Абра была довольна: Джошуа исполнил свое обещание и отправился с ней на прогулку в воскресенье днем. Во все последующие недели, всякий раз, когда он рано заканчивал работу, он заезжал за ней и вез к Бесси, где они ели чипсы и пили коктейли. Он велел ей прекратить жаловаться на Пенни и Присциллу, а лучше рассказывать ему о книгах или о том, какие предметы она собирается изучать в школе или кем хочет стать, когда окончит школу.

Почти каждое воскресенье они отправлялись в холмы. Он требовал, чтобы она не отставала, и не давал передышки, пока у нее не начинало колоть в боку и не сбивалось дыхание.

— Хорошо. Мы остановимся здесь.

Она садилась, тело было липким от пота. А Джошуа улыбался и снимал с плеч рюкзак:

— В следующее воскресенье мы поднимемся на самую вершину горы.

— Это при условии, что я соглашусь еще раз пойти с тобой. — Она повалилась на спину и раскинула руки.

— Туда всего полмили пути. А вид того стоит. Обещаю.

— Расскажешь мне на обратном пути. — Она села и достала фляжку, если бы он не отнял ее, Абра выпила бы всю воду.

— Не больше двух глотков, иначе стошнит. — Он открыл рюкзак и протянул ей бутерброд. Арахисовое масло и конфитюр пропитали хлеб. Вкус был великолепный.

Она сделала еще два глотка воды и посмотрела на него:

— Ты все время молчишь сегодня.

— У меня есть о чем подумать.

— Например?

— Вот поднимемся на вершину, тогда и скажу. — Он насмешливо улыбнулся, а глаза при этом были серьезными. Он ел молча. Хотя Джошуа сидел с Аброй рядом, казалось, что он за тысячу миль от нее.

Абра доела и встала:

— Пойдем. — Он посмотрел на нее так, словно передумал. — Давай. Ты же говорил, что хочешь подняться на вершину и показать мне потрясающий вид. Так мы идем?

Он сложил листы вощеной бумаги в рюкзак, надел его и пошел вверх по горе. Абра шла следом и дрожала от страха. Еще четверть мили, и она снова начала задыхаться. Ноги болели. Пальцы ног горели в парусиновых кедах. Но она сжала зубы и не жаловалась. А когда они поднялись на вершину, она возликовала. Джошуа снова снял свой рюкзак и бросил на землю. Абра посмотрела вниз на Хейвен:

— Отсюда видно абсолютно все.

— Почти. — Он буквально упивался видом.

Она пыталась угадать, что же занимает мысли Джошуа.

— Итак. Ты и Лэйси Гловер снова вместе, и вы решили пожениться.

— Пожениться? С чего ты взяла? Я ни с кем не встречаюсь. Я… — Он замолк, а Абра вдруг поняла, что ей вовсе не понравится то, что он собирается сказать. Джошуа помрачнел: — Меня призывают.

Абра закрыла глаза, губы задрожали. Она вспомнила, как стояла на кладбище и смотрела на гроб Марианн, который опускали в могилу.

Девочка тяжело опустилась на землю, положила локти на колени и закрыла голову руками. Она прерывисто всхлипнула:

— Почему ты должен идти?

— Потому что меня призвали. — Он сел с ней рядом. — Но ведь это не означает, что я не вернусь.

Стало больно дышать.

— Значит, ты притащил меня сюда, чтобы это сказать.

— Я уже несколько недель откладываю. Не хотел портить то время, что еще мог провести с тобой.

Она очень боялась ответа, но ей нужно было знать:

— Ты едешь в Корею?

Он покачал головой:

— Я не знаю. Сначала учебный лагерь для новобранцев, и только затем я получу предписание, где буду служить. — Он нахмурился. — У нас есть базы в Европе и в Японии. Я сообщу тебе, как только узнаю.

Она прислонилась к нему, а он обнял ее одной рукой. Она все ближе придвигалась к нему, пока их тела не соприкоснулись.

— Я люблю тебя, — сказала Абра.

Он поцеловал ее в макушку:

— Я тоже тебя люблю. Всегда любил. И всегда буду любить.

— А кто уже знает, что ты уезжаешь?

— Папа. Джек Вудинг. А теперь ты.

— А как же Пенни? И Питер с Присциллой?

— Можешь им сказать. Думаю, Присцилла уже догадалась. — Он потерся подбородком о ее макушку. — Когда же ты начнешь называть их мама и папа?

Абра прижалась к нему и заплакала:

— Обещай, что вернешься домой.

— Обещаю постараться.

* * *

Абра бежала из школы домой, чтобы посмотреть, не пришло ли еще одно письмо от Джошуа. Он прибыл в форт Орд. Затем следовало подробное описание этой базы возле бухты Монтерей и сообщение, что сначала он попал в накопительную казарму, потом его перевели в тренировочную, где выдали форму. В течение ближайших восьми месяцев за их обучением будет наблюдать сержант. Потом были еще письма:

Наш сержант строгий, но мы все его уважаем. Он участвовал в высадке десанта союзников в Нормандии, а значит, все, что он говорит, имеет вес. Мы маршируем, тренируемся по нескольку раз в день. Мне нравится преодолевать полосу препятствий, но я очень устаю от ежедневного бега на несколько миль с полной выкладкой, и в дождь, и в жару…

Ему очень не хватает одиноких прогулок по холмам. Каждый час его времени расписан, и он непрерывно находится среди людей.

Мой товарищ, с которым мы спим рядом, из Джорджии, он тоже христианин. У него голос лучше моего, и он поет в часовне так громко, что некоторые солдаты над ним смеются. Он говорит «Аминъ» каждый раз, когда капеллан делает паузу, что шокировало меня вначале. Но я уже начинаю привыкать. Он работал на арахисовой ферме, но немедленно записался в армию, как только услышал, что президент Трумэн объявил набор добровольцев.

Джошуа взял свой первый отпуск и провел его в Кэннери Роу с товарищами по казарме. Абра отправилась в библиотеку и взяла там роман Джона Стейнбека «Консервный ряд». В своем следующем письме она спросила, не нашел ли он ресторан «Медвежий флаг». Джошуа незамедлительно ответил.

Если ты спрашиваешь о том, о чем я подумал, то ответ — нет! Я не искал девушку, я искал что-нибудь вкуснее, нежели армейская еда. Скажи Бесси, что я очень скучаю по еде, которую готовит Оливер.

Мици захотела, чтобы Абра репетировала на кабинетном рояле в церкви. Каждую субботу они встречались там. Мици объясняла, затем оставляла ее репетировать, а сама занималась делами: проверяла сборники гимнов на скамьях или уходила в зал для встреч. Пастор Зик часто заходил в храм, чтобы посидеть и послушать.

— С каждым разом ты играешь все лучше, Абра.

Абра поймала себя на том, что наблюдает за ним. Он всегда выжидал, пока она закончит, и только после этого спрашивал, не получала ли она письма от Джошуа.

— Я получила письмо вчера. Он пишет, что обнаружил у себя мышцы, которых раньше не замечал. И он снова ездил в Монтерей.

— Судя по его письмам, Монтерей — красивое место.

— А он заедет домой после тренировочного лагеря?

— Будем надеяться.

Она не разговаривала с пастором Зиком так много с того времени, как жила в его доме.

* * *

Джошуа обожал, когда приносили почту. Папа писал часто, а вот письма Абры приходили все реже и реже, они стали короткими и сухими.

Дорогой Джошуа,

как поживаешь? Надеюсь, неплохо. У меня все хорошо, я много работаю.

Она писала о домашних заданиях и учителях, но не о Пенни и своих подругах.

Вскрыв конверт от папы, Джошуа развернул вложенный в него лист, исписанный аккуратным почерком.

Мой дорогой Джошуа,

надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии как душой, так и телом. Мне очень не хватает наших с тобой долгих разговоров за утренним кофе. Я очень рад, что ты нашел товарищей, которые желают изучать Библию. Когда два-три человека встречаются во имя Господа, Христос пребывает с ними, и Он утешит вас и придаст вам сил, когда это будет особенно необходимо.

Ко мне приходили Питер и Присцилла. Их очень беспокоит Абра, как и меня. Теперь она ходит к Мици каждый день после школы. Она почти не разговаривает с Пенни. Присцилла считает, что Абра ревнует к мальчику, которому нравится Пенни.

Я молюсь о том, чтобы девочки снова стали настоящими сестрами. Они были так близки, до того как Питер и Присцилла удочерили Абру. И мы все надеялись, что их дружба перерастет в настоящую сестринскую привязанность.

У Абры есть близкий друг в лице Мици. Она хорошая женщина и любит Господа. Я не сомневаюсь, что она сделает все, что в ее силах, чтобы поддержать девочку в трудные времена.

А теперь о хорошем. Абра становится замечательной пианисткой. Она сказала Мици, что ей больше не становится дурно, когда она играет перед паствой. Иногда мне кажется, что она хочет поговорить со мной, и я оставляю дверь открытой. Мици обычно отходит в такой момент, но Абра молчит. Я лишился ее доверия, и мне остается только молиться, ждать и надеяться, что однажды она снова примет мою любовь.

* * *

Дорогой Джошуа,
Абра.

ты, наверное, обрадуешься, что мы с Пенни снова разговариваем. Нам обеим нравился Кент Фуллертон. Помнишь, тот Адонис, о котором я тебе рассказывала? Он блестящий квотербек [12] , половина девочек в школе пытается привлечь его внимание. Он выказывал интерес ко мне, пока Пенни не решила его отбить. Но что быстро приходит, быстро и уходит. Теперь ее сердце разбито, так как он встречается с Шарлотт. Пенни говорит, что все из-за того, что Питер установил правило — никаких свиданий до шестнадцати лет, но я-то думаю, ему просто нужна девушка, которая согласится сидеть на последнем ряду в кинотеатре. Ты ведь знаешь, что делают на последнем ряду? Пенни вполне правдоподобно изображает, что ей все равно.

Я скучаю по тебе, Джошуа. Я не ела гамбургеры с коктейлем после твоего отъезда! Но я на тебя сердита. Ты пригласил своего папу в тренировочный лагерь на церемонию окончания. А почему не пригласил меня? Я бы приехала. Даже если бы мне пришлось отказаться от церкви на всю оставшуюся жизнь! Только не говори, что мне должно быть стыдно за такое отношение. Мне постоянно говорит об этом Мици.

Теперь я и на нее сердита. Она заставила меня научиться играть все гимны в книге, но ей этого мало. Теперь она заставляет меня выучивать тексты по одному в неделю. Я так разозлилась, что была готова ударить ее. А она только улыбалась.

Я забрала ее экземпляр «Кленового листа» и сказала, что не отдам ей. Тогда она выскочила на переднее крыльцо и громко прокричала, чтобы слышали все в округе, что я никогда бы не поймала ритм без ее помощи. Присцилла и Питер сказали, что я могу репетировать дома, но я знаю, это ненадолго. Есть, конечно, пианино в церкви, однако я сомневаюсь, что твой папа или церковный совет одобрили бы это. А ты? Ха-ха.

Жду ответа. Я люблю тебя.

* * *

Зик зашел в кафе Бесси и обнаружил, что все столы заняты ранними посетителями. Он заметил Голландца на табурете у стойки и присел с ним рядом:

— Доброе утро.

Сьюзен Уэллс стояла неподалеку и сразу же приняла их заказ. Она посмотрела на Зика:

— Я мигом, пастор Фриман.

Голландец спросил с серьезным лицом:

— Есть известия от вашего мальчика?

— Он в Техасе, обучается на санитара.

Голландец почесал голову и положил руки на стойку:

— Немного, надо заметить. — Он отхлебнул кофе.

— Как Марджори?

— Она все никак не может выбрать дату.

Зик знал, в чем проблема:

— Вы убрали портрет Шэрон?

Голландец нахмурился, видимо, задумался:

— Неужели это ее беспокоит?

Бесси вышла из кухни с тарелками, расставленными вдоль руки:

— Доброе утро, Зик. Сьюзен, позаботься о том, чтобы у него все было.

Сьюзен поставила кружку перед пастором и налила в нее дымящийся кофе. И долила в кружку Голландца. Звякнул колокольчик, Сьюзен направилась на кухню.

Потом вернулась и спросила Зика, готов ли он сделать заказ. Он заказал себе «завтрак дровосека» с апельсиновым соком. Официантка тотчас ушла.

Голландец посмотрел ей вслед:

— Кажется, вы не очень ей нравитесь.

— Она нервничает в моем присутствии.

Голландец рассмеялся:

— Вы тоже меня нервировали когда-то. Я знал, что вы хотите получить мою душу. — Голландец поднял руку — попросил счет. — Нужно возвращаться на работу. — Сьюзен положила счет на стойку, затем пошла к кассе, а Голландец поднялся и похлопал пастора по спине: — Удачи вам, мой друг. Думаю, она вам пригодится.

Зик достал из кармана куртки последнее письмо от Джошуа. Он уже прочел его десяток раз, и прочитает еще десять, пока не получит следующее.

Он размышлял о том, что сделает война с Джошуа. Некоторые мужчины выживали физически, но возвращались домой с больной душой. Гил Макферсон все еще страдал от глубокой депрессии. Угроза Корейской войны возродила его старые кошмары. Бедняге все еще снилась та бойня в Нормандии и его погибшие друзья, а один из них умер у него на руках. У некоторых других посттравматический синдром проявлялся в меньшей степени. Майкл Уэйр отдался работе, и его жена постоянно оставалась одна. Патрик Маккенна сильно пил.

О Господи, мой сын, мой сын…

Его сын был мирным человеком, вдруг призванным на войну. Он будет в центре боев, будет перемещаться вместе со своим подразделением и тащить медикаменты. Ему придется оказывать первую помощь раненым. Зику приходилось постоянно напоминать себе, что при любых обстоятельствах Джошуа не исчезнет. Будущее его души вне опасности, пусть не тело. Но, несмотря ни на что, страх стал его неумолимым врагом, нападал, когда пастор чувствовал усталость и был особенно уязвим.

— Письмо от вашего сына?

Зик вздрогнул и поднял глаза. Сьюзен стояла с его завтраком и кофе.

— Да. — Он сложил письмо и сунул в карман куртки.

Она поставила тарелку на стол:

— Извините, я не должна была спрашивать.

— Напротив, я считаю это вниманием ко мне. — Он улыбнулся. — У него все хорошо. Джошуа только просит молиться, чтобы он сумел справиться с предстоящей ему работой.

— А какая у него работа?

— Санитар.

— А… — Она закрыла глаза.

Ее реакция позволила сатане пробить защиту. На Зика накатил страх. «Господи! — молился он. — Господи, я знаю, что Ты любишь его даже больше, чем я».

— Господь — Вседержитель даже во времена войны. — Он взял салфетку и достал из нее приборы.

— И вы не боитесь за него?

— Я знаю, что такое страх, но каждый раз, когда он меня одолевает, я молюсь.

— Молитва никогда не помогала мне. — Ее лицо приняло озабоченное выражение. — Но, наверное, Господь внимательнее слушает священников, а не таких, как я.

Она отошла прежде, чем он смог ей ответить, и больше не подходила. Потом она еще раз долила ему кофе и положила счет на стол. Зик оставил деньги за завтрак и щедрые чаевые. Он перевернул чек и написал на нем: «Господь слушает всех, Сьюзен».

* * *

1951

Дорогой Джошуа,
С любовью, Абра.

Питер говорит, твоя медицинская подготовка означает, что ты отправишься в Корею. Это правда? Я очень хочу надеяться, что он ошибается. А если не ошибается, я надеюсь, что война закончится раньше, чем ты пройдешь обучение! Питер слушает новости каждый вечер, а Эдвард Р. Мэрроу [13] никогда не говорит ничего хорошего про Корею.

Рождество прошло хорошо. Торжество готовила Мици. В этом году на пианино играл мистер Брубейкер. Ты знал, что он когда-то был концертирующим пианистом? Мици уверяет, что он играл в Карнеги-холл. Она сказала Питеру и Присцилле, что я должна брать у него уроки раз в неделю. Я спросила, уж не хочет ли она от меня отделаться. А она ответила, что тогда мы сможем сконцентрироваться только на рэгтайме. Мы с Пенни сходили на «Золушку».

А все остальное время я учусь, выполняю работы по дому и играю на пианино как хорошая девочка. Вот и вся моя тоскливая, жалкая жизнь. Хейвен — скучнейший город на земле.

Когда я вырасту, то обязательно уеду далеко, в большой город. И тебе придется навещать меня где-нибудь в Нью-Йорке или Новом Орлеане, где ты сможешь побывать на ежегодном карнавале! А возможно, я уеду в Голливуд и стану кинозвездой. Я хочу жить в каком-нибудь удивительном месте, где люди веселятся!

Ты задолжал мне два письма на сегодняшний день.

* * *

Абра вернулась домой от Мици после продолжительного урока с мистером Брубейкером. Присцилла поздоровалась и продолжила чистить картошку:

— Тебе письмо от Джошуа, лежит на твоей кровати.

Абра побежала наверх. Она не видела Джошуа и не получала от него писем с самого его отпуска на День благодарения. Тогда он сводил ее к Бесси в кафе один раз, а она ощущала в его присутствии странную неловкость. Он стал другим. Ровнее держал спину и казался старше и сдержаннее. Он больше не был мальчиком, и она остро ощутила разницу в пять лет. И никогда раньше она не молчала в его присутствии и не ощущала трепет, когда он смотрел на нее.

Швырнув книги на письменный стол, она схватила тонкий конверт военной почты в сине-красную полоску и аккуратно вскрыла его. На этот раз Джошуа прислал лишь несколько строк.

Дорогая Абра,
Джошуа.

к тому времени как ты прочтешь это письмо, я уже буду в самолете на пути в Корею. Я сказал папе, что не хочу, чтобы кто-то знал о том, что я получил предписание. Это испортило бы мне отпуск. Извини, что не попрощался. Тогда мне казалось, что так лучше. А теперь я сожалею об этом.

Я надеюсь, что ты сосредоточишься на Иисусе и будешь верить в Него, что бы ни произошло. Господь знает, что для нас лучше, и это мой путъ в соответствии с Его замыслом. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы исполнить свой долг и вернуться домой целым и невредимым.

Поблагодари свою маму от моего имени за фотографию.

Я буду любить тебя всегда.

Абра заплакала.

* * *

Зик присел на пасторское место справа от кафедры, Абра заканчивала играть вступительные гимны, паства рассаживалась по местам. Игра Абры заметно улучшилась, после того как Иан Брубейкер взялся ее учить. Она играла намного лучше, чем когда-то Марианн, но, помимо технических навыков, необходима страсть исполнителя, а у девочки этого не было. Зик молился, при этом наблюдал и слушал. Господи, что нужно сделать, чтобы сердце этого ребенка раскрылось полностью и ответило на Твою любовь к ней в полной мере?

Зик вдруг заметил новое лицо. На задней скамье сидела Сьюзен Уэллс! Она чуть сдвинулась вправо, чтобы спрятаться за спины прихожан. Зик сдержал улыбку. Пусть думает, что он ее не заметил. Он вовсе не хотел, чтобы она потихоньку сбежала. Она уже давно бегает, и было заметно, что это ей изрядно надоело.

Раскрыв Библию, Зик нашел Нагорную проповедь. Страницы зашуршали, когда Зик начал читать вслух: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся».

Все сидели и ожидали, пока Зик отсылал молчаливую мольбу Господу, чтобы даны ему были слова, которые нужно произнести, а затем заговорил. Росс Бимер поменял позу, и Зик заметил Сьюзен у него за спиной. Лицо женщины не выдавало чувств, но пастор все равно ощущал ее беспомощность и тоску.

От выражения ее лица у него заныло сердце. Неужели она уйдет еще до того, как он сможет пригласить ее присоединиться к их церкви? Возможно, другие предложат ей дружбу, если она не примет ее от него.

Служба закончилась. Люди начали вставать и продвигаться к центральному проходу, Абра играла заключительную часть. Зик думал, что Сьюзен уйдет до того, как он успеет добраться до последней скамьи, но ее задержала старушка Ферн Даниелс, она всегда поддерживала новичков. Скоро подойдет и Мици. Зик надеялся, что их ласковое внимание не отпугнет Сьюзен. Он стоял снаружи и пожимал руки прихожанам, выходящим из церкви, говорил с ними. Большинство благодарили его, делились наблюдениями или просто говорили о повседневных вещах, направляясь в общий зал, где их ждало угощение.

Марджори Бакстер взяла Голландца под руку, когда они подошли к пастору.

— У нас хорошая новость, Зик. — У Марджори был счастливый вид. Как и у Голландца.

— Я видел ваше объявление о помолвке в газете. Поздравляю.

Ферн Даниелс держала Сьюзен за руку, представляя ее миссис Вандерхутен, Гилу и Сейди Макферсон. Они все вместе продвигались к выходу. Сьюзен старалась не смотреть на него. Ферн радостно улыбалась:

— Зик, я хочу представить вам Сьюзен Уэллс. Сьюзен…

— Мы знакомы, — сказала Сьюзен. Ферн удивилась и явно заинтересовалась, а Сьюзен поспешила объяснить: — Я работаю в кафе «У Бесси». Пастор Фриман приходит к нам завтракать пару раз в неделю.

— Ой, милочка, никто не называет его пастор Фриман. Для всех в городе он пастор Зик. — Она ласково погладила его руку. — Мы все одна большая семья, и мы очень рады принять вас.

— Я просто зашла посмотреть, мэм.

— Ну, конечно. Можете заходить, сколько захотите. А вот и наша маленькая Абра. Детка, подойди к нам. — Она помахала ей. — Сьюзен, это Абра Мэтьюс. Правда, она замечательно играет на пианино?

— Да. Действительно.

— Не так хорошо, как мистер Иан Брубейкер, миссис Даниелс. — Абра пожала Сьюзен руку.

— Полная ерунда. — Ферн отмахнулась от ее комментария, как от надоедливой мухи. — Он же учился в Джульярдской школе. Ты тоже блистаешь. — Она наклонилась к Сьюзен: — Абра начала играть, еще когда была ростом не выше кузнечика. Она сидела испуганная до полусмерти за пианино, а теперь чувствует себя все увереннее с каждым днем. — Ферн огляделась, высматривая, кого бы еще представить. Сьюзен была готова сбежать в любую минуту.

— Мици, иди сюда! Я хочу кое-кого тебе представить.

Зик улыбнулся:

— Все хорошо, Сьюзен. Они не кусаются.

Мици и Ферн вместе повели Сьюзен в общий зал.

Абра задержалась:

— Вы получили что-нибудь от Джошуа, пастор Зик?

Джошуа был их единственной точкой соприкосновения.

— Я получил коротенькое послание, где он говорит, что благополучно добрался до Японии, а далее они поплывут на корабле через Корейский пролив в Пусан. А ты?

— Ничего. — Она явно беспокоилась. — Питер сказал, что Хвенсон уничтожен. Джошуа ведь не мог там оказаться? Питер сказал, что коммунисты сметали наши подразделения, как огромная волна.

Зик читал газеты и слушал передачи новостей.

— Хвенсон находится в центре Южной Кореи. Он не мог там быть, когда произошло сражение, хотя, возможно, оказался там позже. Он не сообщил мне, прикомандирован ли он к подразделению или к медицинскому пункту. Нам остается только ждать следующего письма и молиться Господу, чтобы Он его защитил.

Теперь она рассердилась и была готова расплакаться:

— Что ж, надеюсь, Господь вас услышит. Меня Он никогда не слышал. — Абра развернулась и побежала вниз по ступеням.

* * *

Джошуа пробыл в стране всего неделю, а уже не чувствовал ног от усталости. И с каждым днем становилось все хуже. Он никогда так не выматывался за всю свою жизнь. Наступление на Чип Ионг-ни и горы на юго-востоке были тяжелым испытанием. Его спина и ноги остро нуждались в отдыхе. Местность была неровной, а температура едва поднималась выше десяти градусов в разгар дня. Джошуа нес металлический ящик с инструментами, патроны и табельный пистолет, которым мог пользоваться только для спасения своей жизни или жизни пациента.

Его уже предупредили, что коммунисты не соблюдают Женевскую конвенцию, а поэтому запросто могут использовать красный крест на его шлеме в качестве мишени. Предосторожности ради он замазывал его грязью, но дождь смывал ее. Ему не раз приходилось падать и лежать, а вражеские пули впивались в землю рядом с ним. Его товарищи говорили, что им повезло — комми были плохими стрелками, но Джошуа благодарил Господа и тех ангелов, которых Он послал хранить его.

С холма застрочил пулемет. Джошуа нырнул в укрытие.

— Не поднимайте головы! — На холм полетели гранаты. Кто-то вскрикнул, и с холма скатилось тело. Рядом раздался взрыв. Джошуа вскочил на ноги и побежал на холм к упавшему человеку.

— Бумер! — Они молились вместе и говорили о своих семьях. Семья Бумера жила в Айове, они выращивали кукурузу и воспитывали восьмерых детей, из них пять сыновей. Бумер тоже верил в Бога, но у него было стойкое ощущение, что сегодняшний день кончится для него плохо. Бумер дал Джошуа письмо, которое тот должен был отправить в Айову, если с ним что-то случится. Джошуа носил послание в кармане.

Бумер лежал на спине, в центре его груди расползалось красное пятно, глаза были широко распахнуты, они смотрели в небо цвета стали. Джошуа осторожно закрыл ему глаза, рядом трещал пулемет. Взрывы сотрясали землю у Джошуа под ногами. Он слышал крики.

— Санитар! — прокричал кто-то выше по холму.

Джошуа снял цепочку с шеи Бумера. Он засунул один жетон между передними зубами Бумера, а второй положил себе в карман. Затем Джошуа подхватил свой рюкзак и побежал. Двое солдат были ранены. Джошуа позвал на помощь, жестами показал другому санитару, чтобы он забрал раненого, который лежал ближе, а сам направился ко второму, выше по холму. Вокруг него пули решетили землю. Джошуа увидел вспышку внизу, услышал крики. Сердце бешено билось, ноги горели от напряжения, но он продолжал бежать, главное — добраться до людей, которым нужна его помощь.

* * *

Абра не получала писем от Джошуа уже целый месяц, а Питер не мог говорить ни о чем, кроме того, сколько солдат убито в Корее. Он включал радио, как только входил в дверь, чтобы услышать последние новости. Президент Трумэн отстранил генерала Макартура от командования. Коммунистические вооруженные силы Китая прорвали оборону 2-й, 3-й, 7-й дивизий и двинулись на Сеул, пока Макартура допрашивали на слушаниях в Конгрессе о его взглядах на то, как следует вести войну.

Последнее письмо Джошуа было коротким и небрежным, словно он писал из чувства долга. Он спрашивал, сумела ли она наладить отношения с Пенни, говорил, что жизнь слишком коротка, чтобы подолгу держать обиду. Он не ответил ни на один из ее вопросов о его солдатской жизни, о друзьях, о том, что происходит вокруг. А пастор Зик больше не показывал ей свои письма. Она была с ним резка, и, возможно, он наказывает ее за это.

А когда она извинилась за свое поведение, он все равно не стал давать ей читать письма Джошуа.

— Я делаю это не со зла, Абра. Джошуа пишет мне совсем не о том, о чем пишет тебе. Вот и все.

А она только еще больше укрепилась в своем мнении, что он делает это в пику ей.

— И поэтому вы раньше делились со мной?

— Есть вещи, о которых тебе не следует знать.

— Какие, например?

— Каково это — находиться на поле битвы.

— Но вы могли бы рассказывать мне хоть что-то.

— Я могу сказать, что Джошуа нуждается в твоих молитвах. И могу сказать, что его перевели в медицинский пункт у линии фронта.

Питер говорил, что служить на медицинском пункте безопаснее, чем находиться на поле боя.

— Во всяком случае, он не бегает со своим подразделением под огнем.

Абра немного успокоилась, пока случайно не услышала разговор Питера с их ближайшим соседом о том, что коммунисты создали подразделения для уничтожения передвижных госпиталей. Ей даже не нужно было спрашивать, опасно ли это для Джошуа. Ей стали сниться кошмары: он лежит в гробу, который опускают в яму рядом с надгробием Марианн Фриман.

Присцилла разбудила ее посреди ночи:

— Я услышала, что ты плачешь.

Абра бросилась ей на грудь и зарыдала.

В дверях стояла заспанная Пенни:

— Все в порядке, мама?

— Просто приснился кошмар, солнышко. Ложись снова в постель. — Присцилла крепко прижала Абру к себе и ласково говорила: — Я знаю, что ты беспокоишься о Джошуа, Абра. И мы все тоже переживаем. Но мы можем только молиться. — Присцилла стала молиться, а Абра прижалась к ней. Девочке оставалось только надеяться, что Господь, который не поддержал ее, хотя бы не оставит Джошуа.

Глядя в темноту за окном спальни, Абра тоже молилась.

Если Ты позволишь ему погибнуть, я буду ненавидеть Тебя всю жизнь. Клянусь.

* * *

Дорогой папа,
Джошуа.

Нам пришлось туго. Я не спал 92 часа. Проснулся только недавно в палатке и понятия не имею, как я туда попал. Джо говорит, что я потерял сознание. А я не помню ничего. Часто вспоминаю Гила. Теперь я лучше понимаю его. И молюсь за него всякий раз, когда вспоминаю.

Мне приказано отдыхать еще восемь часов, но я захотел отправить тебе письмо. Возможно, я снова смогу написать только через какое-то время.

Я думал, что самое плохое — это ледяной дождь и снег, но теперь у нас жара. Насекомые — настоящая беда, и хуже всего блохи. Каждый пациент, прибывающий с фронта, заражен ими. Нам приходится посыпать и брызгать их ДДТ. Каждый кореец в этой стране заражен глистами и паразитами. Как только врач вскрывает брюшную полость корейского пациента, начинают выползать черви, некоторые длиннее шестидесяти сантиметров. Врачи просто кидают их в ведро.

Нам не хватает воды, а та, что есть, загрязнена нечистотами. У нас много больных дизентерией и брюшным тифом. Даже было два случая энцефалита. Множество нищих беженцев живут где попало, среди грязи и нечистот. Женщины занимаются проституцией, чтобы выжить. А солдаты, которые ищут у них «утешения», возвращаются с венерическими болезнями. Врач проводит осмотр каждого, кто приходит из увольнения.

У меня всегда с собой карманная Библия, я читаю ее, как только выдается возможность. Чтение успокаивает и дает надежду. Солдаты называют меня «проповедником», но без насмешки, как было в тренировочном лагере. Когда смерть поджидает человека, он обращается к Богу. Хочет слушать Евангелие.

Молись за меня, папа. Я видел столько смертей, что уже ничего не чувствую, когда кто-то умирает. Наверное, это к лучшему. Мне нужна холодная голова. Я должен работать быстро. Один умирает, а другой уже на каталке и ждет помощи.

Передай Абре, что я люблю ее. Иногда я вижу ее во сне. Скажи ей, пусть простит меня за то, что не пишу ей чаще. Честно говоря, я больше не знаю, о чем ей писать. Я живу сейчас в мире, который так отличается от ее мира, и не хочу знакомить ее с моим. Единственное, что ей следует знать — я ее люблю. Я по-прежнему стараюсь служить Богу и моей стране. И я жив.

* * *

Джошуа написал Абре из Японии, когда был на отдыхе, восстанавливал силы. Это было самое длинное письмо за несколько месяцев. Он написал, что большую часть времени спит, когда другие постоянно выходят в город. Он ходатайствовал о продлении срока боевой службы, потому что чувствовал, что нужен.

Абра написала ответ. Она была в ярости оттого, что он по собственной воле решил продлить переживания близких. Теперь она слушала новости почти так же часто, как и Питер. В июле пошли слухи о перемирии, но к концу августа коммунисты прервали переговоры, и все газеты запестрели заголовками о битве за Кровавую гряду. Питер считал, что коммунисты делают вид, будто хотят мира, а на самом деле просто тянут время, чтобы восстановить силы. И его подозрения подтвердились, когда бои ужесточились. Мирные переговоры дали время врагам, чтобы спрятать припасы в укрытиях, потому что они планировали захватить всю Корею.

Возобновились занятия в школе, теперь ей нужно было думать не только об уроках музыки и Джошуа. Пенни попала в школьную группу поддержки и проводила дневные часы на репетициях новых приветствий. После того как девочки посмотрели фильм «День, когда остановилась Земля», Абра постоянно повторяла: «Klaatu barada nikto!», потому что Патриша Нил никак не могла запомнить, что нужно сказать, чтобы спасти мир от космического робота.

А тем временем в Корее кипела битва за Перевал разбитых сердец. В течение нескольких недель три американские дивизии атаковали силы коммунистов и в конце концов успешно отогнали врага. Потери коммунистов были велики, и тогда возобновились мирные переговоры. Абра не получала писем от Джошуа, но точно знала, что дела идут плохо, так как лицо пастора Зика было мрачным и приобрело серый оттенок.

* * *

1952

Питер и Присцилла подарили Пенни на ее шестнадцатый день рождения проигрыватель. Абру уже тошнило от песни Хэнка Уильямса «Твое неверное сердце» и «Приходи ко мне домой» Розмари Клуни. Она спасалась на заднем дворе, купалась в бассейне. Они посмотрели фильм «Ровно в полдень», и теперь Пенни носила высокую прическу, как у Грейс Келли.

Абра не ожидала, что ее день рождения будут отмечать, но Питер и Присцилла удивили ее, они пригласили пастора Зика, Мици и мистера Брубейкера на семейный ужин. Мистер Брубейкер подарил ей ноты популярного бродвейского хита «Юг Тихого океана». Мици преподнесла ей свою красивую испанскую шаль. Пенни подарила ей настенные часы в виде кошки. Когда она открыла подарок пастора Зика, там оказалась потрепанная Библия Марианн, завернутая в папиросную бумагу. Она раскрыла ее и увидела аккуратные записи на полях, подчеркнутые и обведенные абзацы, а также стихи, помеченные звездочкой. Абра подняла глаза на пастора и прочитала в его взгляде надежду. Абра поблагодарила пастора, но она не стала его обманывать, будто станет ее читать.

— А теперь наш подарок. — Присцилла вручила ей красиво упакованный сверток. Развязав бант и сняв бумагу, Абра увидела синюю бархатную коробочку, отделанную атласом внутри.

Пенни вскрикнула:

— Жемчуг! Ого! Дайте посмотреть. — Она потянулась к коробочке, но Питер ей напомнил, что она уже получила чудесный проигрыватель. Он достал ожерелье из коробочки и, надев Абре на шею, застегнул замочек.

Праздник даже еще не закончился, а Пенни уже попросила дать ей поносить ожерелье, когда она пойдет смотреть фильм «Тихий человек» вместе с Джеком Константиновым, одним из школьных полузащитников.

— Только после того как я сама их надену. — Абра постаралась сказать это легким тоном, но на самом деле она воспротивилась привычке Пенни считать, что содержимое ящиков Абры принадлежит и ей тоже. Когда Присцилла внесла именинный пирог и предложила Абре загадать желание, девушка пожелала, чтобы Джошуа вернулся с войны, и задула все свечи.

Разговоры о мире продолжались; небольшие стычки еще происходили на Главной линии сопротивления. Переговоры затягивались, а количество убитых росло.

Письма от Джошуа приходили все реже, а потом и вовсе прекратились.