Не прошло и дня, как люди снова начали ворчать. Аарон ловил сердитые взгляды и видел возмущенные лица. Как только он приближался, разговоры тут же замолкали. Люди не доверяли ему. Он все-таки брат Моисея и тоже принимал решение, чтобы им вернуться на прежнее место, откуда они начали свой путь. Назад к трудностям. Назад, к страху и отчаянию. Господь повелел идти обратно из-за их неповиновения, но сейчас люди искали козла отпущения.

Они продолжали противиться Господу, и Аарон чувствовал, как гора их грехов ложится на его плечи. Переборов страх, он ходил среди народа и пытался выполнять неблагодарные обязанности, возложенные на него Господом ради них.

Вернулись те, кто отправился завоевывать Ханаан. Большинство из них было убито. Оставшиеся в живых бежали до самой Хормы.

— Те десять говорили правду! Этот народ слишком силен для нас!

Аарон знал, что будет беда, и не знал, как расположить сердца людей к Господу. Если бы они только смогли понять, что несчастья на них навлекало только их упрямое нежелание верить Его словам.

Теперь весь народ возвращался из-за своих грехов, но через Моисея Господь по-прежнему протягивал им Свою руку. Когда Аарон садился рядом с братом и слушал слова Господа, они текли через него, такие ясные, наполненные значением и любовью. Каждое слово было сказано с определенной целью. Каждый закон должен был защищать, поддерживать, укреплять, вести и призывать надеяться на Господа.

Жертвы также имели свою цель, помогая выстраивать отношения с Богом. Жертвы всесожжений были платой за грехи, свидетельствовали о посвящении Господу. Хлебные приношения воздавали дань уважения и почтения Господу как обеспечителю. Мирные жертвы приносились в благодарность за мир с Господом и общение с Ним. Жертвы за грех были платой за прегрешения по неведению и восстанавливали виновного в прежнем общении с Богом, а жертвы повинности были платой за грех против Господа и людей и давали компенсацию нанесенного ущерба.

Каждый праздник указывал на то, какую роль Господь играет в жизни народа. Пасха напоминала о выходе из Египта. Семидневный праздник опресноков — о том, что рабство осталось позади и началась новая жизнь. В Праздник первых плодов израильтяне выражали свою благодарность Богу за его обеспечение и заботу, — нужно было праздновать Пятидесятницу по окончании жатвы ячменя и в начале жатвы пшеницы. Праздник труб — это день радости и благодарности Богу и начала нового года с Господом всей земли. День искупления избавлял весь народ от греха, восстанавливал их отношения с Богом. Семидневный Праздник кущей должен был напомнить будущим поколениям о Божьей защите и водительстве во время странствования народа по пустыне и наставить их верить Господу.

Иногда Аарон отчаивался. Столько же всего нужно запомнить! Так много правил. Столько праздников. Каждым днем руководил Господь. Аарон радовался этому, но в то же время боялся, что снова допустит ошибку, как уже было трижды. И он, конечно, никогда не сможет забыть литого тельца, смерть своих сыновей и проказу Мариам.

«Я слаб, Господь. Сделай меня сильным в вере, таким, как Моисей. Дай мне уши, чтобы слышать и глаза, чтобы видеть Твою волю. Ты сделал меня первосвященником этого народа. Дай мне мудрость и силу угождать Тебе».

Он слишком хорошо знал, каким будет путь веры. Он станет свидетелем чуда и последует за Богом в смиренной печали и покаянии. Временами будет казаться, что Господа нет рядом, и придут сомнения. Народ начнет роптать. Среди людей восстанет неверие. Кажется, вера становится сильной, когда совпадает с желаниями людей, но быстро исчезает под давлением трудностей. Хотя Божественное присутствие шло с ними в виде облака днем и огненного столпа ночью, обещая провести через поражение к победе, люди злились, потому что все было не так быстро, как им хотелось.

Слышал ли хоть один народ когда-нибудь голос Бога, говорящего из пламени огня, как слышали они и остались живы? Разве какой-нибудь другой бог когда-нибудь выбирал себе один народ, спасая их с помощью испытаний, чудес, знамений, войн, удивительной силы и устрашающих дел? Но именно это делал Господь у них на глазах!

А они все равно жаловались!

Чтобы изменить сердца этих людей, понадобится большее чудо, чем казни египетские и разделение вод Красного моря. Не какое-то чудо извне, как падающая с небес манна или вода из камня, а что-то изнутри.

«О, Господи, Ты написал Закон на каменных скрижалях, и Моисей записал слова Твои на свитках. Будет ли это когда-нибудь записано в наших сердцах, чтобы мы не грешили против Тебя? Измени меня, Господи. Измени меня, потому что я слишком вспыльчивый, усталый, все вокруг меня раздражает: и люди, и обстоятельства. Я ненавижу песок и жажду, и эту боль от пустоты внутри, потому что Ты кажешься таким далеким».

Аарона страшили не предстоящие войны, а странствование по пустыне — одно и то же изо дня в день. Каждый день несет свои проблемы. Каждый день несет скуку и пустоту однообразия.

«Мы уже проходили это, Господь. Удастся ли нам когда-нибудь сделать все правильно?»

* * *

Аарон сидел в шатре Моисея, отдыхая и наслаждаясь его обществом. Сегодня не будет никакой работы. Ни зачитывания свитков, ни изучения наставлений. Не нужно никуда идти. Собирать манну. Шесть дней Аарон ждал одного единственного дня покоя.

Но в стане было неспокойно. Он услышал, как выкрикивают его имя.

— Что на этот раз? — поднимаясь, проворчал он. Сегодня Шаббат. Все должны отдыхать. Могли бы люди оставить их с Моисеем в покое хоть на один день в неделю?

Моисей встал вместе с ним. Его лицо было напряжено, губы сжаты.

Выйдя из шатра, они увидели собравшийся народ. Двое мужчин крепко держали третьего.

— Я не сделал ничего плохого! — пленник попытался вырваться, но не смог.

— Мы видели, как он собирал дрова.

— А как, по-вашему, я могу развести костер, чтобы готовить еду? Как я могу накормить семью без дров?

— Вчера надо было собирать!

— Но вчера мы шли весь день! Помните?

— Сегодня Шаббат! Господь сказал не работать в Шаббат!

— Я не работал. Я собирал.

Аарон хорошо знал, что закон строг, но ему не хотелось выносить приговор этому человеку. Он посмотрел на Моисея, надеясь, что у того будет готовый и справедливый ответ, вдобавок еще и милосердный. Глаза брата были закрыты, лицо сурово. Ссутулившись, он взглянул на пойманного мужчину.

— Господь говорит, что этот человек должен умереть. Все общество должно забить его камнями за станом.

Мужчина попытался вырваться.

— Откуда ты знаешь, что говорит Господь? Бог что, говорит с тобой, когда никто из нас Его не слышит? — он посмотрел на державших его мужчин. — Я не сделал ничего плохого! Неужели вы будете слушать этого старика? Да он прикончит всех вас до единого!

Аарон стоял рядом с Моисеем. Он не пытался оспаривать слова Господа. Он знал десять заповедей. «Наблюдай день субботний, чтобы свято хранить его, как заповедал тебе Господь, Бог твой; шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему. Не делай в этот день никакого дела…»

Людей подходило все больше и больше.

— Братья, помогите мне! Мама, не дай им так поступить со мной! Я не сделал ничего плохого, говорю вам!

Моисей поднял камень. Аарон наклонился и тоже взял камень. Ему было нехорошо. Он знал, что совершил более страшные грехи, чем этот человек.

— Бросайте! — скомандовал Моисей. Нарушитель попытался защититься от камней, но они летели со всех сторон и наносили тяжелые удары. Один камень задел голову, другой попал прямо между глаз. Мужчина упал на колени и закричал, моля о прощении, по лицу текла кровь. Следующий камень заставил его затихнуть. Он упал лицом в песок и лежал неподвижно.

Люди окружили его. С криками и слезами, они забрасывали виновного камнями. Его неповиновение привело их сюда, его грех, его упорство делать то, что он хочет и где хочет. Если бы кто-то отказался, то стал бы его сторонником, тем, кто хочет делать то, что считает нужным, несмотря на повеления Господа. Поэтому, каждый должен участвовать в судилище. Каждый должен знать цену греха.

Мужчина был мертв, а камни все летели, по одному от каждого члена общества — мужчины, женщины, ребенка, пока тело не скрылось под большой грудой камней.

Моисей тяжело вздохнул.

— Мы должны встать на возвышении.

Аарон знал, что Господь дал брату слова для народа. Он встал рядом с ним перед собранием. Подняв руки, Аарон крикнул:

— Придите, все! Слушайте Слово Господа. — Он немного отступил. Народ стал подходить. Молча, с унылыми лицами, они выстраивались перед Моисеем. Дети плакали и жались к матерям. Мужчины казались менее самоуверенными. Господь не будет мириться с грехом. И так легко лишиться жизни.

Моисей стоял перед собранием, протянув вперед руки.

— Вот, что говорит Господь: «Из рода в род вы должны будете делать кисточки по краям своих одежд и продевать синий шнур в кисточки по углам хитона. Кисточки будут напоминать вам заповеди Господа и то, что вы должны подчиняться Его повелениям, а не следовать своим желаниям и не ходить своими путями, как вы часто делаете. Кисточки помогут вам запомнить, что вы должны подчиняться всем Моим заповедям и быть святыми перед Богом. Я Господь, Бог ваш, который вывел вас из земли Египетской, чтобы Я мог быть вашим Богом. Я Господь, Бог ваш!»

Опустив головы, люди медленно расходились.

Лицо Моисея было хмурым, в глазах застыл гнев и слезы. Аарон попытался найти слова утешения:

— Люди слышат Слово, Моисей. Они просто еще не понимают его.

Моисей покачал головой.

— Нет, Аарон. Они понимают — и все равно отвергают Бога, — он закрыл глаза. — Разве мы не зовемся Израиль? Мы народ, который борется с Богом!

— И все равно Он выбрал нас.

— Не гордись этим, брат мой. Господь мог бы превратить в людей вот эти камни и, я думаю, с ними Ему было бы проще. Наши сердца тверды, как камень, мы упрямее ослов. Нет, Аарон. Бог избрал народ угнетаемый, слабый из слабых, чтобы показать другим народам, что Он есть Бог всемогущий. Мы живем Им и благодаря Ему. Он взял обыкновенных рабов и сделал свободным народом, живущим под Его покровом, чтобы другие народы узнали, что Он Господь. А когда они узнают, то смогут сделать свой выбор.

«Какой выбор?»

— Ты хочешь сказать, что Он не только наш Бог?

— Господь единственный Бог. Разве Он не доказал тебе это в Египте?

— Да, но… — означает ли это, что любой может прийти к Нему и стать частью Израиля?

— Аарон, все кто перешел с нами через Красное море, стали частью нашего народа. И Господь сказал, что у нас должны быть одинаковые правила для израильтян и для чужестранцев. Один Бог. Один завет. Один закон для всех.

— Но я думал, что Он собирался только нас вызволить из Египта и дать нам нашу землю. Это все, чего мы хотим, — место, где мы сможем работать и жить в мире.

— Да, Аарон, но земля, обещанная нам Богом, лежит на пересечении главных торговых путей. Она окружена могущественными народами, в ней живут люди, которые гораздо сильнее нас. Как ты думаешь, почему Бог дает ее нам?

От этого вопроса на сердце Аарона не стало легче.

— Чтобы они смотрели на нас.

— Чтобы они видели на нас дела Господа.

И тогда сказать, что Бог не является Богом, все равно, что отрицать силу, сотворившую небо и землю.

* * *

Каждый день казался хуже предыдущего. В один из таких дней Аарон и Моисей оказались перед большой разъяренной толпой, собранной Кореем, их родственником. Для большей уверенности Корей привел своих сторонников — Дафана и Авирона, глав племени Рувима. С ними пришли еще двести пятьдесят других начальников племен. Это были хорошо знакомые Аарону люди — те самые, которых назначили помогать Моисею нести бремя вождя. А теперь они захотели больше власти.

— Ты зашел слишком далеко! — Корей стоял впереди своих сторонников, говоря за всех. — Каждый в Израиле был избран Господом, и Он с каждым из нас. Какое ты имеешь право вести себя так, будто ты выше всех этих людей Божьих?

Моисей лег перед ними на землю лицом вниз, Аарон последовал его примеру. Он знал, чего они хотели, и чувствовал себя беспомощным перед ними. Но больше всего его пугало то, что может сделать Господь, увидев этот бунт. Аарон не собирался защищаться, зная, как слаба его вера и как многочисленны его грехи.

Корей крикнул остальным:

— Моисей вознесся над нами, как царь, а своего брата сделал своим первосвященником! Разве так должно быть?

— Нет! — Моисей поднялся из пыли, его глаза сверкали. — Завтра утром Господь покажет нам, кто принадлежит Ему и кто свят. И тем, кого Он избрал, Господь позволит войти в Его святое присутствие. Ты, Корей, и все твои сторонники должны сделать вот что: завтра возьмите кадильницы и воскурите в них фимиам перед Господом. Тогда мы увидим, кого выберет Господь как Своих святых. Это вы, левиты, слишком далеко зашли!

Корей заносчиво вскинул голову.

— Почему мы должны делать то, что ты говоришь?

— А теперь послушайте вы, левиты! Вам кажется, что мало быть избранными Богом из всего народа израильского, чтобы быть близко к Господу, служить в Его скинии и стоять перед народом? Только вам Он дал это особое служение, вам и вашим братьям-левитам. А теперь вы требуете еще и священства! Это Господь — Тот, против кого вы восстаете! И кто такой Аарон, что вы ропщете на него?

«Кто я такой, чтобы быть первосвященником?» — размышлял Аарон. Каждая его попытка руководить заканчивалась бедствием. Не удивительно, что они не доверяли ему. Почему они должны доверять?

«Господь, Господь, пусть будет Твоя воля».

— Пусть Дафан и Авирон выйдут вперед, чтобы я мог поговорить с ними.

— Мы не пойдем! Разве мало того, что ты увел нас из Египта, из страны, где текло молоко и мед, и решил погубить здесь, в пустыне? А сейчас ты обращаешься с нами как с вещами? К тому же ты не привел нас в землю, где течет молоко и мед, и не дал нам поля и виноградники. Ты что, пытаешься нас обмануть? Мы не пойдем!

Моисей вознес руки к небу и закричал к Господу:

— Не принимай их жертвы! Я даже осла не брал от них и никогда никого из них не обижал.

— И не дал нам того, что обещал!

— Это не принадлежит мне, чтобы давать!

Корей плюнул в песок под ноги Аарону.

Моисея затрясло от гнева.

— Приходи сюда завтра и представь себя Господу со всеми своими союзниками. Аарон тоже будет здесь. И позаботься, чтобы каждый из твоих людей принес фимиам и кадильницу. Ты представишь их Господу. Аарон тоже принесет свою кадильницу. И пусть Господь решает!

Сокрушенный и подавленный, Аарон готовился к завтрашнему дню. Неужели они забыли, что стало с Надавом и Авиудом? Неужели они думают, что смогут разжечь свой огонь, воскурить фимиам, и Божий гнев их не коснется? С этими тревожными мыслями он провел ночь без сна.

На следующее утро Аарон, взяв кадильницу, вышел из шатра. Он остановился у входа в скинию, встав рядом с Моисеем, вдыхая пряный аромат ладана.

Появился Корей, он шел с высоко поднятой головой. Сторонников у него прибавилось.

Воздух стал плотнее и теплее, Аарону казалось, он звенел от невидимой силы. Первосвященник посмотрел вверх и увидел, как поднялась слава Господня, Шекина, свет от нее расходился во всех направлениях. Аарон услышал, как ошеломленно вздохнули израильтяне, пришедшие посмотреть, кого же выберет Господь. Аарон понимал, что людьми движет разочарование, и они сосредоточили свой гнев на Божьем пророке и его помощнике. Они столпились позади Корея.

Аарон услышал Голос.

— ОТОЙДИТЕ ОТ ЭТИХ ЛЮДЕЙ, ЧТОБЫ Я МОГ ТОТЧАС ЖЕ ИХ УНИЧТОЖИТЬ!

Господь покончил с Надавом и Авиудом! Аарон с криком рухнул вниз лицом перед Господом, не желая видеть, как огонь уничтожит этот народ. Моисей упал рядом с ним и стал горячо, изо всех сил молиться:

— О, Господь, Бог и источник всей жизни, должен ли Ты гневаться на весь народ, когда согрешает только один?

Люди нервно переговаривались, поглядывая по сторонам и, поднимая глаза вверх, пятились назад.

Моисей медленно встал на ноги и закричал что есть силы:

— Отойдите от шатров Корея, Дафана и Авирона! — он раскинул руки и поспешил к людям. — Скорее! Отойдите от шатров этих нечестивых людей, не прикасайтесь ни к чему, что им принадлежит! Прикоснетесь, и умрете за их грехи!

— Не слушайте его! — кричал Корей. — Каждый, кто стоит с кадильницей, свят!

Аарон так и лежал, распростершись на земле. «Боже, прости их. Они не ведают, что творят!»

В них ничего не изменилось. Люди были такие же, как и всегда — жестокосердные, упрямые и непокорные. Фараон забывал ужасы казней египетских всякий раз, как только Господь избавлял от них. И этот народ забывал Божью доброту и обеспечение всякий раз, как только приходили трудности. Фараон не отступал от путей египетских, держась за свою гордыню, а эти люди ухватились за свое желание жить по собственным прихотям. Они жаждали вернуться в поработившую их страну со всеми ее идолами.

— Разве не Господь выбрал нас, чтобы мы были советниками и вели народ? — выкрикнул кто-то.

— Что сделал для вас этот старик? Мы воздадим честь Богу, если приведем вас в землю, которую Он покорил для нас! Мы вернемся в Египет, и теперь мы будем там господствовать!

Моисей воскликнул:

— Так вы узнаете, что Господь послал меня сделать все то, что я сделал. Ибо я ничего не делал от себя. Если эти люди умрут естественной смертью, то Господь не посылал меня. Но если Бог сотворит чудо, и разверзнется земля, и поглотит их и все их имущество, и живыми сойдут они в преисподнюю, — тогда вы узнаете, что эти люди пренебрегают Господом!

Едва он это сказал, как земля загрохотала. Аарон почувствовал, как под ногами все заходило и задвигалось, словно Господь стряхивал пыль с одеяла. Аарон быстро поднялся на ноги, расставив их пошире, стараясь удержать равновесие. Он продолжал крепко сжимать в руке кадильницу. Раскололись камни, и в земле появилась широкая трещина. Оказавшись на краю пропасти, Корей покачнулся и с криком полетел головой вниз в зияющую пустоту, а следом за ним последовали его сторонники. Туда же полетел его шатер с женой, наложницами, детьми и слугами. Все до единого из семьи Корея живыми сошли в землю. Люди в ужасе разбегались, слыша из глубины пропасти страшные крики.

— Назад! Отойдите! Земля и нас поглотит!

Дыра быстро сомкнулась, заглушая доносившиеся снизу вопли боли и ужаса.

Вслед за этим на землю сошел огонь от Господа и сжег двести пятьдесят мужчин, кадивших фимиам, превращая их тела в обуглившиеся трупы, — как это было с Надавом и Авиудом. Они падали там же, где стояли: теперь это были тлеющие останки, почерневшие пальцы все еще сжимали кадильницы, которые падали на землю с глухим звоном, рассыпая самодельный фимиам.

Только один Аарон продолжал стоять у входа в скинию, по-прежнему держа в руке свою кадильницу.

— Елеазар! — Моисей подозвал сына Аарона. — Собери кадильницы, переплавь и сделай из них листы, чтобы покрыть жертвенник. Господь сказал, что это будет напоминанием всему народу, чтобы никто, кроме потомков Аарона, никогда не смел приносить курение перед Ним. Иначе произойдет то же, что с Кореем и его союзниками.

Всю ночь Аарон слышал стук молота о бронзу — его сыновья выполняли повеление Господа. Глубокой ночью Аарон молился, и слезы катились по его бороде и щекам.

— По воле Твоей, Господи… по воле Твоей…

* * *

Аарону показалось, что он все еще спит, когда он услышал гневные крики. Он обессилено потер руками лицо. Нет, ему это не снилось. Он тяжело застонал, узнав голоса Дафана и Авирона.

— Моисей и Аарон убили народ Божий!

Неужели этот народ никогда не изменится? Научатся они хоть когда-нибудь?

Он вскочил, вместе с ним Елеазар и Ифамар. Все трое встретили Моисея у скинии.

— Что нам делать?

Народ направлялся в их сторону.

Приблизившись, толпа выкрикивала обвинения:

— Вы двое убили народ Божий!

— Корей был левитом, как и вы, а вы убили его!

— Левиты — слуги Господа!

— Вы убили их!

— Вы двое не успокоитесь, пока мы все не умрем!

Облако сошло вниз и окутало скинию собрания, слава Божья, Шекина, сияла из облака.

— Пойдем со мной, Аарон, — Моисей остановился у входа в скинию, Аарон рядом с ним. В трепете, он слушал Голос, заполнивший его разум. Он пал ниц, раскинув руки.

— ОТОЙДИТЕ ОТ ЭТОГО НАРОДА, ЧТОБЫ Я МОГ НЕМЕДЛЕННО УНИЧТОЖИТЬ ИХ!

Но что тогда скажут другие народы, если Господь не сможет привести Свой народ в обещанную землю?

Люди кричали. И Моисей заговорил:

— Скорее, возьми кадильницу и положи в нее угли с жертвенника. Насыпь на них фимиам и быстро пронеси это среди народа, чтобы искупить их вину. Гнев Господень бушует среди них — поражение уже началось.

Аарон вскочил и побежал так быстро, как только старые ноги могли нести его. Тяжело дыша, он схватил кадильницу и поспешил к жертвеннику. Взяв золотую лопатку, он зачерпнул тлеющие угли и положил в кадильницу. Рука дрожала. Люди уже гибли!

Люди действительно тысячами падали на землю, взывая к Господу, взывая к Моисею, взывая к нему:

— Господь, смилуйся над нами! Смилуйся! Спаси нас, Моисей! Аарон, спаси нас!

Нужно спешить! Аарон посыпал фимиам на угли и побежал к народу. Пыхтя и тяжело вздыхая, он направился прямо в гущу толпы, сердце готово было вырваться из груди, а боль разливалась внутри. Мужчины и женщины падали по обе стороны от него. Он поднял кадильницу высоко над головой:

— Господи, смилуйся над нами! Господи, прости их! О, Боже, мы каемся! Услышь нашу молитву!

Дафан и Авирон были мертвы, лица перекошены предсмертной конвульсией. Куда бы ни смотрел Аарон, смерть безжалостно косила и мужчин, и женщин.

Аарон встал среди толпы и закричал:

— Те, кто за Господа, становитесь за мной!

Народ хлынул к нему, как морской прибой. Оставшиеся на месте с криками падали наземь, стонали и умирали в мучительной агонии. Аарон не сходил со своего места, по одну сторону от него стояли живые, по другую лежали мертвые. Он стоял, высоко держа кадильницу дрожащей рукой, и молился.

Смерть остановилась.

Его дыхание становилось все ровнее. Тела погибших лежали по всему стану, их были тысячи. Трупы были даже около выжженного куска земли, где только вчера сгорели двести пятьдесят левитов. Выжившие, плача, теснились друг к другу, не зная, поразит их огонь или они умрут от чумы. Каждое тело предстояло поднять, вынести за стан и похоронить.

Измученный Аарон медленно шел обратно к Моисею, так и стоявшему у входа в скинию. Он всматривался в ошеломленные лица следивших за ними людей. Будет ли завтра новый мятеж? Почему они не понимают, что не он их вождь? Даже Моисей не является тем, кто ведет их. Когда же они поймут, что это Господь направлял и направляет их пути! Только Его божественное присутствие сделает их святым народом!

«Господи, Господи, я так устал. Они рассчитывают на меня и на Моисея, а ведь мы такие же люди, как они. Это Ты ведешь нас в пустыню. Я так же, как и они не хочу туда идти, но я знаю, что Ты делаешь это с определенной целью…

Как долго еще мы будем бороться с Тобой? Сколько еще мы будем идти на поводу своей гордыни? Кажется, так просто взглянуть в небеса, послушаться и жить! Что это такое в нас, что заставляет нас с Тобой бороться? Мы идем своим путем и умираем, но все равно идем и ничему не учимся. Мы глупцы, все мы! А я больше всех. Каждый день я борюсь с самим собой.

О, Господь, Ты возвысил меня, вытащив из глиняной ямы, и разверз Красное море. Ты привел меня в пустыню. Ни разу Ты не покинул меня. И все же… я все еще сомневаюсь. Я все еще борюсь с собой и, кажется, проигрываю!»

Эти люди хотели, чтобы между ними и Господом был кто-то другой, более достойный возносить жертвы искупления. Он не мог их винить. Он хотел того же.

Моисей заговорил снова. Его голос звучал спокойно и уверенно.

— Каждый начальник племени должен принести мне свой посох, на котором написано его имя. На посохе левитов будет имя Аарона. Я положу их в скинии перед Ковчегом завета. Посох Божьего избранника пустит ростки. Когда вы узнаете, кого избрал Господь, вы больше не будете роптать на Господа.

Старейшины племен вышли вперед и отдали Моисею свои посохи, их имена были нацарапаны на дереве. Аарон стоял рядом с братом. В его руке был тот самый посох, который превратился в змею перед фараоном и поглотил других змей, сотворенных египетскими чародеями. Этот посох Аарон простер над Нилом, и Господь превратил воды в кровь; потом этим же посохом он призвал лягушек. Затем Господь приказал ему ударить посохом в землю, и налетели полчища мошек.

— Аарон, — Моисей протянул к нему руку.

Завтра все узнают, был ли его посох просто сучковатой палкой из акации, на которую опирается путник в пустыне, или жезлом власти. Он отдал его Моисею. Если таково желание Бога, то пусть будет выбран другой, более достойный первосвященник. В глубине души Аарон надеялся, что так и будет. Люди не понимали, какая неимоверно тяжелая ноша ложилась на плечи вместе с этим званием.

На следующее утро Моисей вновь собрал народ. Он высоко поднимал каждый посох и возвращал его владельцу. Ни на одном не появилось ни ростка, ни почки. Когда он поднял посох Аарона, народ благоговейно загудел. Аарон был потрясен. Его посох покрылся листьями, на нем появились бутоны, цветы и даже плоды миндаля!

— Господь сказал, что посох Аарона будет всегда лежать перед Ковчегом завета как предупреждение бунтарям! Это должно положить конец вашим жалобам на Господа, чтобы вам больше не умирать! — Моисей отнес посох Аарона в скинию и вернулся с пустыми руками.

— Мы не лучше тех, кто умерли! — люди теснились друг к другу, плача и причитая. — Мы погибли!

— Любой, кто приблизится к скинии Господней, умрет.

— Мы все обречены!

Моисей вошел в скинию. Аарон за ним. Его сердце сжималось от сострадания. Что он мог сказать? Какими словами он мог бы хоть что то изменить? Только Бог знал, что ожидало их впереди. Аарон сомневался, что идти дальше будет хоть сколько-нибудь легче.

В отчаянии, люди продолжали плакать и стенать:

— Помолись за нас, Аарон! Моисей, умоли Господа, чтобы нам жить!

Даже в тени скинии, стоя перед завесой, он все еще слышал их рыдания. И он плакал вместе с ними.

* * *

— Будьте готовы, — Аарон не отпускал сыновей от себя, наблюдая за ними. — Мы должны ждать знак от Господа. Как только облако начнет подниматься, нам нужно действовать быстро.

Взошло солнце, облако поднялось и распространилось над станом. Аарон заметил, что оно двигалось.

— Елеазар! Ифамар! Пойдемте! — они быстро направились к скинии. — Не забудьте покрывало.

Его сыновья взяли тяжелый сундук и вошли за ним во двор скинии. Сняв закрывающую завесу, Аарон положил ее на Ковчег завета, затем накрыл его толстыми кожами и сверху набросил плотную голубую ткань. Потом вставил в золотые кольца шесты из дерева акации.

В спешке, чувствуя себя неловко, Аарон попытался успокоиться и вспомнить подробности подготовки к походу. Слушая его наставления, Елеазар и Ифамар набросили другое голубое покрывало на стол хлебов предложения и поставили на него тарелки, чаши и кувшины для возлияний. Хлеба предложения оставили там же. Все вместе накрыли красным покрывалом, потом обернули кожами. Светильник закрыли голубым покрывалом и завернули вместе со щипцами для фитилей, лотками и кувшинами с маслом. Золотой жертвенник накрыли голубым покрывалом. Убрав пепел и вычистив бронзовый жертвенник, его, вместе с принадлежностями, накрыли пурпурным покрывалом. Когда все было тщательно упаковано для похода, Аарон кивнул сыновьям:

— Соберите левитов из семьи Каафа, — сказал он.

Этим левитам Господь поручил нести освященные предметы из скинии.

Мужчины из семьи Гирсона отвечали за скинию собрания и скинию откровения, покровы и завесы с их принадлежностями. Семья Мерари — за столбы, шесты, подставки, колья и другую утварь.

Господь шел впереди. Следом, опираясь на посох, шагал Моисей. За ним левиты, несшие Ковчег, потом Аарон и его сыновья. Следом весь народ двигался рядами по племенам — все шли по порядку.

Елеазар следил за облаком.

— Отец, как ты думаешь, куда ведет нас Господь?

— Куда Ему будет угодно.

Так они шли до вечера, потом облако остановилось. Ковчег поставили наземь. Аарон смотрел за тем, как вновь возводили скинию и развешивали вокруг нее занавеси. Вместе с сыновьями они осторожно развернули каждую вещь и расставили все по местам. Елеазар наполнил маслом лампады светильника с семью ветвями и приготовил благоухающий фимиам. На заходе солнца Аарон принес жертву Господу.

Наступила ночь. Аарон стоял у своего шатра и рассматривал засушливую землю, освещенную лунным светом. Мало пастбищ, нет воды. Он знал, что вскоре они отправятся дальше.

Утром облако снова поднялось, и первосвященник с сыновьями быстро приступили к работе. Так повторялось изо дня в день, пока Аарон, Елеазар и Ифамар не стали двигаться очень быстро и слаженно, а люди не научились выстраиваться в ряды по первому звуку шофара.

Однажды утром Аарон проснулся, ожидая, что они пойдут дальше, но облако не двигалось. Прошел еще день, потом другой.

Он, его сыновья и весь народ спокойно устроились на очередном месте, отдыхая от походов. Внезапно облако поднялось. Пока они шли, Аарон вспомнил их ликование и радость, когда они покидали Египет. Теперь же люди молчали — они только сейчас начали осознавать Божье повеление о том, что им всю жизнь придется странствовать по пустыне, — пока не умрет весь мятежный род.

Потом они снова остановились на отдых.

Закончив вечерние жертвоприношения, Аарон пришел к Моисею. Они молча ели. Первосвященник весь день провел в скинии, от рассвета до заката выполняя свои обязанности, следя, чтобы и другие делали все так, как повелел Господь. Он знал, что брат сегодня целый день разбирал сложные дела и возносил их к Господу. Он выглядел усталым. Говорить обоим не хотелось. Они и так разговаривали целыми днями.

Мариам подала им лепешки из манны:

— Может, мы хоть ненадолго останемся здесь: столько травы для скота и много воды…

Но как только Аарон принес утренние жертвы, облако поднялось. Он заставил умолкнуть чувство сожаления и позвал сыновей:

— Сюда! Быстрее!

Братья поспешили к нему, а люди — к своим шатрам, готовясь отправиться в путь.

На этот раз шли только полдня, а потом, разбив стан, целый месяц стояли на одном месте.

— Отец, а Бог говорит с тобой заранее? — Елеазар шел рядом с Аароном, наблюдая за Ковчегом. — Господь дает тебе какой-нибудь знак, что мы снимемся с места?

— Нет, даже Моисей не знает день и час.

Ифамар опустил голову.

— Господь сказал — сорок лет.

— Мы заслужили наше наказание, брат. Если бы мы прислушались к Иисусу и Халеву, а не к другим, то может…

Пытаясь справиться с нахлынувшей печалью, Аарон с трудом перевел дыхание. Волна грусти была невероятно сильной, поэтому он решил, что это от Господа. «О, Боже, Боже, понимаем ли мы Твои цели? Сможем ли мы когда-нибудь понять их?»

— Это не просто наказание, дети мои.

Ифамар взглянул на него.

— А что это тогда, отец? Это бесконечное блуждание?

— Мы учимся.

Сыновья Аарона смотрели на него в растерянности. Елеазар молча соглашался, а Ифамар затряс головой.

— Мы перебираемся с места на место, как бездомные кочевники.

— Мы видим только внешнюю сторону и думаем, что все понимаем, но не забывайте, дети, что Господь милостив. И Он справедлив.

Ифамар снова тряхнул головой.

— Я не понимаю.

Аарон шел не спеша, глубоко вздыхая. Он смотрел на Ковчег впереди и идущего вдали Моисея.

— Мы перешли Красное море, но принесли сюда с собой Египет. Мы должны измениться и стать такими, какими Господь хочет нас видеть.

— Свободными, — произнес Елеазар.

— Я бы не назвал это свободой.

Аарон бросил взгляд на Ифамара.

— Не сомневайся в Господе. Ты свободен, но должен научиться послушанию. Мы все должны этому научиться. Когда Господь вывел нас из Египта, мы стали новым народом. Все народы вокруг наблюдают за нами. Но что мы сделали с нашей свободой? Только тащим за собой свое прошлое, ходим прежними путями. Но мы должны научиться ожидать действий Бога. Там, где я потерпел поражение, вы должны победить. Вы должны научиться слышать и видеть. Должны научиться идти, когда Он говорит идти, и не раньше. Однажды Господь приведет вас и ваших детей к Иордану. И когда Господь скажет: «Возьмите землю» — вы должны быть готовы пойти, взять и удержать ее.

Ифамар поднял голову.

— Мы будем готовы.

О, эта самонадеянная юность.

— Надеюсь, дети мои. Надеюсь.

* * *

Годы шли медленно, Израиль все странствовал по пустыне. Господь всегда давал пастбища, где было достаточно травы для стад. А людям — манну и воду, чтобы питать их. Обувь и одежда никогда не снашивались. Каждый день, когда Аарон поднимался со своего соломенного тюфяка, он видел в облаке присутствие Божье. Каждую ночь, отправляясь в шатер, он видел Божье присутствие в столпе огненном.

Год за годом они переходили по пустыне с места на место. Каждое утро и каждый вечер Аарон возносил жертвы и благоухающие курения. Он углублялся в чтение написанных Моисеем свитков. Спустя некоторое время он помнил каждое слово, сказанное Господом. Аарон знал, что, будучи первосвященником, он должен знать Закон лучше всех.

Люди, которых Бог вывел из Египта, начали умирать. Одни умирали в молодом возрасте, другие доживали до семидесяти-восьмидесяти лет. Старшие поколения постепенно убывали, а дети подрастали.

Аарон не упускал ни одного дня, чтобы дать наставления своим детям и внукам о законе Божьем. Некоторые из его внуков родились после казней египетских. Они никогда не видели, как расступилось Красное море, и не переходили его по суше. Но они благодарили за манну, которую получали каждый день. Славили Господа за воду, утолявшую жажду. Бродя по пустыне, они становились сильнее и во всем полагались на Господа — во всех своих нуждах.

* * *

— Он зовет тебя, Аарон.

Первосвященник медленно поднялся. Суставы онемели, спина побаливала. Всякий раз, сидя со своим старым умирающим другом, он становился все печальнее. Их осталось так мало — всего лишь горстка тех, кто работал в глиняных ямах в Египте, делая кирпичи.

Ор был хорошим другом. Одним из тех, кому Аарон мог довериться, зная, что тот постарается все сделать так, как нужно. Он был последним из семидесяти мужей, избранных судить народ. Шестьдесят девять других теперь сменили более молодые, хорошо обученные и избранные за их любовь к Богу и верность Закону.

Ор лежал в своем шатре в окружении детей и внуков. Одни тихо плакали. Другие сидели молча, опустив головы. Старший сын наклонился к отцу, готовый слушать его последние наставления.

Там, где был открытый полог шатра, Ор заметил Аарона.

— Друг мой, — голос Ора звучал слабо, тело было изнурено годами и дряхлостью. Он что-то тихо сказал сыну, и тот отодвинулся, уступая место Аарону. Старик слабо поднял руку. — Друг мой… — он сжал руку Аарона вялым рукопожатием. — Я последний из обреченных умереть в пустыне. Сорок лет почти истекли…

Рука его была холодной, а кости хрупкими. Аарон взял ладонь друга обеими руками, как будто держал птицу.

— Послушай, Аарон. Столько лет мы странствуем по пустыне, а я до сих пор чувствую тяжесть своего греха. Годы его не уменьшили; наоборот, лишили меня сил нести его на себе, — в его глазах стояли слезы. — По иногда мне снится, что я стою на берегу Иордана и смотрю на Землю обетованную. Когда я это вижу, мое сердце разрывается от тоски. Это такая потеря! Она так прекрасна и совсем не похожа на пустыню, в которой мы живем. Мне остается только мечтать о пшеничных полях и фруктовых деревьях, стадах овец и коров. Я могу только надеяться, что мои сыновья и их сыновья скоро будут сидеть под оливковыми деревьями и слушать, как жужжат пчелы, — слезы катились по его щекам, сбегая в седую бороду. — Во сне я ощущаю себя более живым, чем наяву.

Аарон боролся с охватившей его тоской и болью потери. Он понимал, о чем говорил Ор, понимал всеми фибрами души. Сожаление о совершенных грехах. Раскаяние. Сорок лет последствий греха.

Ор тихо вздохнул.

— Наши дети не такие, как мы. Они научились идти, когда Бог идет, и покоиться, когда Он покоится.

Аарон закрыл глаза и ничего не ответил.

— Ты сомневаешься.

Аарон потрепал друга по руке.

— Я надеюсь.

— Надежда — это все, что у нас осталось, друг мой.

— И ЛЮБОВЬ.

Давно, уже очень давно Аарон не слышал Голоса. Он благодарно вздохнул, сердце метнулось навстречу, прилепляясь к Слову, черпая из него.

— Любовь, — прошептал он. — Господь наказывает нас, как и мы наказываем своих детей, Ор. Когда нас наказывают, может показаться, что это не любовь, но это так. Суровая, истинная и вечная.

— Суровая, истинная и вечная.

Аарон знал, что Ор скоро умрет. Пора было удалиться. У него есть свои обязанности — надо принести вечернюю жертву. В последний раз он наклонился к другу.

— Пусть Господь воссияет над тобой светлым лицом Своим и даст тебе мир.

— И тебе. Вспомни обо мне, Аарон, когда будешь сидеть под оливковым деревом…

Позади его шатра Аарон остановился, на память пришли картины из прошлого. Он никогда не забудет, как Ор стоял вместе с ним на вершине холма, поднимая к небу левую руку Моисея, пока он сам держал правую руку брата, а внизу, у подножия горы, Иисус Навин побеждал амаликитян.

Он знал, в какое мгновение Ор сделал свой последний вдох. Разорваны одежды, мужчины плачут, вопят женщины. Эти звуки часто раздавались в стане за последние годы, но на этот раз пришло ощущение завершенности.

Их странствование скоро закончится. Наступает новый день.

* * *

Аарон стоял в своем священническом одеянии перед завесой, скрывавшей от посторонних взглядов Святое Святых. Он дрожал, как бывало всякий раз, когда с ним говорил Господь. Даже за сорок лет он так и не смог привыкнуть к этому звуку, пронизывающему изнутри, звучащему снаружи, объемлющему его отовсюду, к Голосу, наполнявшему все его существо восторгом и ужасом.

— ТЫ, ТВОИ СЫНОВЬЯ И РОДСТВЕННИКИ ИЗ КОЛЕНА ЛЕВИТОВ БУДУТ НЕСТИ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ЛЮБОЕ ОСКВЕРНЕНИЕ СВЯТИЛИЩА. НО ТОЛЬКО ТЫ И ТВОИ СЫНОВЬЯ БУДУТ ОТВЕЧАТЬ ЗА ОСКВЕРНЕНИЕ СВЯЩЕНСТВА. ВОЗЬМИ СВОИХ РОДСТВЕННИКОВ ИЗ ПЛЕМЕНИ ЛЕВИТОВ, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ТЕБЕ И ТВОИМ СЫНОВЬЯМ СОВЕРШАТЬ СВЯЩЕННОЕ СЛУЖЕНИЕ ПЕРЕД СКИНИЕЙ ОТКРОВЕНИЯ. НО КОГДА ЛЕВИТЫ БУДУТ ВЫПОЛНЯТЬ СВОИ ОБЯЗАННОСТИ, СЛЕДИ, ЧТОБЫ ОНИ БЫЛИ ВНИМАТЕЛЬНЫ И НЕ ПРИКАСАЛИСЬ К ОСВЯЩЕННЫМ ПРЕДМЕТАМ ИЛИ ЖЕРТВЕННИКУ. ЕСЛИ ДОТРОНУТСЯ, ТО УМРЕШЬ И ТЫ, И ОНИ.

«Пусть все это отложится у меня в голове. Не допусти, чтобы я забыл хоть что-нибудь».

— Я САМ ИЗБРАЛ ТВОИХ БРАТЬЕВ ЛЕВИТОВ ИЗ ВСЕГО НАРОДА ИЗРАИЛЬСКОГО БЫТЬ ТВОИМИ ПОМОЩНИКАМИ.

«О, Господи, пусть это будут мужи, чьи сердца стремятся угождать Тебе! Со времен Иакова мы, когда были в гневе, убивали людей. Будь проклят наш гнев! И мы склонны к жестокости. О, Господи, сейчас Ты рассеиваешь нас среди Израиля, как и пророчествовал Иаков. Мы живем среди Твоего народа как священники. Сделай нас святым народом! Дай нам сердца мягкие!»

— Я ПОРУЧИЛ СВЯЩЕННИКАМ ВСЕ СВЯТЫЕ ДАРЫ, ПРИНОСИМЫЕ МНЕ СЫНАМИ ИЗРАИЛЯ. Я ДАЛ ЭТИ ЖЕРТВЫ ТЕБЕ И ТВОИМ СЫНОВЬЯМ В ВАШУ ОБЫКНОВЕННУЮ ДОЛЮ.

Пусть моя жизнь будет жертвой!

— ВЫ, СВЯЩЕННИКИ, НЕ ПОЛУЧИТЕ ЗЕМЛИ В НАСЛЕДИЕ ИЛИ ЧАСТИ СОБСТВЕННОСТИ СРЕДИ НАРОДА ИЗРАИЛЯ. Я — ВАШЕ НАСЛЕДИЕ И ВАША ДОЛЯ. А ЧТО ДО ПЛЕМЕНИ ЛЕВИТОВ, ТВОИХ РОДСТВЕННИКОВ, Я БУДУ ПЛАТИТЬ ИМ ЗА ИХ СЛУЖБУ В СКИНИИ ДЕСЯТИНОЙ ОТ ВСЕЙ ЗЕМЛИ ИЗРАИЛЬСКОЙ.

Аарон внимательно слушал Голос, подчиняясь и черпая из этих слов, словно из источника живой воды.

Господь повелел привести рыжую телицу без изъяна или порока, которая никогда не была под ярмом, и отдать ее Елеазару, чтобы тот отвел ее за стан и заколол. Сын Аарона должен был обмакнуть палец в кровь и семь раз побрызгать перед скинией собрания. Телицу надо было сжечь, пепел собрать и положить на специально очищенное место за станом, а потом высыпать в воду для омовения и очищения от греха.

Столько всего надо было запомнить: праздники, жертвы, заповеди.

Аарон сидел рядом с Моисеем и смотрел на шатры и мерцающие огни тысяч костров.

— Мы последние, кто остался из вышедших из Египта, — тридцать восемь лет прошло с того дня, как они покинули Кадес-Варни и пересекли долину Заред. Все поколение непокорных людей исчезло из стана, как и клялся Господь. — Только ты, я и Мариам.

Несомненно, теперь Господь направит их к Земле обетованной.

* * *

Облако двигалось, и все общество странствовало за Господом, пока Он не остановился в пустыне Син. Разбили стан в Кадесе.

Аарон изучал свитки, когда Мариам положила руку ему на плечо.

— Я люблю тебя, Аарон. Я любила тебя как сына.

С того дня, как Господь поразил ее проказой, исцелил и повелел провести семь дней для очищения вне стана, его сестра говорила очень мало. Из-за стана Мариам вернулась другой женщиной: ласковой, терпеливой и тихой. С привычной преданностью она делала домашнюю работу, но свои мысли держала при себе. Он был удивлен ее неожиданным желанием сказать, что она его любит.

Мариам вышла из шатра и села у входа.

Аарон обеспокоенно встал и вышел следом.

— Мариам…

— Наша гордость порабощает нас, Аарон.

Аарон вглядывался в ее лицо.

— Позвать жену Елеазара помочь тебе?

Сестра выглядела такой старой и измученной, нежные темные глаза были полны слез.

— Подойди поближе, Аарон, — она взяла его лицо в ладони и заглянула ему в глаза. — Я совершила ужасные ошибки.

— Я знаю. И я тоже, — ее руки были холодными, пальцы дрожали. Он вспомнил то время, когда она была здоровой, крепкой, полной энергии. Он давно научился не спорить с ней. Но сейчас она была другой. Когда-то униженная перед всем Израилем, смиренная перед Богом, она вдруг оказалась довольной и счастливой, когда Бог лишил ее гордыни, которую она сама не могла победить. — Господь простил нас обоих.

— Да, — она улыбнулась и, убрав руки от его лица, сложила их на коленях. — Мы противимся Богу, и Он учит нас. Мы раскаиваемся, и Бог прощает, — она смотрела на облако, медленно клубящееся над ними. — Только Его любовь длится вечно.

Аарон почувствовал, как внутри зарождается тревога. Мариам уходила. Его опутал страх. Она умирала. Конечно же, Господь позволит ей войти в Ханаан. Если она не войдет, то значит, и он умрет прежде, чем они перейдут Иордан? Он не мог представить себе жизнь без сестры. Она всегда была рядом, с самого его детства. Она была как вторая мать, которая бранила и наказывала его, помогала и учила. В восемь лет у нее хватило смелости подойти к дочери фараона. Благодаря ее смышлености, Моисей провел несколько лет дома, прежде чем его забрали во дворец.

Аарон сделал знак Ифамару.

— Приведи Моисея, — сказал он.

Ифамар быстро взглянул на свою тетку и побежал, не говоря ни слова. Аарон взял Мариам за руку, пытаясь согреть ее в своих ладонях:

— Моисей сейчас придет.

Она просто устала. Ей скоро станет лучше. Она отдохнет, наберется сил, и все будет хорошо.

— Моисею не остановить того, что предопределено Богом, Аарон. Разве я не была непокорной, как и другие из нашего с тобой поколения — те, что уже умерли? Просто я иду тем же путем, что и все живое в этой пустыне.

«А как же я?»

Облако мерцало и переливалось разными цветами: из серого оно стало золотым, потом ярко-оранжевым, а когда ночь сменила день — красным. Господь стоял на страже, освещая и обогревая их ночью и укрывая в тени жаркими днями.

— Я не боюсь, Аарон. Мне пора.

— Не говори так, — он потер ее руку. — Сорок лет почти закончились. Мы вот-вот войдем в Землю обетованную.

— Ох, Аарон, неужели ты до сих пор не понимаешь?

С посохом в руке к ним спешил Моисей. Аарон поднялся.

— Моисей. Помоги ей. Пожалуйста. Она не может умереть. Мы так близко.

— Мариам, сестра моя… — Моисей опустился рядом с ней на колени. — Тебе больно?

Ее лицо искривилось гримасой.

— Жизнь и есть боль.

Собрались родственники: Елеазар и Ифамар с женами и детьми, Елиезер и Тирсам сидели рядом. Пришла кушитка — жена Моисея. Улыбнувшись, Мариам протянула руку. Они уже давно помирились и стали близкими подругами. Мариам говорила шепотом, силы покидали ее. Кушитка плакала и целовала ее руку.

От страха Аарон пришел в смятение. Этого не может быть! Мариам не может умереть сейчас. Разве это не она вела народ с песнями об избавлении, песнями прославления Господа?

Ближе к рассвету Мариам издала глубокий вздох. Она умерла с открытыми глазами, устремив взгляд на огненный столп, превратившийся теперь в клубящееся серое облако. Солнечные лучи пронзали облако, оставляя на земле пятна света.

С отчаянным криком Аарон потянулся к ней, но Елеазар удержал его.

— Отец, ты не можешь прикасаться к ней.

Первосвященник не мог позволить себе стать нечистым. Иначе он не сможет исполнять свои обязанности перед народом как первосвященник! Плача, Аарон с трудом выпрямился.

— Отец? — Елеазар поддержал его.

— Уже время утренних приношений, — Аарон сам уловил резкие нотки в своем голосе, но не сожалел об этом. Разве это благость со стороны Бога — позволить его сестре прожить так долго и дать ей умереть так близко от Земли обетованной?

«Ты никогда не забываешь наших грехов, правда, Господи? Никогда».

В горе и раздражении, он вышел из шатра. Печально заголосили жены его сыновей и слуги.

Услышав их скорбную песнь, прибежали соседи. Вскоре весь стан оплакивал Мариам.

* * *

Не успели похоронить Мариам, как народ снова стал жаловаться. У скинии собрались люди, которые ругались с Моисеем:

— Почему ты привел Божий народ на это место?

Аарон не переставал думать о сестре. Каждое утро он просыпался со щемящей болью в сердце. Каждый день он должен был приходить сюда и служить Господу, и каждый день выяснялось, что эти выросшие дети не лучше своих отцов и матерей!

— Здесь нет воды!

— Зачем ты заставил нас уйти из Египта и привел сюда, в это отвратительное место?

Аарон сделал шаг вперед.

— Да что вы знаете о Египте? Вас еще не было на свете, когда мы ушли оттуда!

— Мы это слышали!

— Мы подходили близко к Египту и видели зеленую траву на берегах Нила.

— Что у нас было в этой пустыне?

— Здесь нет зерна!

— И нет смокв!

— Нет винограда и гранатов.

— И нет чистой воды!

— Жаль, что мы не умерли перед лицом Господа вместе с нашими братьями!

Аарон отвернулся. Он был слишком зол и знал, что если останется здесь, то скажет или сделает что-нибудь, о чем потом пожалеет. Он посмотрел на Моисея, надеясь набраться у него мудрости и терпения. Но брат покраснел от гнева. Он лег лицом вниз у входа в скинию, Аарон сделал то же. Ему хотелось бить кулаками по земле. Как долго им еще, по мнению Бога, вести этот народ? Эти люди решили, что у них с Моисеем есть питьевая вода? Сколько раз эти люди должны увидеть чудеса, прежде чем они поверят, что Господь поставил его и Моисея вести народ?

«Ты привел нас сюда! А они всегда винят нас! Неужели это Твой план, чтобы мы с братом погибли от их рук? Они готовы убить нас! Господь, дай им питьевой воды!»

— ТЫ И ААРОН ДОЛЖНЫ ВЗЯТЬ ПОСОХ И СОБРАТЬ ВЕСЬ НАРОД. НА ГЛАЗАХ У ЛЮДЕЙ ПРИКАЖИ ТОЙ СКАЛЕ ДАТЬ ВОДУ. СКАЛА ДАСТ ВОДУ ДЛЯ ВСЕГО НАРОДА И ДЛЯ СКОТА.

Моисей поднялся и вошел в скинию. Он вернулся с посохом Аарона в руке.

— Собери этих бунтарей!

Аарон подошел к толпе и, громко выкрикивая, приказал людям собраться у скалы.

— Хотите воды? Придите и посмотрите, как она будет течь из скалы!

Продолжая жаловаться, люди столпились у скалы с пустыми бурдюками в руках.

Подошел Моисей и встал перед всеми с посохом в руке.

— Послушайте вы, смутьяны! Значит, мы должны дать вам воду из камня?

— Да! Дайте нам воды!

Моисей взял посох двумя руками и ударил по скале.

— Воды, Моисей! Дай нам воды, Моисей!

Моисей снова ударил по скале, на этот раз сильнее. Его лицо раскраснелось, глаза сверкали. Хлынула вода. Толкаясь, народ устремился вперед. Крича и радуясь, они пили из ладоней, наполняли свои бурдюки, смеялись и ликовали. Аарон смеялся вместе с ними. Вот, как хлынула вода, — стоит только воспользоваться его посохом.

— Будь благословен, Моисей! Хвала тебе, Аарон!

Моисей стоял поодаль и, высоко подняв голову, наблюдал за всеми с посохом в руке.

Аарон пил воду из ладони вместе со всеми. Он краснел от удовольствия, когда люди хвалили его и Моисея. Вода продолжала течь, и израильтяне привели поить свои стада. А вода все лилась. Никогда еще вода не была такой вкусной. Он вытер капли с бороды и, усмехнувшись, сказал Моисею:

— Теперь они в нас не сомневаются, правда, брат?

— ИЗ-ЗА ТОГО ЧТО ВЫ НЕ ДОВЕРЯЛИ МНЕ НАСТОЛЬКО, ЧТОБЫ ЯВИТЬ МОЮ СВЯТОСТЬ НАРОДУ ИЗРАИЛЬСКОМУ, ВЫ НЕ ВВЕДЕТЕ НАРОД В ЗЕМЛЮ, КОТОРУЮ Я ДАЮ ИМ!

Господь говорил мягко, но в Его словах чувствовалась твердость, от которой у Аарона едва не застыла кровь. Проклятие левитов было на нем. Он потерял терпение и поддался гордыне. Он забыл повеление Господа. «Скажи камню». Нет, это не правда. Он не забыл. Он хотел, чтобы Моисей взял его посох. Он ликовал, когда вода хлынула из камня. Он был горд и счастлив, когда люди одобрительно хлопали его по спине.

Как же быстро и безрассудно он впал в грех. Теперь он, как и все его поколение, будет расплачиваться за то, что сделано. Как и Мариам, раскаявшаяся, и сорок лет с радостью служившая всем. Он тоже не ступит на землю, обещанную Израилю Господом. Мариам умерла, а теперь умрет и он.

Аарон опустился на камень, безвольно свесив руки. Есть ли у него хоть какая-то надежда когда-нибудь измениться и не быть тем, кто он есть: не быть грешником? «Гордыня…», — говорила Мариам. Гордость порабощает людей. Гордость лишает людей будущего и надежды. Он закрыл лицо руками.

— Я согрешил перед Господом.

— Как и я.

Аарон посмотрел вверх. Лицо брата было мертвенно-бледным. Он сгорбился, как старик, тяжело опираясь на посох.

— Но не больше меня, Моисей. Ты всегда восхвалял Господа, служа Ему праведно.

— Не сегодня. Я позволил гневу руководить мной. Гордыня заставила меня споткнуться. И теперь я тоже умру по эту сторону Иордана. Господь сказал мне, что я не войду в обещанную Им землю.

— Нет, — говорил со слезами Аарон. — Я виноват больше тебя, Моисей. Я кричал, чтобы ты дал нам воды так же громко, как и любой из них. Правильно, что меня лишили собственной земли. Я грешник.

— Грех всегда остается грехом, Аарон. Давай не будем спорить, кто кого в этом обошел. Все мы грешники. Мы живем и даже дышим лишь по Божьей милости.

— Ты тот, кого Господь избрал вывести Израиль!

— Не дай твоей любви ко мне ослепить тебя, брат мой. Господь наш избавитель.

Аарон положил руки на голову.

— Пусть одна твоя ошибка падет на мою голову. Разве не я сделал идола и позволил народу впасть в грех? Разве сейчас я не пытался разделить твою славу?

— Мы оба украли славу у Бога, который дал нам эту воду. Все, что мне нужно было сделать, это сказать камню. А что сделал я? Разыграл представление для их блага. А почему? Просто, чтобы завоевать их внимание, хотя должен был только напомнить им, что это Бог о них заботится.

— Ты долгие годы говорил им это, Моисей.

— Нужно было сказать еще раз, — Моисей сел рядом с ним на камень. — Аарон, разве каждый из нас не отвечает за свои грехи? Господь наказывает меня, потому что я не доверял Ему. И людям нужно доверять Ему и только Ему.

— Я сожалею.

— Почему ты сожалеешь?

— Господь призвал меня быть рядом с тобой, помогать тебе. И какая помощь была от меня за все эти годы? Будь я лучше, будь я хорошим священником, я бы предвидел искушение. Я бы предупредил тебя.

Моисей грустно вздохнул.

— Я поддался гневу, Аарон. Я не забыл повеление Господа. Я думал, что слова не будут… достаточно сильными, — его пальцы сжали колено Аарона. — Не стоит отчаиваться, Аарон. Разве отец не наказывает сына, чтобы научить его, каким путем идти?

— И куда мы теперь пойдем, Моисей? Бог сказал, что мы никогда не ступим на Землю обетованную. На что нам надеяться?

— В Боге наша надежда.

Аарон не смог сдержать слез. В горле першило. Грудь сдавило. «О, Боже, я снова подвел Тебя и моего брата. Неужели это моя судьба спотыкаться всю жизнь? О, Господи, Господи, несомненно, из всех людей Моисей — самый смиренный. Уверен, что он заслуживает перейти реку Иордан и пройтись по пастбищам Ханаанским, даже если это будет только на один день.

Я понимаю, почему Ты не пускаешь меня. Я заслуживаю того, чтобы остаться в пустыне. Я заслужил смерть за того отвратительного золотого тельца. Разве я не вспоминаю об этом каждый раз, когда приношу теленка в жертву? Но, Господи, мой брат преданно служил Тебе. Он любит Тебя. Нет никого смиреннее моего брата.

Пусть вина будет только на мне за то, что я такой глупец и настолько плохой священник, что не смог увидеть грех; не смог увидеть, как он подкрался, чтобы погубить наши надежды и мечты».

— МОЛЧИ И ЗНАЙ, ЧТО Я БОГ!

Аарон с трудом выдохнул воздух, страх пробежал по его телу. Не стоит продолжать мольбы и споры. Он знал, что он услышит в ответ. Люди должны узнать цену греха. В глазах Бога все люди равны. Аарон не исключение. Как и Моисей.

«Только Бог свят и достоин хвалы».

Братья вместе вернулись к скинии. Моисей вошел внутрь, Аарон с печалью в сердце остался за завесой. Он слышал тихий голос Моисея. Слов разобрать он не мог, но понимал, что брату очень тяжело. Аарон склонил голову, от внутренней боли перехватывало дыхание.

«Это моя вина, Господи. Я виноват. Что я за первосвященник, если падаю на каждом повороте жизни и не вижу греха, когда он у меня прямо перед глазами? Прости меня, Господи. Грехи мои предо мною. Я сделал порочное в очах Твоих. Ты судил меня справедливо. О, если бы Ты только очистил меня, чтобы я стал как новорожденный младенец. Если бы Ты омыл меня от моих грехов и дал мне услышать Твое обещание о спасении!»

Он быстро смахнул слезы, чтобы они не упали на наперсник, надетый поверх его одеяния священника. «Я должен быть чистым. Я должен быть чистым!

О, Бог Авраама, Исаака и Иакова. Бог всего мироздания. Смогу ли я когда-нибудь быть чистым, Господи? Я чист снаружи, но внутри я чувствую себя могилой старых костей. Я полон греха. И это вылилось сегодня, как из грязной чаши. Даже принося жертву искупления, я ощущаю в себе грех. Я борюсь с ним, Господи, но он все равно там».

Аарон слышал стенания Моисея. Бог не передумал. Земля обетованная была потеряна для них обоих. В горе, Аарон закрыл лицо.

«Моисей! Бедный Моисей!

О, Боже, услышь мою молитву. Если увидишь во мне слабину, не позволь мне снова поддаться греху или навести беду на брата. Не позволь мне возгордиться и заставить народ сбиться с пути. О, Боже, лучше забери мою жизнь, чем позволить мне снова согрешить!»

* * *

Моисей послал гонцов к царю Едома просить разрешения пройти по его землям, чтобы сократить путь в Ханаан. Вождь Израиля пообещал правителю, что его народ не будет проходить через поля или виноградники, не будет пить воду из колодцев. Они не свернут ни налево, ни направо, пока не выйдут на торговый путь, который называется Царская дорога.

Царь Едома ответил, что разрешения не даст. А если народ израильский попытается пройти его землями, то он выйдет навстречу и нападет на них с мечом. Моисей снова послал гонцов, уверяя, что они пройдут только по главной дороге и заплатят за воду, которая понадобится их стадам. И снова царь Едома отказал им, выступив на границы с огромной армией, чтобы не допустить никаких попыток зайти на его территорию.

Облако вышло из Кадеса, и Моисей пошел за ангелом Господним, который вел их вдоль границы Едома к горе Ор. Аарон устало брел рядом с братом. Когда они разбили лагерь, он принес вечерние жертвы. Потом уныло возвратился в свой шатер и аккуратно снял одеяние священника. Устроившись у входа, он стал смотреть вдаль остановившимся взглядом. Весь день, пока они шли, он видел, какие неплодородные земли вокруг. И теперь вспомнил пшеничные поля в Египте, ячмень и зеленые пастбища в земле Гесем.

«Мы были рабами», — напомнил он себе. Он подумал о надзирателях. Стал вспоминать частые удары кнута по спине и жар нещадно палящего солнца.

И зелень… запах, илистой воды, берега Нила… Ибисы опускают в воду клювы и вытаскивают рыбу…

Вяло подняв голову, он посмотрел на огненный столп. «Боже, помоги мне. Помоги мне».

И он снова услышал Голос, мягкий, но строгий.

Аарон ждал всю ночь, а утром надел свои священнические одежды. Он пошел к скинии, омылся и, как обычно, принес утренние жертвы. Подошел Моисей и вместе с ним Елеазар. Брат медленно вздохнул, но не смог произнести ни слова. Елеазар выглядел ошеломленным.

Аарон взял Моисея за руку.

— Я знаю, Моисей. Господь говорил и со мной. Вчера на закате.

Елеазар смотрел то на одного, то на другого.

— Что случилось?

Аарон перевел взгляд на сына.

— Мы должны подняться на гору Ор.

— Когда?

— Сейчас, — Аарон был благодарен, что сын не спросил почему и не попросил отложить поход до вечерней прохлады. Елеазар просто пошел с ними к подножию горы.

Может быть, для Израиля все еще оставалась надежда.

* * *

Подъем был тяжелым. Среди труднопроходимых камней вилась узкая, извилистая тропинка. Аарон поднимался выше и выше, пока не обессилел так, что заныла каждая мышца. Он продолжал делать шаги, с трудом передвигая ноги, молясь, чтобы Господь дал ему силы. Впервые Господь призывал его на вершину горы. И это был последний раз.

После нескольких мучительных часов он, наконец, достиг вершины. Сердце громко и гулко билось, легкие горели. Подняв дрожащие руки и вознося благодарность Богу, Аарон чувствовал себя полным жизни, как никогда раньше. Облако приблизилось и поднялось выше, меняя цвет с серого на золотисто оранжевый, вскоре оно вспыхнуло красным. Тепло разлилось по всему телу Аарона, но потом исчезло, и он ощутил слабость. Он знал, что если сядет, то больше никогда не поднимется, а ему еще придется стоять.

И вот он стоял, один, впервые за последние годы, и смотрел на долину далеко внизу, усеянную многими тысячами шатров. У каждого племени было свое место, а в центре стана — скиния. Стада овец и крупного скота паслись у границ огромного лагеря; дальше распростерлась безбрежная пустыня.

Елеазар помог Моисею преодолеть последние метры, и через несколько мгновений все трое стояли рядом, глядя вниз на стан израильтян.

— Тебе надо передохнуть, отец.

— Отдохну. «В вечности».

Моисей смотрел на него, но не мог сказать ни слова. Аарон подошел к нему ближе и обнял. Плечи Моисея затряслись, Аарон обнял его сильнее и тихо произнес:

— Брат, я сожалею, что не был достаточно хорошим и сильным, пока был рядом с тобой.

Моисей не выпускал его из объятий.

— Господь видит наши прегрешения, Аарон. Он видит наши ошибки и слабости. Но Ему важна наша вера. Мы оба спотыкались, брат мой. Оба падали. И Господь поднимал нас силой Своей могущественной руки и не оставлял нас, — он медленно отстранился.

Аарон улыбнулся. Никогда никого он не любил и не уважал так сильно, как своего младшего брата.

— Это не наша вера, Моисей, а верность Бога.

— Что происходит?

Аарон повернулся к сыну.

— Господь сказал, что пора мне присоединиться к моим предкам.

Елеазар вздрогнул, переводя взгляд с отца на дядю.

— О чем это он?

— Твой отец должен умереть здесь, на горе Ор.

— Нет!

Аарон почувствовал, как мороз пробежал по коже.

— Да, Елеазар, — он уже видел искорки неповиновения в глазах своего сына.

— Этого не может быть.

— Не противоречь Господу…

— Ты должен пойти с нами в Ханаан, отец! — глаза Елеазара наполнились слезами боли и смятения. — Ты должен пойти!

— Молчи! — Аарон схватил сына за руки. — Это Господь говорит, когда человеку жить, а когда умирать.

«О, Боже, прости его. Пожалуйста». Он мягко продолжил:

— Господь явил мне больше доброты, чем я заслуживаю. Он позволил тебе прийти сюда и быть здесь со мной.

Аарон не умрет в окружении всей своей семьи, как другие. Но он не умрет в одиночестве.

Всхлипывая, Елеазар склонил голову. Аарон похлопал его по спине.

— Ты должен быть сильным, Елеазар. Ты должен идти тем путем, который укажет тебе Господь и никогда с него не сворачивать. Держись Господа. Он наш Отец.

Моисей глубоко вздохнул и тихо сказал:

— Сними свою одежду, Елеазар.

Елеазар поднял голову и уставился на Моисея.

— Что?

— Мы должны выполнить повеление Господа.

Аарон был удивлен не меньше сына. Елеазар взглянул на него, но Аарон не смог ответить на его молчаливый вопрос.

— Делай, что тебе говорят, — он знал только, что должен умереть на этой вершине. Больше ничего.

Моисей взял бурдюк с водой, который они принесли с собой. Когда Елеазар разделся, Моисей омыл его с головы до ног. Помазав его елеем, он достал из мешка новую льняную нижнюю сорочку.

— Надень это.

И тогда Аарон понял. Его сердце так переполнилось чувствами, что, казалось, вот-вот разорвется от счастья. Когда Моисей посмотрел на него, Аарон знал, что надо снять одежды священника. Он аккуратно складывал их на плоский валун, одну вещь за другой, пока не остался в нижней сорочке.

Моисей взял голубую ризу и помог Елеазару надеть ее через голову, золотые колокольчики на кайме негромко позванивали. Он надел на племянника вышитый хитон, аккуратно перепоясав разноцветным поясом. Затем закрепил на плечах Елеазара ефод голубого, малинового, алого и золотого цветов с двумя ониксами, на которых были выгравированы имена племен Израилевых — по шесть на каждом. Теперь всякий день до конца своей жизни Елеазар будет носить на своих плечах народ израильский. Затем Моисей надел на него наперсник с двенадцатью камнями по числу племен. Он взял урим и тумим и положил их в карман над сердцем Елеазара.

Слезы катились по щекам Аарона, когда он смотрел на сына. Елеазар — избранный Богом первосвященник. Однажды Господь сказал Аарону, что от него возьмет начало род первосвященников. Но он был уверен, что упустил всякую возможность, чтобы эта великая честь исполнилась. Сколько раз он согрешил! Он был таким же, как все: жаловался на трудности, желал того, чего не имел, бунтовал против Моисея и Господа, жаждал больше власти и силы, обвинял других в проблемах, которые доставлял себе своим непослушанием, боялся довериться Богу во всем. И тот золотой телец, тот презренный золотой идол греха…

И все же Бог сдержал Свое обещание.

«О, Господи, Господи, Ты милостив ко мне. О, Господи, только Ты верен!»

Радость заполнила все его существо, но и печаль была рядом. Он знал, что Елеазар будет бороться так же, как он. Его сын проведет остаток жизни, пытаясь выучить Закон и следовать ему. Он поймет, что грех поселился где-то в глубине его существа, и это тяжким грузом ляжет ему на сердце. Он постарается победить его, но не сможет.

Все глаза будут устремлены на него, все будут слушать, что он скажет, смотреть, как он живет. И народ увидит, что Елеазар — просто человек, пытающийся жить благочестиво. Каждое утро и каждый вечер он будет приносить жертвы. Он будет постоянно вдыхать запах крови и благовоний. Раз в году он будет проходить за завесу в Святое Святых и кропить рога жертвенника кровью искупительной жертвы. Тогда его сын узнает — как сейчас Аарон знает это — что так он будет делать всегда. И всегда он будет нести бремя своего греха.

«Боже, помоги нам! Господи, смилуйся над нами! Мой сын будет стараться так же, как и я, и тоже потерпит неудачу. Ты дал нам Закон, чтобы мы могли жить свято. Но Господи, Ты знаешь, что мы не святы. Мы прах. Может быть, настанет день, когда мы станем одним народом с одним разумом и сердцем, одним духом, едиными в своем стремлении угодить Тебе? Омой нас иссопом, Господь. Очисти нас от порока! Обрежь наши сердца!»

Аарон уже не мог держаться на ногах от слабости и, дрожа, опустился на землю, прислонившись к валуну.

«В этом смысл Закона, Господи? Показать нам, что мы не можем выполнить его полностью? Когда мы нарушаем одну заповедь, даже маленькую, мы нарушаем весь Закон. Даже если бы мы вернулись в материнскую утробу и начали жизнь заново, мы бы все равно грешили. Нам придется родиться заново, чтобы стать новым творением.

О, Господи, спаси нас. Пошли нам Спасителя, который сможет выполнить все то, что Ты просишь. Того, Кто сможет стоять перед Святое Святых без греха, быть нашим первосвященником и принести совершенную жертву. Тот, Кто сможет изменить нас изнутри, чтобы мы могли не грешить. Нам нужен первосвященник, который мог бы понять наши слабости. Который прошел бы все искушения, что и мы проходим, но не согрешил. Первосвященник, который бы уверенно предстал перед Божьим престолом, чтобы мы могли получить милость, благоволение и помощь».

Моисей опустился на корточки рядом с Аароном и мягко заговорил. Елеазар хотел подойти ближе, но Аарон остановил его движением руки.

— Нет. Ради народа… — Аарон видел, что для сына это было не просто.

Елеазар хотел обнять его, но смерть была слишком близко, чтобы осмелиться протянуть руки и обняться в последний раз. Первосвященник должен оставаться чист. Его сын не должен быть осквернен. Елеазар стоял в стороне, сжимая и разжимая кулаки.

На горе вместе с ними был кто-то еще. Человек. И все же не человек. Аарон видел Его идущим рядом с Моисеем, когда тот вел народ в пустыню. Видел, как Он стоял внутри скалы, когда оттуда хлынула вода.

Друг Моисея.

Он был одет в длинный белый хитон и опоясан золотым поясом. Очи его, как пламень огненный. Ноги его сияли, как раскаленная в печи бронза. Лицо, как солнце, светящее во всем своем великолепии. Сын Человеческий протянул руку.

— ААРОН.

Аарон медленно вздохнул и, подчиняясь, произнес:

— Да, Господи, да.