Мы с Фэйганом шли по тропе с северной стороны лесного ручья. Азалии уже потеряли свои бело-розовые соцветия, и последние летние цветы — огненные настурции и пурпурный чертополох цвели вдоль всего берега, прячась среди скал и деревьев. Вокруг нас летала стайка бабочек. Мы пришли туда, где ручей впадал в реку, и пошли дальше по берегу к месту, где речку можно было перейти по камням. Фэйган пошел впереди, а я стояла, смотрела на него и думала: понимает ли он, что делает? Мы шли через реку в восточной стороне земли Кай. Он остановился на плоском камне на середине реки:
— Ну, давай!
Я стала прыгать с камня на камень, но слишком спешила и поскользнулась. Падая, я всем своим весом уселась на камень, намочив при этом ноги.
— Осторожно!
Я сердито посмотрела на него, потерла ушибленные места и пошла дальше. — Я думала, мы пойдем вокруг. — Фэйган шел прямо через ручей Кай.
— Все в порядке.
— Мы ж пройдем как раз мимо вашего дома.
— Не беспокойся.
— Ну, слишком уж денек хороший, чтоб умирать, — пожаловалась я.
— Помолчи. Я не могу это словами высказать. Но папа нас здесь вовсе не ждет. Я просто знаю. — Мы перешли на другой берег. — Тем более, — продолжал он, глядя, как я делаю последний прыжок, — папа ждет, что мы пойдем тем длинным путем вокруг. Ежели он нас и ждет, то уж точно там. Там, на северной стороне, где видно тропинку вдоль реки.
— Надеюсь, оно так.
Мы пошли к холму через заросли кизила, лесного ореха и черники. Над нами каштаны, как огромный шатер, раскинули ветви. В лесу было прохладно. Я вздрогнула от неожиданного хлопанья крыльев — это испуганная индейка взлетела почти у нас из-под ног, взметнув в воздух свое убежище из листьев. Фэйган быстро достал рогатку из заднего кармана, зарядил камушек и подстрелил индейку.
— Что ты делаешь? — спросила я. Мое сердце билось, как крылья индейки, пока Фэйган не свернул ей шею.
Фэйган взял мертвую птицу за ноги. — Красавица, правда?
Как он мог быть таким спокойным, когда с минуты на минуту мог появиться Броган Кай с его гигантскими кулаками. — Что ты делать с ней собрался?
— Разделывать ее.
— Сейчас? Дай мне. — Я обеими руками вырвала у него индейку.
— Подожди. Миссис Элда не любит, когда я приношу ей что-то неразделанное.
Я посмотрела на него с негодованием. — Давай еще с тобой котел поищем, ошпарим птичку, сядем перья ощипывать. — Я развернулась и пошла по тропе, птицу я перебросила через плечо, держа ее за ноги. — Может, еще каштанов соберем и расколем, чтоб уж было чем индейку нафаршировать?
Фэйган догнал меня. Он смеялся! А мне хотелось поколотить его индейкой.
— Кади, ты сама индейку подстрелила? — спросила миссис Элда, покачиваясь в своем кресле в глубине крыльца.
Я заметила выражение ее лица, когда она увидела синяки и ушибы на лице Фэйгана. В ее глазах промелькнуло что-то яростное и мрачное.
Я сняла с плеча индейку и бросила на крыльцо. — Фэйган ее убил. Как вы и говорили, миссис Элда, разве ж Кай, ежели идет куда-нибудь, может чего-нибудь не убить. — Я тут же пожалела о своих словах, и мне стало ужасно стыдно.
— А сам он ее нести не стал?
— Я б ее нес. — Фэйган посмотрел на меня.
— Он хотел ее сначала освежевать. — Я с недовольным видом уселась на нижнюю ступеньку — от жары и усталости мне не хотелось подниматься выше. — Я думала, мы ее лучше уж здесь разделаем, тогда может доживем, чтобы и съесть удалось.
— Ну, хватит тебе ворчать. Я тебя прощаю. — Добавил еле слышно Фэйган.
— Ну что ж, спасибо за птицу. Я уже сто лет как индейку не ела. Пойди в дом и разожги огонь, Фэйган. В бочке есть вода. Налей в котел.
— Да, мэм. Освежевать ее?
— Лучше ошпарить сначала.
Фэйган взял индейку, поднялся по ступенькам и вошел в дом. Я прошла за ним полпути, жалея, что не попросила прощения до того, как он простил меня. Я села в тени рядом с миссис Элдой, опираясь о столб крыльца. Она вертелась в своем кресле и смотрела, что делает Фэйган. — Ты можешь обрезать крылья и повесить перед огнем сушиться. Из них хороший веер получится.
— Хорошо, мэм.
Она уселась неподвижно, немного покачиваясь, и молча смотрела на меня. Я слишком устала, и говорить мне не хотелось. На деревьях пели желто-коричневые дрозды и пурпурные зяблики.
— Тебе бы искупаться надо, Кади Форбес. Если б твоя мама тебя сейчас увидела, ты бы больше никуда из дома не вышла.
— Некогда было.
— Ты нашла то, что искала, дитя?
— Да, мэм, и больше. Мы хотели все вам рассказать и кое-что спросить.
Миссис Элда наклонилась ко мне и положила руку мне на голову. — Я уж начала сомневаться, что вы с Фэйганом выживете.
Я взяла ее руку обеими руками и прижалась к ней щекой. — Еле выжили. — Я отпустила ее руку, она откинулась назад с нежной улыбкой и опять стала покачиваться. Над нами пролетел ястреб, и три ласточки взлетели так быстро, что бутыли, которые миссис Элда подвесила на крыше сарая, стали раскачиваться. Нет лучшей защиты для цыплят от ястребов, чем семейство ласточек. Лишних цыплят, чтоб делить с ястребами, у миссис Элды не было.
Она снова откинулась на спинку кресла. — Не клади индейку в воду, пока она не закипит!
Фэйган вышел на крыльцо. — Вода греется, и крылья сушатся! Я пойду, помоюсь. — Он застенчиво посмотрел на миссис Элду и стал спускаться по ступенькам.
— Куда ты идешь?
— На ручей.
— Оставайся здесь. В доме большое корыто есть, его возьми, — решительно сказала миссис Элда. — Возьми воду из бочки. Когда закончишь, вылей воду под то окно. Фиалки будут очень рады. — Она взялась за ручки кресла. — Пошли, Кади. Поговорим в доме, чтоб никто нас не видел.
Первым делом она попросила нас опять рассказать все слово в слово, что говорил человек Божий у реки. Мы это с удовольствием сделали, хоть нам и не терпелось задать ей свои вопросы.
— Мне никогда не надоест слушать про Иисуса, — сказала она, кивая. — Хоть миллион лет бы слушала.
В котле забулькала вода, оттуда пошел пар. Она встала со стула, взяла за ноги индейку и бросила в кипящий котел. — Ну, так что у вас там за вопрос такой важный, что надо было жизнью рисковать и сюда идти?
— Мы про индейцев хотели спросить, мэм, — сказал Фэйган.
— Индейцев? — спросила миссис Элда, стоя к нам спиной. — А что вы про индейцев хотите знать?
— Ну, они здесь жили до того, как наши люди пришли?
— Ну, мальчик, это было очень давно, — сказала она, по-прежнему не глядя на нас. — Она продолжала окунать индейку в воду. Я поняла, что она ничего не скажет, если мы не будем задавать прямых вопросов. Я так и сделала.
— Мы хотели узнать про индейцев, которых убили. — Фэйган посмотрел на меня так, будто хотел укоротить мой язык. Я посмотрела на него. — У вас не много времени.
Миссис Элда больше не отвлекалась.
— Кто вам это рассказал?
Как мне показалось, ее это не очень-то удивило и не рассердило, — она спрашивала только из осторожности.
— Никто, миссис Элда, — вежливо сказал Фэйган. — Не рассказывал никто, это уж точно.
Я облокотилась на стол. — Мы видели рисунки в пещере на Горе Покойника, они кровью нарисованы.
— Кровью? — это ее поразило.
— Помолчи, Кади, дай мне все рассказать.
Я его не слушала. Он, пожалуй, еще захочет, чтобы мы сначала ощипали индейку. — В пещере, что сразу за той, где Сим живет двадцать лет уже. — Фэйган недовольно закатил глаза. Но чем быстрее мы получим ответы, тем быстрее уйдем обратно на Гору Покойника подальше от его разъяренного папы.
— Сим? — переспросила миссис Элда.
— Сим Джиливрэй, — ответил Фэйган. — Пожиратель грехов.
Она улыбнулась мне. — Ну что, он, наконец, тебе имя свое сказал? Или Блетсунг сказала?
— Он сам сказал, как только Иисуса своим Спасителем принял.
— Слава Богу, — выдохнула миссис Элда, ее глаза засияли. Но сразу же в ее взгляде появилось беспокойство.
Я наклонилась вперед. — А что насчет этих индейцев, миссис Элда?
— Ты опять за свое, девочка, — сказала она раздраженно. Она достала индейку и за ноги принесла к столу. Потом взяла корзину, положила в нее птицу и стала ее ощипывать.
— Давайте я ощипаю, мэм, — сказала я, взяв птицу за ноги и подтягивая к себе. — А вы скажете нам, что там было.
— А почему это вы решили, что я буду говорить про то?
— Вы не скажете нам правду?
— Я так не говорила. Не спеши только. Это не шибко красивая история, да к тому ж очень давняя. Мне с мыслями надо собраться.
Она посмотрела на Фэйгана, дотом закрыла глаза и отвернулась. — Если я это рассказывать буду, то мне придется о мертвых плохо говорить.
— Ничего, мэм, — мягко сказал Фэйган. — И про меня не беспокойтесь. Я ведь не слепой и не глухой, я понимаю, что моя родня веками делала. Если они во всем этом участвовали, то меня это не удивит нисколько.
— И потом, Фэйган от этого все равно не станет таким, как они, — сказала я, выдергивая пучок перьев и кладя их в корзину.
— Мне бы это и в голову не пришло, это уж точно, — сказала она спокойно.
— Надеюсь, я больше в мамину родню пошел.
Миссис Элда подняла голову и посмотрела на него, — Ну, так ты уже все знаешь. — Он кивнул. — Тебе Сим Джиливрэй сказал?
— Я от мамы узнал.
— А…
Я впервые слышала, чтобы в одном коротком слове было столько горя. Я вытащила еще несколько перьев и посмотрела на нее, потом положила перья в корзину. По ее высохшему лицу катилась слеза, она посмотрела на Фэйгана. Все одиночество и боль прошлых долгих лет давали себя знать.
— Я уж и не надеялась…
Фэйган наклонился вперед и накрыл ее руки своими. — Я не знаю, почему она мне ничего не говорила.
— Наверно, не могла. Твой отец меня ненавидит.
— Но почему? Что вы ему такого сделали?
— Это не из-за меня, но кажется мне, это как раз с теми рисунками связано, что вы в пещере нашли. — Она похлопала его по руке, потом взяла его руку в свою, как будто не хотела его отпускать. — Но правду-то тебе нелегко будет слышать.
— Господь — мое утешение.
Она кивнула головой, сделала долгий вздох.
— Фэйган, это твой дед родной, Лаокайлэнд Кай убил тех индейцев. Но он не один это делал. Я тебе с неохотой это говорю, но и мой дорогой Донал там был с ним вместе, разве только он детей и женщин не убивал. Но с того дня он как будто другой стал. Как будто больной в душе, все время печальный ходил. И другие тоже. Мы хотели все это выбросить из памяти и не думать больше, забыть, да видно не выходит. Все, что во тьме делается, все равно, рано или поздно, на свет выходит.
— Начни сначала, бабушка, — мягко сказал Фэйган. — Я не понимаю, почему все так случилось.
— Я не люблю плохо о мертвых говорить, парень, особенно если они мои родственники кровные. Но Лаокайлэнд Кай был самым жестоким, холодным и кровожадным из всех, кого я когда-то знала. Первый раз, как я это поняла, это когда мы сюда, в эти горы шли, и назад уже не могли вернуться. Однажды ночью он у костра сидел, напился и стал хвастаться, как он одному помещику отомстил, еще в Уэльсе. Тот сказал ему, что он недостоин, чтоб на его дочке жениться. Так тот взял и девушку испортил.
— А что значит «испортил»?
— Это значит, он взял у нее то единственное, что она своему мужу только отдать могла. — Она посмотрела на меня, а я посмотрела на нее, все еще не понимая, что она имела в виду.
— Не важно это, Кади, ты еще маленькая, чтоб такие вещи понимать, но так оно было. Лаокайлэнд сказал, что уж ежели для нее он недостаточно хорош, тогда она ни для кого хорошей не будет. И так и сделал. Когда он это сделал, она его умоляла взять ее с собой в Америку. А он ей сказал, что уж получил от нее все, что хотел.
— А ее отец ничего не сделал? — спросил Фэйган, на его лице читалось негодование.
— А девушка не сказала ему, где найти Лаокайлэнда. Она любила его и боялась, что отец может убить парня. Думаю, она все надеялась, что он передумает и за ней вернется. А отец ее только через два года дознался, что Лаокайлэнд Кай в Америку уехал, а к тому времени девушка умерла уж.
— Умерла? — я оторвала взгляд от ощипывания птицы и посмотрела на нее. — А что с ней случилось?
— У нее ребенок родился от Лаокайлэнда Кая, а потом она сама утопилась и ребеночка с собой вместе утопила в озере, в поместье своего отца. Ее отец пообещал две тысячи фунтов тому, кто принесет доказательство, что Лаокайлэнд Кай мертв. Один за одним, четверо охотились, за ним и убить его пытались, и всех четверых он же и убил. Мы с Доналом думали, что поэтому Лаокайлэнд Кай сюда, на восток, в эти горы так рвался. А кроме того, он хотел сам землей владеть и власть над людьми иметь.
— Почему ж вы за ним сюда пошли, за таким человеком, миссис Элда?
— Потому что лучшего ничего-то мы и не знали, Кади милая. Да и не знали мы, какой он на самом-то деле. Он ведь такой обаятельный был и так людей очаровывать умел. Сам красивый он был, говорил складно. Обманул он нас. Да, бывало, я чувствовала неладное, но никак не могла ухватить, что именно не то. Душой чувствовала, что тут нечистого много, но я это чувство подавляла в себе. Лжец он был, Лаокайлэнд Кай, и убийца.
Она убрала свою руку от рук Фэйгана и в стыде опустила голову. — А когда мы под его власть себя поставили, то и сами стали такими, как он.
Фэйган сидел неподвижно, с бледным лицом, не говоря ни слова. Он ждал, что миссис Элда сама расскажет остальное, как бы печально это ни было.
Миссис Элла посмотрела сначала на него, потом на меня. Она подвинулась вперед и стала заниматься птицей, как будто ей надо было как-то занять свои руки. — Когда мы пришли в эту долину, я подумала, что еще ничего такого красивого не видела. Все такое разноцветное. Цветы желтой акации, красно-оранжевые гроздья рябины, кизилы, как в белой дымке, ежевика вдоль реки всей, лавандовые заросли сирени, — все это на фоне коричневой земли леса, где только-только новая трава начала расти. Горавен назвала это Божественное пробуждение.
— Бабушка Форбес с вами была?
— Да, дитя, Горавен среди первых была и твой дед Ян тоже. И твоей мамы мать и отец. Пусть Господь успокоит их бедные души. Семь семей сюда пришли с Лаокайлэндом Каем. Мы пришли по тропе от водопадов, потом вдоль Ущелья вышли в долину. У нас дух захватило. Я такой счастливой себя почувствовала. У меня такая надежда появилась. Потом мы подошли к поселению индейцев, нам навстречу дети выбежали, стали с нами здороваться.
Она перестала щипать индейку и сжала руки так, что пальцы побелели.
— Вышел вождь и пошел прямо к Лаокайлэнду Каю, протянул руку в приветствии. Знаете, Лаокайлэнд Кай уже здесь раньше побывал и с ними дружбу заключил. Они все радовались, что он вернулся. Очаровал он их, тоже. Не знали они… — Ее голос дрогнул, она замолчала.
Фэйган протянул руки и положил их поверх ее рук. Он поглаживал ее руки, старался ее утешить, хотя и сам был печальным. — Если мы исповедуем грехи, то Господь, будучи верен и праведен, простит нас и очистит от всякой неправды.
Она открыла рот от удивления. По ее щекам потекли слезы. Она стала быстро рассказывать остальное. — Лаокайлэнд Кай пожал руку вождю одной рукой, а другой ружье достал. Выстрелил прямо в лицо ему. На поясе у него еще пистолет был, он его достал, другого индейца убил, а нашим мужчинам кричал, чтоб поджигали вигвамы. Вокруг нас самый настоящий ад был. Женщины и дети кричали. Мужчины падали — кто раненый, кто мертвый. Иногда я по ночам до сих пор слышу, как они кричат. А Донал, и Ян, и все другие за нас воевали.
— Когда все кончилось, то Лаокайлэнд Кай всех наших мужчин послал разыскивать женщин и детей, которые разбежались, чтоб спрятаться. Потом от стал добивать раненых. Одного только не убил, сына вождя. Когда мужчины остальных привели, Лаокайлэнд Кай сказал, чтоб те их убили тут же. Донал отказался и все другие тоже. Никто не хотел женщин и детей убивать. Тогда Лаокайлэнд Кай их вместе связал, одного за другим, и повел к Ущелью. Он выстрелил в сына вождя, убил его, а когда он стал падать, то и все остальные за ним упали в реку. Всех в водопады отнесло.
Мне не хотелось этому верить. Все мое существо отчаянно не соглашалось с этим. Но тихий спокойный голос внутри говорил, что это правда. Каждое слово было правдой.
— Бабушка, теперь это не имеет над тобой власти, — мягко сказал Фэйган.
— Я так боялась, что Бог узнает об этом.
— Он всегда знал, Он видел.
— Должно быть, так, — сказала она сокрушенно. — С тех пор у нас никогда мира не было. При всей красоте этой долины, то, что мы сделали, — как страшное пятно лежит на всей этой земле. Никто из нас не процветал. Многие умерли. Две семьи заболели и вымерли полностью. А в души детей наших грусть поселилась.
Я подумала о своей маме. Разве я была единственной причиной ее печали?
Фэйган посмотрел на меня, и я почти читала мысли в его синих глазах. У нас были похожие мысли, наши умы как будто двигались в одном направлении. Возможно, Господь, Который был внутри нас, давал нам похожие мысли — потому что мы узнали Его истину. Правдой оказалось то, чего я больше всего боялась. Все согрешили. Не только семья Фэйгана, но и моя тоже, и все другие. Ни один не был лучше другого. Все разделяли наследие убийства.
Но я знала кое-что еще. Я знала это где-то внутри, и от этого знания моя душа пела в благодарении Господу. Иисус Христос искупил нас. Без Него я была бы такой же, как они, запертой в тюрьме вины и стыда, боясь смерти, в постоянном ужасе от мысли, что придется умереть, так и не расставшись со своими грехами.
— Но для Иисуса, для Иисуса…, — сказала я и ничего другого сказать не могла.
— Бабушка, ты веришь тому, что мы сказали тебе об Иисусе, ведь правда? — сказал Фэйган.
— Да, я верю вам, каждому слову.
— А ты принимаешь Его как твоего личного Спасителя и Господа?
— Принимаю, хотя я недостойна произносить Его имя.
— Скажи его, бабушка.
— Не могу.
— Никто из нас не достоин. Он умер за нас, бабушка. Его пригвоздили ко кресту за все, что ты нам сейчас рассказала.
— О, Иисус, — сказала она тихо и заплакала. — О, драгоценный Спаситель, мой Господь.
Фэйган встал и обнял свою бабушку. — Можешь сейчас сложить с себя все, что тебя мучает, бабушка. Можешь все это отдать Ему, и Он даст тебе покой.
— Я устала. О, я так устала, — сказала она тихо. — Я могу проспать целую неделю.
— Я провожу тебя в постель.
— Разве вы не должны крестить меня? Вы сказали, что тот человек так сделал.
Фэйган помог ей подняться. — Завтра будет время.
— А вдруг она умрет до утра? — сказала я.
— Кади! — Фэйган посмотрел на меня так, как будто у меня рога выросли.
— Ну, а что, разве нет? Потом она не может идти на реку. Ей тяжело идти туда.
— Ты замолчишь?!
— Я думаю, благой Бог призвал ее говорить правду, как она есть, — сказала миссис Элда Фэйгану. — Парень, у двери есть ведро. Лучше крестить меня сейчас, а вдруг я правда до утра не доживу?
— Она не это имела в виду, правда, Кади?
Я пошла за ведром.
— Давайте, — сказала миссис Элда. Она снова села положила руки на колени. — Окуните меня хорошенько. Тогда мы все будем спокойны.
— Ты уверена? — спросил Фэйган.
— Она так сказала, разве нет! Давай, делай!
Ее хрупкое тело содрогнулось, когда Фэйган опрокинул на нее ведро воды. Она стала задыхаться, откашливаться, отфыркиваться. С минуту нам обоим казалось, что она умирает — оттого, что так много воды вылито на ее бедную, седую голову. Потом я поняла, что она вовсе не умирает. Она хихикала. Нет, она даже не хихикала, она смеялась!
— Ну, — сказала она, когда, наконец, откашлялась и отдышалась. — Это меня точно пробудило!
Мы с Фэйганом обняли ее, и мы все трое стали смеяться, радуясь свободе, которую мы обрели. Нам казалось, что у нас были крылья и огненные языки над головами. От счастья наши души пели.
Однако вокруг нас уже собиралась тьма.
Мы спустились с Горы Покойника, чтобы узнать правду, и мы ее узнали. Но только часть. Мы только лишь ухватили зверя за хвост и потянули. Как только мы нашли первую ниточку и потянули за нее, дракон проснулся.