– Что ты смотришь? – Нина вошла в гостиную, взглянула на экран телевизора, затем на задумчивого мужа. Странность была в том, что в телевизионной студии обсуждали не политику и не экономику, Шохин смотрел банальное ток-шоу, которые терпеть не мог, до сегодняшнего дня. А Костя в ответ на её вопрос вздохнул и телевизор выключил. А жене сказал:

– Обсуждают развод Игнатьевых.

– Опять? Кажется, их развод затмил всю политическую неразбериху. – Нина прошла мимо, потрепала мужа по волосам. Затем хмыкнула. – Или ты просчитываешь варианты?

Костя глянул на неё с лёгким оттенком ехидства.

– Боюсь, мне ни какие ток-шоу не помогут.

Нина тут же кивнула.

– Точно. Тебя даже Малахов не спасёт.

Шохин рассмеялся.

– А всё-таки, – заинтересовалась Нина, – почему тебя так интересует их развод? Ты с Игнатьевым близкого знакомства так и не свёл.

– Потому что не больно-то и хотелось. Стопроцентный столичный хлыщ. И он всегда таким был. Да, удачливый сукин сын, не глупый. – Костя рукой подбородок потёр. – Но он вышел прямиком из «золотой молодёжи». Я с такими никогда общаться не умел.

– Правда? А как же Вадик?

– Вадик – местный дурачок. Он мне дорог, как память о моей буйной молодости.

– Как любопытно. Он об этом знает?

– Нина, не язви. День ещё толком не начался.

Она понимающе улыбнулась, подошла к мужу и в знак примирения обняла за плечи. В доме было тихо, детей наверху занимала няня, занимала их тем, что разговаривала с ним на английском. Ариша, как всегда, послушно отвечала, складывая в уме необходимые фразы из незнакомых слов, а младший пока не понимал, где русский язык, где английский, но считалось, что различный подход расширит кругозор и годовалого ребёнка. Квалифицированная няня долго их с Костей в этом убеждала при приёме на работу, и Нина решила не спорить. В конце концов, если не Ромке, так Арише общение на английском вне школы, совсем не помешает.

Помимо няни по дому помогала лишь приходящая прислуга, стеснять себя постоянным чужим присутствием не хотелось, попытку сделали, но довольно скоро поняли, что такие явные барские замашки не для них. После жизни в квартире, где некому было путаться под ногами, Костя морщился и вздыхал всякий раз, когда видел вечерами домработницу, да и Нина долго не могла понять, как себя вести и каким тоном давать указания человеку, который каждый раз смотрит на тебя с ожиданием, даже в своё свободное время. Приходилось рассказывать о привычках своей семьи, пристрастиях, что можно делать и говорить, а когда лучше промолчать и уйти. И чувствовалось в отношениях подобострастие, неприятное, и ощущение того, что ты пускаешь кого-то в свою частную жизнь, к тому же ещё и платишь ему за это, ожидая преданности в ответ. А разве чужой человек на окладе может быть по-настоящему преданным, и разве ты можешь быть уверена, что он не вынесет твои семейные секреты за порог твоего дома?

Костя говорил, что всё это мещанские заморочки, но при этом, сам вздохнул свободнее, когда в доме не стало посторонних. И о штате постоянной прислуги, полагающейся к большому дому, они говорить со временем перестали. А Нина оказалась занята домом и детьми, что тоже обоих устраивало. В городе она стала некой загадочной хозяйкой огромного замка. Появлялась на людях с мужем под руку, дарила окружающим улыбки, зная, что выглядит восхитительно, и с воодушевлением рассказывала о детях и доме, высоким каблуком задавливая продолжающиеся сплетни о том, что Константин Шохин взял в жёны никчёмную стриптизёршу и теперь наверняка мучается. Конечно, друзья уверяли, что Нина себе больше надумывает проблему, ведь все видят довольное и сытое лицо Шохина, притворяться-то он не умеет, но Нине всегда казалось, что ей не хватает какой-то мелочи, до идеала, чтобы злые языки, наконец, умолкли. У них с Костей любовь, дети, дом полная чаша, но за спиной всё равно продолжили шептаться и пророчить несчастья. Нина слышала этот шёпот, ощущала его холодок на своей коже, и хотя понимала, что муж прав, и не стоит обращать внимания, в глубине души ей всегда хотелось переступить через злопыхателей и оказаться над ними, совершенной, без единого пятна на репутации.

Такой, какой была Лана Игнатьева, ещё два дня назад. Нина встречалась с ней всего пару раз, да и то общались они мало, Костя познакомил и шёпотом сказал, что Лана бывшая жена их Вани. Тогда и нашла объяснение многолетняя тоска приятеля мужа. Любовь это была или не любовь, но зная тягу Ивана к красивым блондинкам, становилось понятно, с чего всё началось. Лана Игнатьева была недосягаема в своём идеале. Дело было даже не в красоте, а в том, как умело она использовала то, что дала ей природа. Это был огранённый бриллиант, сверкающий и чистый. Находясь рядом с Ланой Игнатьевой, поневоле хотелось под лупой рассмотреть свои недостатки, даже если до этого момента ты и не задумывалась над тем, что это именно недостатки. Лана была грациозна, улыбчива, немногословна, при этом при необходимости могла поддержать любую беседу. Но тут же смолкала, когда в разговор вступал её муж. И Нина видела, понимала, что она себя сдерживает, чтобы супруг на её фоне выглядел едва ли не королём. А Вячеслав Игнатьев своей ролью при красавице-жене наслаждался. И даже не осознавал, что ведомый в их тандеме именно он. Лана стояла рядом с ним, и слушала. И Нина могла поклясться, что слушала она то, что незадолго до этого сама вложила в голову мужа. А тот фокуса не распознал.

В их с Шохиным семье было совсем по-другому. Порой настоящие баталии о том, кто прав, а кто нет. Без злости, но спорили, что-то доказывали друг другу, и если Нине удавалось настоять на своём, это была настоящая победа с привкусом дорогого шампанского. Что-то напеть Косте в ухо, чтобы тот не понял, было невозможно, Шохин слишком привык всё решать единолично, и анализировать каждое предложение и совет. И, наверное, поэтому его не слишком волновали слухи и сплетни вокруг их семьи, он свято верил, что лишь его решение и мнение правильное, все остальные могут идти тёмным лесом. Но что скрывать, именно за это Нина мужа и любила. И вряд ли смогла бы жить с таким, как Вячеслав Игнатьев, постоянно рассказывая тому, что он лучший и направляя его на путь истинный. А потом молча, с улыбкой, наслаждаться результатом, понимая, что тебе, кроме самодовольных речей мужа ничего не перепадёт.

И вот теперь, совершенно неожиданно, Лана Игнатьева, из непогрешимой, идеальной столичной светской львицы превратилась в объект всеобщего обсуждения. Куда худшего и неприятного, чем когда-либо случалось с Ниной. Да, шёпот за спиной было слышать неприятно, но Нина всегда знала, что рассмеяться ей в лицо никто никогда не посмеет. Потому что за её плечом муж, совсем не деликатный товарищ, скорый на расправу. И поэтому Нина чувствовала себя уверенно даже с глазу на глаз с самыми заядлыми сплетницами. А Лана оказалась одна среди толпы. И без защиты. Насколько Лана была приятным человеком, Нина в полной мере судить не могла, их знакомство свелось к коротким разговорам о погоде и магазинах, их нельзя было назвать даже приятельницами, но её всё равно было жалко. Такого скандала вокруг своего имени, когда муж откровенно хочет избавиться от тебя, никто не заслуживает.

– Думаешь, он оставит её ни с чем? – осторожно спросила Нина. И заметила, как Костя нахмурился. Ему не слишком хотелось это обсуждать, наверное, невольно вспоминались собственные разводы и неудачный опыт, но всё же его что-то беспокоило.

Муж молчал, и Нина продолжила рассуждать, остановившись неподалёку и сложив руки на груди.

– Если это так, то это несправедливо, Костя.

– А кто говорит о справедливости? Все говорят о деньгах.

– Даже если и о деньгах!.. Они столько лет были женаты, неужели она не заслужила? Вспомни её: она была лицом и их семьи, и компании. Когда говорят об Игнатьеве, сразу представляют Лану.

– Ну, сейчас он представит всем новую «Лану».

– Ты серьёзно? – Нина только головой покачала. – Таких больше не бывает. Наверное.

– Таких – это каких?

– Идеальных. Она мне порой фарфоровую куклу напоминала. Не дай Бог улыбнуться в ненужный момент.

– Говорят, мать Игнатьева её дрессировала в своё время.

– Вот-вот. Выдрессировали и выкинули. Она что, цирковой пудель?

– Тебе её жалко?

– Конечно. Чисто по-женски жалко.

– Это хорошо.

Нина нахмурилась.

– Почему?

Шохин покрутил в руке чашку, после чего одним глотком допил остывший чай. И браво сообщил:

– Потому что я пригласил её к нам в субботу. На ужин.

Нина молчала, пыталась осознать. Затем головой качнула.

– Как пригласил?

– Обычно, Нина. Словами. – Костя поднялся, но уходить не спешил, смотрел на жену. И принялся объяснять: – Она в городе. Я её встретил вчера в ресторане, и, скажу тебе честно, Лана выглядела странно.

– Странно?

– Она показалась мне расстроенной.

Нина потёрла кончик носа. В итоге, согласилась:

– Это на самом деле странно. Раз она не в силах этого скрыть.

– Нин, она вернулась в город. Мало того, она живёт в своём старом доме. Это тот, что на одной улице с Ванькиным. Напротив.

– Правда?

Шохин кивнул, а глянул с намёком.

– Ты понимаешь? Я знаю, какие у них отношения, и как они расстались. И если она вернулась туда, всё хуже, чем мы думаем.

Нина развела руками, глядя на наивного мужа со снисходительностью.

– И ты пригласил её к нам на ужин. Чтобы всё стало ещё хуже.

– Куда хуже-то?

– Туда, Костя! Именно в ту сторону! – Нина принялась загибать пальцы. – Придёт Ваня, придёт Леся и Лана. Для полноты картины явится Вадик, чтобы над всеми нами позлопыхать.

Шохин недовольно поджал губы.

– Я сделал так, как посчитал нужным.

– Не сомневаюсь.

– Мне захотелось ей помочь. Хоть что-то сделать.

– Молодец, ты сделал всё, что мог. – Нина вздохнула, принимая непростое решение. – Ладно, я со всем этим разберусь. В конце концов, он взрослый человек…

– Кто, Вадик?

– Вадик никогда не будет взрослым, я про Ваню. Они развелись уйму лет назад, он должен был успокоиться.

– Должен был, – покивал Шохин, без всякого выражения повторив за женой эти слова и нисколько в них не веря. Но он эту кашу заварил, и неожиданно отменить приглашение для Ланы, которой так необходима поддержка, или отказать от дома лучшему другу, он не мог. Поэтому решил положиться на любимую жену, которая непременно что-нибудь придумает. А если не придумает, то вечер обещает быть весьма интересным. Главное, не скучным. Что тоже неплохо.

Иван нервничал. Все последние дни нервничал, и это сказывалось и на работе, и, что скрывать, на личной жизни. И Леся, без всякого сомнения, перемены заметила. Но осторожничала, с вопросами не лезла. Правда, от этого было лишь хуже, потому что её внимательные, изучающие взгляды безумно раздражали. Возвращение его блудной жены серьёзно ударило по его спокойствию и душевному равновесию. Иван, как ни старался, а не мог проехать мимо её дома, чтобы не кинуть в его сторону долгий взгляд. Понимал, что высматривает Лану. На крыльце, у окна. И это точно было ненормально. Он столько лет жил без неё, давно поставил на истории с первым браком жирный крест, не думал и не вспоминал, и не ожидал, что отреагирует так остро. Хотя, если бы они встретились случайно, мимолётно, и он увидел бы перед собой чужую жену, не отреагировал бы столь бурно, а тут… Сплошная головная боль. Лана всегда умудрялась обратить всё его внимание на себя, любым поступком. И знать, что она переживает скандальный развод через дорогу от него, возможно, страдает, мучается, и решает странные бытовые проблемы, для Сизыха стало настоящим испытанием. После их развода десятилетней давности он подобных эмоций не испытывал. Был занят собственными переживаниями, а вскоре Лана просто исчезла из его жизни, взяла и уехала. И как она переживала их расставание, он, если честно, был не в курсе. Он злился на неё и в душе обвинял во всех проблемах, и даже считал её отъезд предательством. И кто бы мог подумать, что жизнь подкинет ему такую подлянку: понаблюдать за ней в период развода со следующим супругом. Чтоб ему пусто было, хлыщу московскому.

В доме напротив полным ходом шёл ремонт. Иван увидел рабочих уже на следующий день. На крыше, в саду, у крыльца. Дом стал похож на маленький муравейник, в котором трудились старательные работяги. Лана на глаза не показывалась, и только Бог один знал, чем она занята в данный момент. Леся поймала его взгляд, тоже обратила внимание на дом, и после короткого молчания, аккуратно спросила:

– Ты с ней говорил?

Притворяться непонимающим было бессмысленно, поэтому он решил ответить. Причём решил сказать правду.

– Говорил. Точнее, попытался. Но у нас с Ланой… не слишком хорошие отношения, на разговор это было похоже мало. В том смысле, что на нормальный разговор с нормальной женщиной, – всё-таки не сдержался Иван.

– А Лана не нормальная?

– Спроси об этом её бывшего мужа.

Леся разгладила юбку на коленях.

– Я и спрашиваю.

Иван несколько растерялся, даже моргнул. После чего примирительно проговорил:

– Леся, это несущественно.

– Вань, ты нервничаешь. Из-за неё.

Он фыркнул, попытался сделать это пренебрежительно.

– Конечно, я нервничаю. Она собирается здесь жить! И будет без конца мелькать у меня перед глазами.

– Не будет. Если ты этого не захочешь.

– На что ты намекаешь?

– На то, что ты дважды в день проезжаешь на машине мимо её дома. И всё. Это не означает – мелькать перед глазами.

Иван недовольно поджал губы. Но тут же себя одёрнул. Осознав, что ему есть, что ответить, и в свою защиту в том числе, но это было бы откровенной грубостью. А Леся подобного не заслуживала. Ведь то, что творится в последние дни у него в душе, это только его проблема. И обижать другого человека, не заслужено, было неправильно. Поэтому Иван промолчал. Но сама ситуация жутко напрягала. И когда Леся отвлеклась на обсуждение субботнего обеда у Шохиных, Иван решил, что можно вздохнуть с облегчением. Да и Леся не была глупой женщиной. Она была мудрой, проницательной и терпеливой. И вовремя почувствовала ту грань, за которую заступать, по крайней мере, сегодня, не стоило. Отступила и заговорила о том, что её, как женщину, всерьёз интересовало. Его друзья, приглашение на ужин, какое платье ей выбрать для этого вечера. Чтобы быть рядом с ним, чтобы чувствовать себя уверенной и красивой, ведь это важный вечер. Все вечера, что они проводили в компании его друзей, Леся воспринимала очень серьёзно. С этим следовало считаться.

– Костя сказал, что гостей будет больше, чем планировалось, – в какой-то момент со вздохом проговорил Иван.

– Это плохо?

– Это утомительно, Леся. Одно дело посидеть за бутылкой вина с друзьями, а совсем другое в субботу вечером изображать из себя заинтересованного и остроумного.

Леся погладила его по плечу. Улыбнулась.

– Не думаю, что это будет официальный приём. Всего лишь несколько приглашённых. Ты переживёшь.

– Очень надеюсь.

Но предчувствие было нехорошим, изначально. Хотя, Иван и списал его на нервозность рабочей недели. Леся без конца заговаривала о субботнем ужине, кажется, созванивалась с Ниной, они что-то обсуждали, и в какой-то момент Сизых даже поймал себя на мысли, которая немного царапнула его интуицию, что Леся с Ниной излишне подружились. Или не излишне? Может, у женщин так и бывает? Они обсуждают покупки, салфетки, рецепты и, по всей видимости, мужиков, и таким образом дружат. Но это совсем не означает, что дружба на года и поколения. Хотя, тот факт, что его это пугает, тоже неправильно. Он не хочет, не хочет, чтобы Леся настолько сближалась с женой его лучшего друга.

– Мог бы и предупредить, что Нина затевает званный вечер, – проворчал Иван, когда в субботу увидел Шохина на крыльце дома. Тот говорил по телефону, но увидев подъехавшую машину, разговор прервал и только приветственно махнул рукой. Вид имел не особо радостный и воодушевлённый. Что Иван понимал, но сочувствовать не спешил.

– Она хотела, чтобы вы непременно были. А если бы я тебя предупредил, ты бы точно срулил. Ведь так, Леся? – Константин улыбнулся девушке и похвалил: – Замечательно выглядишь.

– Спасибо. В отличие от Вани, я этого вечера ждала.

Шохин окинул её подозрительным взглядом и строго поинтересовался:

– Что вы обе напланировали?

– Ничего, – заверила его Леся с лучезарной улыбкой. – Всё планировала Нина, я лишь поддерживала.

Она легко взбежала по ступеням широкого крыльца и направилась к входной двери. Мужчины проводили её взглядами.

– Народа много?

– Десять человек, – покаялся Шохин. – В прошлом месяце Мельниковы приглашали нас в гости, Нина решила сделать ответное приглашение. Так оказывается принято.

Иван окончательно заскучал.

– Вадим здесь?

– Нет. Его родители. Маленький гигант большого секса старается не появляться в компании родителей, ты же знаешь. Мне кажется, поэтому Нина и пригласила его предков. А нам теперь весь вечер выслушивать о парковой зоне, требующей срочной реставрации. Папа, по-моему, мозгами на этой теме повернулся.

Иван в задумчивости достал из кармана пачку сигарет, покрутил её в руке. Шохин хмуро наблюдал за ним, точнее, смотрел на сигареты. Затем попросил:

– Не кури.

Иван сунул пачку обратно в карман и недовольно проговорил:

– Да не курю я. Так… меня это успокаивает.

Константин вздохнул.

– Везёт. Меня вот из себя выводит. Кстати, – Шохин сложил руки на груди, – думаю, стоит тебя предупредить об одном госте. Если честно, я не ожидал, что она согласится, но… Она приехала.

– Мне уже не нравится это «она».

– И ты прав. Но, Вань, у меня есть оправдание. Происходит что-то не то.

– С кем?

– С твоей бывшей женой.

Иван смотрел на него довольно долго. Костя решил выдержать паузу, замолчал, позволяя другу осмыслить, какую новость ему только что сообщил. В конце концов, Сизых мотнул головой.

– Ты Лану пригласил?

Шохин развёл руками.

– Пригласил. Но я же сказал, я не думал, что она придёт.

– То, что ты не думал, это понятно. Но она здесь?

– Здесь. И поэтому я решил тебя предупредить. Чтобы ты что-то сделал со своей физиономией прежде, чем войдёшь в дом.

– И что я, по-твоему, с ней сделаю? Новую слеплю? – Иван глянул на Шохина возмущённо и прошёл мимо него к дверям. Потребовалось сделать некоторое усилие над собой, чтобы открыть дверь и переступить порог, уже зная, кого увидит там.

В гостиной было тише, чем можно было ожидать. Иван невольно замедлил шаг, но услышал шаги Шохина за спиной, и вошёл в комнату. Не хотелось, чтобы Костя заметил его слабость, даже тень слабости. Пусть он и был его лучшим другом. По крайней мере, до сегодняшнего дня, пока не устроил ему вот такую подлянку.

Но войдя в гостиную, Иван припомнил слова Шохина и навесил на лицо улыбку. Фальшивую, натужную, но улыбку. А сам окинул быстрым взглядом комнату и собравшихся в ней людей.

– Приветствую всех, – проговорил он. Покивал, в ответ на улыбки, наткнулся взглядом на бывшую жену, Лана сидела на диване, с бокалом вина в руке, и, кажется, ни с кем не общалась. Выглядела сосредоточенной и задумчивой. Иван невольно задержал взгляд на её лице, они встретились глазами на мгновение, а в следующее, не сговариваясь, друг от друга отвернулись. Он в некоторой панике, за которую следовало себя возненавидеть, поискал взглядом Лесю. Она нашлась у окна, рядом с женой Мельникова, Тамарой Павловной. В другой ситуации Леся наверняка была бы рада такой компании, непременно нашла бы, о чём поговорить с супругой бывшего отца города, но в этот вечер её внимание и мысли явно были заняты другим гостем. Да и хозяйка дома напряжение чувствовала, потому что когда вышла Ивану навстречу, Нина выглядела немного виноватой.

– Очень рада тебя видеть, – проговорила она, притворяясь радушной. Иван решил не поверить и взглянул на жену друга обличающе. Нина только вздохнула, тихонько, чтобы со стороны заметно не было.

– Могла бы и предупредить, – проговорил он ей сквозь зубы.

– Могла бы, – согласилась Нина. Её лицо озарила ослепительная улыбка, видимо, в ответ на его недовольство.

– Хватит шептаться, – попросил их Шохин. Жену за талию приобнял и от Сизыха отвёл, надеясь сгладить острую ситуацию. Но Нина на секунду задержалась, положила ладошку Ивану на грудь и шёпотом попросила:

– Веди себя, как взрослый. И всё будет хорошо.

Взрослый! Посмотрел бы он на неё, если бы в комнате, в досягаемой близости от Нины, оказалась одна из бывших жён или пассий Кости. Знаем мы рассудительность и взрослость Нины в подобных ситуациях, проходили.

– Нина, вы замечательно переделали гостиную, – довольно громко проговорила Тамара Павловна. – Мне очень нравится цвет.

– Спасибо. Я старалась. – Нина улыбнулась гостям, а сама украдкой наблюдала за Ланой. Та заметно напряглась, когда в комнату вошёл бывший муж. Если появление Леси её просто не обрадовало, то присутствие Ивана заметно нервировало. Лана, вообще, показалась ей молчаливой и притихшей, Нина не такой её помнила. В Москве Лана блистала, с её губ не сходила улыбка, и никто бы не мог так запросто определить, искренне она улыбалась или играла свою роль. Хотя, играла наверняка, но кто сказал, что ей не нравилась её роль? А сегодня она увидела Лану другой. И могла поверить, что расставание с мужем её эмоционально высушило.

– А дети?

– Они с няней. Не думаю, что им стоит слушать взрослые разговоры.

– Да, мало ли что они услышат, – добавил Шохин с едва слышимым смешком.

– И чему научатся, – поддакнул Иван. – Детей надо воспитывать с умом. – Он прошёл по гостиной, взял с подноса бокал виски и сел на диван. Прямо напротив бывшей жены. Они посмотрели друг на друга, и ему почудилась в её глазах издёвка. И поэтому он спросил: – Ты так не считаешь?

– Детей нужно любить, – ответила Лана. – С умом нужно вести бизнес.

– Правильно, – кивнула Нина. – Никакие подарки внимание родителей не заменят. Костя, ты слышишь?

Шохин хмыкнул, выглядел недовольным. После чего сказал:

– Не вижу ничего плохого в том, чтобы купить ребёнку лишнюю игрушку. Ты же любишь игрушки? А дети чем хуже?

– Это какие игрушки я люблю? – заинтересовалась Нина.

Костя глубокомысленно хмыкнул. Присел на подлокотник кресла и принялся загибать пальцы.

– Бриллианты, изумруды, шубы и новые шторы в гостиную. Я как увидел, сколько они стоят, – Костя многозначительно переглянулся с мужчинами, – вспомнил, что моя последняя машина обошлась мне примерно во столько. А тут занавески. Женщины, объясните мне, что происходит.

– Домашний уют стоит дорого, – проговорила Леся. Сказала и посмотрела на Ивана. Но тот был сосредоточен на другом человеке. И Леся не понимала, что именно он с таким пристрастием высматривает в лице бывшей жены. И почему так злится.

– Усилия стоят дорого, а не занавески, – заспорила Тамара Павловна. – Когда мужчины это поймут, не знаю. Пётр Петрович так и не понял, а мы женаты тридцать пять лет.

– Тамара Павловна, я уверена, что Пётр Петрович вас безмерно ценит, – засмеялась Нина, и повернулась к званому гостю. – Пётр Петрович, это ведь так?

– Я соглашаюсь со всем, что она говорит. Этого мало?

– Вот и я соглашаюсь, – поддакнул Шохин. – Так куда спокойнее живётся.

– Не все такие, как вы. Но то, что идеальные мужчины существуют, как-то успокаивает. – Леся сказала это и с улыбкой посмотрела на Ивана.

Лана перехватила этот взгляд, не сдержалась, и усмехнулась. А когда поняла, что бывший муж всё это время не сводил с неё глаз, решила не притворяться и пожаловалась:

– Жаль, что встречаются они весьма редко. То, что в этой комнате сразу двое идеальных, просто поражает моё воображение.

Нина поспешила поднести к губам бокал с вином, но с мужем всё-таки переглянулась. А Иван хмыкнул.

– Если бы я повернулся спиной, этот камень мне в голову бы полетел. Леся, ты слышала? Я далеко не идеал.

– Ваня, мы же говорили не об этом… – Леся попыталась разрядить обстановку, но одной улыбкой положение было не спасти. Но хотелось сказать что-то… что расставило бы всё по своим местам, стало бы для всех понятно. И она сказала: – Ты у меня самый лучший.

Лана наблюдала за ними с интересом. Сидела напротив бывшего мужа, терпела его пристальные взгляды, и когда Леся, можно сказать, призналась ему в любви, прилюдно, Ваня нахмурился. И растерялся. А Лане захотелось покачать головой, а бедную девочку, хотя Леся была совсем не девочкой, захотелось пожалеть.

Повисшее молчание, сильно смахивающее на неловкое, нарушил Пётр Петрович. Он пригладил усы и проговорил:

– Кажется, происходит что-то интересное, но я этого совсем не понимаю.

Лана вдруг сделала глубокий вдох, расправила плечи, а улыбнулась привычно и легко, как обычно улыбалась своим гостям, стараясь произвести самое лучшее впечатление.

– Вам не о чем переживать, Пётр Петрович. Ничего интересного не происходит. Дела давно минувших дней. Но, наверное, мне не стоило приходить сегодня, я смутила и разозлила твоих гостей, Нина.

– Не говори глупостей, – попросила её та. – Тебе нужно отвлечься. Пообщаться с людьми. А то заперлась в четырёх стенах.

– Для этого есть причина, – не сдержался Иван. – Или я не прав?

– Ты хочешь поговорить о моём разводе? – Лана вскинула идеальную бровь и взглянула на него свысока. Но впечатление испортила Леся, которая подошла к Ване и положила руку тому на плечо, видимо, пытаясь снять напряжение. Лана посчитала, что это смешно, хотя, сама, возможно, поступила бы также. Она всё присматривалась к Лесе, пыталась воспринять её, как девушку, любимую женщину бывшего мужа, но никак не получалось. И дело не в ревности или каких-то других эмоциях. Просто Леся ей мешала. Она вмешивалась каждый раз, как Лана с Иваном сталкивались взглядами, защищала свою территорию, и Лана не понимала, как ей реагировать.

– Сейчас все говорят о твоём разводе, – сказал Сизых.

– И это не слишком приятная тема, – вмешалась Нина. – Кстати, многие из присутствующих знают это по собственному опыту. Поэтому давайте сменим тему.

– Да, я знаю это по собственному опыту.

– Ваня! – Нина, уже не скрываясь, прикрикнула на него и кинула многозначительный взгляд.

– Нина, оставь его, – попросила Лана. – Я уверена, что не услышу ничего нового.

– Можно подумать, – выдохнул Сизых.

Шохин ухмыльнулся, а Нина вздохнула и пожаловалась:

– Ты невозможен. Поэтому предлагаю сесть за стол. Ваня, ты голоден? Я надеюсь.

Лана сидела и наблюдала за тем, как бывший муж поднимается с дивана, как Леся гладит его по плечу, и это веселило и раздражало одновременно. А ещё хотелось удивиться мужской бесчувственности. Неужели она так бесит Ваню одним своим видом и присутствием, что он даже ради любимой девушки не может смирить эти чувства и притвориться, что ему всё равно? Хотя, о чём она? Сизых всегда был эгоистом в отношениях.

– Пойдём. – Нина подошла к ней и даже тронула за плечо. Наклонилась и негромко проговорила: – Не обращай внимания. Он дурак.

– Знаю, – отозвалась Лана и с дивана поднялась.

После ужина Лана предпочла в гостиную сразу не возвращаться, чтобы снова не стать объектом ненужного внимания. К тому же, она пришла в дом Шохиных не для того, чтобы праздно провести вести. Разговоры ни о чём, а уж тем более о её разводе, не входили на данный момент в сферу её интересов. Поблагодарила Нину за ужин, взяла предложенный бокал с вином и вышла на веранду. Смотрела на ухоженный сад, а думала опять о своём. Из гостиной слышались голоса, там даже смеялись, и некстати подумалось, что её отсутствие влияет на гостей благотворно. Все давно знакомы, у них общие темы и разговоры, а она в этом городе лишь напоминание о том, что столичная сказка не всегда заканчивается хеппи-эндом. И всем любопытно. Вот даже Мельниковым, людям в возрасте, и то любопытно. Не то, как она переживает развод, а как Игнатьев будет имущество делить. И будет ли делить его вообще.

– Лана, что-то не так?

Нина неслышно подошла и остановилась рядом. Лана посмотрела на неё и улыбнулась.

– Нет, всё хорошо. Ужин замечательный. И дом замечательный. Спасибо, что пригласила.

– Перестань. Говоришь, как дальняя родственница.

– Бедная родственница, – поправила её Лана и сама же рассмеялась.

– Если у него есть хоть капля совести… – начала Нина в неожиданном возмущении, а Лана заинтересовалась:

– Ты кого имеешь в виду?

Нина замолчала, задумалась на секунду, после чего в сердцах выдохнула:

– Обоих. – Руками развела. – Совершенно не понимаю, почему Ваня так себя ведёт. Будто ему пятнадцать.

– А что, когда-то он вёл себя иначе?

Нина кинула на неё странный взгляд.

– Ты меня пугаешь. Если бы я знала, что он превратит вечер в цирк, предприняла бы меры.

– Вот это уже интересно. Я никогда не знала, что с ним делать.

Они рассмеялись, но тут же замолчали. Стало немного неловко.

– Признаться, если бы на ужин пришёл мой бывший муж, всё было бы куда хуже. Они с Костей друг друга терпеть не могут.

– А ты? – Лане на самом деле было интересно. Ведь одно дело, когда мужья не выносят друг друга, и совсем другое, как Нина относится к бывшему мужу. Но та лишь безразлично пожала плечами.

– Он отец моей дочери, мы постарались сохранить отношения, если не дружеские, то хотя бы приятельские. Делить нам при разводе было нечего, кроме ребёнка, Паше в голову бы не пришло потребовать больше прав на Аришу, чем он получил, поэтому… Можно сказать, что мы расстались по-английски. Он уехал, а я осталась. Пережила, перетерпела… Если честно, особо тёплых воспоминаний и не осталось.

– У меня тоже.

– По отношению к кому? – переспросила Нина.

Лана молчала.

– Ты ведь тоже на Ваню реагируешь, – намекнула Нина.

Лана покачала головой.

– Это не то, что ты думаешь. Наверное, дело в том, что мы в своё время развод не пережили. Вот и злимся. Но мне, если честно, сейчас совсем не хочется отвлекаться на первого мужа. – Лана через силу улыбнулась. – Со вторым бы решить, что делать. А Ваня… У него всё хорошо. Разве я не права? У него даже Леся есть. Это просто замечательно. – Лана допила вино одним глотком и добавила: – Что нашлась женщина, готовая его терпеть.

Нина усмехнулась, но попросила:

– Не будь злой.

– Я не злая. Просто у меня память хорошая. – Ещё секунда, Лана сделала вдох, решила, что хватит Ивану Сизыху мучить её сознание, повернулась к Нине и совсем другим тоном сказала: – Мне очень нужно поговорить с Костей, наедине. А потом я уеду.

Нина присмотрелась к ней, после чего кивнула.

– Конечно. Я ему скажу.

Нина вернулась в гостиную, Лана смотрела ей вслед, крутила в руках пустой бокал, потом заметила, что Иван смотрит на неё через плечо. Лана демонстративно отвернулась от него. Отвернулась, но почувствовала, как сердце в двадцатый раз за этот вечер тоскливо сжалось. Жизнь в этом городе делает её чувствительной и сентиментальной, она вспоминает о том, о чём старалась не думать много лет. Но ей надо привыкнуть к этому чувству, раз всерьёз собралась обосноваться в Нижнем Новгороде. Надо привыкнуть вспоминать, с чём-то смириться, а за что-то себя простить.

– Лана, что такое?

Она обернулась на голос Шохина. Обернулась, снова заметила интерес Ивана, у него никак не получалось его скрыть, и тогда отступила от распахнутых на веранду дверей. Костя последовал за ней.

– Костя, прости меня за то, что вечер тебе порчу. Но ты сказал, что если мне будет нужна помощь… Я не знаю, к кому ещё обратиться.

– Тебе деньги нужны?

– Дело не в деньгах. Они мне, конечно, нужны, но, думаю, что в дальнейшем мне больше нужна будет работа.

Шохин хмыкнул. Затем пообещал:

– Придумаем что-нибудь с работой, не переживай.

Лана печально улыбнулась, посмеиваясь над собой.

– Вот именно, что придётся придумывать. Я ничего не умею. – Она махнула рукой. – Но сейчас не об этом. Костя, мне, правда, нужна твоя помощь. Только пообещай мне, что Ваня ничего об этом не узнает.

Шохин вздохнул.

– Тебе не кажется странным, что вы до сих пор что-то делите?

– Я обещаю, что подумаю об этом, Костя. Но сейчас мне не до Вани. У меня без него огромное количество проблем. А с его раненным самолюбием я разберусь после.

– Как скажешь. В чём тебе нужна помощь, в ремонте?

Лана сделала шаг к нему, приближаясь на максимальное расстояние. Пришлось закинуть голову, чтобы Косте в глаза посмотреть, и негромко, но очень серьёзно проговорила:

– Мне нужно выкрасть дочь.

Шохин быстро глянул за своё плечо, но они были одни. Он снова на Лану взглянул, сдвинул брови, взгляд стал цепким.

– Она с Игнатьевым?

Лана качнула головой.

– Нет. Она в летнем лагере. В Чехии. Она должна вернуться в пятницу. – Лана крепко сцепила пальцы от волнения. – Кость, я очень боюсь, что он увезёт её, и я Соню больше не увижу. Я знаю, чего он хочет. Он будет доказывать, что я не в состоянии её обеспечить, что я… – Лана сглотнула, – что я себя не в состоянии обеспечить. И он прав. Но я не могу отдать ему дочь. И я не знаю, что мне делать. Я затеяла этот дурацкий ремонт, но… – Нервы сдали, и слёзы покатились из глаз. Лана торопливо их вытерла. – Нужно встретить её в аэропорту и привезти в Нижний. Чтобы она была со мной, на моей территории. – Она даже за руку Шохина схватила. – Я не знаю, к кому мне ещё обратиться.

– Успокойся, – попросил он.

– Я говорю себе это уже несколько недель.

– Ты с Игнатьевым о дочери говорила?

– Да. Поэтому и переживаю. Он не хочет мне её отдавать!

– Тише. – Костя обдумывал. После чего спросил: – Ты адвоката наняла?

Лана отступила от него, покачала головой.

– Нет. Искать адвоката в Москве бесполезно. Во-первых, чтобы тягаться с адвокатами Славы, нужен лучший. А у меня нет денег на лучшего. Во-вторых, в Москве он знает всех. И его все знают. И я никому не доверяю. А здесь я никого не знаю.

– Зато знаю я, – вроде как успокоил её Шохин. Но тут же постарался пыл Ланы остудить. – Но красть ребёнка у отца – не выход, ты понимаешь? Он будет драться за неё.

– Он приёмный отец, – поправила она его.

Это удивило. Шохин на Лану смотрел, после чего переспросил:

– Приёмный?

– Об этом мало кто знает. Так сказать, семейная тайна. Но Слава не биологический отец.

Костя обдумывал, затем спросил:

– А отец Сони?

Лана обожгла его взглядом.

– Сейчас это неважно. И то, что Слава не отец, тоже неважно, Костя. Поверь. Он Соню любит, и он будет за неё драться. Я знаю. И мне нужно преимущество, мне нужно, чтобы моя дочь была со мной. Господи, Костя, ты же знаешь, как это бывает! Не хуже меня знаешь! Я уже жалею, что уехала, что позволила ему так легко от меня избавиться. Ты слышишь, что он говорит? Что мы расстались, что я уехала сама. Фактически разрушила семью. А я не смогу оправдаться, все верят ему, а я просто бывшая жена.

– Хорошо, хорошо, успокойся, – снова попросил он. Шохин прошёлся по веранде. – Давай обсудим это завтра, не сейчас. Мне нужно подумать.

– Конечно, – согласилась Лана. – Я понимаю, что не имею права просить тебя об этом, но не знаю, кто ещё захочет мне помочь.

– В первую очередь тебе нужен адвокат, Лана, а не вор.

Лана только головой покачала.

– Боюсь, адвокат уже не поможет. Я сама сделала для этого всё. А ведь считала себя умной. Смешно, да? – И снова попросила: – Не говори Ване.

– Боишься, что он помогать решит?

Она отвернулась.

– Мне не нужна его помощь.

После того, как совершила задуманное, смогла поговорить с Шохиным с глазу на глаз, оставаться необходимости не было. Костя пообещал всё обдумать и позвонить, это вселило определённую надежду. Захотелось сделать глубокий вдох и поверить в то, что всё непременно будет хорошо. Ну и что, что будущий бывший муж рассказывает на каждом углу о том, как сожалеет о рухнувшей семье и себя в этом нисколько не винит. То есть, получается, что виновата она. Она уехала, она бросила, а Игнатьев нуждается во всеобщем сочувствии.

С Ниной попрощалась за пределами гостиной, а на Ивана бросила лишь быстрый взгляд в дверях. Он сидел на диване, вёл вежливую беседу с Мельниковыми, рядом любимая девушка, а Лана поймала себя на мысли, что он совсем на себя не похож. То есть, на того Ваню, каким она его когда-то знала и за кого выскочила замуж, обезумев от любви. До возвращения в родной город, почему-то была уверена, что только в её жизни что-то поменялось, что она повзрослела, а Иван Сизых без сомнения остался прежним. И теперь не понимала, как ей примириться с его переменами. Даже не в общественном статусе и материальном положении, хотя это и продолжало удивлять. Ваня сам изменился. Выглядел по-другому, смотрел на неё с взрослым, поистине мужским прищуром, у него была своя личная жизнь, потребности и без сомнения претензии к ней, к их общему прошлому. Вот только претензии он готов был озвучивать совсем другим тоном, без оглядки на то, что она когда-то была для него близким человеком, любимой женщиной. Он просто злился на неё.

Сизых некстати повернул голову и перехватил её взгляд, и Лана поспешила из гостиной выйти. Ей на самом деле не до его раненого самолюбия и давнишних обид. Необходимо сосредоточиться на другом.

У крыльца ждала машина с водителем, всё-таки Шохины радушные хозяева. Лана села на заднее сидение, радуясь тому, что не нужно ни с кем говорить и объясняться. Провела ладонью по колену, разглаживая шелковистую ткань платья. Подумала о том, что вряд ли в скором будущем сможет купить новый наряд от «Шанель». То, что недавно и достаточно долго воспринималось, как должное, уходит из её жизни. Интересно, а что ей делать с фамилией Игнатьева? Он потребует, чтобы она её сменила или ей самой стать принципиальной и вернуть девичью? Это, конечно, не трудно, но она уже не чувствует и не воспринимает себя Ланой Вольцовой. Или ещё проще, как упорно называли её в школе – Светой Вольцовой. Если она решится на этот шаг, это станет кардинальной переменой в жизни. Куда большей, чем она в состоянии вынести. Зато всё вернётся на круги своя.

– Вы можете высадить меня в конце улицы, а не у дома?

Седовласый водитель кинул на неё задумчивый взгляд в зеркало заднего вида. В конце концов, попытался образумить:

– Уже стемнело, Лана Юрьевна.

Лана Юрьевна. Она даже не представлялась ему, а мужчина в курсе. Хотя, кто знает, возможно, это вышколенность сотрудников Шохина.

– Ничего страшного. Я немного прогуляюсь. У нас здесь тихо, но спасибо за беспокойство.

Автомобиль проехал мимо её дома, мимо дома Сизыха, и спустя минуту остановился на окраине пригородной улицы, впереди маячил пустырь, а ещё дальше виднелся сосновый лес. Сосны шумели, и этот звук вызывал лёгкую тревогу в душе. Но Лана всё равно вышла из машины, и на мгновение замерла, прислушиваясь – и к себе, и к окружающей действительности.

– Я могу вас подождать…

– Нет, спасибо. Я в пяти минутах от дома. Поезжайте.

Сомнение во взгляде мужчины проскользнуло, но он всё же кивнул, и спустя пару секунд автомобиль тронулся с места. А Лана осталась стоять на дороге. Сначала смотрела вслед габаритным огням, а когда осталась одна, огляделась. Ни разу, с тех пор, как вернулась и вновь поселилась на этой улице, она не приходила сюда. Не зачем было, и не тянуло, к тому же, знала, что здесь ничего нет. Дом, который когда-то здесь стоял, снесли, Лана пару дней назад случайно услышала в местном магазинчике, что участок купили и скоро начнут застраивать, наверное, поэтому ей и захотелось сюда прийти. Посмотреть, вспомнить. Наверное, это прозвучит если не глупо, то наверняка пафосно, но почтить память.

Ещё из-за этого места Лана была уверена, что Ваня уехал с этой улицы. Она вот уехала. А он почему-то остался.

Напротив один из немногих оставшихся деревенских домиков. Пятистенок, с палисадником и дощатым забором. Кажется, в доме ещё кто-то жил, на окнах занавески, хотя свет не горел. Лана прошла к палисаднику и присела на кособокую лавочку. Сидела и смотрела по сторонам, слушала шум сосен, и даже не вспоминала, не хотелось. Лишь смотрела на пустырь, на котором когда-то был дом. Дом сгорел, обгорелые развалины снесли, и хозяева, судя по всему, больше не появлялись. На улице заметно стемнело, ни одного человека вокруг, и даже машины не ездили. До дома Сизых отсюда было рукой подать, поэтому Лана увидела свет фар. Автомобиль подъехал минут через двадцать после её приезда. Она увидела машину, свет фар и отвернулась. Можно было понадеяться, что её, сидящую на лавочке, Ваня не заметит. Машина постояла в ожидании, пока откроются автоматические ворота, потом въехала на территорию дома. Можно было выдохнуть с облегчением. Лана делать этого не стала, и уже собралась подняться и пойти домой, в свой пропахший краской, новыми обоями и свежей древесиной дом, как заметила на дороге мужскую фигуру. Иван шёл не то чтобы неспешно, а скорее нехотя. Но шёл. А когда достаточно приблизился, глухо поинтересовался:

– Зачем ты здесь сидишь?

Лана лишь плечами пожала.

– Захотелось придти.

– Здесь давно никого нет.

Она кивнула. Он смотрел на неё с высоты своего роста, затем недовольно вздохнул и снял пиджак. Протянул ей.

– Надень, замёрзнешь.

Пиджак Лана взяла, закуталась в него, потому что в модном платье, сколько бы оно не стоило, было совсем не жарко, и даже не тепло. Последние минут пять она откровенно дрожала, но так и не собралась с духом, чтобы встать и уйти. А когда собралась, стало поздно.

От пиджака бывшего мужа пахло дорогим одеколоном. К горлу подкатил какой-то истерический смешок. От Ваниного пиджака (заметьте, не выпускного и не свадебного, а повседневного) пахло одеколоном долларов за сто. Мир перевернулся с ног на голову, однозначно.

Сизых подумал немного, потом тоже на лавку присел, но оставил между собой и женой приличное расстояние, чтобы её ни в коем случае не коснуться. Потом оглянулся за своё плечо, посмотрел на тёмные окна дома.

– Как Петровна умерла, так и здесь никто не живёт. Скоро кругом одни заборы будут.

– Сказал тот, кто выстроил вокруг своего дома стену, – попыталась сыронизировать Лана, правда, настроение было не слишком подходящее.

– Время такое, – непонятно ответил Сизых. Тоже посмотрел на пустырь, смотрел долгим взглядом и молчал. После чего с тем же всколыхнувшимся недовольством переспросил: – Зачем ты здесь сидишь?

– Я тебе уже сказала.

– Это просто пустота. Всё бурьяном поросло.

Лана кивнула, а потом задала неприятный для него вопрос:

– Ты на кладбище к нему ездишь?

Иван горько усмехнулся.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?

– Правду.

– Тебе эта правда не нужна была десять лет. А сейчас ты сидишь здесь, льёшь слёзы…

– Я не лью слёзы!

– Значит, будешь. Ночь длинная.

– Он был нашим другом, Ваня. Твоим лучшим другом.

– Мой лучший друг увёл у меня жену. Ты забыла? Я дружбу несколько по-другому понимаю.

Они посмотрели друг другу в глаза, после чего Лана сокрушённо качнула головой и отвернулась.

– А его родители наверняка так и винят нас с тобой.

– В чём? В том, что этот идиот по пьяни открыл газ и лёг спать с сигаретой? Я в этом точно не виноват. – Иван вдруг вскочил. Снова смотрел на пустырь, а на душе тяжесть. И хотя говорил ей, что не считает себя виноватым, искренне не считал, но внутри жгло. Поэтому он никогда не ездил этой дорогой. Не хотел смотреть на пустырь и вспоминать. – Ты же помнишь, каким он был. Море по колено. Я уверен, что он не собирался умирать. Пашка бессмертный был. Дурак, правда. Он просто решил всех попугать. Тебя в первую очередь. Чтобы утром приехали родители, ужаснулись незакрытому вентилю котла, а он бы после хохотал, рассказывая эту историю. О том, что он бессмертный!

Лана глаза закрыла, гладила рукой будто отполированное годами дерево скамьи. Не знала, что сказать. Когда-то она была уверена, что они с Ваней виноваты в смерти друга, что у Пашки сдали нервы, и он совершил эту глупость. Она открыто обвинила и себя, и мужа, и принимала все упрёки оставшихся без любимого сына, родителей. Себя заклеймила, несдержанный и упрямый характер Вани, и, в конце концов, уехала отсюда. А вот теперь, слушая Сизыха, понимала, что согласна с ним. Пашка, с его заводным характером, и любовью к бессмысленному риску и бахвальству, вполне мог так поступить. Он жил с уверенностью, что с ним ничего никогда не случится. Что он из любой ситуации выйдет невредимым. И от этой своей уверенности, даже самоуверенности, погиб так глупо. Из-за желания что-то ей доказать. Да и не только ей, а всем вокруг.

– Почему ты приехала сюда именно сегодня?

– Я не знаю. А ты?

– Тебя увидел.

– Врёшь. Ты уехал от Шохиных вслед за мной. Как я понимаю, один. И пришёл сюда.

– Я ненавижу это место.

– Но продолжаешь здесь жить.

Иван ткнул пальцем в пустырь.

– Я ненавижу это место. Но не понимаю, почему я должен менять всю свою жизнь, из-за глупости, которую даже не я совершил.

– Вань, а вдруг мы на самом деле виноваты? – спросила она. – Мы отнекиваемся, стараемся не думать, но вдруг виноваты? Ведь однажды нам выставят счёт.

– Так ты поэтому пришла? Считаешь, что высшие силы решили тебя покарать? Это смешно, Лана.

Она кивнула, правда, в глубине души не спеша с ним соглашаться.

– Пусть так.

Иван стоял в паре шагов от неё, сунул руки в карманы брюк, и радовался тому, что темнота скрывает его мрачное выражение лица. Правда, темнота скрывала и выражение глаз Ланы, а он бы хотел сейчас в них заглянуть. Увидеть, узнать, попробовать угадать, о чем она думает. В итоге головой мотнул и предложил:

– Иди спать.

– А ты?

– А я посижу. – Вдруг усмехнулся. – Тебя ведь не нужно провожать домой?

Лана с лавки поднялась, головой покачала.

– Не нужно.

Она пошла по дороге в сторону своего дома, забыв вернуть ему пиджак, а Иван снова присел на лавку и достал из кармана сигареты. Чёрт бы побрал курение. Несколько месяцев борьбы с собой. Но в такие моменты больше всего хотелось закурить. Он чиркнул зажигалкой, и одно короткое мгновение смотрел на пустырь сквозь яркое пламя. Во рту появилась горечь, а в голове мелькнула безумная мысль о том, что если Пашка его сейчас видит, то наверняка злорадно ухмыляется. И все черти в аду вместе с ним.