Дни были длинными, жаркими и сухими. Руфь вставала рано и будила Ноеминь.

— Солнце встает, матушка, — обычно говорила она. — Мы должны сейчас же отправляться, пока не стало жарко.

Они молча шли вперед. Когда же солнце достигало зенита, они искали тень, где могли бы отдохнуть. Ноеминь, устав, обычно дремала. Руфь же чаще смотрела вниз на дорогу, размышляя, какое будущее ждет их.

Они дошли до долины реки Арнон, которая была южной границей территории рувимлян, и пошли по западной, царской дороге, ведущей к Дивону, Есевону и Аве-Ситтиму. В каждом городе, через который они проходили, Руфь меняла свои плетеные пояса на продукты и расспрашивала о дороге.

— О, не ходите по дороге в Иерихон, — сказала женщина, торговавшая луком и чесноком. — В горах скрываются разбойники и нападают на караваны. Тебе одной опасно идти по ней.

— Я не одна. Я иду со своей свекровью.

— Две женщины? Ну, тогда вам лучше спуститься на базар, где торгуют верблюдами, и поискать какого-нибудь купца, который разрешил бы вам идти вместе с его караваном. По иерихонской дороге никто не ходит без охраны. Вас схватят и продадут в рабство.

Когда Руфь вернулась в свой маленький лагерь, разбитый около городской стены, Ноеминь жарила на раскаленном металлическом листе, поставленном на огонь, пресный хлеб. Она ловко переворачивала его заостренной раздвоенной палочкой.

— Я беспокоилась, — сказала Ноеминь, не поднимая головы.

— Прости, матушка, — произнесла Руфь, садясь на корточки. — Я должна была вернуться и рассказать тебе о том, что собираюсь сделать. Женщина на рынке предупредила меня о разбойниках, которые нападают на людей, путешествующих через горы, поэтому я посчитала разумным поискать помощи. Мы завтра присоединимся к каравану и вместе с ним пойдем по иерихонской дороге. Его хозяин — купец, вениаминитянин. У него есть вооруженная охрана. С ним мы будем в безопасности.

Ноеминь успокоилась. Она подцепила хлеб, сняла его с листа и отложила в сторону.

— Я сама должна была подумать об этом.

Она снова присела на корточки и закрыла лицо руками.

Руфь взяла лепешку и разломила ее. Половину она протянула Ноемини. Та покачала головой.

— Ты должна есть, матушка. Тебе нужны силы.

Закрывая по-прежнему лицо, Ноеминь расплакалась.

— Почему я не подумала об опасности? Я даже не задумалась о том, что может с тобой случиться. О чем я думала, когда позволила тебе пойти со мной? Я эгоистичная старуха!

— Ты пыталась вернуть меня назад, — проговорила Руфь с улыбкой. — Но у тебя не получилось. Постарайся не волноваться. Мы будем в безопасности.

Ноеминь подняла голову.

— Молодую женщину подстерегает больше опасностей, чем старую вдову, как я.

— Для нас обеих это путешествие опасно, и мы принимаем все меры предосторожности. Этому купцу, кажется, можно доверять.

— В наше время никому нельзя доверять.

Руфь снова протянула хлеб свекрови. Ноеминь взяла его, отломила маленький кусочек и медленно съела, продолжая хмуриться.

Руфь улыбалась, глядя на нее.

— Сколько раз я слышала от тебя, что Бог охраняет любящих Его?

— И наказывает отвергающих Его.

Глаза Ноемини наполнились слезами. Руфь знала, что она подумала о Елимелехе, Махлоне и Хилеоне. При воспоминании о муже сердце Руфи пронзала острая боль. Он был так молод, он мог бы еще долго жить. Как она хотела родить ему ребенка! Сына, который продолжил бы его род.

— Я очень устала, — сказала Ноеминь, в ее голосе звучали слезы. — Не знаю, смогу ли я когда-нибудь дойти до дома. Эти горы, теперь я их хорошо вспомнила. Как я могла забыть, что это путешествие такое трудное?

— Мы будем отдыхать, когда устанем.

— А караван уйдет без нас, — мрачно произнесла Ноеминь.

— Тогда мы присоединимся к другому.

— Если разбойники не нападут на нас…

— Нет, — всхлипнув, произнесла Руфь. Она встала и подошла к Ноемини, села возле нее на колени и взяла ее руку.

— Даже не думай об этом, матушка. Если ты будешь об этом думать, у нас ничего не получится. Думай о том, что по другую сторону горы, — о Вифлееме. О нашем доме. Если мы будем часто говорить о том плохом, что может произойти, то на нас нападет такой страх, что мы будем не в состоянии сделать ни шага вперед. Пожалуйста, расскажи мне о Господе. Расскажи, как Он накормил тысячи людей в пустыне. Как Он «источил источник воды из скалы гранитной». И помолись, — Руфь беззвучно заплакала, — попроси у Него милости для нас.

Ноеминь вздрогнула, в ее глазах отразилось раскаяние. Она коснулась рукой лица Руфи.

— Иногда я забываю об этом, — ее глаза увлажнились слезами. — Я часто вспоминаю о потерянном, вместо того чтобы думать о том, что имею.

— У тебя есть я, а у меня есть ты, — сказала Руфь. — У нас есть Бог. Этого более чем достаточно для того, чтобы смело встретить все, что нас ожидает. Ты учила меня этому.

— Напоминай мне об этом.

* * *

На следующий день, после полудня, они вместе с караваном перешли Иордан. Ноеминь устало села под деревом.

— Дальше я идти не могу.

Руфь удобно устроила свекровь и принесла ей воды.

— Ты отдыхай, а я пойду поблагодарить Ашир Бен Хадара.

Последний верблюд перешел через реку, когда Руфь подошла к владельцу каравана и склонилась перед ним до земли.

— Благодарю тебя, что ты позволил нам идти с твоим караваном.

— Вы так быстро оставляете нас?

— Моя свекровь смогла пройти настолько далеко, насколько ей хватило сил. Мы остановились у реки на отдых, а завтра утром пойдем дальше.

— Жаль. На ночь мы остановимся в оазисе. С нами вам было бы безопаснее.

— Пусть защитит вас Господь в вашем путешествии и благословит вас за вашу доброту к двум вдовам.

Мужчина печально нахмурился.

— Да хранит вас Господь.

Развернувшись, он сел на верблюда, ударил его палкой и прокричал по-египетски приказ одному из своих слуг. Верблюд встал, покачиваясь взад и вперед, казалось, еще немного, и он упадет. Руфь снова склонилась в поклоне, когда мужчина двинулся в голову каравана. Она уже почти дошла до деревьев, растущих на берегу реки, когда ее догнал один из слуг Ашир Бен Хадара и дал ей мешок и пузатый мех.

— Дары от моего хозяина, — проговорил слуга скрипучим голосом и умчался прочь.

Улыбаясь, Руфь опустилась на колени возле Ноемини.

— Попробуй, видишь, как Бог питает тех, кто любит Его.

Осторожно наклонив мех, Ноеминь сделала маленький глоток.

Ее глаза расширились от удивления.

— Свежее козье молоко!

Руфь рассмеялась и открыла мешок, показывая щедрый дар.

— Лепешки с изюмом, матушка. Хватит на несколько дней. С зерном, оставшимся у нас, мы продержимся до самого Вифлеема.

Они поели и теперь отдыхали, солнце медленно скользило над горами позади Иерихона.

— Недалеко от этого места Бог остановил воды Иордана, чтобы Иисус мог перевести через него свой народ, — сказала Ноеминь, спокойная и умиротворенная.

— Моя мать рассказывала, что Моисей поднялся на гору Нево, на вершину Фасги, и умер там, народ оплакивал его тридцать дней. Иисус исполнился Духа Божия и повел народ вон туда, — сказала она, указывая направление, куда они пошли, — в Ситтим. Там они ждали, когда Бог скажет им, что делать дальше. Иисус привел народ на берег Иордана. Господь остановил воды, и люди перешли реку по сухому дну. Моя мать и отец были среди тех, кто пришел в тот день в Ханаан. Они поставили стан в Галгале и там отпраздновали Пасху.

Руфь стояла под сенью дерева и смотрела на дорогу, по которой, как говорила Ноеминь, шел израильский народ.

— А что там за камни?

— Камни? — Ноеминь поднялась. — Каждый, кто перешел Иордан, будет помнить о том, что Господь сделал для Своего народа. Это двенадцать камней: представитель каждого колена, происшедшего от нашего отца, Иакова принес по одному камню. Видишь вон ту рябь на воде? На том месте, где стояли священники с ковчегом завета, пока народ переходил реку, поставлено еще двенадцать камней.

Ноеминь встала позади Руфи, показывая назад на дорогу, по которой они пришли.

— Вон там жертвенник, поставленный сынами Рувима, Гада и половиной колена Манассии. Колена, живущие на этой стороне Иордана, чуть не начали войну из-за него.

— Почему?

— Колена на западном берегу Иордана думали, что это жертвенник для всесожжения и приношений иным богам. Но он был поставлен во свидетельство того, что колена Рувима, Гада и половина колена Манассии имеют «часть в Господе», этот памятник напоминает о том, что мы братья.

Ноеминь рассказывала истории, которые она слышала от отца и матери, пока не скрылось солнце и на небе не засверкали звезды. Руфь жадно слушала все, что говорила Ноеминь о годах, проведенных ее народом в пустыне, о том, какие великие дела творил Господь, чтобы спасти и научить Свой народ. Когда Ноеминь уснула, Руфь смотрела на небо, она чувствовала успокоение. Конечно, если Бог сохранил Свой мятежный народ в пустыне, то Он сохранит теперь и Ноеминь. Руфь верила: Господь благополучно приведет их в Вифлеем.

На следующий день они пришли в оазис и провели ночь под сенью его пальм. На фоне основания гор выделялся зубчатый силуэт Иерихона; некогда великий город ныне чернел грудами камней, населенных ящерицами и змеями. Однако неподалеку от него, возле родника, расположилось небольшое, но процветающее поселение. Его жители зарабатывали себе на жизнь тем, что прислуживали путешественникам, направляющимся по иерихонской дороге через горы в Иерусалим.

С тех пор как они ступили на иерихонскую дорогу, Руфь непрестанно молилась, зорко наблюдая за дорогой. Боже, защити нас. Сохрани нас и направляй стопы наши.

Караван нагнал женщин. Руфь поговорила с надсмотрщиком, и ей разрешили расположиться на ночь рядом с их станом. На следующее утро она не торопила Ноеминъ и подстраивалась под шаг свекрови, хотя караван уходил вперед, пока совсем не скрылся вдали.

— Господи, помоги нам преодолеть эти горы, — шептала она каждую ночь, прежде чем закрыть глаза.

С каждым днем дорога становилась круче и труднее, дни жарче, а запасы еды все меньше. Ноеминь устала, и Руфь взяла ее кладь. Когда свекровь отчаивалась, Руфь расспрашивала ее о Вифлееме, о ее детстве, надеясь таким образом возродить в ней прежнюю решимость достичь цели путешествия.

— Каждый день приближает нас к Вифлеему, матушка.

— И что ждет нас там? Никого из тех, кого я знала, уже не осталось в живых.

— Может, там есть друзья, о которых ты забыла.

— И которые забыли меня, — Ноеминь заплакала, как часто делала, когда была близка к полному истощению сил. — Нищета — вот что я смогу предложить тебе дома. В Вифлееме нет никого, кто принял бы нас.

Она закрыла руками лицо и всхлипнула.

— Оглянись назад, посмотри, сколько мы уже прошли, — сказала Руфь, тяжело дыша под поклажей.

— Посмотри, как далеко нам еще идти. Все вверх и вверх, все время вверх.

Руфь посмотрела вокруг. Подходящего для отдыха места не было. Им не оставалось ничего другого, кроме как идти дальше. Она готова была расплакаться вместе с Ноеминью. Ее спина болела от мешков, которые она несла целый день, в глаза попал песок, в горле пересохло. Руфь сжала в руках маленькую бутылочку, которую она носила на шее, повесив на веревочку. Сосуд был наполнен слезами, пролитыми ею по Махлону, — знак уважения и любви. Выпустив его из рук, она закрыла глаза.

— Господь видит нашу скорбь, матушка. Он знает наши нужды.

— Где же Он?

Руфь сжала губы, чтобы удержаться от крика отчаяния и разочарования. Она не могла позволить себе поддаться унынию. Если она сделает это, что тогда будет с ними?

— Руфь, я больше не могу идти. Слишком тяжело. Я не могу. Оставь меня здесь умирать. Я больше не вынесу. Я слишком устала!

Руфь переложила мешки на один бок и другой рукой обхватила Ноеминь, поддерживая ее.

— Ты должна идти. Еще немного. Мы найдем место для ночлега и будем отдыхать.

— Утром я буду такой же усталой. Я больна и вымотана.

— Мы дойдем, матушка.

— И что же будет, если мы дойдем? — сказала с горечью Ноеминь, ноги ее волочились, она буквально повисла на руке Руфи. — У меня нет земли. Нет дома. Нет ни мужа, ни сыновей. Что нас ждет?

Сдерживая слезы, Руфь ответила:

— Я не знаю, но что бы ни ожидало нас, Бог поможет нам.

В конце концов она больше ничего не могла сказать. У нее самой едва хватало сил идти вперед до тех пор, пока они не находили место для отдыха. О, пожалуйста, Боже, помоги нам.

Когда они прошли поворот дороги, Руфь увидела в скале большую расщелину.

— Еще несколько шагов, — повторяла она, уговаривая Ноеминь.

Расщелина оказалась достаточно широкой, чтобы укрыть обеих женщин на ночь.

Ноеминь со стоном опустилась на землю, прислонившись спиной к валуну. Руфь поморщилась, сбрасывая с плеч поклажу, и села рядом. Она пошевелила плечами, чтобы облегчить боль, сковавшую мышцы.

— Мы почти на вершине, — произнесла она, прижимаясь головой к холодному камню. — Завтра мы будем в Иерусалиме.

Ноеминь молчала. Она тяжело дышала, закрыв глаза, лицо ее от переутомления побледнело.

Руфь снова поднялась и развернула подстилку. Она разломила пополам лепешку с изюмом.

— Тебе станет лучше после того, как ты поешь.

Ноеминь взяла кусок лепешки и стала медленно жевать ее.

Руфь видела, что в глазах свекрови блестели слезы.

— Если Бог даст, то завтра мы будем в Вифлееме, — сказала Ноеминь, складывая руки на коленях. — Он совсем недалеко от Иерусалима.

Руфь улыбнулась и прикрыла ладонью руку Ноемини.

— Ты почти дома, матушка.

Ноеминь закрыла глаза, но слезы уже скатились по ее запыленным щекам. Руфь села поближе к ней и крепко обняла ее. Ноеминь склонила голову на плечо невестки и через минуту уже спала.

Господи, Господи… Руфь не знала, о чем еще молиться. Она слишком устала для того, чтобы думать, но не для того, чтобы испытывать страх. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты довел нас до этого места. Прошу Тебя, и теперь не оставляй нас.

Руфь знала, что настоящее испытание ее сил только начинается. С каждым днем Ноеминь все больше и больше зависела от нее. Руфь не возражала против этого, однако ее мучила тревога.

Что будет с ними, когда они придут в Вифлеем?