Когда Вирсавия поняла, что снова забеременела, она уже боялась радоваться. Вдруг Бог снова отнимет у нее ребенка? Вдруг она родит этого ребенка только для того, чтобы он, как и первый, умер у нее на руках?

Заточенная в роскоши, любимая жена царя, Вирсавия жила уединенно и невесело, родственники и друзья избегали ее. Давид присоединился к своему войску, осаждавшему Равву, а она, уязвимая и беззащитная, осталась во дворце в окружении врагов. Народ за стенами дворца считал Вирсавию блудницей и осуждал ее, относясь к ней точно так же, как и ее мать. Могла ли Вирсавия надеяться на Божью милость, если ее собственная мать ненавидела ее? Могла ли она верить, что Бог простил ей грехи, если ни один человек не простил ее? Пророк Нафан сказал Давиду, что Бог простил его, но значило ли это, что Господь простил и Вирсавию? Давид утверждал, что Бог простил ее, но Вирсавия не могла поверить в это. Она жила в постоянном страхе. Ведь во дворце Давида у нее не было ничего своего, у нее не было денег, чтобы купить тельца или овна для жертвоприношения Господу, дабы искупить свой грех. Все, что она могла предложить Богу, — это свое сокрушенное сердце и желание прожить остаток своей жизни праведно.

Как хотела Вирсавия вернуться на несколько лет назад и снова стать ребенком, лежащим в полной безопасности на руках у матери! Как она хотела снова сидеть на коленях дедушки и слушать его мудрые советы, которые он давал тем, кто приходил к его костру! Когда-то она была невинной девочкой, безответно любившей красивого воина, певца псалмов, гениального вождя усиливающегося войска. Теперь она была восьмой женой Давида, известной далеко 33 пределами дворца как блудница, которая подстрекала всеми любимого царя убить ее мужа, чтобы самой жить во дворце. Народ простил Давида и во всем винил ее.

Вирсавия не обижалась на то, что люди были так снисходительны к Давиду. Кто-то должен был нести бремя вины, и пусть лучше виновной считают ее, а не Давида. Она была всего лишь женщиной, а он был их царем.

Но смогу ли я когда-нибудь высоко держать свою голову? Когда я славлю Бога, люди свирепо смотрят на меня, будто я хулю Его. Они приходят поклониться Тебе, но если в храме видят меня, то отвращаются от Тебя, потому что в их головах возникают мысли о мщении.

Вирсавия просила Бога изгладить ее преступления, очистить ее от всех грехов.

— Дай мне сердце, видеть которое будет угодно Тебе, Господи. Не изгоняй меня во тьму.

Но даже во время молитвы Вирсавия стыдилась собственной дерзости. Какое она имела право просить о милости?

Чаще всего страх нападал на нее ночью, когда она оставалась одна в своей комнате. Имеет ли она право быть счастливой матерью? Нет! Сколько матерей оплакивают потерю своих сыновей, погибших вместе с Урией? Сколько женщин печалятся о смерти своих мужей, братьев или родственников? Нет, она не имеет права на счастье.

Но дитя, о, дитя.

— О, Боже милосердный, только Ты один можешь оправдать меня. О, Господи утешь плачущих. Да воцарится у них утром радость. Делай со мной, что хочешь, но прошу Тебя, пожалей моего сына, который не виновен в моих грехах.

Многие показывали на Вирсавию пальцем и качали ей вслед головой, и все-таки она надеялась на милость.

Ребенок родился легко, мальчик был сильный здоровый и красивый. Вирсавия держала на руках своего второго сына и плакала. Нежность захлестнула ее, однако все еще со страхом она смотрела на своего ребенка, сосущего ее грудь. Правой рукой он крепко схватил ее большой палец.

— Обещаю вырастить своего сына мужем по сердцу Твоему, Господи. Я научу его любить Твой закон, — слезы текли по лицу Вирсавии, когда она взяла крошечную ручку сына и поцеловала ее. — Я назову его Соломон, потому что благодаря его рождению я познала, что Бог есть мир.

Умоляю Тебя, Господи, да будет между нами мир. Прости меня.

Через несколько часов пришло послание, написанное рукой Нафана. «Твой сын должен носить имя Иедидиа — Возлюбленный Богом».

Вирсавия рассмеялась. О, Господи, Ты омыл меня и согрел меня Своею милостью. Все вокруг насмехались над ней, и никто не устроил праздника по случаю рождения ее сына, но Бог взирал на него с благоволением и даровал ему Свое благословение.

Вирсавия была переполнена чувством благодарности и восторгом.

— Мой сын… мой сын, — она плакала от радости. Она целовала его крошечное личико. — Я принесла свои печали Господу. Я, недостойная, воззвала к Нему об избавлении, и Он ответил мне с престола Своего.

Вирсавия радостно смеялась, и слезы восторга капали на лоб Соломона. Она аккуратно вытерла их с его нежной кожи.

— Иедидиа, — произнесла Вирсавия. Она поцеловала сына в обе щечки и удобно устроила его у себя на руках. — Иедидиа, — ей нравилось обнимать ребенка. — Чаша моя преисполнена Божьими благословениями, — шептала она, поглаживая сына по спине.

Иедидиа. Бог назвал ее сына «Возлюбленный Богом».

* * *

Равва пала, и побежденные аммонитяне были положены под пилы, железные молотилки и топоры; капище и алтари аммонитского бога Молоха и городские стены были снесены. Прежде чем вывести свои войска, Давид отдал повеление относительно аммо-нитян: они должны были обжигать кирпичи и заново отстроить города, покоренные Давидом.

Давид вел свою армию в Иерусалим. Желая показать, что ложные боги не могут противостать Господу, он возложил на свою голову венец Молоха. Народ приветствовал царя громкими возгласами, когда он, возглавляя вереницу повозок, нагруженных добычей, въезжал в городские ворота. За Давидом шли военачальники и советники, за ними — простые воины.

Среди царских советников Вирсавия увидела своего деда, и у нее появилась надежда на то, что между ним и Давидом восстановились мирные отношения. Возможно, Ахитофел простил ее, когда узнал о рождении правнука. Но то, что Вирсавия узнала от Иорама, привело ее в уныние. Давид пошел в Равву не по собственной воле. Иоав послал вестников сказать царю, чтобы он шел в Равву, поскольку Иоав одержал победу и Давида ждал царский венец. С таким же успехом Иоав мог прямо заявить: Ты царь, и ты будешь носить венец, но не забывай, что именно я покорил Равву!

Вирсавия боялась за Давида.

Иоав и его брат, Авесса, были жестокими воинами, они были обидчивыми и мстительными. Вирсавия помнила, как в доме Урии рассказывали об убийстве Авенира, одного из самых сильных мужей в армии Саула. Авенир убил брата Иоава, Асаила, сразу после сражения у Гаваонского пруда. Иоав, мстя за своего брата, убил Авенира. Вирсавия помнила разговоры о том, как разгневался Давид и как он оплакивал смерть Авенира. Она видела, как Давид всенародно осудил Иоава за совершенное им зло. Теперь Вирсавия еще больше боялась за Давида. Иоав стал могущественнее и злее.

Не было ли это идеей Иоава — послать на смерть вместе с Урией других мужчин? Пытаясь сделать так, чтобы смерть Урии выглядела естественной, Иоав только усугубил последствия греха Давида. Само сообщение, которое Иоав послал царю после гибели Урии, звучало как обвинение: он напоминал Давиду о том, что сын Гедеона, Авимелех, был убит обломком жернова, сброшенным со стены женщиной. Вирсавия знала, что Иоав указывал обвинительным перстом на нее, предсказывая, что она послужит причиной падения Давида.

Иоав представлял угрозу для Давида, даже если Давид не хотел или не мог видеть этого.

И сколько еще людей из окружения Давида и внутри его собственной семьи восстанет против него? Сколько интриг, сколько тайных заговоров составляется, чтобы погубить царя? Сколько врагов расставляют силки и подстерегают Давида, строя планы его свержения? Нафан предостерегал царя.

Во дворце царила напряженная и враждебная атмосфера, подогреваемая ревностью и честолюбивыми устремлениями. Вирсавия видела, как жены Давида побуждали своих сыновей претендовать на престол. Они жаждали власти для своих отпрысков. В любви Давида к Вирсавии они видели угрозу своим планам. Сыновья Давида росли высокомерными, гордыми людьми, и он ничего не делал, чтобы обуздать их.

Больше всего Вирсавия боялась своего деда. Она выросла среди воинственных людей. Прислушиваясь к разговорам, которые мужчины вели у костра Ахитофела, она слышала, что отец говорил о врагах и союзниках. Может быть, ее дед только притворяется, что простил Давида, а сам строит планы мести? Могла ли Вирсавия поверить, что Ахитофел простил и забыл позор, который она и Давид навлекли на его дом? Ее дед был блестящим тактиком. Он знал, как погубить царя.

Когда Вирсавия рассказала Давиду о своих тревогах, он успокоил ее.

— Я поговорил с Ахитофелом. Он клялся мне в верности. Кроме того, любовь моя, я преподнес ему дары, более чем в два раза превосходящие выкуп за Ахиноаму. Так что не беспокойся о том, чего женщина не способна понять.

Вирсавия поняла, что Давид постарался показать ее деду, что ценит его больше всех других своих людей, а ей оказывает честь, достойную первой жены. Но дары вполне можно было посчитать и за подкуп, а Ахитофел всегда был бескомпромиссным человеком. Ненависть может гореть в человеческом сердце подобно лесному пожару, и никакой дар не сможет потушить ее пламя. Но ничего из того, что Вирсавия могла сказать, не убедило Давида с большей осторожностью относиться к военным советам ее деда. Давид отказывался видеть в Ахитофеле противника.

Впервые Давид и Вирсавия поспорили, и впервые Давид ушел от нее до рассвета. Во время следующего своего посещения он ничего не рассказывал ей.

Когда Вирсавия узнала, что Давид взял еще одну жену, девушку на несколько лет моложе ее, дочь богатого купца из колена Вениаминова, у нее возникло ощущение, будто ее предали. Со слезами она предстала перед Господом и молилась. Вирсавия часами размышляла о своем положении и в конце концов поняла, что снова ведет себя как ребенок. Давид был царем, и он никогда не будет полностью принадлежать ей одной. Если она не смирится со своим положением — положением одной из множества, — то сделает несчастным и его, и себя.

В будущем Давид возьмет себе еще не одну жену и наложницу. Поэтому Вирсавия должна научиться жить с болью, пронзающей ее всякий раз, когда глаза царя устремляются на другую женщину. Когда молодую жену Давида проводили на женскую половину, Вирсавия преодолела свою ревность и приветствовала ее так, как желала бы, чтобы приветствовали ее саму.

Так, страдая и изменяясь, Вирсавия возрастала духом. Она с детства любила Давида. Она считала его совершенным. Но теперь она знала, что Давид не бог. Он был обыкновенным человеком, который стал необыкновенным только по милости Божьей. Давид был способен одержать великие победы и совершить ужасные ошибки. Разве не страсть, которую он испытывал к Вирсавии, чуть не погубила его? А слабость Вирсавии могла погубить и ее саму. Если бы Давид умер, то она и ее сын оказались бы в полной зависимости от людей, похожих на Ахитофела и Иоава, а между Давидовыми сыновьями разгорелась бы борьба за власть.

Когда страх охватывал ее, Вирсавия обращалась мыслями к Богу, утешая себя размышлениями о том, что Господь уже сделал для нее. Она пела своему сыну псалмы мужа и успокаивалась, вспоминая о Божьих обетованиях, о которых говорил Давид в своих псалмах. И каждый раз, когда Вирсавия делала это, мир наполнял ее сердце. Господь был ее щитом и избавителем. Он исцелил душу ее. Не Давид. Давид был всего лишь человеком, которого Вирсавия любила, а не Богом, Которому она поклонялась.

Вирсавия знала недостатки и слабости мужа, однако это не унижало его в ее глазах. Странно, но она полюбила Давида еще больше из-за его уязвимости. Два года страданий открыли Вирсавии истину. Власть была в руках Господа! И поэтому каждый день она опускалась на колени и молилась; каждое утро, проснувшись, она в первую очередь склоняла голову и благодарила Бога за Его благословения и просила Его водительства. Вирсавия постоянно молилась о том, чтобы Господь защитил Давида и дал ему мудрость. Всякий раз, находясь в обществе Давида, Вирсавия делала все, что могла, чтобы утешить мужа, доставить ему радость и удовольствие. Она знала, что сварливая жена хуже монотонно капающей воды, и удовлетворяла все нужды Давида, даже те, которые он сам не признавал, как, например, потребность в слушателе.

Вирсавия была уже не ребенком, чью голову наполняли фантазии, а женщиной, чей характер сформировался в трудностях и страданиях. Она часто беседовала с Нафаном, спрашивая у него советов, потому что знала, что Господь даровал ему мудрость. Неважно, ложилась она спать с Давидом или одна, если он был у другой жены, Вирсавия всегда благодарила Бога за все, что дал ей этот день: и за доброе, и за худое.

Вирсавия страдала каждый раз, когда Давид брал в свой гарем еще одну жену или наложницу. Но она научилась не ждать от него совершенной любви, потому что эти ожидания только увеличивали ее страдания. Вирсавия не поддавалась эмоциям, разрывающим ее сердце, но вспоминала источник любви. Она обращала свое внимание не на блуждающие глаза Давида, а на Бога и вспоминала о Его верности Своему народу. Ее муж все еще возбуждал ее, и она все еще страдала, болезненно переживая свое одиночество и измены Давида. Но Вирсавия уже не испытывала отчаяния и не теряла надежды. Господь Бог Израилев подарил ей Свою любовь, верность, прощение, мир; и она знала, что Он печется о ней, защищает ее и сострадает ей. Когда Давид в очередной раз огорчал ее, Вирсавия обращалась за исцелением и утешением к Богу. И Господь давал ей то, о чем она просила. Ибо Его любовь совершенна.

— Господь — Пастырь мой, — шептала Вирсавия Соломону. — Я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Он со мной, Его жезл и Его посох — они успокаивают меня. Он приготовил мне трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена, — Вирсавия поцеловала сына. — Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.

Давид звал Вирсавию чаще, чем всех остальных жен и наложниц. И каждый раз он говорил ей о своей любви, и Вирсавия знала, что его слова были искренними. Также она знала, что самым большим желанием Давида было вести жизнь, угодную Богу, и ходить Его путями; Вирсавия знала, как часто Давиду не удавалось это, и он впадал в отчаяние. А разве она отличалась от своего мужа? Чем больше она старалась вести жизнь, угодную Богу, тем больше она осознавала свои недостатки. А зачем тогда с утра до ночи горели жертвенные костры?

В один из вечеров, когда Давид почтил Вирсавию своим посещением, она отдыхала в его объятиях и слушала его.

— Я часто спрашиваю себя, что сделал бы Бог, чтобы помочь мне, если бы в тот день, стоя на кровле дворца, я открыл Ему свое сердце? Что Он сделал бы, если бы я помолился Ему, увидев тебя купающейся, а не взялся за дело сам? — говорил Давид, гладя жену по голове.

Вирсавия закрыла глаза. Размышляя о том, как благословил ее Господь, невзирая на ее тяжкий грех, она не могла представить себе, как осуществился бы Божий замысел, если бы она была верной и послушной Ему. Что было бы, если бы Давид никогда не увидел ее купающейся? Что было бы, если бы царь не позвал ее, и она осталась бы верной Урии? Однако, испытав Божье наказание, Вирсавия узнала, что такое искупление и возрождение, которые изменили ее жизнь. Кроме того, теперь она, вне всякого сомнения, знала, насколько велика милость Божья, и Вирсавия была очень благодарна Господу за Его доброту к ней. Когда ее жизнь и воля были сокрушены, ее вера начала возрастать.

Господи, я думала, что могу жить так, как хочется мне, и быть счастливой. Я ошибалась, как ужасно я ошибалась. Прости меня.

И Бог простил ее.

Все знали, что Давид любит Вирсавию, потому что он относился к ней с таким уважением, как будто она была его первой женой. Казалось, он не замечал проблем, возникших во дворце из-за его благосклонности к Вирсавии. Мужчины и женщины одинаково боялись влияния Вирсавии и боролись за внимание Давида. Царь гордился всеми своими сыновьями, особенно Авессаломом, но особую привязанность, кажется, он испытывал к Соломону, который, как и отец, любил Бога. Вирсавия знала, что такая привязанность была опасна. Она всегда была бдительной.

На Вирсавию продолжали изливаться Божьи благословения, и она родила Давиду третьего сына — Шиму, четвертого — Шовава и пятого — Нафана. Другие жены Давида относились к ней со сдержанной почтительностью, ведь никто из них не хотел разделить участь Мелхолы, первой жены Давида, которая была удалена и ухаживала за детьми своего брата, обреченная никогда не иметь собственных детей.

Однако некоторые женщины пытались взять реванш. Ахиноама и Мааха сеяли в сердцах своих сыновей семена подозрительности и разжигали раздор в семье. Они воспитывали молодых людей гордыми, высокомерными и честолюбивыми и не учили их закону.

Среди всех людей окружавших ее, Вирсавия доверяла только некоторым избранным: Давиду, Авигее, своей служанке и пророку Нафану, в честь которого она назвала пятого сына. Пророк стал ее другом и советником.

Вирсавия была полностью поглощена воспитанием своих детей и у нее не оставалось времени вести пустые льстивые разговоры, а тем более беспокоиться об интригах живущих во дворце женщин. Или обращать внимание на заносчивое поведение других отпрысков Давида. Вирсавия ясно понимала свой долг: воспитать своих сыновей мужами Божьими. Она не могла указывать Давиду, как ему следовало поступать, и очень огорчалась, когда видела, что он как царь уклоняется от ответственности. Каждый год Давид передавал часть своих обязанностей другим людям: деду Вирсавии, Ахитофелу, начальнику своего войска, Иоаву, своим старшим сыновьям — Амнону и Авессалому. Все больше и больше времени Давид посвящал сочинению прекрасных хвалебных и молитвенных псалмов, открывая свое сердце Богу, а также подготовке к строительству величественного храма для Господа. Все это хорошо, но как же Израиль? Народ, который нуждался в Давиде? Как же те люди, которые считали Давида своим вождем?

Давид не видел надвигающейся бури.

Нафан предупредил Вирсавию о грядущих бедствиях. Она отнеслась к словам пророка очень внимательно и наблюдала за тем, что происходило вокруг нее. За одним грехом следуют другие. Первый камень упал несколько лет назад, теперь приближалась лавина. Вирсавия держала своих сыновей при себе; она говорила им о Боге, когда гуляла с ними или сидела в своей комнате. На ночь она рассказывала детям о сотворении мира, о потопе, о патриархах, о египетском плене и о том, как Господь освободил Свой народ.

— Помните Господа, — постоянно повторяла детям Вирсавия.

Она знала, что ее сыновьям придется столкнуться с предвзятым мнением, которое сложилось у людей относительно их матери. Когда они задавали ей в высшей степени неприятные вопросы, Вирсавия отвечала на них с сокрушительной правдивостью.

— Да, ваш отец и я совершили грех прелюбодеяния. Да, из-за меня погибли люди.

Да, когда-то она пошла на компромисс, но больше она не могла позволить себе этого. Вирсавия использовала любую возможность, чтобы сказать сыновьям о покаянии и ответственности, о последствиях, которые ожидают человека, уступившего желаниям плоти, и о том, что Бог силен поддержать покаявшегося.

Вирсавия много говорила о том, насколько милостив был к ней Господь.

— Когда бы вы ни согрешили, а вы будете грешить, обязательно покайтесь. Отрекитесь от зла и ищите лица Божьего. Если вы сделаете это, Бог простит вас.

— И Бог все исправит.

Вирсавия грустно улыбнулась своим сыновьям.

— Он простит вас, но не устранит последствия вашего греха.

— Почему же?

— Мы должны научиться послушанию.

Когда Нафан сообщил ей, что хотел бы учить ее детей закону Божьему, она с благодарностью воспользовалась этой возможностью и отправила их к нему с наставлением:

— Внимайте ему всем сердцем, сыновья мои.

И снова Бог проявил милость к Вирсавии. На этот раз Он вывел ее сыновей из дворца, полного интриг, и посадил их возле Своего избранного пророка.

* * *

Крики и вопли потрясли стены дворца, когда распространилась весть о том, что старший сын Давида и наследник престола, Амнон, изнасиловал свою сестру Фамарь. Давид рвал на себе одежды, когда понял, что поверил небылице, которую сочинил сын, желая добиться от отца разрешения на то, чтобы девушка ухаживала за ним в его доме. Давид послал Фамарь к Амнону, не подозревая о злых намерениях молодого человека.

Мааха, мать Фамари, кричала, требуя наказать Амнона за его преступление. Как мог Давид согласиться с Маахой, если наказанием за изнасилование была смерть? Как он мог казнить своего собственного сына, своего наследника? Обесчещенная Фамарь кричала на улице, но ее брат Авессалом уговорил ее замолчать.

Теперь Давид напомнил об этом Маахе.

— Женщина, если Авессалом не требует крови своего брата, то почему этого требуешь ты? Он взял нашу дочь в свой дом и запретил ей говорить о случившемся.

— Он ждет, когда ты что-нибудь сделаешь!

— А если бы согрешил твой сын, ты с таким же нетерпением требовала бы его наказания?

— Мой сын никогда не взял бы женщину греховным путем! — Мааха истерически рыдала. — Это ты виноват! Все началось тогда, когда ты взял ту женщину! — ее невозможно было успокоить. — Сын твоего брата, Ионадав, предложил этот план Амнону, и ты послал мою дочь к Амнону! Ты послал ее к нему, и вот он погубил ее! Что теперь будет с Фамарью? Грех Амнона на тебе!

Давид плакал, он знал, что Мааха была права.

Те, кто любил Давида, советовали ему поступить по закону, но Давид не слушал их.

— Как вы можете просить меня побить камнями собственного сына? Разве я сам не согрешил, когда взял во дворец Вирсавию? Разве я не совершил грех, когда убил Урию? Но Бог был милостив ко мне!

— Ты раскаялся, господин мой, царь, а Амнон…

— Как же я могу проявить меньше милости к Амнону, моей плоти и крови?

— Господин мой, царь…

— Я не хочу судить других, поскольку сам совершил ужасный грех. Я простил Амнона и требую, чтобы и вы простили его!

Вирсавия закрыла лицо и плакала в своей комнате.

Чему мог научиться сын у отца, укравшего чужую жену и убившего ее мужа, как не тому, что и он может делать все, что ему заблагорассудится? Амнон научился брать то, чего он хотел и когда хотел, не задумываясь о том, чего это будет стоить другим.

О, Господи, таким образом мой грех настиг меня! Если бы не Твоя любовь и милость, разве могла бы я быть очевидцем последствий моего греха и вынести это?

Вирсавия плакала о Фамари. Она плакала о Маахе, которая была безутешна и озлоблена. Она плакала и об Амноне, потому что знала, Бог свершит над ним Свой суд. Скорбя о них, Вирсавия, тем не менее, чувствовала на себе ненавидящие взгляды, слышала сплетни. Она знала, о чем думали люди. Грех, совершенный тобою много лет назад, теперь принес нам горе!

Молчание Авессалома, который был не менее высокомерен, чем Амнон, тревожило ее. Авессалом был даже более надменным человеком, чем его брат. Он гордился своей внешностью и был избалован с самого детства. Чем старше он становился, тем больше делался похожим на павлина. Разве мог такой человек простить изнасилование своей красавицы сестры?

Соломон заметил беспокойство Вирсавии.

— Чего ты боишься, матушка?

— Я боюсь того, что может случиться, когда на преступление смотрят сквозь пальцы.

Когда приговор за совершенное зло не приводится тут же в исполнение, сердца человеческие полностью отдаются злу.

Прошли месяцы, и ничего не происходило. Давид считал вопрос решенным и никогда не вспоминал о случившемся. Вирсавия продолжала наблюдать. Она надеялась, что Давид окажется прав, однако по-прежнему делала все, чтобы уберечь своих детей от порока.

Прошел не один год, прежде чем среди колосьев пшеницы выросла сорная трава.

* * *

— Авессалом пригласил меня на стрижку овец, — сказал однажды вечером Давид Вирсавии, когда они вместе ужинали. — Он пригласил и всех своих братьев.

Вирсавия встревожилась, однако промолчала о своих опасениях. Авессалом не пригласил ее сыновей, но она была только рада этому. Авессалом ненавидел ее, потому что Давид предпочел ее его матери. Кроме того, Авессалом видел в сыновьях Вирсавии угрозу для себя, хотя после Амнона именно он был следующим претендентом на трон. Вирсавия налила мужу еще вина.

— Ты пойдешь?

Давид отрицательно покачал головой и взял кубок, погладив пРи этом пальцы жены.

— Я лучше останусь здесь. Кроме того, зачем я буду обременять Авессалома своей свитой? Для него будет лучше, если я останусь в своем дворце. Молодым людям без меня будет веселее. Вместо меня к нему пойдет Амнон.

Вирсавия вздрогнула.

— Я рада, что мои сыновья не идут.

— Почему?

— Они не приглашены.

Давид нахмурился и на минуту задумался. Затем пожал плечами.

— Вероятно, Авессалом решил, что им будет неинтересно на празднике, потому что они так много времени проводят с Нафаном.

Несколько дней спустя дворец огласился такими криками и воплями, от которых Вирсавия содрогнулась. Она выбежала из своей комнаты, испугавшись, что с Давидом случилось какое-то несчастье. Ей преградил путь Соломон с бледным лицом и глазами, расширившимися от ужаса.

— Только что пришел посланник и сказал, что Авессалом убил всех своих братьев, которые были у него на празднике. Он никого не оставил в живых.

Вирсавия похолодела, ее мозг лихорадочно работал. Если Авессалом осмелился на этот шаг, то он, несомненно, осмелится и на следующий.

— Найди своих братьев, и идите к отцу. Будьте рядом с ним!

Авессалом стремился занять престол, и единственный способ добиться этого заключался в том, чтобы пойти войной против Давида.

Дворец был охвачен волнением, женщины кричали и причитали, мужчины стояли в разодранных одеждах, а Давид распростерся на полу и плакал.

Вскоре к царю прибежал Ионадав, его племянник, и сказал, что убит был только Амнон. Один за другим сыновья Давида вернулись домой на своих мулах, повторяя историю о том, как Авессалом заставил своих отроков убить наследника Давида, развеселившегося после выпитого вина, и с радостью наблюдал, как его брату наносили удары кинжалами, пока он не умер.

Давид собрал несколько человек, чтобы идти за Авессаломом, но его сын бежал в Гессур и нашел убежище в доме отца своей матери, царя Фалмая.

Вирсавия часто думала о том, что случилось на празднике. Она старалась рассуждать так, как рассуждал бы ее дед. Для убийства Амнона у Авессалома было три причины: отомстить за свою сестру; открыто выступить против отца; объявить себя наследником престола Израилева. Все оставшиеся в живых сыновья Давида теперь очень боялись Авессалома. Они узнали, как он мстителен и безжалостен в своем стремлении к власти.

Неужели Авессалом убил бы Давида, если бы тот пришел на праздник? Нет, конечно, сын не стал бы убивать своего отца!

Давид все время говорил, что собирается выступить против Авессалома. Он говорил, говорил… но ничего не делал.

* * *

Прошло три года. Смирившись со смертью Амнона, Давид оставил мысли о войне, потому что его соглядатаи донесли ему, что Авессалом не собирает в Гессуре войско. И Давид пришел к заключению, что убийство Амнона было актом мести за Фамарь, а не попыткой занять престол. Вирсавия знала, что все мысли Давида были сосредоточены на Авессаломе. Ее муж разрывался между любовью к своему сбившемуся с пути сыну и гневом на его действия.

— Твой сын ждет, когда ты простишь его, — говорил царю Иоав.

Вирсавия видела — Давид ждал любого предлога, чтобы принять сына домой. Без войска и союзников Авессалом не сможет забрать у Давида царский венец, но Вирсавия все-таки не доверяла ему. Она ничего не говорила против Авессалома, зная, что все, сказанное ею, будет неправильно истолковано. Какой смысл высказывать свои предположения, если Давид все еще огорчался из-за отсутствия Авессалома и с нетерпением ждал новостей о нем? Нет, все, что Вирсавия могла сейчас сделать, — это убедить Давида в том, что у него есть сыновья, которые ищут Божьего благоволения и выступят вместе с ним против его врагов.

Каждый раз, когда Давид посылал слугу сказать Вирсавии, что хочет провести с ней вечер, она убеждала сыновей присоединиться к ним. Давид всегда разговаривал с Соломоном и его братьями. Вирсавия хотела, чтобы ее муж узнал, что ее сыновья были благочестивыми людьми, и всегда находил радость в общении с ними.

* * *

Во дворце начались изменения.

Пытаясь сохранить мир между женами, Давид распорядился построить несколько новых домов. Ахиноама продолжала оплакивать Амнона, а Мааха так долго и так громогласно защищала Авессалома, что Давид в конце концов вообще отказался видеть ее.

Соломон и его братья часто проводили послеобеденное время с Вирсавией. Она любила слушать своих сыновей, когда они обсуждали то, что узнали от Нафана. Они были хорошо осведомлены и в других делах царства. Они знали, что происходит в Иерусалиме, в то время как Вирсавия, живя за стенами дворца, знала очень мало. Именно ее сыновья сообщили ей о том, что Авессалом скоро вернется в Иерусалим.

— Ваш отец простил его?

— Как раз не простил, — ответил Соломон. — Я был у отца на следующий день после того, как к нему приходила вдова из Фекои. Она заявила, что ее родственники требуют, чтобы она отдала им своего сына, убившего своего брата. Эта женщина говорила, что если сделает это, то родные убьют ее сына, и она останется совсем одна. Отец согласился защитить ее. А потом понял, что она обманула его.

— Обманула?

— Иоав вложил слова в уста этой женщины.

Вирсавия встревожилась и отошла в сторону. Опять Иоав. Может быть, Иоав дает царю понять нечто другое: верни Авессалома, или я объединюсь с ним против тебя?

— Было бы разумно, если бы отец держал Авессалома поблизости, чтобы наблюдать за ним, — сказал Соломон.

— Да, — Вирсавия оглянулась на сына. — Поговори об этом с Нафаном. Посмотрим, что он скажет!

Она намеревалась просить Бога о том, чтобы Давид снова не поддался своим изменчивым чувствам. Иоав повлиял на решение царя, однако ответного хода делать не следует.

Когда Давиду сообщили, что Авессалом поднимается на гору к Иерусалиму, царь нанес Иоаву удар.

— Пусть Авессалом возвратится в дом свой, но лица моего не видит.

Для того чтобы поставить Иоава на место, Давид пожертвовал примирением со своим сыном.

Вирсавия огорчилась, узнав, что сделал Давид, движимый чувством гнева. Когда гордость Авессалома потребует возмездия? Сколько народу погибнет, когда он снова нанесет внезапный удар? Слово Божье, данное через Нафана много лет назад, гласило: «Меч не отойдет от дома Давида».

* * *

Прошло два года, прежде чем огонь, тлеющий в сердце Авессалома, вырвался наружу.

— Авессалом поджег поле Иоава, — сказал однажды вечером Шовав Вирсавии, когда она разговаривала со своими сыновьями.

Соломон тряхнул головой.

— Теперь это только вопрос времени, когда Иоав придет к отцу просить за нашего брата, — угрюмо проговорил он.

— Если ваш отец помирится с Авессаломом, то всем от этого станет только лучше, — Вирсавия очень хотела, чтобы прекратилась семейная вражда.

Раздор со старшим из оставшихся в живых сыновей удручал Давида. И из-за преступления Авессалома в народе произошел раскол. Одни оправдывали убийство, совершенное Авессаломом, так как царь действовал не по закону и не наказал Амнона за изнасилование Фамари. Другие утверждали, что бездействие Давида было признаком нерешительности царя, а не милости. Нерешительный царь — это слабый царь, не способный противостоять замыслам врагов, а у Давида их было очень много. Только Бог мог защитить Давида и сохранить его на престоле.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, матушка, — сказал Соломон. — Если Авессалом осмелился поджечь поле Иоава, то на что еще он осмелится?

— Ты имеешь в виду, что он восстанет против царя?

— Авессалом слишком умен, чтобы действовать открыто. Ему нужны союзники. Теперь Иоав не встанет на его сторону. Но ты лучше меня знаешь, как горд Авессалом.

Шима рассмеялся:

— Я слышал, что он каждый раз, когда подрезает свои волосы, взвешивает их!

— Красота сделала Авессалома тщеславным человеком, — тихо произнесла Вирсавия.

— Все очарованы его внешностью, но сердце его исполнено лжи. Отец приказал Авессалому жить в своем доме два года назад и не изменил своего повеления. Два года — это более чем достаточный срок для того, чтобы в сердце Авессалома разгорелся огонь.

Но Вирсавия пыталась зацепиться хоть за какую-нибудь ниточку, дающую надежду на мир.

— Авессалом — наследник престола. Ему надо запастись терпением. Он ничего не добьется, если произведет раскол в народе, которым в один прекрасный день начнет править.

Соломон весело рассмеялся.

— Я лишь один раз видел, когда Авессалом был терпелив, это было тогда, когда он замышлял убийство Амнона.

Вирсавия встала.

— Не будем больше говорить об этом, — она была не в состоянии продолжать этот разговор. — Держите свои глаза открытыми и рассказывайте мне все, что вы увидите и услышите.

Вирсавия знала: если Авессалом бросит Давиду вызов и одержит победу, то она и ее сыновья лишатся жизни.

Соломон кивнул. Наклонившись, он поцеловал мать в щеку. Он собрался еще что-то сказать, но Вирсавия прикрыла его рот ладонью.

— Поговори о своих тревогах с пророком Нафаном, — сказала она. — Проси совета у Господа.

— Да, матушка.

Она поцеловала Соломона и остальных своих сыновей и проводила их взглядом до двери.

Господи Боже, защити моих сыновей. Пусть грехи прошлого падут на мою голову, а не на их.

* * *

Давид выслушал просьбу Иоава и позволил Авессалому предстать перед ним, но поцелуй, которым он одарил сына, не был знаком прощения. Вскоре после этого Вирсавия услышала, что Авессалом завел колесницы и лошадей, а также пятьдесят скороходов, как если бы он уже был царем. Он рано поднимался и вставал у ворот в город, где, встречая просителей, идущих в Иерусалим к Давиду, говорил им, что только он мог бы их выслушать и справедливо решить их спор, и давал обещания, которые мог выполнить только царь.

Когда Авессалом пришел к Давиду с просьбой отпустить его в Хеврон исполнить данный Богу обет, Давид отпустил его, слишком занятый собственной персоной, чтобы понять истинные мотивы Авессалома.

Авессалом пригласил двести гостей и вместе с ними ушел из Иерусалима. В Хевроне он провозгласил себя царем.

— Весь Израиль примкнул к заговору Авессалома против тебя, — сообщили Давиду.

Теперь Авессалом с войском был на пути к Иерусалиму, чтобы свергнуть своего отца.

* * *

Женщины и слуги метались по дворцу, собирая все необходимое для путешествия. Давид приказал своим домочадцам покинуть Иерусалим, прежде чем в него вступит Авессалом со своим войском. Для присмотра за дворцом были оставлены только десять наложниц.

Вирсавия ни на шаг не отпускала от себя своих сыновей, когда Давид повел их вместе со всеми своими людьми. К вышедшему за пределы города царю присоединились шестьсот человек, это были иноземцы, служившие Давиду. Царь сказал им, чтобы они оставили его, поскольку они не имеют никакого отношения к этой войне, Вирсавия почувствовала облегчение, увидев, что иноземцы поклялись Давиду в верности и остались с ним. Если они хотят уцелеть, то Давиду понадобятся все люди, которых он смог собрать.

С воплями и плачем мужчины и женщины переходили через поток Кедрон, направляясь в пустыню. Первосвященник Садок и все левиты следовали за Давидом, неся ковчег Божий, но когда Давид узнал об этом, он велел им вернуться в Иерусалим.

— Если Богу будет угодно, Он позволит мне возвратиться и снова увидеть ковчег и скинию. Если же нет, то пусть Он делает со мной все, что Ему угодно.

Давид шел босиком, с покрытой головой и плакал, скорбя о своем мятежном сыне.

Когда Давид привел народ на Елеонскую гору, к нему подошел грязный и смертельно уставший вестник.

— Ахитофел в числе заговорщиков!

Вирсавия вскрикнула и упала на колени. Посыпая голову пылью, она плакала. Она вспоминала своего дедушку, человека, которого любила, когда была ребенком, девушкой, вспоминала его смех, его любовь, его нежную преданность семье. В конце концов Ахитофел решил отомстить ей и Давиду. Вирсавия почувствовала на себе взгляд Давида и опустила голову, стыдясь, что ее любовь к царю привела к таким тяжким последствиям.

Услышав гневный крик Давида, она закрыла голову руками.

— О, Господи, пусть Ахитофел даст Авессалому глупый совет!

Давида окружили советники, все они говорили одновременно, уводя его от Вирсавии. Чьи-то сильные руки подняли женщину, и она услышала жаркий шепот Соломона.

— Бог защитит нас.

— Я виновата, — Вирсавия дрожала. — Это моя вина.

Соломон обнял мать, защищая ее от пристальных взглядов людей.

— С какой стати ты должна брать на себя грехи каждого человека?

Вирсавия была убита горем.

— Первый камень упал много лет назад, мой сын, и теперь вся гора готова обрушиться на нас!

— Каждый человек принимает решение сам. Грех Ахитофела лежит на его совести.

Вирсавия покачала головой.

— Он твой прадедушка.

— Несколько лет назад Ахитофел попросил у Давида разрешения оставить службу и ушел в Гилоф, потому что в Израиле был мир. Теперь мы знаем истинную причину его ухода. Предатель! — Соломона передернуло, однако он продолжал поддерживать Вирсавию. — Если я что-нибудь и понял во всем этом, матушка, то только одно — никому нельзя доверять, даже тем, кто одной крови с тобой.

— Ты можешь доверять мне. Ты можешь доверять своему отцу.

— Я люблю тебя, матушка, и доверяю тебе, но что ты можешь? И отца я люблю, но царь давно потерял связь со своим народом.

Вирсавия не выговорила Соломону за эти слова, потому что он произносил их не с осуждением, а с печалью. Она снова подумала о своем дедушке, и ее сердце затрепетало. Все эти годы Ахитофел притворялся, что у него с Давидом хорошие отношения, а сам тем временем искал возможности уничтожить его.

О, если бы только я была сильнее и мудрее…

Вирсавия пыталась остановить бег своих мыслей. Если бы… если бы… Что толку думать об этом? Слишком поздно желать изменить то, что уже сделано. Корень всех зол заключался в том грехе прелюбодеяния, совершенном много лет назад. И новые жертвы лишь пополнили печальный список тех, кто пострадал в результате ошибки одной ночи.

О, Господь милосердный, когда я очищусь от своих грехов, чтобы снова стать невинной, как младенец?

Продумал ли Ахитофел план своей мести? Неужели он настолько ненавидел свою внучку и Давида, что был готов погубить себя, лишь бы расквитаться с ними? Если ему удастся посадить Авессалома на престол, то Давид погибнет. И Вирсавия погибнет. И его четыре правнука тоже будут обречены. Испытывая гнев и отчаяние, Вирсавия не переставала молить Бога, чтобы Он ответил на молитву Давида и «разрушил совет Ахитофела». Без Божьего благословения ничего не получится. Ахитофел знал, как победить, он был талантливее любого другого советника при дворе Давида, включая Иоава, который теперь шел вместе с Давидом, защищая царя от сына, с которым недавно строил тайные планы. Иоав с его непомерной гордостью! Иоав с его беспощадным честолюбием! Иоав и его помыслы! Во что только не втягивал Иоав Давида за эти последние тридцать лет!

Вирсавия взглянула на Соломона.

— Ты и твои братья должны всегда быть рядом с отцом.

— Мы и так всегда рядом с ним.

— Нет. Стойте рядом с ним. Вы должны защитить его от Авессалома и любого, кто может повредить ему. Если Давид погибнет, то и мы погибнем, — слезы ослепили Вирсавию. — Покажите царю, что на вас можно положиться!

Шагая вместе с толпой, оставившей Иерусалим и последовавшей за Давидом, Вирсавия вспоминала разговоры вокруг отцовского костра в Ен-Гадда. «Убей Саула», — как-то сказал Авесса. «Порази пастыря, и овцы рассеются», — посоветовал Иоав. Давид отошел от костра, не желая слушать их, а ее дед обсуждал этот вопрос с ее отцом после того, как все разошлись. «Иоав дал практичный совет. Смерть Саула положила бы конец войне и возвела бы Давида на престол. Но если Давид убьет помазанника Божьего, Бог не благословит его».

Не благословит.

Самое последнее, чего теперь ее дед желал бы дому Давида, это Божье благословение. И был ли лучший способ отомстить за свою поруганную честь, чем тот, что придумал Ахитофел, — настроить сына против отца? Из-за своей гордости Ахитофел погубил народ. Неужели все люди склонны ко злу и не умеют прощать? Какое человек имеет право судить за то, что уже простил Бог? Несколько лет назад мать предостерегала Вирсавию, говоря, что Ахитофел никогда не простит ее и Давида. Вирсавия молилась и надеялась, что ее дедушка изменится. Теперь она плакала, ибо увидела, что он притворялся, будто простил их. Вирсавия знала, что Ахитофел посоветует Авессалому преследовать Давида и убить его. И если ему удастся сделать это, то царство Авессалома будет проклято, ибо какой народ сможет процветать, когда было совершено отцеубийство? Царство Давида падет.

О, Господи, Господи, грех одной ночи принес такое горе!

Как бы ни разворачивались события, один из тех, кого Вирсавия любила, должен был погибнуть.

— Пусть это будет Ахитофел, Господи, — Вирсавия плакала, произнося эту молитву. — Пусть это будет мой дед, а не мой муж или сыновья.

* * *

Когда Давид дошел до Бахурима, из города вышел человек по имени Семей, из рода Саулова, и стал проклинать Давида. Он шел рядом с Давидом, поднимал с земли камни и бросал их в царя и его слуг, выкрикивая при этом оскорбительные слова.

— Уходи отсюда, убийца! — кричал Семей в ярости. — Ты негодяй! Господь воздает тебе за убийство Саула и его семьи. Ты захватил его престол, и теперь Господь отдает его твоему сыну Авессалому. Наконец-то ты ответишь за свое злодеяние, кровопийца!

Авесса вытащил меч.

— Зачем злословит этот мертвый пес господина моего, царя? Позволь я пойду и отрублю ему голову!

Давид закричал в ярости и отчаянии.

— Нет! Что мне и вам, сыны Саруины! Если Господь повелел ему злословить меня, то кто я такой, чтобы останавливать его? — Давид плакал и кричал:

— Мой собственный сын пытается убить меня. Не больше ли оснований у этого родственника Саула сделать то же самое? Оставьте его, пусть злословит, ибо Господь повелел ему. Может быть, Господь призрит на уничижение мое и воздаст мне благостью за это злословие.

И Давид продолжал идти, вздрагивая при каждом слове Семея, падавшем на его голову. Он чувствовал удары камней. Вдыхал песок, который вениаминитянин швырял в него.

Когда люди слишком устали, чтобы двигаться дальше, Давид приказал разбить лагерь. Он сделал все, что мог. Он отправил в Иерусалим одного из своих советников, Хусию, чтобы тот притворился человеком, преданным Авессалому. Давид велел ему всячески противодействовать исполнению советов Ахитофела. Также Давид отправил в Иерусалим священника Садока и его сыновей, которые должны были стать вестниками Хусии. Если будет хоть какая-нибудь возможность спастись, Хусия сообщит об этом Давиду. Все в руках Божьих. Исход дела зависит от Божьей воли.

Господи, если мой сын преследует меня, то я хочу умереть. Я слишком устал, чтобы идти дальше, и мой народ нуждается в отдыхе. Помоги мне. О, Господи, помоги мне!

Давид снял с головы венец и держал его в руках.

— О, Господи, услышь молитву мою, — прошептал он. — Не скрывайся от моления моего. Внемли мне и услышь меня. Стенаю я в горести моей, ибо враждуют против меня за грехи, которые я совершил давно. Сердце мое трепещет во мне, — закрыв глаза, Давид с силой сжал венец. — Боже, смертный ужас напал на меня. На меня и на всех, кого я люблю. Страх и трепет нашли на меня. Кто дал бы мне крылья, как у голубя? И я улетел бы, — он сглотнул. — Господи! «разрушь совет Ахитофела». Все эти годы я считал его своим другом, а он замышлял против меня, — заплакав, Давид запустил руку в волосы и зачесал их назад, в другой руке он покачивал венец. — Ахитофел. Друг мой. Мой товарищ. Мы делили с тобой пищу во время наших скитаний по пустыне, — Давид со скрежетом стиснул зубы, потирая шею. — Все эти годы его уста были мягче масла, а в сердце — вражда. Он говорил о мире, а за спиной держал обнаженный меч. Он разжигал честолюбие моего сына и настраивал его против меня, — Давид задрожал, ярость горячила его кровь. — Низведи их в ров погибели, Господи! Да сойдут они живыми в ад!

Давид медленно выдохнул, стараясь взять себя в руки. Он должен быть спокоен, чтобы придать людям мужество. Он должен думать. Он должен действовать мудро. Как неразумно я поступил, когда позволил себе быть мягким и снисходительным, и допустил, чтобы другие управляли царством! Давид медленно покрутил венец в руках, а потом снова надел его на голову, потер руками лицо и почувствовал, как дорожная пыль и песок царапают его кожу. О, Господи, я никогда не стремился стать царем. Давид был бы счастливее, если бы остался пастухом, распевающим псалмы и любующимся звездами в ночном небе. Он был бы счастливее, если бы был бедным человеком, у которого была бы одна-единственная жена.

Человек предполагает, но Бог располагает.

Вздохнув, Давид встал.

— Я буду надеяться на Тебя, Господи. Я буду уповать на Тебя. Соверши все по воле Своей.

* * *

Хусия передал весть Садоку, а тот послал двух своих сыновей сообщить ее Давиду.

— Поскорее переходите Иордан! Ахитофел советует Авессалому немедленно начать преследование, чтобы захватить вас и убить. Хусия советует вам не оставаться на ночь в пустыне, а быстро перейти Иордан, чтобы враги не поймали вас!

Были и другие скорбные вести, напомнившие о пророчестве Нафана, произнесенном им много лет назад.

— Действуя по совету Ахитофела, Авессалом взял твоих наложниц, Давид, привел их на кровлю дворца и вошел к ним пред глазами всего Израиля.

Давид почувствовал, что у него на голове зашевелились волосы. Он мог представить себе, как ненависть исказила лицо Ахитофела, мог представить себе его мысли: Помнишь то давнее время, когда ты стоял на кровле дворца и смотрел на мою внучку? Помнишь, как ты взял ее и обесчестил? Как ты опозорил мой дом? Теперь я смотрю, как твой сын бесчестит твоих жен и позорит твой дом перед всем Израилем!

Давид поднял народ, и они пошли в Маханаим, где их встретил человек из Раввы аммонитской и предложил им постели, блюда и сосуды с пшеницей, ячменем, мукой, жареными зернами, бобами, чечевицей, медом, маслом и коровьим сыром от стад своих. Люди Давида ели насытились и отдохнули.

Давид пересчитал своих людей. Поставил над ними тысяченачальников и сотников. Разделив войско на три части, Давид отправил одну часть своего войска под предводительством Иоава, вторую — под предводительством Авессы, и третью — под предводительством Еффея, гефянина. Затем с тяжелым сердцем Давид приготовился к бою с собственным сыном.

Воины громко протестовали против выхода царя с ними.

— Ты не должен идти. Если мы будем обращены в бегство, и если даже половина из нас погибнет, для Авессалома это ничего не будет значить, он будет искать только тебя. Ты стоишь десяти тысяч таких, как мы, и будет лучше, если ты останешься здесь, в городе, и пошлешь нам помощь, когда мы будем нуждаться в ней.

Давид послушался и еще раз отступил от своих обязанностей.

— Если вы считаете, что это самый лучший план, то я остаюсь, — стоя перед своим войском, Давид приказал Иоаву, Авессе и Еффею:

— Ради меня сберегите отрока Авессалома.

Царь стоял у ворот, пока воины проходили мимо него, отправляясь в бой.

Снова Давид остался в городе, в то время как другие воевали за него. Однако на этот раз он действовал по воле народа, а не по своей собственной.

* * *

С башни раздался крик стражника.

— Приближается гонец!

Давид широким шагом подошел к воротам.

— Если он один, значит, у него есть новости — пробормотал он.

Когда страж снова закричал, что заметил еще одного гонца, догонявшего первого, сердце Давида быстро забилось от страха.

— Первый похож на Ахимааса, сына Садока! — сказал воин.

Давид сжимал и разжимал руки:

— Это добрый человек, он идет с доброй вестью.

Еще не достигнув ворот, Ахимаас сообщил свою весть:

— Мир!

Сердце Давида подпрыгнуло от радости, когда отрок упал перед ним на колени и склонил лицо до земли.

— Благословен Господь, Бог твой, — задыхаясь, произнес вестник, — предавший людей, которые осмелились поднять руку на господина моего, царя.

— Что с Авессаломом? Благополучен ли он?

Ахимаас поднял голову, лицо его выражало удивление. Сверкнув глазами, он снова опустил голову.

— Когда Иоав посылал меня к тебе, я видел большое волнение. Но я не знаю, что там было.

Почему Ахимаас прячет свое лицо? Сердце Давида забилось сильнее. Снова прокричал страж, и Давид поднял голову.

Второй вестник, Хусия, стремительно приближался к ним.

— Подожди здесь, — приказал Давид Ахимаасу.

Хусия, запыхавшийся и весь покрытый пылью, остановился перед царем.

— Я принес тебе добрые вести, господин мой, царь. Ныне Господь избавил тебя от всех восставших против тебя.

— Что с отроком Авессаломом? Благополучен ли он? — снова спросил Давид.

Глаза Хусии вспыхнули.

— Да будет со всеми врагами твоими, и нынешними и будущими то, что постигло отрока!

Сердце Давида упало, он все понял.

— Сын мой! Сын мой умер! — кричал он, охваченный скорбью. — Сын мой, Авессалом! Сын мой, сын мой, Авессалом! О, если бы я умер вместо тебя! О, Авессалом, сын мой, сын мой!

Спотыкаясь, Давид поднялся в горницу над воротами и погрузился в печаль.

* * *

Давид не встал, когда открылась дверь его комнаты. Он не поднимал головы, пока над ним не раздался гневный голос Иоава.

— Ныне мы спасли твою жизнь и жизнь твоих сыновей, твоих дочерей, твоих жен и наложниц! — лицо Иоава покраснело, он сжимал рукоятку меча. — А ты ведешь себя так, что привел в стыд своих слуг, как будто мы сделали что-то дурное. Ты, кажется, любишь ненавидящих тебя и ненавидишь любящих тебя. Ты сегодня ясно показал, что мы ничего не значим для тебя. Если бы Авессалом остался жив, а мы все погибли, тебе было бы приятнее!

Давид с ненавистью посмотрел в глаза человека, который был виновен в смерти Авессалома и радовался его гибели.

— Он был моим сыном, наследником!

Разве Давид не приказывал Иоаву перед свидетелями сберечь сына? Иоав всегда все делал по своему усмотрению и не обращал внимания на мнение других, он не задумывался над тем, правильно ли он поступал. Он был амбициозным и эгоистичным.

В горящих глазах Иоава Давид увидел смерть.

— Встань! — крикнул Иоав Давиду. — Выйди и поздравь войско, ибо клянусь Господом, если ты сейчас не выйдешь, то в эту ночь здесь не останется ни одного человека. Это будет самое худшее, что когда-либо случалось с тобой!

Гнев захлестнул Давида. Его трясло, он пытался взять себя в руки и побороть желание броситься на этого человека. Если он не сделает то, о чем сказал Иоав, то чего это будет стоить царству? Давид посмотрел в глаза своего военачальника и понял, что если он не встанет, то Иоав ударит его, ибо воин даже не пытался скрыть свой гнев и отвращение.

Давид поднялся и пересек комнату. Он встал перед Иоавом и пристально посмотрел ему в глаза.

— Ты убил Авессалома за то, что он сжег твое поле?

На щеке Иоава дернулся мускул, он молчал, свирепо глядя на Давида. Давид сжал губы. Даже если это не так, все равно Иоав не исполнил приказание царя.

Давид понимал, что теперь он ничего не может сделать. Пока не может. И снова именно Иоав привел его армию к победе, в то время как царь сидел и ждал за стенами города. Иоав отступил и склонил голову. Его глаза были как глаза змеи, свернувшейся в кольцо.

Давид не дал ему повода к нападению. Сдерживая скорбь и гнев, царь вышел и сел у ворот. Воины один за другим приходили, чтобы увидеть Давида, и он каждого благодарил соответственно его заслугам перед царством.

Затем Давид возвратился со своей семьей в Иерусалим.

* * *

Вирсавия сидела в своей комнате в ожидании. Не винит ли ее Давид в смерти Авессалома? Ее дед поддерживал заговор, составленный с целью убить Давида и захватить его престол. Не обвиняет ли ее теперь Давид?

Проходили дни, но Вирсавия по-прежнему не видела царя. И других жен Давид тоже не звал.

А однажды дверь в ее комнату открылась, и без всякого объявления к ней вошел царь. Вирсавия встала, она почувствовала, как к горлу подступил комок. Она похудела, страдания наложили свой отпечаток на ее внешность: на лице появились морщинки, а на висках проступила седина. Вирсавия сделала навстречу Давиду несколько шагов и опустилась на колени, склонив голову до самого пола.

— О, Давид, я так виновата перед тобой! — сказала она и заплакала.

Рука царя мягко легла на ее голову.

— Я не виню тебя в том, что сделал Ахитофел.

Вирсавия подняла голову и заглянула мужу в глаза. В изумлении она увидела, что он по-прежнему любит ее.

— О, Давид, — произнесла она.

Давид опустился рядом с ней и обнял ее. Он крепко-крепко прижал Вирсавию к себе. Она положила голову ему на грудь и почувствовала на своей шее его поцелуй.

— У меня есть новости, — прошептал Давид, и его руки еще сильнее сжали Вирсавию. — Когда Авессалом последовал совету Хусии и стал выжидать, Ахитофел ушел домой и там повесился.

Вирсавия содрогнулась всем телом. Бог услышал ее молитву и ответил на нее. «Грех Ахитофела на его совести», — говорил ей Соломон, когда они бежали от Авессалома. Какой мерой судил ее дед, такой мерой и сам он был осужден.

Давид прижался щекой к щеке Вирсавии и поцеловал ее, и этот поцелуй заставил ее затрепетать в его руках. Вирсавию бросило в жар. Она слышала, как громко и быстро билось сердце ее мужа.

— Я решил, что наследником престола будет Соломон, — Вирсавия резко отпрянула от Давида и со страхом посмотрела на него. Он пристально взглянул ей в глаза. — Я так решил. Ты хочешь знать почему? Другие жены воспитали своих сыновей честолюбивыми, жаждущими власти людьми, — Вирсавия увидела в глазах Давида печаль. — Я клянусь тебе, Вирсавия, твой сын будет носить венец.

— Но кто я, что ты…

— Из всех моих жен и наложниц только ты всей душой ищешь Господа.

Глаза Вирсавии наполнились слезами.

— К кому еще я могла пойти после того, что я сделала, после того, как мой поступок принес столько горя?

Давид поцелуем стер слезы со щек Вирсавии и погладил ее по голове.

— Возможно, только те, кто чуть не погубил свою жизнь, способны познать всю глубину Божьей любви, — сказал Давид и поцеловал жену в губы. — Я любил тебя, потому что ты была дочерью моего друга. Я пожелал и взял тебя, потому что ты была прекрасна. Я полюбил тебя, потому что с тобой мне всегда хорошо и спокойно, — Давид слегка отклонился от Вирсавии и взял ее за руки. Они вместе встали. Не сводя с жены глаз, Давид поднес ее руки к своим губам и поцеловал их:

— Но больше всего я люблю тебя за то, что ты была для меня любящей женой, а для моих сыновей — любящей матерью. Ты вырастила четырех сыновей которые чтят Господа, ищут лица Его, сыновей, которыми я горжусь, которым…

Голос его оборвался. Вирсавия, успокаивая Давида, обняла его, зная, что он хотел, но не мог сказать.

Она вырастила сыновей, которым он мог доверять.