Рыбников слушал Тараса, а Алёну разглядывал с всевозрастающим подозрением. Затем даже ухмыльнулся, в ответ на что Алёна нахмурилась.

— Пётр Алексеевич, это не честно, — сказала она.

— Это жизненный опыт, Золотарёва, — не остался редактор в долгу. А на Артюхова в итоге рукой махнул. — Ладно, помолчи, дай подумать.

— Думай, Петя, думай.

Алёна заметила, как они переглянулись, многозначительно, но что за этими взглядами стояло, она не совсем поняла. Кажется, дело уже было не в ней. Рыбников в ней, конечно, сомневается и всерьёз не воспринимает, но тут уже другое, тут уже попахивает интересными фактами, и, наверняка, опасной отдачей после. И именно из-за этого Пётр Алексеевич пребывает в сомнениях, на Тараса поглядывает с прищуром, а тот лишь руки потирает в предвкушении.

И в подтверждение её мыслей, Рыбников Артюхову сказал, отчего-то чуть понизив голос, будто думал, что из-за этого Алёна не разберёт его слов:

— Ты сегодня уже выделился.

— Не спросил ничего, чего не знал бы доподлинно.

— А теперь ты хочешь продолжения?

Тарас, кажется, усмехнулся, потёр подбородок, затем кинул на Алёну особенный взгляд.

— Ты нас не оставишь? Я потом зайду к тебе.

Что оставалось делать? Только подняться, вынужденно улыбнуться и выйти за дверь. Алёна осторожно её прикрыла за собой, куда медленнее, чем это было необходимо, но прямо напротив двери в кабинет редактора располагался стол секретаря, а под её взглядом особо не поподслушиваешь. Пришлось ещё раз улыбнуться и из приёмной выйти, хотя Алёна была уверена, что у Рыбникова с Тарасом сейчас происходит весьма любопытный разговор. Без неё.

— Ну что?

Серёга стоял у окна и курил. Без сомнения — поджидал её. Алёна его разочаровывать не стала, подошла, и честно призналась:

— Не знаю. Выгнали меня и что-то решают.

— Неужели тебе разрешат копать под Кострова?

Алёна нервно обернулась по сторонам, после чего ткнула в Бурдовского пальцем.

— Про Кострова-старшего. Он мне уже ничего сделать не может.

— Ага, ага, — покивал Серёга, разглядывая подругу с серьёзным скептицизмом во взгляде. После чего тревожно шепнул: — Алён, не соглашайся.

Она вздохнула.

— Боюсь, отказываться поздно.

Бурдовский смешно надул щёки.

— Артюхов тебя под монастырь подведёт.

Алёна не смогла ему ответить. Ей захотелось признаться, пусть даже и Серёге Бурдовскому, от которого помощи ждать вряд ли стоит, но поделиться с кем-то своими сомнениями и тревогами хотелось. Но даже если бы и решилась, времени бы ей не хватило. Потому что в этот момент Алёна голову повернула, отреагировав на звук шагов по коридору, тяжёлый и монотонный, и ей показалось, что мир вокруг замер. Прямо на неё, по коридору, шёл Костров-младший. Шёл к ней, смотрел на неё, и чем ближе подходил, тем явственнее проявлялась ухмылка на его губах. Он шёл один, без охраны, одна рука в кармане брюк, и Алёна невольно анализировала его походку, но опять же он не хромал. Он выглядел тем же Павлом Костровым, каким она увидела его на пресс-конференции пару часов назад. И совсем не походил на Фёдора, кем притворялся в усадьбе. Она могла бы усомниться, могла бы не узнать… издалека, если бы не взгляд, усмешка… сеточка шрамов на щеке. Они не были особо видимыми или уродливыми, они лишь делали кожу на его щеке слегка неровной, когда он усмехался или улыбался. От него веяло опасностью, буквально накрывало, и Алёна начала бурно дышать, не в силах с собой справиться. Это было не волнение… разве что на какую-то незримую частичку, а в остальном… Нет, она его не боится, не дождётся. Просто не знает, к чему готовиться.

Серёга тоже рядом с ней замер, не донёс сигарету до рта, таращился на Кострова. Алёна же опомнилась и принялась искать взглядом пути к спасению. Их не было, и это здорово удручало. А Павел ещё и завёл знакомую песню, будто из уст Фёдора:

— Солнышко моё, не верю, что вижу тебя живой. Хорошо выглядишь. Я днём как-то не рассмотрел в полумраке. Но, — он остановился в паре шагов, совершенно не замечая присутствия Бурдовского, и окинул Алёну изучающим взглядом, — красавица. Только немного грустная. Что случилось?

Алёна нервно кашлянула, отвернувшись от него. И от Серёги, кстати.

— Тебя вижу, — пробормотала она, Павел же весело хмыкнул.

— Красивая, но злая.

Алёна смотрела себе под ноги, потом всё же набралась смелости и взглянула Павлу в лицо. Он улыбался, но глаза смотрели колко и испытывающе. Она сглотнула и ткнула пальцем в сторону двери в приёмную редактора.

— Кабинет Рыбникова там.

— А зачем мне Рыбников? Я к тебе.

Вот тут как раз настало время испугаться. Алёна вытаращилась на Павла.

— У нас есть незаконченное дело, ты помнишь?

Да, действительно…

— Помню.

Костров, наконец, перевёл взгляд на Бурдовского, сначала прищурился, затем головой едва заметно качнул, и Серёга — Серёга Бурдовский! — который сроду никаких намёков не понимал, торопливо затушил сигарету и поспешил от них прочь, только оглянулся пару раз. А Павел занял его место у подоконника, как и Алёна, присел на его край. Она смотрела в сторону, а он на неё.

— Ты разочарована?

Она поняла, о чём именно он говорит. Позволила себе хмыкнуть.

— Скорее удивлена.

— Ну, тогда я рад. Я смог тебя удивить.

Алёна посмотрела на него.

— Это было подло, — вырвалось у неё.

Павел коротко кивнул и широко улыбнулся.

— А я подлый.

Она отодвинулась от него.

— Наслышана.

— О, это уже серьёзно. — В коридоре, как назло, никого не было. Алёна чувствовала прямой взгляд Кострова, он находился совсем близко, а она понимала, что просто взять и уйти не может, он этим взглядом и скрытой, но всё-таки угрозой, будто привязал её. И она стоит и терпит всё, и даже его прикосновение, когда ему вздумалось коснуться её, она стерпела, только голову в плечи вжала немного. — Где телефон?

Осторожно выдохнула.

— Я верну.

— Конечно, вернёшь.

Его рука оказалась за её спиной, но он лишь упёрся ею в подоконник, а пока Алёна решала, как на это реагировать, точнее, с какой долей негодования отодвинуться, а если понадобиться и оттолкнуть Павла, дверь приёмной начальника открылась, и появился сам Рыбников в компании Тараса. Они ещё продолжали беседовать, но почти тут же заметили Кострова, и оба замолчали на полуслове, уставились на него. Алёна тоже осторожно на него глянула, заметила, как Павел якобы непонимающе вздёрнул брови.

— Что? Сигареты ни у кого не будет? — На Алёну посмотрел. — Солнце, ты ведь не куришь? — И тут же покачал головой. — Не кури, я не люблю курящих женщин.

Тарас направился к ним.

— Паш, ты чего здесь делаешь?

— А ты мне вообще не рад? Никак? Ты же меня искал.

Артюхов сдержал вздох, это было очень заметно. Кинул на Алёну быстрый взгляд, потом руки сунул в задние карманы джинсов. Рыбников подошёл и улыбнулся Кострову за всех, и руку для рукопожатия протянул.

— Павел Андреевич, что ж вы не предупредили? Мы бы вас встретили. Я представлюсь: Рыбников, Пётр Алексеевич. Главный редактор.

Протянутую руку Павел пожал. И поинтересовался:

— А, то есть вы начальник этих двоих?

Рыбников на Артюхова покосился с сомнением, но кивнул. Про Алёну даже не вспомнил.

— Начальник. Если так можно выразиться.

— Только так и надо выражаться, Пётр Алексеевич. Раз начальник, так себя вести и надо, чтоб не расслаблялись. И не бегали, где их не просят, носы не совали. Я правильно говорю?

Рыбников чуть смятённо кашлянул.

— Ну, что вы, Павел Андреевич? У нас ведь профессия такая, сами понимаете. Журналисты.

— Профессия ко мне через забор лазить?

— А лазили?

— Пытались.

— Надо же… — Пётр Алексеевич опять же на Артюхова посмотрел, потом про Алёну вспомнил, прожёг её взглядом. Та под этим самым взглядом попыталась ускользнуть из мужской компании, даже с подоконника поднялась, но Костров усадил её обратно. Причём, сделал это показательно, а его ладонь так и осталась лежать у неё на талии. Тарас подозрительно сдвинул брови. Затем попытался вмешаться.

— Паш, давай без наездов.

Костров решил удивиться.

— А я наезжаю? Тарас, мы с тобой не виделись сколько лет? Ни ты, ни я не вспомним. Так что, думаю, ты понятия не имеешь, как я теперь наезжаю. И заметь, я абсолютно спокоен. Ты у нас теперь профессиональный журналист, с чем тебя поздравляю, и все твои вопросы…

— Павел Андреевич, — попытался вмешаться Рыбников, но был остановлен только лишь взглядом. Замолчал, а Артюхов снова влез, на этот раз открыто кивнув на Алёну.

— Девочку отпусти. Ты её пугаешь.

— Я тебя пугаю?

Алёна решила не отвечать, мрачно смотрела в сторону.

— Паша, она просто озвучила вопросы.

— Твои?

Артюхов помялся, после чего кивнул. Надо сказать, что достаточно уверено. А вот Костров рассмеялся, и снова поинтересовался у Алёны:

— Серьёзно? Он не в курсе?

— Не в курсе чего? — Тарас нахмурился, а Павел продолжал ему улыбаться. А Алёне сказал:

— Ты права, дорогая, тебя здесь совершенно не ценят. Это даже удивительно. С твоей-то энергией можно было собственный журнал открыть.

Она кинула на него укоряющий взгляд. Павел же кивнул.

— Я серьёзно. Ты бы потянула, солнце.

Алёна всё-таки поднялась и присаживаться больше не собиралась, не смотря на то, что Павел продолжал её удерживать. Правда, он и сам вслед за ней поднялся.

— Думаю, на сегодня с меня общения с прессой хватит, во рту горечь. Так что, с вашего позволения, откланяюсь. А ты, — он на Артюхова посмотрел, — не появляйся больше в Марьяново, я тебя по-хорошему прошу.

— Угрожаешь?

Костров огорчёно качнул головой.

— Сказал же: по-хорошему. Понадобишься, я сам позвоню. — К Алёне повернулся: — Пойдём?

— Перестань меня обнимать, — шикнула она на него, как только они отошли на несколько шагов. Рука Кострова довольно крепко обхватывала её талию, но после её претензии разжалась, правда, только для того, чтобы подняться на плечо Алёны. Это уже ни в какие рамки не лезло, и она Павла оттолкнула. К тому моменту они уже завернули за угол, и видеть этого никто не мог, что даже немного расстроило. Алёна ускорила шаг, проверяя, сможет ли Костров идти с ней вровень. Он смог.

— Ты пытаешься от меня сбежать?

— Очень бы хотела, — призналась она негромко. Они дошли до кабинета, Алёна остановилась и повернулась к нему. Неожиданно, потому что Павел едва не налетел на неё, и они на какое-то мгновение оказались нос к носу. Алёна невольно отшатнулась, но глазами они встретились. — Я верну тебе… вам телефон. И хочу ещё раз извиниться. Я не должна была его брать, но… у меня не было выбора. И если бы я знала, то я бы никогда…

— Если бы ты знала — что? — перебил он.

Алёна моргнула в растерянности.

— Что он ваш.

— А, в этом смысле. Правильно, зачем сторожу телефон, да?

— Я не это имела в виду.

— Я понял, что ты имела в виду. Телефон где? — вопрос прозвучал жёстко, даже грубо, и Алёна снова глянула по сторонам. Кто-то шёл по коридору, и Павлу пришлось отодвинуться, чтобы угрожающе над ней не нависать.

— В сумке.

— Здесь?

— В кабинете.

— Отлично. Неси сумку.

Она будто под гипнозом толкнула дверь в кабинет, несколько затравленно посмотрела на Серёгу и Оксану, обошла свой стол, чтобы сумку взять. Голову повернула и увидела, что Костров стоит в дверях и смотрит на неё с улыбкой. Это как-то не вязалось с его тоном минуту назад, но сейчас она об этом думать не могла.

— Значит, здесь ты работаешь? Не слишком шикарно, солнце.

Она глянула на коллег, пожала плечами, не зная, что сказать. Вышла из-за стола, с сумкой в руках, направилась к Павлу. Он встретил её едва ли не открытыми объятиями, рука снова оказалась на плече Алёны, а Сергею и Оксане досталось вполне добродушное прощание:

— Пока, ребята. Хороших вам материалов.

— Спасибо, — на автомате отозвалась Перевайко, а в следующее мгновение Костров захлопнул дверь. Улыбка тут же стёрлась с его лица.

— Телефон в сумке, — пробормотала Алёна, принялась судорожно дёргать молнию, но Павел взял её за локоть.

— Не здесь. Давай прокатимся.

— Куда прокатимся? — не поняла она. — Зачем?

— Пообедаем, например. Странно разговаривать в коридоре, я к этому не привык.

— Я не хочу обедать, я не могу уйти.

— Можешь. Я тебя отпустил. Думаю, твой Рыбников возражать не будет.

— Он не мой…

— Вот и отлично. — Он вёл её по коридору за руку, а она почему-то шла. Даже на помощь позвать не пыталась. — А что с Тарасом?

— Что? — Алёна почему-то перепугалась этого вопроса.

Он хмыкнул, не глядя на неё.

— Вот и проверим — что.

За рядом турникетов в холле, как изваяния, стояли охранники Кострова. В чёрных костюмах, все внушительной комплекции и мрачные, как памятники. Алёна нервно сглотнула, глядя на них, даже руку попыталась освободить, но Павел её из здания вывел, и они в окружении телохранителей прошествовали к машинам. Два чёрных «гелендвагена», как близнецы, стояли и ждали их, а подоспевший первым охранник распахнул заднюю дверь одного из них.

— Садись.

— Я не хочу обедать, — сказала Алёна, как только Павел оказался рядом с ней на заднем сидении. Он полы пиджака одёрнул, на неё не смотрел, но согласно кивнул.

— Вот и отлично. Толя, в усадьбу поехали.

— Хорошо, Павел Андреевич.

Алёна в первый момент растерялась, потом завертелась на сидении, но автомобиль уже тронулся с места и тут же набрал скорость, сзади не отставал брат-близнец.

— В усадьбу? Мы так не договаривались, что ты делаешь?

— Я же тебя приглашал, только несколько часов назад. С официальным визитом. — Павел вздохнул, на сидении откинулся, а на Алёну кинул усталый взгляд. — Вот, этот визит начинается прямо сейчас.

— Это похищение. Ты в курсе?

— Да ладно. Я тебе экскурсию устрою. По Марьяново. Неужели тебе не интересно?

— Нет.

Костров улыбнулся, по-особенному, такой улыбки Алёна у него ещё не видела, после неё все мысли из головы вдруг улетучились.

— Как женщины бывают ветрены.

Сердце отчего-то подскочило и на мгновение замерло, а Алёна поспешила от Павла отвернуться. Сложила руки на груди и стала смотреть в окно. Было понятно, что она своими воплями и гневными требованиями вряд ли чего-то добьётся. Машины неслись вперёд, будто торопясь покинуть пределы города, и по её просьбе никто бы и не подумал остановиться. И поэтому, вместо того, чтобы тратить силы без всякого толка, Алёна решила воспользоваться, возможно, последним шансом, и всё обдумать. Павел к ней больше не лез, охранник передал ему планшет, и Костров уткнулся в него взглядом, время от времени только тёр щёку, покрытую мелкими рубцами. Алёна вроде и не смотрела на него, но почему-то всё замечала, и только дышала осторожно.

Полтора часа пути прошли в молчании. Они с Костровым молчали, водитель молчал, охранник молчал. Даже радио никто не подумал включить. Павел Андреевич, кажется, работал, и ему никто не смел мешать. И только когда впереди показались крыши домов Марьяново, он голову поднял, посмотрел в окно, и сказал:

— Есть хочу.

Охранник на переднем сидении шевельнулся, Алёна не удивилась бы, узнав, что он до этого спал, слишком неподвижно сидел всё это время. Но голос его прозвучал вполне бодро:

— Мы как раз к обеду возвращаемся.

Павел планшет выключил, положил на сидение между собой и Алёной, посмотрел на ту.

— Ты ещё злишься?

Она сложила руки на коленях, как школьница.

— Мысленно составляю заявление в полицию.

Он усмехнулся.

— Такой длинный список моих проступков? Я начинаю беспокоиться. Ты голодная?

Алёна посмотрела на него и тут же гордо отвернулась. А он вдруг руку протянул и пристроил ладонь на её колене. Алёна едва не подскочила, а Костров похлопал её, будто Роско по голове, и сказал:

— Мне прислали кухарку. Теперь живём.

Алёна головой качнула и пожаловалась негромко:

— Бред какой-то.

Со стороны охранника послышался звук, похожий на смешок. Алёна подозрительно глянула, затем на его шефа посмотрела, но Павел ответил ей абсолютно серьёзным взглядом.

Проезжая по улице Марьяново, Алёна невольно посмотрела на второй от дороги дом, даже оглянулась, не удержалась. Павел это заметил, но ничего не сказал. А уже через пару минут они свернули на дорогу к усадьбе. Надо же, прошло всего три дня, как она выбралась из этого леса среди ночи, а такое чувство, будто полжизни. Она возвращается сюда с Костровым, и лес совсем не выглядит тёмным и страшным. Сквозь высокие кроны пробиваются солнечные лучи, от них зелень кажется ещё более яркой и сочной, а среди неё белые, жёлтые и фиолетовые искорки цветов. Даже захотелось выйти и прогуляться. Только кто её отпустит? Она под колпаком.

Автомобили притормозили перед воротами, через которые Алёна и сбегала, вот только тогда охраны на въезде не было, а сейчас полный боекомплект. Алёна смотрела на бравых молодцев в камуфляже, похожем на военный, они пропустили машины на территорию, и ворота тут же закрылись. Наглухо. Алёна не удержалась и прикрыла глаза.

— Смотри, какая красота вокруг, — будто издеваясь, сказал Павел. Глаза она открыла, посмотрела. А Костров придвинулся к ней, склонил голову к её уху. — Обожаю эту усадьбу.

— Рада за тебя.

Он усмехнулся.

Машины подъехали к самому крыльцу. Алёна не стала ждать, когда охранник обойдёт автомобиль и откроет для неё дверь, сама вышла и принялась оглядываться, не в силах сдержать любопытство. Усадьба казалась живой. Не одинокий, пустой дом, как ей показалось несколько дней назад. Под дождём, загрустивший, с единственным обитателем, особняк казался огромным, незаселённым, казалось, что стоит сказать слово, и эхо прокатится по всей усадьбе, отразившись от стен дома, как от скалы. А сейчас он сиял, а его полукруглое широкое крыльцо напоминало улыбку. О нём вспомнили, в его стенах снова кипит жизнь. На окнах больше нет белых тканевых занавесей, парадные двери призывно распахнуты, неподалёку слышится звук ремонтных работ, а в стороне левого крыла, где располагалась кухня, и вовсе кипит жизнь. В доме полным ходом шла уборка, в маленький грузовичок загружали тюки белья, скорее всего те самые чехлы, которыми была укрыта мебель в доме, и занавески. Загружали молоденькие парнишки в рабочих комбинезонах, вокруг них сновали девушки, а все вместе они выполняли распоряжения суровой на вид женщины в годах, которая то и дело разводила руками, как дирижёр, показывая, кому куда идти и чем в эту же минуту заняться.

— Ира, не стой, иди, проверь продукты по списку. А вы забирайте, забирайте бельё! Вам ещё на втором этаже всё снимать. Девочки, пошустрее.

Потом она заметила «гелендвагены» и поспешила к крыльцу. На ходу поправила очки в широкой оправе и расправила плечи, хотя и без того выглядела натянутой, как струна.

— Павел Андреевич! Вы вернулись.

Костров сделал глубокий вдох, глянул по сторонам с явным удовольствием, женщине кивнул.

— Вернулся, Альбина Петровна. — На Алёну посмотрел, представил: — Это Альбина Петровна, хозяйством у меня занимается. А это Алёна.

Альбина Петровна улыбнулась ей, но улыбка была скорее официальной, безукоризненно вежливой, чем добродушной и открытой.

— Добро пожаловать. Ваша комната готова. По всем вопросам обращайтесь прямо ко мне.

— Моя комната?

— Да, Павел Андреевич утром предупредил, что вы приедете погостить.

— Немыслимо.

Альбина Петровна непонимающе нахмурилась, а вот Костров рассмеялся и посоветовал:

— Алёна, расслабься. — Он обернулся, когда услышал тяжёлое дыхание, Роско, как стрела промчался по дорожке из-за дома, и даже заскулил, когда увидел хозяина. Предпринял попытку на Павла напрыгнуть, но после короткого движения рукой, принялся лишь бешено вилять коротким хвостом и подпрыгивать. Костров псу улыбнулся, потрепал того между ушей, и даже прижал его голову к своему бедру на какое-то время. Потом успокоил его:

— Я приехал, приехал. Он не мешал, Альбина Петровна?

— Что вы, Роско — пёс воспитанный. Я его покормила, вовремя, как вы и просили.

— Замечательно.

Роско от него оторвался, подошёл к Алёне, обнюхал её руку. Потом сел копилкой рядом, уставившись на неё шоколадного цвета глазами. Алёна вздохнула, потом за ухо его потрепала, и шёпотом проговорила:

— Даже не спрашивай.

— Пойдём в дом, — сказал Павел. На охрану оглянулся. — Сегодня больше никуда не едем. Вадим здесь?

— Уехал в город, обещал к ужину быть, Павел Андреевич. — Альбина Петровна вдруг засуетилась, поспешила вперёд, Алёна заметила, как она придирчиво осмотрела огромные французские окна, те, кстати, невероятно сияли на свету, чистейшие, но Альбина Петровна всё равно выискивала недостатки.

Костров же на Алёну оглянулся, она продолжала стоять на дороге, только посмотрела вслед отъезжающим автомобилям.

— Алёна, пойдём. — В его голосе послышались приказные нотки. — Зайди в дом.

Она медленно поднялась по ступеням крыльца, продолжая оглядываться. Кругом были люди, но вряд ли они станут ей помогать, если она решит заорать. В лучшем случае с любопытством понаблюдают за происходящим, но скорее всего просто отвернутся, когда её будут силой затаскивать в дом, чтобы не наживать себе лишних неприятностей.

Роско побежал вперёд неё, выглядел чрезвычайно довольным. Даже обернулся на неё в дверях, поджидал. Кажется, караулил, как хозяин того и хотел.

— Гостиную уже привели в порядок, — бодро рапортовала Альбина Петровна. — Осталось только ковры постелить. Мы сделаем это сегодня вечером. В принципе, уборку на первом этаже закончили. Сегодня привезли посуду и столовые приборы.

— Вот это хорошо. Что там с обедом?

— Через двадцать минут на стол накроют. Регина Родионовна звонила.

— Да? — Павел прошёлся по гостиной, осмотрелся, потом пиджак снял и положил его на спинку кресла. — Что сказала?

— Интересовалась, как идут дела.

— Дела идут, контора пишет, — в задумчивости проговорил он, упёр руки в бока, потом на Алёну обернулся. Она стояла в дверях и осматривалась с настороженностью. Смотрела на мягкую мебель в новых натяжных чехлах, на заново отполированную крышку рояля, незнакомые картины на стенах. Гостиная выглядела обновлённой, начищенной до блеска, а главное, достойной этого дома. Но удивляло, что всё это успели сделать всего за пару дней. Видимо, у Альбины Петровны на самом деле талант к управлению хозяйством. — Что скажешь? — спросил Костров.

Она очнулась, сделала вдох, после чего кивнула.

— Хорошо.

— Представляешь, лет сто назад вот за этим роялем, у этого камина сидели мои предки. — Алёне достался хитрый взгляд. — Или не представляешь?

Она сурово сдвинула брови.

— Не смешно.

— Я и не смеюсь. А вот тебе, милая, кажется, чувство юмора отказало. Или это от голода? Альбина Петровна, покажите нашей гостье её комнату. И напомните, чтобы спустилась к обеду вовремя.

Алёна спорить не стала, пошла за Альбиной Петровной наверх, Роско было отправился следом, наверное, из любопытства, но Костров его окликнул, и пёс кинулся на зов, виляя хвостом. Алёна же с экономкой поднялись на второй этаж, прошли по коридору. Из открытого нараспашку окна слышался неприятный звук бензопилы.

— Работы идут? — спросила Алёна.

Домоправительница легко отмахнулась.

— Это за домом, восстанавливают конюшни.

— Здесь и конюшни есть? — не удержалась от усмешки Алёна. Но её насмешка была не услышана или проигнорирована.

— Если честно, это не в моей компетенции. Про конюшни мне Павел Андреевич рассказывал. Мне дел в доме хватает. Здесь всё было в запущенном состоянии. Но первым делом, мы, конечно, приготовили жилые комнаты. Комнату Павла Андреевича… и другие. Для гостей.

— А будут гости?

Альбина Петровна непонимающе глянула на неё.

— Вы же приехали.

— Ах, я… Тогда да, всё не зря.

Отвечать домоправительница не стала, наверняка, справедливо рассудив, что не её дело разбираться с чужими тараканами.

Комнату ей отвели по соседству с хозяйской. Это не обрадовало, но было вполне понятно. Альбина Петровна оставила её одну, Алёна закрыла за ней дверь, осталась, наконец, в одиночестве, осмотрелась. Комнату на самом деле привели в порядок, избавились от пыли, дышалось легко. Занавески на окнах сменили, постель застелили, а на столике у окна даже живые цветы в вазе стояли. Маленький букетик кустовых розочек. Алёна присела на постель, потом к окну подошла, выглянула, отдёрнув шторы. За её окном балкона не было, внизу плитка и ни одного прочного выступа на стене. Из окна не вылезешь. Да и что толку? Охрана теперь везде, она оказалась на закрытой территории. Её похитили.

Вниз она спустилась раньше дозволенных ей двадцати минут. Чем ей было заниматься в комнате? Смотреть в окно и размышлять о том, что выхода нет? Спустилась, прошла через гостиную, толкнула двойные двери в столовую. Если честно, ощущения невероятные. Торжественности и дворянского уклада, но наслаждаться этим как-то не получалось, было непривычно и неловко.

Павел ждал её в столовой, а может, и не ждал, сидел во главе накрытого к обеду стола, на стуле с высокой спинкой и подлокотниками, и разговаривал с кем-то по телефону. Но как только она вошла, разговор тут же закончил, а Алёну встретил серьёзным взглядом, без тени улыбки. Она под этим взглядом с шага сбилась, но затем прошла к столу и положила перед Костровым его телефон.

— Вот. Ваш.

Он на смартфон смотрел. Кивнул.

— Благодарю. — Указал рукой на соседний стул. — Садись. — Сделал паузу и добавил: — Алёна.

Садиться не было никакого желания, несмотря на явный голод. Но спорить было бессмысленно, к тому же, стол был накрыт. Алёна мысленно махнула рукой и села. Молчание тяготило, но что сказать, она не знала. К тому же, Костров молчал, разглядывал её. И даже не притронулся к телефону, который так желал заполучить.

— Мы одни будем обедать?

Он руками развёл.

— А больше никого нет. Мы с тобой вдвоём.

Алёна не удержалась от усмешки.

— Не считая полсотни человек обслуги. Или они за людей не считаются, Павел Андреевич?

— Уже Павел Андреевич и на «вы». На тебя так дом действует?

— Нет. Статус пленной.

— Как всё серьёзно. Но я разве в этом виноват?

— А кто?!

— Ты. Ты украла телефон, но ладно я могу понять обстоятельства, при которых это произошло. Хотя, они тоже весьма странные, согласись. Но ты его взломала, ты в него влезла…

— Я хотела как лучше! Хотела его вернуть!

— Ты влезла в мой телефон, — каменным голосом проговорил он, губы скривились, и Алёна отчего-то глаза в стол опустила. — Никогда больше так не делай.

Понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с дыханием. Нервно кашлянула, зачем-то передвинула тарелку перед собой на сантиметр в сторону.

— Не буду. И… ещё раз хочу попросить прощения.

Павел никак не отреагировал, только смотрел на неё в упор. Потом сменил позу, заметно расслабился, и Алёна даже не сразу поняла, что это из-за того, что в столовой появилась девушка с супницей в руках. Она засуетилась у стола, не поднимая глаз, а Алёна за ней украдкой наблюдала. Очень странно было, что её за обедом обслуживала не официантка, а настоящая домработница, одетая в скромную униформу. Павел вот совсем на неё не смотрел, хотя девушка была молода и симпатична, несмотря на серую строгую одежду. Почему-то подумалось, что подобная униформа — идея Альбины Петровны. Девушка разлила по тарелкам суп, Алёна её тихо поблагодарила. За себя, и за невежливого, хмурого Кострова. А девушка также тихо из столовой вышла.

Мясная похлёбка в тарелке дымилась и источала волшебный аромат. Алёна смотрела на неё совсем недолго, после чего взяла ложку и стала есть, решив, что велика честь, морить себя голодом из гордости из-за Павла Кострова.

— Когда я смогу уехать? Мне утром на работу.

— Ничего, я договорюсь.

— В каком смысле? — Она от еды отвлеклась. — Я же извинилась.

Павел удивлённо вздёрнул брови.

— Когда?

Она начала злиться.

— Пять минут назад!

Павел кивнул, с явными признаками удовольствия.

— И я тебя великодушно простил. Ты ценишь?

Попыталась дышать размеренно.

— Я хочу ещё раз напомнить, что увозить человека без его на то согласия, в нашей стране называется похищением. Это неправильно и даже противозаконно.

— А ты была не согласна?

— Да! И у меня есть свидетели!

— Свидетели чего?

— Павел Андреевич, горячее подавать?

Алёна от неожиданности на стуле подскочила, обернулась на голос Альбины Петровны, вдруг смутившись оттого, что та могла услышать. Но выражение на лице домоправительницы было нейтральным.

— Да, пожалуйста.

Они вновь остались одни, явно ненадолго, и Павел, пользуясь моментом, наклонился к Алёне через стол, и негромко, весьма доходчиво, проговорил:

— Давай я тебе разъясню одну вещь. Если ты не в состоянии её постичь. Ты останешься здесь до тех пор, пока я не разрешу тебе уехать. Потому что мне откровенно не нравится твоя манера совать нос туда, куда не надо. И поверь, солнце, я тебе не льщу в профессиональном плане. Я не знаю, что из тебя вырастит потом, но пока ты журналист от слова «никакой». Но тебе везёт вляпываться в неприятности, и на данный момент твои неприятности связаны с моим именем. А мне сейчас откровенно не до тебя. Но мы ведь оба понимаем, что если я тебя отпущу в город, ты ведь не усидишь на месте. Тебя понесёт в архив, а может быть и ещё куда.

Алёна разглядывала тарелки, расставленные на столе, всеми правдами и неправдами стараясь не встречаться с Костровым взглядом. Только тревожно переспросила:

— Куда?

— Не знаю. Зависит от того, что ты обнаружила в моём телефоне.

— Ничего. — Всё же посмотрела на него. — Правда. Я только… фотографии смотрела.

Он долго смотрел на неё, даже скорее пытал взглядом, затем неожиданно подался назад, откинулся на стуле.

— Если это правда, то ты поступила мудро. Иногда лучше знать меньше.

— Я клянусь…

— Не надо. Если ты думаешь, что я вот так возьму и поверю тебе, то зря. Я, вообще, не склонен доверять людям. Особенно, в вопросах, которые касаются моей безопасности и моего имени. Поэтому, красавица, ты останешься здесь. Столько, сколько я потребую от тебя. Причём заметь, на правах гостьи. И поверь, это откровенное везение.

Они снова замолчали, ждали пока им подадут горячее, расставят тарелки, а Алёна всё это время размышляла над услышанным. Потом всё же решила возразить, хотя бы попытаться. Дождалась, когда дверь в столовую снова прикроется, и сказала:

— Павел Андреевич…

Он поднял голову, взглянул с интересом.

— Это не решение проблемы. У меня работа, меня будут ждать… Меня хватятся завтра утром.

— Я же сказал, что договорюсь. Обещаю, тебя даже не уволят. — Он вдруг ухмыльнулся. — Слушай, а может, сказать Рыбникову, что ты берёшь у меня интервью? Такое личное, открытое, откровенное. Думаю, он не будет возражать.

— А вы мне его дадите? Личное и открытое…

— Откровенное могу дать. Я когда хочу, могу быть очень откровенным.

Алёна залпом выпила полбокала минеральной воды. Затем с нажимом повторила:

— Меня будут искать.

— Кто? Тётка? Так она в Ярославле. Позвонишь ей отсюда. А кто ещё?

Она в растерянности моргнула. Смотрела на него во все глаза.

— Вы меня проверяли?

— Конечно. Надо же было точно знать, кто ко мне через забор залез. Профессионально ты сработала или тебе по дурости подфартило.

— Вот спасибо.

— Да не за что. Ты ведь поняла, какой вывод я сделал, да? — Алёна угрюмо молчала, а Павел ей улыбнулся. — Именно поэтому мы с тобой сидим за этим столом и едим утку. Иначе разговор был бы другим, с другими последствиями для тебя. Так что, радуйся. Кстати, что у тебя с Тарасом?

Алёна кинула на него рассерженный взгляд и гордо отвернулась. А Костров сокрушённо мотнул головой.

— Ты завязывай с ним по машинам целоваться. Он гнилой мужик, всегда таким был, даже в молодости.

Она резко отодвинула от себя тарелку, от злости даже не сразу смогла собраться и что-то сказать, только дышала, переполненная негодованием.

— Это просто немыслимо. Ты ещё в постель ко мне залезешь?

Павел помолчал, жевал, после чего сказал:

— В постели он у тебя ещё не был, не ври.

— Ты просто невыносим! — выдохнула она, из-за стола поднялась и вышла из столовой, столкнувшись в дверях с домработницей. Та отскочила в сторону, спасая поднос с круглым пирогом на красивой фарфоровой тарелке. А вот Костров рассмеялся.

— Алёна, вернись! Смотри, какой пирог! Ты себе не простишь!

— Иди к чёрту, — пробормотала она себе под нос, бегом поднимаясь по широкой лестнице на второй этаж.

Оставаться в комнате одной, когда за окном кипела жизнь, было странно. Люди работали, разговаривали, даже смеялись, Алёна слышала. Выглянула из окна, увидела молодых девушек в униформе, которые проходили через двор, весело болтая и смеясь. И никому не было дела до того, что она вроде как похищена. Ей об этом чётко заявили. Правда, не отобрали телефон и не заперли на ключ, но от этого ощущения плена не проходили.

После неудавшегося обеда просидела в комнате часа два. И злилась, и переживала, и выход искала. Не нашла, правда, зато перепугалась, когда услышала тяжёлые шаги за дверью. Знала, что это Павел. Но он не остановился за её дверью, не постучал, он вошёл в свою комнату, что была через стенку, и это добавляло большего смятения в сложившуюся ситуацию. Алёна постояла под дверью, прислушиваясь, потом вернулась к окну, присела на край подоконника.

Интересно, что же было в том телефоне? До чего она не добралась, на что не хватило ума разобраться или что-то опасное заметить? Да, в папке были какие-то документы, непонятные, парочку из них она даже открыла, из любопытства, куда от него денешься? Кострову в этом не призналась, просто потому, что ничего не поняла. Там были только цифры, наборы чисел, в столбик или в строчку. Никто бы не понял. Но он, наверное, переживает, что она могла их скопировать или переписать. Конечно, знай она точно, чей телефон попал ей в руки, скорее всего так и поступила бы, но она была занята совсем другими заботами и размышляла о другом. И за глупость её наказывают.

Когда надоело сидеть в комнате, рискнула выйти. Ни в коридоре, ни на лестнице ей никто не встретился, и поэтому Алёна решила осмотреться. Не так, как несколько дней назад, в полутьме, когда окна были плотно закрыты и занавешены, а мебель укрыта чехлами, хотелось увидеть дом ожившим. Что примечательно, лишь пара комнат оказалась запертыми, во всех остальных шла уборка и даже мелкий ремонт. На втором этаже располагались спальни, в этом крыле их было четыре, одна оказалась занята спортивными тренажёрами. Они ещё были в плёнке, не установлены, но их наличие немного удивило. Беговая дорожка и штанга «Марьянову» не шли, казались чуждыми и странными. А вот первый этаж приводили в порядок усиленными темпами. Два крыла дома были одноэтажными, наверху лишь хозяйские спальни, все остальные комнаты располагались внизу, причём левое крыло было полностью отдано персоналу. Там же располагалась кухня. Алёна было отправилась в ту сторону, любопытно было заглянуть и в комнату, где ночевала и посмотреть, что делается на кухне, но множество голосов её остановило. Она потопталась в коридоре, затем вышла и направилась в другую сторону. Гостиная, столовая, хозяйский кабинет. Ещё небольшая комната с камином и диванами. Кажется, раньше их называли малыми гостиными. За следующей дверью обнаружилась библиотека, книжные шкафы были заполнены книгами, корешки все старые, потускневшие, но не потрёпанные. Правда, в комнате пахло пылью, настолько, что в носу защекотало, и Алёна поторопилась дверь закрыть. За самой дальней дверью оказалась лестница, ведущая вниз. Освещения нет, но света из маленького окна рядом было вполне достаточно. Подумалось почему-то о сыром подвале, но немного посомневавшись, Алёна начала спускаться по ступенькам. Лишь один пролёт вниз, она толкнула тяжёлую дубовую дверь… и неожиданно оказалась на стройке. Правда, под стеклянной крышей, голову подняла, чтобы посмотреть, и едва не подскочила от страха, когда ей кто-то в ноги ткнулся. Оглянулась и отругала Роско.

— Напугал меня.

Пёс никак не отреагировал, пробежал мимо неё, принялся обнюхивать мешки с цементом и коробки с плиткой. Хвостом завилял. А если хвостом завилял, значит, рядом хозяин.

— Осматриваешься?

Алёна не повернула головы, на Кострова не посмотрела.

— Чем ещё мне заниматься?

— Правильно. В комнате не высидишь всё равно.

Она спустилась по двум цементированным ступеням, просто для того, чтобы быть подальше от Кострова, чтобы тот не стоял за спиной и не дышал ей в затылок. А ведь он дышал, и Алёна была уверена, что делает это намеренно.

— Что здесь будет? — спросила она, оглядываясь.

— Бассейн.

Она ещё посмотрела по сторонам, потом на стеклянную крышу над головой, оценила масштаб и усмехнулась. Павел заметил.

— Что ты смеёшься?

— Вы собираетесь здесь обосноваться, Павел Андреевич?

Он тоже спустился, потрепал Роско по голове, а Алёне сказал:

— Мне здесь нравится. Если хочешь, меня сюда тянет.

— Зов крови?

— А почему нет? Как бы там ни было, мои предки отсюда. И совсем неважно, кем они были.

Алёна кинула на него заинтересованный взгляд.

— А кем они были?

Он равнодушно пожал плечами.

— Отец говорил, что из дворян. Я могу думать по-другому. Времена были смутные, кто поручится за достоверность?

— Если бы вы хотели, вы бы всё узнали. С вашими-то деньгами.

Павел, не скрываясь, хохотнул.

— Как это пренебрежительно прозвучало. Но если ты хочешь знать, меня это особо никогда не волновало. Мне это безразлично. Главное, что я вовремя родился. Роско, не грызи коробку! Нельзя. — Он взял пса за ошейник и направил к открытой двери на улицу. — Гулять.

Алёна тоже туда прошла, перешагивая через песок и цемент, а когда оказалась на улице, даже ногами потопала.

— Вы не жили здесь много лет. Я имею в виду область. И город. А теперь решили перебраться сюда из Москвы?

— Я не люблю Москву, — сказал он. — Там деньги хорошо зарабатывать. Жить там — не фонтан.

— И вы готовы оставить бизнес…

Павел остановился рядом с ней, всмотрелся в лицо Алёны, она под его взглядом занервничала и отвернулась.

— Ты меня на интервью раскручиваешь?

— Нет. Но должны же мы о чём-то говорить!

— А, нейтральная тема.

— Вроде того.

— Тогда совет: не спрашивай о бизнесе.

Она сделала осторожный вдох, надеясь заглушить в себе возмущение.

— Хорошо. О чём мне можно спрашивать?

— Нащупывай почву, — усмехнулся он. Прошёл вперёд, поднял с земли палку и кинул, она полетела далеко и на приличной высоте, а Роско, заскулив от восторга, стрелой метнулся в ту сторону. Павел приложил ладонь ко лбу, козырьком, защищаясь от солнца и наблюдая за собакой. Потом на Алёну обернулся. — А ты говоришь. Роско здесь приволье. В Москве, даже в доме, он изнывает.

Алёна присматривалась к нему.

— А вы не хромаете. Почти.

Павел не посмотрел на неё, лишь плечом дёрнул.

— Тогда ты застала меня не в самой лучшей форме.

Она окинула быстрым взглядом его фигуру.

— Вы в аварию попали?

Костров помолчал, было заметно, что раздумывает, но затем он коротко усмехнулся.

— Когда-то я попал в тюрьму. — Всё же обернулся, на Алёну глянул и даже подмигнул. — Страшная-страшная история.

— А лицо?

На его губах расцвела улыбка.

— А что лицо? Не такая благообразная физиономия, какая полагается дворянам?

Алёна отвернулась от него.

— Я просто спросила. Извините.

Он разглядывал её, после чего сказал:

— Ты много извиняешься. Мне почему-то это нравится.

Роско принёс палку, отдал Павлу прямо в руки и преданно на него уставился, крутя хвостом, даже подпрыгнул. Костров его похвалил и снова кинул. Палка полетела в сторону леса, задела ветку на сосне, а Роско вновь умчался, довольный и счастливый.

— Алёна, а тебе здесь нравится?

Она несколько странно отреагировала на своё имя из его уст, отчего-то покраснела, щёки защипало, и Алёна поторопилась отвернуться в сторону, сделала вид, что осматривается.

— Здесь очень красиво. Говорят, лет пятнадцать назад здесь была помойка, и жили бомжи.

— И такое было.

— Я была в архиве, — зачем-то призналась она, — разговаривала с профессором.

— Меня вычисляла?

— Вообще-то, ваших предков.

— Разумно.

— Павел Андреевич, а вы не думали допустить сюда историков или музейщиков? Думаю, им было бы очень интересно узнать, какой усадьба стала.

Он с прищуром смотрел на неё.

— Я пошлю им фотографии, — в конце концов, сообщил он, и в его голосе была слышна насмешка. Это Алёну обидело.

— Вообще-то, это национальное достояние.

— Теперь это моё достояние. Нация его просрала.

Она лишь головой качнула.

— С вами невозможно разговаривать.

— Да ладно. Я весьма общительный человек. Вот, например, готов поговорить о тебе.

Алёна поневоле насторожилась.

— А что со мной? — Она нашла взглядом Роско. Тот, кажется, забыл про палку и что-то сосредоточенно рыл на полянке, с настойчивостью экскаватора.

— Ты странная, солнце.

— Странная? — повторила она и тут же недовольно поджала губы. — Спасибо за комплимент.

Костров рассмеялся. Он к этому моменту от Алёны отошёл, привалился спиной к берёзе, а после и вовсе на корточки присел. И теперь с весьма удобной позиции Алёну разглядывал. А вот она на него смотреть, в открытую, не спешила, осторожничала. То на Роско смотрела, то на дом, а то и вовсе на рабочих, которые недалеко от дома возводили какое-то строение — не то сарай, не то амбар. Что-то, что должно было быть покрыто крышей.

— Это не комплимент. Говорю, как есть.

— И почему же я странная?

— Ты живёшь одна.

Алёна вскинула брови.

— Это всё? Я живу одна?

— Ну, девушка в твоём возрасте, при твоих внешних данных, да и работе, оставшись без присмотра, не должна была бы надолго одна остаться. А ты так сколько живёшь? Год? И мало того, у тебя даже парня нет.

Алёна очень внимательно следила за своим дыханием. Надеялась, что приступ негодования на её лице не отражается, и говорить постаралась, как можно спокойнее.

— Вы считаете, Павел Андреевич, что рассказывая мне о том, что вы конкретно покопались в моей жизни, показываете себя с правильной стороны?

Он рассмеялся.

— Когда ты злишься, ты становишься безупречно вежлива. Это любопытно. Но я серьёзно.

— По-вашему, у женщины всегда должен быть мужчина?

Он призадумался над её словами, но достаточно быстро кивнул. И уверенно.

— Да.

Алёна сложила руки на груди.

— Потому что вы не встречали других женщин?

— Что значит — других?

— Самодостаточных.

Костров засмеялся, поднялся, осторожно потёр бедро ладонью.

— Будешь рассказывать мне про феминизм?

Алёна покачала головой.

— Нет. Мне на самом деле интересно. Вам попадались только зависимые?

Он странно глянул на неё, прищурился. Вдруг похвалил:

— А ты молодец. Ловко мяч перекинула. Наверное, я в тебе что-то не рассмотрел.

— Вы не ответили.

Он щёлкнул её по носу, Алёна отшатнулась, но Костров сделал вид, что не заметил, пошёл от неё прочь. Только посоветовал:

— Не напирай.

— Я видела фотографию в вашем телефоне! — крикнула она ему в спину, и тут же мысленно посоветовала себе прикусить язык, но было поздно. Павел уже остановился, обернулся, а на неё взглянул с опасным интересом.

— Это какую?

Решила идти до конца.

— Женщину. Брюнетка на шезлонге.

Павел едва заметно нахмурился, наверное, вспоминал снимки, что хранились в памяти его телефона, после чего ухмыльнулся.

— И что?

Алёна осторожно обошла его на узкой тропинке, чтобы пойти к дому вперёд него. И через плечо сказала:

— Вот такие никогда не бывают одни. Они беспомощные, или притворяются беспомощными. Поэтому, ничего удивительного, что вы равняете всех под одну.

— А ты не такая.

Обернулась на ходу, руками развела.

— Сами же сказали: я — странная.

— Ну-ну.

Это насмешливое, даже ехидное «ну-ну» так и звучало в ушах. Алёна обошла дом, вышла к парадному крыльцу, не удержалась и кинула взгляд за своё плечо. Костров шёл за ней, чуть поотстав, и что-то выговаривал заигравшемуся и перепачканному Роско. А тот понуро опустил голову, и выпустил что-то из пасти, прямо к ногам хозяина. Алёна присмотрелась и ахнула, это было тельце какого-то зверька. Не удержалась и воскликнула:

— Роско!

Тот вскинул лобастую голову, уши встали торчком, а на морде появилось подобие улыбки, пёс даже хвостом с большим энтузиазмом закрутил. Наверное, решил, что она его добычу оценит.

Алёна подступила на шаг, продолжая издалека вглядываться.

— Кто это?

— Крот, — сказал Павел.

Роско понюхал добычу, потом сел и почесал за ухом. Алёна же грозно нахмурилась.

— Роско, нельзя убивать животных!

Пёс снова пошевелил ушами, на этот раз выглядел недоумённым.

— Это плохо! — продолжала Алёна и даже пальцем в пса ткнула.

Костров смотрел на неё с большим интересом, хотел усмехнуться, Алёна заметила, как его губы дёрнулись, но в последний момент он сдержался. Посмотрел на свою собаку, встретился с ним взглядом, головой качнул… но вслух Алёну не поддержал, а возможно, и не согласен был. А Роско сказал:

— Пойдём мыться, убивец.

На мёртвого, довольно упитанного крота все посмотрели, в молчании, и Павел пошёл в обратном направлении, за дом, Роско потрусил за ним после короткого свиста, а Алёна осталась. Подошла к зверьку, присела на корточки, с сожалением того разглядывая. Если честно, до этого крота ни разу не видела, ни живого, ни мёртвого. Не слишком симпатичный зверёк. Что совершенно Роско не оправдывало.

После некоторых раздумий, пришлой сходить в левое крыло, которое гудело от количества работников, и поинтересоваться у мужчины в комбинезоне, где ей раздобыть лопату. Или хотя бы совок. На неё странно посмотрели, потом окинули изучающим взглядом, затем, наверное, вспомнили, что она гостья хозяина, и выдали небольшую лопатку. Алёна вежливо поблагодарила, а лопату некоторое время рассматривала. Чего только в жизни не происходит и чего только делать не приходится. Вот и крота придётся хоронить. Конечно, можно было бы попросить этого мужчину, он то ли садовник, то ли ремонтник, но Алёне почему-то подумалось, что он такими глупостями заморачиваться не станет, и просто выкинет зверька на помойку или под какой-нибудь куст. Поэтому пошла сама. Выкопала ямку у куста жимолости, как ей показалось достаточно глубокую, и вернулась на тропинку. Недолго покрутилась вокруг, не зная, как лучше подступиться. Руками ни за чтобы не дотронулась. Попыталась лопатой подхватить, но крот сваливался обратно на землю.

— Отойди, я сам.

Павел появился из-за её спины, отобрал лопату. С ним и Роско появился, потряс головой, и брызги полетели в разные стороны. Своей вины он точно не чувствовал. А вот Алёне пришлось признаваться, что она собиралась крота хоронить, и что даже ямку вырыла. Взгляд Павла становился всё более задумчивым. Но он молчал, и даже послушно положил зверька в ямку и закопал. Всё-таки глянул на свою собаку и кулаком погрозил. Алёна же над могилкой вздохнула.

— Он собака, — оправдывая своего любимца, сказал Костров. — Ему нужно охотиться.

— Его нужно воспитывать!

Павел усмехнулся.

— Ну, попробуй.

У дома остановилась машина, и оба обернулись. Роско кинулся туда, продолжая фыркать, но уже явно радовался прибывшему.

— Вадим приехал, пойдём, — сказал Алёне Костров. — Он тебе подарок привёз.

Это заявление насторожило.

— Что за Вадим?

— Приглядывает за всем, — непонятно выразился он, а Алёна, увидев мужчину, что вышел из автомобиля, сразу всё поняла. «Приглядывает за всем» — это служба безопасности. Да и узнала его. Тот самый, что приезжал с оружием в камуфляжной форме. Правда, сейчас он был одет без намёка на военщину, в джинсы и рубашку с коротким рукавом, но по-военному короткая стрижка и взгляд в упор его выдавали. Роско сделал попытку напрыгнуть на него, мужчина потрепал его между ушами, но тут же пресёк всякое баловство. Один короткий жест, и Роско присмирел и только потрусил рядом с ним обратно к хозяину. А Вадим шёл по дорожке и смотрел не на Кострова, он Алёну разглядывал. И настолько пристально, что та машинально спрятала руки за спину, а взгляд отвела в сторону.

— Что-то ты долго, — сказал ему Павел вместо приветствия. Обменялся с Негожиным красноречивым взглядом, когда тот кивнул на Алёну.

— Твою просьбу выполнял. Ты же просил аккуратно.

Костров усмехнулся.

— Я просил. — На Алёну посмотрел. Та усердно притворялась глухой, слепой, при этом оскорблённой. И только наградила Роско грозным взглядом, когда тот уселся у её ног и сделал попытку всем весом к ней привалиться. — Алёна, это Вадим.

Она голову повернула. Едва заметно кивнула тому. А Негожин хмыкнул.

— Строптивая.

— Вадим, девочка в гостях. Давай будем доброжелательными.

— Да как скажешь.

Алёна не выдержала, и пошла к дому. Мужчины смотрели ей вслед. Костров сунул пальцы за карманы джинсов, девушку разглядывал. А Вадим негромко спросил:

— Значит, решил по-хорошему?

— Я присматриваюсь.

Негожин посмотрел на начальника, не стесняясь, усмехнулся.

— И смотрю, много высмотрел.

Павел хохотнул.

— Ну… Меня смущают её мозги.

— Очень умная?

— Повёрнуты они у неё не в ту сторону. Это явно. Мы вон сейчас крота хоронили.

— В смысле?

— В прямом. И мне стало любопытно. Что ты там нарыл?

— Да ничего. Дома всё на местах, всё аккуратно. В шкафу… наверное, как ни у одной женщины, военная аккуратность. Вот это странно.

— А компьютер?

— Ребята ещё работают, но, Паш, чисто всё. Похоже, у неё действительно не все дома. Ничего она не скидывала, ничего не копировала. Три флешки нашли в столе, все чистые, в смысле, ничего, что бы касалось нас.

— Тётка?

— Живёт себе в Ярославле и живёт, племяннице дважды в неделю звонит, как по часам. Мужа холит и лелеет. Золотарёва твоя на неё не похожа, ни внешне, ни характером. Там серьёзная, пробивная мадам. Кстати, красивая тётка.

— О, в твоём вкусе?

— Паш, она выглядит лет на тридцать.

— А-а. Другое дело.

— Издевайся, издевайся. Я, в отличие от некоторых, женщин люблю, а не молоденьких русалок.

Павел подбородок потёр, продолжая улыбаться, но сам раздумывал.

— Тётке сорок три, Алёнке двадцать шесть… Что про её семью узнал?

Вадим присел на корточки, чтобы погладить Роско, поднял голову, на Павла посмотрел.

— Особо узнавать нечего было. Родители живы, живут в деревне, в соседней области. Почти на границе. Своё хозяйство, дети. А краса твоя переехала к тётке в возрасте шестнадцати лет. Вот, в принципе, и всё.

— Понятно. Ладно, будем действовать на ощупь.

Вадим поднялся, джинсы отряхнул, а сам не скрывал веселья.

— На ощупь — это хорошо. А местами даже приятно.

Павел с силой хлопнул его по плечу.

— Ты о своих приятностях думай. И обязанностях. Иди, дари девушке подарок.

— А, то есть, я дари, и я же огребай? Хорошо ты устроился.

— Ну, так кто-то здесь должен приказы отдавать. Стараюсь соответствовать.

Когда в дверь спальни постучали, Алёна была уверена, что это Павел. Он сегодня явно не собирался оставлять её в покое. Он ходил за ней, задавал вопросы, заглядывал в глаза, даже делал то, что она хотела. Хотя, Алёна была уверена, что не в характере Павла Кострова идти на поводу у взбалмошных девиц и хоронить с ними мелких зверьков. И поэтому она ждала, что он и в этот раз отправится за ней, словно боится оставлять её надолго одну. Но за дверью оказался Вадим. С каменным выражением лица, смотрел на неё безразлично, после того, как на улице её разглядел, видимо, интерес потерял. Зато в руке держал чемодан. Знакомый. Настолько знакомый, что Алёна машинально отступила назад в комнату, не сводя глаз со своего чемодана. Со своего чемодана! А Вадим вошёл и поставил свою ношу у её ног. Кивнул на чемодан.

— Вещи привёз.

Она только руками развела, не зная, что сказать.

— Вы… были у меня дома?

Негожин смотрел на неё и молчал. А Алёна кулаки сжала.

— Вы вломились в мою квартиру?!

— Вообще-то, просто вошёл. Надо тебе замки поменять, совершенно никуда не годятся. Я Павлу скажу.

— Про замки? — Алёна в бессилии на чемодан у своих ног уставилась, после чего выдохнула. — Я сама ему скажу, я ему всё скажу! Вы бандиты!

Негожин шмыгнул носом. Потом указал рукой на открытую дверь, видимо, предлагая ей проделать задуманное. И, наверное, был уверен, что она испугается. Алёна и испугалась, на одно короткое мгновение, осторожность подала голос, но Алёна быстренько её заткнула, и чтобы не дать себе передумать, перескочила через чемодан и из комнаты выскочила.

Внизу лестницы её встретил Роско. Лежал у ступенек, зевнул при виде неё, и только глянул с удивлением, когда Алёна мимо него пробежала. Выскочила на крыльцо и огляделась. Кострова разглядела вдалеке, у той самой строящейся постройки, он разговаривал с рабочими, даже жестикулировал. Алёна едва ли не бегом направилась к нему. Правда, на полпути поняла, что гнев её стремительно тает. И стало ясно, что не может подбежать к нему, как собиралась, накричать или потребовать одуматься или извиниться. Это же Павел Костров. Что он сделает, по её мнению? На самом деле извинится? Наверняка, он уверен, что поступил правильно.

Он проверял её. Личную жизнь, личные вещи. Он заставил своего подручного залезть к ней в шкаф.

Теперь она шла медленно, но всё ещё продолжала к нему идти. И, наверное, смотрела слишком пристально, потому что Павел вдруг обернулся, увидел её. Сказал что-то мужчине в рабочем комбинезоне, тот кивнул, а Костров пошёл Алёне навстречу. И на его губах было лишь подобие улыбки, это было откровенное ехидство.

— Я уже знаю, что ты мне скажешь. — Алёна остановилась перед ним, но Павел её обошёл и не спеша зашагал по дорожке обратно к дому. Алёне пришлось повернуться за ним следом.

— Я просто не понимаю… Что я такого сделала, чтобы так…

Он обернулся через плечо.

— Ты сделала глупость.

— Но так нельзя.

Костров вздохнул напоказ, скорее сокрушаясь по поводу её наивности.

— Можно, Алёна. Только так и можно. Я защищаю семью. Ты потом поймёшь. — Он шёл к дому, а она продолжала стоять, и в какой-то момент ему пришлось оглянуться. — Иди в дом. Я не хочу, чтобы ты выходила одна. — Его взгляд скользнул по сторонам. — Слишком много чужих людей в усадьбе.