Остановившись на автомобиле перед домом Лиоты Рейнхарт, Корбан заметил припаркованную перед ним машину, на которой был изображен христианский символ в виде рыбы. И еще кое-что привлекло его внимание: недавно скошенная трава на лужайке, аккуратно и довольно коротко подстриженные кусты вдоль стены дома, отчего крыльцо приобрело более ухоженный вид, и снятые висячие горшки для цветов.

Когда он стал подниматься по ступенькам, то увидел старое тщательно вымытое кресло-качалку. Его сиденье еще не высохло, как и все крыльцо. Никакой паутины, никакого намека на пыль, лишь запах влаги и свежескошенной травы.

Неужели приходил еще один добровольный помощник? Он почувствовал легкое раздражение, оттого что кто-то вторгся на его территорию. Позвонив в дверь, стал ждать. После третьего звонка он забеспокоился, не стряслось ли чего дурного с миссис Рейнхардт. Почему она не отпирает дверь? Не услышав внутри ни звука, он подошел к окну рядом с входной дверью, но тут же вспомнил сердитые замечания хозяйки дома во время их первой встречи. Если ей не хочется открывать дверь, она не обязана ее открывать.

Он безропотно спустился с крыльца, недоумевая, что ему делать дальше. Открывая дверцу своей машины, он вдруг услышал чьи-то голоса за домом. Обойдя автомобиль со стороны капота, Корбан снова широкими шагами направился к дому по узкой дорожке.

— Миссис Рейнхардт? — позвал он, свернув за угол.

Она, в кримпленовом цветастом платье и белом жакете, стояла в небольшом внутреннем дворике, куда выходило заднее крыльцо дома. Рядом с ней он увидел девушку. Очень миловидную.

— Корбан, что вы здесь делаете? Сегодня же суббота.

— Просто решил заехать, — начал было оправдываться он, стараясь не смотреть на юное создание рядом с хозяйкой дома.

— Это моя внучка, Энн-Линн Гарднер. Энни, это Корбан Солсек. Он из благотворительной организации, которая присылает добровольцев, чтобы они помогали престарелым людям.

Ростом внучка была выше своей бабушки, ее спортивная фигурка была ладной и подтянутой. Длинные светлые волосы, небрежно схваченные эластичной резинкой, обшитой джинсовой тканью, отливали медью. На ней была белая футболка, выцветшие голубые джинсы и перепачканные землей тенниски. Девушка сняла садовую рукавицу, шагнула ему навстречу и протянула руку для приветствия.

— Приятно с вами познакомиться, Корбан.

Он заметил капельки пота на ее лбу и грязные разводы на щеках. Несмотря на растрепавшиеся волосы и несколько неопрятный внешний вид, она излучала такую внутреннюю чистоту и дружелюбие, что на его лице засияла улыбка.

— Взаимно, — промолвил он.

— Вы приехали как раз вовремя, — заметила Лиота, и в ее глазах вспыхнул лукавый огонек.

Это лаконичное замечание отрезвляюще подействовало на Корбана и вмиг вернуло ему привычную рассудительность. Он удивленно посмотрел на Лиоту.

— Осмелюсь спросить, для чего? — Она усмехнулась. — Мы как раз собирались подрезать садовые деревья, которые примыкают к внутреннему дворику. Конечно, время года для этого не самое подходящее, но уж очень плачевно их состояние. И вы именно тот мужчина, который может справиться с такой работой.

— Мне кажется, я тут единственный мужчина.

— Не стоит напрашиваться на комплимент.

Он рассмеялся. Лиота выглядела гораздо лучше, чем во время их первой встречи. Видимо, свежий воздух благотворно действовал на нее.

— Мы решили возродить сад, — добавила Энни и улыбнулась.

Во что он ввязывается?

— Я ничего не смыслю в садоводстве.

— Я тоже. — Энни с откровенным восторгом произнесла эти слова. Она снова надела садовую рукавицу. — Но мы на пороге великих свершений. Бабушка вкладывает в это благородное дело ум, а мы — физическую силу.

— К Корбану это не относится, Энни. — Лиота посмотрела ему в глаза и улыбнулась. — Он учится на последнем курсе университета, и ты знаешь, какими умными считают себя все студенты.

В то время как Энни весело смеялась над шуткой, Корбан сверкал глазами в сторону Лиоты, как будто давая ей понять, что он недоволен.

— Полагаю, — заключил он, — мне не очень повредит, если я разочек испачкаю руки.

— Хороший мальчик. Вызов принят. В небольшом сарайчике, что слева от калитки, лежат инструменты.

Разумеется, возня в саду не вызывала у него повышенного интереса, но он заметил, что сегодня Лиота Рейнхардт исключительно разговорчива. Может, причина в этом милом юном создании, что бодро топает впереди него по вымощенной булыжником дорожке. Как бы там ни было, он будет держать ухо востро и постарается запомнить все, что услышит.

— К задней стенке сарайчика приставлена лестница, — несся им вдогонку голос Лиоты, которая значительно отстала от Корбана и Энни. Она шла, растопырив руки, словно пытаясь удержать равновесие. — И пила должна висеть на стене справа от двери. И баночка латексной краски тоже там, и кисть.

Корбан никак не мог взять в толк, почему она заговорила о краске. Они ведь собирались подрезать ветви деревьев.

Лиота остановилась у сорванной с петель калитки.

— Осторожнее, в сарае могут быть пауки «черная вдова». Они любят темные уголки, — предупредила она.

— Хорошо, ба.

Внутренне содрогнувшись, Корбан чуть поотстал, надеясь, что девушка не рассчитывает на то, что он проявит чудеса храбрости и сразится с арахнидами. Но Энни даже не посмотрела в его сторону. Она подняла с земли ветку и, без малейшего колебания открыла дверь, стала продвигаться в глубь сарая. Она размахивала веткой, как бесстрашный воин шпагой при штурме врагов, и вскоре вынесла с пыльного сумрака сарайчика пилу, а затем и лестницу.

— Не топчитесь там без дела, Корбан, — заметила Лиота. — Возьмите у стены самодельный секатор. Еще баночку латексной краски и кисть. Все это лежит на полке.

— На что похож этот самый секатор? — Прежде чем нырнуть в пыльный, полный сумрачных теней сарайчик, он с опаской огляделся.

— На две привязанные друг к другу жерди. На конце одной из них закреплены садовые ножницы.

Пока он искал секатор, запутался в веревке, которая была привязана к нижней части жердей. Корбан быстро намотал веревку на руку, взял жерди и вынес их наружу, радуясь, что он вновь оказался на свету и что вроде ничто по нему не ползало.

Энни уже приставила лестницу к огромному дереву, растущему в центре обнесенного кирпичной стеной внутреннего дворика.

— Что это за дерево, ба?

— Абрикос. А то, что неподалеку от него, вишня. Следующее за ним — слива. — Она покачала головой. — Какой беспорядок…

Корбан не мог не согласиться с ней. Ветви деревьев торчали в разные стороны; подножия заросли сорняками, некоторые из них доходили ему до колен, хотя те, что росли дальше, казались еще выше. Самое грустное зрелище являла собой земля вокруг деревьев, покрытая плотным, накопившимся за семь лет слоем сморщенных и сгнивших фруктов. Повсюду торчала стихийно разросшаяся поросль.

— Ну вот, ба. Теперь все необходимое у нас под рукой. С чего начнем?

Энни стояла с пилой в руках так, словно она приготовилась к великим свершениям.

Лиота Рейнхардт осторожно пробралась к ним и, дотянувшись до одной из обвисших веток, отломила ее. Взглянув на сучок, который держала в руках, она осмотрела все дерево сверху донизу.

— Первое, что вы должны сделать, — это срезать все высохшие, сломанные и больные ветки. Вот эту и вон ту, — показала она — Начните с верхушки и спускайтесь к нижней части кроны. Срезайте ветки чуть выше точки их роста. — Она посмотрела на Корбана — Вы, молодой человек, манипулируйте этими двумя жердями и помогайте Энни. Одной ей не справиться.

— Эй, там, внизу, поосторожнее! — задорно крикнула Энни, бросив на землю первую ветку.

— И ты, пожалуйста, повнимательней, — попросила миссис Рейнхардт. — Ветки не должны загораживать друг дружку. Передайте ей баночку, Корбан. Энни, тебе следует замазывать каждый срез, чтобы туда не попало ни одно насекомое, и чтобы не вытекал древесный сок. Баночку открой перочинным ножиком, который я дала тебе.

Энни достала из заднего кармана ножик, сковырнула маленькую крышку и убрала ножик обратно. Корбан наблюдал, как она наносила краску на срезы. Потом она поставила баночку в развилку между ветвями и взяла пилу с прилаженной к лестнице подставки для инструментов.

— Секатором, Корбан, орудуйте секатором!

Пожилая дама напомнила ему генерала, командующего своей армией. Она стояла у калитки, как на командном пункте, и наблюдала за ходом сражения.

— Оставь эту, Энни. Срежь ту, что справа. Нам нужно разредить ветви дерева так, чтобы воздух беспрепятственно циркулировал между ними и каждый листик был на свету.

— Вот эту, ба?

— Да, да. Именно эту. Корбан, посмотрите, сможете ли вы добраться вон до той ветки? Тяните. Не бойтесь. Видите, как маленькая ветка трется о более крупную? Это может повредить им обеим. Наверное, кора в этом месте повреждена. Энни, смажь ее краской, чтобы не произошло отмирания. И там же, рядом, веточка, ее необходимо убрать. Ветер, должно быть, сломал ее. Видишь? Та, с пожухлыми листьями. Можешь подняться повыше, родная?

Энни рассмеялась:

— Еще бы!

Шагнув с лестницы на дерево и пристегнув пилу к поясу, она двигалась между ветвей легко и грациозно. На мгновение остановилась, взяла баночку и тоже повесила ее на пояс. Ее, казалось, вовсе не смущало, что краска могла попасть на джинсы. Корбан работал внизу и все время поглядывал на нее. Она раззадорилась, как ребенок на празднике.

— Внимание! — призывала Энни, как только очередная ветка отделялась от дерева.

Лиота командовала своими помощниками, и дерево обретало форму. Оно словно бы открывалось изнутри, и проникающий через зеленые листья свет обрамлял их золотистой каймой. Ветви больше не торчали беспорядочно в разные стороны, но, коротко обрезанные в нижней части кроны, становились все длиннее к усеченной вершине, контур которой напоминал винный бокал.

— Теперь готово, — заявила миссис Рейнхардт, вздохнув с облегчением. — Именно так дерево и должно выглядеть.

Чтобы посмотреть на творение своих рук, Энни спустилась с лестницы и подошла к калитке, где стояла ее бабушка, которая улыбалась, как довольный ребенок.

— Дерево в этом году принесет плоды, — изрекла миссис Рейнхардт. — Много плодов.

Корбан нахмурился:

— Смею предположить, что чем меньше вы оставили ветвей, тем меньше получите плодов.

— Подрезание ветвей стимулирует правильный рост. В какой-то степени эту истину можно отнести к людям.

Только он хотел поинтересоваться, что Лиота хотела этим сказать, как Энни опередила его:

— Что мы будем делать со срезанными ветками, ба? Жаль, что у нас нет дробильного станка. Я видела, как рабочие убирали ветки деревьев с улиц. Они закладывали обрубленные ветки в специальную машину, которая измельчала их в древесную труху, и этой трухой посыпали землю вокруг деревьев, и все это за считанные минуты.

— У нас есть кое-что получше дробильного станка. — Лиота Рейнхардт улыбнулась озорно, как заговорщица. — У нас есть Корбан. — Она посмотрела на него и повелительным жестом поманила к себе. — Сначала из больших веток наломайте маленькие, не длиннее двух футов. Потом я дам вам веревку, чтобы вы могли сделать из них небольшие вязанки, которые потом сложите у дверей черного хода.

В холода я буду за один раз сжигать по несколько вязанок.

— Бабушка, пока Корбан занимается этим, я начну подрезать ветви вишни, — предложила Энни, складывая лестницу.

Корбан едва сдерживал раздражение. Мисс Маленькая Трудяга и старая рабовладелица. Кем же, на их взгляд, является он? Членом отряда по охране окружающей природы? Переломив о колено большую сухую ветку, он отбросил ее в сторону, затем поднял с земли другую. Вообще-то, проще побыстрей сделать работу, чем отлынивать от нее.

Милашка Энн-Линн Гарднер уже восседала на лестнице, приставленной к стволу вишни. Корбан переломил еще одну ветку и бросил в кучу.

— Я так понимаю, вы с бабушкой очень близки? — Если он сумеет получить от девушки какую-нибудь информацию, день не будет потрачен впустую.

— Не настолько, как мне хотелось бы. — Она опустила пилу и внимательно посмотрела на него сверху вниз. Наша семья нечасто приезжала сюда, и во время наших коротких визитов мама отправляла меня во двор. Я практически не знаю свою бабушку, Корбан. — Она начала отпиливать сухую ветку. — Но я собираюсь наверстать упущенное.

Лиота искала моток бечевки в бельевом шкафчике, стоявшем на заднем крыльце. Как же она устала, прямо-таки выдохлась. Всего-то постояла у калитки, а силы уже иссякли. Солнце не только согревало ее, но и лишало и без того небольшого запаса энергии. Слишком много месяцев провела она в доме при искусственном освещении — и в этом причина. Кожа ее приобрела мраморную, как у коченеющего трупа, бледность. Ну, нет, теперь она больше не будет жить взаперти!

Лиота сняла с гвоздя на стене свою шляпу, провисевшую здесь без дела целых два года, и снова вышла во двор. Ноги ее как будто налились свинцом, пока она одолела четыре кирпичные ступеньки и остановилась на вымощенной булыжником дорожке, уводившей к гаражной пристройке, которую Бернард сделал для своих родителей.

На какое бы дерево Лиота ни бросила взгляд, каждое требовало ухода: подрезания, или прореживания, или подвязывания веточек, или удаления больных сучков. Работы — непочатый край. Для нее трудиться в саду всегда было любимым делом. А для Энни? Бедолага Корбан ходит мрачнее тучи. Насчет его согласия помогать у Лиоты не возникло никаких иллюзий: ему нужна информация, и, возможно, прямо сейчас он выуживает ее у Энни. Не сказать, чтобы Энни могла поведать ему о многом. Милое дитя даже не поймет, что у нее берут интервью. Ей просто не придет в голову, что кто-то захочет использовать ее.

С другой стороны, возможно, она несправедлива к Корбану. Не его вина в том, что у него много знаний и мало здравого смысла. Образованию, как идолу, поклонялись как раньше, так и теперь. К тому же у этого молодого человека не было такого жизненного опыта, каким обладала она. Порой набитые шишки и синяки научат большему, чем лучшие университеты на земле.

Ты, Господи, не только проясняешь разум, но и просветляешь сердце. Иногда, правда, становится слишком трудно жить, но лучше ходить в свете истины, чем жить во мраке лжи.

Она слегка запыхалась, пока, наконец, добралась до калитки.

— А вы быстро работаете, — подбодрила она Корбана.

Он перевел взгляд с Энни на нее. Неожиданно Лиота споткнулась об один из булыжников дорожки и, чтобы сохранить равновесие, схватилась за деревянный столб.

— Все в порядке, миссис Рейнхардт? — забеспокоился Корбан.

О чем, интересно, он подумал? Что она полетит вверх тормашками и помрет у его ног и что почиет в бозе его курсовая работа?

— У меня все хорошо, только вот стара стала и неуклюжа.

— Я принесу вам садовую скамеечку.

— Умасливаете меня, да?

Он немного подумал и потом вдруг с ироничной улыбкой посмотрел на Лиоту:

— Вообще-то, гораздо легче говорить с вами, пока вы еще в сознании.

Лиота весело рассмеялась. С хорошими манерами у него туговато. Зато он отважен и горяч. Это ей по нраву.

— Итак, пока я была в доме, вы забросали, наверное, бедную девочку вопросами о ее бабушке, признавайтесь?

— Попытался.

По крайней мере, он учится говорить правду и старается вести себя не так заносчиво.

Энни, срезавшая еще две ветки, улыбнулась:

— Ты как тайна за семью печатями, ба.

— Полезно быть загадочной. Это вызывает острейший интерес. Если бы я сразу все рассказала о себе Корбану, он и не подумал бы вернуться сюда. Тогда мне пришлось бы обращаться в благотворительную организацию и просить, чтобы прислали другого добровольца.

Корбан вернулся со скамеечкой и водрузил ее на небольшую заросшую лужайку. Он явно был недоволен.

— Ну? Разве не так?

— Ты не должна дразнить его, ба. Я уверена, что он не забудет о тебе, даже если получит нужную информацию.

— Ты, должно быть, видишь в нем нечто такое, что я, признаюсь, не замечаю. — Корбан густо покраснел — то ли от ярости, то ли от смущения, она не знала. — Если я не права, скажите мне.

— Я думаю о том, что мне самое время уйти.

— О, перестаньте дуться. Перед тем как покинуть нас, перенесите-ка скамеечку вон туда, на солнышко. Оттуда мне будет сподручнее наблюдать за тем, как Энни подрезает вишневое дерево.

Корбан схватил скамеечку, протиснулся с ней в калитку и брякнул ее на землю. Затем он вернулся к Лиоте и подал ей руку, чтобы она могла на нее опереться.

— И мне даже не пришлось вас просить, ворковала старушка, опираясь на его руку и с улыбкой глядя на него снизу вверх, пока он вел ее по ухабистой садовой дорожке. — Такой хороший мальчик, понимает, что нужно пожилой женщине. — Лиота удобно устроилась на скамеечке. — Спасибо, дорогой.

— Пожалуйста, мэ-эм, — процедил он сквозь зубы.

Она вынула из кармана своего жакета моток бечевки и протянула ему.

— На случай, если вы передумаете покидать нас. — Когда он молча посмотрел на моток, она продолжила: — Это для длинных, фута в два, веток. Уже запамятовали?

— Я-то надеялся, что вы забудете.

Он взял протянутый ему моток и вернулся к дереву, которое было подрезано первым.

Лиота проводила его теплым взглядом. Ну, что ж, держится он скованно и ведет себя своекорыстно, зато целеустремленности ему не занимать. Она с наслаждением подставила лицо солнечным лучам.

— А вы знаете, что абрикосовое дерево может жить до ста лет?

— А сколько лет этому саду, ба?

— Шестьдесят пять или около того. Деревья начинали плодоносить, когда в 1939 году я переехала сюда к маме и папе Рейнхардт. В 1942 году я посадила две вишни. Одна из них погибла. Я так и не поняла почему. Еще вечером деревце шелестело листвой, а на следующее утро листья вдруг пожухли и скукожились. Я подумала, что саженец погиб из-за тли, и не мешкая срубила его и сожгла, чтобы болезнь не перекинулась на второе. После долгих трудов и прочитанных молитв я посадила на том клочке земли сливу.

— Не чересчур ли много треволнений из-за одного деревца? — Корбан отбросил одну вязанку в сторону и принялся собирать следующую.

— Шел 1944 год. Время было тяжелое. После гибели деревца я стала сильнее тревожиться о моем муже, который воевал в Европе.

Корбан прервал работу и хмуро посмотрел на Лиоту:

— Не понимаю. Какое отношение имеет засохшее дерево к вашему супругу и войне в Европе?

— Никакого, полагаю, кроме того, что посаженные мной деревья я называла «садом победы». Мне было трудно верить и надеяться на лучшее, когда в нем за одну ночь погибло дерево.

— А-а, — протянул сконфуженно Корбан и вежливо улыбнулся, однако по выражению его лица, которое было красноречивее любых слов, она поняла, что он принял ее за сумасшедшую. — Ваш муж вернулся с войны?

— Да.

Корбан смотрел на нее, ожидая продолжения рассказа Она тоже взглянула на него и улыбнулась. Может, еще подождать? Он ведь не оценит того, что она расскажет ему. По крайней мере, не сейчас.

— А каким был мой дедушка? — спросила Энни. Она выпутала из ветвей срезанный сучок и бросила его на землю но, не стала спускаться с лестницы.

— Твоя мать рассказывала тебе что-нибудь о нем?

— Ничего особенного, — не сразу ответила Энни и через мгновение снова принялась за работу.

Бедняжка Эйлинора. Так много злости, так много стыда. И все потому, что была настолько слепа и упряма, что не желала смотреть правде в глаза.

Господи, иногда мне хочется так встряхнуть эту девчонку, чтобы рухнули, наконец, стены, возведенные вокруг ее сердца. Думаю, что Ты, Господи, точно знаешь, что я чувствую.

— Он был хорошим человеком, Энни. — с уверенностью сказала Лиота. — Сердце у него было чуткое. Он очень сильно переживал из-за многих вещей. И… почти всегда молчал.

Бернард не всегда был таким потерянным, поникшим. Было время, когда он, как средневековый рыцарь на скакуне, готов был ринуться в любой бой. Разве не он молниеносным штурмом взял ее цитадель и завоевал ее сердце? Она согласилась выйти за него после четырех свиданий, а объявление о свадьбе настолько потрясло его родителей, что они, собственно, так и не сумели оправиться от этого потрясения. Отец Бернарда, возможно, и преодолел себя, но мать не принимала невестку почти до самой своей смерти. К тому времени прошло слишком много лет, и вред, годами наносимый ее неприятием, невозможно было исправить.

Первые три года ее жизни с Бернардом были наполнены счастьем. Потом японцы разбомбили Перл-Харбор, и все в их жизни перевернулось с ног на голову. Бернард сразу вступил в армию, не дожидаясь, пока его призовут. Она тогда поняла и внутренне приняла его доводы в пользу такого решения, но это нисколько не помогло ей избавиться от страха, который точил ее все то время, пока он воевал. Любила она его так сильно, что, казалось, умрет без него. Это уже потом, значительно позднее, она пришла к пониманию, что в мире есть вещи пострашнее смерти.

Бернард Готтлиб Рейнхардт ушел на войну молодым человеком, который гордился тем, что ощущал себя истинным американцем, готовым пожертвовать собой во имя победы над Гитлером. Его родители тоже страстно мечтали об уничтожении фашистского режима, поскольку знали, что творил этот диктатор в Европе. Они неистово молились за своих оставшихся в Германии родственников и внутренне содрогались от разного рода предположений, что может с ними случиться. То, о чем они узнали, оказалось слишком страшным, раздирающим душу. Почему другие не смогли заблаговременно понять, что происходило, и покинуть Германию, пока не стало слишком поздно. Они могли приехать в Америку — страну свободы и благоприятных возможностей.

Свободы и благоприятных возможностей…

Возможности эти сразу стали ограниченными для людей, говорящих с немецким акцентом. Недоверие к ним царило среди американцев.

Бедный Бернард взял на себя слишком большую ответственность. Он ушел на войну не просто чтобы сражаться, но чтобы разыскать двух своих дядюшек с их семьями и разузнать, что произошло с ними. Если, конечно, сумел бы их найти.

И, так как на то была воля Божья, он нашел их.

Бернард Готтлиб Рейнхардт вернулся домой уже не тем человеком, который с чувством гордости отправлялся на войну, а чужестранцем, сломленным, страдающим и мучающимся от невыносимой тоски, и ничто не могло вытащить его из пучины беспросветного отчаяния, в которую он погрузился. Даже алкоголь не мог притупить острую боль, с которой он прожил остаток своих дней.

Корбан что-то сказал Лиоте, и она смущенно посмотрела на него, с трудом оторвавшись от своих воспоминаний, в которых увязала как в трясине.

— Ваш муж, миссис Рейнхардт. Как он зарабатывал на жизнь?

— О, он многое умел. Сначала красил дома. Затем научился мастерству сухой кладки, после чего его взял на работу кровельщик. Можно сказать, Бернард перепробовал так много разных занятий, что стал мастером на все руки. Вам следует заглянуть в помещение под гаражным навесом. Когда мой муж перестраивал его для своих родителей, он все делал сам, даже водопровод.

Лиота посчитала ненужным рассказывать о том, что Бернард не задерживался больше года на одном месте. Всегда что-нибудь происходило: начинались душевные муки, вспыхивала ссора, не устраивала оплата, попадал под сокращение в связи со снижением производства или просто сам увольнялся.

— Через какое-то время его начали приглашать для выполнения разовых заказов. Немного того, чуток этого. За что бы он ни брался, он все делал на совесть.

Энни внимательно посмотрела на бабушку с лестницы. Когда она улыбнулась, Лиота заметила в выражении ее лица нечто такое, отчего ей неудержимо захотелось плакать. Возможно, Эйлинора сказала больше того, в чем Энни могла признаться.

— Имея такую работу, невозможно накопить денег на достойную старость, — заметил Корбан.

Лиота поджала губы. Выходит, по его мнению, Бернард оставил ее без каких-либо средств к существованию. Да, именно так и было, но она не любила заострять на этом внимание.

— Деньги не единственное, что есть в этой жизни, молодой человек.

В ее планы вовсе не входило распространяться по поводу финансовой несостоятельности Бернарда как отца или как мужа. Он сделал все, что было в его силах.

— Я ничего не имею против вашего мужа, миссис Рейнхардт.

Глупый мальчишка все еще одержим своим проектом, собирает факты, делает предположения. Все неправильные.

— Дело в том, что мы никогда не разговаривали на эту тему. — вспылила Лиота. — Время было другое. Большинство людей нашего поколения работали до шестидесяти пяти и семидесяти лет или пока могли стоять на ногах. Некоторых выбрасывали на улицу за месяц до того, как они должны были получить пенсионное пособие. Бернард умер в 1970 году. И не спрашивайте меня, отчего он умер. Вскрытия я не требовала.

Корбан вздрогнул, и Лиота опустила глаза, глубоко сожалея о том, что была слишком резкой. Потом она вздохнула и снова посмотрела на него.

— Есть вещи, которые вы никогда не сможете понять, Корбан, а у меня нет сил объяснять их.

Он нахмурился, всматриваясь в ее лицо. Впервые она заметила его сочувствующий взгляд, и ее губы тронула едва заметная улыбка.

— Все это оказалось не так просто, как вы предполагали, да? Ну, я по поводу вашего проекта.

— Нет, не просто.

— Что с тобой? — спросила Рут, как только Корбан вошел в квартиру.

— Занимался физическим трудом, — недружелюбно ответил он и рухнул на старенький диван. Он был обессилен, перепачкан грязью и страшно раздражен. Оглядевшись, немного успокоился. Ведь он ожидал, что вернется в полный кавардак, но Рут, видимо, не сидела сложа руки. Ковер вычищен, диванные подушки взбиты, кофейный столик сиял чистотой, на этот раз на нем не было столь привычного после женских сборищ мусора. — Что случилось? Вы отменили встречу?

— Нет, — несколько раздраженно объяснила она. — Я только что сделала уборку. Все ушли час назад. Где ты был, Кори?

— У миссис Рейнхардт, помогал ее внучке подрезать фруктовые деревья.

— Внучке?

Корбан услышал в ее голосе раздражение. Ревность? Приятно осознавать, что им дорожат.

— Ее зовут Энни. Ей примерно восемнадцать лет, она учится в художественной школе в Сан-Франциско.

Рут, опершись на одну ногу, прислонилась к косяку кухонной двери.

— Она симпатичная? — спросила она, загадочно улыбнувшись.

— Очень. Изящная. Длинные светлые волосы.

— Крашеные?

— Провокационный вопрос.

Она рассмеялась:

— Ладно, забудь. Художники из Сити считают себя великими, а на самом деле яйца выеденного не стоят. Такого добра навалом. Полный отстой.

— Ты весьма учтива, если учесть, что только что провела несколько часов со своими оголтелыми подружками.

Рут сверкнула глазами и, оттолкнувшись от дверного косяка, ушла на кухню.

— Обедать будешь? Я приготовила тунца и сварила вермишель.

— Я уже поел у миссис Рейнхардт. Свиные отбивные за 3,59 доллара за фунт.

Корбан улыбнулся. Миссис Рейнхардт побеспокоилась о том, чтобы он обязательно узнал, во сколько ей обошлось угощение.

— Чему ты улыбаешься? — Рут снова появилась в дверях, на сей раз с кухонным полотенцем на плече. — Мне кажется, она обыкновенная старая склочница.

— Да, так оно и есть, — согласился Корбан, вытягиваясь на диване. — У нее дурной характер. Вечно вставляет шпильки, рычит на меня. Гоняет повсюду, как будто я ее личный слуга. Не проявляет ни грамма уважения к моей личности.

— Она знает, что ты учишься в университете?

— Знает и в этом видит лишний повод для подтрунивания надо мной.

— Почему?

Он вскочил с дивана и в запальчивости взъерошил себе волосы.

— А ты сама не догадываешься? Она знает, что я пишу с нее социологический портрет для своей курсовой работы.

— Ты уже сказал ей об этом?

— Она не оставила мне выбора и прямо-таки приперла к стенке во время моего последнего к ней визита. Либо я выложил бы ей все начистоту, либо она, открыв дверь, вышвырнула бы меня из дому. Образно говоря, разумеется.

— Ты успел узнать у нее все, что тебе нужно?

— Собирал по крупицам, по обрывкам фраз. Она скупа на факты и обращается со мной как дрессировщик с собакой. Корбан, сидеть. Корбан, взять.

Он вспомнил о целой дюжине аккуратно сложенных на заднем крыльце вязанок срезанных веток. Сколько информации ему удалось собрать сегодня? Всякий раз, когда он узнавал чуть больше об этой даме преклонного возраста, у него появлялось еще больше вопросов.

Лиота Рейнхардт вовсе не была такой простушкой, какой казалась на первый взгляд.

— Тогда отвяжись от нее, Кори. Просто сходи в один из центров досуга для пожилых людей и проведи опрос среди них. Или отправляйся в какой-нибудь дом для престарелых и поспрашивай там. Только ради всего святого, не делай из мухи слона. На одной старушке свет клином не сошелся.

Ей легко говорить.

— Я уже так далеко зашел с миссис Рейнхардт, что вовсе не собираюсь сейчас отступать. — Сегодня она рассказывала о вещах, которые его заинтересовали. Хотя разговаривать с ней все равно, что из отдельных нитей ткать гобелен, тогда как ему нужно сразу целое полотно. — Сегодня эта женщина была несколько другой. Я увидел в ней такие стороны характера, о которых раньше даже не подозревал.

— Например?

— У нее хорошее чувство юмора. Она может наговорить кучу комплиментов и тут же приструнить тебя.

— Очень мило. И эти стороны ее характера помогут тебе дописать курсовую работу?

Они оба знали, что не это ее волновало. Корбан включил компьютер и принялся за работу.

— Мне нужно сделать кое-какие записи, пока информация свежа в памяти.

Подвигал мышкой, открыл папку с текстами. Он знал, что Рут стоит в дверях, и спиной чувствовал ее взгляд. Обстановка накалялась, напряжение, казалось, висело в воздухе.

— Почему бы нам не развлечься завтра, Кори? Сходим в кино или прокатимся на пароме на остров Эйнджел. Или что-нибудь в этом роде. Последнее время меня тревожит один вопрос. Не кажется ли тебе, что мы живем по привычке, словно едем по накатанной колее?

Да, все верно, так они и живут. Причем эту колею она и проложила, Смешно, что она заметила это только сейчас. Может быть, почувствовала себя не такой уж уверенной в нем и в своем положении? Ну и пусть.

— Поживем — увидим.

Открыв файл, он начал печатать.

Внучка Р. приходила сегодня в гости к своей бабушке. Заметил перемену в настроении. Весела. Сосредоточенна. Хорошее чувство юмора. Много шуток в мой адрес. Говорила больше, чем обычно. Рассказала немного о своем муже.

Поискать информацию о Бернарде Рейнхардте.

Энни призналась, что о своей бабушке знает немного. Родственники навещают ее нечасто.

— Может, я поеду без тебя? — никак не успокаивалась Рут.

Корбан услышал скрытую в ее вопросе угрозу.

«Не будет тебя, я найду кого-нибудь посимпатичнее, дружочек».

— Делай, что хочешь, Рут, — теряя самообладание, сказал он. — Только будь осторожна.

Он решил, что остальное она додумает сама.

Не надейся, что я буду всегда плясать под твою дудку. Очарование твое блекнет, вернее, сила его ослабевает.

В ее глазах вспыхнули недобрые огоньки, затем она как будто ожесточилась.

— Приятно знать, что ты печешься о моей безопасности.

Повернулась к нему спиной и ушла на кухню.

Корбан снова вернулся к мыслям о Лиоте. На кухне хлопнула дверца шкафчика.

Что стало причиной семейной размолвки?

Узнать поближе Энн-Линн Гарднер.

Разве Энни не говорила, что переночует у своей бабушки? Может ему поехать туда завтра и узнать номер ее телефона?