Вооз каждый день приезжал на ячменное поле, чтобы узнать, как идет работа. И каждый день он осторожно наблюдал за молодой моавитянкой, работавшей рядом со жнецами. Он не разговаривал с ней, не желая своим вниманием порождать сплетни среди своих работников. Оставаясь обедать с ними, Вооз старался не смотреть на молодую женщину. Никогда раньше ему не приходилось сталкиваться с более трудной задачей.

Уборка ячменя закончилась, и теперь пшеница, высокая и созревшая, ждала жнецов. В течение нескольких следующих недель все зерно будет убрано. Достаточно ли Руфь собрала зерна, чтобы им с Ноеминью хватило на год? Вооз знал, что они жили в пещере в пределах Вифлеема. Поле, рядом с которым находилась эта пещера, принадлежало Воозу. Но хватит ли им запасов до следующей жатвы?

Вооз посмотрел на работников.

— У моавитянки появились друзья среди нашего народа? — спросил он надсмотрщика.

— Все уважают ее и восхищаются ею.

Вооз спрашивал Шемеша не об этом, однако понял смысл его слов. Руфью восхищались на расстоянии, так же, как когда-то его матерью.

— А юноши? Интересуется она кем-нибудь особенно?

— Руфь всегда в обществе служанок. На мужчин она не обращает внимания. Я никогда не видел, чтобы моавитянка, в отличие от других молодых женщин, старалась привлечь внимание мужчин. Она рано приходит на поле и работает допоздна. Кажется, она довольна работой. Я слышал, как она поет со служанками, — Шемеш улыбнулся. — Руфь всегда просит меня передать тебе слова благодарности. Почему ты никогда не поговоришь с ней сам?

— Ты знаешь, как болтливы люди, — Вооз вскочил на лошадь. — Она нравится тебе, не так ли?

— Все восхищаются этой девушкой. Я никогда не знал женщины более достойной похвалы, чем она. Не слышал ни одного слова, произнесенного против нее, даже в городе, — Шемеш взглянул на молодых людей, работавших в поле. — Она была бы хорошей женой.

Вооз внезапно почувствовал себя неловко. Неужели Шемеш влюбился в Руфь? При этой мысли у него неприятно засосало под ложечкой, и Воозу не понравилось это чувство. Неужели он завидует человеческому счастью? Кто лучше него знает, что одинокий человек бывает одинок даже среди своих друзей.

— Добрая жена стоит больше, чем кусок золота, который весит столько же, сколько она, Шемеш. Она венец на голове мужа. Эта молодая женщина окажет честь любому мужчине, — он увидел, что Руфь взглянула на него и тут же отвела взгляд.

Вооз очень удивился, когда заметил, что Шемеш пристально смотрит на него со странной улыбкой. Слегка нахмурившись, Вооз кивнул головой:

— Да благословит тебя Господь в твоих стремлениях, Шемеш.

Надсмотрщик поклонился.

— Да даст тебе Господь по желанию сердца твоего.

Дорога в Вифлеем была длинная. Вооз передал свою лошадь слуге и вступил в разговор со старейшинами, сидящими у ворот. Он помогал решать споры, занимался городскими делами, пока не увидел возвращавшихся в город служанок. Сердце забилось сильнее, когда среди них он заметил Руфь. Она шла по дороге вместе с девушками, слушала их болтовню, улыбалась, но к их разговору не присоединялась. Вооз очень удивился, когда увидел проходившую мимо Ноеминь. Она вышла за ворота, чтобы встретить свою невестку. Они поцеловались, приветствуя друг друга, и перебросились парой слов, в то время как другие девушки входили в Вифлеем. Когда Руфь и Ноеминь повернули к своему скромному жилищу, девушка взглянула в его сторону. Она улыбнулась Воозу и почтительно склонила голову. Ноеминь тоже посмотрела на него. Вооз отвел от них взгляд и заставил себя слушать старейшин. Какой пункт закона они обсуждали? Закрыв на мгновение глаза, он притворился, будто углубился в размышления, хотя в действительности пытался успокоить свое бешено колотящееся сердце.

* * *

Каждый день Ноеминь расспрашивала Руфь, когда та возвращалась домой с полей Вооза. Она наслаждалась каждой подробностью рассказа Руфи о времени, проведенном среди служанок и жнецов, и очень хотела услышать ее мнение о Воозе. Но о нем Руфь ничего не говорила. Она рассказывала о работе, о славных женщинах. Иногда она пела песни, которые выучила, работая вместе с ними.

Но теперь у Ноемини было основание для надежды. Сегодня, поджидая Руфь, она стояла в воротах. Вооз не видел ее, но она стояла в таком месте, где было очень удобно наблюдать за ним. О, как вскинул он голову, когда к воротам подошли его служанки. Она с точностью до секунды могла сказать, когда он заметил Руфь.

— Вооз часто приезжает на поле?

— На этой неделе четыре раза, а на прошлой — три.

О! Подумала Ноеминь с растущим удовлетворением. Девушка считает, сколько раз землевладелец приезжал на поле! Это был добрый знак.

— И он каждый раз разговаривает с тобой?

Руфь отрицательно покачала головой.

— Он не разговаривал со мной с того самого дня, когда впервые разрешил мне собирать колосья на его поле. Он очень занятой человек.

— Хм. Но не настолько же, чтобы не оказать тебе маленькую любезность.

Она внимательно следила за Руфью, чтобы увидеть ее реакцию на эти слова, и была чрезвычайно довольна, когда Руфь начала возражать ей.

— О, матушка, нет. Вооз сверх всякой меры внимателен ко мне. Разве не он сделал мою работу легкой и приятной, приказав жнецам подбрасывать мне колосья? Мы обе обязаны ему за его доброту. Каждое зернышко ячменя и пшеницы мы имеем только благодаря ему.

— Он нравится тебе?

Руфь опустила глаза.

— Не больше, чем все, работающие на его полях, — она сидела у входа в пещеру, устремив взор на необработанные поля Елимелеха. — Я удивляюсь, почему он так и не женился, матушка. Как получилось, что Бог благословил этого человека таким богатством, но не дал ему жены и сыновей?

Ноеминь улыбнулась про себя. Руфь разглядела под невзрачной внешностью этого человека сердце льва, которое билось в его груди. Почему бы еще немного не испытать ее и не узнать, не может ли ее жалость превратиться в чувство другого свойства?

— В его внешности никогда не было ничего привлекательного, — Руфь с удивлением посмотрела на нее, и Ноеминь поспешила добавить:

— К сожалению, он такой невзрачный.

— Вооз не такой красавец, каким был Махлон, но я не считаю его невзрачным.

— Когда ты впервые увидела его, он показался тебе по крайней мере привлекательным?

Руфь покраснела.

— Я никогда не думала… — она покачала головой. — Конечно, ты не скажешь, что считаешь его безобразным.

— Неужели я назову безобразным человека, который дал мне хлеб? Да не будет этого никогда! Но я также не хочу притворяться слепой. Вооз добрый человек, он любит закон, а не просто проповедует его. Но ему недостает качеств, которые завоевывают сердца девушек.

— У него есть положение и репутация.

— Разве положение и репутация заставили тебя полюбить моего сына? Если бы Махлон был некрасивым, низкого роста и худым, ты увлеклась бы им?

— Махлон был не только красавец, матушка. Ты знаешь это так же, как и я.

— Мы сейчас говорим не о той любви, которая появляется между людьми, живущими в браке, моя дорогая. Мы говорим о том, какие мысли возникли у тебя, когда ты впервые увидела Махлона, шагающего по улице Кирхарешета. Бог был милостив к моему сыну. Он, по крайней мере, знал любовь доброй жены, — Ноеминь горестно покачала головой. — Бедный Вооз, — она цокнула языком:

— У него никого нет, а теперь уже слишком поздно.

Руфь выглядела обеспокоенной.

— Почему слишком поздно?

— Он стар.

— О, Ноеминь! — Руфь рассмеялась. — Ты же мне вчера говорила, что Авраам родил Исаака, когда ему было сто лет, а Воозу не больше половины его лет.

Какое сокровище было у Махлона в лице этой девушки! Если бы только он дал ей сына, тогда Ноемини не пришлось бы столько волноваться. А теперь имя Махлона должно исчезнуть. Ноеминь не могла оставаться безучастной и бездеятельной.

О, Елимелех, если бы ты обладал более сильной верой, то твои сыновья собирали бы пшеницу вон с того поля, расположенного внизу. Ты имел бы наследие от Господа. Ты провозглашал бы Его обетования, жил по закону и был бы так же благословен, как Вооз. Вместо этого, мой возлюбленный муж, ты отказался от Божьего наследия и предался мечтам о богатстве. И все, что ты с таким трудом приобрел, исчезло, было развеяно, как прах. Твоя жизнь так же бесплодна, как это поле. Твои труды не видны. Даже плоды чресл твоих умерли. Ты ничего не оставил после себя.

Я сердита на тебя, очень сердита, Елимелех. Каждая клеточка моего тела вопиет против тебя, бессмысленно прожившего свою жизнь. Я сердита и на себя, за то, что так легко прельстилась твоим красивым лицом, обаянием, твоими сладкими речами, и обманулась. Ты никогда не знал в полной мере, какие страдания причинил ты своим ближним из-за того, что предпочел избирать не правильные, а легкие пути.

Но как Бог простил меня и привел меня домой, так прощаю тебя и я, потому что я всегда любила тебя, независимо от того, каким человеком ты был. И, кроме того, ты больше всех пострадал из-за сделанного тобою выбора.

Ноеминь любила своего мужа, но тем не менее лучше других знала, что Елимелех никогда не был таким, как Вооз. Ее муж отверг обетования Божьи, оставил свою землю, увел своих сыновей в чужую страну.

Когда Елимелех умер в Моаве, семья осталась без средств. Его сыновья, плоды чресл его, взяли жен из чужого народа и умерли в Моаве. Очами любви Ноеминь видела истину. Елимелех согрешил против Бога, упрекал Его за последствия, и вместо того чтобы каяться, упорствовал. Ее муж верил, что можно добиться успеха собственными силами.

О, людская глупость!

Вооз был, так сказать, другой стороной медали. В тяжелые времена, когда Бог наказал Свой высокомерный народ за поклонение Ваалам, Вооз предпочел остаться в Вифлееме. Он провозглашал обетования Божьи и вел жизнь, праведную в глазах Господа. И Бог благословил этого человека за его непоколебимую веру. Теперь Вооз был богатым и уважаемым в Вифлееме человеком. Он сидел у городских ворот со старейшинами и принимал решения, влияющие на жизнь всего города. Он не гордился своим высоким положением. Смирение было его покровом. Вооз не забывал и о других, менее удачливых людях и даже о молодой вдове из Моава.

Елимелех всегда восклицал одно и то же:

— Бог оставил нас, поэтому я буду заботиться о вас!

Вооз же своей жизнью заявлял:

— Мой кормилец — Бог, и я буду уповать на Него.

Конечно, жена такого мужа могла бы жить да радоваться. А Ноеминь хотела, чтобы Руфь была счастлива. Она хотела, чтобы ее дорогая девочка, которая отказалась от всего ради того, чтобы заботиться о своей старой свекрови, познала радость!

Но вставал вопрос.

Вооз был не единственным их родственником. Во время своих визитов в город Ноеминь узнала о другом мужчине, который был ей более близким родственником, чем Вооз. Мужчина, который был моложе и нравился женщинам, и они кокетничали с ним.

Мужчина, похожий на ее Елимелеха.

* * *

Руфь была встревожена тем, что Ноеминь сказала ей о Воозе. Придя на следующий день в поле, она украдкой наблюдала за ним и чувствовала странную нежность к нему. Все уважали и очень любили его, но это была любовь, которую обычно питают к отцу или к старшему брату.

Смотрела ли на него с любовью какая-нибудь женщина? Трепетало ли чье-то сердце от одного его появления, как трепетало ее сердце, когда она видела Махлона? Руфь не могла этого представить, и это печалило ее. Сколько Воозу лет? Пятьдесят? Шестьдесят?

Бедняга. У него было богатство, но что останется после него?

О, Господь, Бог Израилев, не дай исчезнуть имени Вооза.

Руфь наблюдала, как он разговаривал с Шемешом, и думала о том, каким важным он выглядел. Смеется ли он когда-нибудь? Чем он занят, когда не объезжает свои поля, не следит, чтобы его слуги были всем обеспечены, не служит обществу, принимая важные решения у ворот? У него были друзья, но мог ли он доверять им, как доверился бы женщине, которая любит его? О чем он мечтает? Руфь видела в его глазах печаль. Не вызвана ли эта печаль тем, что у него нет никого, кто хотел бы узнать его поближе?

Вооз, должно быть, почувствовав внимательный взгляд Руфи, посмотрел в ее сторону. Чувство нежности захлестнуло ее, и она улыбнулась, склонила почтительно голову и быстро опустила глаза. У нее был повод благодарить Бога за то, что Он привел ее на это поле к этому человеку. Когда она снова подняла глаза, ощутив на себе пристальный взгляд Вооза, он уже смотрел в другую сторону. Одна из служанок заметила, как они обменялись взглядами, и с любопытством посмотрела на них. Разговаривая с женщиной, работающей рядом с ней, Руфь почувствовала, как краска заливает ее щеки. Неужели эти молодые женщины считают, что она проявляет неуместный интерес к своему господину? В конце концов он был богатым человеком. Были такие женщины, которые по одной этой причине хотели бы выйти за него замуж, не задумываясь о его чувствах.

Взволнованная, Руфь весь остаток дня сосредоточенно работала. Она не хотела, чтобы ее интерес к Воозу был неправильно истолкован. Сплетни могли бы повредить его репутации и смутить его. Она не будет смотреть на него, вместо этого она будет молиться о нем.

О, Господи, милосердный Боже, вспомни этого человека за его доброту к несчастным. Да будет его имя в почете не только у этого поколения, но и у грядущего, ибо он Твой верный раб. Он возвещает имя Твое на всяком месте. Он желает угодить Тебе, он послушен Тебе. О, Иегова-ире, этот человек — твой послушный раб, через него Ты являешь милосердие и заботу. Я знаю, достаточно того, что Ты всегда рядом с ним, но такой человек, как Вооз, конечно, не должен жить один. Да будет угодно Тебе дать ему все, что желает его сердце… О, Господи…

Руфь непрестанно молилась о своем благодетеле. Работая на поле Вооза, она почти все время думала о нем.

И чем больше она размышляла и молилась о нем, тем яснее видела его доброту.

* * *

Ноеминь тоже горячо молилась. Любовь к Руфи заставила ее забыть свои беды, она желала одного — видеть свою невестку живущей в лучшем месте, чем эта пещера. Ноеминь понимала: настало время прекратить горевать и снова начать жить, как бы тяжело это ни было. Пришло время прямо и честно взглянуть на собственную жизнь, а не продолжать думать об ошибках Елимелеха. Ни одно из ее предположений не сбылось. Разве не уходила Ноеминь из Кирхарешета с мыслью, что вернется в Вифлеем одна? Но вместе с ней пришла Руфь. Разве не думала она, что будет сильно нуждаться? Но Руфь работала в поле, чтобы поддержать свою свекровь. Разве Ноеминь не ожидала, что все ее друзья и родственники или умерли, или ушли из города? Но она нашла полдюжины подруг, Вооза и другого родственника.

Руфь привлекала Вооза. Любой, кто потрудился бы лучше узнать этого мужчину, увидел бы это. Ноеминь же знала его достаточно хорошо, чтобы понять: он не будет ничего предпринимать, дабы завоевать сердце девушки. Он скорее полностью поседеет и потеряет все волосы, чем расскажет о своих чувствах.

А Руфь всю свою жизнь будет заботиться о своей бедной старой свекрови. Она будет работать, пока ее спина не согнется и утроба не высохнет. Она будет работать до изнеможения, пока Ноеминь не последует за своими предками. И что тогда будет с несчастной девушкой? Неужели Ноеминь будет сидеть и смотреть, как Руфь собирает колосья на чужих полях, вместо того чтобы управлять своим домом и растить детей для Господа? Неужели она ничего не сделает ради будущего своей невестки? Разве не обязана мать поддерживать семейный огонь? Кто кроме нее и Бога позаботится об этой прекрасной молодой женщине?

Итак, Господи, что нам делать? Как нам расшевелить этого спокойного и старого человека, чтобы в нем снова проснулась жизнь? Если мы будем ждать его предложения, то каковы шансы, что мы его дождемся?

Предположим, Ноеминь действительно придумает план, как вскружить Воозу голову. Но согласится ли Руфь осуществить его, каким бы он ни был? Она должна согласиться!

Весь следующий день и ночь Ноеминь размышляла о будущем Руфи, о том, каким хорошем мужем был бы Вооз. Когда жатва пшеницы подходила к концу, старая женщина придумала такой дерзкий план, что он, конечно, должен был помочь привлечь внимание Вооза. Когда Ноеминь вообразила себе, как Вооз может отреагировать, она рассмеялась. Но доверится ли Руфь ее мнению? Прислушается ли невестка к совету свекрови, которая совершила в своей жизни так много ошибок, что, казалось бы, поступать неправильно было образом ее жизни?

Находясь в смятенном состоянии, Ноеминь не могла объяснить себе мотивы, побуждающие ее к таким действиям. Одно она знала твердо: Господь во всем разберется и сделает все правильно. Она любила Руфь, как собственную дочь, и хотела видеть ее счастливой, также она хотела внука, который будет наследником Махлона и продолжит его род. Она хотела смягчить ту боль, которую причинила Воозу, когда была юной девушкой. И разве не лучший способ воплотить эту мечту в жизнь — сосватать ему прекрасную женщину, которая была молода и могла родить ему детей?

Правильно ли было так много просить у Бога, если Ноеминь большую часть своей жизни следовала за Елимелехом?

Руфь и Вооз. Вооз и Руфь. Не думаешь ли Ты, Господи, что они прекрасно подходят друг другу? Я согласна, она значительно моложе его, но разве можно представить себе лучший дар для праведного человека, подобного Воозу, чем возможность в таком пожилом возрасте иметь дом, полный детей? А какие будут дети! Ты увидишь, что их сыновья и дочери не будут поклоняться Ваалам!

В молитве Ноеминь рассказала о своем деле Вседержителю и теперь ждала ответа. Счастливый Моисей, он слышал голос Бога из горящего куста. Ноеминь знала более легкий способ воплотить задуманное в жизнь, чем ждать, когда Бог даст ей внятный ответ, но она не могла довериться ни одной подруге, чтобы обсудить эти мучающие ее вопросы. Был ли ее план правилен в глазах Бога? Если нет, то чего это будет стоить Руфи?

Господи, пусть это останется на моей совести.

* * *

Жатва подходила к концу, и Ноеминь знала, что ее план должен быть приведен в действие сейчас или никогда. У Вооза было предостаточно времени, чтобы рассмотреть все достоинства Руфи, а Руфь должна была успеть проникнуться к нему огромным уважением.

— Дочь моя, пришло время поискать для тебя настоящий дом, чтобы ты была обеспечена кровом. Я собираюсь найти тебе мужа и сделать тебя снова счастливой замужней женщиной.

Руфь рассмеялась.

— Кто же захочет жениться на такой, как я?

— Человек, которого я имею в виду, — Вооз.

— Вооз! — Руфь уронила на землю несколько зерен, которые она пересыпала в большой глиняный кувшин, и уставилась на свекровь. — Не может быть, что ты говоришь это серьезно!

— Я знаю, он старый…

— Он не старый.

— Тогда непривлекательный. Вот почему ты возражаешь?

— Матушка он самый уважаемый в Вифлееме человек! Он сидит со старейшинами у ворот! Он богат, у него есть земля, рабы!

— Тем больше оснований подумать о нем.

Руфь покачала головой, испытывая одновременно радость и страх.

— Я знаю, ты любишь меня, но ты слишком высоко ценишь вдову своего сына. Как ты могла даже подумать, что я достойна Вооза? Совершенно нелепая мысль.

— Ты была достаточно хороша для моего сына, и для Вооза ты тоже достаточно хороша.

Руфь снова начала пересыпать зерно в кувшин.

— Даже если я брошусь ему в ноги, он не заметит меня.

— Ты действительно считаешь, что Вооз не замечает тебя? Ха! Он давно обратил на тебя внимание.

— По своей доброте.

— Более чем по доброте. У тебя есть глаза? Он восхищается тобой. Со слишком большого расстояния, но восхищается, это правда.

— Ты ошибаешься. Он думает обо мне не больше, чем о любом другом человеке, собирающем колосья на его поле.

— Я решила определить, как Вооз относится к тебе. Разве я не должна заботиться о твоем будущем? По его глазам можно прочитать все, когда он смотрит на тебя, возвращающуюся с поля.

— Он приветствует меня точно так же, как и всех своих служанок: «Господь с вами», — говорит он.

— Ты думаешь, что пятидесятилетний мужчина может любезничать с молодой вдовой-моавитянкой и не дать при этом повода для сплетен? Женщины скажут, что ты блудница, а он старый дурак. А мужчины… ну, не будем говорить о том, что подумают мужчины. Вооз может проявить инициативу только в тех ситуациях, которые предписаны нашим законом, — наклонившись вперед, Ноеминь сжала руки Руфи и широко улыбнулась. — Но закон на нашей стороне.

Руфь смутилась.

— Я не понимаю.

— Вооз — наш близкий родственник, и он был очень добр, когда позволил тебе собирать колосья с его работниками. Он сострадательный человек и оказывает милость всем нуждающимся. Но поскольку он также наш родственник, то может спасти наш род.

— Спасти род?

— Бог в Своем законе позаботился и о вдовах. Так как Вооз наш родственник, он возьмет тебя в жены и даст тебе сына, который продолжит род Махлона и наследует долю Елимелеха в земле, обещанной нам Богом.

Руфь покраснела.

— Неужели после всего, что этот человек уже сделал для нас, я буду просить его дать мне сына, который будет носить имя совершенно другого человека? А его собственное наследство?

— Разве что-нибудь изменится, если он останется холостяком? У Вооза нет сыновей, Руфь. И нет надежды родить их.

— И ты считаешь, что я должна… — девушка замолчала, заливаясь краской стыда, и продолжила, заикаясь:

— О-он один из старейшин! Конечно, он знает, что является нашим родственником. Но он ничего не предлагает, потому что не желает брать на себя эту обязанность.

— Он слишком скромен, чтобы предложить. Что он сказал бы тебе, моя дорогая? «Я хочу предложить тебе свои услуги?» Никогда, пусть пройдет хоть миллион лет, он не произнесет таких слов, да и Бог не позволяет этого. Я знаю Вооза лучше, чем ты. Я помню его с давних пор, я узнала все, что говорили мои друзья о том, каким он был потом. Он никогда не подойдет к тебе с таким предложением.

— Потому что я не достойна быть женой такого человека!

— Нет. Потому что он больше, чем на тридцать лет старше тебя. И потому что, если я хоть немножко знаю его, он ждет, чтобы вместо него другой мужчина, молодой, красивый и умеющий говорить красивые слова, предложил тебе выйти за него замуж.

Бог не допустит этого. Когда-то Вооз отошел в сторону и позволил Елимелеху заявить свои права на Ноеминь, потому что она была очарована его красотой и обаянием. Неужели Вооз опять отойдет в сторону и будет ждать, когда другой родственник увидит достоинства Руфи? Вооз даже может выступить в роли свата!

— Вооз не предложит себя, даже если его жизнь будет зависеть от этого, — что, как считала Ноеминь, и происходило в действительности. — Этот мужчина не отважится затруднять тебя своим нежеланным предложением.

Руфь смотрела в сторону, нахмурив брови. Когда она снова взглянула на Ноеминь, то было очевидно, что она в растерянности.

— Разве я не должна помочь тебе найти мужа, Руфь? Могла бы ты выйти замуж за Вооза ради собственного же счастья?

Руфь надолго задумалась.

— Не знаю.

— Это лучше, чем категорическое нет, — с удовлетворением произнесла Ноеминь. — Ты поверишь мне, если я скажу, что Вооз может сделать тебя счастливой? Он сделает все, что в его силах, чтобы добиться этого, — она заметила слезы на глазах Руфи. Прежде, чем ее невестка смогла возразить ей, Ноеминь начала объяснять ей свой план:

— Мне удалось узнать, что этой ночью Вооз будет веять на гумне ячмень. Теперь сделай то, что я скажу тебе: умойся, натрись благовониями и надень самую красивую одежду. Потом иди на гумно, но смотри, чтобы Вооз не увидел тебя раньше, чем закончится ужин. Постарайся узнать, где он спит, а потом пойди, открой у ног его и ляг там. Он скажет тебе, что делать.

Руфь побелела, ее глаза расширились.

— Неужели я должна совершить такой бесстыдный поступок?

— Положись на меня, дочь моя. Если ты не дашь понять этому мужчине, что хочешь выйти за него замуж, то он закончит свою жизнь в одиночестве. Неужели такой человек должен покинуть этот мир, не родив собственного сына?

— А что будет с тобой?

— Со мной? А что со мной?

— Если Вооз женится на мне, то что случится с тобой? Как я оставлю тебя одну в этой пещере?

Сердце Ноемини растаяло. Милая девочка! Руфь была драгоценным камнем с множеством граней. Ноеминь исполнилась еще большей решимости увидеть свою невестку живущей в обеспеченном доме.

— В тот первый день, когда Вооз увидел тебя, он дал тебе двойную порцию хлеба. Ты думаешь, он оставит меня одну, чтобы я кое-как перебивалась? — она с улыбкой покачала головой. — Если все получится так, как я прошу у Бога, то у нас будет надежда на будущее. Если этот план осуществится, то это случится только потому, что Бог сделал так, а не потому, что старая вдова сосватала вас.

Руфь тихо вздохнула.

— Хорошо, — сказала она и опустила голову. — Я сделаю все так, как ты сказала.

Склонив голову, Ноеминь на минуту замолчала, обеспокоенная серьезностью Руфи. Руфь переживала весну своей жизни, а Вооз — осень. Ноеминь понимала колебания невестки, но она была уверена, что Вооз сделает ее невестку счастливой. И все-таки старая женщина задумалась. Угодно ли это Богу, или она придумала свой собственный план, как делала до сих пор?

Что я должна делать, Господи? У женщин много планов, но Ты властен изменять их.

Будь милостив, Иегова. Дай всем нам успокоение от наших скорбей, дай нам снова познать любовь. Дай бездомным дом, дом, в котором Ты будешь Господином. Вооз научит мою дочь путям жизни и поддержит ее. Я вижу одиночество в его глазах, Иегова-ире. Но я вижу в его глазах и любовь. Если Тебе угодно, расположи его сердце к Руфи, а ее сердце — к нему. Если они сойдутся только из взаимного уважения и из чувства долга, то прошу Тебя, Господи, если на то есть воля Твоя, пусть эти чувства перерастут в любовь. Зажги в каждом из них огонь, который будет согревать их всю жизнь.

* * *

Вооз нагрузил на ослов снопы ячменя и поехал на холм возле Вифлеема, который он превратил в ток. Шемеш и молодые мужчины развязали снопы и бросили ячмень на твердую землю, где пара волов ходила по кругу, волоча за собой тяжелые деревянные доски, скрепленные вместе и спереди загнутые кверху. К нижней стороне этих досок были привязаны камни, которые толкли стебли и освобождали зерно. Препоясав чресла, Вооз работал вместе со своими слугами. Воздух был наполнен запахом размолоченных стеблей, волов, жаркого солнца и земли. Когда земля покрывалась толстым слоем размолоченных стеблей ячменя, волов уводили, а люди брали в руки веятельные вилы.

Вооз подбрасывал зерно в воздух. Полуденный легкий ветерок уносил прочь солому, мякину, а более тяжелые зерна ячменя падали снова на ток. Это был напряженный и тяжелый труд. Снова и снова Вооз вонзал вилы в груду обмолоченного зерна. Пот пропитал его тунику и бисеринками выступил на лбу. Он прервал работу и обмотал вокруг головы плащ, чтобы пот не заливал глаза. Вернувшись к работе, он запел песнь прославления, и слуги подхватили ее.

По мере того как дело продвигалось вперед, работники по приказанию Вооза собирали в кучу солому, которой в течение года топили печи, а еще ее использовали как корм для скота. Когда груды соломы и мякины были слишком малы, чтобы их можно было подхватить вилами, рабочие откладывали вилы в сторону и брали в руки лопаты. Они делали перерывы, чтобы поесть и попить, и снова возвращались на ток. Когда ветерок стих, некоторые из слуг махали плетеными ковриками и таким образом отделяли мякину от зерна. Другие рабочие начали просеивать зерно через сито. Зерна проходили через сито, а кусочки мусора застревали, и их выбрасывали вон. Плевелы тоже удалялись, поскольку, попав в пищу, они могли вызвать головокружение и болезни.

Жатва была такой богатой, что работы было на несколько дней.

— На сегодня достаточно! — крикнул Вооз.

Его повара приготовили ароматные блюда из тушеного мяса, чечевицы и фасоли. Появились подносы с фруктами, много хлеба и вина. Народ отдыхал, разговаривал, пел и смеялся, а на небе стали появляться первые звезды.

Светильники не зажигали, опасаясь, что начнется пожар.

* * *

Руфь сидела недалеко от гумна и наблюдала, как Вооз пел, смеялся и пил со своими слугами. Когда на небе зажглись звезды, она пересела поближе, праздник затихал. Вооз встал, и все собравшиеся разошлись. Слуги рассеялись в поисках места, где они могли бы поспать, укрывшись плащами. Рано утром снова начнется работа. Руфь наблюдала, как Вооз устраивался рядом со скирдой.

Она скрывалась среди выступающих камней еще час. Прежде чем выйти из укрытия, она хотела убедиться, что все слуги Вооза устроились на ночлег и уснули. Руфь не могла допустить, чтобы ее увидели здесь. Сплетни, подобно огню, распространятся по всему Вифлеему, уничтожая ее доброе имя. Мысль об этом мучила ее, когда она осторожно и медленно шла к тому месту, где спал Вооз. Сердце глухо стучало и болезненно сжималось.

Когда Руфь наконец подошла к нему и стала рассматривать его лицо, освещенное луной, ее охватили сомнения. Сейчас Вооз выглядел моложе своих лет, во сне все тревоги оставили его. Он лежал, закинув руку за голову. Трепеща, Руфь опустилась на колени возле его ног и осторожно, чтобы не разбудить его, отдернула его плащ. Он беспокойно зашевелился. Сердце Руфи отчаянно забилось. Она быстро и бесшумно свернулась калачиком у его ног и накрылась его плащом так, чтобы ночной холод не разбудил его. Затем медленно выдохнула, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце.

Она старалась расслабиться, но как могла она сделать это, находясь так близко к Воозу, что слышала его дыхание и ощущала его тепло? Руфь вдыхала запах его тела, смешанный с запахом земли, соломы и ячменя. Она вспомнила запах болезни и страха, который сопровождал Махлона в последние месяцы его жизни. Запах, который источало тело Вооза, был запахом жизни — тяжелого труда, плодов труда, земли, которую Бог дал ему. Его запах и возбуждал, и успокаивал ее.

Руфь сглотнула слюну и закрыла глаза, взволнованная чувствами, которые этот человек пробуждал в ней. Положив руку под щеку, она прислушивалась к стуку собственного сердца, раздающемуся в ушах, и тихому, ровному дыханию мужчины, лежавшему так близко от нее, что его ноги касались ее спины.

* * *

В полночь Вооз проснулся и продолжал спокойно лежать, раздумывая о том, что напугало его. Сон? Он не мог вспомнить его.

Какое-то время он прислушивался к ночной тишине, все было спокойно. Действительно, вокруг царила сверхъестественная тишина. Он слышал, как по другую сторону скирды захрапел работник, и успокоился. Глубоко втянув в себя воздух, он закрыл глаза, намереваясь снова уснуть, но вместо этого проснулся окончательно — он почувствовал в воздухе аромат. Слегка нахмурившись, Вооз принюхался. Снова втянул в себя воздух и подумал, что никогда прежде не слышал такого сладкого запаха. Откуда он? Может, это ночной ветерок донес до него аромат цветов? Нет, этот запах был слишком насыщенный и возбуждающий. Он был похож на аромат благовоний.

Вытянув ногу, Вооз коснулся чьего-то тела. Кто-то, свернувшись клубком, лежал в его ногах. Резко подтянув ногу, он сел и сдернул плащ с незваного гостя. Кто, кроме блудницы, мог прийти на гумно?

Женщина быстро села и повернула к нему голову. Было слишком темно, чтобы Вооз мог разглядеть ее лицо.

— Кто ты? — грубо прошептал он. Он не хотел никого будить.

— Я Руфь, твоя раба.

Сердце Вооза застучало, подобно тяжелому молоту.

— Руфь? — произнес он приглушенным голосом, выдававшим его волнение.

Ее голос дрожал:

— Простри крыло твое на меня, ибо ты родственник.

Вооза бросило в жар, когда его ноги коснулись Руфи. Он едва мог дышать от близости этой женщины и от слов, произнесенных ею. Никогда, предаваясь в одиночестве мечтам, полным желания, Вооз даже не надеялся услышать от Руфи такую просьбу. Знала ли она, как страстно он желал иметь жену, которую будет любить, о которой будет заботиться, жену, которая пойдет за ним и родит ему детей?

Господи, мог ли я осмелиться мечтать о такой девушке, как Руфь? Но существуют препятствия. Ты испытываешь меня? Я должен сделать то, что правильно, а не то, что мне хочется. Ты знаешь, с тех пор, как я впервые услышал об этой молодой женщине, мое сердце всегда было расположено к ней. Такая женщина… но, Господи, конечно, Ноеминь знает о другом родственнике. Она знает, что я не могу исполнить эту обязанность, пока не… О, Господи, дай мне силы поступить как должно, даже если это означает, что еще одна женщина, которую я полюбил, уйдет с другим мужчиной.

— Да благословит тебя Господь, дочь моя! — его голос охрип от сдерживаемых чувств.

Вооз был рад окружающей их темноте, которая не позволяла ей увидеть его лицо, выражавшее страстное желание и изумление. Понимала ли Руфь, какую доброту она выказала ему, придя сюда? Голова его кружилась. Он давно уже отказался от надежды иметь когда-нибудь свою семью. Бог есть Бог, и какова бы ни была причина, Он предпочел не благословлять его женой. И, тем не менее, здесь, в полночь, под покровом темноты, несколько слов Руфи, произнесенных шепотом, возродили надежду Вооза обрести жену и детей. Он заставлял себя думать, понять ее действия и мотивы. Конечно, она сделала это ради Ноемини!

— Ты выказываешь большую преданность своей семье, придя сюда, а не бегая за молодыми мужчинами, богатыми или бедными.

— Ты был ко мне добрее всех, Вооз. Ты накроешь меня своим плащом?

Он слышал дрожь в голосе Руфи и хотел приблизиться к ней и успокоить ее. Было бы наивно полагать, что она влюбилась в него, но сердце Вооза с самого начала словно приросло к ней. Ничего другого не желал он так страстно, как взять ее в жены, но есть ли на то воля Божья?

— Ни о чем не беспокойся, дочь моя. Я сделаю все, что необходимо, ибо все знают, что ты честная женщина.

«А я знаю это лучше всех», — хотелось добавить ему.

— Но есть вопрос, который следует решить.

— Вопрос? — спросила она тихо, в ее голосе ясно слышалась тревога.

— Я действительно один из ваших родственников, однако есть еще один мужчина, он более близкий вам родственник, чем я.

— Другой мужчина?

Несомненно, в голосе девушки звучало разочарование. Когда она придвинулась к Воозу поближе, его рука коснулась ее ноги. Он быстро отдернул ее, но не быстрее, чем по его телу снова разлился огонь. В конце концов не таким уж старым он был. Вооз огляделся, не слышит ли кто их разговор. Какая беда свалилась бы на голову Руфи, если бы ее увидели здесь, на гумне! В его голове невольно проносились мысли о том, что он имел бы преимущество, если бы это произошло. У другого родственника могут возникнуть вопросы касательно ее чистоты. Он мог отказаться исполнить свои обязательства относительно Руфи, ссылаясь на ее испорченную репутацию. Весь город будет сплетничать о ней и делать предположения, что же произошло между ними в эту ночь. Говорить об этом будут долго, не один год. Как бы Вооз ни желал эту девушку, он не хотел позорить ее.

Смог бы он предстать перед Господом, если бы позволил случиться этому? Смог бы он смотреть в глаза Руфи, если бы допустил излиться на ее голову позору только потому, что не бодрствовал и поступил неправильно? Нет! Он должен сохранить ее доброе имя, даже если это означает отдать ее другому мужчине. Сердце его упало при этой мысли. Стиснув зубы, Вооз боролся с желанием оставить ее для себя. Но может ли он смотреть сквозь пальцы на закон? Не важно, как страстно он желает Руфь, он должен быть послушен Богу.

Господи, Ты ведь знаешь, как я хочу ее? Вот почему Ты испытываешь меня? О, Иегова-Цидкену, дай мне силы не поддаться своему желанию. Удержи меня на Своем пути, если я сойду с него, то погибну! Помоги мне оказать ей такое же милосердие, какое она оказала мне, и устроить ее будущее.

— Да, — сказал Вооз Руфи, — есть другой родственник, и его необходимо принять во внимание. Оставайся на ночь здесь, а утром я с ним поговорю. Если он захочет принять тебя, тогда пусть он женится на тебе. А если нет, то, жив Господь, я женюсь на тебе! А пока спи здесь до утра. Никто не должен знать, что на гумне была женщина.

Руфь снова легла у него в ногах. Вооз чувствовал ее присутствие так остро, что у него внутри все ныло. Он думал, что девушка спала, с ее стороны не доносилось ни звука. Она не шевелилась. Ему так хотелось дотронуться до нее, поговорить с ней, но он удерживал свои руки и молчал.

Вместо этого Вооз молился.

О, Господи…

У него не было слов, чтобы выразить чувства, бушевавшие в его сердце. Он был потрясен ее присутствием, его переполняло страстное желание видеть ее своей женой. Сколько лет прошло с тех пор, как он переживал подобные чувства? С тех пор, как он считал себя влюбленным в Ноеминь? Более двадцати лет!

Надежда на любовь Руфи заставила Вооза испытывать страх впервые за многие годы.

* * *

Руфь внезапно проснулась, когда нежная рука убрала с ее лба прядь черных волос.

— Ш-ш, — Вооз приложил палец к губам.

Он опустился на колени рядом с ней. Было уже достаточно светло, и Руфь увидела на его лице улыбку.

— Все еще спят, — произнес он.

Занялся рассвет. Ей пора было уходить, пока кто-нибудь из слуг не проснулся и не увидел ее.

— Принеси свой платок и расстели его, — прошептал Вооз.

Она проследовала за ним к горе очищенного ячменя.

— Я не могу отпустить тебя домой без подарка, — он насыпал в ее платок больше полутора бушелей зерна. Потом завязал его и положил ей на спину:

— Для Ноемини.

Его щедрость не переставала удивлять Руфь. Едва ли она смогла отнести больше.

— Благодарю тебя, — прошептала она, взглянув на мужчину.

Когда их глаза встретились, ее поразило ощущение, будто она знает этого человека давно, будто между ними существует некая связь. Вооз смотрел на нее не так, как обычно мужчина смотрит на женщину, которую он нашел привлекательной. Он смотрел на нее так, как если бы она уже принадлежала ему. То, как он внимательно изучал каждую черту ее лица, заставило ее сердце забиться быстрее. Руфь закрыла глаза, ошеломленная пониманием того, что этот человек, который был значительно выше ее по своему положению, желает ее.

Когда Вооз протянул к ней руку, она прерывисто вздохнула.

Хотя Руфь стояла спокойно, ожидая его прикосновения, Вооз убрал руку. Его улыбка стала почти отцовской, а тон немного укоризненный.

— На все воля Божья.

* * *

Как только Руфь скрылась из виду, Вооз разбудил Шемеша.

— Я собираюсь в город. Когда вернусь, не знаю.

Шемеш начал подниматься.

— Что-нибудь случилось?

Вооз положил руки ему на плечи.

— Нет, все в порядке, мой друг. Есть дело, о котором я должен позаботиться сегодня же утром. Оно не ждет.

— Это, должно быть, важное дело. Я не помню, чтобы вы когда-нибудь уходили с гумна.

Вооз не намеревался объяснять свой поступок. Он не хотел, чтобы кто-нибудь строил догадки относительно прихода Руфи на гумно. К концу этого дня у нее будет муж, и он намерен сделать все возможное, чтобы этим мужем стал он сам. Удастся ли ему это, зависит от Бога. Он крепче сжал плечи Шемеша.

— Молись обо мне, друг. Молись, чтобы мои желания совпали с Божьими намерениями.

На мгновение Шемеш нахмурился, однако быстро ответил.

— Пусть Господь даст тебе мудрости во всех обстоятельствах.

— Да услышит Бог твои слова.

Вооз спустился на дорогу, ведущую в Вифлеем, в его голове громоздились уже созревшие планы.

* * *

Руфь пришла домой до восхода солнца и удивилась, когда увидела, что Ноеминь не спит и поджидает ее.

— Ты ждала меня всю ночь?

— Разве могла я уснуть в такую ночь? А? Что случилось, моя дорогая?

Невесело рассмеявшись, Руфь опустила узел с зерном на землю.

— Дело еще не решено, матушка. Вооз сказал, что у нас есть другой, более близкий родственник, — она отвернулась, так как не хотела, чтобы Ноеминь видела, как она встревожена этой новостью. — Но Вооз велел не беспокоиться, он позаботится обо всем. Он сказал, что если тот мужчина не женится на мне, то в таком случае женится он. Вооз поклялся Иеговой, что женится на мне, — она не могла скрыть неожиданно выступившие слезы. — Что если у него ничего не получится, и я должна буду выйти замуж за другого мужчину? Я даже не знаю, какой он!

Нахмурившись, Ноеминь постукивала пальцами по губам.

Руфь отерла со щек слезы и внимательно посмотрела на нее.

— Ты знала об этом, не так ли? Ты знала о другом родственнике и все-таки послала меня к Воозу?

— Я хотела, чтобы у тебя был лучший из мужчин.

Ноеминь знала об этом другом родственнике то, что делало его нежелательным кандидатом в мужья Руфи?

— Что это за мужчина?

— Он обыкновенный мужчина, как и любой другой, но он не тот, кого я хотела бы видеть твоим мужем.

— Ох, матушка. Какое имеет значение, чего хочешь ты или я? От нас теперь ничего не зависит.

Руфь разрыдалась, напряжение последней ночи поколебало ее решимость. Она пожалела, что согласилась пойти на гумно:

— Разве мы не справлялись сами? Разве Бог не заботился о нас каждый день?

Ноеминь обняла ее.

— О, моя дорогая, не волнуйся. Вооз хочет жениться на тебе!

— Как ты можешь знать об этом?

Пожалуй, Ноеминь ошиблась относительно тех чувств, которые, как она думала, читались в его глазах.

— Посмотри на все это! Ты думаешь, Вооз дал бы тебе так много зерна, если бы ему было безразлично, чем все закончится? Потерпи, дочь моя, пока мы не узнаем, что произойдет. Этот человек не успокоится, пока не закончит это дело. Он сегодня же уладит его.

* * *

Вооз быстро шагал по городским улицам, пока не подошел к своему дому. Несколько слуг уже встали и занимались домашними делами. В доме был полный порядок, пахло хлебом.

— Принеси мне воды, Авиземер, и пусть Измаил принесет мне новую тунику, плащ и пояс.

Вооз тщательно умылся и надел свежее платье. Покрыв голову молитвенным платком, он молился, прося у Бога мудрости и силы сделать то, что было правильно. Он не торопился, когда разговаривал с Богом, но оставался в своей комнате до тех пор, пока солнце не поднялось довольно высоко, а он не был готов смириться с любым исходом дела.

Выйдя из дальней комнаты, Вооз увидел столпившихся слуг, которые перешептывались между собою. Они встревожено посмотрели на него.

— Измаил, у меня для тебя есть задание, — Вооз улыбнулся остальным слугам:

— Все в порядке. Возвращайтесь к своей работе.

Они повиновались, однако он видел, что их одолевало любопытство. Его губы искривились в печальной улыбке. Не каждый день их господин с такой стремительностью влетал в дом, как сегодня. Неудивительно, что они так разволновались. Они привыкли к тому, что Вооз возвращался домой поздно вечером, покрытый пылью, усталый, способный только умыться, поесть, тихо помолиться и пойти спать. Все дни были одинаковы.

Но сегодня был особый день!

Вооз дал Измаилу имена десяти главных людей в городе, которые были его хорошими друзьями и показали себя честными людьми во всех сделках.

— Попроси их встретиться со мной у городских ворот.

Большинство из них будет нетрудно найти в синагоге. Они часто по утрам встречались там, прежде чем начать свои ежедневные дела. Некоторые могли уже сидеть у ворот, слушая и помогая решать споры между горожанами.

— Как только переговоришь с ними, отправляйся к Ноемини и Руфи, моавитянке. Они живут в…

— Я знаю, где их найти, господин.

— Хорошо. Немедленно приведи их к воротам.

Вооз пошел на рынок, чтобы найти родственника Ноемини и Руфи.

Он знал о нем больше, чем хотел бы, однако решил не судить о нем по слухам. Вооз намеревался представить ему дело Руфи таким образом, чтобы испытать характер этого человека. Вооз проходил между палатками, пока не заметил Ришона, сына Овида, брата Елимелеха, разговаривавшего с несколькими торговцами, в то время как его жена пересыпала ячмень из глиняного сосуда в корзину старой женщины. Между двумя женщинами разгорелся спор. Рассерженный Ришон повернулся к ним, сказал что-то старой женщине и нетерпеливо махнул рукой. Та отвернулась с расстроенным и недовольным видом.

Оцепенев, Вооз постоял минуту спокойно, медленно втягивая в себя воздух и рассуждая сам с собой. То, чему он был свидетелем, вовсе не обязательно было тем, чем могло показаться с первого взгляда. Воозу необходимо сохранять ясность ума для предстоящего разговора. Дети Ришона были в палатке вместе с его женой. Он насчитал троих, включая ребенка, которого качала на руках вдовая мать Ришона.

— Ришон, — позвал его Вооз, не подходя к нему ближе. Когда тот оглянулся, Вооз поманил его рукой:

— Подойди сюда, друг. Я хочу поговорить с тобой.

Он старался говорить небрежным тоном, как если бы то, что он намеревался обсудить с ним, не имело для него большого значения.

Ришон подошел сразу, вид у него был смущенный и немного виноватый.

— Я, полагаю, ты видел ту женщину. Она всегда ожидает больше, чем…

Вооз поднял руку, останавливая поток оправданий.

— Я хочу поговорить с тобой о другом деле.

Ришон явно почувствовал облегчение.

— О другом деле? Каком?

— Пойдем, — Вооз радушно протянул руку. — Присядем там, где прохладнее.

Когда они усаживались в тени городских ворот, Вооз перехватил его внимательный взгляд. Ришон сел рядом с ним. Вооз назвал имена десяти мужчин, собравшихся у ворот.

— Вы согласны быть свидетелями всего, что сегодня будет решено на этом месте?

Мужчины согласились и сели поближе, чтобы выслушать дело и выступить в качестве свидетелей решения, которое примут Вооз и Ришон.

Ришон, нахмурившись, оглядел собравшихся, и снова повернулся к Воозу.

— Что все это значит, Вооз?

Вооз осторожно посмотрел вокруг себя и увидел стоявшую в тени Ноеминь. Его сердце забилось сильнее, когда за ее спиной он заметил Руфь. Когда он снова взглянул на Ноеминь, та прижала руки к сердцу, чуть-чуть улыбнулась и кивнула головой.

— Ты знаешь Ноеминь, — начал Вооз, указав на нее рукой.

Ришон равнодушно улыбнулся старой женщине, любезно кивнул, давая понять, что узнал ее, и снова все внимание обратил на Вооза.

— Ноеминь, которая пришла из Моава, — продолжал Вооз.

— Да, я слышал.

«И тем не менее не проявил милосердия и не оказал ей родственного внимания», — удрученно подумал Вооз.

— Она продает землю, которая принадлежала твоему родственнику Елимелеху.

Глаза Ришона загорелись, потому что это была прекрасная земля и находилась рядом с городом.

— Я подумал, что должен поговорить с тобой об этом. Ты можешь выкупить ее, если пожелаешь. Если тебе нужна земля, то покупай ее в присутствии этих свидетелей, — сказал Вооз.

— Хорошо, — ответил Ришон, задыхаясь в предвкушении наживы, — я выкуплю землю.

* * *

Руфь никогда не видела более красивого мужчину, чем Ришон. Он был намного моложе Вооза, хорошо сложен, розовощекий с черными кудрявыми волосами и бородой. На нем были красивая туника и плащ, его поведение выдавало в нем человека, который во всем ищет собственную выгоду. Он настороженно окинул взглядом собравшихся, его взгляд был внимателен. Голова гордо поднята. Хотя Ришон старался принять уверенный вид, однако Руфь видела, что он чувствует себя неловко, как будто все время ждет, что его обвинят в каком-нибудь проступке. Он был взволнован этой встречей с Воозом и вел себя почтительно с человеком, который был старше его. Но Руфь чувствовала, что поведением Ришона руководило не сердце, а ум.

Не понравилось ей также и то, как он посмотрел на Ноеминь. Не успел он едва взглянуть на свою родственницу, как тут же выбросил ее из головы, как если бы она была недостойна его внимания.

У Руфи упало сердце, когда Вооз сказал, что Ноеминь хочет продать землю своего мужа. Она схватила свекровь за руку, желая выразить свой протест, но свекровь наклонилась к ней и прошептала:

— Вооз знает, что делает. Положись на него.

— Если ты желаешь выкупить землю, тогда выкупай ее сейчас в присутствии этих свидетелей, — говорил Вооз. — Но если ты не хочешь, то сразу скажи об этом, потому что следующий по линии родства, кто должен выкупить ее, я.

— Все в порядке, я выкупаю ее, — нетерпеливо произнес Ришон.

— Хорошо, — сказал Вооз.

Руфь почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Неужели она неправильно поняла его чувства к ней, ошиблась относительно его желания жениться на ней? Вооз даже не смотрел в ее сторону и, кажется, весь сосредоточился на том, чтобы она стала женой Ришона.

— Это хорошая земля, — сказал Ришон. — жаль, что она так долго не возделывалась.

— Конечно, если ты приобретешь у Ноемини эту землю, то должен будешь жениться на Руфи, вдове. Таким образом, она сможет родить ребенка, который будет носить имя ее мужа и сохранит землю для семьи.

Горячность Ришона мигом пропала.

— Моавитянка? — он не пытался скрыть свое разочарование.

Он перевел взгляд с Вооза на собравшихся старейшин. Плотно сжал губы:

— Так… — лицо его потемнело. — В таком случае я не буду выкупать землю, поскольку это нанесет ущерб моему собственному состоянию.

— Это он оправдывается, — прошептала с отвращением Ноеминь.

Руфь пыталась понять, что больше всего беспокоило Ришона. Необходимость исполнить свой долг перед ней и дать Махлону наследника? Или возможность того, что часть его имущества перейдет ребенку, которого она могла бы родить? Собравшийся вокруг народ перешептывался между собой.

— Его жене не понравилось бы это, — сказал кто-то рядом с Руфью.

— Ему следовало бы выполнить свой долг перед Ноеминью.

— Он очень хочет иметь эту землю, но не видит никакой выгоды в ее покупке, если потом должен будет вернуть ее семье Елимелеха в качестве наследства.

Ришон оглядел собравшийся народ, он был взволнован. Он быстро развязал сандаль и передал его Воозу, публично подтверждая законность сделки.

— Ты выкупай землю, я не могу. Покупай ты, — он быстро встал и начал проталкиваться сквозь толпу зевак.

Ноеминь крепко сжала руку Руфи.

— У него получилось! — с ее губ слетел довольный тихий смешок. — Я знала, что получится.

Руфь затаила дыхание, когда Вооз посмотрел на нее. Хотя выражение его лица было торжественным и важным, глаза его сияли, как никогда раньше. Он спохватился, заморгал и отвел взгляд в сторону. Вооз стоял, крепко сжимая в руке сандаль Ришона. Он обратился к десяти старейшинам и народу, собравшемуся посмотреть, что происходит.

— Вы свидетели, что я выкупил все имущество Елимелеха, Хилеона и Махлона. Вместе с землей я взял Руфь, моавитянку, вдову Махлона, чтобы сделать ее своей женой. Таким образом, она может родить сына, который продолжит род ее умершего мужа и наследует родовое имущество здесь, в его родном городе. Сегодня все вы свидетели этому.

Рядом с Воозом стояли десять старцев, которые выглядели величественно в своих длинных одеждах с молитвенными покрывалами и филактериями.

— Мы свидетели, — сказали они.

— Мы свидетели, — вторила им толпа.

Ноеминь подтолкнула Руфь вперед.

— Иди, — шепнула она невестке, у нее самой лицо горело от волнения, — иди к нему, дорогая.

Самый старый из старейшин протянул Руфи руку. Толпа расступилась, Руфь подошла и вложила в его руку свою. Подошел Вооз и встал рядом со старцем, но с другой стороны. Старейшина улыбнулся Воозу, а затем склонился к Руфи.

— Да соделает Господь жену, входящую в дом твой, как Рахиль и как Лию, от которых произошел весь народ израильский! — он вывел Руфь вперед, и Вооз протянул ей свою руку. Когда их руки соединились, он нежно сжал ее пальцы.

Старейшина положил свою руку на их ладони.

— Приобретай богатство в Ефрафе, и да славится имя твое в Вифлееме. И да будет потомство, которое Господь даст тебе от этой молодой женщины, как потомство нашего праотца Фареса, сына Фамари и Иуды.

Слуга, который ходил за Руфью и Ноеминью, поспешно протиснулся сквозь толпу и побежал вниз по улице. Народ громко выкрикивал благословения Руфи и Воозу. Люди в большом волнении теснили их со всех сторон, мужчины похлопывали Вооза по спине, а женщины обступили Руфь и, обнимая ее, искренне благословляли их. Вооз смеялся и разговаривал со всеми. Ноеминь широко улыбалась и, жестикулируя, в смятении перекидывалась словами со своими подругами. Руфь была все еще ошеломлена исходом дела. Вооз крепко сжимал ее руку, удерживая ее рядом с собой, в то время как народ толпился вокруг них, выкрикивая благословения и поздравления. Когда Вооз повел Руфь в город и дальше по улице, горожане последовали за ними. Руфь, стесненная со всех сторон людьми, шла, оглядываясь через плечо, ее щеки горели, сердце бешено колотилось. Где Ноеминь? Идет ли она с ними?

— Руфь! — крикнула Ноеминь, прокладывая себе дорогу через толпу доброжелателей, следом за ней протискивались несколько женщин.

— Мы должны все приготовить для брачного пира, — сказала она и, обняв невестку, потянула ее в сторону, шутливо ударив Вооза по руке:

— Твоя невеста к вечеру должна быть готова.

Руфь оказалась оттесненной Ноеминью, ее подругами и слугами Вооза, все говорили одновременно. Руфь едва могла перевести дыхание.

Ее привели в дом Авигеи, подруги детства Ноемини. В дальнюю комнату, где с Руфи снимали ее поношенное платье, принесли воду. Ее тщательно вымыли, натерли ароматическими маслами и расчесали длинные, до самого пояса волосы, и вся кудрявая густая масса ее волос заблестела.

За Ноеминью зашла молоденькая служанка.

— Вооз прислал дары для Руфи.

Они вышли из комнаты и через несколько минут вернулись. Ноеминь несла резную шкатулку, выложенную слоновой костью.

— Взгляни, — сказала она Руфи, открывая ее. — Драгоценности! Посмотри, как он высоко ценит тебя.

Она вынула из шкатулки ожерелье, украшенное изумрудами, сапфирами, бриллиантами и рубинами.

— Также он прислал брачные одежды.

Ноеминь отдала шкатулку Авигее и стала помогать Руфи одеваться.

— Ты будешь выглядеть, как царица.

Руфь глубоко вздохнула, когда ей через голову надели белую длинную тунику. Никогда в своей жизни она не носила ничего столь мягкого. Было и верхнее платье, вышитое яркими цветными нитками, и пояс, сделанный из тончайших золотых, голубых, пурпуровых и алых льняных нитей, переплетенных в замысловатом узоре. Были браслеты и серьги, с камнями всех цветов радуги, и узкий золотой венец, украшенный цепочками с золотыми круглыми пластинками.

Одна из служанок Авигеи заплела волосы Руфи в косы, украсив их драгоценными камнями, которые прислал Вооз. На голову надели, уложив изящными складками, прозрачное покрывало, окаймленное вышитыми гроздьями винограда и связками пшеницы. Легкая, как облако, ткань опустилась до колен.

— Скоро придут мужчины, — сказала Ноеминь, она взяла Руфь за руку и поцеловала ее. На глазах блестели слезы:

— Я так счастлива за тебя.

Руфь двумя руками схватила руку Ноемини.

— За нас обеих.

Ноеминь погладила девушку по щеке.

— Не бойся его, дорогая. Я не послала бы тебя к нему, если бы не была уверена, что он может сделать тебя счастливой.

Глаза Руфи наполнились слезами.

— Но сделаю ли я его счастливым?

— О, милая моя. Разве ты не видела лица Вооза, когда Ришон отдал ему свой сандаль? Золото и серебро не могли бы доставить ему большего удовольствия. Ты его сокровище, дочь моя, дар Божий.

Руфь опустила голову и закрыла глаза. Она была потрясена словами Ноемини. Неужели Вооз действительно так сильно любит ее? Безусловно, такой человек, как Вооз, достоин того, чтобы и его тоже любили. Но способна ли она дать ему то, чего он, должно быть, желал более всего? Расположится ли ее сердце к нему так, как расположилось к Махлону? Будет ли трепетать она от одного его прикосновения? Будет ли она испытывать томление при одном его виде? Руфь восхищалась Воозом. Она очень уважала его. Но любила ли? Смогла бы она отдать ему без остатка свое сердце и свое тело? Отзовется ли она на его любовь так, чтобы принести ему радость? Или же всегда будет видеть в нем доброго отца, старшего брата, которым восхищается?

О, Боже, я не хочу огорчать Вооза. Прошу Тебя, соделай из меня женщину, предназначенную для этого мужчины. Я видела его всепоглощающую любовь к Тебе. Прошу Тебя, наполни меня такой же любовью к нему! Сотвори из меня женщину, которая украсит его венец. Я скорее умру, чем причиню ему боль!

Руфь почувствовала на своей голове руки Ноемини, легкие и успокаивающие, и услышала тихую, но страстную молитву:

— О, Бог Израилев, прогони страхи моей девочки. Она, как и я, принадлежит Тебе. Прошу, благослови Руфь за ее покорность и любовь ко мне. И если я прошу не слишком много, то подари ей любовь к Воозу, которая будет сильнее ее любви к Махлону… — ее голос слегка задрожал, — моему сыну.

Она замолчала и поцеловала Руфь в голову.

* * *

Вооз никогда раньше так не нервничал. Он старался скрыть свою нервозность, но заметил улыбки, которыми обменивались слуги, и понял, что ему это не удается. Он рассмеялся над собой.

— Я не в состоянии даже сам завязать этот пояс!

Шемеш подошел к нему.

— Вы позволите, мой господин?

Вооз с благодарностью отдал ему пояс и облегченно вздохнул, когда слуга закончил завязывать его. Другой слуга держал наготове белый плащ с лиловой, голубой и красной отделкой. Вооз закрепил его золотыми пряжками, соединенными золотой цепочкой. Наконец на его голову был возложен золотой венец, усыпанный драгоценными камнями.

Собрались друзья, заполонив весь дом. Некоторым доставляло удовольствие поддразнивать его, другие пользовались случаем похвалить его невесту.

— Пора бы тебе и жениться, Вооз!

— Ему для этого пришлось обмануть родственника!

— Руфь достойна всяческой похвалы, мой друг.

— Она родит тебе детей, которые наполнят твой дом.

— Жаль, что такая хорошенькая девушка выходит замуж за такого старого барана!

Вооз смеялся вместе с ними, но у него совершенно не было той уверенности, какую он демонстрировал друзьям. Как Руфь примет его? Он уже не молод и никогда не был красавцем. Он не мог думать ни о чем другом, кроме того, как понравиться добродетельной молодой женщине. Несмотря на радостную атмосферу, царившую в его доме, Вооза одолевали сомнения.

— Не хмурься так, Вооз, — шутил Шемеш. — Ты напугаешь бедную девушку.

Вооз заставил себя улыбнуться. Его дом был переполнен друзьями и городскими начальниками. Он отдал распоряжения по подготовке к пиру, проследил, чтобы бедные получили нарядную одежду, в которой они могли бы прийти на праздник.

— Что тревожит тебя, Вооз? — спросил Шемеш.

Вооз выбрал своего надсмотрщика другом жениха для брачной церемонии. На протяжении многих лет Шемеш показал себя верным слугой. Вооз отвел его в сторону и рассказал о том, что терзало его.

— Я принудил ее к этому браку. О чем я думал? Мне надо было подобрать ей пару получше, чем…

— Пару получше? Лучшей пары нет! Разве не достаточно того, что эта девушка уважает тебя?

Могли ли эти слова ободрить Вооза?

— Мне недостаточно ее уважения, мне нужно больше.

— Многие начинают с малого, — Шемеш горько улыбнулся. — Кроме того, теперь слишком поздно волноваться об этом. Ты ее муж. Все, кто был у ворот, — свидетели вашего договора. Уже смеркается, пора идти за невестой.

В его глазах Вооз увидел сочувствие.

— Руфь умная женщина, Вооз. В будущем она будет счастливо удивлена тем, что Бог приготовил для вас двоих.

Вооз нервно рассмеялся.

— Я уже счастливо удивлен, мой друг. Никогда не думал, что у меня будет жена, тем более такая, как Руфь.

Прежде чем покинуть дом, Вооз убедился, что все приготовления к брачному пиру завершены. Навес был установлен и украшен цветами и зелеными ветками, под ним для удобства были разложены мягкие подушки. Дом наполнился ароматами тушеного мяса, свежеиспеченного хлеба, специй и цветов. Блюда, нагруженные разными кушаньями, оставалось только вынести гостям. Вооз сосчитал глиняные сосуды, стоявшие у дальней стены.

— Вина достаточно?

— Да, мой господин, — ответил Шемеш. — Это самое лучшее в Вифлееме вино!

О комнате для новобрачных Вооз не спрашивал. За ее приготовлением следили его служанки.

Шемеш подошел к Воозу.

— Все готово. Если ты еще немного задержишься, то Руфь может подумать, что ты изменил свое решение.

Вооз тут же вышел из дома в окружении своих друзей. Процессия потекла по улицам Вифлеема. Его спутники пели. Одни играли на тростниковых свирелях, лютнях и лирах. Другие танцевали.

Когда Вооз подошел к дому Авигеи, дверь отворилась, прежде чем он успел постучать. Перед ним стояла Ноеминь, выражение ее лица изменилось. Он не видел ее улыбки с тех самых пор, как она вернулась из Моава. Теперь же она выглядела почти молодой и напомнила Воозу прошлые годы, когда он думал жениться на ней.

— Я пришел за своей невестой, — сказал жених.

Его сердце замерло: за спиной Ноемини он увидел празднично одетых женщин, они вели к нему Руфь в брачном покрывале. Больше Вооз не мог вымолвить ни слова. Подойдя к нему, Руфь взяла его руку. Он чувствовал, как в его руке дрожали ее пальцы, когда она вставала рядом с ним. Он хотел поднять покрывало и заглянуть ей в глаза. Возможно, тогда он узнал бы, что чувствовала его невеста.

Снова мужчины и женщины со всех сторон окружили Вооза и Руфь, когда все одной процессией возвращались по темным улицам Вифлеема в дом жениха. Кто-то нес факелы. Женщины играли на бубнах, били в тимпаны, звенели кимвалами и колокольчиками и пели вместе с мужчинами. Многие несли масляные светильники, чтобы освещать путь.

Войдя в свой дом, Вооз поднял плащ, покрыл им Руфь и повел ее на помост, поставленный под навесом. Он был приятно удивлен, обнаружив, что она в точности знала, как ей надо было себя вести. Вооз сделал с ней несколько кругов: все свидетели видели, что она имеет покров замужества. Когда они остановились, Руфь не растерялась. Она сняла свое покрывало и, согласно обычаю, положила его на плечо мужа. Собравшиеся воскликнули:

— Владычество на раменах его!

Ноеминь гордо улыбалась.

Руфь сидела на подушке рядом с Воозом.

— Я никогда не видел тебя более красивой, чем сейчас, Руфь.

Она посмотрела на него, и он улыбнулся. Очарованный, он видел, как краска заливает ее щеки.

— Я тоже не видела тебя таким красивым, — сказала она и снова опустила голову.

Вооз тихо рассмеялся.

— Мне было крайне необходимо почистить свои перышки.

Руфь взяла его руку в свои. От ее прикосновения тепло пошло по руке Вооза и распространилось по всему телу.

— Да благословит тебя Господь за твою доброту ко мне.

У Вооза сжало горло.

— Он уже благословил меня.

* * *

Когда их проводили в комнату для невесты и жениха и оставили одних, Вооз почувствовал себя зеленым юнцом. Он не знал, что сказать Руфи. Он хотел бы успокоить ее. Но как, если жених сам нервничал так, как ни разу за всю свою жизнь? Он не знал, как сделать ей приятное, и хотел бы поговорить с одним из своих женатых друзей. Но было уже поздно! Вооз начал расхаживать по комнате, потом остановился. Он потеребил свою бороду. Поймав себя на мысли о том, что совершает все эти нервные движения, он уперся руками в бока. К счастью, Руфь отвернулась и не видела, как глупо и неуклюже вел себя ее муж.

Когда она сняла расшитое верхнее платье, Вооз был потрясен тем, что так сильно желал ее.

— Мы можем не спешить, Руфь.

— Но от нас многого ждут.

Что он услышал в голосе своей жены: покорность или желание?

— Мы можем не спешить, — повторил он.

Руфь посмотрела на мужа через плечо. Слегка нахмурясь, она развернулась к нему лицом и смотрела на него. Она долго молчала, ее карие, как у лани, глаза внимательно изучали его лицо. Вооз хотел скрыться от ее внимательного взгляда, но не мог. Руфь удивленно моргнула. Потом подошла к нему, каждый ее шаг болью отдавался в его груди. Сейчас он был более уязвим, чем тогда, когда просил руки Ноемини, потому что не любил ее так глубоко, как эту молодую женщину.

Руфь взяла мужа за руку. Вооз онемел. Когда она поцеловала его ладонь и приложила ее к своей щеке, он был не в состоянии пошевелиться.

— Нет нужды ждать, муж мой, — произнесла она нежно. — Я пришла к тебе без принуждения.

— Тебя послала Ноеминь.

Руфь серьезно посмотрела на Вооза. Она искала его глаза, в ее же собственных было странное смущение.

— Я предпочла послушаться. Я надеялась, но никогда не осмеливалась поверить, что буду желанной для тебя.

Вооз резко выдохнул.

— Я надеялся, — произнес он хрипло, — но до сих пор не могу поверить…

Закончить он не смог. Эта девушка могла уничтожить его одним словом.

Ее глаза подернулись влагой. Руфь подошла к мужу и погладила его по щеке.

— Чтобы ты знал: я принадлежу тебе, — она наклонила его голову и поцеловала его.

* * *

И женщины говорили между собой…

«Воозу пора было жениться».

«Такая милая девушка».

«Никогда не видела невестки, более преданной своей свекрови».

«Будь я на месте Ноемини, я была бы так счастлива».

«Руфь предана своей свекрови больше, чем сын — матери».

«Мне ли не знать. Сын женится и совсем забывает свою бедную старую мать».

«Руфь нашла для свекрови замечательный кров».

«Будь я на месте Ноемини, я была бы так счастлива!»

«Такая девушка! Я молю Бога о такой невесте для моего сына, но его больше интересует внешность девушки, а не ее добродетели».

«Какая жалость, если Вооз не любит ее по-настоящему».

«В браке по обязанности супруги не бывают страстными».

«Да пошлет им Господь всяческих благ».

Женщины поддержали эти слова, и каждая пошла своей дорогой, к своему дому и к своим заботам.

* * *

И мужчины говорили между собой…

«По тому, как Вооз вел себя, я понял, что для него все происходящее имеет большое значение. Он так торопился устроить это дело».

«У Ришона не было никаких шансов».

«У Ришона были те шансы, которые он заслуживал. Он хотел землю, но не хотел вместе с ней принимать на себя обязательства».

«Не торопись бросить камень. Жена родила Ришону трех дочерей. Ты бы захотел отдать своего первенца, чтобы он был наследником другого человека? А что, если его первая жена и вовсе не родит сына? Что тогда?»

«Все это не важно, все же Ришон пренебрег своим долгом перед Ноеминью и Руфью».

«Она прекрасная девушка».

«Да дарует ей Господь много сыновей».

«Все эти годы Вооз жил один, без жены. Ему будет трудно привыкнуть».

«На месте Вооза я был бы счастлив!»

Кто-то засмеялся.

«Она очень молода. Я не хотел бы увидеть своего друга с разбитым сердцем в последние годы его жизни».

«Твои страхи беспочвенны. Руфь молода, но характер ее уже проверен».

«Я не сомневаюсь в ее характере. Я только молюсь, чтобы она полюбила его, он-то, сразу видно, любит ее».

«Да расположит Бог Израилев ее сердце к моему другу».