Её поведение было неправильным. И дело не в том, что происходило в её жизни, Лана винила себя за то, что снова подпустила бывшего мужа настолько близко к себе. Он единственный никогда не спрашивал, просто брал, пристраивался совсем рядом с её душой, в уютном уголке, и делал там всё, что ему заблагорассудится. Нашёптывал, учил, направлял в нужную ему сторону. Он единственный, кого она не гнала. Просто не могла, не умела сопротивляться. Правда, за прошедшие годы позабыла об этом, или поверила в то, что повзрослела и власти никакой Иван Сизых над ней больше не имеет. Это же была первая, почти детская влюблённость, а она уже давно не девочка, она временами любила подумать о том, насколько стала мудрой и взрослой. А как только вновь оказалась рядом с ним, выяснилось, что всё это её фантазии, и ничего больше. И разум, и осторожность отключались, как Иван руку протягивал.

Лана проснулась ни свет, ни заря. День рождения, ужасный день перехода на новую линию жизни, закончился, она проснулась, когда за окном только светать начало, и долго лежала, слушая мужское дыхание рядом. Время от времени поворачивала голову и смотрела на Ивана, на его силуэт в рассветных сумерках. Взгляд скользил по волосам, по изгибу шеи, по широкой линии плеч, и Лана старательно прислушивалась к себе в эти моменты. Рада ли она, что находится с ним? Взволнована ли? Или наоборот, раздосадована? Но ей никак не удавалось поймать ни одной эмоции. Она просто смотрела на него, и удивлялась собственной безрассудности. Где была её голова? Ладно, прошлой ночью она была расстроена, подавлена и испугана, и позволила этому случиться. Ни о чём не думала, ей просто необходимо было почувствовать его страсть, после стольких лет осознать, что всё ещё нужна ему, что желанна. А этой ночью? Какое оправдание она найдёт для себя сейчас?

Знала, что не найдет. Потому что его нет. И вспоминала себя много лет назад, она была сбита с толка той же самой невесомостью – в мыслях, в душе. Она никогда не могла его оттолкнуть. Когда Ваня смотрел по-особенному, когда привлекал её к себе, когда целовал. Весь мир переставал существовать. Но, в коне-то концов, ей уже давно не восемнадцать, пора бы уже начинать анализировать собственное неадекватное поведение. И обратиться к психологу.

Иван вздохнул во сне, Лана снова на него посмотрела, но поспешила отвернуться и даже глаза закрыть, когда почувствовала его руку, которая легла на её бедро под одеялом. Большая ладонь погладила, сжала, а бывший муж снова вздохнул, на этот раз удовлетворённо. Интересно, он со всеми женщинами так себя ведёт?

Господи, что за мысли? Лана зажмурилась крепче, пытаясь изгнать ужасные фантазии. Раньше ей подобного в голову не приходило. Наверное, потому, что она была уверена – это её муж, и больше ничей, и другой женщины в его жизни никогда не будет. Какой же она была наивной и молодой.

– Чего не спишь? – шёпотом спросил Иван, не открывая глаз.

Лана открыла глаза, не найдя в себе дальнейших сил притворяться.

– Не спится, – ответила она вполголоса.

Сизых зевнул, потянулся, и глаза открыл. Ладонь так и гуляла по телу Ланы, и здорово, надо сказать, отвлекала. А Иван чуток подтолкнул её, и она послушно повернулась набок, к нему спиной. Даже рада этому была, что не придётся смотреть ему в глаза. Он навалился на неё сзади, ладонь переместилась на живот, а губы коснулись плеча Ланы. Вот всё это и было неправильно! Все эти ласки, поцелуи, его утреннее возбуждение, которое она отлично чувствовала. Им не в постели нужно лежать и обниматься, после стольких лет и миллиона недомолвок им надлежало беспрестанно ругаться и решать ворох проблем. А они лежат в постели, и она… Ей не хочется, чтобы солнце за окном поднималось выше, и начинался новый день. Ей хочется просто вот так лежать и притворяться, что больше ей волноваться не о чем. Что ей не нужно думать, почему она лежит в этой постели. С бывшим мужем.

Иван осторожно убрал волосы с её щеки. Попытался заглянуть Лане в лицо, приподнявшись на локте и подперев голову рукой. Разглядывал её с любопытством, расставшись с остатками сна.

– Тебе было хорошо?

Лана, не скрываясь, закатила глаза и посетовала:

– Ты можешь думать о чём-нибудь другом?

– В пять утра? Когда ты лежишь рядом голая?

– Хотя бы постарайся.

– А ты о чём думаешь?

– О том, что сегодня приезжаю родители. И ещё о множестве нерешённых проблем. А у нас их множество, не забыл?

Он снова зевнул.

– Помню. Решим. – Иван наклонился к её уху и проговорил: – А мне было хорошо.

В душе у Ланы что-то дрогнуло, но тон остался скептическим.

– Очень за тебя рада.

Иван насмешливо фыркнул.

– Злюка какая. Я ведь старался… Неужели не заслужил ни одного доброго слова?

– Ты специально? Вань, начнём с того, что меня в этой постели вообще не должно было быть.

Он призадумался, даже хмыкнул. После чего поинтересовался:

– А чем закончим?

– Тем, что я встану и уйду, – пригрозила она.

Иван усмехнулся, навалился сильнее.

– Лежи.

Его рука скользнула между её ног, погладила, и Лана невольно застонала. Поёрзала, пытаясь его оттолкнуть, но Ваня лишь рассмеялся. Голову опустил и прижался лбом к её плечу.

– Нам надо это как-то решить, – сказал он после недолгой паузы. – Притворяться всё равно не получится. Скоро приедут родители, и долго водить их за нос мы всё равно не сможем.

Лана старалась сосредоточиться на его словах, изо всех сил.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду всё, – весомо заявил он. Его палец нашёл нужную, особо чувствительную точку, Лана закусила губу и судорожно втянула в себя воздух, а Иван совершенно спокойно заметил: – И это тоже, кстати.

Она не выдержала, перевернулась на спину и, наконец, посмотрела ему в глаза.

– Ты хоть понимаешь, что они нам скажут? – Он якобы удивлённо вскинул брови, хотя Лана прекрасно знала, что её понял.

– Что бы они ни сказали, это мало, что изменит.

Лана снова глаза закрыла, на этот раз чувствуя полную обречённость. При мысли о том, как она посмотрит в глаза Ваниным родителям, её от нервозности начинало подташнивать. А Иван лежал рядом, приподнявшись на локте, гладил её живот и внимательно наблюдал. Потом наклонился, прикусил зубами мочку её уха, и прежде чем Лана хоть как-то отреагировала или смогла отвлечься от своих невесёлых мыслей, перекатился на спину, увлекая её за собой. Широкие ладони загуляли по её телу, а он наблюдал за тем, как меняется её лицо. Как невесёлая задумчивость уходит из глаз и сменяется знакомым ему томлением. Ладони накрыли её грудь, сжали, затем спустились на живот, бёдра, и вот, наконец, Лана расслабилась, выдохнула и наклонилась к нему за поцелуем. И застонала ему в губы, когда медленно опустилась на него. Иван тоже закрыл глаза от удовольствия и откинул голову на подушку. Чувствовал лёгкое прикосновение её волос к своему лицу, когда Лана неспешно двигалась над ним, словно колдовала, упиралась руками в подушку у его головы. Слушал её прерывистое дыхание, тихие стоны и всхлипы. Не бывает лучшего начала дня, когда любимая женщина, которую до безумия желаешь, дышит и двигается с тобой в унисон. А потом без сил опускается тебе на грудь, пытаясь восстановить дыхание. И улыбается. Иван мог поклясться, что Лана улыбалась, хотя сердце в его груди и барабанило с удвоенной силой, он кожей чувствовал её губы и улыбку на них.

– Напомни мне, раньше тоже так было? – усмехнулся он. – Или это всё-таки опыт?

Лана скатилась к нему под бок, а после его замечания несильно пихнула.

– Ничего не знаю про твой опыт.

Иван рассмеялся. Примирительно потрепал её по волосам.

– Тебе и не надо знать.

Лана легла рядом с ним, остановила взгляд на окне, за которым заметно посветлело. Правда, небо было тусклым, даже мрачным, видимо, солнечной погоды сегодня ждать не стоило.

Всё-таки жизнь – очень странная вещь.

– Не думай об этом, – попросил Иван.

А Лана в растерянности моргнула. Неужели она произнесла это вслух?

Родители Ивана должны были прилететь после обеда. И Лана со страхом ждала этого часа. Утро только начиналось, они поднялись с постели в восемь, как только Соня в коридоре громко известила, что проснулась. Лана к этому моменту уже была готова, и навстречу дочери вышла из ванной комнаты по соседству со спальней Ивана. Завёрнутая в длинный банный халат, с заплетёнными в причёску волосами и с лёгким макияжем на лице. Ничто в её облике не выдавало того факта, что она ночевала не в своей постели, и даже не особо выспалась. Дочка к этому раннему часу была переполнена энергией и только в полный голос жаловалась на то, что ей совсем нечего надеть.

– Мама, у меня совсем нет одежды! Кроме той, что купили вчера!

– Отличный аргумент, – заметил Иван, появляясь на лестнице. – Чисто женский. Вчера ходили по магазинам, а сегодня совершенно нечего надеть.

– Привыкай, – сказала ему Лана и незаметно от дочери послала язвительную улыбку. А вот Соню погладила по голове и постаралась успокоить. – Мы зайдём домой, и ты переоденешься. У нас… с дядей Ваней есть дела в городе, а тебя мы отвезём к тёте Нине и Арише. Поиграешь с ней, пока мы заняты, хорошо?

– А что у вас за дела?

– Взрослые, – ответил Иван вместо Ланы. Подхватил Соню под мышки и таким образом снёс вниз по лестнице.

– Это нечестно. Может, мне тоже было бы интересно?

– Тебе будет интереснее играть в куклы.

Соня театрально надула губы, уставилась на Ивана огромными глазами, а Лана, чтобы пресечь детскую попытку поманипулировать взрослым дядей, честно сказала:

– Мы едем на встречу с адвокатом. Это тебе не интересно.

Соня тут же перестала изображать обиженную капризулю, откинулась на мягкие диванные подушки в гостиной, и раскинула руки в стороны. Иван за ней наблюдал. А когда понял, что Лана ушла на кухню, и они с Соней остались одни, подошёл ближе и коротко спросил:

– Что?

– Мама с папой разводятся, – сказала Соня, словно сообщала ему великую тайну.

Он же кивнул и подтвердил.

– Разводятся. Ты переживаешь?

Соня по-детски пожала плечами.

– Я не знаю. У меня в Москве друзья. И школа. – Соня доверчиво посмотрела на него. – А мама говорит, что у меня и здесь будут друзья.

– Мама права, обязательно будут. И в школу ты будешь ходить в самую лучшую. Я тебе обещаю.

– А как же папа? Он будет жить один?

С детьми, оказывается, безумно трудно разговаривать. Они всё спрашивают прямо, не таясь. Взрослые большую часть этих вопросов не задали бы, посчитали бы излишней откровенностью, а то и вовсе не захотели бы знать ответов.

– Не думаю, что твой папа будет совсем один. У него ведь тоже есть друзья… родственники.

Соня подёргала себя за прядь волос, в которой красовалась блестящая заколка.

– Наверное. У него много друзей.

– Вот видишь.

– Но мы же с мамой не друзья ему. – Соня снова вздохнула и раскинула руки в стороны. А Ивану совершенно по-взрослому сказала: – Я совершенно не представляю, как мы теперь будем жить.

Ивану захотелось протянуть руку и погладить девочку по волосам, что он и сделал.

– Всё будет хорошо, – сказал он ей, а сам в очередной раз подивился невероятной мысли – это его дочь.

С Дмитрием Харламовым встретились в ресторане, напротив его адвокатской конторы. Успели завезти Соню к Шохиным, Иван старательно избегал проницательных взглядов Нины и не реагировал ни на какие намёки с её стороны, даже попытался охладить её пыл своим фирменным холодным взглядом, ему не раз говорили о том, насколько он действенен. Может быть, на кого-то он и действовал, на более слабых моральным духом людей, но не на Нину Шохину. Та лишь смешно приподнимала брови, отворачивалась и всю свою энергию и проницательность направляла на Лану. Ивану пришлось буквально вырвать ту из цепких лапок жены друга. Костя, который за всем этим наблюдал как бы со стороны, только усмехнулся, когда Иван решительно направился к выходу, таща за собой Лану, как на буксире. И хлебосольно поинтересовался:

– Что, даже чаю не попьёте?

– Пили уже, – ворчливо отозвался Сизых, и выдохнул только, когда они с Ланой сели в машину.

– Это было невежливо, – объявила она ему.

– А совать нос в чужую постель вежливо? Или у вас какой-то женский инстинкт срабатывает, что нужно непременно обсудить, что было и как было? Пусть и в десять утра.

– Ты женоненавистник, Ваня. Ты в курсе?

– Вот уж глупости. Женщин я люблю. И даже уважаю. Кого мне ещё любить?

Лана головой качнула и отвернулась от него.

Несмотря на достаточно ранний час, ресторан со странным названием «Портобелло», уже принимал гостей. Лана шагнула под элегантную вывеску, оказалась в светлом холле, в приятном интерьере, и в очередной раз поразилась неудачному названию заведения. Она бы точно не стала называть ресторан в честь гриба, и уж точно в честь блошиного рынка, пусть и лондонского. Но, возможно, она ещё не понимает до конца суть идеи, которую пытались воплотить в жизнь владельцы. Лана взглянула на Ивана, было желание обсудить с ним столь нелепую выдумку, но бывший муж показался ей задумчивым и сосредоточенным, и она решила не мешать ему и не вносить диссонанс в его серьёзные раздумья.

Дмитрий Харламов оказался мужчиной солидным. Он сидел один за столиком на шесть персон, идеально отглаженный пиджак фирменного костюма висел на спинке соседнего стула, а он, в белоснежной рубашке и при шёлковом галстуке, с документами, что внимательно читал, в одной руке, а вилкой в другой, производил внушительное и пронизывающее непонятной, мгновенно рождающейся ответственностью, впечатление. Правда, он не завтракал. На часах половина одиннадцатого утра, а перед ним тарелка с жареным мясом и картошкой. Он с аппетитом ел, и только время от времени откладывал вилку, чтобы пригладить на груди шёлковый галстук с бриллиантовой булавкой. Документы из рук не выпускал, даже на стол их не положил.

Иван подошёл, подал ему руку и только после этого негромко поздоровался. В глаза друг другу мужчины так и не посмотрели, словно каждый был занят собственными мыслями. Но на Лану Дмитрий Александрович внимание обратил, причём взгляд был любопытным. Он дождался, пока Иван отодвинет для Ланы стул, пока все усядутся, даже выждал, пока услужливая официантка принесёт новым гостям меню. И только после этого обратился, причём именно к Лане.

– Рад, – сказал он. И улыбнулся.

Видимо, это означало приветствие, и Лана в ответ улыбнулась.

– Мне тоже приятно познакомиться. Я о вас наслышана, Дмитрий Александрович.

– А чего наслышан я, Лана Юрьевна! Одним часом и не выскажешь. Поэтому и рад увидеть воочию.

Его манера общения была несколько фамильярной, Лана несколько секунд её обдумывала, после чего кинула быстрый взгляд на Ивана. Тот не выглядел недовольным или напряжённым, только губы поджал, а Харламову сказал:

– Дим, ближе к делу.

– А куда ближе-то? – вроде как удивился тот. – Кстати, вы не против, если я поем? Машка меня утром кашей кормит, сил моих больше нет.

– А ты у нас хищник, – фыркнул Иван. – С утра мясо с кровью.

– Здесь отлично жарят мясо. Под интересное чтиво самое то. – Харламов потряс бумагами, что продолжал держать в руке. На Лану глянул. Вроде бы просто обратил к ней взгляд, но на самом деле оценивал и изучал. Лана прямо чувствовала, как её сканируют. – Читаю вот и поражаюсь. Лана Юрьевна, где была ваша голова, когда вы это подписывали?

Лана перевела взгляд на бумаги.

– А что это?

– Ваш брачный контракт.

Она моргнула в растерянности.

– Откуда?

Харламов качнул головой.

– Это не тот вопрос.

– Всё так плохо?

– А вот это уже ближе к истине. Вы его читали?

Официантка принесла чай для неё, кофе и парочку красивых кексов на тарелке для Ивана, и пока она расставляла тарелки и чашки, Лана сидела и думала. Даже поморщилась. А в своё оправдание сказала:

– Я не собиралась с ним разводиться.

– Что ж, приму это за аргумент, – хмыкнул Харламов. – Но почитать, перед тем, как подписывать, не мешало бы.

– Дмитрий Александрович, я всё понимаю, я знаю, что поступила глупо и опрометчиво. Но мне было двадцать два года. Я первый раз в жизни видела перед собой брачный контракт. И оттого, что я бы его прочитала, поверьте, мало бы что изменилось. Идея с брачным договором принадлежала всецело родителям Славы, не ему самому. И другого выбора у меня не было.

Иван осторожно втянул в себя воздух. Разговор ему не нравился, хотелось стукнуть кулаком по столу и попросить Харламова сосредоточиться на другом, более важном вопросе. Но, видимо, ещё было не время. Потому что Дмитрий очень внимательно Лану слушал, и, по всей видимости, делал для себя какие-то выводы.

– Лана Юрьевна, мне нужно задать вам несколько вопросов. – Харламов кинул взгляд на Ивана. – Ты уверен, что хочешь здесь сидеть?

– Да, – ответил тот без всякого промедления. Перевёл взгляд с Дмитрия на Лану и обратно, не понимая, что им не нравится в его ответе. И даже предупредил: – Я никуда не уйду. Я должен знать всё. Чтобы после не хлопать глазами… и ушами.

Лана лишь рукой махнула.

– Сиди, – тихо разрешила она.

Харламов откинулся на спинку стула, разглядывал их вместе. Затем у Ланы спросил:

– Он на вас зол? Точнее, сильно зол?

– Ваня?

Дмитрий недовольно поджал губы.

– Причём здесь Ваня? Он жуёт свой бублик, пусть жуёт. Я про Игнатьева. Он сильно на вас зол?

Лана чувствовала некоторую неловкость после того, как так глупо опростоволосилась перед незнакомым, настолько уверенным в себе человеком. Но нужно было отвечать.

– Подозреваю, что да.

– Что вы сделали?

– В каком смысле? – Лана на всякий случай расправила плечи. – Я ничего не делала. То есть, я увезла дочь, но это было уже после нашего обоюдного решения развестись.

– А решение было обоюдным?

Харламов тянул из неё жилы. Лана всеми силами старалась сохранить спокойное выражение на лице, но было крайне трудно это сделать, когда слева от тебя напряжённая каменная глыба, а напротив язвительный и скептически настроенный ко всему на свете наглец.

– Нет, не было, – выдавила из себя Лана. – Слава влюбился, я ему надоела… Хотя, возможно, что сначала я надоела, а потом он уже влюбился. И решил подать на развод. Ему ведь нечего бояться, он ничего не теряет.

– А вы теряете слишком много. Поэтому очень странно, что вы так быстро согласились, даже не постарались побороться.

– Что вы имеете в виду под «побороться»? Купить леопардовое бельё?

– Ну, хотя бы.

Ответ пришлось обдумать, потому что вопрос смутил, похоже, только её.

– Я не видела в этом смысла.

– Как странно. Лана Юрьевна, у вас есть какие-нибудь козыри против мужа? – Она смотрела на него долго, поэтому Дмитрий решил пояснить: – Вы знаете о каких-нибудь сомнительных сделках, чёрной бухгалтерии… подозрительных личностях в его окружении?

Лана подпёрла подбородок рукой, печально смотрела в сторону.

– Всё настолько плохо?

Харламов сунул руки в карманы брюк, плечами пожал.

– Я пытаюсь найти хоть какую-то лазейку. Это и есть моя работа. Я, конечно, договор жене покажу, она у меня по брачным контрактам спец, но не думаю, что она увидит там что-то, что я пропустил. Не тот случай.

Лана сдавленно кашлянула, заставила себя выдохнуть и заговорила по-деловому.

– К делам мужа я никакого отношения не имею. Ни о какой двойной бухгалтерии ничего не знаю. Подозрительные личности? Кого вы имеете в виду? Проворовавшихся чиновников? Беглых олигархов? Если буду вспоминать, обязательно вспомню, но какой в этом смысл? С ними половина Москвы за руку здоровалась, и при этом ни одного закона не нарушала, а уж что случилось после… На то они и беглые. Рассказать вам о моральных качествах моего мужа? Он импульсивен, тщеславен, самонадеян. У него предпринимательское чутьё, при этом он управляем и внушаем. Был таким до последнего времени. А недавно у него начался кризис среднего возраста, я так предполагаю…

– И он вышел из-под вашего контроля, – закончил за неё Дмитрий с заметной усмешкой.

Лана в ответ улыбаться не стала.

– Да, это так. Год назад умерла моя свекровь, и на Славу это повлияло сильнее, чем я думала. Но поняла я это поздно, к сожалению.

– Но я задал вам другой вопрос, Лана. Ему есть из-за чего на вас злиться? Всерьёз злиться.

– Я вас не понимаю.

Иван рядом хмыкнул.

– Ты ему изменяла? – задал он вопрос напрямую.

Лана глянула на него в изумлении.

– Ты что, с ума сошёл? – вырвалось у неё. Кинула взгляд на Харламова. – Вы оба сошли с ума? Это же Москва. Даже если бы я захотела, в моём круге общения не было ни одного лишнего, незнакомого, непроверенного человека. Каждый мой день был расписан по минутам, а месяц, – даже не месяц, а полгода, – по дням. Я была замужем за Вячеславом Игнатьевым, я из дома выезжала только с охраной, которая сопровождала меня даже в магазин нижнего белья.

– Невесело как-то.

– А я и не говорила, что жила весёлой жизнью из фильма про миллионеров. К вашему сведению, это работа, каждодневная и выматывающая. Только наивные дурочки думают, что, выйдя замуж за миллионера, они будут целыми днями сидеть у бассейна с подогревом и подпиливать ногти! – Лана вдруг поняла, что завелась и посоветовала себе сбавить обороты. Обратилась к Дмитрию. – Поймите, я не собираюсь воевать с ним из-за денег. Да, он поступает, как свинья, но это личное дело Славы. Он захотел от меня избавиться, и помешать я ему не могу. И никакие мои обиды и обманутые ожидания в расчёт не берутся. Дмитрий Александрович, у меня дочь. И я оказалась беспомощна именно перед желанием Славы устроить для неё блестящее будущее. Да, возможно, я обманом вывезла её из Москвы, но я имела на это право! Я хорошая мать, я никогда и ни в чём не была замечена. А он подсылает ко мне людей из органов опеки, которые смотрят на меня, как на преступницу. Ваня, скажи!

– Скажу, скажу, – пробубнил тот.

Харламов потёр подбородок.

– То есть, оспаривать брачный контракт мы не будем?

– Я буду оспаривать всё, что угодно, если это заставит его оставить нас с Соней в покое. – Всё-таки присутствие при разговоре Ивана мешало, приходилось подбирать слова. – Я не хочу разбивать то, что строилось почти десять лет, Соня любит Славу, по-другому быть не может. И я бы хотела, чтобы всё было проще, чтобы они могли в дальнейшем общаться… ради того, чтобы моя дочь не думала, что отношения рушатся с таким грузом, что падают стены вокруг. Но пока Слава мне выбора не оставляет. И я не знаю, что с этим делать. Он… не является биологическим отцом Сони. И поэтому ощущает своё шаткое положение и всеми силами старается выставить меня неблагополучной матерью. Убеждает всех, что я не смогу своего ребёнка полноценно обеспечить. Что у меня нет жилья, работы, источника дохода. А у него всё это есть.

– Вы хотите лишить его родительских прав?

– Мы хотим установить отцовство, – влез Иван. – Официально, со всеми бумагами и печатями. Чтобы никто не усомнился.

Харламов присвистнул, приглядываясь к ним.

– Даже так. – Он остановил взгляд на Сизыхе. – Ты мне об этом не говорил.

– Говорю сейчас. Какая разница?

– Да нет, никакой. Но поздравляю.

Лана молчала, не зная, что сказать, а вот Иван коротко кивнул в ответ на поздравление.

– Конечно, вся эта буча по телевидению не играет нам на руку, – проговорил Харламов после задумчивой паузы. – Подозреваю, что каждое наше движение будет сливаться журналистам. Тем более, с такими жареными фактами. Я ведь правильно понимаю, мало людей было в курсе, что Соня не дочь Игнатьева?

– Мы не афишировали, – призналась Лана.

– Вот-вот. Как только мы подадим прошение об установлении отцовства, вас сразу заклеймят обманщицей и изменницей. Скажут, что вы с самого начала обманули мужа, подсунув ему чужого ребёнка.

– Если это ударит только по моей репутации, я готова это пережить. Репутации всё равно не осталось, да и хвастаться ею мне не перед кем.

– Дим, нам деньги не нужны. Нам нужен развод, как можно скорее, и документы об отцовстве. Я уверен, что как только дело сдвинется с мёртвой точки, разговоры начнут стихать.

Харламов сидел, насупившись, и сосредоточенно размышлял. Покивал в задумчивости.

– Я вас понял. Будем работать.

После этих слов Лане стало легче дышать.

Харламов уехал из ресторана первым. Задал ещё несколько вопросов, после чего неожиданно поднялся и заявил, что ему нужно в офис. А Лана с Иваном остались за столом, и оба чувствовали непонятную апатию. Молчали, думали каждый о своём. Лана пила чай, а Иван был занят своим телефоном, набирал кому-то одно сообщение за другим.

– Тебе нужно ехать? – спросила она, в конце концов, когда поняла, что он занят другими мыслями. А, может быть, мысли были такие, что ей лучше о них не знать.

– Нужно на работу, – согласился он.

– Поезжай.

– А ты? Я вызову тебе такси.

– Не надо. Я прогуляюсь. Мне это нужно, немного пройтись.

Он задержал на ней задумчивый взгляд, после чего кивнул. Они вышли из ресторана, дошли до машины Ивана, и тот вдруг подумал о том, что ему, наверное, нужно что-то Лане сказать. Последние два дня были до нельзя странными. Они вновь оказались рядом друг с другом, в одной постели, и, мало того, оказались родителями одного ребёнка. И всё происходящее отныне к чему-то обязывало. Помнится, когда они были женаты, Иван не особо задумывался об обязанностях. Он брал пример с родителей, с их отношений, учился у отца говорить с женой, что-то обещать, стараться исполнять обещанное, но в его голове желания или мыслей о том, что он на самом деле должен и обязан, просто исходя из факта, что он муж, не было. А вот теперь он не муж, но отец. И обязанностей враз прибавилось в миллион раз. Ему пора привыкать к ним.

– Я не знаю, когда буду дома, – сказал он, не уверенный, что говорит правильные и необходимые вещи. Вдруг Лане не важно, когда он вернётся? – Возможно, сразу поеду в аэропорт за родителями. Я позвоню, хорошо?

Она кивнула. Причём, смотрела ему прямо в глаза.

– Хорошо. Я заберу Соню от Шохиных. Чуть позже.

– Будь поосторожнее.

Лана от неожиданности и странности предостережения, моргнула.

– Я просто погуляю.

– Я ничего не имел в виду, – тут же в сердцах выдохнул Сизых. – Просто сказал!

Лана отступила от него на шаг.

– Хорошо, – согласилась она, с едва заметным оттенком сарказма. – Буду осторожна.

Иван недовольно поджал губы. Он всё прекрасно в её голосе расслышал и уловил.

– Отлично, – проговорил он и сел в машину.

Лана не стала дожидаться, когда он уедет. Смотреть ему вслед или махать рукой на прощание. Она развернулась и пошла вниз по улице. А Иван одну долгую минуту сидел и смотрел на неё. Как она идёт, даже со спины красивая, но он смотрел и думал о том, что это всё-таки не та женщина, на которой он когда-то был женат. Он прекрасно помнил ту Лану, помнил девочку, в которую влюбился и которую захотел взять в жёны. Осознанное это было решение или любовная горячка, сейчас уже не поймёшь. Но она была другой. Юная Лана была легка, порывиста, Иван даже представил её на этой улице, как бы она шла, едва ли не подпрыгивая от внутреннего огня и энергии, помахивала бы маленькой сумочкой. Реальная Лана, Лана сегодняшнего дня, шла, будто и не касаясь земли. Хотя, её мысли наверняка были далеко. Она шла не спеша, степенно, с прямой спиной. Каждый её шаг, жест, движение было взвешенно и отрепетировано годами. Словно за каждым углом её мог поджидать кто-то, кто станет оценивать или обсуждать. Видимо, столичная жизнь на самом деле оставила на ней серьёзный отпечаток. Или не столько Москва и её законы и привычки, а человек, с которым она прожила семь лет.

Семь лет – это много. Взрослая, обдуманная жизнь и дорога. Они вот были женаты чуть больше года. Может ли он говорить, что он тоже был полноценным мужем для этой женщины? Они больше играли в семью и учились быть взрослыми. Получилось не очень. А другой мужчина её научил. Правильно или нет – это другой разговор, тем более, если смотреть с позиции Ивана, но с Игнатьевым Лана была по собственной воле, это было продуманное решение, и, надо быть до конца честным, разводиться с мужем она не собиралась. Её всё устраивало. Не случилось никакой внезапной вспышки страсти, вернувшейся первой любви. Всё, что сейчас происходит, лишь стечение неблагополучно сложившихся обстоятельств. И это признавать неприятно, для Ивана это является ударом по самолюбию. И даже тот факт, что Лана в сердцах призналась, будто не испытывала к Вячеславу Игнатьеву большой любви, не успокаивал. Жизнь с ним её вполне устраивала, и развод воспринялся, как предательство и несчастье. Она потеряла стабильность, почву под ногами, налаженный быт. И Иван теперь гадал, должен ли он дать ей всё это взамен, по крайней мере, постараться? У них дочка, и ей нужна семья. Но что делать с двумя бывшими, запутавшимися в ситуации супругами?

Кто он, кроме как биологический отец Сони? И нужен ли он им?

Судя по тому, как Ира сдвинула идеальные брови, как только он появился на пороге приёмной собственного кабинета, вид у него был встревоженный. Под стать беспокойным мыслям. К тому же, на работе он не появлялся два дня, что являлось невероятным по своей абсурдности фактом. Наверняка, сотрудники решили, что если не случилась глобальная катастрофа в жизни их шефа и их трудовой занятости, то тогда приключилось нечто похлеще – Иван Сизых ушёл в загул. Такое однажды произошло, Иван пребывал в странно негативном настроении довольно долго, хандрил, и даже рискнул назвать своё душевное состояние депрессией, сам этому ужаснулся, и вот тогда пропал на неделю, не желая откликаться на звонки из дома и с работы. Он искал себя, истину, в том числе на дне стакана, ничего не нашёл, устал, и ещё больше приуныл, решив, что в его жизни больше нет смысла и цели. Правда, вскоре, к счастью или нет, судьба свела его с Лесей, и та, возможно, всей своей большой женской душой, его пожалев, решила смысл в его жизнь вернуть. Своей любовью. Что и продолжает старательно делать вот уже год. Получилось ли у неё? Во всяком случае, Иван жил в осознании того, что его любят и он кому-то нужен. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Кстати, довольно утомительно, особенно, когда приходится свою благодарность и душевную отдачу демонстрировать. Но на душе всё же стало спокойнее.

Было спокойно. До недавнего времени.

– Как дела? – спросил он секретаршу таким тоном, словно заглянул к ней на минуту поболтать, а не нёс ответственность за всё, что творилось на пятидесяти тысячах квадратных метрах вокруг.

Ира опустила телефонную трубку, без всякого сожаления прервав разговор, и на начальника взглянула оценивающе.

– Хорошо. А у вас?

– Много всего происходит, – непонятно проговорил Сизых. Прошёл к окну и выглянул. – Срочные дела есть?

– Саша справляется.

Саша, или Александр Терентьев, уже пару лет трудился помощником Ивана, так сказать, правая рука. Иван не считал, что парню повезло с работой, на голову Терентьева сваливались все самые неприятные обязанности, много бумажной работы и встречи с людьми, с которыми сам Иван общаться не желал. Но, понимая всё это, и ратуя за собственное спокойствие, зарплату Александру Иван платил немаленькую. Тот был, не смотря на возраст, парнем сообразительным, энергичным, и от работы никогда не отмахивался, понимал, что за это его ценят. И сейчас Иван в очередной раз стойкость и стрессоустойчивость помощника оценил. Наверняка, в последние два дня Саша спал плохо и мало, прикрывая спину шефа. Да и лицо его тоже. Судя, по осуждающему взгляду Иры. Кажется, у той с Сашкой всё же намечается нечто серьёзное, раз она переживает и готова с начальником из-за него ругаться.

– Саша молодец, – проговорил Иван специально для неё. И добавил: – Премию получит. – Всё смотрел, смотрел в окно, после чего в один момент встряхнулся, сделал глубокий вдох и направился в свой кабинет, кинув через плечо деловое: – Всё срочное мне на стол. У меня мало времени.

– Что-то случилось? – всё же рискнула поинтересоваться Ира, когда принесла ему не только бумаги на подпись, но и чашку кофе.

– Кое-что, – не стал спорить Сизых. Беглым взглядом проглядывал договора на поставки стройматериалов. Постучал ручкой по столу, вдруг понял, что секретарша стоит рядом с ним, в своём невозможно коротком платье, и не сводит глаз с его лица. Пришлось поднять голову, и встретить её взгляд, как можно спокойнее. Решил успокоить. – Я не пил. Это… семейные дела.

Ира, кажется, выдохнула. По крайней мере, грудь красиво шелохнулась в вырезе платья.

– Хорошо. Семья – это хорошо. Вы помните, что…

– Я помню, – перебил её Иван в лёгком раздражении. – Родители прилетают в пять сорок пять. Я буду в аэропорту.

Ира кивнула. Наблюдала за тем, как он расписывается. Рука двигалась автоматически, быстро и чётко.

– Леся звонила. Несколько раз.

Иван на секунду замер. Затем поинтересовался:

– Что ты сказала?

– Правду, – удивилась Ира. – Что знать ничего не знаю.

Он кивнул.

– Правильно.

Ира ещё немного потопталась у стола за его спиной, затем направилась к двери. Но Иван её в последний момент остановил.

– Ир, можешь кое-что разузнать?

Девушка развернулась на высоких каблуках и бойко улыбнулась.

– Я могу разузнать всё.

– За это и ценю, – проговорил Иван негромко. На спинку кресла откинулся. – Мне нужен список лучших школ в городе. Для девочки девяти лет. Разузнай всё. Только по-тихому. Что там, как… – Сизых неопределённо повёл рукой в воздухе. – Без понятия, что нужно узнавать. Может, в какой-то есть верховая езда, – вдруг осенило его.

– Верховая езда? – На лице Ира появилось мечтательно-задумчивое выражение, Иван его заметил, но решил, что знать не хочет. Ни к чему ему знать, о чём мечтает его секретарша. На этом и держатся, строятся их давние, крепкие, чисто профессиональные отношения.

Успокоив сотрудников своим появлением и даже списком чётких приказов и распоряжений, Иван забрал стопку накопившихся документов, и офис покинул. Когда он уходил, Ира болтала с кем-то по телефону о лошадях и арабских скакунах, а шефу на прощание сделала ручкой. Иван решил не вдумываться в её действия, а уж тем более не раздражаться. Кто знает, может, она по его просьбе это обсуждает? В конце концов, он узнает всю интересующую его информацию в полном объёме. А как она получена – его касаться не должно. От этого сотрудники становятся лишь более ценными, проявляя здоровую долю самостоятельности.

До момента приземления самолёта родителей в аэропорту оставалось ещё достаточно времени. Можно было поехать домой, но для этого, наверное – наверное! – стоило позвонить Лане, и узнать где она и чем занимается. Где она, где Соня, как проходит их день, и ждут ли они его возвращения. Иван даже телефон из кармана достал, покрутил его в руке, но набрать номер бывшей жены так себя и не заставил. Вроде бы, совершенно обычное действие, банальный звонок с вопросами: как дела, где ты? Но в душе было столько неуверенности, в себе, во всём происходящем, что в последний момент он решил не звонить. И домой не ехать. Самое простое было завернуть в любимый ресторан, и там, за обедом, малость поработать. Он даже остановился на светофоре, собираясь выехать на проспект, но в последний момент передумал. Всё, что он делал, было неправильно, и вёл он себя, как настоящий эгоист. Мама, без сомнения, скажет ему об этом, как только узнает.

Иван был уверен, что застанет Лесю на работе. Та, кажется, проводила всё свободное время в своём магазине. Не потому что мечтала о расширении бизнеса, а потому что получала удовольствие от того, чем занималась. У Леси были золотые руки и прекрасное воображение. Каждый раз, заходя в её магазин и видя то, что она способна делать своими руками, из мелочей, лоскутков, ниток, из всего, что так доступно и обычным человеком всерьёз не воспринимается, Иван лишь поражался. И Лесю, за её, несомненно, талант и страсть, которую она испытывала к своему делу, уважал.

Если бы всё в жизни было так просто, если бы уважения было бы достаточно!.. Если бы воспоминаний было достаточно, если бы сомнения не одолевали. Наверное, тогда он был бы счастливым человеком.

Колокольчик над его головой мелодично звякнул, когда он вошёл в магазин. На него пахнуло сладким запахом роз и чего-то ещё. Иван всегда принюхивался, пытался понять, что это за запах, тот, другой. Спрашивал Лесю, но та лишь пожимала плечами, а Иван мог поклясться, что этот запах ему знаком. А вот сейчас, почему-то именно сегодня, подсознание услужливо подсунуло ему ответ: так пахло в доме бабушки, когда та крахмалила бельё. Раньше так было принято, а затем этот запах потерялся в духе лет и перемен. А в магазине Леси пахло именно так, чем-то приятным и в то же время до боли знакомым. Кругом были куклы, в том числе, и ручной работы; цветы в вазах, статуэтки, хрустальные шары и милые женскому глазу безделушки. Картины в мягких рамах с украшениями и вышитые гладью скатерти и полотенца. Мужчине, среднестатистическому нормальному мужчине, в подобном месте должно было, просто обязано было становиться не по себе. Чувствуешь себя, как слон в посудной лавке. Кажется, что руку протянешь, повернёшься как-то неловко, и непременно если не сломаешь что-нибудь, то наверняка нарушишь порядок и испортишь ауру. Поэтому, войдя в магазин, Иван, как всегда, осторожно протиснулся по тесному проходу ближе к кассе, улыбнулся девчонкам-продавщицам, те просияли улыбками в ответ, а он вопросительно кивнул в сторону двери в кабинет хозяйки.

Молоденькие брюнетки в одинаковой униформе в унисон кивнули, словно сиамские близнецы.

– Леся Игоревна у себя!

Прежде чем взяться за ручку двери и повернуть её, Иван сделал вдох. Он ведь помнит, что он сволочь? Что пропал, не отвечал на звонки?

– Привет.

Леся сидела за письменным столом, который, в отличие от его стола, был завален не бумагами, а ворохом ярких лоскутов, ниток и каких-то фигурок. Всё вперемешку. Когда он вошёл, она подняла голову, по всей видимости, была чем-то увлечена. Светлая чёлка упала ей на глаза, и Леся поторопилась сдуть её, чтобы не мешала.

– Привет. – Присматривалась к нему. Без подозрения, скорее с тревогой. – Я тебя не ждала.

– Знаю. – Иван вошёл и закрыл за собой дверь. Сел на единственный свободный стул у стены. Кабинетик был маленьким, почти крошечным, поэтому считать, что стул стоит у стены, а не у стола, было неправильным. Иван чуть вытянул ноги, и они упёрлись в ножку стола. – Я не планировал заезжать… – Понял, что сморозил очередную глупость, и принялся оправдываться. – То есть, планировал, конечно. Просто не сейчас.

Леся внимательно его слушала. Потом отложила в сторону лоскутную розу, которую собирала.

– У тебя что-то случилось? – осторожно спросила она.

Иван раздумывал на секунду дольше, чем было необходимо. Но правильного, чёткого ответа у него так и не нашлось.

– Наверное, – сказал он. И дальше сказал очевидную глупую банальность. – Всё сложно.

– Даже так.

– Сегодня родители возвращаются.

– Я помню. Хотела тебе позвонить, но ты не отвечаешь на мои звонки.

– Не на твои. Я в последние дни немного выпал из жизни, не хотелось общаться ни с кем. Лесь, прости меня. Я свин.

Она глаза опустила, ей явно было неприятно. Но кивнула.

– Я знаю.

Иван печально улыбнулся.

– Я знаю, что ты знаешь. Сильно злишься?

– Я не злюсь. Я просто беспокоилась.

– Я не пил, – тут же заверил он. – И почти не курил.

Она всё-таки улыбнулась.

– Я твой личный нарко-контроль?

Иван лишь плечами пожал. Обычно после такой её улыбки можно было смело идти на примирение, после любого его проступка. Дальше нужно было встать, Лесю поцеловать, а после пригласить на ужин и прогулку. Она любила гулять. Но сегодня разговор грозил затянуться, и стать самым неприятным за всё время их знакомства.

– Я хочу рассказать тебе, что случилось.

Она заинтересованно вскинула брови, но беспокойство в глазах постаралась всеми силами скрыть. Но Иван сам был сильно обеспокоен, поэтому не увидел, скорее, почувствовал её тревогу.

– Я хочу, чтобы ты узнала это от меня. А не от кого-то ещё…

Леся глаза отвела, его тон ей явно не понравился. Начала нервно перебирать лоскуты на столе.

– И почему мне кажется, что я догадываюсь, что ты мне скажешь?

– Вряд ли. Хотя… – Иван потёр шею ладонью. – Может, о чём-то и догадываешься.

– Я, как только её увидела, всё поняла. – В её голосе звучала неподдельная горечь. – Ты так на неё смотрел, Вань.

– Да дело не в этом! – неожиданно вспылил он. – Как я на неё смотрел, как она на меня смотрела. – Он не выдержал и поднялся. Нервно вышагивать по тесному кабинету было невозможно, но Иван всё же дошёл до двери, и вернулся обратно. Три шага в одну сторону, и три в другую. От этого почувствовал себя ещё более глупо и неловко. – Я не думал, что она когда-нибудь вернётся. Леся, я не хотел этого! Я давно пережил и наш с Ланкой брак, и наш развод.

– Серьёзно, пережил?

– Ну, может, психовал, – сознался он. – Но вот мы встретились, поговорили… обсудили уйму вещей. – От себя ещё хотелось добавить: «Переспали», но говорить этого было нельзя, он же не окончательный гад. – И я понимаю, что это другой человек. Леся, она не та женщина, не та девочка, на которой я когда-то женился. И я, наверное, другой. И кажусь ей чужим, непонятным мужиком. Я сейчас только и думаю о том, что неужели так бывает, что люди встретились через десять, пятнадцать лет, и что-то снова вспыхнуло? Двадцать лет и тридцать лет – это огромная разница. Это две разные личности в сознании одного человека. Мы не знаем друг друга!

Леся внимательно наблюдала за ним, за его передвижениями, за тем, как он злится и нервничает.

– Но ты о ней думаешь, – не сдержалась и обвинила она его.

Иван замер. Выкручиваться было бесполезно.

– Думаю, – признался он. И даже глаза закрыл. – Я думаю о ней, и я не могу ничего с этим сделать.

Леся судорожно втянула в себя воздух, навалилась на стол и прикрыла рот рукой. Иван знал, что она нервно кусает губы, просто не хочет ему показывать.

– Зачем она только вернулась? – проговорила Леся, в конце концов. – Всё было так хорошо.

– Думаешь, я не задавал себе этот вопрос в последние недели? Зачем вернулась, почему именно сюда? Почему не поехала к тёще в Ярославль, или какой-нибудь Лондон или Париж.

– Ты называешь её маму тёщей. До сих пор.

– С ней у меня отношения, если брать в расчёт весь наш брак с Ланой, складывались куда лучше. – Иван снова присел, облокотился на свои колени, а на Лесю кинул взгляд исподлобья. – Будет скандал, – сказал он. – То, что происходит сейчас, наверняка, покажется нам сказкой. Журналисты сюда ещё не добрались, но они доберутся. И я из этого не выберусь, Леся. Даже если бы очень хотел, я не смогу остаться в стороне. У нас с Ланой… есть, что вспомнить. Журналистам будет, где разгуляться. Я очень надеюсь, что мы отделаемся малой кровью, но просто надеяться и ждать бесполезно.

– Поэтому ты приехал ко мне? Предупредить?

– И это тоже. А ещё прощения попросить.

Она некрасиво шмыгнула носом и поторопилась вытереть слёзы.

– Тебе не за что просить прощения.

– Есть за что.

– Нет, – твёрдо проговорила она. – За что ты извиняешься? Что не всегда был мил и заботлив? Что порой обманывал или не отвечал на звонки? За что? – Она набралась смелости и посмотрела ему в глаза. – Это всё не стоит извинений. А за то, что… не любил, – она снова слёзы вытерла, – это не твоя вина. Я сама дура.

– Лесь, не плачь. Пожалуйста, не плачь. Это я дурак. – Ивану очень хотелось подойти и как-то утешить её. Но любое его действие, движение, даже если бы ему пришло в голову обнять её, воспринялось бы Лесей, как жалость и оскорбление. Поэтому он продолжал сидеть на стуле и лишь беспомощно наблюдать. – Я люблю тебя. Ты мой друг, наверное, самый лучший.

Она кивнула, пыталась успокоиться и остановить слёзы. Но выходило не очень.

– Я знаю, Ваня. Проблема в том, что я никогда не хотела быть твоим другом. – Она тоже поднялась и отвернулась к окну, чтобы избавиться от его взгляда в упор. – И я до сих пор верю, я знаю, что стала бы тебе хорошей женой. И со мной ты был бы счастлив.

– Я знаю, – проговорил он негромко. – И жили бы мы с тобой душа в душу, и не скандалили, и я бы… катался, как сыр в масле. Мне не нужно было бы ни о чём думать. Ты бы всегда была рядом.

Леся кивала в такт его словам.

– Да. Да! Вот только это не любовь. – Она руками всплеснула в сердцах. – Тебе не нужна моя забота, а мне не нужно, чтобы ты смирялся и принимал моё отношение. Потому что это унизительно. Я раньше не понимала, я думала, что ты такой, что о тебе просто надо заботиться. Как о ребёнке. Как о тебе заботится твоя мама. Но, как оказалось, я просто не видела… как ты смотришь на бывшую жену. Она разбила тебе сердце, ты не видел её много лет, но после первой встречи ты ходил с таким видом и в таком состоянии, будто тебе в сердце выстрелили.

– Наверное, так и есть. Но это случилось давно. А сейчас… сейчас я не знаю, что будет. И будет ли вообще. Но заставлять тебя ждать чего-то, потерпеть, это нечестно. Я не хочу тебя вмешивать в эту историю.

Леся повернулась к нему. Больше не плакала, и смотрела колко.

– Тогда зачем ты лезешь туда? Зачем тебе их разборки? У неё есть муж, пусть они разбираются сами. Разводятся или не разводятся. Зачем это всё тебе? Ты ничего ей не должен. После стольких-то лет!

– Ей не должен, – согласился он. – Но у нас дочь, Леся.

Она моргнула в полной растерянности.

– Дочь? Её дочь…

Иван снова кивнул.

– Соня – моя дочь. Как выяснилось. И мне придётся участвовать в этой драке.

Леся всё ещё не могла прийти в себя от новости, даже усмехнулась, то ли удивлённо, то ли недоверчиво. Потом негромко проговорила:

– А она молодец. Я никогда такой не была. Я про таких только книжки читала.

Иван невольно поморщился.

– Перестань.

– Я не права?

– Я не знаю! И думать об этом не хочу. У меня ребёнок есть, понимаешь? Дочка, которую я совсем не знаю. А ей девять. И сейчас совсем не важно, что и как у нас с её матерью получилось, и кто больше виноват. Я хочу воспитывать своего ребёнка. Она и так… папой другого называет.

– Вот именно! Как ты ей объяснишь?

– Я не знаю! – снова повысил он голос. Но тут же выдохнул. – Извини. Мне нужно время, чтобы всё обдумать и понять. И в это время мне придётся ходить по судам и что-то кому-то доказывать. Это будут непростые времена. – Иван посмотрел ей в глаза. – Я сказал тебе всё, как есть. И ещё раз прошу прощения. Ты замечательная. И зря ты думаешь, что женщина не должна быть мужику другом. Любовь она, видишь какая, приходит и уходит, иногда убегает. Друг – это совсем другое.

– И всё равно ты выбираешь её, – кинула она ему в упрёк.

Иван головой качнул.

– В данный момент я выбираю дочь. А дальше будет видно.

– Ваня…

– Лесь, я тебя прошу, хоть ты себе не ври. И не порти себе жизнь. Я ничего не могу тебе обещать. И я не хочу, чтобы ты чего-то ждала. Ещё совсем недавно я ехал в машине и думал о том, что в моей жизни особого смысла нет. Всего, чего мог, добился, а выше головы не прыгнешь. Оставалось только думать о детях, но, честно, я был не уверен, что хочу. Жизнь по-своему распорядилось. Теперь думать и гадать некогда. Надо навёрстывать, и становиться отцом. Я буду стараться. Надеюсь, ты пожелаешь мне удачи.

– А что ещё мне остаётся?

Иван попытался изобразить бодрую улыбку, несмотря на скептический тон Леси.

– Я твой друг, – добавила она, когда он собрался уходить. Иван обернулся, посмотрел на неё. В этом её «друг» явно прозвучало нечто большее, но попытаться её разуверить, попытаться что-то ещё объяснить, было бы слишком обидным. Поэтому он решил ещё раз положиться на судьбу, которая, как оказалось, отлично умеет расставлять точки или запятые в нужных местах. И поэтому только кивнул.