— Пчел привораживает? — спросила миссис Элда. — Не знала, что она это может, но меня это не шибко удивляет. Она ведь всегда была немножко того… не от мира сего.

— Вы ее знаете? Кто она такая?

— Ее зовут Блетсунг Маклеод. Годами с ней никто никаких делов не имел. А может, и зря. Может, и стоило бы. — Ее лицо приняло обычное задумчивое выражение, и она стала смотреть на горы. — Маклеоды никогда ни с кем особо не водились. — Она посмотрела на меня. Беспокойство в ее взгляде сменилась решительностью, как будто она приняла какое-то решение. — Отец ее умер внезапно.

— Как?

— Да не знал никто. Да и не шибко старались узнать. Он очень жестокий был. Когда его похоронили, дочка стала одна жить и ни с кем не водиться, как и он. Но, думаю, что у ней на то причины другие были.

— Какие причины?

— Так много вопросов у тебя! — Она откинулась на спинку кресла-качалки и стала слегка покачиваться, щурясь от нежаркого утреннего солнца, — Дуглас Маклеод людей не очень-то любил. Не верил им. О дочери своей только и заботился, если, конечно, это можно так назвать.

— А мать у нее была?

— Была. Роза О'Шерон ее звали. Она умерла весной. Говорят, сама себя убила. Но никто наверняка того не знает — как и про Маклеода никто не знает, почему он умер. Ну, люди забеспокоились. Говорили даже, что видели, будто дух Розы О'Шерон по горам бродит. А потом, когда Дуглас Маклеод умер, стали бояться, что теперь они вдвоем по долине бродить будут. Решили, что надобно что-то делать, как-то с этим покончить. — Она вздохнула, откинула голову на спинку. — И сделали.

— Что?

— Мы выбрали пожирателя грехов.

Выбрали? Потрясенная услышанным, я выпрямила спину и вымолвила:

— Я думала, он всегда был здесь.

— Это многим кажется, но не так оно было. Это отец Брогана Кая, Лаокайлэнд Кай, на этот старый путь нас и вывел. — Она перестала качаться и посмотрела на меня. — Видишь ли, у нас в Шотландии и в Уэльсе пожиратели грехов были. Я думала, этот обычай все уж забыли и не вспомнят, а Кай, старик, решил по нему поступать. Тогда все мужчины жребий бросили, а все женщины тут же стояли и молились, чтоб на их мужей не выпало. — Она закрыла глаза, как будто воспоминание было для нее болезненным. — А тот, чей жребий вытащили, той же ночью ушел и унес на себе грехи Лаокайлэнда Кая, а также и Розы О’Шерон, и Дугласа Маклеода.

— А что потом было?

Она посмотрела на меня с нетерпением. — А ничего не было. Он пошел на Гору Покойника, чтоб жить там, и с тех пор больше никто вслух не говорил его имени.

— Миссис Элда, вы мне его имя скажете?

— Нет, детка, не скажу. Это тебе добра не сделает. Человек тот свою работу знает и ее делает. То ведь была Божья воля, чтоб его избрали, и он принял судьбу свою.

Она казалась очень взволнованной, и я села поближе. — А если б не его выбрали?

— Что за глупый вопрос! — Она выдохнула воздух и отвернулась. — Давно это было, Кади. Слишком уж давно, чтоб переделать что-то.

— Ей это в тягость, — сказала Лилибет. Она сидела на нижней ступеньке и снизу смотрела на нас.

Я видела, что она права. — А семья у него была, миссис Элда?

— Да, но никого уж не осталось.

— Умерли?

— Нет, милая. Кроме матери его, правда. Та умерла через несколько лет после того жребия. Я думаю, от переживаний своих. Думаю, с тех пор, как ушел он, дня не было, чтоб она по нем не плакала — о его судьбе несчастной. А что до остальных, отец его, братья и сестры, то не могли они смириться, что кто-то из их рода пожирателем грехов сделался. Стыдились они его, а потому в Кентукки ушли, и мы про них ничего с тех пор не слышали.

У меня на глазах выступили слезы, и, стараясь их скрыть, я наклонила голову. Казалось, чем больше я узнаю о пожирателе грехов, тем больше я ему сочувствую. Мне ведь хорошо известно, что такое стыд. Я также знаю, что такое потерять любовь тех, кто тебе дорог. На этого несчастного упал жребий, а на меня — мой собственный грех, который теперь пытается меня раздавить. Но уж если так, то пожиратель грехов в лучшем положении, чем я, потому что он знал свою судьбу и принял ее, а я борюсь со своей.

Только почему он с такой готовностью это принял и ушел жить один на эту далекую гору? — Мне надо найти его, миссис Элда.

— Знаю, детка, вот только что хорошего тебе от этого будет? Да и всем нам? Разве только бед нам еще прибавит.

— Но вы меня отговорить ни разу не пытались.

Она протянула руку и стала нежно гладить меня по голове. — Я б с тобой пошла, если б ноги эти мои старые могли меня хотя бы дальше луга пронести.

Я сжала ладонями ее старую узловатую руку. Ее кожа была тонкой и сухой, как осенний лист. Сквозь нее видны были выступавшие синие вены. — А как вы думаете, если он грехи мои на себя возьмет, моя мама сможет забыть?

Она не ответила. Я посмотрела на нее снизу вверх: по ее морщинистым щекам текли слезы.

— Нет, детка. Она никогда не забудет, но может она простит.

В ту ночь я не могла спать и выбралась из постели. Сидя на ступеньках дома, я смотрела на ночное небо, где сверкали звезды и светила полная луна. Ухала сова и трещали сверчки. Ветра совсем не было, и воздух освежал ночной прохладой. Я посмотрела туда, где внизу долины был человек Божий.

— Ты хочешь туда пойти? — спросила Лилибет, садясь рядом со мной.

— Да он спит, наверно.

— Нет. Ему так же тяжело, как и тебе, Катрина Энис.

— Откуда ты знаешь?

— Он не сделал то, для чего пришел сюда.

— А что это?

— Он тебе сам скажет, если ты ему позволишь.

— Я его боюсь.

— Ты не его боишься, Катрина Энис. Ты Бога боишься.

— А что, разве Его не надо бояться?

— Но ты же не можешь всегда от Него бегать.

— Ты это с кем говоришь, Кади? — раздался из-за моей спины голос Ивона. Я вскочила на ноги.

— Подвинься малость, — сказал он и сел на место Лилибет.

— Я просто думала.

— Поздно уже слишком, чтоб думать вслух.

— Ничего не могу поделать.

Он наклонился вперед и сжал руки между коленями. Потом он медленно осмотрел двор, крыльцо, и его взгляд остановился на мне. — Кади, ты это с Элен говорила?

— Нет.

— Точно?

— Точно.

— Он нахмурил брови, стараясь при лунном свете разглядеть мое лицо. — Ты до сих пор пожирателя грехов ищешь? — спросил он шепотом.

Я пожала плечами и отвернулась. Ложь на какое-то время может его успокоить, но все равно не убедит.

Он больше ничего не говорил и смотрел на долину.

Я первая прервала молчание:

— А ты не думал пойти послушать, что человек тот говорит?

— Я думал про то, но решил, что лучше оставить все как есть.

— Это потому что Кай сказал, чтоб все подальше от него держались?

Он повернул голову и грустно посмотрел на меня. Когда он отвернулся, я увидела, как на его щеке двигались мускулы. — Тебе ж сказали, как надо делать, Кади. Кай хочет нас защитить, только и всего!

— Ивон, но ведь тот человек от Бога!

— Это он так говорит. Это ж не значит, что так оно и есть.

Тогда я шепотом рассказала ему про гром и молнию. После моих слов его уверенность поколебалась.

— Ты думаешь, если б Кай это знал, он бы так не делал? — спросила я.

— Не знаю, Кади. Он против него настроен.

— Ивон, я думаю, тот человек не уйдет.

— Уйдет.

— А если нет?

— Умрет тогда.

От его слов у меня все внутри опустилось, мне стало страшно. Неужели они зайдут так далеко?

Ивон посмотрел на меня. Когда мы встретились глазами, он нахмурился. — До зимы ведь не так долго осталось. Он уйдет сам по себе. Снег заставит.

Он говорил не то, что думал, — я это понимала. Я представила себе, что будет с человеком Божьим, и съежилась от страха. — Надо тебе отговорить их так делать.

— Он пришел сюда людей будоражить и друг против друга настраивать. А Кай хочет, чтоб мы все вместе были. И это правильно, Кади. Ни у кого права нет приходить в наши горы и говорить нам, что думать и как жить. Ни у кого.

— Он в самом деле так делает?

— Кай говорит, что он пришел настроить сыновей против отцов, а отцов против сыновей, а мы этого не позволим. Кай прав. Наш обычай нас все время вместе держал.

— Но ведь он не делает ничего, только говорит.

— Вот именно. Но у него даже голос силу имеет, — сказал он твердо. — Ну, пошли. Он взял меня за руку и поднялся. — Пора тебе спать уже.

Я лежала без сна, слушала ночные звуки и думала о человеке Божьем. Ивон сказал правду. Голос этого странника был не просто громким. Его слова вонзались, как колючки, как шипы, которые кололи и причиняли боль. Ни одно его слово не забывалось.

Этой ночью я видела кошмарный сон. Мне приснились люди с факелами, которые окружили человека Божьего. Он не пытался отбиваться или убегать. «Как будто на разбойника вышли вы с ружьями и кольями, чтобы взять меня? Каждый день сидел я с вами у реки и учил вас. Почему вы не слушали слово Господне?» Кай ударил его в лицо. Из раны потекла кровь, а человек стоял, не двигаясь, и твердо смотрел на Брогана Кая. «Но теперь ваше время и власть тьмы».

Мужчины ругались и говорили проклятия, потом схватили его, стали бить, а потом бросили в реку безжизненное тело. Река тут же подхватила его и понесла через Ущелье… Когда он упал в водопад, я проснулась.

Было светло, но солнце еще не взошло. Папа уже встал. Я сбросила одеяло и выбежала из дома, решив, что надо искать человека Божьего. Его нигде не было видно, поэтому я побежала вниз по склону горы через лес, выбежала на луг, совершенно не думая, что делала. Мои легкие пылали, так я, что есть силы, мчалась по высокой траве. Из-под ног испугано вспархивали птички. На полном ходу я выскочила к реке. Задыхаясь и держась за болевшие бока, я спряталась за кустами и стала смотреть на другой берег.

Там горел костер, он него поднимались завитки дыма, но человека Божьего нигде не было.

Кошмарный сон оказался правдой. Человек Божий умер. Я просто знала это, сердце мне подсказывало. Я была уверена, что именно это произошло, и что папа и Ивон тоже виноваты в его гибели. В отчаянии я села на землю, обхватила голову руками и стала плакать. Мы потеряны. Все потеряны. Не только я на пути в ад. От этих страшных мыслей еще больше хотелось плакать.

— Кто там?

Радость и страх могут идти рука об руку — так и случилось. С другого берега я услышала голос человека Божьего. У меня замерло сердце. Я подняла голову и увидела, как незнакомец встает с земли. Почему он лежал далеко от костра, лицом вниз?

Я посмотрела вокруг и поняла, что спрятаться мне было негде — видно меня будет отовсюду. Я пригнулась к земле. Из-за гор поднималось солнце, и на берегу было уже совсем светло. Я изо всех сил старалась, чтобы меня не заметили. Но что же мне теперь сидеть здесь до вечера, пока не стемнеет, и только тогда выбираться? Ну зачем я сюда пришла? Неужели я правда решила, что мой папа и брат могли убить ни в чем неповинного человека?

— Кто здесь? — снова спросил человек, на этот раз достаточно громко, так что от страха волосы на моей голове зашевелились.

— Это я, сэр, — робко сказала я, боясь, что он сейчас пошлет гром с неба, и вся долина узнает, что я пришла сюда против повеления Брогана Кая.

— А как вас именуют?

— Не посмею сказать, сэр.

Он подошел ближе в воде. — Судя по голосу, ты — дитя. — Он вытянул шею, всматриваясь. — Не та ли ты девочка, которая убегала от меня у водопада?

Я пригнулась еще ниже, лицо горело, сердце громко стучало. Он выведывал все, как охотничья собака. Что же мне, солгать ему, чтобы запутать следы? Но он заговорил первым.

— Перейди через Иордан. Войди в обетованную землю. Приди, послушай глас Господень.

— Я не могу!

— Не можешь или не хочешь? — переспросил он.

— Не могу.

— А что тебе мешает? — Он подошел ближе, почти стоя в воде, поворачивая голову и стараясь меня увидеть.

— Не ищите меня, пожалуйста! Пожалуйста!

— Ты боишься Бога?

— Да! — Я съежилась, опустила голову и закрыла лицо руками.

— Страх Господень — начало мудрости.

Дрожа, я приподняла голову и сквозь ветки посмотрела туда, где он стоял. Я так страстно жаждала услышать то, что он пришел сказать нам, но в то же время ужасно боялась, потому что знала, что недостойна.

— Я хочу прийти к вам. Но не могу. Еще не могу.

— Не жди. Никогда не знаешь, что произойдет завтра.

— Мне надо сначала найти пожирателя грехов.

— Кого? Что ты сказала?

Всхлипывая, я стала пятиться назад. — Пожалуйста, не смотрите на меня, чтобы не умереть мне!

— Дитя…

— Пожалуйста, не призывайте на меня молнию!

— Но я же не Бог. — Он сказал еще что-то, но я не расслышала. Он опустил голову, на секунду мне даже показалось, что он плачет. Я решила немедленно уйти. Как только я зашла в лес, кто-то схватил меня сзади и развернул на месте.

— Я тебя там видел, — сказал Броган Кай, его темные глаза сверкали, как горящие угли. — Против меня, значит, идешь. Папу своего не слушаешь. — Он ударил меня, но при этом держал за плечо, иначе я бы упала.

— Я не…

— Врешь! — Он снова ударил меня, на этот раз сильнее — я почувствовала во рту вкус крови. — Обманщица! Дрянь! Это ты на нас все это навлекла!

— Нет! — Я попыталась вырваться и закричала. Он сдавил мне горло, заглушив звук.

— Кади! — Откуда-то сверху раздался голос папы. — Кади, где ты?!

Кай наклонился надо мной, горячо дыша мне в лицо. — Еще раз придешь сюда, я тебя убью. Клянусь своей душой. Лучше пусть одна умрет, чем все страдать будут. — Его рука сильнее сжала мне горло, перекрыв дыхание. Я тут же стала погружаться куда-то во мрак. Он отпустил меня и быстро исчез в лесу.

— Кади! — Уже через несколько секунд папа был рядом и держал меня за плечи. — Кто это сделал? Кто это сделал?

Плача, я вцепилась в его рубашку. Горло болею так сильно, что я едва могла дышать, не говоря уже о том, чтобы что-то сказать. Впрочем, у меня и смелости бы не хватило. Я никогда не видела у папы такого выражения лица. В его глазах была сама смерть, а за ней ад. — Это тот чужак, да?

— Нет, — с трудом выдавила я, замотала готовой и заплакала еще сильнее.

Папа посмотрел вниз, в нижнюю часть долины, и отбросил эту мысль. Было понятно, что этот человек никак не мог так быстро прийти сюда, а потом моментально вернуться на берег. Папа снова посмотрел на меня. — Это то существо, с которым ты дружбу водишь?

Существо? Что он имел в виду? О каком существе он говорил? У меня кружилась голова, темнело в глазах, я чувствовала сильную боль. Я закрыла глаза и стала куда-то проваливаться.

Папа взял меня на руки и понес домой. — Беги за Гервазе Одара, — я услышала, как он сказал с порога.

Смутно, как сквозь туман, я увидела маму, которая встала из-за прядильного станка. — Что случилось?

— Женщина, делай, что тебе говорят, а то еще одного ребенка потеряешь!

Больше я ничего не слышала.