— Значит, ты отдыхать ездила. — Мила разглядывала её с улыбкой, достаточно многозначительной, Ира даже одёрнула её в какой-то момент, и Мила рассмеялась.

Они сидели за столиком всё в том же клубе, в котором встретились в прошлый раз. Музыка грохотала, люди вокруг веселились, а Ира по сторонам посматривала без особого энтузиазма. Лёшка уже второй вечер подряд был занят, и, погрустив вчера и помучив себя невесёлыми мыслями, сегодня позвонила Миле. Планировала посидеть с институтской подружкой в каком-нибудь тихом месте, поужинать, но тишина и Мила — вещи несовместимые, поэтому ничего удивительного, что они в клубе оказались. Милка пила коктейли, пританцовывала сидя, и как заправский журналист, выпытывала у неё подробности. И свершившегося отдыха, и личной жизни.

— Рассказывай, давай, — почти выкрикнула она Ире на ухо. Сунула в рот крупную ягоду клубники и откусила. — С кем ездила, что хорошего было?

Ира на спинку неудобного диванчика откинулась, закинула ногу на ногу.

— Много хорошего было. Солнце, море… Красота вокруг.

Мила хитро прищурилась.

— А рядом кто?

Ира помедлила с ответом, но всего на секунду.

— Самый лучший мужчина на свете.

Подруга ахать не стала, просто кивнула со всей обстоятельностью и сказала:

— Повезло. А мой Афанасьев меня только обещаниями кормит: поедем, обязательно поедем. Когда-нибудь.

— Кто такой Афанасьев? Ты не рассказывала. — Ира не на шутку заинтересовалась.

Милка же небрежно отмахнулась.

— Балласт. Всё думаю скинуть, а жалко дурака. — Она жевать перестала, и тогда уже пояснила, более проникновенным тоном: — Редактор наш бывший. У нас ещё года полтора назад закрутилось, а потом он на повышение пошёл, а я вот осталась. Но приезжает, обещания даёт, люблю, говорит.

— А любит?

— А чёрт его знает. Хотя… — Мила, кажется, призадумалась, но после лишь плечами пожала, так и не найдя ответа на этот вопрос. — У него сейчас такая должность, девок вокруг тьма. А он ко мне ездит. Наверное, это что-то да значит.

— По-моему, это очень много значит.

— Ага, — вяло отозвалась она, а уже в следующую секунду взбодрилась, жестом подозвала официантку и попросила ещё коктейль для себя. — А ты?

— Что?

— Ты с мужем помирилась?

— Нет.

— О-о.

— Перестань.

Мила снова рассмеялась.

— Ирка, я этим деньги зарабатываю. Пытаю людей вопросами и лезу к ним в душу. И говорят, у меня это здорово получается.

— Они не врут, — заверила её Ира. — Ты всегда такой была.

— Это какой?

— Любопытной не в меру.

— Я не любопытничаю, — тут же отказалась она, — я проявляю интерес. Даже волнуюсь. Могу я за тебя волноваться?

— У меня столько людей, которые за меня волнуются, что ещё один человек явно лишним будет.

— Но один вопрос я могу задать? Это ведь не Патрик?

Ира, признаться, даже не сразу поняла, о ком она говорит. После головой покачала.

— Не Патрик. С чего ты взяла?

— Просто он у бара и смотрит на нас, точнее на тебя. — Милка рассмеялась. — Я подумала, может, у вас конспирация.

Ира оглянулась через плечо, и на самом деле увидела Патрика у барной стойки. Выглядел он всё также впечатляюще, широкоплечий блондин с серьёзным взглядом, недаром на него девушки оборачивались. А он им бокалом отсалютовал, как только понял, что его заметили. Ира ему улыбнулась, а когда он поднялся и направился к ним, поспешила отвернуться, чтобы он не расценил её внимание, как чрезмерное.

— Привет.

Мила разулыбалась, когда он приблизился и без спроса присел за их столик.

— Привет. Смотрю, ты своим пристрастиям не изменяешь. Любимый клуб, женщины вокруг…

Он удивлённо вскинул брови, явно переигрывая недоумение.

— Да где? Одинокий волк, покинутый и забытый. — Он на Иру посмотрел, и вдруг заявил: — Я о тебе думал.

Милка расхохоталась совсем уж неприлично, а Ира попыталась изобразить изумление.

— И что именно ты думал?

— Не надо так пугаться. — Глянул на Милу и пальцем ей погрозил. — И думать гадости, которые ты всегда думаешь.

— Это какие гадости я думаю?!

— Те, за которые тебе платят.

— Ах, ты в этом смысле?

Он беглым взглядом окинул их стол, точнее почти опустевшие бокалы.

— Закажем ещё? — И махнул официантке.

— Так что ты думал про нашу англичаночку? — поторопила его Мила, получив новый бокал с мартини.

— Ей больше не наливать, — попросила Ира неизвестно кого. А на Патрика, который едва заметно сдвинулся в её сторону, кинула осторожный взгляд. Но он смотрел на неё серьёзно, и, кажется, ни одной неприличной мысли в его голове не было.

— Ира, ты ведь занималась модой в Англии.

— Модой? Ну, если мою работу можно так назвать. Я была консультантом по имиджу.

— Но ты ведь в этом хорошо разбираешься?

— Наверное, — не стала Ира лезть впереди паровоза.

— У нас освободилась одна полоса, думаем отдать её женской аудитории. Писать про крема и накладные ресницы как-то не очень хочется, нужно что-то более солидное, а вот мода, мнение одной конкретной женщины, разбирающейся в этом…

— Говори прямо, дорогой, — перебила его Мила, — шопоголика со стажем.

— Укушу тебя сейчас, — шикнула на неё Ира, и тут же вернула всё своё внимание Патрику, который после Милкиных слов рассмеялся.

— А почему нет? Может, это как раз то, что нужно? — Он открыто смотрел на Иру. — Тебе ведь нужна работа? Или ты планируешь вернуться в Лондон?

Это был трудный вопрос. Ира задумалась, медлила с ответом, а Мила это по своему восприняла, и сказала, словно подталкивая её к положительному ответу:

— Вообще-то, у неё и образование подходящее. Ирка, попробуй! Чем чёрт не шутит?

— Я никогда не работала в журнале и не писала статьи.

— Зато у тебя муж журналист.

Да, велика заслуга…

— Я тебя не тороплю, — сказал Патрик. — Подумай. А лучше, попробуй.

— Дай мне пару дней, — попросила Ира. — Решать такие вопросы в клубе после трёх коктейлей как-то неправильно.

— А вот это верно, — Мила подняла свой бокал. — Так выпьем за это, за трезвые и взвешенные решения.

Ира улыбнулась, с подругой чокнулась, а сама поймала взгляд Патрика. Он явно разглядывал её украдкой, а когда они глазами встретились, улыбнулся как ни в чём не бывало. Тот ещё притвора, вынесла вердикт Ира, но визитку с номером редактора, которую он ей протянул, взяла. Просто не могла не взять. Работа, что Патрик предлагал, могла стать связующим звеном с Москвой. У неё появился повод остаться, но всех ли он порадует?

— Ты слишком весело проводишь время без меня, — пожаловался Алексей, когда Ира на следующий день рассказала ему о вечере в клубе. Они лежали поперёк широкой кровати в его квартире, он водил рукой по её телу, лениво, медленно, а Ира смотрела в потолок, понимая, что думать ни о чём не может. На улице жара, солнце вовсю, рабочий день в разгаре, а Лёшка отменил какую-то важную встречу, чтобы провести с ней пару часов. А она, конечно же, бросила всё после его звонка, и помчалась к нему.

— Ничуть не весело, — воспротивилась она. — Я даже не танцевала.

— Да? — вроде бы заинтересовался он. — Что так?

Она на бок повернулась, чтобы в лицо ему смотреть.

— Настроения не было. И тебя не было. — Придвинулась к нему и поцеловала в губы. А когда отстранилась, сказала: — Но дома родители, которые мучают меня серьёзными разговорами. Куда угодно сбежишь.

Лёша обнял её и погладил по ягодицам.

— Конфетка моя сладкая.

Ира пригладила его волосы, когда он опустил голову к её груди. Но не поцеловал, просто щекой прижался.

— Лёша.

— М-м?

— Мне работу предложили.

Он чуть отодвинулся, посмотрел заинтересованно.

— В Москве?

Она кивнула.

— Что за работа?

— В журнале, писать про модные тенденции и магазины.

На его лице появилась многозначительная усмешка, и Ира стукнула его по плечу.

— И ты туда же.

— Нет, — тут же заверил он. Поцеловал её в лоб в знак примирения, и совсем другим тоном поинтересовался: — А ты писала раньше?

— Ну, в институте, говорили, неплохо получается. Но это ведь было не серьёзное издание! Поэтому я сомневаюсь.

Он сел, потянулся и наклонился за своей одеждой.

— А ты не сомневайся, ты попробуй. Они ведь дадут тебе испытательный срок?

— Наверное. Мы ещё не обговаривали детали, если честно. — Ира следила за Лёшкой взглядом. — Но это будет работа в Москве.

Он глянул на неё через плечо. Кивнул.

— Да. И это хорошо. Разве нет?

— Конечно. — У неё вырвался лёгкий вздох.

Это были сомнения не только по поводу работы, а вообще, стоит ли менять свою жизнь столь кардинальным образом, и Алексей это понимал, поэтому вернулся, наклонился к ней и крепко поцеловал.

— Я очень за тебя рад. Ты умница.

Ира невольно усмехнулась, усомнившись в его словах.

— Что так хорошо разбираюсь в одежде и её стоимости?

Он повёл широкими плечами.

— У каждого есть талант, милая. И это здорово.

Она несильно пихнула его ногой, заставив рассмеяться.

— Вот стану известным на весь мир журналистом, тогда ты по-другому запоёшь.

— Конечно, — не стал он спорить.

— Я начну с малого, — продолжала она, стараясь говорить серьёзно и не улыбаться, — а потом мне доверят брать интервью, как Милке, я перезнакомлюсь со всеми знаменитыми дизайнерами, и кто-нибудь откроет мне великую тайну. И тогда ты узнаешь, — чуть зловеще закончила она.

— Я и так про тебя всё знаю. Про каждый пальчик, про каждую впадинку…

Вместо того, чтобы подыграть ему, Ира неожиданно для самой себя, к нему прижалась и замерла так ненадолго. А Лёшка погладил её по спине, приподняв от постели.

— Я знаю, — проговорил он ей на ухо. — Всё знаю.

А потом он её отпустил, потому что в гостиной зазвонил телефон. Ира откинулась на подушки, стараясь не показывать своего разочарования, отвернулась от него и приказала себе не прислушиваться к его голосу из соседней комнаты. Особенно, если он будет говорить с женой. У Лёшки до отчаяния хорошо получалось врать. И это злило.

Снова спряталась от его голоса и реальности в ванной, захлопнула за собой дверь и посильнее включила воду в душе. Не смотря на два часа рядом с любимым, на душе было тяжело.

— Так кто тебе работу предложил? Мила?

Ира вышла из спальни, уже одевшись и приведя себя в порядок, посмотрела на Лёшку, который доедал ресторанный салат, сидя на широком подоконнике в гостиной. Обед они заказали на дом, чтобы не терять время в ресторане, поели наспех, а теперь Алексей, судя по всему, навёрстывал. Ира подошла и взяла с тарелки несколько виноградин.

— Почти. Патрик.

Алексей жевать перестал, медлил, вспоминая.

— Почему почти?

— Ну, это ведь она меня с ним познакомила.

— А-а, — протянул он, правда в его голосе не было и намёка на понимание. — И что?

Ира посмотрела на него.

— Ничего. Он вчера предложил, а я вот думаю.

— Это тот Патрик, которого я у клуба видел?

Она кивнула. Убирала со стола грязные тарелки, и поэтому не сразу заметила повисшую паузу. А когда заметила, на Лёшку посмотрела. Он выглядел насторожившимся, жевал и за ней взглядом следил. А Ира тут же возмутилась.

— Лёша, нельзя меня ревновать ко всем мужчинам вокруг.

— А я и не ко всем. Только к тем, кто заинтересован.

— Что ты имеешь в виду?

— Белобрысого верзилу с тоскливым взглядом.

— Боже. — Ира глаза закатила, хотя, это и выглядело глупо. Но не глупее дурацких претензий, что она только что услышала. Отнесла тарелки в раковину, оставшиеся фрукты убрала в холодильник, своим выразительным молчанием показывая, что не собирается объясняться, а тем более оправдываться. Но Лёшка тоже молчал, и он был упрямее, она это отлично знала. Поэтому сказала: — Ты видел его один раз, и то секунд тридцать. Из машины, Лёша!

— Ты хочешь сказать, что я ревнивый дурак?

— Да!

— И ты собираешься согласиться на эту работу?

Ира повернулась к нему, руку в бок упёрла и взглянула с вызовом.

— Двадцать минут назад ты сказал мне, что это отличное предложение.

Он промолчал, вилку облизал, а когда Ира подошла, чтобы забрать у него тарелку, отдал её не сразу. Пришлось задержаться и посмотреть ему в глаза.

— Скажи мне что-нибудь, что меня успокоит.

Это был откровенный шантаж, но Ира поддалась. Негромко сказала:

— Я люблю тебя.

Короткая пауза, потом он снова тарелку у неё отобрал, поставил на подоконник, а Иру притянул к себе и поцеловал. Поцелуй был короткий, но крепкий и чувственный, а потом его руки сомкнулись вокруг неё, и Ира закрыла глаза, окончательно сдавая свои позиции.

— Прости, — шепнул он. Волосы её пригладил и прижался губами к её щеке. — Я больше не буду вести себя, как дурак.

— Мне всё равно. Я тебя и дураком люблю.

Он коротко и не слишком весело рассмеялся.

После её признания Лёшка изменился, Ира заметила. Это удивительно, насколько для него эти слова оказались важными. При этом он в ответ никаких признаний не делал, то ли нужды в этом не видел, то ли считал, что его отношение к ней само собой разумеется. Но пока вёз её от своей квартиры к дому Ириных родителей, пребывал в благодушном настроении, брал её за руку, и о Патрике ни разу не вспомнил. Ире даже любопытно стало, насколько его сговорчивости и понимания хватит до новой вспышки собственнического инстинкта. И на себя смешно было: неужели, понимая все недостатки человека, его всё равно любить можно? Вот так, глубоко и безрассудно? Или она всё ещё наслаждается Лёшкиной сложностью и открытым проявлением чувств, даже если это ревность? Миша её никогда не ревновал, даже намёка на это не было, не говоря уж о претензиях или замечаниях по отношению к проявленному к ней интересу других мужчин. А Лёшка настораживался в один момент. И это было смешно и приятно одновременно. Поэтому и поцеловала его на прощание со всей страстью. Поцеловала, отстранилась, скользнула языком по своим губам и попросила:

— Не думай о всяких глупостях.

Хорошо ей говорить: не думай. А Алексей не мог об этом не думать. У неё был муж, который ещё ждал и верил в её возвращение, а теперь ещё и поклонник объявился. И у всех полно времени, которое они готовы уделять только ей. А у него этого времени нет. Точнее, его не так много, как хотелось бы. Потому что работа, семья и круговорот проблем.

Алексей посмотрел в зеркало заднего вида, когда выезжал со двора дома Ириных родителей, увидел, как она приостановилась на крыльце, глядя вслед его машине, потом даже рукой махнула. А он буквально заставил себя отвернуться и тронуть машину с места. Если бы Ирка знала, сколько времени каждого забитого делами дня, он думает о ней, наверняка впечатлилась бы. И её сегодняшнее «люблю» стало небольшой компенсацией за все его мысли и мечты. Очень бы хотелось верить, что на самом деле любит, что не ошибается и не на пике эмоций это говорит. Хотя, что делать с её любовью, да и своей… страстью, во избежание осложнений, лучше пока называть это так, понятно до конца не было. С каждым днём ситуация всё больше запутывалась. И ясно, что долго это продлиться не может, и нужно будет что-то решать, а он пока не представлял в каком направлении пойдёт, раскручивая клубок.

В офисе его поджидал отец. Что было странно и необычно. Обычно Андреас избегал офисов, его раздражала суета и показная занятость сотрудников, и даже кабинет сына на шестнадцатом этаже высотного здания, с красивейшим видом из окна, никогда не впечатлял. Оказываясь рядом с звонящими без конца телефонами, пищащими факсами и энергичными работниками, он принимался морщиться и впадал в депрессию. Поэтому Алексей и удивился, застав отца в своём кабинете. Правда, совсем не удивился бокалу с коньяком в его руке, видимо, стресс снимал.

— Пап, ты заблудился?

Андреас голову вскинул, на вошедшего сына посмотрел и сказал:

— Витя меня о том же спросил. Сговорились, что ли?

Лёша хмыкнул, прошёл к своему столу и положил папку с документами, которую ему подсунули по пути от лифта к его кабинету.

— Это говорит о том, что тебе точно нечего здесь делать.

— Алексиус, я тебе отец или не отец?

Теперь уже Лёша поморщился, причём не скрываясь.

— Папа…

— Что?! — Андреас голос повысил, а Алексей подумал о том, что он от бывшей жены актёрских штучек всё-таки нахватался, за тридцать с гаком лет-то. — Это имя твоё. Я его тебе дал! В честь прадеда. — Он коньяка отхлебнул и куда тише добавил: — А то звали бы тебя Эрнестином. Посмотрел бы я, как бы ты тогда морщился.

Алексей усмехнулся, в кресло своё сел и на отца посмотрел в открытую.

— Что ты хотел? Я занят немного…

— Виллу хочу продать. На Закинфе.

Алексей удивлённо посмотрел.

— С чего бы это? Ты же её любишь.

— Люблю. Но свои корни уважаю больше. Дед твой ещё говорил: не забывай, сынок, откуда ты родом. Под старость в чужих стенах некомфортно.

— О-о, — в некоторой тоске протянул Алексей, приглядываясь к хмурому отцу. — Пап, у тебя что-то болит?

— Болит, — недовольно отозвался тот, косясь на графические картины на стенах. — Голова и нервы шалят. Поживёшь с твоей матерью пару недель, вообще мозг отключится. И сердце прихватит.

— И как связаны родные стены и твои нервы?

— Решил я о душе подумать, вот как связаны. Ты помнишь, где я родился? Где мы все, Вагенасы, родились? В Портарье.

— Я родился в Москве, — поторопился поправить его Алексей, — в роддоме номер 10 по улице Азовской.

Отец просверлил его нетерпимым взглядом.

— Ты отцу не перечь, а послушай, что тот говорит. Деньги мне нужны. Виллу продам, и в свою деревеньку вложу. Улицы там подремонтируем, стадион… церквушку на холме. Помнишь церквушку?

— Папа, — Алексей даже прищурился, — ты на памятник при жизни рассчитываешь, что ли?

Андреас вдруг ухмыльнулся, коньяка ещё хлебнул и сказал:

— Ну, по крайней мере, на мемориальную доску. — И тут же ткнул в сына пальцем. — Но я серьёзно. Память потомкам о себе оставить надо.

— Да ты уже её оставил, в половине самых известных музеев мира. Да и мы с Андрюшкой, чем не достойные экземпляры и продолжатели рода?

Андреас руку в кулак сжал, пристроил его на деревянном подлокотнике, и Алексей тут же руки вскинул, сдаваясь, и рассмеялся.

— Ладно, ладно, как скажешь. Кто я такой, чтобы спорить с гением?

— А ты чего такой довольный? — задал отец неожиданный вопрос.

— Довольный? — переспросил Лёша, уводя взгляд в сторону. Потом плечами пожал. — Настроение хорошее.

— Ага, — отозвался Андреас, и что-то в его тоне Алексея насторожило.

— Что «ага»?

Отец головой качнул, вроде отказываясь продолжать, но уже через секунду передумал.

— Обычно я такой довольный по одной причине бываю: любовница новая завелась.

— Что, сама взяла и завелась? — попробовал Алексей пошутить. Но отец его одёрнул.

— А ты не шути. Скажи как есть: загулял?

Помолчал, потом поднялся и отошёл к окну. А Андреас, наблюдая за сыном, рукой на того махнул.

— Я не удивлён. Ну, не может такого быть, чтобы ты на меня в этом плане похож не был. Сколько можно уже у юбки сидеть? Сначала у матери, потом у жены.

— А ты, кажется, этому рад?

— Я не рад. Чему тут радоваться? Но этого следовало ждать. — Он рукой повёл, к сыну приглядываясь. — Такой красавец, грек! Кровь горячая, бурлит!.. — И тут же поинтересовался, игнорируя насмешливый взгляд Алексея: — Красивая? Блондинка, брюнетка? Или рыжая?

— Папа! Я не буду с тобой это обсуждать, это ненормально.

— Почему? Не такой уж я и старый, как твоя мать говорит. Она каждый день меня уверяет, что у меня суставы ломит и давление скачет. А ни черта у меня не скачет, скажу я тебе. То есть, скачет давление, но совсем в другом месте! — И захохотал, довольный собой. — А твою мать это бесит. Ещё с тех пор, как мне тридцать было, с тех пор и бесит.

— Я рад за твоё здоровье, — сказал Алексей, посмеиваясь. — Надеюсь, оно и мне передалось, по наследству.

— Здоровье поддерживать надо, чтоб ты знал. Заниматься… им. Рекорды ставить. Ты мне скажи, отпуск себе устроил ради работы или ради… занятий?

— Светка что-нибудь говорила?

— Я не слышал. Может, матери что говорила. А ты обнаглел?

— Не знаю. Надеюсь, что нет.

— Но крышу снесло, да?

Алексей отвернулся и тогда уже кивнул.

— У тебя сын, Лёха, — сказал Андреас. Даже назвал сына на необычный манер, очень редко так к нему обращался, и каждый раз пытаясь заставить осознать важность своих слов. — Ни одна женщина не стоит твоих с ним отношений. Ни одна. Даже его мать, и даже женщина, которую любишь.

— Я запомню.

А когда отец ушёл, подумал, подумал, да набрал номер жены.

— Привет. Как дома дела?

Света, судя по голосу, его звонку обрадовалась.

— Привет. У тебя свободная минутка?

— Да. Отец приходил, от работы отвлёк. — Хмыкнул. — Заставил вспомнить о семье. Как Андрюшка?

— Хорошо. — Света невольно засюсюкала, и Лёша понял, что в этот момент на сына смотрит. — Мы проснулись, покушали, теперь требуем неведомо чего. Немного скандалим.

В подтверждение её слов, Алексей услышал требовательный крик сына:

— Хочу, хочу!

Заулыбался.

— А зачем приходил Андреас?

Почему-то сразу припомнился разговор о любовницах и богатырском здоровье Вагенасов в этом смысле, и стало неудобно. Заставил себя отвлечься.

— Придумал дорогу жёлтым кирпичом себе в рай вымостить. Церковь в Портарье отреставрировать, школу построить и чего-то там ещё.

— Ого. Откуда такие стремления?

— Наверное, мама на него так действует. Обычно, сбегая из Москвы, он себе жену новую ищет, а тут о душе задумался.

— Уже неплохо.

— Ещё неизвестно, чем эпопея с наследием потомкам закончится. Возможно, развод нам бы обошёлся куда дешевле.

Ещё пообсуждали, осторожно посмеялись, Лёша даже с сыном поговорил, попросил того вести себя хорошо, тогда вечером они гулять пойдут. Пообещал сыну и жене вечернюю прогулку, а сам задумался о том, где этот вечер без него Ира проведёт. Опять в компании Патрика? Нужно как-то выяснить, кто он такой и что из себя представляет. А заодно Ире почаще звонить, контролировать процесс её устройства на работу.

— Папа! — раздался в трубке требовательный детский голос, и Алексей от своих мыслей отвлёкся и ещё раз пообещал:

— Да, мой хороший. Папа скоро будет дома.

— Кто тебя подвозил? — Гошка встретил её в дверях кухни, глаза смешно вытаращил и с особым выражением поинтересовался: — Он?

Ира пихнула брата в живот и негромко шикнула, умоляя заткнуться. А когда на кухню заглянула, матери улыбнулась.

— Мам, привет.

— Привет, привет.

Наталья Викторовна оторвалась от готовки, на дочь глянула и улыбнулась той, но несколько рассеяно.

— Обедать будешь?

— Нет, не хочу.

— Она сыта, мам, — снова влез Игорь, правда, говорил с набитым ртом, с аппетитом уминая хлеб с котлетой. — Любовью.

— Ты заткнёшься или нет? — разозлилась Ира.

Гошка спокойно покачал головой.

— Нет.

— Правильно, нечего и мечтать, — попробовала съязвить она. Посмотрела на стол и на разделочную доску на ней, спросила у матери: — Тебе помочь?

— Я уже почти всё. Так что там по поводу любви?

— Мам, ну что ты его слушаешь? Болтун. — Ира присела на стул у окна и закинула ногу на ногу, стащила у матери из-под руки кусочек огурца для салата. Сунула его в рот. — У меня другие новости. Мне работу предложили.

— В Москве? — чрезвычайно заинтересовалась Наталья Викторовна, да и брат интерес проявил, хлебнул из коробки сока и замер, навалившись на дверцу холодильника, за что получил от матери своевременный тычок, и отошёл в сторонку.

— В Москве. В журнале, вести рубрику, связанную с модой и магазинами.

— А, ну это ты можешь, — фыркнул Игорь. — Кто как не ты.

Ира глянул на него с укором.

— Ты неблагодарный свин. Кто потратил на тебя кучу бабок? А ты хвост перед продавщицами распускал, как павлин.

— Гоша, в самом деле. — Наталья Викторовна нетерпеливо махнула на сына рукой. — Помолчи немного. — Вновь на дочь посмотрела. — Ты станешь журналистом?

— Я не думаю, что это журналистика, но предложение интересное.

— Значит, ты в Москве остаёшься? Ты решила?

— Ещё бы. Ей здесь теперь, как мёдом намазано, — в очередной раз фыркнул Игорь и с кухни наконец ушёл.

Наталья Викторовна глянула ему вслед, после чего поинтересовалась у дочери:

— Это тоже серьёзно?

— Что?

— То, о чём Гоша говорит. И не надо меня уверять, что он выдумывает, Ира. Мы с отцом тоже не слепые. У тебя кто-то появился.

— Мама, мы с Мишей разъехались, — осторожно начала она. И тут же созналась: — Я от него уехала. Но это было осознанное решение, не мгновенное, как многие думают.

— И это даёт тебе право завести новый роман через месяц после ухода от мужа?

— Я не знаю! — Ира на самом деле разозлилась. — Не знаю, даёт мне это право или нет, но себя-то не обманешь.

Наталья Викторовна помолчала, достала большую салатную тарелку, холодильник открыла, выискивала что-то на полках, а сама обдумывала слова дочери. А потом сказала:

— Пока тебя не было, Валя дважды звонила. Хотела с тобой поговорить.

Услышав о звонках свекрови, затосковала.

— Это нехорошо.

— Нехорошо — что? Что Миша родителям рассказал о твоём уходе? Ну, этого следовало ожидать, спустя месяц-то.

— Да, наверное. И что ты ей сказала?

— Сказала, когда ты планируешь вернуться. Так что жди звонка.

Ира лишь вздохнула, совершенно безнадёжно. Надеялась, что Валентина Александровна даст ей время обдумать предстоящий разговор, подготовить объяснения и доводы, и очень надеялась, что все они будут разумными и вескими, но свекровь позвонила уже следующим утром. И это показалось настолько неожиданным, как снег на голову, и Ира тут же позабыла все слова, что приготовила в своё оправдание. Замерла перед окном с телефонной трубкой в руке, чувствуя, как сердце колотится, будто Валентина Александровна не за тысячи километров, а в шаге от неё стоит и своим фирменным укоряющим взглядом сверлит. Под этим взглядом Ира всегда чувствовала себя виноватой и неспособной к чему-то большему, кроме как заботиться о её сыне, убирать дом и готовить еду. Хотя, по мнению Валентины Александровны, она и на это в полной мере не способна, ещё учить её и учить. Вот и сейчас застыла, и затряслась, как заяц, только от первых звуков её голоса.

— Здравствуй, Ира. Наконец-то слышу тебя лично.

— Здравствуйте, Валентина Александровна. Да, я уезжала на несколько дней.

— Твоя мама мне говорила. Отдыхать на море. — Это было произнесено таким тоном, словно её обличали в смертном грехе.

— Мне нужно было отвлечься. — Дурацкая отговорка, ох дурацкая.

— От чего?

Вот уже и аукнулось.

Ира хмуро смотрела за окно, за которым солнце светило. Потом развернулась и присела на край подоконника.

— Валентина Александровна, если вы думаете, что мне решение уйти от Миши далось легко, то вы ошибаетесь. Но я к нему пришла, и… мне кажется, это наше с Мишей дело.

— Нет, Ира, не ваше. Это твоё дело. А Миша остался в Лондоне, совершенно не понимая, что происходит. Ты ведь не объясняешь, — судя по зазвучавшим в голосе свекрови звонким металлическим нотам, она разозлилась в одну секунду. — Ты собрала чемодан и уехала. Сбежала.

— Я не сбегала. Просто мне нужно было сменить обстановку, понять, глупость я делаю или… права.

— И что? Ты поняла?

С ответом Ира помедлила.

— Думаю, да.

— Да — что? Ты бросаешь моего сына?

— Валентина Александровна! — Ира в раздражении выдохнула. — Я этого даже Мише не говорила, а вы хотите, чтобы говорила вам? Чтобы вы ему перезвонили и огорошили? Переиначили все мои слова, и сказали, что вы его предупреждали на мой счёт?

— Ты так обо мне думаешь?

— То есть, вы не собирались позвонить ему, как только повесите трубку?

Воцарилась тишина, весьма красноречивая. Ира зло усмехнулась, правда, свекровь этого видеть не могла. Помолчав, задала вопрос:

— Почему ты от него ушла? Что такого плохого он тебе сделал?

— Ничего. Ничего плохого. Миша хороший. Он муж хороший… — Так получалось, что кроме эпитета «хороший», другого у неё никак не находилось. И это для человека, с которым прожила больше двух лет. Которого любила, как думала. — И он никогда не делал мне ничего плохого.

— Да, и ты его за это отблагодарила, — закончила за неё Валентина Александровна, не скрывая недовольства. — Бросила его. — И добавила чуть тише: — Хорошо хоть детей нет.

Ира крепко зажмурилась.

— Ну, почему вы каждый наш разговор сводите к этому?

— А к чему ещё сводить? Я всегда знала, что что-то тут не так.

— Не сомневаюсь, — не удержалась Ира от иронии, правда, произнесла это чуть слышно, да и Валентина Александровна была настолько занята своим возмущением, что вряд ли услышала бы.

— Сколько раз я Мише говорила, что это ненормально, если женщина детей не хочет.

— А вы хоть раз поинтересовались у своего сына, хочет ли он детей? За два года не слышала от него ни жалобы, ни пожелания. По-моему, его всё устраивает, и стать отцом он желанием не горит.

— Ты давно хотела мне это сказать, правда? — В голосе свекрови слышалась горечь, но в её искреннюю обиду Ира верить не спешила. Но и поддаваться на провокации не собиралась.

— Вам не в чем меня обвинить, Валентина Александровна, я была хорошей женой. Я делала всё для Мишиного удобства и спокойствия. А если вы скажете, что это не так, вы соврёте.

— Хорошие жёны, Ира, мужьям не изменяют.

Ира замолчала, обдумывая слова свекрови. Обдумывала с тревогой и даже страхом.

— О чём вы говорите?

— А что, я не права? Какая причина может быть у женщины, чтобы мужа бросить, да ещё так внезапно? Только другой мужчина. Скажи, что я не права.

Ира поднесла руку к лицу, после чего потерла лоб, до боли. Пауза затягивалась и ответа Валентина Александровна, кажется, уже не ждала, она его уже получила. Да и Ира после этого предпочла со свекровью поспешно попрощаться. Телефон выключила и на себя за трусость разозлилась. Почему не возмутилась? Почему не начала всё отрицать? Сама себя выдала. Теперь только жди, когда она Мише горькую правду откроет, и тот примчится в Москву, посмотреть в глаза загулявшей жене.