Голос доносится из далёкого прошлого:

«Пропах плесенью литературный вкус…

Мы в восторге, как дети,

В мёртвой хватке Кафки и шелковичного червя Пруста,

В незаметных петлях гинзбергов и евтушенок,

Всех тех бесчисленных вырожденцев,

Яд которых проникает в нас постепенно,

Пока не убьёт окончательно…

Общая ментальная матрица

(Простите за чужеродное слово!)

Заменит кровь нашей души на импортный туман,

Загипнотизировав потенциальных рыцарей…

Смотрим на всё приходящее к нам

Через чужие очки!

Пора нам изваять себе,

Глядя на всё глазами Творца,

Своё мировоззрение — наш национальный дух!

Иначе глухие музыканты выскоблят наш вкус.

Риторические рыдания с причитаниями и гвалтом,

Я уверен, вы бы не стали сравнивать…

Долетел отголосок…

И после него, смотрите,

Снегопад пошёл на охоту

За последней травинкой.

***

Я — крупинка песка,

В реке моей Родины.

И эта река берёт начало

В Боге.

Я не могу быть свободным

Без этой реки.

***

Подозреваю,

Что не увижу самое страшное —

Цифры на руках и

на лбу.

Крики стада, когда большой палец вниз.

Послевоенные «счастливые» зомби,

Расхваливающие элиты.

Иллюминатство, растворённое в крови.

Я уже словно

За пределами тени

И допрашиваю новоприбывших,

А они мне отвечают невнятно,

Размахивая руками, —

Они сами

Живые свидетельства ужасов,

Невыразимых

и мёртвых.

***

Моё окно открыто по ночам.

И если роженица плачет,

Я мог бы слышать её плач.

Увы, всё это больше

Не является болгарским.

Посол заносит в чёрный список имена —

Я это вижу.

Поскрипывая, перо вычёркивает жизни.

Из Палестины,

Сквозь пески и ветры боли,

Мне шлёт свой аромат,

Одинокая чёрная роза.

Но, может быть,

В конце концов, мы встретимся,

В преддверии далёком Рая.

Рабочие, шахтёры, пастухи

И наши братья младшие

На этом свете

Мне шлют своё сияние —

Сияние, светящееся ночью,

Как будто крест,

Сокровище

И тайны…