виновна ли она в случившемся. В течение года умерли два мужа? Какой злой жребий! Как это могло случиться? Ее чувства, казалось, были изорваны в клочья. И Онан, и Ир не были хорошими людьми, но было множество дурных людей, которые ходили, разговаривали и безобразно себя вели. Почему же такая участь постигла ее мужей?

В горле стоял ком, глаза горели. Она невиновна. Она не имеет никакого отношения к этим странным смертям… Но слухи были угрожающими. Сплетни сеяли в доме раздор, и Вирсавия сплетничала больше всех. Как свекровь могла называть ее ведьмой? Она ни разу никого не околдовала и не произнесла ни одного заклинания. Она хотела защитить себя, но каждый раз, когда начинала говорить, видела выражение лиц слушающих ее людей и понимала, что это бесполезно. Они уже поверили лжи и боялись Фамари.

Фамарь тоже боялась. С того дня, как она вошла в этот дом, с ней обращались, как с презренной рабыней. Все знали, что Ир оскорблял ее, и тем не менее никто не произнес ни слова сочувствия, не пошевелил пальцем, чтобы помочь ей. И теперь, несмотря на то, что Онан эгоистически использовал ее для своего удовольствия, отказывая ей в праве родить наследника, который будет претендовать на долю Ира, все верят, что она желала его смерти. Это неправда! Она пришла в этом дом, надеясь стать доброй женой и родить детей. Бог отца Иуды поразил этих молодых людей. Разве не так говорил Иуда в день, когда умер Ир?

Но Иуда больше не говорил об этом.

Иуда ничего не говорил! Он все сидел и с жадностью пил вино, чтобы забыть свои беды, а Вирсавия пичкала его ложью. Фамарь знала, что свекру легче думать, будто она — виновница смерти его сыновей, чем верить, что Бог уничтожает его семью. Кто же будет следующий? Шела? Вирсавия?

Когда Иуда смотрел на нее, она видела в его глазах подозрение и гнев. Он искал, кого обвинить в своем несчастье. И все в доме указывали на Фамарь. Это тоже помогало ему обвинять ее.

Ненависть Вирсавии пропитала весь дом. Фамарь не могла убежать от нее. Даже работая за пределами дома, она ощущала злобу свекрови: «Я хочу, чтобы ее не было в моем доме и в моей семье!»

Неужели Вирсавия не понимала, что раздувая уже разгоревшийся огонь, она уничтожает собственную семью? Почему бы ей не умолять Бога Иуды о милости? Почему бы ей не спросить у Иакова, что надо делать, чтобы обрести Его благосклонность? Почему Иуда молчит и пьет, допуская, чтобы рядом с ним разваливалась его семья?

Акса часто подталкивала Фамарь:

— Попробуй поговорить с ним.

— Я не могу. Я не хочу отвечать на ложь Вирсавии даже ради того, чтобы защитить себя.

— Все против тебя!

— Если Ира и Онана взял Бог Иуды, то что я могу сделать, чтобы исправить положение? Это дело Иуды. Он глава дома.

— Здесь Вирсавия глава.

— Иуда допустил это! Я полностью завишу от него. Мне остается только ждать, что он будет делать дальше.

Несмотря на то, что думали или говорили люди, обычай требовал, чтобы детей ей дал Шела. Но последует ли этому обычаю Иуда теперь, когда умер его второй сын? Доверит ли он ей Шелу, когда два его сына уже в могиле?

Втайне Фамарь плакала, слыша, какие ужасные вещи говорили о ней, но в присутствии людей сохраняла спокойствие. Даже если бы она стала унижаться, оправдываясь перед Вирсавией, она не изменила бы черного сердца этой женщины.

Медленно шли неделя за неделей, истекали дни траура.

Фамарь ждала. Рано или поздно ее свекор должен будет принять решение.

* * *

Прошло семьдесят дней, прежде чем Иуда призвал Фамарь. Все последние недели он не занимался ничем другим, как только думал о девушке.

Она имела право выйти замуж за Шелу и родить детей, но он боялся, что его последний сын тоже умрет, если женится на ней. Вирсавия твердила, что Фамарь злая, что она занимается колдовством, но зачем этой девушке колдовать? Ей нужны были сыновья, которые сделают ее счастливой и обеспечат в старости. Ей нужен муж, который даст ей этих сыновей. Зачем ей лишать себя шансов на безмятежное будущее? Она бездетная вдова, у нее нет никаких надежд.

Вирсавия оставалась ожесточенной и непреклонной.

— Не отдавай ей моего последнего сына! Я буду ненавидеть тебя всю жизнь, если ты сделаешь это! Она не должна выходить замуж за Шелу!

Когда Вирсавия не бранилась, она искала совета у своего идола. Дом задыхался от надоедливого запаха фимиама. Часто к дверям дома подходил какой-то незнакомец, заявляя, что у него есть послания от умершего.

— Избавься от Фамари. — Вирсавия была взбешена. — Прогони эту преступницу из моего дома!

Иуда никогда не видел, чтобы Фамарь колдовала или произносила заклинания, но это не означало, что она не занималась этим. Она могла быть не столь открытой, как его жена, которая никогда не делала тайны из своей страстной приверженности ханаанским богам.

Иуда знал, что Ира и Онана взял Бог. Вероятно, если бы он сделал так, как просила Фамарь, и противостал греху Онана… Но Иуда не задумывался над этим. Бог мог взять его сыновей, однако девушка была дурным предзнаменованием. С тех пор как он привел ее в дом, там происходили одни несчастья. Если бы он избавился от нее, то, возможно, обрел бы какой-то покой.

Шела был его единственным оставшимся в живых сыном. Юношу необходимо защитить. Фамарь постоянно была центром всех несчастий, обрушивающихся на его дом. Иуда не мог рисковать жизнью сына и отдать его в мужья Фамари. Кроме того, Шела сам боялся ее. Вирсавия убедила его, что он умрет, если сойдется с Фамарью.

— Когда ты будешь действовать справедливо, Иуда?

Слова Фамари терзали его совесть, но он ожесточил свое сердце против них. Он защищает свою семью. Почему он должен отдать этой опасной девице своего последнего сына? Зачем рисковать? Зачем еще глубже вбивать клин между собой и женой? Зачем навлекать на себя еще больше неприятностей?

Кроме того, возможно, Фамарь вообще не способна рожать детей. Она не забеременела в течение всех тех месяцев, что была с Иром. Она не была достаточно желанной для Онана и потому не смогла склонить его на свою сторону. Почему он должен отдать Шелу этой маленькой подлой ведьме? Шела был его последним сыном, оставшимся в живых, его единственным наследником, последней надеждой. Он не отдаст его!

Иуда послал за сыном.

— Иди к Хире и оставайся в Одолламе, пока я не пришлю за тобой.

Освобожденный от своего долга, Шела похвалил решение отца и с охотой подчинился ему. Иуда почувствовал укол совести, но быстро успокоился. Он обезопасил своего сына, пусть даже ценой собственной чести.

Когда Акса вышла из дома и начала работать, храня унылое молчание, Фамарь поняла — снова произошло что-то недоброе.

— Что такое, Акса? Что случилось?

— Иуда утром отослал из дома Шелу.

Сердце Фамари упало.

— Он, должно быть, послал его присмотреть за стадами.

— Возле Одоллама нет ни одного стада. А Шела ушел именно туда.

Фамарь уставилась в землю, которую обрабатывала.

— Я ничего не могу поделать, Акса, как только ждать.

И надеяться.

— Действительно, ты ничего не можешь сделать.

Акса зарыдала.

Когда Иуда прислал за Фамарью, она пошла к нему со страстным желанием услышать какое-то объяснение. Однако увидев свекра, она сразу поняла, что Акса была права. Шела ушел, и с этим уже ничего нельзя было сделать.

— Я принял трудное решение, — медленно произнес Иуда, не в силах посмотреть ей в глаза. — Шела слишком молод, чтобы взять на себя обязанности мужа.

Шела был на два года старше ее, но Фамарь не придиралась. Иуда искал предлог. Они оба это знали. Если она сейчас начнет спорить с ним, то только настроит его против себя. Пусть Вирсавия запугивает его своей ложью. Со временем обнаружится истина. Фамарь будет покорной. Она будет терпеливой. Она будет вести себя с достоинством, даже если он проявляет малодушие. Время — ее союзник. Она нужна Иуде. Иру необходим сын, чтобы продолжился его род. Но если Иуда не защитил ее право родить этого сына, то он человек, потерявший всякую честь. Можно ли полагаться на такого человека?

— Когда Шела повзрослеет, я пошлю за тобой.

Фамарь беспомощно моргнула и смутилась.

— Пошлешь за мной? Что это значит?

Она изучала его лицо. Взгляд его стал жестким.

— Пока мы с тобой разговариваем, Вирсавия собирает твои вещи. Она прикажет кому-нибудь из слуг проводить тебя с кормилицей в дом твоего отца.

— В дом моего отца? Но, мой господин, это…

— Не спорь! — Иуда не позволил ей даже рта открыть, чтобы защитить себя. — Это самый лучший выход. Ты будешь жить в отцовском доме как вдова, пока я не позову тебя.

— Самый лучший выход? — Она похолодела. — Меня выгоняют за грехи, совершенные против меня?

— Тебя не выгоняют. Ты просто идешь домой.

— Этот дом мой. Такой же холодный и неприветливый, как и всегда!

— Не смей ничего говорить против моей семьи. Я принял такое решение из-за тебя. Твое присутствие превратило мой дом в поле битвы.

— Ты несправедлив!

Она начала кричать, окончательно позоря себя.

Иуда отвел взгляд.

— Твои слезы не изменят моего намерения, — сказал он холодно.

Гнев пришпорил ее.

— Ты думаешь, отец встретит меня с распростертыми объятьями? — Она пыталась обуздать свои разбушевавшиеся чувства. — Меня, два раза овдовевшую? Бездетную? Отвергнутую и изгнанную?

Иуда был неумолим.

— Скажи ему, что я хочу, чтобы ты оставалась в его доме вдовой до тех пор, пока не возмужает Шела. Когда это случится, я пришлю за тобой.

Фамарь подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Пошлешь?

— Я сказал, что пошлю.

Она не отводила взгляда. Пусть он видит, как она верит ему теперь, когда он отказался от нее.

Иуда покраснел и отвел взгляд.

— Ты не веришь мне?

Она молчала, хотя задавала себе вопрос, увидит ли она когда-нибудь Иуду, поступающим справедливо?

— Я обещаю тебе! — сказал он поспешно. — Ну вот! Теперь ты пойдешь не такой опечаленной?

Смирившись, Фамарь поступила, как ей было велено.

Вирсавия стояла за дверью, торжествующая и безжалостная.

— Твоя кормилица ждет тебя снаружи.

Сдерживая слезы, Фамарь прошла мимо нее, но Вирсавии все было мало. Она следовала за Фамарью до самого выхода и остановилась лишь в дверях.

— Мы рады, что избавились от тебя!

Фамарь не оглядывалась. Не смотрела она и на Аксу, опасаясь, что если взглянет на нее, то разразится слезами и доставит Вирсавии еще больше удовольствия.

— Иуда отправляет меня к отцу.

У Аксы засверкали глаза.

— Я прокляну Вирсавию и ее дом.

Она зашагала вперед, но Фамарь схватила ее за руку и дернула назад.

— Ты не сделаешь этого! Это мой дом, моя семья. Неважно, что думает Иуда, это мое место.

Глаза Аксы наполнились гневными слезами.

— Они не достойны тебя, — сказала она тихим голосом.

— Иуда выбрал меня, Акса. Я буду жить в надежде, что оправдаю его выбор. Если тебе необходимо выговориться, то произнеси молитву о благополучии его семьи.

Им не дали слугу для сопровождения и охраны в пути. Они получили два маленьких ячменных хлеба и мех с водой.

Отойдя довольно далеко от дома, Фамарь упала на колени и разрыдалась. Собирая с дороги пыль, она посыпала ею свою голову. Не в силах утешить ее, Акса рыдала вместе с ней.

До дома Зимрана было всего восемь миль. Жаркое солнце изнурило их силы, но тяжесть на сердце измучила их еще больше. Прежде чем Фамарь подошла к дверям отцовского дома, на землю опустились сумерки.

* * *

Зимран приказал всем выйти. Мать, Акса, сестры и братья поспешно вышли. Фамарь тоже хотела бы убежать от гнева отца. Но у нее не было иного выбора, как только стоять и молчать, пока отец изливал на нее свою ярость. Возможно, в конце концов он окажет ей милость.

— Я отдал тебя Иуде, чтобы ты родила ему детей и поддерживала мир между нашими домами! Ты подвела меня! Ты подвела всех нас!

Она должна сохранять самообладание, иначе она погибнет.

— Иуда дал мне слово, что пошлет за мной, когда Шела будет достаточно взрослым, чтобы исполнить передо мной свой долг.

Зимран презрительно посмотрел на нее.

— И ты поверила этому еврею? Ты глупая девчонка! Шела всего на несколько лет моложе Ира. Самое большее на три или на четыре года! А Иуда говорит, что он недостаточно взрослый, чтобы произвести детей? Ха! Если он слишком молод, то почему же его брали на стрижку овец? Ты должна была настаивать на своих правах!

Она оступилась под ударом его руки и упала на колени.

— Я сделала все что могла, отец.

— Этого недостаточно! — Зимран широко шагал по комнате, лицо его было красным, руки сжимались в кулаки. — Ты должна была остаться в его доме, а не возвращаться сюда. Какой мне прок от тебя? Ты навлекла позор на мой дом!

Фамарь ладонями сжала трясущиеся щеки. Сердце бешено билось от страха. Она не должна сдаваться. Она должна думать.

— Иуда обещал, отец. Он обещал.

— Ну и что? Чего стоят клятвы евреев? Евреи заключили договор с Сихемом, они его исполнили? Посмотри, что случилось с его жителями! — Он стоял над ней. — Я снимаю с себя всякую ответственность за тебя! Если Иуда не хочет терпеть тебя в своем доме, то почему я должен терпеть тебя в своем? Ты принесешь нам несчастье!

Она должна все выдержать.

— Если ты готов, отец, то рискни, пренебреги желанием Иуды. Прогони меня!

— Желание Иуды? Какое желание?

— Создать семью.

Боялся ли по-прежнему ее отец Иуду? Она могла только надеяться, что да.

— Родит ли Вирсавия сыновей для Иуды, отец? Она сухая, как пыль, и холодная, как камень. Разве Иуда отдаст Шелу в мужья другой женщине, пока не исполнит свой долг передо мной? Иуда хочет создать семью, и меня он выбрал рожать детей для его семьи. Разве что-нибудь изменилось?

Глаза отца вспыхнули.

— Если бы Иуда собирался сдержать свое слово, то не отправил бы тебя сюда. Он вернул тебя, потому что хочет избавиться от тебя. Все узнают, что Иуда считает мою дочь причиной его несчастий!

Как больно жалили слова отца! Глаза жгли горячие слезы.

— Дай Иуде время пережить его горе, отец. Дай ему время подумать!

— Время! Выгода, которую я приобрел с твоим замужеством, теперь потеряна для меня! Ты думаешь, Иуда приведет на мои поля свои стада, когда ты здесь? Мне придется искать других пастухов, чтобы они привели стада и гурты, иначе моя земля останется неудобренной. — Он сердито посмотрел на нее. — От тебя нет никакой пользы! Ты чума в моем доме! У меня есть еще дочери, которым надо выйти замуж! Разве какой-нибудь мужчина захочет взять в жены сестру такой проклятой женщины, как ты? Иуда, наверное, счел бы за благо, если бы я убил тебя!

Жестокие неразумные слова сыпались на Фамарь и ранили сильнее, чем удары. Сердце ее трепетало, но она не смела показать свою слабость.

— Как пожелаешь, отец. Убей меня. А когда Иуда пришлет за мной, чтобы его сын мог иметь сыновей, скажи ему — в приступе ярости я убил Фамарь!

— Я прогоню тебя так же, как он.

— Он отправил меня к отцу, чтобы тот оберегал меня. Ты скажешь Иуде, что отверг меня? Ты скажешь этому еврею, воителю, что послал свою дочь собирать колосья на полях других мужчин, просить милостыню, блудить, чтобы выжить? Я уверена, Иуда поймет тебя. На евреев очень легко повлиять, не так ли? Они даны нам на счастье. Они забывают обиды, причиненные им. Мой свекор будет так же милостив к тебе, как ты ко мне!

Он слушал. Фамарь добивалась понимания.

— Если я буду обесчещена и стану не годна для Шелы, то что сделает Иуда с твоим домом? Я всегда буду невесткой Иуды. Шела — последний его сын. Разве Иуда тот человек, который позволит своему роду исчезнуть из-за отсутствия детей? Он выбрал меня! — Она остановилась, бросив на отца внимательный взгляд. — Если только ты захочешь вернуть ему выкуп.

Отец побледнел. Она понизила голос.

— Иуда просил тебя о простой вещи, отец, дать мне на некоторое время хлеб, воду и кров и за это получить его благословение.

— На какой срок?

— Возможно, на несколько лет. Пока Шела не возмужает настолько, чтобы стать моим мужем.

Страх пустил глубокие корни в сердце отца. Этот страх должен быть оградой, способной ее защитить.

— Иуда нужен тебе как союзник, а не как враг. Ты не настолько силен, чтобы противостоять ему.

Отец насмешливо улыбнулся, глаза его стали хитрыми.

— Он один, и из всех его сыновей у него остался теперь только один.

Она похолодела. Неужели она навлекла на дом Иуды опасность, напомнив отцу о сокращении его семьи? Она знала, о чем он думает. У него было шесть сыновей. Она лихорадочно соображала, как защитить Иуду.

— У Иуды много братьев, сильных братьев. Их отец — Иаков, человек, который разговаривает с невидимым живым Богом, разрушившим Содом и Гоморру. Не забывай, что они сделали с Сихемом. Целый город был уничтожен за то, что была обесчещена одна девушка. Разве я теперь не дочь Иуды, жена его первенца Ира, жена Онана, обещанная жена его последнего сына Шелы? Что Иуда сделает с тобой, если ты попытаешься уничтожить его семью?

Зимран побледнел. Он нервно облизал губы.

— Ты будешь работать, — сказал он с угрозой. — Ты не будешь сидеть без дела, жиреть и ждать, когда он исполнит свое обещание. Ты будешь рабыней в моем доме до тех пор, пока он не позовет тебя назад.

Она склонила голову, чтобы скрыть от него чувство облегчения.

— Я твоя смиренная раба, отец.

— Я так надеялся, что ты соединишь наши дома, — произнес он горько. — Звезды не предсказывали, что ты принесешь мне беду.

От слез перехватило дыхание. Она с трудом проглотила слюну и сказала с глубоким почтением:

— Когда-нибудь Иуда отблагодарит тебя.

Зимран с горечью рассмеялся:

— Сомневаюсь, но я не буду рисковать из-за девчонки. Ты будешь спать с работницами. Ты неподходящая компания для своих сестер.

Фамарь понимала, что он стремится обидеть ее, потому что она не оправдала его надежд. Она подняла голову и взглянула на него. Отец слегка нахмурился и отвел взгляд.

— Можешь идти.

Она с достоинством поднялась с пола.

— Да благословит тебя Бог Иуды за твою доброту ко мне.

Его глаза сузились.

— Постой. Я хочу, чтобы ты подумала кое о чем. — Взгляд стал тяжелым. — Ты молода. Скоро тебе надоест вдовье платье. Пройдут годы, и ты увидишь, что у тебя остается все меньше и меньше шансов родить детей.

— Я сохраню верность, отец.

— Это ты сейчас так говоришь, но придет время, когда тебе захочется сбросить власяницу, стряхнуть пепел и снять свое черное покрывало. Но я предупреждаю тебя: если ты когда-нибудь сделаешь это, я скажу Иуде, чтобы он сам решил твою участь. Мы оба знаем, что будет.

После ее смерти, несомненно, устроят шумный праздник.

— Я буду верна. Клянусь, я буду верна всю жизнь. Самое последнее, что я могу сделать, это навлечь позор на дом Иуды!

Несмотря на слезы, застилающие ее глаза, она прежде чем выйти из комнаты подняла голову и посмотрела в глаза отца.

* * *

Иуда совершенно забыл бы о Фамари, если бы не Вирсавия, которая мучилась в поисках способа как-нибудь отомстить этой несчастной девушке. Даже после ее ухода жена не оставляла мужа в покое.

— Мои сыновья должны быть отомщены! Я не успокоюсь, пока она жива!

Он не хотел ни того, ни другого.

Вирсавия забросила домашнее хозяйство, переложив свои заботы на ленивых слуг, а сама день и ночь молила своих богов о мести. Она желала смерти Фамари и несчастья всему дому Зимрана.

— Девушка ушла! — кричал раздраженный Иуда. — Оставь меня в покое, забудь ее.

— Как забыл ее ты!

Против такого обвинения нечего было возразить.

— У меня по ее вине оба сына лежат в могиле. Если бы ты был мужчиной, то убил бы ее! Я никогда не забуду, что она сделала мне! Никогда!

Она вернулась к своим идолам, моля их об отмщении.

Иуда оставил свою жену одну с ее горем. Могли ли слышать ее плач каменные идолы? Могли ли деревянные или глиняные терафимы что-нибудь изменить в ее судьбе? Пусть она ищет себе утешение, как может.

Иуда подумывал о том, чтобы взять себе вторую жену. Она могла бы родить ему сыновей, однако мысль о второй жене вызывала у него отвращение. Он вырос в доме, где было четыре женщины. Он знал, сколько огорчений могут доставить мужчине женщины, даже если они верят в того же самого Бога, что и он. Жизнь его отца никогда не была легкой. Мать Иуды и Рахиль, любимая жена отца, постоянно ссорились, соперничая друг с другом в рождении сыновей. Положение ухудшалось, когда каждая из них настаивала, чтобы Иаков взял в качестве наложницы ее служанку, надеясь таким образом взять верх над соперницей. И сыновья их росли в обстановке ожесточенного соперничества.

Ничто не могло отвратить от Рахили сердце его отца. Иаков полюбил эту женщину с того самого момента, как увидел ее, и смерть любимой жены во время родов чуть не убила его. Воистину, он до сих пор любит ее. Иосифа и Вениамина он любил больше всех других своих сыновей только потому, что они были рождены ему Рахилью.

Нет, Иуда не хотел навлечь на себя еще больше неприятностей, приведя в дом вторую жену. Любому мужчине хватает беспокойства и с одной женщиной. Две жены — в два раза больше волнений.

Он часто напоминал себе, что когда-то любил Вирсавию. Она была женой его юности, матерью его сыновей. Он не хотел отстранять ее от себя ради другой женщины, какой бы неуживчивой Вирсавия ни была теперь.

Кроме того, ему пришлось бы строить еще один дом из опасения, что Вирсавия будет вредить любой женщине, которую он приведет в этот дом. Он видел, как дурно обращалась она с Фамарью.

Чтобы избежать конфликтов с женой, Иуда оставлял свой каменный дом и уходил к стадам. У него всегда была веская причина на несколько недель уйти из дома. Однако даже в поле, вдали от жены, его не покидала тревога.

Его овец и телят поражали болезни, загрызали хищники. Солнце выжигало его пастбище. Если он держал свой скот в загонах, спасая от мародеров, то на горы обрушивались дожди и вода затопляла загоны. Много скота уносили наводнения, трупы животных были богатым угощением для хищников. Вернувшись домой, он обнаруживал, что насекомые-паразиты уничтожили его виноградники. Жучки сожрали пальмы. Сад пожелтел из-за нерадивости слуг. Небеса для него были бронзовые, а земля железная!

Даже Вирсавия болела — горький корень неудовлетворенности отравлял ее исхудавшее тело. Лицо ее заострилось. Голос дребезжал. Черные глаза стали как обсидиан. Она постоянно жаловалась на боли в шее, спине, животе. Иуда звал лекарей, они брали деньги и оставляли бесполезные снадобья.

Бог был против него!

Лежа на земле в проходе загона для овец, положив под голову камень, он смотрел в ночное небо и вспоминал обетование, данное Богом его отцу Иакову много лет назад — то же самое обетование, которое Он дал отцу Иакова Аврааму. «…Умножу потомство твое, как звезды небесные, и дам потомству твоему все земли сии…» Господь благословил Иакова-Израиля двенадцатью сынами.

Иуду преследовали ночные кошмары, в которых он снова переживал тот роковой день в Дофане. Его мучили его собственные слова: «Что пользы, если мы убьем брата нашего и скроем кровь его? Пойдем, продадим его Измаильтянам…» В его снах разверзался, как черная дыра, сухой ров, и он слышал крики своего беспомощного младшего брата: «Помогите, братья! Помогите!»

Иуда помнил, как юноша пытался разорвать оковы и, рыдая, молил о помощи тех, кто должен был защитить его. «Помогите!» Его рыдания до сих пор звучат в его ушах, точно так же, как в тот день, когда его уводили в Египет, а братья стояли и смотрели на него.

Иуда не оказал тогда милости Иосифу.

Теперь Иуда не ожидал милости от Бога.

* * *

Внешне покорная, в душе Фамарь все-таки не соглашалась со своей судьбой. Это был не ее удел — состариться и умереть бездетной. Прошло четыре года, но она не теряла надежды. Она еще молода, у нее еще есть время.

В отцовском доме Фамарь много работала, не давая никому повода для недовольства. Она делала глиняную посуду. Плела корзины и ткала. Мастерила инструмент для работы в поле своим братьям и сестрам. Отец посылал ее в поле только после того, как оттуда уводили свои стада пастухи. Хотя работа была тяжелой, Фамарь предпочитала одиночество. Лучше таскать тяжелые камни, чем терпеть презрение окружающих.

Отец преуспевал. Третий год он снимал со своих полей двойной урожай.

— Где же те беды, которые, как ты уверен, я навлеку на тебя? — спрашивала она его с вызовом.

— Подождем и посмотрим, что принесет следующий год.

Пять лет дом отца процветал так, что все забыли о присутствии Фамари. Сестры вышли замуж, и ее приняли в дом. Братья привели жен, и она стала объектом жалости. Фамарь приняла бы их сочувствие, но их жалость она презирала. Они свысока смотрели на нее и на семью Иуды.

Фамарь не теряла надежды, она всячески цеплялась за нее.

Когда-нибудь Иуда позовет ее! Когда-нибудь у нее будут дети! Когда-нибудь дом Иуды станет сильным и уважаемым благодаря сыновьям, которых она родит для него. Она плакала, ибо страстно желала занять в этой семье свое законное место как женщина, рожающая детей. О чем еще могла мечтать женщина?

Иногда по ночам она плакала, слушая нежные звуки, которые издавал новорожденный первенец ее брата. Будет ли она когда-нибудь держать на руках свое собственное дитя?

Конечно, Иуда не забыл ее. Конечно, он пошлет за ней. Он обещал. Возможно, он заберет ее в этом году. Может быть, в следующем. О, скорей бы!

Когда Фамарь работала в поле одна, она поднимала глаза к небу и слезы заливали ее лицо. Сколько времени, о Господи, сколько времени я буду брошенной? Когда восторжествует справедливость? О Бог Иуды, помоги мне. Когда Твой сын поймет, что я могу дать его дому детей, которые так необходимы ему для того, чтобы не иссяк его род? Измени его сердце, Боже. Измени его сердце.

Помолившись невидимому Богу, Фамарь делала единственное, что ей оставалось.

Она ждала…

и ждала…

и ждала…