Фрося улетела в тот же день. Жалела, что не может остаться дольше, но работа звала обратно в Москву, причём немедленно. Лана уверяла подругу, что справится сама, в конце концов, ей не так уж мало лет, и этот довод опечалил обеих. Через несколько дней Лане должно было исполниться тридцать, и её саму в ступор вводила сама мысль об этой дате, а Фросю то, что они не смогут отпраздновать вместе.

– Нечего тут праздновать, – ворчливо проговорила Лана, обнимая подругу перед стойкой регистрации в аэропорту. Фрося выглядела странно и нарядно в шляпе с широкими полями и в огромных совиных очках, закрывающих половину лица. Это служило маскировкой, но Лане казалось, что лишь привлекает внимание. К тому же, Фрося без конца очки приподнимала и стреляла глазками вокруг, выискивая кого-то. Она уверяла, что репортёров, но Лана считала, что потенциальных поклонников, всё-таки Афродита была по-настоящему творческой натурой, и без дозы славы и признания, не могла полноценно начать свой день.

Они расцеловались на прощание.

– Я обязательно тебе позвоню, – говорила ей Фрося между поцелуями в щёку. – Обязательно первой. – Она предупреждающе ткнула в Лану пальцем. – Ни в коем случае не разговаривай ни с кем, пока я не позвоню. Я хочу первой тебя поздравить.

– Конечно, конечно, – покивала та, невинно улыбнулась, а Фрося погрозила ей пальцем. Потом присела на корточки и обняла Соню. Попросила:

– Слушайся маму.

Соня скроила смешную рожицу.

– Я всегда слушаюсь. – После чего поинтересовалась: – Ты возьмёшь меня с собой на концерт, когда мы вернёмся домой?

Лана с трудом удержалась от вздоха. Соня слишком часто вспоминала о Москве, и была уверена, что они вернутся домой в ближайшее время.

Фрося же кивнула.

– Конечно. А пока будь умницей.

Фрося улетела. Лана шла через просторные залы аэропорта, крепко держала дочь за руку, а думала о том, как объяснить Соне, что их жизнь изменилась, окончательно и бесповоротно. И о Москве вспоминать не стоит, по крайней мере, в ближайшее время.

– Хочешь мороженого? – спросила она. Понимала, что пытается задобрить, а это явно не педагогично, но поделать с собой ничего не могла.

Соня крепко держалась за её руку и с любопытством оглядывалась.

– Хочу молочный коктейль, – быстро сориентировалась она в ответ на предложение матери.

– Хорошо.

– Клубничный!

Лана улыбнулась.

– Как скажешь.

На такси вернулись в город, вышли у большого торгового центра и присели за столик в одном из ресторанчиков. От еды Соня отказалась, Лана заказала для неё молочный коктейль, а для себя чай. И пока дочь с увлечением поглядывала на незнакомый проспект за окном, Лана наблюдала за ней. Для восьмилетней девочки, Соня относилась ко всему чересчур серьёзно. По крайней мере, Лане так казалось. И, признаться, немного волновало. Соня была ребёнком энергичным, любознательным, но не гиперактивной, она никогда не хулиганила, не имела привычки испытывать родительское терпение. Из-за этого слыла ребёнком едва ли не идеальным. Но Лана прекрасно знала, что это заслуга не характера Сони, не её каких-то врождённых качеств, это работа Марии Николаевны, её свекрови. Не смотря на то, что родную внучку та в Соне так и не признала, но разрешила называть себя бабушкой, и строго и пристально следила за Сониным воспитанием. Соню с самого малого возраста приучали к хорошим манерам, определённому поведению, сдержанности и этикету. Ей нельзя было бегать по дому, разбрасывать игрушки, задавать вопросы, потому что детские «почему» Мария Николаевна называла невоспитанностью. До семи лет Соня даже за стол с взрослыми не садилась, а когда немного подросла, ей разрешили есть в столовой вместе со всеми, но если она будет вести себя соответственно. И Соня очень старалась. Быть вежливой, примерной, говорить и вести себя так, как нравится бабушке. Странно, но, не смотря на то, что Мария Николаевна была строга, а порой попросту придиралась к девочке, та её искренне любила. И очень старалась соответствовать, как называла это свекровь. По поведению и страсти анализировать свои поступки, Соня вела себя старше своего возраста.

Соглашаясь на брак со Славой, Лана думала в первую очередь о дочери. Ей очень хотелось, чтобы у Сони было всё самое лучшее. Так и случилось. Лучшие игрушки, лучшие наряды, няни и гувернантки, репетиторы и даже личный тренер по верховой езде появился после того, как в прошлом году, на день рождения, Слава подарил ей лошадь. У Сони были великолепные манеры, и она получала отличное образование, последнее, что оставалось сделать, чтобы завершить картину, это, как угрожал Слава, отправить девочку в закрытую школу в Европе. Где с неё не спустят глаз следующие лет семь-восемь, и она вернётся оттуда вышколенной благородной девицей. Как дрессированная королевская болонка. Из Сони старательно лепили принцессу, представительницу семьи Игнатьевых, наверное, потому, что своих детей у Славы быть не могло. И Мария Николаевна об этом прекрасно знала, потому, в итоге, и согласилась на их брак. Им нужен был ребёнок. И свекровь сделала всё возможное, чтобы названная внучка не переняла врождённую провинциальность матери. Что именно провинциального Мария Николаевна в ней видела, она Лане никогда не объясняла, но на мнение невестки по всем, даже повседневным вопросам, накладывалось вето хозяйки дома. Лане потребовалось много лет, прежде чем она смогла понять, как же свекрови угодить, и, наверное, только тогда Мария Николаевна смирилась с их со Славой браком, и, хотя бы, разумом Лану приняла. Сердце и душа свекрови остались нетронутыми.

Но всё равно Соня бабушку любила, а вот маму Ланы видела редко, чаще слышала её голос по телефону, и всерьёз родным человеком не считала. Хотя, став старше, приняла и её, как бабушку. Но эта бабушка была другой, молодой и вечно чем-то была занята, жила далеко, и всерьёз не принималась. К тому же, мама Ланы, встречаясь с внучкой пару раз в год, каждый раз впадала в ступор от сдержанности и аккуратности Сони, не присущими ребёнку её возраста. И только пеняла дочери вполголоса:

– Кто из неё вырастит? Принцесса Диана? Как она будет жить?

Жить Соне предназначалось в огромном доме Игнатьевых и вскоре стать достойным представителем семьи и бизнеса. Но не сложилось. И теперь Лана, глядя на дочь, тоже задалась сложным вопросом: как Соня будет жить в изменившихся обстоятельствах? Дочка сидела за столиком маленького ресторанчика при торговом центре с таким видом, будто за ней наблюдал директор её частной школы. Или бабушка, которой в последний год рядом нет, но она всё видит и всё оценивает. Так ей говорил папа. Соня сидела с прямой спиной, аккуратно сложив руки на столе, будто за партой, ей не приходило в голову откинуться на спинку стула или помотать ногой. Это было категорически запрещено, и называлось неподобающим поведением. А ещё она очень вежливо и отчётливо поблагодарила официантку, когда та поставила перед ней высокий стакан с молочным коктейлем. Девушка восприняла это по-своему, кажется, умилилась и улыбнулась девочке в ответ.

– Соня, я хочу с тобой поговорить, – сказала дочери Лана, когда официантка отошла от их столика. Соня осторожно тянула через трубочку густой коктейль, а на мать взглянула с интересом. А вот Лана нервно облизала губы. – Ты ведь уже взрослая, правда? Ты всё понимаешь. И поэтому я не буду от тебя ничего скрывать, и скажу, как есть.

– Ты поругалась с папой?

От вопроса в лоб Лана несколько растерялась. После чего осторожно кивнула.

– Можно и так сказать. Но, боюсь, что в этот раз всё серьёзнее.

Соня оторвалась от коктейля, нахмурилась, как может хмуриться ребёнок, но у неё между бровей появилась едва заметная морщинка. И Лане вдруг стало не по себе. Совсем недавно она эту морщинку уже видела, только та была глубже и на лбу у Ивана Сизыха. Но тот же взгляд в упор, непонимание и беспокойство.

– Вы что, разводитесь? – громким шёпотом, будто рассказывала страшную сказку, переспросила Соня.

А Лана решила выяснить:

– Что ты знаешь про развод?

– Да всё знаю! У нас в классе в этом году у двоих родители развелись, у Алёны Королёвой и у Димы Касаткина.

Лана разминала в чашке с чаем чайной ложечкой дольку лимона. Затем согласилась:

– Развод – это неприятно.

– Так ты с папой разводишься?

– Это не совсем верная постановка вопроса, дорогая. – Поймала себя на том, что разговаривает с дочерью тоном свекрови, и захотелось самой себе дать по губам. – У нас с папой не ладятся отношения в последнее время, мы часто ссоримся… думаю, ты знаешь об этом. И мы пришли к выводу, что нам лучше пожить отдельно.

– А я? – Соня казалась перепуганной и растерянной. Лана поспешила улыбнуться ей.

– А что ты? Ты будешь со мной, у нас с тобой начнётся новая… совсем другая жизнь. Здесь. А папа…

– Папа останется в Москве?

– Ты же знаешь, папа много работает.

Соня сидела тихо-тихо, не пила коктейль, и обдумывала странные новости. А Лана внимательно за ней наблюдала, пыталась поймать каждую эмоцию, каждую мысль, мелькнувшую на детском личике. Дочка распереживалась, сильно. Она явно думала об отце, и это было понятно, но Лану злило. Ведь если вдуматься, попробовать вспомнить, то так сразу и не придёт на ум, когда в последний раз Игнатьев уделял Соне внимание. Он был то в разъездах, то на встречах, то на переговорах, появлялся дома к ужину, хорошо, если пару раз в неделю, привозил Соне очередной подарок или давал обещание, которое никогда не сдерживал, но она всё равно его ждала и считала замечательным папой. Так же, как и бабушку любила. Просто любила, не смотря ни на что. И глядя в расстроенное лицо дочки, Лана почувствовала себя виноватой. За то, что не смогла сделать так, чтобы детство ребёнка прошло без подобных потрясений. Что не смогла быть женой, какую хотел видеть рядом с собой Слава, за то, что не смогла удержать мужа, психанула, уехала и разрушила свой брак. Ведь, если бы не уехала, возможно, они со Славой смогли бы всё уладить, и Соне сейчас не пришлось бы свыкаться с мыслью, что их семьи, ей привычной и понятной, отныне не существует.

Конечно, это трусливая психология, но ради ребёнка…

Поздно.

– Мы не вернёмся в Москву никогда?

– Ну, почему ты так говоришь? Мы обязательно поедем в Москву. К Фросе в гости, например. Или… может быть, ты поедешь к папе в гости. Но жить мы с тобой будем здесь. – Лана дотянулась рукой до руки дочери. – Тебе здесь понравится. Я выросла в этом городе, он огромный. Здесь очень интересно.

– А школа?

– Мы найдём для тебя хорошую школу.

– А где мы будем жить?

Лана нервно сглотнула.

– Пока… пока, – она выделила это слово, – мы поживём в нашем доме, а дальше будет видно. Я найду работу…

Соня удивлённо моргнула и переспросила:

– Работу?

Лана неопределённо повела рукой.

– Я так планирую. Мы с тобой будем самостоятельными, будем жить одни. Совсем, как взрослые.

– Мама, мы никогда не жили одни.

Лана вздохнула.

– Я знаю.

Соня вернулась к коктейлю, сделала глоток, после чего предложила:

– Может, я поговорю с папой? Он попросит прощения, и ты его простишь?

Лана печально улыбнулась.

– Не думаю, что это поможет, мышонок.

– Странно. Обычно помогало.

– Иногда так бывает, Соня. Что-то в жизни меняется, и обратно дороги уже нет. Нужно жить дальше. – Лана нервно кашлянула, за дочкой наблюдала. – Ты ведь останешься со мной? Или… тебе хочется жить с папой?

Ужасный вопрос, ожидание ответа на который, ещё более ужасно. Соня поболтала в стакане трубочку, перемешивая коктейль, после чего сказала:

– Я буду жить с тобой. Тебе я нужнее. У папы есть дом и его работа, а у тебя только я.

Лана губу закусила, очень хотелось заплакать, до того, что щипало глаза, но делать этого было категорически нельзя. К тому же, Соня продолжила:

– Только можно привезти сюда Кефира?

Кефиром звали пегого коня, которого Слава подарил ей год назад. Соня любила уроки верховой езды, ещё больше любила Кефира, но в данный момент Лане пришлось покачать головой и отказать дочке.

– Не думаю, милая. По крайней мере, пока нам не до Кефира. А в конюшне ему будет лучше, ты же знаешь. Там за ним ухаживают и кормят. А у нас нет для него конюшни.

– Но ты ведь скажешь папе об этом?

– Конечно, – пообещала Лана. – Обязательно скажу.

Радовало то, что совсем одна в городе не осталась. И дело не в помощи, и даже не в моральной поддержке, а в том, что страшно, когда не с кем поговорить. Когда вокруг нет ни одной живой души, которой есть до тебя хоть какое-то дело. И Лана радовалась, что Шохины оказались настолько радушными людьми, что можно было появиться в их доме, с ворохом проблем, за которые Лане было стыдно, и если не найти решение, то хотя бы обсудить. Поделиться с Ниной какими-то переживаниями и сомнениями. Конечно, Нина это не Фрося, та за несколько лет дружбы выучила её, кажется, досконально, но Нина была хорошим человеком, а главное, хорошим слушателем. И не кипятилась так, как Афродита, по поводу и без, убить всех врагов не грозила.

Лана приехала к Шохиным вместе с Соней, решив узнать у Нины о подходящих школах в городе. Знала, что дочка Шохиных, Арина, примерно одного возраста с её Соней, но учится в специализированной гимназии. Но несколько удивилась, правда, про себя, когда увидела девочку, и поняла, что ребёнок непростой. По всей видимости, обсуждать это вне стен дома было непринято, поэтому Лана ничего и не слышала, и, как воспитанный человек, постаралась не подать вида. Только помнила, что Костя говорил о приёмной дочери, и теперь понимала, откуда у него к ней особое отношение и столь явное обожание. Но никто и никогда в их окружении не упоминал, что с девочкой что-то не так. А, может, тоже были не в курсе. Шохины вели не слишком бурную светскую жизнь, их вполне устраивали семейные вечера и ужины с хорошими друзьями, которым не нужно ничего объяснять.

Когда Лана с Соней приехали, Нина с детьми гуляла в саду. Годовалый Рома качался на маленьких качелях, улыбался и задирал голову к голубому небу. Щурился на солнце и радовался, постоянно привлекая материнское внимание. А Ариша сидела за накрытым к чаю столом, и что-то рисовала в альбоме, пристроив его на краю. Обычная девочка, тёмненькая, похожая на маму, с огромными, всё понимающими глазками, как Лана после увидела, с первого взгляда невозможно определить и даже подумать, что с ней что-то не так. И поэтому Лана удивилась, когда Ариша никак не отреагировала на их появление, не подняла головы и не поздоровалась, а Нине пришлось дважды позвать её, а затем и за плечо тронуть, чтобы привлечь внимание дочери.

– Ариш, у нас гости, поздоровайся. – Нина говорила и смотрела ей в глаза, и всё равно прошла секунда, потом другая, прежде чем Ариша перевела на них с Соней свой взгляд и тогда уже поздоровалась. Достаточно громко и отчётливо, словно её учили отвечать именно так. А вот Нина довольно улыбнулась, протянула руку к Соне. – А ты значит, мамина дочка? Соня? Садитесь, сейчас попрошу принести чай. Вам повезло, сегодня в доме есть домработница.

– Это событие?

– Почти. Костя не любит чужих людей, поэтому к его возвращению все испаряются. К тому же, всеми этими людьми нужно руководить, а мне легче сделать всё самой, чем объяснять чужим людям, чего же я от них хочу.

Лана улыбнулась.

– А я, кажется, только это и умею. Придираться к прислуге.

Нина хмыкнула.

– Значит, ты хороший управленец.

– Да уж.

Лана украдкой наблюдала за девочками, Соня без всяких сомнений придвинулась к Арише, и теперь с интересом заглядывала в её альбом. А затем ещё с восторгом проговорила, обращаясь к матери:

– Мама, смотри, как здорово у неё получается! Я так не умею.

Ариша поводила карандашом по листу, подумала, потом проговорила, не поднимая глаз:

– Это Тим.

– Тим – соседский лабрадор, – пояснила Нина. – Девочки, вы пирожные будете?

– Я буду! – тут же сориентировалась Соня. И вежливо добавила: – Если можно.

– Конечно, можно. – Нина разлила чай. Поймала взгляд Ланы, обращённый к Арине, и негромко заговорила: – Она никому не смотрит в глаза, так что не обижайся.

Лана почувствовала себя неловко.

– Я даже не думала.

– Знаю. – Нина коротко улыбнулась. – В городе не принято об этом говорить. Хотя, все знают. В своё время обсудили, и меня, и Аришу, и нас всех вместе, пока уже Костя из себя не вышел. – Нина поставила фарфоровый заварочный чайник на подставку. Кинула на Лану многозначительный взгляд. – А мой муж умеет выходить из себя. С тех пор эта тема табу. Все в городе знают, что Костя её обожает. Он с ней говорит, он уделяет ей время, он забирает её из школы и водит обедать в ресторан. Всегда в один и тот же, и они всегда ходят вдвоём. Психотерапевт говорит, что если бы не он, к этому возрасту Ариша окончательно ушла бы в себя. А сейчас она учится, в обычной школе, наравне со сверстниками. Просто это очень тихий ребёнок, зацикленный на любимом деле. Она всегда рисует. Педагоги говорят, что у неё талант.

– Нина, это замечательно.

– Я знаю. К тому же, шума в доме много от Ромки. Вот это копия папа. Кулаком по столу мы уже научились стучать.

Лана обернулась на мальчика, наблюдала за ним с улыбкой.

– Это самый замечательный возраст, помню Соню маленькой. Я надеялась, что она никогда не вырастет.

– Конечно, конечно. А смотри, какая красавица выросла.

Соня поняла, что говорят про неё, подняла на взрослых глаза, и широко улыбнулась.

– У меня есть платье, белое-белое, как у невесты. С пушистой юбкой. Я в нём ходила на новогодний бал.

– Серьёзно? А принца встретила?

Соня призадумалась, закусила губу, после чего решительно покачала головой.

– Нет. Одни лягушки были.

Нина звонко рассмеялась, а Лана погрозила дочери пальцем.

– Рано ещё про принцев думать.

– Ариша, познакомь Соню с Гришей. Думаю, ей будет интересно. Идите. На столе в графине лимонад, можете попить. Только аккуратно, не разлейте.

– Костя тебе рассказал? – осторожно спросила Лана, когда девочки ушли. – Ты злишься?

– Не злюсь. Я бы на твоём месте также поступила. Ребёнок должен быть с матерью.

– Но я воспользовалась твоим мужем.

– Интересная мысль.

– Я имела в виду, его добротой и безотказностью.

Нина рассмеялась.

– Ещё более интересная мысль. Ты сегодня в ударе.

Лана взглянула на неё укоризненно.

– Да ладно тебе.

– Я не злюсь на тебя, и уже сказала, что поступила бы также. Или ещё хуже. И всё было бы оправданно, Лана. Но я согласна с Костей, тебе следовало обратиться не к нему.

Лана покачала головой.

– Ваня не тот человек, который будет делать что-то тайно и осторожно. Он бы полез напролом.

– Не забывай, что вы не общались много лет. Он мог измениться. У него довольно обширный бизнес, он состоятельный человек. Всё это не говорит о его вспыльчивости. Может, он повзрослел?

– Может быть. О чём совсем не говорят наши последние встречи и разговоры. К тому же…

– К тому же?

Лана открыто взглянула на Нину.

– У него есть Леся. И я совершенно не желаю влезать в их отношения, а уж тем более что-то портить.

– Леся… Леся хорошая, я Ваньке это уже полгода твержу. – Лана поднесла к губам чашку с чаем, стараясь сосредоточиться на ней, а не на словах Нины. А та продолжала: – Вот только он её не любит. Там даже не искрит ничего.

– Нина, зачем мне всё это знать?

– Как? Это же твой муж. Пусть и бывший. Неужели совсем неинтересно? Я вот про своего бывшего всё знаю. С кем живёт, с кем изменяет. Почему-то он считает, что мне нужно это знать. Костя жутко бесится.

– А мне вот неинтересно, – проговорила Лана в сторону. – Мы расстались далеко не друзьями, и поэтому выслушивать откровения о его личной жизни я никакого желания не имею. Всё у него хорошо, и я рада.

– А вот у тебя не всё хорошо, и он совсем не рад. Лана, он так на тебя смотрит!

Лана даже ахнула, прежде чем рассмеяться.

– Ты с ума сошла? Что на меня смотреть? Мне же не шестнадцать!

– А сколько? Пятьдесят шесть? – Нина, в конце концов, махнула рукой. – Решать, конечно, тебе, но ты сейчас не в том положении, чтобы выкидывать из своей жизни людей, которые могут, а главное, хотят тебе помочь.

– А он хочет?

– Определённо. И он может, Лана.

– Чем? Чем он мне поможет?

– По крайней мере, решит твои материальные проблемы. Иногда это немало, поверь.

– Хочешь сказать, что у меня их ещё не было? Может быть. – Лана тёрла большим пальцем оплётку по краю стола. – Но это как-то странно, уйти от мужа, чтобы вернуться к бывшему мужу, и всё ради решения финансовых проблем.

– Недостойно? Что ж, я соглашусь. Дай Бог, чтобы у тебя всегда был выбор.

– Лучше посоветуй, что мне с работой делать.

– Ты хочешь, чтобы я сказала тебе правду?

Лана пристроила локти на краю стола и уткнулась носом в сжатый кулак. Не знала, то ли кивнуть, то ли головой покачать. Судя по скептическому взгляду и тону Нины, порадовать она её не собиралась. И явно уже обсудила это с мужем.

– Конечно, теоретически, – начала Нина, – работу тебе найти можно. Для суда, для органов опеки, для правильных выводов, так сказать. Посидишь где-нибудь секретаршей. Но ты же понимаешь, что это не выход, Лана? Во-первых, искать работу с нуля смысла не имеет, тебя неделю в новостях показывают, кто осмелится устроить в своём офисе скандальное шоу? Во-вторых, у тебя совершенно нет никаких навыков. Костя сказал, что у тебя диплом искусствоведа. Та ещё востребованная профессия. И, в-третьих, даже если всё это сбудется, ты вряд ли сможешь жить на зарплату. Извини.

– Не извиняйся, ты абсолютно права. Я вторую неделю уснуть не могу, только и думаю, что буду делать, когда деньги окончательно закончатся. Как я буду содержать дочь?

– Костя считает, что у тебя есть все шансы отсудить у мужа небольшое, но состояние. Лана, у Игнатьева полно денег.

– К которым я не имею отношения. У нас брачный договор.

Нина скривилась, но всё же постаралась обнадёжить.

– Там много нюансов. Так Дима говорит. Костя тебе рассказывал про Харламова? Он талантливый. Нахальный и беспардонный, таким и должен быть успешный адвокат. Но сказать я тебе хотела другое. – Нина поднялась из-за стола и направилась к сыну, который тянул к ней ручки. Она вынула сына из качелей и прижала к себе, а Лане сказала: – Тебе не нужна работа. Тебе нужен муж.

– Ты говоришь совсем, как моя мать.

Нина лишь пожала плечами. И тут же добавила:

– И в этом нет ничего зазорного. Мне вот тоже нужен муж. Считаешь, что мы слабые?

– Я не знаю. Но думать об этом несколько неприятно.

– Знаешь, сколько про меня неприятного говорили? Что я Шохина соблазнила, заманила, на себе женила… да и до сих пор за спиной говорят. Что Константин Шохин женился на стриптизёрше. Я поначалу переживала, а потом пришла к выводу, что говорят те, кто завидует. А когда тебе завидуют, это приятно. Вот тебе тоже завидовали, ты была неповторима и недосягаема. И совсем не думала о том, что тебе может понадобиться работа. Потому что у тебя была работа, каждодневная и трудоёмкая. Лана, мы с Костей живём достаточно обособлено, и то я занимаюсь целой кучей вещей. Деловыми ужинами, детьми, домом, своим и его гардеробом. А ты, судя по Игнатьеву, великий управленец. Так возьмись за свою жизнь и направь её в нужное русло.

Лана попыталась выглядеть воодушевлённой.

– Тебе нужен управленец?

– Мне нет. А кому нужен – я тебе уже сказала.

Лана не удержалась и фыркнула. И совсем не по-игнатьевски откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. А Нина сверлила её взглядом. И впервые за всё их знакомство по-свойски позвала:

– Ланка.

Та глаза подняла. А Нина вздохнула, подошла ближе, и, понизив голос, заговорила:

– Ты можешь навешать лапшу на уши Косте. И Ване. Но мы с тобой две женщины, и обе матери. Ты кому сейчас рассказываешь про то, что вы плохо расстались и друг друга не понимаете? Ваше недопонимание сейчас на моей кухне сидит. Я ведь права?

Лана выпрямилась. И вместо прямого ответа, согласия или категорического отрицания, только потребовала:

– Ты ничего ему не скажешь. И Косте не скажешь.

– Не скажу, – не стала Нина спорить. – Но мужики всё-таки идиоты. А ты дуришь. Не знаю, как всё это вышло, но сейчас тебе надо думать о дочери, а не о том, кто из вас прав, а кто виноват.

После стольких лет так сразу и не скажешь, кто прав, а кто виноват. Время исказило факты и причины, оглядываясь назад, многие поступки кажутся лишними и неправильными, а с высоты возраста понимаешь, что очень многое сделал бы по-другому. Не реагировал бы столь бурно, в какой-то момент сел и подумал, а не махал шашкой сгоряча.

– Тебе понравилась Ариша? – спросила Лана дочку, когда они возвращались домой.

Соня смотрела в окно такси на незнакомые улицы, разглядывала дома и памятники, а услышав вопрос матери, повернулась к ней. Кивнула.

– Да. Только она мало говорит.

– Все люди разные, – осторожно заметила Лана.

– А вот попугай у них классный. Мама, давай тоже купим попугая.

– Ты же хотела котёнка.

– И котёнка, – тут же сориентировался ребёнок. – Можно?

Лана погладила дочку по голове.

– Мы подумаем.

Напротив их дома стоял автомобиль. Лана напряглась, вспомнились вчерашние визитёры, но автомобиль был отечественный, не слишком презентабельного вида, и не было похоже, что пожаловали очередные гости из Москвы. Такси остановилось рядом, Лана расплатилась с водителем и из автомобиля вышла. Протянула дочке руку, а сама посматривала на незнакомую машину. Долго ждать не пришлось, при их появлении открылись сразу три двери, такси отъехало, а Лана осталась с глазу на глаз с пожаловавшими незнакомцами. Две женщины средних лет и мужчина, худой, высокий, в дешёвом костюме.

– Светлана Юрьевна Игнатьева?

Подозрения и волнение лишь усилились. Лана нахмурилась, приглядываясь к незнакомым людям, которые обратились к ней холодным, официальным тоном. Но кивнула.

– Да. А вы, простите?..

Одна из женщин шагнула к ней и представилась:

– Юлия Павловна. Афанасьева. А это мои коллеги. Мы из опеки и попечительства.

Лана на всякий случай загородила дочь собой.

– И что вам нужно?

Другая женщина выступила вперёд и попыталась смягчить впечатление от их появления. Даже улыбнулась, но при этом пыталась заглянуть за спину Ланы, и взглянуть на девочку.

– Вы не волнуйтесь. Мы приехали познакомиться.

– Зачем с нами знакомиться? – продолжала упорствовать Лана. Улыбка второй женщины ей не нравилась ещё больше, чем строгий взгляд первой.

– Это ведь Соня? Соня, здравствуй. Меня зовут Елена Михайловна.

Соня выглянула из-за спины матери, на женщин взглянула, после чего подняла взгляд к лицу матери. Лана всеми силами старалась сохранять спокойствие.

– Нам поступил запрос, – заявила Юлия Павловна, не обращая внимания на ребёнка, она со всей пристальностью смотрела на Лану. – К нам обратился ваш муж, с заявлением, что вы увезли ребёнка…

– Во-первых, – перебила её Лана, решив не выслушивать всю заготовленную для неё речь, – почти бывший муж. Мы находимся в процессе развода. А во-вторых, я не нарушила ни одного закона, увезя ребёнка в другой город. Я мать, и имею на это право. Разве не так?

– Формально – да.

– Формально? Что значит, формально?

– Вячеслав Дмитриевич утверждает, что вы сделали это тайком. Едва ли не выкрав…

– Вы можете более тщательно подбирать слова? – снова перебила её Лана. – Здесь ребёнок. И моей дочери совершенно не обязательно выслушивать домыслы.

– Может, пройдём в дом и поговорим там?

Лана обдумывала это предложение секунду, потом ещё одну, после чего категорически отказалась.

– В дом я вас не приглашаю.

– Светлана Юрьевна, вы зря нервничаете. Мы обязаны, в такой ситуации, познакомиться с вами, и с Соней, провести проверку…

– Что собираетесь проверять? Адекватна ли я, или что у меня лежит в холодильнике? Кормлю ли я ребёнка?

– Условия, в которых вы с дочерью проживаете.

Елена Михайловна и мужчина в помятом костюме смотрели не на неё, они смотрели на Соню. Так, будто та наполовину состояла из золота и бриллиантов. А вот Юлия Павловна сосредоточилась на ней, Лане, и, похоже, видела в ней потенциальную преступницу. Похитительницу детей.

– Мы проживаем в нормальных условиях, – заверила их Лана, хотя, понимала, что её слова ничего для них не значат.

– Светлана Юрьевна, вы не понимаете всей серьёзности ситуации…

– Я-то как раз понимаю. Я очень хорошо всё понимаю, – договорила Лана, и почувствовала настоящее облегчение, увидев машину Ивана. Та как раз появилась на их улице, а Лана схватила дочь за руку, выскочила на дорогу, и замахала рукой, призывая Сизыха остановиться. Автомобиль остановился совсем рядом, Иван вышел, оглядел незнакомых людей, но прежде чем успел поинтересоваться, что происходит, Лана подхватила дочь под мышки и буквально передала её ему с рук на руки. – Забери её к себе.

Иван девочку взял, поднял на руки, как маленькую, а Соня, по всей видимости, взволнованная происходящим, даже не подумала удивиться или воспротивиться. А вот Сизых всё-таки поинтересовался:

– Что происходит? – На Лану посмотрел, а в сторону её собеседников не слишком вежливо кивнул. – Это кто?

– Я потом расскажу. Увези Соню!

– Светлана Юрьевна, вы совершаете огромную ошибку, – подал голос мужчина в костюме. – Мы не враги. У нас чёткая и ясная задача…

– Я всё прекрасно понимаю про ваши задачи!

Иван ещё пару секунд пытался понять происходящее, после чего направился к машине, с ребёнком на руках. Соня всё-таки заволновалась и позвала:

– Мама!

Лана обернулась.

– Всё хорошо, родная. Я приду через несколько минут. Поезжайте.

Елена Михайловна сокрушённо покачала головой.

– Светлана Юрьевна, вы не правы. Вы должны понимать, что прятать от нас ребёнка, это ошибка. Ваш супруг обратился с официальным заявлением…

– Каким? В чём он меня обвиняет?

– Он не обвиняет.

– Пока не обвиняет, – вставила своё веское слово Юлия Павловна. – Но если подтвердится, что вы незаконно увезли ребёнка от отца…

– Послушайте меня, – в который раз перебила их Лана. Дочери рядом не было, машина Ивана отъехала и уже остановилась у его дома, ожидая, когда откроются автоматические ворота, и можно было говорить без обиняков и свидетелей. – Я ничего незаконного не сделала. Вы, как органы опеки, должны быть в курсе того, что мой супруг не является биологическим отцом моей дочери. Да, он дал ей свою фамилию. Но я мать. И я буду решать, где и как воспитывать ребёнка. И я не собираюсь никому ничего доказывать, демонстрировать условия, в которых мы проживаем и так далее. Если условия проживания Сони и ухудшились, то это не моя вина. А если у вас ещё остались вопросы ко мне, то на них будет отвечать мой адвокат. И не надо меня пугать и разговаривать со мной, как с малолетней безработной мамочкой. Я сама решу все свои проблемы, без органов опеки и попечительства.

– И как вы это сделаете? Насколько нам известно, вы не работаете. И не имеете никаких навыков для работы, которая позволит вам содержать ребёнка.

Лана смотрела в их серьёзные лица, и закипала изнутри. Боялась, волновалась, но всё-таки злилась. И на них, и на Игнатьева. Как он мог натравить на них с Соней системных работников? Она никогда и помыслить не могла о том, что к ней в дом заявятся органы опеки и попечительства и станут выносить вердикты: достойная она мать или нет.

Лана величественно вскинула голову и одарила всех своей фирменной холодной улыбкой.

– Я замуж выйду.

– Вы собираетесь замуж?

– Это я умею делать лучше всего. Даже если судить по моему последнему супругу. – Лана смерила высокомерным взглядом Юлию Павловну, именно её. Наверное, потому что заметила оттенок злобы в её глазах. – А пока предлагаю распрощаться. Спасибо за проявленную заботу, господа. Но у меня и у моей дочери всё в порядке.

Лана резко развернулась, и твёрдым шагом, стуча каблуками по асфальту, направилась к дому Сизыха. Шла с прямой спиной, гордо вскинув подбородок, чтобы никто не смог догадаться и помыслить о том, какой страх её сковал изнутри. Она была на грани паники. Толкнула калитку, та поддалась особенно легко, и Лана не сразу поняла, что за ней стоял Иван и ожидал её появления. Он закрыл за ней дверь, щёлкнул замок, и только тогда Лана позволила себе выдохнуть. Но это было не облегчение, это был тот самый страх, который с шипением покинул её тело, будто воздух из воздушного шарика вышел, но она знала, что совсем скоро он вернётся снова. Лана жила так уже несколько недель. Страх заполнял её, каждую клеточку и каждую мысль, затем уходил, чтобы в самый неподходящий момент вернуться вновь. И чтобы как-то устоять в первую минуту, Лана вцепилась в рубашку Ивана, только для того, чтобы устоять на ногах.

Органы опеки?!

– Ваня, он хочет её забрать.

Иван смотрел на неё несколько секунд, чувствовал пальцы Ланы, которые сжали ткань его рубашки, в первый момент не знал, что сказать и что делать, а потом взял её за плечи и легонько встряхнул.

– Перестань паниковать.

Лана сделала глубокий вдох, очень осторожный. Прислушивалась к себе, но чернота отступала, и к ней возвращались чувства и мысли.

– Успокойся, – снова потребовал он, и даже сам разжал её пальцы, избавляясь от её хватки. – Это ничего не значит. Он просто пугает тебя.

– И у него получается.

– Мама, смотри, тут собачка! – Соня выбежала на крыльцо и закричала во весь голос, полный восторга и энтузиазма. Про недавнее волнение, кажется, позабыла.

Лана осторожно выглянула из-за плеча Сизыха, дочке улыбнулась. Правда, голос прозвучал со слабым оптимизмом.

– Замечательно, милая.

Иван тоже на девочку оглянулся. А Лана подняла голову, смотрела ему в лицо, и нашла новый повод для переживаний. Но, как известно, из двух зол всегда выбирают меньшее. Парадокс в том, что Лана раньше не задумывалась о том, что они могут поменяться местами.

– Пойдём в дом, – сказал он в конце концов.

– Вы уже познакомились? – с натянутой улыбкой, спросила она, переступая порог просторной кухни. Странно, от старого дома ничего не осталось, наверное, даже фундамента, а Лана всё равно испытала чувство ностальгии. Словно, в этих стенах она когда-то жила и была счастлива. Пусть и недолго.

– Да, дядя Ваня сказал, что он твой друг.

– Друг, – тихо повторила Лана за дочкой.

– У вас красивый дом, мне нравится. – Соня без всякого стеснения осматривалась, заглянула на кухню и в кабинет через открытую дверь.

Иван наблюдал за девочкой с лёгким смущением и неловкостью. Детей в этом доме никогда до этого момента не было, и, если честно, он всегда считал, что не знает, как с ними обращаться. Соня не была маленькой, беспомощной, но от этого было только хуже. Потому что она без стеснения задавала вопросы, и смотрела, как ему казалось, хитро-хитро. И всё понимала. Вообще, про всё. И про него в том числе. Ивану постоянно казалось, что он делает что-то не то, и говорит не так. Что Соня, с её детской непосредственностью, вполне способна поймать его на этой самой неловкости. И ему станет ещё более неловко, попросту невыносимо.

А девочка улыбалась, позабыв о недавнем огорчении, и улыбка у неё была совсем, как у Ланы. Раньше. У той Ланы, которую он помнил. И глаза горели точно также. Соня, вообще, была очень похожа на мать. Напоминала солнышко.

Соня присела на корточки, гладила толстоватого Прохора, а тот задыхался и принюхивался к ней с хозяйским подозрением. Но, в итоге, шлёпнулся на толстую попу рядом с девочкой и позволил той почесать ему живот.

– Включи ей мультики, – попросила его негромко Лана. – Есть детский канал?

– Наверное. – Иван нашёл пульт и включил большой телевизор в гостиной.

– Соня, побудешь здесь? Поиграй с собакой и посмотри мультфильмы. А я… принесу тебе сок, хорошо? – Лана подошла и погладила дочь по голове. Заметила, что пальцы чуть подрагивают. С такой жизнью она вскоре станет неврастеничкой, от этого никуда не денешься. Одно переживание за другим.

– Хорошо. А Прохору можно на диван?

– Если поможешь ему залезть, – сказал Иван. – Сам он давно не в состоянии.

– Я помогу!

Лана из гостиной вышла, надеясь перевести дыхание, но Иван вышел практически следом за ней, появился за её спиной и упёрся рукой в стену, прямо рядом с её головой. Это кого хочешь бы напрягло, а Лане много было не нужно. Она кинула на Сизыха осторожный взгляд. А он спросил:

– Почему ты мне не сказала?

Вот оно. Сколько раз за десять лет она представляла себе этот вопрос и его лицо в этот момент? Она тут же опустила глаза в пол.

– Ваня…

– Лан, ты сама не понимаешь, что ты творишь. Почему ты пришла к Шохину, а не ко мне?

Она нервно сглотнула. Комок в груди начал потихоньку рассасываться, когда поняла, что он не об отцовстве. Пока ещё нет.

– Я не хотела тебя вмешивать.

– А его захотела! Мужика, с двумя маленькими детьми!..

– Тише!

– Ну что «тише»?!

Она привалилась спиной к стене. Они стояли в полутёмном простенке, близко-близко, и смотрели друг на друга.

– Вот поэтому я и не пришла к тебе. Знала, что ты пойдёшь напролом. А Костя… всё сделал с холодной головой.

Иван потёр лицо ладонью.

– Я только сегодня узнал. Все всё знают, а я узнал последним!

– Я не хотела, чтобы ты в этом участвовал.

– Почему?

– Потому что тебе нельзя. – Он смотрел на неё в упор. Лана повела плечами. – Ты мой бывший муж, всё слишком очевидно. – Лана закусила губу, они немного помолчали, после чего она тихо позвала: – Вань. – Сизых моргнул от неожиданности. А Лана окончательно раскисла. – Меня посадят в тюрьму? Если он докажет, что это я всё подстроила, меня арестуют?

Иван подобного вопроса, а уж тем более тона не ожидал, оттолкнулся от стены, отступил на пару шагов, и возмутился:

– С ума-то не сходи. Никто тебя никуда не посадит! – Он прошёлся по кухне, устало потёр шею ладонью. – Завтра с Харламовым встретимся, всё дотошно обговорим. Я уверен, что он найдёт выход.

– Соня здесь всего два дня, а сегодня уже пришли из опеки. Проверять, какая я мать! А вчера эти… – Она головой покачала. – Я не отдам её. Соня ему даже не нужна. Слава хочет отправить её в закрытую школу в Англии.

– Зачем?

– Потому что так принято! Потому что этого хотела моя свекровь. Потому что он идеальный отец, который хочет для ребёнка самого лучшего. А я… неадекватная особа, которая разрушила семью, сбежала от него в провинцию и подло умыкнула ребёнка.

– А ты от него сбежала?

Вопрос повис между ними, Лана молчала довольно долго, признаваться было неприятно, особенно, бывшему мужу, особенно Ване, но, в итоге, она призналась:

– Я перестала удовлетворять его потребности и пожелания. Я вышла в тираж. Ему захотелось новой жизни, новых впечатлений… кажется, он влюбился. Я стала не нужна. – Иван молчал, и Лана, чтобы сгладить собственную неловкость, поспешила добавить: – А Соня – это другое. Соня – это долгосрочное вложение.

– Она не вложение.

– Ваня, ты не понимаешь…

– По-моему, это ты уже ничего не понимаешь. Если он борется за вложение, у него нет шансов. И пока ты будешь оспаривать его право на это самое вложение, у тебя тоже шансов ноль целых ноль десятых. Ты должна объяснить всем, что твоему ребёнку лучше с матерью, а не с отцом. Пусть он говорит о вложениях.

Ваня разозлился. Лана наблюдала за ним, старалась делать это украдкой, а Сизых кружил по кухне и заметно злился. После чего остановился, призадумался о чём-то, наконец, выдохнул. Широкой ладонью сгрёб с подоконника пачку сигарет.

– Сегодня переночуете здесь. Неизвестно, кто ещё решит посетить твой дом. Кстати, твоя подруга в доме?

– Фрося уехала. Мы проводили её утром.

Иван притормозил в дверях.

– Фрося? Кто-то ещё даёт детям такие имена?

Лана слабо улыбнулась.

– Она его сама себе дала. Ты на самом деле её не узнал?

– А должен был?

– Она певица. Афродита. Её песни по всем каналам и радиостанциям крутят.

Иван в задумчивости хмыкнул. Потом головой качнул.

– Я не слушаю радио. И телевизор почти не смотрю. Но особа странная, – добавил он напоследок. – Судя по шухеру у неё на голове.

– Зато человек хороший, – сказала ему Лана.

Иван кивнул.

– Пусть будет так. Я покурю на крыльце.

Это было очень странно, находиться в этом доме, а уж тем более готовить ужин, снова на кухне Тамары Константиновны. Среди её любимых вещей, посуды. А, если совсем честно, то Лана давно отвыкла от готовки. Очень долго ей не приходилось стоять у плиты. Обычно она согласовывала меню на неделю, организовывала деловые ужины и банкеты, контролировала закупку продуктов, но самостоятельно не готовила очень давно. В последние две недели ей пришлось вспоминать и восстанавливать утерянные навыки. Да и то не считала, что у неё хорошо выходит. Вот и этим вечером получилось нечто сомнительное, и Лана лишь развела руками, когда дочь и хозяин дома взглянули на неё вопросительно и недоумённо.

– Ты разучилась жарить картошку?

Соня попробовала кусочек, после чего задумчиво проговорила:

– Жареная картошка – это вредно. Да, мам?

– Скажи это дяде Ване. Он не в курсе.

Соня глянула на Сизыха огромными, невинными глазами.

– От неё толстеют.

– Серьёзно? – Иван хмыкнул, кинул на Лану красноречивый взгляд. – А я-то думаю, чего твоей маме не хватает.

Лана качнула головой, не желая комментировать это заявление, а вот Соня заинтересовалась, и тоже на мать взглянула, изучающе. Переспросила:

– Чего?

– Примерно пяти килограмм, в виде жареной картошки, – не стал скрывать Иван.

– Ваня, перестань, – негромко и с намёком попросила его Лана.

А Соня рассмеялась.

– Мама не бывает толстой!

– А худой?

– Она не худая! Она стройная!

– Это так называется?

– Дядя Ваня, ты смешной.

Это было странно слышать в таком небрежном тоне от женщины, пусть и столь малого возраста. Иван глянул на Лану, та казалась несколько смущённой. Сизых хмыкнул и принялся за картошку, не зная, что ответить.

– Соня, нельзя так разговаривать с взрослыми, – попыталась донести до дочери Лана. Не считала, что та вела себя невежливо или строптиво, но Ваня, судя по всему, пребывал в смятении от речей Сони.

Девочка неожиданно смутилась, уткнулась взглядом в тарелку и даже голову опустила. Негромко проговорила:

– Извините.

Иван сдвинул брови, решил заверить:

– Я не обиделся. Извиняться ни к чему. – А когда Соня доела и отпросилась из-за стола, у Ланы поинтересовался: – Она часто так извиняется?

Лана поднялась, убрала со стола грязные тарелки.

– Она воспитанная девочка.

– Кажется, чересчур.

Она обернулась на него через плечо.

– Это комплимент?

Иван откинулся на стуле, пожал плечами. Неожиданно почувствовал неудовольствие.

– Откуда мне знать. Я не умею воспитывать детей. – Вышло несколько раздражённо.

Лана стояла к нему спиной и смотрела на грязную посуду в раковине. Ей не нравился этот разговор. Разговор, само их с Соней присутствие в этом доме, мысли, которые взращивали панику в её душе. Все её самые страшные многолетние ожидания сбывались, а она ничего не могла изменить. Могла только наблюдать за тем, как общаются отец и дочь. Как Соня любопытничает, присматриваясь к новому знакомому, а Ваня испытывает тягучую неловкость из-за общения с ребёнком. Ему вроде и интересно, неожиданно, но в то же время он теряется и уверенность оставляет его всякий раз, как ситуация или разговор выходят из-под его контроля.

– Как ты представляешь свою жизнь здесь? – спросил он неожиданно.

Лана повернулась к нему. Обдумывала вопрос. Ответить необходимо было вдумчиво и желательно правдиво. Чтобы Ваня поверил, что у неё на самом деле есть чёткий план.

– Мы привыкнем, – сказала она. – Как только всё успокоится, мы сможем жить нормально. Соня пойдёт в школу, а я…

– Что ты?

Вздохнула.

– Буду искать работу.

– Любопытно.

– Что? Думаешь, у меня не получится?

– А сама как думаешь?

Лана разозлилась, вытерла руки полотенцем и отложила его в сторону.

– Твои сомнения совсем не помогают.

– А, по-моему, я объективен. Абсолютно.

– То есть, я ни на что не способна?

– Ну что ты, ты способна на многое. Но какое отношение это имеет к твоей мифической работе?

– Ты так любезен.

Лана вышла из кухни, аккуратно обогнув Ивана, заглянула в гостиную и увидела дочь снова перед экраном телевизора. Та устроилась прямо на полу, обнимала Прохора одной рукой, а другой щипала его за толстые бока. Но мопс, кажется, только удовольствие от этого получал.

– Соня, ты не устала?

– Я смотрю мультфильм.

– Вот именно. От чего ей уставать? – проговорил Лане на ухо Иван, подойдя со спины.

Лана насторожилась, когда он подошёл так близко. Все эти разговоры по душам, если можно так выразиться, этим вечером, здорово разбередили душу и давно позабытые ощущения. Вечер хотелось поскорее закончить. Лана даже подумала взять дочку за руку и уйти вместе с ней из этого дома. Правда, с этим решением вернулся и страх. И вместо того, чтобы совершить поступок, как она была уверена – верный, Лана подошла к окну и стала смотреть на высокие сосны в сгущающихся сумерках.

А если Ваня прав, и у неё нет способностей, шансов стать самостоятельной?

Лана обернулась, посмотрела на Соню. И бывшего мужа. Это было так странно, видеть их рядом, вместе, болтающими о пустяках и даже смеющимися. Соня рассказывала про лагерь, демонстрировала свои познания в английском, Иван пытался казаться серьёзным, но, судя по его сдвинутым бровям, понимал он мало. Но Соня, своей уверенностью и важностью, его смешила. Он даже похвалил:

– Ты молодец. Видимо, у тебя способности.

– Дело не в способностях, – не удержалась от замечания Ланы, хотя и быстро осознала, что её чересчур серьёзный тон сбивает лёгкий настрой их беседы. – Дело в языковой практике.

Иван кинул на неё многозначительный взгляд. После чего проговорил:

– Как много зависит от практики.

– А тебе обязательно мне на это указать.

Через час Соня, наконец, была уложена в постель в одной из гостевых спален, Лана проследила за тем, как дочка умывается и чистит зубы взрослой щёткой, детской в доме Сизыхов, конечно же, не оказалось. Иван выдал им запасные зубные щётки и две своих футболки. Соня ещё долго крутилась перед зеркалом, разглядывая себя в этом одеянии. Всё происходящее её развлекало. И Лане оставалось только порадоваться тому, что дочь воспринимает неприятную ситуацию, как приключение.

В конце концов, Соня устроилась на широкой постели, натянула на себя одеяло, но вместо того, чтобы закрыть глаза, как и положено примерному ребёнку, оглядела незнакомую комнату внимательным взглядом. Лана наблюдала за ней, после чего протянула руку и погладила дочку по волосам.

– Ты хочешь что-то спросить?

Ждала очередного вопроса про дядю Ваню, ведь Соня с таким воодушевлением общалась с ним весь вечер, но дочка задала куда более неприятный вопрос:

– Почему папа не хочет, чтобы я жила с тобой?

Рука Ланы проскользила по одеялу. Нужно было что-то ответить, желательно правдивое и как можно искреннее.

– Наверное, потому, что хочет, чтобы ты жила с ним. Он же тебя любит.

– Я его тоже люблю. Но его никогда не бывает дома.

Лана согласно кивнула.

– Я с тобой согласна. Но, может быть, он считает, что сможет измениться.

– А ты? Он хочет, чтобы ты осталась одна?

– Он хочет, чтобы ты была рядом с ним. Видимо, для него это важнее.

Соня вздохнула, совершенно по-взрослому.

– Что случилось? – тут же переспросила Лана. – Ты расстроилась?

– Я больше не вернусь в школу. Из-за этого мне грустно. У меня не будет друзей.

Лана снова дочку погладила, попробовала улыбнуться воодушевлённо.

– У тебя обязательно будут друзья. Ты ведь такая замечательная девочка. У тебя останутся друзья в Москве, ты сможешь с ними переписываться. И появятся новые друзья здесь.

– Всё равно страшно.

Её дочке было страшно. Лана смотрела на неё, и улыбаться больше не могла. Потому что по себе знала, что когда тебе страшно, необходим человек рядом, которому страшно бы не было, который был бы смелым и уверенным в своих решениях. И сейчас для дочки таким человеком была она. Она не имела права бояться.

– Уснула?

Лана обернулась на голос Ивана. Если честно, то совсем забыла о нём в последние минуты. Вышла из комнаты, спустилась по лестнице и вздрогнула от неожиданности, когда услышала его голос. Обернулась, поняла, что Иван сидит на маленьком диванчике у окна, в полумраке. Без присутствия Сони, оставшись с ним один на один, стало неловко. Но ответить было необходимо.

– Уснула, – сказала она негромко. И зачем-то добавила: – Она переживает. Из-за Славы. А я не знаю, как ей объяснить.

– А может и не надо ничего объяснять? Дети – не глупые. Они всё сами понимают. Со временем.

– И сколько времени пройдёт? И с какими выводами она вырастет?

Иван развёл руками.

– Об этом мы узнаем позже. Лет через десять. – Он сверлил её взглядом, пользуясь тем, что Лана не может видеть выражение его лица в полумраке. – Или что, ты подумываешь вернуться в Москву?

Лана провела рукой по гладким перилам, сделала несколько шагов по комнате.

– Это означало бы поступить так, как хочет Слава. И поступать так в дальнейшем. За это он будет со мной милостив и, возможно, даже щедр. В том варианте, который он посчитает правильным. Я официально стану его бывшей женой, и он будет всеми возможными способами демонстрировать свою терпимость и лояльность по отношению ко мне. Уважительно и натянуто улыбаться, как он это умеет. Хотя, вследствие последних событий, его уважения хватит ненадолго. Все наши друзья и знакомые потеряют ко мне интерес, будут кивать в знак приветствия и отворачиваться. Да и сомнительно, что мы часто будем встречаться, потому что Слава ограничит меня в финансах, а уж тем более в связях. Чтобы контролировать меня. Не потому, что я ему ещё интересна, а чтобы контролировать. И диктовать условия. До тех самых пор, пока Соне не исполнится восемнадцать. И все эти годы видеть я её буду от раза к разу реже. – Она повернулась к Ивану. – Это то, что меня ожидает, если я сдамся на его, так называемую, милость. Желания мало.

– Хороший у тебя муж.

– Никто не застрахован от подобного исхода. Так что, ты зря иронизируешь.

– Хочешь сказать, что он не был таким?

– В начале отношений всё по-другому. И человек, к которому ты… привязываешься, вызывает лишь положительные эмоции. И верить хочется в лучшее. У нас было также. Разве нет?

От этого вопроса, Иван неожиданно занервничал. С дивана поднялся.

– Не знаю. Я не помню.

Лана смотрела на него, а Иван сам не понимал, сказал он ей правду или же соврал. И ей, и себе. Лану его слова царапнули, прямо по больному, живому, где-то глубоко внутри, хотя, наверное, не должны были. После стольких-то лет. Но она обязана была согласиться с ним, поэтому кивнула.

– Наверное, ты прав. Прошло слишком много времени. – Лана сделала шаг назад и прислонилась спиной к перилам. – Но я тебе благодарна.

Он поморщился, неприятно.

– Ты от меня не ждала банального сочувствия?

– У тебя могут быть неприятности.

– Из-за сегодняшнего?

– Я говорю о Лесе.

– А, так теперь мы говорим обо мне!

– Я не собираюсь говорить о тебе… тем более, лезть к тебе в душу. Просто сказала… – Сама потерялась в собственных выводах. И в итоге, сказала: – Она хорошая.

– Тебе откуда знать?

Несколько смущённо пожала плечами.

– Нина говорит, её мнению я доверяю.

– Сдуреть можно. – Иван почувствовал раздражение. Лана заметила, что он напрягся, странно повёл шеей, и это означало, что с опасной темы пора сворачивать.

– Пожалуй, я пойду спать.

– Как? – Иван развёл руками и издевательски усмехнулся. – Мою личную жизнь ты обсудить не хочешь? Я тебя выслушал.

– Сомневаюсь, что ты мне расскажешь. Ты никогда не любил долго говорить о том, что чувствуешь.

– То есть, я бесчувственный?

– Ваня, я сказала совсем не это!

– Я хочу развёрнутого ответа.

– Чтобы поругаться? – Он упрямо молчал, и она разозлилась. – Хорошо, если хочешь знать, я на самом деле так считаю. Наш брак развалился из-за того, что мы никогда с тобой ничего не обсуждали. Мы не решали проблемы, не обговаривали их, и не искали компромиссы вместе. Я понимаю, что мы оба были молоды тогда, не умели, да нам даже в голову это не приходило сесть и поговорить, мы только ругались. Для этого необходимо повзрослеть.

– Ты повзрослела?

Лана нервно сглотнула.

– Если ты спрашиваешь, разговаривали ли мы со Славой… о своих чувствах, то да. И это помогало, Ваня!

– Я вижу! Помогло так, что ты едва ноги унесла!

– Но мы прожили семь лет! А это долго, чтоб ты знал. А с тобой развелись через год, потому что только орали друг на друга!

– Ты орала, – подсказал он, причём с удовольствием.

– А ты был идеальным мужем!

– Я тебе не изменял, – сказал он. Практически равнодушно. А вот Лана почувствовала так, будто он ударил её в грудь. Кинжалом.

– Ты идиот, – сказала она.

Иван кивнул, не собираясь с ней спорить. Но когда Лана развернулась и торопливо направилась вверх по лестнице, схватил её за руку, заставил спуститься.

– Сбегаешь?

– Знаешь, я уже успела пожалеть о том, что пришла в твой дом.

– А что вернулась, пожалела?

– Тебя это беспокоит? Насколько мне плохо из-за развода? Насколько мне больно, в какой степени отчаяния я нахожусь?

– Ну, раз я не видел тебя после нашего развода, мне интересно, что ты чувствуешь сейчас.

– Я всегда знала, что ты псих. Тебе всё это нравится, правда? Ты ведь рад тому, что я приехала, что у меня снова ничего не получилось.

– Я не рад этому.

– Тогда что?

Он дышал ей прямо в лицо.

– Я не хотел, чтобы ты возвращалась.

– Значит, тебе не повезло, – проговорила она тихо. Попыталась освободить руку, покрутила запястьем. Иван смотрел на неё в упор, будто испытывал, проверял, сколько усилий она готова приложить для того, чтобы сбежать. И в его взгляде не было ничего, что бы указывало на его интерес или желание. К ней, как к женщине. Он попросту издевался, эксперимент проводил, сводил какие-то счёты. И это захотелось остановить, оставить за собой последнее слово, и Лана, прежде чем успела подумать о том, что делает, поднялась на одну ступеньку лестницы, чтобы быть выше, и Ивана поцеловала. Ей захотелось ему досадить. Захотелось увидеть его реакцию, понять, что он всё-таки не так сильно ненавидит, и не так нетерпим по отношению к ней, как пытается ей показать. Глупый поступок, повод для очередного взрыва мужского раздражения, но Лана совсем не ожидала, что Иван замрёт, обескуражено глядя на неё. И смотреть будет так, что ей станет стыдно, и она себя, в который раз за этот вечер, почувствует полной дурой. Иван разжал пальцы, отпуская её руку, а взгляд по-прежнему растерянный.

Лана поднялась на ещё одну ступеньку, неловко кашлянула и торопливо проговорила:

– Извини. Просто хотела, чтобы ты замолчал.

– Я замолчал, – подтвердил он.

Больше ничего не говоря, Лана кинулась вверх по лестнице. Зажмурилась, ненавидя себя за дурацкий спонтанный поступок, хотелось сжать кулаки, заорать и ногами затопать. Но в коридоре, избавившись от его взгляда в спину, остановилась. Да что за проклятие?..

Она повернулась, поняла, что Иван поднялся по лестнице вслед за ней, и в одну секунду решила пустить всё на самотёк. И когда он подошёл и притиснул её к стене, даже облегчение почувствовала. Больше не нужно было злиться, эту злость маскировать и копить её, чтобы со стороны казаться неприступной и несгибаемой. Можно было даже притвориться, что она сдалась под его натиском, а на собственную вину и вырвавшееся наружу желание, закрыть глаза. К тому же, воспоминания нахлынули. О его губах, поцелуях, запахе его кожи. Прикосновение рук. Лана так долго пыталась всё это забыть, что в какой-то момент стала считать сном, который время от времени возвращается, накрывает непонятной тоской, и также незаметно уходит. Уходит в прошлое, а она остаётся жить в реальности, где всего этого давно нет.

И вот случилось возвращение. То самое, о котором говорил Ваня всего несколько минут назад. И, надо признать, что Лана тоже этого возвращения не ждала и не хотела. По крайней мере, до этого момента. А как только он поцеловал её, так всё это стало неважно. Захотелось разрядки, облегчения, вспышки чего-то другого, а не страха или неловкости. Толкнулись в какую-то дверь, оказались в комнате, Лана не поняла, в чьей именно, но это было совсем неважно. Дверь захлопнулась, за их спинами была кровать, а в глазах у обоих безумие. Рассмотреть его Лана не могла, даже в Ване, темнота не позволяла, но себя в эти минуты считала сумасшедшей. Сумасшедшей до душевного опустошения.

Наверное, поэтому так наслаждалась каждым ощущением, которое ей дарил, страшно подумать, бывший муж. Он целовал её, руки скользили по телу и торопливо избавляли от одежды. А Лане казалось, что всё это происходит не с ней. Ей хорошо, у неё кружится голова от жадных мужских поцелуев, кожа словно горит и плавится, но стонет не она. Целует в ответ не она, выгибается навстречу мужчине и позволяет развести ей ноги без особых прелюдий, тоже не она. Потому что иначе слишком неправильно и странно.

Иван перехватил её руки над головой, вжал в подушку, и на несколько секунд замер, пытаясь справиться с дыханием. Или опомниться. Потом опустил голову и прижался лбом ко лбу Ланы. До боли. Она зажмурилась. Тоже задыхалась, лежала под ним практически голая, обнимала ногами и задыхалась так же, как и он. Её рука будто сама по себе скользила по предплечью Ивана, гладила, а думать Лана могла только об одном. Не о том, что совершает ошибку, а о том, что это он. Он, он. Это «он» звучало в голове и заглушало все остальные мысли. А потом Иван навалился на неё, стало тяжело и ещё более жарко. А вот в животе отяжелело, в предвкушении. Лане казалось, что она растворяется в этих ощущениях. И, в конце концов, она решила жить именно ими. Расслабилась, закрыла глаза и закусила губу, запретив себе думать о том, что делает в этот момент, как себя ведёт, и что Ваня скажет ей на это завтра утром, когда начнётся новый день, и им придётся посмотреть друг другу в глаза.

Застонала, почувствовав проникновение. Потом ещё раз, и все сомнения её на самом деле оставили. Хотелось только одного – чтобы это не заканчивалось. Такой внутренней свободы она давно не чувствовала, ощущение полёта, а темнота обволакивала. Ваня склонился к ней, Лана чувствовала его дыхание сначала на своей щеке, потом на шее, и она обняла его, прижалась щекой к его плечу, и просто принимала каждое его движение, потеряв счёт времени и постанывая от удовольствия. Забытого и вернувшегося.

Ванины руки сжали её с невероятной силой перед развязкой, он зарычал, а Лана впилась ногтями в его спину. Ждала, когда он выдохнет от обрушившегося на него облегчения, она ещё помнила это, так хорошо помнила, а потом он обмякнет, обнимет её, и они будут лежать так… некоторое время. Сейчас можно было признаться, что этой минуты особой близости Лане не хватало больше всего. Она ни с кем больше этого не чувствовала, никогда. И тосковала именно по ней.

Ваня обнял её, прижался щекой к её волосам и некоторое время так лежал. Сердце колотилось, буквально выпрыгивало из груди, а вокруг тихо и темно. И только женщина в его объятиях, как жидкий огонь. Ему даже пришло в голову, что она растечётся и исчезнет, а утром окажется, что всё это ему приснилось в каком-то горячем, бредовом сне.

Он скатился с неё, растянулся на постели и смотрел в темноту. Они оба смотрели в одну и ту же темноту и молчали. В какой-то момент Лане показалось это невыносимым. Она повернулась на бок, чуть придвинулась к Ване, а после секундного замешательства, положила руку ему на грудь. Не хотелось признавать ошибку. Хотелось продлить заблуждение и помешательство. Иван вначале никак не отреагировал на её действие, даже не шевельнулся, но спустя минуту сел и натянул на них одеяло. А когда Лану обнял, то запустил пальцы в её волосы, слегка взъерошил.

– Спи, – сказал он.

А Лана по его голосу, какому-то неуверенному, поняла, насколько он растерян. Но в данный момент ей нечего было сказать, она не могла ему помочь, потому что ещё не поняла, придётся ли ей спасать себя. Чтобы осознать своё состояние до конца, необходимо было остыть.

Но кто же знал, что утро, достаточно раннее, решит не просто остудить её, а окатить ушатом холодной воды. Их разбудил звонок телефона. Лана вырвалась из сна, открыла глаза и первые мгновения пыталась понять, где она и что происходит. А когда вспомнила, на секунду снова зажмурилась, но взять и притвориться спящей, было слишком глупо. К тому же, звонил телефон не её, Ваня зашевелился, открыл глаза, и случился тот самый момент, когда они замерли, глядя друг на друга. Вспыхнувшая неловкость, по крайней мере, Лана хлебнула её сполна, а вот Ваня отвернулся и свесился с кровати, пытаясь отыскать в кармане джинсов захлёбывающийся в ажиотаже телефон.

Глянув на экран, Иван негромко ругнулся. И звонок сбросил. И Лана сразу догадалась, кто звонил. Леся. И поймала себя на мысли, что она не чувствует угрызений совести. Вместо этого, глядя на голую спину бывшего мужа, к ней неожиданно пришло долгожданное решение. Непростое, но этим утром показавшееся правильным и, можно сказать, единственным. Которое сделает несчастной одну женщину.

– Ваня.

Он расправил плечи, отложил телефон и решил потянуться.

– Это с работы, – соврал он. – Ты выспалась?

– Соня – твоя дочь, – сказала она после короткой паузы. И её жизнь снова изменилась.