Раав не обратила особого внимания на двух мужчин, вошедших в город, решив, что это аморрейские воины с донесением для царя. Но когда те подошли ближе, она заметила, как они заинтересованно осматривали стены. У них не было никакой поклажи, они хмуро разговаривали друг с другом, настороженно наблюдая за башнями. Еще больше их выдавало полное отсутствие интереса к ней. Воины, даже посланные на серьезное задание, все без исключения искали подобных ей женщин. Они всегда стремились удобно расположиться на ночь и насладиться едой, выпивкой и плотскими утехами. И аморрейские воины были особенно похотливы и неотесаны.

А, наконец-то они заметили ее.

— Привет, друзья мои! — позвала она, улыбаясь и помахивая рукой. Они отвернулись. Странно. Они были молоды, но не настолько, чтобы постесняться знаков внимания женщины.

Или это было отвращение? Неприятное ощущение зашевелилось в ней. Уже много лет Раав не испытывала чувства стыда и желания закрыть лицо и спрятаться. Она перестала чувствовать стыд после первых недель в обществе царя. Что бы ни говорил отец, глубоко в душе Раав понимала, что ее навсегда лишили возможности стать достойной женщиной. И еще хуже было то, что она смогла извлечь выгоду из своего положения. Для нее это было смутное время, время падений и взлетов. Но тогда никто не смел открыто осуждать девушку, избранную царем. Пока она жила во дворце, к ней относились с уважением. И со временем Раав научилась скрывать свои чувства. Она научилась ходить с высоко поднятой головой, как королева, несмотря на то, что у нее отняли всякую надежду на будущее, достойное уважения.

Несмотря на пренебрежение юношей к ее особе ее интерес к ним усилился. Раав была уверена, что они не те, за кого себя выдают. Аморрейские воины вышагивали бы с самодовольным, напыщенным видом. Они бы выкрикивали непристойные предложения и показывали бы деньги. Они бы похвалялись своей отвагой перед женщиной.

А может быть, это израильские соглядатаи, прихода которых она ждала?

Налетел пустынный ветер и закружил пыль вокруг них. Верхняя накидка того, кто был повыше, распахнулась. Он тут же поправил ее. Но Раав успела заметить кровавое пятно, которое он так тщательно прятал.

Сердце остановилось на мгновение. Раав вздохнула и наклонилась вперед. Теперь она твердо решила привлечь их внимание. Как бы бесстыдно ни пришлось себя вести, она заставит их снова посмотреть на нее. Она настолько далеко высунулась из окна, что ее черные кудрявые волосы заструились по камням стены, словно темный водопад.

— Эй, вы там! — крикнула она. — Вы двое!

Высокий взглянул на нее и покраснел. Раав помахала рукой.

— Я окажу вам радушный прием.

— Спасибо, не надо!

Ему явно не нравилась ее настойчивость. Пробурчав что-то своему приятелю, он продолжил путь.

Несмотря на его невнимание Раав не собиралась сдаваться.

— Не могу вспомнить, когда в последний раз мужчина так старался не замечать меня!

Раздраженный, юноша остановился.

— У нас недостаточно денег, чтобы оплатить твои услуги.

— Разве я уже назвала цену?

Он отмахнулся, кивнул своему товарищу, который таращился на нее, и пошел дальше.

Когда это ей приходилось уговаривать мужчину провести с ней ночь? Если она еще немного дальше высунется из окна, то просто упадет к его ногам!

— Я могу предложить вам хорошее вино, свежий хлеб и удобное место для ночлега.

Поскольку эти двое продолжали игнорировать ее, Раав стянула с ноги сандалию и запустила в них.

— Большинство аморреев зовут меня по имени, когда подходят к воротам!

Это она никогда не обращала на них внимания, если только воин не был военачальником и не обладал важными для царя сведениями. Она даже не посмотрела бы на этих двоих второй раз, но они были израильскими разведчиками. Раав это поняла. Очевидно, они решили, что она обыкновенная блудница, усердно занимающаяся своим ремеслом.

Ее охватил страх за них. Неужели они считали стражников в воротах настолько глупыми, что те не сумеют разглядеть их маскировки? Она должна скорее привлечь внимание этих двоих. Воинам царя будет достаточно одного взгляда, чтобы увидеть в них израильских соглядатаев. И тогда уже к завтрашнему утру их головы отрубят и вывесят на городской стене!

— Даже царь пил вино из моей чаши и ел хлеб из моих рук!

Высокий остановился и снова посмотрел на нее.

— Почему же ты решила почтить своим вниманием нас?

Его насмешка задела ее, но она проглотила обиду и ответила просто.

— У меня есть приобретенная с годами мудрость, юноша, мудрость, которой я поделюсь с тобой, если ты будешь достаточно разумным, чтобы выслушать.

Она продолжала говорить обольстительно насмешливым тоном, поскольку они были слишком близко к воротам, и стражники могли расслышать их.

— Я знаю, что вам нужно.

— Да неужели?

Избавьте ее от этих самодовольных желторотиков!

— Каждый человек нуждается в еде и отдыхе, — если он снова отвернется, она в него кувшин запустит. — А некоторые приходят для разумной беседы.

Она заметила, как юноша внезапно напрягся. Чтобы добиться полного взаимопонимания, Раав насмешливо спросила:

— Иордан очень глубок в это время года, правда?

Она замолчала, приподняв бровь.

Пожалуй, она перестаралась, еще ни разу ей не приходилось видеть столь грозного выражения лица.

— Мы устали и голодны, — уступил он.

— Вы не пожалеете, что договорились со мной.

— Как мы можем найти тебя?

— Я встречу вас у ворот и покажу дорогу.

Она послала чужестранцам воздушный поцелуй, чтобы это видели стражники, время от времени поглядывавшие в их сторону. Ее трясло от волнения. Раав спрыгнула с табурета и потянула за веревку, чтобы опустить занавеску. Расчесав волосы пальцами, она быстренько заплела их прежде, чем выбежать на улицу.

Раав буквально скатилась по ступенькам лестницы и завернула за угол. Было самое жаркое время дня, и на улице было мало людей. Многие работали утром, а теперь отдыхали. Когда она вошла в ворота, то увидела, что путников заметил Кабул. Замедлив шаг, Раав не спеша подошла к нему. Прислонившись к холодному камню, она позвала:

— Кабул!

Он обернулся, ухмыльнулся и подошел к ней, оставив свой пост.

— Что заставило тебя выйти на улицу в такое время, красавица моя?

— Ты, конечно, — игриво ответила Раав.

Он рассмеялся.

— Скорее, какой-нибудь богатый купец или филистимский посланец.

Она вскинула брови и многозначительно посмотрела на него.

— Кто знает…

Ухмыльнувшись, он взял ее за руку. Его глаза потемнели.

— Ты дрожишь.

— Перебрала вина вчера, — Раав придвинулась к Кабулу, играя с рукоятью его меча. Но сама смотрела мимо него. Двое аморрейских воинов входили в ворота.

— Да ты даже не пила со мной, — Кабул потрепал ее по щеке. — Что скажешь, если после дежурства я поднимусь к тебе, и мы выпьем вместе?

— Думаю, я воздержусь от вина в ближайшие несколько дней.

— Тогда мы могли бы…

Она игриво шлепнула его по руке. Никто не обыскал двоих чужестранцев. Несколько городских старейшин спорили между собой, и воин, занявший пост Кабула, был, похоже, больше заинтересован ими, чем двумя молодыми аморреями, чьи одежды были покрыты дорожной пылью.

— Ты что, спустилась, только чтобы подразнить меня?

— Ничего подобного, — она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. — Знаешь, я думаю, что ты самый привлекательный парень на службе у царя.

Он был настолько самоуверен, что не засомневался в правдивости ее слов.

Кабул самодовольно ухмыльнулся и начал было что-то говорить, но одновременно с ним ссорившиеся старейшины в гневе закричали друг на друга. Он оглянулся и заметил чужеземцев. Когда высокий юноша посмотрел на нее, Кабул нахмурился.

— Аморрейские воины? Я не думал, что ты можешь до такого опуститься.

Раав пожала плечами.

— Кто знает? У них могут быть новости, важные для царя.

Он посмотрел на них снова, теперь с беспокойством.

— Сейчас опасные времена, Раав. Эти двое могут быть соглядатаями.

Ее сердце забилось чаще.

— Ты так думаешь?

— У них слишком короткие волосы.

— Возможно, они дали какой-то обет, — она прикоснулась к его руке и улыбнулась. — Должна сказать, я тронута твоей заботой, но позволь мне самой выбирать посетителей. Царю не понравится, если он узнает, что ты вмешиваешься в мои дела. Если они действительно разведчики, он захочет узнать об этом.

— Ты что, защищаешь интересы царя?

Раав многозначительно посмотрела на него.

— А ты как думаешь?

— Тогда будь осторожна. Израильтяне безжалостны. Даже к женщинам и детям, — темные глаза Кабула наполнились страхом, но не за нее. — Я доложу царю.

— Погоди немного. Ты же не хочешь, чтобы они ушли прежде, чем мы узнаем, зачем они приходили.

Раав достаточно хорошо знала начальника стражи, чтобы почувствовать его напряжение. С минуту он молчал, несомненно, просчитывая, чем же он больше угодит царю. Она предложила ему решение.

— Предоставь этих двух аморреев на время мне. Их будет гораздо легче взять после того, как я напою их добрым вином.

— Пожалуй, ты права.

— Конечно, я права, — она перебирала складки его туники. — Кроме того, я знаю царя лучше, чем ты.

Раав лукаво посмотрела на начальника стражи.

— Они могут принести мне увесистый кошель золота, и если ты дашь мне больше часа, я поделюсь с тобой.

Раав наблюдала, как ходили его желваки. Она знала, что в нем борются жадность и чувство долга. Что победит: жажда денег или страх перед наказанием за то, что он не доложил царю об израильских соглядатаях сразу же?

— Я дам тебе времени столько, сколько смогу, — заключил Кабул.

Когда он отошел, она посмотрела на двух мужчин, которые старались выглядеть неприметными среди суетливых и шумных иерихонцев, торгующих в воротах. Раав помахала им. Наверное, сейчас они сомневаются в своем решении пойти к ней, потому что видели, как она только что разговаривала с начальником стражи и, возможно, устраивала им ловушку.

Кабул наблюдал за ними. Он взглянул на Раав и подмигнул, говоря: «Действуй! Воспользуйся случаем!» Она могла представить себе его мысли. Лучше рискнуть ее жизнью, чем своей. Так и быть!

Обольстительно улыбаясь, молодая женщина приблизилась к юношам.

— Добро пожаловать в Иерихон.

* * *

Салмон шел за Раав по улице. Даже на расстоянии она показалась ему невыразимо прекрасной, а теперь, когда она была так близко, у него захватило дух от ее красоты. Он не думал, что придется столкнуться с такими искушениями во время выполнения задания, но сейчас ему было трудно не смотреть на ее бедра и продолжать помнить о своем деле. Сколько ей лет? Тридцать? Тридцать пять? Ее возраст выдавали только глаза.

Раав открыла дверь в дом и быстро вошла, остановилась посередине комнаты, нетерпеливо подавая им знак войти.

Салмон вошел первым, за ним — Ефрем.

— Ты только погляди, — пробормотал Ефрем в изумлении, стоя посреди комнаты. Салмон осмотрелся: ковры, разноцветные подушки и красные занавеси, поддерживаемые толстыми бордовыми шнурами, украшали комнату. Он старался не смотреть на кровать, занимавшую в комнате главное место. В воздухе витал аромат фимиама и корицы. Очевидно, за ее услуги хорошо платили.

Закрыв за ними дверь, Раав сбросила свое покрывало.

— Я должна спрятать вас!

— О чем это ты, женщина?

— Не делайте вид, что ничего не понимаете. Вы израильские соглядатаи. И если раньше я еще сомневалась в этом, то теперь абсолютно уверена, — проговорила Раав и направилась к лестнице, стоявшей у задней стены комнаты.

Ефрем удивленно посмотрел на Салмона.

— Что мы сделали не так?

Салмон же уставился на нее.

— Как ты узнала?

Она закатила глаза и покачала головой.

— Ты хочешь сказать, что аморреи всегда внимательно рассматривают укрепления Иерихона, когда приходят в город?

Раав выволокла лестницу на середину комнаты.

— На твоей тунике пятно крови. Скорее всего, тот, кто носил ее до тебя, умер в ней.

Салмон преградил ей путь. На одно мгновение он подумал, что надо было бы убить ее и спокойно выполнить задание. Она выпрямилась и подняла голову, ее карие глаза были ясными, в них отражался ее ум.

— Вы видели воина, с которым я разговаривала? Он догадался, кто вы.

— Ты рассказала ему?

— Он сам понял, — Раав начинала терять терпение. — Вы же пришли осмотреть город, не так ли? И будет лучше, если вы сможете прожить достаточно долго, чтобы выполнить свою миссию.

Она вручила Салмону лестницу и указала на дверь, ведущую на крышу.

— Поторапливайтесь, чего вы ждете? Царских палачей?

Ефрем запротестовал.

— Они первым делом будут искать на крыше!

— Да им и не придется искать, если ты останешься стоять посреди комнаты!

Ефрем огляделся.

— Должно же быть место получше!

— Прекрасно, — Раав уперла руки в бедра. — Если тебе не нравится крыша, как насчет моей постели?

Ужаснувшись, Ефрем стал быстро взбираться по лестнице.

В ее глазах отразилась боль, когда она увидела паническое бегство Ефрема.

— Я знала, что ты поступишь именно так.

Она посмотрела на Салмона. Он подумал, что у нее самые прекрасные темно-карие глаза, какие он когда-либо видел. Неудивительно, что Иисус и Халев так часто предупреждали о том, как опасны чужеземные женщины.

— А ты? — спросила Раав с печальной улыбкой.

Салмон поставил ногу на нижнюю перекладину и снова посмотрел на нее.

— Как тебя зовут?

— Раав. Но сейчас у нас нет времени для разговоров. Поторапливайся!

Она поднялась по лестнице вслед за ним. Подталкивая Салмона, Раав жестами приказала им лечь.

— Ложитесь здесь, а я прикрою вас вязанками льна.

Салмон послушался ее и теперь наблюдал, как она быстро, деловито трудилась, складывая на них снопы. Завершив работу, она наклонилась и прошептала:

— Извините, что не могу устроить вас удобнее, но, пожалуйста, не двигайтесь, пока я не вернусь.

Она поспешила спуститься в комнату, закрыв за собой выход на крышу.

— Мы доверили свои жизни блуднице! — хрипло прошептал Ефрем.

— У тебя есть идеи получше?

— Были бы у нас мечи!

— И хорошо, что их нет, а то мы бы сейчас были в руках того стража ворот, который разговаривал с Раав.

— Раав? Ты что, спросил, как ее зовут?

— Это было разумным в подобных обстоятельствах.

— Какое тебе до нее дело? — сказал Ефрем. — Ты же знаешь, кто она, — в его голосе прозвучало презрение.

— Тише ты!

— Мы что, обязаны прятаться под этими снопами льна, как трусы? Лучше было бы убить ее и заняться своими делами.

Салмон успел схватить Ефрема прежде, чем тот попытался сбросить с себя вязанки.

— Лучше бы нам закончить то, для чего нас сюда послали! Или ты забыл, какое поручение дал нам Иисус: войти в город, собрать информацию, выйти из города! Он не посылал нас проливать кровь, — Салмон отпустил друга. — Кто может лучше знать, что происходит в Иерихоне, чем блудница, преломлявшая хлеб с царем?

— Лучше умереть в схватке, чем, прячась за женскую юбку, ждать, когда тебя убьют.

— Мы прячемся не за ее юбкой, — сказал Салмон, улыбаясь. — Мы прячемся под вязанками льна.

— Как ты можешь смеяться? Это она сказала нам про царя. Почему мы должны верить блуднице?

— Ты что, не смотрел на нее?

— Ну, не так внимательно, как ты.

— Она достаточно красива, чтобы привлечь внимание царя.

— Возможно, но видел ли ты, как хорошо знает ее тот стражник? Она, наверное, «близко знакома» с каждым мужчиной в городе и, кроме того, еще с сотнями тех, кто приходит сюда торговать.

— Тогда она точно знает главные события, происходящие в городе.

— И, возможно, болеет всеми известными людям болезнями.

— Успокойся! Мы там, куда привел нас Бог.

Салмон удивился тому, что не на шутку разгневался на слова друга. Раав наверняка была именно такой, какой описал ее Ефрем. Почему же тогда ему так сильно хотелось защитить ее? И почему он доверил ей их жизни?

Он медленно выдохнул, заставляя себя расслабиться.

— Лучше нам отдохнуть, пока есть возможность. У меня предчувствие — что бы ни случилось, мы недолго пробудем в этих стенах.

* * *

Раав знала, что люди царя не заставят себя ждать. Наверное, как только она отошла от ворот в сопровождении двух израильтян, Кабул побежал к своему начальнику, чтобы доложить о двух чужестранцах, вошедших в город.

Она быстро спустилась по лестнице, потом положила ее на пол.

— Раав! Открывай!

Ее сердце бешено колотилось, когда она вытирала руками пот с лица. Пригладив волосы и расправив платье, Раав быстро подошла к двери и широко открыла ее, изобразив облегчение при виде мужчины, стоявшего за дверью.

— Я надеялась, что ты придешь раньше, Кабул.

Взволнованный и напряженный, Кабул продолжал стоять на месте. За ним стояли другие воины, вооруженные и готовые к схватке. Она видела страх в их глазах, страх, похожий на ее собственный, только боялась она другого. Если Кабул поведет себя так, как ему предписывали правила, он войдет в дом и проведет полный обыск, включая крышу. И если он обнаружит разведчиков, ей больше не жить.

— По приказу царя я должен забрать двух мужчин, вошедших в твой дом. Они израильские соглядатаи, которые пришли разведать, как лучше всего напасть на нас, — он заглянул в комнату. — Выведи их.

— Эти люди были здесь, но я не знала, откуда они. Они покинули город в сумерках, как раз перед закрытием ворот, и я не знаю, куда они направились. Если вы поторопитесь, то наверняка сможете их догнать.

— Куда они ушли?

— Я не знаю, — повторила Раав. Теперь Кабулу предстояло нечто более страшное, чем два соглядатая. Ему предстояло держать ответ перед напуганным, разъяренным царем, который накажет его за то, что израильтян не схватили и не заперли в темнице.

— Быстрее! Бегите за ними. У вас еще есть время поймать их, если вы поспешите!

Кабул поверил ей. Да и почему он должен был подозревать ее в обмане, если она столько раз на деле доказывала свою верность царю? Разве не устроила она себе обеспеченную жизнь тем, что по крупицам собирала у чужестранцев информацию, которая могла быть полезна царю, и за которую она могла получить награду? Одного ее слова было достаточно, чтобы отправить Кабула в путь. Повернувшись на каблуках, начальник стражи прокричал приказ и направился прямиком к воротам.

Раав вышла и проследила, как воины удалялись в сгущающихся сумерках. Как только они завернули за угол, она вернулась в дом, заперла дверь на замок и подбежала к окну. Ладони вспотели, сердце бешено колотилось. Кабул с воинами были уже в воротах. Она слышала, как он приказывал стражникам открыть ворота. Если бы он задержался на минуту и расспросил их, он бы узнал, что никто, похожий по описанию на израильских соглядатаев, не покидал город.

Раав вздохнула с облегчением, когда увидела Кабула за городскими стенами. За ним следовали остальные. Они направлялись на восток, к Иордану, теперь уже бегом, с копьями в руках, уверенные, что сумеют поймать разведчиков прежде, чем те переправятся через реку. Ворота за ними заперли.

Раав закрыла глаза и улыбнулась. Она подождала еще несколько минут и, убедившись в том, что Кабул с воинами был далеко, взяла кувшин вина, хлеб и корзину фиников и гранатов. Снова подняла и установила лестницу.

Мужчины на крыше молчали. Может быть, они уснули? Поставив на пол принесенную еду, она тихонько прошла по крыше, подняла вязанку льна и убрала ее в сторону. Она не хотела напугать их.

— Воины уже ушли. Можно выходить.

Высокий уселся первым. Он посмотрел на нее. Раав почувствовала его изучающий взгляд. Она была ему интересна. Но он был сбит с толку волнением, которое охватывало его, когда эта женщина приближалась к нему. Он молчал, пока его приятель вставал и отряхивался.

— Мы слышали крики.

Раав хотела успокоить их.

— Воины покинули город, чтобы поймать вас, — протянув руку, она заметила, что дрожит. — Я принесла хлеб и вино.

Раав понимала, что чужестранцы в замешательстве. Ведь она была жительницей Иерихона и к тому же блудницей. Почему они должны доверять ей? Они, наверное, недоумевали, почему хананеянка решила защитить их. И, наверное, удивлялись тому, как ей удалось так быстро избавиться от воинов, и те даже не обыскали дом. Почему эти израильтяне должны были верить словам блудницы? Но они должны были поверить. Жизни многих зависели от этого.

Раав опустила руку и посмотрела на израильтян.

— Я знаю, что Господь отдал вам эту землю, — сказала она. — Мы все боимся вас. Все живут в страхе. Ведь мы слышали о том, как Господь иссушил пред вами воду Чермного моря, когда вы шли из Египта. И мы знаем, что вы сделали с Сигоном и Огом и двумя царями аморрейскими на востоке от Иордана. Вы полностью уничтожили их народы. Неудивительно, что наши сердца истаивают от страха!

Раав никак не могла понять, зачем им вообще понадобилось приходить сюда. Ведь они даже лучше, чем она, знали, что эта земля принадлежит им! Зачем им приходить и разведывать землю, которую Господь уже отдал им? Неужели они сомневались? Или нуждались в ободрении?

— Нет воина, который отважился бы сразиться с вами после того, как слышал такое. Ведь Господь, Бог ваш, — величайший Бог на небе вверху и на земле внизу.

Ее глаза наполнились слезами, ее сердце разрывалось от желания быть частью народа, избранного этим Богом.

С трудом сглотнув, она подошла ближе и протянула руки.

— Теперь поклянитесь Господом, что вы окажете милость мне и моей семье за то, что я помогла вам. И дайте мне верный знак, что, когда Иерихон падет, вы сохраните жизнь мне, моему отцу и матери, моим братьям и сестрам и их семьям.

Высокий посмотрел на своего спутника, который уставился на Раав. Светила луна, и можно было заметить, что он в ужасе от ее слов. Высокий снова посмотрел на нее, в его глазах были любопытство и восторг.

— Меня зовут Салмон, а это — Ефрем. Наши жизни будут залогом вашей безопасности.

Она вздохнула с облегчением, и сердце ее исполнилось благодарности. Она посмотрела на второго, чтобы увидеть его реакцию.

— Я согласен, — сказал Ефрем с гораздо меньшим энтузиазмом, раздраженно поглядев на Салмона. Потом снова посмотрел на нее. — Если ты не предашь нас, мы сдержим свое обещание, когда Господь отдаст нам эту землю.

Приободрившись, Раав широко улыбнулась. Она доверила им свою жизнь и жизни близких ей людей. Она заставила их поклясться Господом. Они не смогут нарушить такой обет. Вера во всемогущего Бога заставит их выполнить его.

— Пожалуйста, — сказала она, указав рукою на подушки, разбросанные в углу плоской крыши, — присаживайтесь. Располагайтесь поудобнее. Вы мои гости.

Она занялась угощением.

— Что я могу вам предложить? У меня есть финики, миндаль, мед, лепешки с изюмом, хлеб, вино…

— Ничего, — холодно ответил Ефрем.

— Но спасибо, — добавил Салмон, чтобы немного смягчить отказ.

Раав обернулась и внимательно посмотрела на них. Несмотря на их клятву спасти ее жизнь и жизни членов ее семьи было ясно, что они не хотели иметь с ней ничего общего. Особенно тот, кого звали Ефрем. Он заставил ее почувствовать себя букашкой, выползшей из-под камня. Другой юноша смотрел на нее с нескрываемым любопытством. Она уселась на подушку и взглянула на него.

— Спрашивай! Что ты хочешь узнать?

Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Как ты пришла к вере в нашего Бога?

— С самого детства я слышала истории о Нем.

— Как и все другие жители Иерихона.

Раав моргнула.

— Я это прекрасно знаю и не могу объяснить, почему я поверила, в то время как другие нет.

— Твой народ напуган, — сказал Ефрем. — Мы достаточно слышали у ворот.

— Да, они боятся вас, как боялись бы любых завоевателей. Но они не понимают, что это ваш Бог дает вам победу.

Когда Салмон смотрел на нее, его глаза сияли. Он обежал взглядом ее фигуру, словно хотел охватить ее всю. Раав легко могла понять, что она ему понравилась. И ей было приятно его внимание. Он был очень красивым юношей.

Ефрем, похоже, решил указать ей на ее место.

— У тебя есть свои боги.

— Деревянные статуэтки, от которых нет никакого проку, — презрительно сказала она. — Ты видел хоть одну в моей комнате?

Было видно, что Ефрем почувствовал себя неуютно.

— Спустись вниз, — сказала она, указывая на лестницу. — Открой шкафы. Загляни за занавеси, под кровать. Ищи, где хочешь, Ефрем. Ты не найдешь ни одного идола или амулета в моем доме. Я потеряла веру в этих богов давным-давно.

— Почему?

Еврей, как видно, вознамерился всерьез испытать ее. Так и быть. Она была готова дать ответ.

— Эти идолы не могли спасти меня. Это просто вещи, сделанные людьми, а я знаю, насколько человек слаб, — она простерла руки в умоляющем жесте. — Я хочу жить среди вашего народа.

Ефрем слегка нахмурился и посмотрел на Салмона.

Салмон немного наклонился вперед.

— Ты должна понять, что мы живем по законам. Законам, которые дал нам Сам Бог.

— Я бы хотела узнать эти законы.

Она почувствовала, как мужчины быстро переглянулись, и поняла, что это касается ее.

Салмон на мгновение задумался, а затем тихо сказал:

— Есть законы, запрещающие блуд и прелюбодеяние.

Ефрем не был столь мягким в осуждении ее профессии.

— Проституция недопустима. Каждый, кто посмел заниматься этим, будет казнен.

Раав вспомнила, как высовывалась из окна и зазывала их, как и сотни других до них. Краска залила ей лицо. Никогда еще она не испытывала такого отвращения к себе. Неудивительно, что израильтяне сомневались. Неудивительно, что они не ели с ее стола и не выпили даже капли воды. Раав сгорала от стыда.

— Я не выбирала эту жизнь, — сказала она, пытаясь защититься. — Мой отец подарил меня царю, когда я была еще девочкой и не могла сказать…

Она запнулась, увидев, как поморщился Салмон. Имеет ли значение, каким образом она стала блудницей? С самого начала она чувствовала, что это плохо. Ну и что, что она была всего лишь девочкой и должна была повиноваться своему отцу? Разве могло это оправдать то, что она продолжала заниматься своей профессией многие годы и наживать этим богатство? Нет! Она нахмурилась и отвернулась, чувствуя на себе внимательный взгляд евреев. Успокоившись, Раав снова посмотрела на них.

— Если Богу отвратительна проституция, я покончу с этим.

Салмон встал и подошел к краю крыши. Он долго смотрел на город, а затем обернулся и снова посмотрел на нее.

— Нам пора идти, — сказал он. — Мы выполнили свою задачу, Ефрем.

Раав резко встала. Она знала, что теперь надо действовать быстро. Она поспешила спуститься по лестнице в дом, и мужчины последовали за ней. Пройдя через комнату, она отвязала и расправила темно-красную веревку, поддерживавшую занавеси над ее кроватью.

— Вы не сможете выйти через ворота. Спуститесь из окна по этой веревке.

Она свернула ее, затем подошла к окну и перебросила один конец через подоконник. Раав выглянула из окна, спуская красную веревку вдоль стены.

— Футов на десять не достает до земли.

— Ничего страшного, — Салмон взял веревку у нее из рук и отодвинул ее в сторону. — Ты первый, — сказал он, кивнув другу. Ефрем влез на подоконник.

— Погодите! — сказала Раав. — Бегите к холмам и прячьтесь там три дня, пока не вернутся ищущие вас. А потом идите своей дорогой.

Ефрем кивнул, взялся за веревку и пополз вниз. Раав услышала тихий шорох осыпающейся штукатурки, а затем глухой удар, когда он спрыгнул на землю. Салмон передал ей веревку и уселся на подоконнике.

— Послушай, Раав. Мы можем обещать сохранить тебе жизнь, только если эта красная веревка будет висеть из твоего окна, как знак для нас. И все члены твоей семьи отец, мать, братья, сестры и все твои родственники — должны будут собраться у тебя в доме. Если они выйдут на улицу, они будут убиты, а мы будем свободны от своей клятвы. Но мы клянемся, что все, кто будет в этом доме, останутся живы. Никто не прикоснется к вам.

Раав, исполненная благодарности, прикусила губу, чтобы не расплакаться.

Он уже собрался ползти вниз, когда снова посмотрел на нее и добавил:

— Но если ты предашь нас, мы в любом случае будем свободны от своей клятвы.

— Я принимаю твои условия, — ответила она.

Выражение его глаз неуловимо изменилось, в них появилась нежность. Салмон отпустил веревку и привлек Раав к себе, взяв ее голову в ладони. Ее сердце остановилось, она подумала, что он собирается поцеловать ее.

— Не бойся. Я вернусь за тобой.

— Я буду ждать.

Салмон отпустил ее и взялся за веревку.

— Ты достаточно сильна, чтобы удержать меня?

Раав рассмеялась.

— Придется быть сильной!

И она старалась изо всех сил. Когда ей показалось, что она больше не выдержит, она обнаружила в себе силу, о которой даже не догадывалась.

Когда Салмон отпустил веревку, Раав встала на цыпочки и выглянула из окна. Оба стояли прямо под окном. Ефрем настороженно оглядывался, но Салмон улыбнулся ей и помахал рукой. Она помахала в ответ, поторапливая. И улыбнулась, когда увидела, что они пошли по дороге, ведущей к холмам.