Джошуа проснулся от стона Абры. Она беспокойно ворочалась под одеялом, словно с кем-то боролась. Она что-то бормотала, но так неразборчиво, что он не смог расслышать. Тогда Джошуа подвинулся ближе и дотронулся до ее обнаженного плеча.

— Абра… — Девушка вздрогнула и проснулась, тяжело дыша. Он погладил ее по руке. — Тебе приснился плохой сон, дорогая. — Ее дыхание выровнялось, и она расплакалась.

— Расскажи мне. — Джошуа погладил волосы Абры.

Она сглотнула:

— Я почти увидела ее лицо.

Абра свернулась калачиком, а Джошуа обнял ее, утешая:

— Чье лицо?

— Моей матери, — пробормотала девушка со вздохом.

Джошуа почувствовал, что ее дыхание становится легче. Он хотел спать, но это неважно, он выслушает ее.

— Мне часто снится сон про мост: я лежу на гальке совсем беспомощная, мне холодно. И вижу папу наверху, но не могу даже крикнуть.

Джошуа сильнее прижал ее к себе:

— Он нашел тебя и забрал домой. — Отец полюбил ее сразу, как только увидел. Джошуа подвинулся, высвобождая ей пространство, и подпер голову рукой. — Папа не хотел тебя отдавать.

— Я знаю.

— Мы бы сейчас не были женаты, если бы он так не поступил.

— Я знаю. — Абра повернулась на бок и провела пальцами по груди Джошуа. — Я рада, что он отдал меня Питеру и Присцилле.

— Маме и папе.

— Да, — он уловил улыбку в ее голосе, — маме и папе.

* * *

Абра проснулась рано, она плохо помнила приснившийся кошмар, да и не горела желанием об этом думать. Она была у доктора Рубинштейна неделю назад, сдавала тест на беременность. Возможно, кошмар вернулся из-за того, что она хранила эту тайну от Джошуа. Она ничего не сказала ему, потому как не хотела давать мужу напрасные надежды. Она забрала жизнь своего первого ребенка и не была уверена, что Бог даст ей второй шанс.

Абра осторожно выскользнула из постели, чтобы ненароком не разбудить мужа. Она отправилась в ванную, тихо прикрыла дверь и включила душ. Бог простил ее. Как и Джошуа, и многие другие. Однажды она встретит своего первого ребенка на небесах. Она не будет больше размышлять о прошлом. Не будет больше гадать, откуда она взялась.

Абра вытерлась, оделась и расчесала волосы. Они отросли уже до плеч, рыжие, как раньше. Она снова походила на саму себя.

Абра сварила кофе и подкрутила обогреватель, чтобы в доме стало тепло к тому времени, когда она разбудит Джошуа. Она нагнулась поцеловать его:

— Пора вставать.

Он посмотрел на нее заспанными глазами. Жена вновь поцеловала его, на этот раз дольше. Джошуа довольно промычал что-то и заметил, что она пахнет зубной пастой. Когда же он попытался затянуть ее в кровать, она отодвинула его руки и выскользнула.

— Сегодня утро понедельника. Ты опоздаешь на работу. — Покосившись на часы, стоявшие на тумбочке, Джошуа вздохнул. — Ты всегда можешь заглянуть домой на обед. — Смеясь, Абра направилась на кухню и добавила: — Завтрак будет на столе, когда ты соберешься.

Они помолились и поели вместе. Джошуа спросил, что она собирается сегодня делать. Абра ответила, что будет упражняться на пианино и поработает над своей музыкой, хочет дописать. Иан Брубейкер зайдет позже, помочь ей советом. Кроме этого, у нее есть много дел по дому и в саду.

Джошуа поцеловал ее возле двери гаража:

— Увидимся днем.

Абра посвятила час чтению Библии Марианн, затем убралась на кухне, заправила кровать и принялась за стирку. Она размышляла, стоит ли выходить из дома, ведь она может не услышать звонок телефона или не успеть поднять трубку вовремя. Но у нее есть работа в саду. Не успела она открыть стеклянную дверь, когда зазвонил телефон. Она бросилась к нему, ответив еще до второго звонка.

— Сидели у телефона всю прошедшую неделю? — усмехнулся доктор Рубинштейн.

— Да или нет?

— Да! Вы беременны. Я передаю вас Коллин. Она запишет вас на полный осмотр. Мы определим время родов.

— Спасибо! Спасибо вам!

Он рассмеялся:

— Не благодарите меня. Благодарите Джошуа.

Коллин взяла трубку и поинтересовалась, подходит ли ей среда.

Абра кружилась по гостиной:

— Спасибо Иисусу. Спасибо Иисусу! — Ей захотелось позвонить мужу и позвать его домой немедленно, но она отказалась от этой затеи. Ей не хотелось сообщать такие новости по телефону, а Джошуа обязательно подумает, что произошло что-то плохое, если она попросит его срочно бежать домой. На часах было 10:30. Она может подождать полтора часа. Ведь может?

В дверь позвонили.

Всю неделю приходили коммивояжеры. Она уже отказалась от пылесоса, от набора кистей и косметики «Эйвон». Абра отворила дверь и всплеснула руками от удивления.

— Сьюзен! — Женщина никогда не заглядывала к ним в гости. — Рада вас видеть. — Вдруг вспомнив о манерах, Абра распахнула дверь: — Пожалуйста, проходите.

Сьюзен на секунду замешкалась, прежде чем переступить порог дома:

— Надеюсь, я пришла в удачное время.

— В идеальное, на самом деле. — Радость от новости о ребенке бурлила внутри нее. Ребенок! У нее будет ребенок! — Хотите чего-нибудь выпить? Кофе, холодный чай?

— Спасибо, ничего не нужно.

Абра остановилась у двери в кухню и повернулась к ней:

— Точно? Мне не сложно. — Она, наконец, заметила смущение гостьи и почувствовала приближение чего-то нехорошего. — Пожалуйста. Присядьте. Располагайтесь как дома.

Сьюзен присела на край дивана. Она вся дрожала.

Абра не могла даже представить, что так взволновало женщину. Они разговаривали множество раз, когда она училась еще в старших классах и заходила на обед в кафе. На самом деле именно Сьюзен помогла ей принять решение о Джошуа. Внезапно ее посетила догадка.

— Вы пришли поговорить о папе? Все знают, как много времени он проводит с вами. — Не удивительно, что она нервничала. Слухи не смолкали. Абра надеялась, что сможет успокоить гостью.

— Все нас неправильно понимают. — Сьюзен покачала головой. — Пастор Зик мой лучший и единственный настоящий друг за всю жизнь. — Она сглотнула, взглянула на Абру, но тотчас отвела взгляд. — Это он захотел, чтобы я пришла сюда, но я не знаю, смогу ли решиться.

— На что? — Абра придвинулась ближе. Сьюзен становилась бледнее с каждой секундой. Ее губы дрожали, а пальцы сжались так сильно, что побелели костяшки.

Сьюзен повернулась к Абре с таким выражением лица, будто смотрит на расстрельную команду:

— Я твоя мать.

Тело Абры сковало холодом.

— Что? — Она явно что-то не так расслышала.

— Я твоя мать, — будничным тоном повторила Сьюзен, но ее глаза выдавали страх. Склонив голову, она продолжила: — Нет прощения тому, что я сделала с тобой.

Абра вскочила и отшатнулась, сердце ее бешено забилось. Ее мать? Всю свою жизнь она гадала, что за женщина родила ее на свет и бросила умирать под мостом.

«Но ты ведь не умерла, верно?» — сказал тихий голос внутри нее.

Абра прижала трясущуюся руку ко лбу, пытаясь думать ясно. Сьюзен Уэллс? Она всегда ей нравилась. Как она могла такое совершить?

Не суди других…

Абра сжала кулаки. Как смеет она приходить в ее дом? И почему именно сегодня, из всех возможных дней? Я была так счастлива… Она остановилась, вспомнив причину.

Как судишь других ты, так будут судить тебя.

Зазвенел телефон.

Сьюзен вздрогнула от резкого звука.

— Прости меня, Абра. Мне очень, очень жаль. — Сьюзен опустила руки и начала вставать: — Это все, что я пришла сказать тебе.

— Этого мало! — Абра посмотрела на телефон, а затем снова на Сьюзен. — Вы никуда не пойдете. Вы останетесь здесь. — Она указала на диван. Телефон звонил и звонил, требуя ответа. — Вы пришли, и не уйдете, пока не скажете мне почему — Телефон продолжал надрываться. — Вы не можете сбросить на меня атомную бомбу и просто выйти в дверь! Я не позволю!

Сьюзен сжалась, ссутулила плечи. Телефон замолк, и в комнате воцарилась звенящая тишина.

Шли минуты. Абра боролась с собой, чтобы не расплакаться. Когда она немного справилась, снова спросила, голосом, полным боли:

— Просто скажите мне почему?

Сьюзен не поднимала головы:

— Я задавала себе этот вопрос миллион раз. Гнев. Страх. Стыд. — Ее пальцы впились в колени. — Вина.

— И вы думали, что, бросив новорожденного ребенка под мостом, вы все исправите?

Произнеся эту тираду, Абра вдруг ощутила резкий укол совести и вновь услышала шепот в голове. Какое у нее право осуждать? Разве она не сделала еще хуже? Она схватилась трясущимися руками за голову.

— Прости, Абра. Мне не стоило приходить.

— Может и не стоило, но теперь уже поздно. Не так ли? — Абре казалось, что она задыхается. Она услышала визг покрышек на улице и взглянула на Сьюзен глазами, полными слез: — Зачем вам понадобилось ворошить прошлое?

Абра подумала о Франклине и всех его аргументах против ребенка. Она подумала о той ночной поездке с ним. Вспомнила женщину, ожидавшую в дальней комнате домика в прибрежных холмах, и всхлипнула. Выражение лица Сьюзен отражало ее собственные чувства, как в зеркале.

Входная дверь распахнулась.

Джошуа ворвался в дом, он перепугался, подумал, что с Аброй случилась беда. Все утро у него было плохое предчувствие, он пытался дозвониться домой, но жена не брала трубку. А теперь он увидел ее посреди гостиной, растрепанную, и понял, что беда все-таки произошла. Он даже не заметил, что в комнате есть кто-то еще, пока не подошел к Абре.

— Сьюзен? — Он перевел взгляд обратно на Абру. — Что происходит?

Абра осуждающе указала на гостью:

— Она моя мать.

Красная, дрожащая Сьюзен встала.

— Простите. — Она вдруг сильно побледнела. — Я пойду. Это была ошибка.

Абра шагнула к ней и с яростью и обидой произнесла:

— То есть это я была ошибкой.

— Нет! — Слезы покатились по бледным щекам Сьюзен. — Нет!

Джошуа чувствовал врага в комнате, и врагом была не Сьюзен Уэллс. Он видел гнев и боль жены, ее замешательство, как и страх и страдания Сьюзен, которая была готова сбежать, а если она побежит, Джошуа знал, она никогда не вернется. Просто будет бежать, одна, в никуда.

— Пожалуйста, присядьте, Сьюзен. — Джошуа пригласил ее сесть на диван. Абра хмуро посмотрела на него. Он подошел к ней и слегка обнял ее одной рукой: — Давай поговорим об этом. Пожалуйста. — Он чувствовал дрожь жены. Шок или ярость? Тело ее было холодным. Он погладил ее руки и заговорил тихим голосом: — Она же снилась тебе. Помнишь? Тебе нужно выяснить, что случилось.

Абра оперлась на мужа и доверила ему право вести разговор. Он попросил Сьюзен рассказать им все.

Голос Сьюзен был слабым, прерывистым:

— Мне было семнадцать, и мне казалось, что я знаю все. Родители предостерегали меня относительно того молодого человека, с которым я встречалась, но я не слушала. Когда я забеременела, он не пожелал иметь со мной ничего общего. Я была такой дурой! Я сумела скрыть беременность до самого конца. А когда начались схватки, я так напугалась, мне было так стыдно… Я не знала что делать. Взяв ключи от отцовской машины, я просто уехала. Понятия не имела, куда я еду. Просто хотела уехать как можно дальше. Я проехала поворот на побережье и подумала, не повернуть ли обратно. В голову пришла мысль, что если я сброшусь с обрыва в океан вместе с машиной, никто никогда не узнает, что со мной случилось и что я сделала. Но к тому моменту боли стали такими сильными… Я съехала с главной дороги. Увидела парк Риверфронт и остановилась. Было совсем темно…

Я помню все, будто это было вчера. Я все еще слышу сверчков в траве. Светила полная луна. Я не знала что делать, но нужно было выбираться из машины. Схватки становились все чаще и чаще. Я подумала, что нужно найти какое-нибудь укрытие, где меня не увидят. Женский туалет оказался заперт. Почему я не сообразила остановиться раньше или снять номер в мотеле? Но было уже слишком поздно.

Я так боялась, что меня кто-нибудь услышит. А ведь когда я узнала, что жду тебя, у меня были такие большие надежды! Мой парень говорил, что любит меня. Сказал, что если я действительно люблю его, я отдам ему себя. И я отдала — сердце, разум, тело и душу. А когда я сообщила ему, что беременна, он даже не поверил, что ребенок от него. Если я отдалась ему, значит, я отдавалась и другим. Он сказал: «Почему я должен тебе верить? Это твоя проблема, не моя». Он высадил меня у родительского дома и больше не вернулся.

Каким-то образом я сумела пробраться под мост. Я знала, что никто меня там не увидит. Шум реки заглушит мои стоны, и рядом будет вода, чтобы обмыться после всего. Когда ты родилась, ты не заплакала, и я решила, что ты мертва. И, честно говоря, я подумала, что это к лучшему. Ты лежала там, такая бледная и прекрасная, на черном покрывале земли. Было слишком темно, чтобы понять, мальчик ты или девочка. Я стянула свитер и накрыла тебя. Я не знала, куда мне идти, но надо было выбираться оттуда. А еще я знала, что никогда не смогу освободиться от чувства вины и сожалений. И не заслужу свободы. Я собиралась найти подходящее место и убить себя. Но у меня не хватило смелости даже на это.

Абра согнулась и закрыла голову руками, больше не желая слушать. Джошуа попросил Сьюзен продолжать рассказ. Абра подняла глаза на мужа и увидела, что он понимает. Она рассказала ему все, не так ли? В Агуа-Дульсе она рассказала ему о худших вещах, которые сделала, а он все равно ее любил. Слова Сьюзен звучали как ее собственные. Семнадцать… думала, что знаю все… Все предупреждали меня… я была такой глупой. Яблоко от яблони. Абра зарыдала. Джошуа встал и вернулся с двумя платками, один для нее и один для Сьюзен, которая всхлипывала рядом.

— Все будет хорошо. — Он говорил с ними обеими.

Так ли?

Глотая слезы, Абра посмотрела на Сьюзен и увидела отражение собственного горя.

— Кто был моим отцом?

Сьюзен вцепилась в платок обоими руками:

— Никто, кого стоило бы знать. — Она подняла голову и грустно смотрела на Абру. — Он был красивым, обаятельным и испорченным. Из богатой семьи, считал, что мир принадлежит ему. Я была не первой и не последней девушкой, которую он использовал и вышвырнул за ненадобностью.

— Поэтому вы предупреждали меня о Дилане.

— Я пыталась. — Глаза Сьюзен были полны раскаяния. — Я поняла, что это за парень, как только он вошел в кафе.

— А я не слушала. — Абра изучала лицо гостьи, искала сходство. — Я похожа на моего отца?

— Вовсе нет. — Голос Сьюзен стал задумчивым: — На самом деле ты похожа на мою мать. Она тоже была рыжеволосой. Но руки у тебя мои. — Она протянула свои руки, чтобы Абра могла рассмотреть длинные пальцы и форму ее ногтей.

Абра прислонилась к Джошуа, ища успокоения в его силе, его тепле. Она посмотрела в глаза Сьюзен и ощутила ее боль. Двадцать три года боли.

— Вы вернулись домой после той ночи?

— После нескольких дней, проведенных в дешевом мотеле. Я никогда не рассказывала им, что сделала, но они догадывались, что что-то случилось. Я уже не была прежней после той ночи. Потом я все-таки попыталась покончить с собой, но мать нашла меня. Я снова пошла в школу, но не могла сосредоточиться. Нашла себе работу на Рыбачьей пристани.

— Я была официанткой в Агуа-Дульсе.

Сьюзен слабо улыбнулась:

— Я знаю, Зик мне рассказал.

Они посмотрели друг на друга, по-настоящему посмотрели. Она всегда гадала, кто была ее мать. Теперь ей стало понятно, почему Сьюзен уделяла ей столько внимания, когда она приходила в кафе Бесси, почему отыскала ее и поговорила с ней, почему так настаивала на том, что нужно ухватиться за любовь и не отпускать ее ни в коем случае.

— Я рыдала весь день после твоего рождения. Я знала, что должна вернуться, но на следующее утро я увидела газету возле мотеля. Заголовок гласил, что пастор нашел брошенного ребенка в парке Риверфронт. Я возблагодарила Бога за твое спасение. Ты попала в хорошие руки. Я знала, что с тобой все будет хорошо. Думала, что смогу забыть.

— Но не смогли. — Абра знала, каково это.

— Нет. Не смогла.

Джошуа нарушил тишину:

— Мы можем встретиться с твоими родителями?

— Они оба погибли. Автомобильная авария. После этого я много раз переезжала. У меня остались их фотографии, если вам интересно.

— Пожалуйста.

— Вы обязательно их получите. — Глаза Сьюзен все еще были полны боли. — Я не могла перестать думать о тебе. Поэтому я вернулась в Хейвен, выяснить, что с тобой сталось. У Бесси можно услышать обо всем. — Сьюзен взглянула на Джошуа: — Я все узнала о Марианн Фриман. Должно быть, она была замечательной женщиной. — Она повернулась к Абре: — Я узнала, что Питер и Присцилла удочерили тебя. Они хотели это сделать с самого начала. Бесси многое рассказывает — по-доброму, конечно. Бесси знает все про всех, — Сьюзен печально улыбнулась, — ну, почти про всех. Не знает про меня. — Она снова смотрела на Абру. — Ты проводила в кафе много времени. А когда ты сбежала с тем парнем, я молилась, чтобы ты вернулась.

Теперь все стало намного понятнее.

— Вы всегда интересовались тем, что я говорила.

— Да. Очень.

— Папа был в курсе, верно? — уверенно сказал Джошуа.

Сьюзен грустно улыбнулась:

— Я сказала ему несколько лет назад, но он уже знал. — Она пошевелила пальцами. — Возможно, меня выдали мои руки. Зик сказал, что это Бог раскрыл ему глаза.

У Абры на глаза навернулись слезы. Она знала, что та имеет в виду. Девушка посмотрела на мать и увидела себя.

Сьюзен вздохнула:

— Я понимаю, просить у тебя прощения — это чересчур, но подумала, что ты имеешь право знать. — Она поднялась: — Спасибо, что выслушали меня. — Она направилась к входной двери.

Абра сразу вскочила. Снова подступили слезы.

— Я знаю, вам было нелегко прийти сюда, Сьюзен.

Женщина помолчала:

— Я не думала, что смогу, но пастор Зик настаивал. — Она открыла дверь: — Я скоро уезжаю.

Для Абры это было новым потрясением — она только что нашла свою мать, чтобы больше никогда ее не видеть? Абра почувствовала руки Джошуа на своих плечах.

— И куда вы поедете?

Сьюзен пожала плечами:

— Куда-нибудь, где смогу начать все сначала.

Абра вспомнила ту ночь, когда Джошуа привез ее в Хейвен. Папа стоял на мосту. Казалось, что он ждал ее на этом месте все время, что она отсутствовала. Когда она вышла из грузовика, он встретил ее на середине моста и обнял. Он простил ее еще до ее исповеди. И никогда не переставал ее любить. Она подумала о Джошуа, как долго он ждал, пока она вырастет, как многое ей простил. Все в городе знали, что папа любит Сьюзен. Они только не понимали, как сильно.

А Сьюзен казалась такой потерянной. Она вышла за дверь.

Абра услышала голос Господа. Выбор был за ней. И всегда был за ней. Она вышла из дома.

— Сьюзен, подождите. — Абра пошла за ней, моля Господа помочь ей найти подходящие слова. Она нагнала Сьюзен на полпути к дороге. Тогда Сьюзен повернулась к ней, а Абра взяла ее за руки: — Я вас прощаю.

— Спасибо. — Женщина осторожно пожала ее руки.

— Не уезжайте.

Плечи Сьюзен поникли.

— Я должна…

— Но вы уже начали все сначала. Вам не нужно делать это еще раз, Сьюзен.

Сьюзен немного постояла, размышляя над ее словами, и высвободила свои руки:

— Я рада, что узнала тебя. Ты замечательная молодая женщина. — На ее глазах выступили слезы. — Прощай, Абра. — Она обошла свой старый «шевроле» и села за руль.

Абра умоляюще посмотрела на Джошуа. Он покачал головой, но подошел и встал рядом. Абра еще надеялась, но Сьюзен уехала, не оглянувшись.

— Теперь я хотя бы знаю, — сказала Абра.

Джошуа встал у нее за спиной, обнял и потерся подбородком о ее макушку.

Абра почувствовала, как отпускает ее тяжесть прошлого, как слетает вся шелуха. Джошуа все знает о ней. Он знает, что с детства в ней поселились гнев, упрямство, самомнение. Но все равно ее любил. Что же ее изменило? «Теперь в тебе живет Господь, — сказал ей папа, когда они рассказали ему, как Джошуа крестил ее в парке Риверфронт. — Ты стало Его храмом». Она даже не понимала, что происходит, а Святой Дух уже начал ее менять. Как иначе можно объяснить, что прощение смогло за несколько минут омыть целую жизнь ненависти?

Абра выдохнула:

— Господь никогда не перестанет меня удивлять.

Джошуа оставил ее и направился в дом:

— Нужно позвонить Джеку, чтобы он знал, что дом не сгорел дотла и ты не в больнице.

Больница.

Доктор Рубинштейн.

Ребенок!

— Джошуа… Когда закончишь разговор, я хочу кое-что тебе сообщить.

* * *

Зик сразу догадался по возбужденному голосу Джошуа, какую новость он хочет сообщить.

— Значит, я стану дедушкой.

— Да, сэр. Через пять-шесть месяцев. Точнее узнаем в среду после визита к доктору Рубинштейну. — Зик слышал, что Абра что-то сказала. Джошуа рассмеялся. — Абра уже говорит о том, что одну из спален нужно перекрасить. В зеленый или персиковый, чтобы подошло и для мальчика, и для девочки. А завтра она отправляется за детской кроваткой.

— Это правильно, нужно готовиться заранее.

— Кстати, о подготовке. К нам заходила Сьюзен Уэллс. Отгадай зачем?

Слава Богу.

— Она сообщила Абре, что она ее мать, — сказал Зик.

— Да, именно. — Тон Джошуа изменился. — У меня все утро было нехорошее предчувствие, и я позвонил домой. Абра не отвечала, тогда я примчался и обнаружил их в гостиной, я сразу определил присутствие дьявола, готового к пиршеству. Это была не моя битва, но я молился.

— Как Абра приняла новость?

— Она потрясена и сначала была готова взорваться, потом плакала, пока Сьюзен рассказывала свою историю. Не думаю, что кто-то из них ожидал, что Абра простит мать, но она простила.

— Слава Богу! — Зик почувствовал, как в нем растет ликование. Прощение — это свидетельство того, что жизнь посвящена Господу.

— Аминь. Плохо, что Сьюзен уезжает из города.

— Это она сама сказала?

— Абра попыталась ее отговорить. Но не знаю, удалось ли ей.

— Время покажет.

Повесив трубку телефона, Зик надел куртку и бейсболку и отправился в город, в кафе Бесси. Он зашел за угол и заглянул в окно. Бесси стояла за стойкой. Звякнул колокольчик, и женщина подняла голову.

Зик посмотрел на дверь кухни, но Бесси покачала головой:

— Если вы ищете Сьюзен, ее здесь нет. Она зашла недавно и уволилась. Так просто. Я была просто ошарашена. Я-то думала, что ей у нас нравится. — Она достала из кармана конверт: — Она оставила для вас это.

Сердце Зика упало, он открыл конверт и прочел короткую записку. Он сложил ее, положил обратно в конверт и сунул в карман.

— Что она пишет? — спросила Бесси.

— Благодарит. — Все остальные слова были предназначены только для него.

* * *

Старая сова, живущая на сосне на заднем дворе, разбудила Зика. Еще не было трех часов, но он все-таки встал. Быстро оделся в темноте, надел куртку и бейсболку и вышел из дома. Прошлой ночью ему снилась Сьюзен. Они снова сидели в кафе у Бесси и, как обычно, говорили о Боге, и тут в дверь вошла Марианн. Она улыбнулась и села с ними рядом. Зик молчал и слушал женщин. Марианн всегда знала, когда и что сказать, если у человека беда, но он не мог вспомнить ни слова, когда проснулся.

Сьюзен не возвращалась. Она отсутствовала уже месяц, и от нее не было известий. Она там совсем одна, Господи. Снова в опасности, снова страдает.

Зик в глубине сердца услышал ответ, Бог шептал ему слова утешения. Сьюзен не пропала; она в пути. Когда уехала Абра, Джошуа страшно мучился, а Зик уговаривал сына отпустить девушку и довериться Господу. Теперь Зику нужно принять собственный совет на свой счет. Господь знает, где сейчас Сьюзен и сколько потребуется времени, прежде чем она смирится и передаст Богу свою жизнь, испытав воскрешающую силу любви Иисуса. Сьюзен может убежать на край света, но не сможет скрыться от ласковой заботы Бога. Как не сможет скрыться от молитв Зика. Каждая из них будет вести Сьюзен к престолу всеведущего, вездесущего, всесильного Бога. Господь поведет ее Своим путем, то ли в Хейвен, то ли в Тимбукту. И сколько пройдет лет, прежде чем она это поймет?

Сердце Зика ныло. Враг обосновался в сердце Сьюзен.

Зик засунул руки в карманы и зашагал мимо домов друзей и соседей. Когда-то давно Джошуа подстригал у них лужайки.

Зик шел и молился. У Пенни, Роба и Пейдж все было хорошо. Они ждали второго ребенка. Он улыбнулся: они назовут его Полом или Полин на этот раз?

Зик продолжал свой путь и возносил благодарности за молитвы, которые были услышаны.

Голландец и Марджори открыли свой дом для вечерних занятий по изучению Библии по средам.

Гил и Сейди Макферсон приезжали в город, чтобы попасть на их занятия, они говорили, что Голландец — хороший учитель.

Мици оправилась после тяжелой пневмонии и обосновалась в интернате для престарелых, к великому облегчению Ходжа и Карлы. Мици сначала капризничала. Говорила, что ей там не понравится, она там будет чувствовать себя так, словно она уже одной ногой в могиле, а другой на банановой кожуре. Она умела причинять беспокойство, но и умела заводить друзей. Как только она приехала в интернат, тут же заявила, что если кто-то думает, будто она станет играть в бинго или собирать пазлы до конца своих дней, то он ошибается. У них есть пианино, и она собирается играть. Персонал не возражал.

— По утрам им нравится рэгтайм, как побудка, а по вечерам — гимны, как отбой, — язвила она. — С утра, чтобы поднять нас, стариков, и заставить двигаться, а вечером подготовить к встрече с Создателем.

Зик прошел больницу Доброго самаритянина и помолился о сотрудниках и пациентах. Доктор Рубинштейн уже готовится к пенсии, он взял себе в партнеры своего племянника Хайрама. Молодой человек только что окончил резидентуру в больнице Джонса Хопкинса и был достаточно одаренным, чтобы самому выбрать, где практиковать. Зик вспомнил, как доктор покачал головой и поделился с ним:

— Хайрам Коэн захотел пойти по стопам любимого дяди и стать врачом общей практики в маленьком городке. Я пытался его отговорить, но он считает, что хочет работать именно здесь. Моя сестра ожидала от него гораздо большего, но парень все делает по-своему. Она сказала, что простит меня, если я найду ему хорошую жену-еврейку.

В полицейском участке горел свет. В дверях показался Джим Хелгерсон. Зик остановился:

— Вы сегодня очень рано на дежурстве, Джим.

— Я теперь начальник полиции, у которого заместитель в отпуске. Принял звонок и поймал малолетнего хулигана, он разрисовывал граффити здание вокзала. Я его запер, может быть, придет в чувства. У его родителей уже лопнуло терпение. Сейчас заскочу к Эдди, спрошу, не возьмет ли парня к себе.

Зик улыбнулся:

— Эдди никогда не говорит нет.

Зик направился в центр города, прошел мимо мастерской вывесок Брейди Студебекера. Салли и Брейди ждут первого ребенка. В Хейвене демографический взрыв, судя по всему. Дети Пенни и Роба, Салли и Брейди, Джошуа и Абры будут расти вместе.

В кафе Бесси уже горел свет. Бесси и Оливер сидели в передней кабинке, пили кофе и обсуждали грядущий день. В окне по-прежнему висело объявление «Требуется помощница». Они еще никого не нашли на место Сьюзен.

Зика вдруг потянуло к мосту в Хейвен. Когда печаль накатывала на него, река успокаивала измученное сердце. В звуке текущей воды было нечто умиротворяющее.

Зик остановился на середине моста и облокотился на перила, слушая плеск воды внизу. Он вспомнил ту ночь, когда нашел Абру, и погрустил о ее сбежавшей матери. Сцепив руки, он склонил голову и стал молиться. Верни ее домой, Господи.

Все в свое время.

Казалось, он слышит, как Марианн поет прекрасный гимн, рожденный от большой потери. Закрыв глаза, он тихонько повторял слова: «Ты со мной, да, Господь, в Твоих я покоюсь руках». Удивительно, но эти слова, сказанные вслух, принесли покой. Он поднял голову и снова прислушался. Он был не один.

За многие годы Зик видел немало чудес. И знал, что может ожидать еще. Пришли на память другие слова, не написанные, а рожденные его сердцем. Он распрямил спину и запел их для своего Господа. Песню надежды, песню-благодарение за все, что произошло и должно произойти. Его голос разносился над водой и поднимался ввысь, как первые лучи рассвета над горизонтом.

В песне говорилось о его любви к людям, к детям, к пастве, которую вручил ему Господь. Как же он их всех любит! Они его веселили. Они заставляли его плакать. Его сердце наполнялось любовью и разбивалось от скорби. И он не хочет ничего иного, кроме того, к чему призвал его Иисус, — служить живому Богу, возвещать Благую весть. Он раскинул руки в благословении и громче запел слова, которые дал ему Бог. И в этот момент темнота расступилась.

Свет упал на дом у реки, потом на второй и дальше.

Зик замолчал, опустил руки и взял на себя обет: «Я буду петь над ними с благодарностью каждый день своей жизни, Господи. Силою Твоей я буду любить их всем своим сердцем и душой. Всегда».

Буду.

Его сердце переполнилось радостью. Он постоял еще немного, чувствуя, что все хорошо. Затем, готовый к тому, что принесет ему этот день, перешел мост, ведущий в Хейвен.

2014