Остановиться пришлось у школьной подруги. Ольга привезла её к себе домой и радовалась, суетилась, хотя и понимала, что повода для охов и улыбок нет. Света без сил опустилась на диван и несколько минут сидела, уставившись в одну точку. Потом вздохнула.

— Светуль, ты устала?

Ольга остановилась рядом и с тревогой смотрела на подругу. Красивая, холёная, она пугала своим тусклым взглядом и тенями, залёгшими под умело подведёнными глазами. Света казалась чужой и отстранённой.

Потребовалось не меньше минуты, прежде чем Света начала реагировать. Словно вопрос подруги только что дошёл до её слуха. Подняла голову, посмотрела на Ольгу и даже улыбнулась, только взгляд оставался печальным и обеспокоенным.

— Немного устала, — созналась она. — Два перелёта сразу… Оль, ты сядь, не стой. Надеюсь, я тебя не стесню?

— Ну что ты говоришь? — возмутилась подруга. Села рядом с ней на диван и по привычке поджала под себя ногу. — Не стеснишь, конечно. Я рада, что ты приехала… — и замолчала под взглядом Светы. — Извини.

— За что ты извиняешься? — Она поднялась и прошлась по комнате, которая объединяла в себе гостиную и спальню. — Не скажу, что рада своему возвращению… но я рада тебя видеть.

Ольга закусила губу, обдумывая, стоит ли задавать следующий вопрос, но любопытство победило.

— Что ты собираешься делать? — спросила она, осторожничая.

Света сделала шаг в сторону и едва не споткнулась о свой чемодан. Ругнулась чуть слышно.

— Посмотрю…

— То есть, ты так ничего и не решила?

— Я хочу посмотреть на них, — уточнила Говорова. — Потому что ничего не понимаю, если честно. Ты ведь… не шутила?

— Да не шутила! — Ольга всплеснула руками и возмущённо фыркнула. — Он живёт с этой девушкой и её ребёнком! А ты бы видела где!.. Спальный район, старый дом какой-то… И Говоров там. На своей иномарке, как гость заморский.

— Но он же там… И как я понимаю, даже не прячется.

Ольга вздохнула, задумалась на секунду, но потом недоверчиво хмыкнула.

— Она на самом деле была его секретаршей? Это просто безумие какое-то.

Света снова села на диван и сложила руки на груди. И замолчала. Ольга томилась, смотрела на неё в ожидании, надеялась, что она сейчас что-нибудь пояснит, но Света молчала и в мыслях своих, кажется, унеслась далеко. Ольга ещё пару минут посидела рядом, а потом ушла. Объяснять ей никто ничего не собирался.

Света же посмотрела на часы.

Необходимо было отдохнуть, хотя бы пару часов. Два утомительных перелёта совершенно вымотали. А гнетущие мысли отнимали последние силы.

Оля что-то делала на кухне, проявила несвойственную ей деликатность и не стала мучить подругу вопросами и своим любопытством. Света была ей за это благодарна. Говорить ни о чём не хотелось. Необходимо было подумать…

Подумать! Да она только этим и занималась в последние несколько дней. После того злополучного разговора с Андреем, которым он её не просто ошарашил, а убил. Перечеркнул всё — все старания, планы, надежды. Она готовила ему сюрприз, а он её опередил. И его подарок не был приятным.

Он хочет развода. Развода! И это после всего… всего, что она для него сделала, он готов просто выкинуть её из своей жизни. Выполнила свою роль, послужила во благо компании — и свободна! Он даже поблагодарит её наверняка… Это же Говоров! Циник и эгоист!

Поначалу она ему не поверила. Решила, что он снова подталкивает её к решению вернуться в Москву и выкинуть из головы все амбициозные планы, которые она вынашивала в последние месяцы. Света знала, что Андрей не доволен их семейной жизнью. Ему не нравилось, что она так активно участвует в делах компании. Не нравилось, что она в Париже, что блистает, что у неё всё получается. Ему хотелось жену дома.

Это даже смешно.

Андрей Говоров, который всегда боялся оказаться скованным по рукам и ногам семейными узами, боялся стать таким, как все — обыкновенным человеком со своими очень простыми слабостями и радостями, вдруг кардинально изменился и захотел именно "тихого семейного счастья". Чтобы жена сидела дома, ждала его с работы и воспитывала детей.

Он заговаривал с ней об этом и даже не один раз. Сначала осторожно, когда понял, что она увлеклась работой не на шутку, но со временем становился всё настойчивее.

— Так нельзя жить, это ненормально, — неизменно повторял муж, становясь в позу. — Это семья, Свет. Какой, к чертям, Париж?

Он снова думал о себе. Он всегда думал о себе. Раньше он хотел свободы, и она обязана была это понимать и прощать. Принимать его, закрывать глаза на его романы, которые и не прекращались никогда, не смотря на их отношения. Их жизни все эти годы шли словно параллельно друг другу. Она с ним, а он с кем-то, с кем он хочет быть в данный момент, а иногда с ней, когда ему это удобно. Когда хочется вернуться к кому-то, переждать в тихой гавани, набраться сил… Вот тогда нужна была она. И ведь Андрей даже вины за собой особой не чувствовал. Его всё устраивало. А она должна была приспосабливаться.

Она и приспосабливалась. И даже привыкла, в конце концов. Смирилась с тем, что "Андрюша так непостоянен, но это ведь особенность его характера". Так всегда говорила Людмила Алексеевна, стараясь оправдать очередную измену сына. И смотрела виновато и умоляла набраться терпения и подождать, когда он повзрослеет. Давала какие-то обещания.

Она давала, а не он. Андрея всё в его жизни устраивало.

Он даже не держал её, Свету. Он предоставил выбор ей. Давно, ещё в начале их отношений. Она могла терпеть и прощать или уйти от него. Почему она тогда не ушла? Любила. Любила его, как помешанная, много лет. И ждать была готова. Вот только прощать было труднее. Но она упорно наступала на свою обиду и принимала его с радостью. Всегда с радостью. А он не ценил. Виноватился, конечно, но это была скорее вежливость, чем искреннее осознание своей вины. Со временем это превратилось в некий ритуал. Он приходил, прятал глаза, произносил заученные фразы и заверения, а после был её выход — подойти, обнять и всё простить.

Это продолжалось не один год. И Света научилась с этим жить. И несмотря ни на что, она хотела за него замуж. Это могло показаться странным, но она его любила. Вот таким, каким он был. Шабутным, влюбчивым, горящим, порой беспардонным и не чутким. Это был её мужчина, она слишком много ему отдала, всю себя, — и сердце, и душу, и гордость.

А потом он изменился. Она не заметила в какой момент. Слишком занята была воплощением своей мечты. А мечтала она о свадьбе. Как будет идти с Андреем рука об руку, как будет кружиться с ним в первом вальсе, а все вокруг будут удивлены и восхищены тем, какая же они красивая пара. Он — высокий, статный, черноволосый и она рядом с ним — хрупкая, светлая, ослепительно красивая.

Всё это было. И кольца золотые, и вальс, и гости, которые поздравляли и аплодировали, когда они вышли на свой первый танец. Шампанское, живая музыка, цветы, белое платье… Каждая деталь выверена и продумана за многие, длинные, одинокие ночи. Когда слёзы душили от злости и обиды. Когда Андрея не было рядом, и когда он о ней не думал. А она утешала себя мечтами именно об этом дне.

Говоров не был против свадьбы. Пытался что-то возразить поначалу, но родители ему доходчиво объяснили, что пора — возраст, положение, обязанности, связи… И он сдался, и как Свете показалось, даже с неким облегчением. Штамп в паспорте не помешал бы ему ни чем. Знал, что Света не сможет, а может и не захочет ограничивать его свободу. Всё останется как прежде.

Они обо всём договорились. Обо всём.

А потом что-то произошло. Потому что выходила замуж она уже за совсем другого человека. Чужого и незнакомого. Странного и непонятного.

Света поняла это уже на свадьбе. На банкете. До этого момента ей было не до Говорова, если честно. Была слишком занята собственными мыслями, радостями, волнением, мелочами, которые необходимо было соблюсти, чтобы ни чем не испортить самый главный день в жизни. Плохое настроение Андрея списывала на его капризный характер. Думала, что хочет продемонстрировать своё недовольство, вновь выставить вперёд собственные чувства. А вот на банкете, когда официальная часть закончилась и появилась возможность перевести дыхание, присмотрелась к мужу, заглянула в глаза и в первый момент ощутила беспокойство. Взгляд у Андрея был пустой. Как пропасть. Не возмущённый, не раздражённый, не усталый. Пустой. Говоров оглядывался по сторонам, а выглядел так, словно был здесь чужим. Зашёл случайно, и ему не терпелось уйти. Губы перекашивало, улыбался через силу, а на Свету смотрел… Она поклялась себе не вспоминать этот взгляд. Слишком много в нём было откровенной жалости. Не злой, а сочувственной.

В душе в тот момент всё перевернулось. Жалеет? Почему?

Лучше бы злился.

Это был другой Андрей Говоров. Его словно подменили, а она не заметила когда.

Первая брачная ночь стала кошмаром. Он напился и хамил, а на утро просил прощения. И не так как обычно, когда она обязана была его простить. Он просил прощения. Обнимал её, горячо дышал в шею и думал о чём-то страшном, Света это чувствовала. О чём-то страшном, безысходном и абсолютно для неё непонятном.

Перестал улыбаться, глаза стали пустыми и безжизненными. Осунулся, стал подозрительно спокойным (или бесчувственным?) и постоянно о чём-то думал. Хмурился.

Он себя ненавидел.

Она однажды видела, как Андрей смотрел на себя в зеркало. Это было их свадебное путешествие, Света изо всех сил старалась увлечь его хоть чем-то и через несколько дней муж даже улыбаться начал, хоть и через силу, и она обрадовалась, вздохнула с облегчением, а потом увидела… Вошла в ванную и увидела, как он стоит, держась руками за края раковины и смотрит на себя. Исподлобья, зло, рот перекошен, а во взгляде такая ненависть… Света тогда застыла в дверях, не зная, что сделать. Выйти? Она осталась.

Он себя ненавидел. Света пыталась выпытать у него, что случилось. Что такого произошло в его жизни, что так его изменило? За какие-то считанные дни.

Андрей упорно отмахивался, отговаривался какими-то пустяками, а вскоре появилась фотография этого ребёнка. Света не просто удивилась, она рассмеялась. Но в ответ удостоилась такого дикого, бешеного взгляда, что смех застрял где-то в горле.

Такого Говорова она не знала и не понимала. Она боялась его. Постоянно ловила себя на мысли, что подбирает слова и заранее готовит себя, чтобы подойти к нему и заговорить. И совершенно не представляла, как он может отреагировать даже на простое предложение куда-нибудь сходить вечером, в ресторан, например. Спасало то, что виделись они не так часто. Она жила в Париже и уезжать не хотела. Здесь были дела, новые знакомые, перспективы, здесь можно было осуществить свои мечты, которые она, оказывается, лелеяла где-то в глубине души ещё со времён института и позабытые с годами жизни с Андреем. А в Москве была прежняя жизнь, наполненная ожиданиями и обидами, и муж, с которым Света совершенно не представляла, как жить. Как найти к нему подход? Он ведь ничего не говорит, ни чем с ней не делится и не откровенничает. Как узнать, что важно для нынешнего Андрея?

Первые месяцы после свадьбы Говоров её не трогал. Они были женаты, но жили параллельно, и всех это устраивало. Он не нуждался в ней. Переживал что-то в себе и сочувствующих и наблюдающих за его мытарствами ему не требовалось. Света решила ему не мешать. Занималась собой, закружилась в водовороте парижской жизни, положение замужней дамы, супруги владельца меховой компании из России, её устраивало. Для неё открывались многие двери, ей улыбались незнакомые, но важные люди, рассказы о России интриговали европейцев, просыпался интерес и к их компании (иногда этот интерес приходилось будить и прикладывать к этому немалое усилие). Возможностей было очень много. Только успевай. И о проблемах мужа Света всё чаще забывала. Да и Андрей не хотел свои проблемы с ней обсуждать, так что вины она за собой особой не чувствовала.

Через некоторое время Говоров начал успокаиваться. Приехал в очередной раз, и Света заметила огонёк интереса в его глазах, когда она рассказывала ему об очередных своих задумках и планах. Андрей выслушал, они даже обсудили некоторые детали, и он улыбнулся ей. Впервые за несколько месяцев.

А потом сказал:

— Я хочу семью, Свет. Настоящую.

Сколько лет она ждала этих слов от него?

— Я тебя люблю, — говорила она тогда. — Люблю. — За тот вечер повторяла эти слова много раз. Шептала ему это, прижималась к нему, казалось, растворялась в его объятиях.

— Я хочу, чтобы ты вернулась в Москву.

В Москву она не хотела. Ни тогда, ни сейчас. Это совершенно не входило в её планы. Признания Говорова порадовали, потешили самолюбие, дали надежду на будущее… но вернуться и осесть дома?

Андрей хотел семью и без лишних эмоций пояснил, чего ждёт от неё. Она должна заниматься домом и детьми. Если они у них будут. И он совершенно не собирается запрещать ей работать. Ради бога, у них семейный бизнес, её помощи все будут только рады. Но семья должна быть на первом месте. Париж? Какой Париж, Света? Мы женаты, значит надо строить семейные отношения. А в Париже всем может заниматься и Горский. В Париже ему наверняка понравится.

Как же она тогда перепугалась. Вдруг нахлынуло понимание того, что такой жизни она совсем не хочет. Что она не готова. Потому что несмотря ни на что, это был другой Андрей Говоров. Слишком серьёзный и задумчивый. Говорил такие вещи, что Света порой замирала в удивлении и потом ещё долго ловила себя на мысли, что человек, за которого она выходила замуж, такого сказать не мог. Это не его мысли и не его слова. Так кардинально и так быстро люди не меняются.

Стоило огромных усилий убедить Андрея, что её присутствие в Париже просто необходимо. Именно её. Она соблазняла Говорова обещаниями и перспективами, и работала ещё больше, чтобы подтвердить свои слова. Чтобы Андрей понял — она должна остаться во Франции.

Теперь сама зачастила в Москву. Занималась домом, покупала мебель, потом меняла её, делала ремонт то в гостиной, то в кабинете Андрея, то в спальне. Прикидывала в уме, и меняла шторы во всех комнатах. Искала хорошую домработницу.

Создавала видимость занятости.

Не надо думать, что она не хотела "стать семьёй". Очень хотела. Но в её жизни появилось столько другого, важного и интересного. Да и к Андрею не уставала присматриваться. Изучала его новые привычки и пристрастия. Читала взгляды и запоминала фразы, которых не было раньше. Училась любить его "нового".

У него была любовница. Возможно, не одна. Это было ясно, как божий день. У Светы не было по этому поводу никаких иллюзий. Но понимание этого отчего-то успокоило, а не обидело, как раньше.

У него роман, значит, не настолько ему плохо.

Правда, не появлялось в нём больше горения. Он не вспыхивал и не парил от своих ощущений и новизны чувств. Всё было спокойно и ровно, Говоров как бы отдавал дань своей физиологии. Жены не было рядом, а присутствие женщины в его постели — это неотъемлемая часть его жизни.

И таскал повсюду фотографию этого мальчишки. И смотрел на неё. Поначалу Свету это удивляло, затем настораживало, а вскоре начало злить. Не потому что он смотрит, а потому что она не понимает, почему он смотрит.

Но даже тогда, когда всё стало настолько очевидно, она не связала всё это с Ксенией Степновой. Она просто не видела их вместе. С мальчиком видела и ещё тогда отметила, что отношения их нормальными назвать никак нельзя. Честно пыталась Говорову на это намекнуть, но он по привычке отмахнулся, а потом ей стало не до таких мелочей, у неё была впереди свадьба, к которой нужно было готовиться со всей тщательностью. Вот и упустила…

Но Степнова? Это просто в голове не укладывалось.

Когда Андрей позвонил и попросил развод, Света ему не поверила. Но он говорил спокойно и с какой-то незнакомой интонацией. Даже голос вдруг дрогнул, и стало ясно — он вполне серьёзно. Он хочет с ней развестись. После всего, после стольких лет притирки друг к другу и стараний.

А ведь она успела настроить планов, готовилась к серьёзному разговору… Почему нельзя перебраться из Москвы в Париж? Это ведь вполне возможно и не так уж и трудно. Главное, захотеть. И вот тогда и будет у них настоящая семья и все будут довольны.

А получилось всё по-другому.

Андрей не хотел в Париж. И её, Свету, он больше не хотел. И "их семья" ему больше не стала нужна, он мечтал уже о другом. И не с ней.

Ксения Степнова. Невзрачная, неинтересная особа, обитающая в крошечном пространстве по соседству с президентским кабинетом. Тусклая и безотказная. Думающая только о работе. Она азартно стучала по клавиатуре, набирая очередной отчёт, и варила Андрею кофе. Варила только она, потому что "так как у неё ни у кого не получается". Неудачница. Как потом выяснилось — мать-одиночка.

Из-за неё Андрей собирался разводиться.

Когда Света немного успокоилась и отошла от шока, позвонила Виктории, секретарше Говорова, и дотошно ту выспросила о том, что происходит в офисе.

Плевать на офис! Что происходит с Говоровым?

Он светится от счастья, он доволен жизнью, у него полно забот, которые с работой никак не связаны.

Он счастлив.

От чего? От того, что он с Ксенией Степновой?

От чего он может быть счастлив?!

Света затаилась на пару дней, снова отключила телефон, а сама ждала вестей из Москвы. От Ольги, которая пообещала прояснить ситуацию в обстановке совершенной секретности.

Ольга следила за Андреем, а Света сходила с ума в одиночестве в гостиничном номере в Нью-Йорке. И впадала в отчаяние после каждого звонка подруги.

"Говоров живёт у этой девушки. Он приезжает обедать, отвозит ребёнка в детский сад, по вечерам заезжает в магазин и возвращается домой. Ой, прости, Светуль, не домой, не домой… К этой разлучнице!

И Горский с ними. Своими глазами видела этого предателя!"

А теперь ему нужен развод.

А она совершенно не знает, как поступить.

У кого спросить совета?

--*--*--*--

— Мама, ты уверена, что Пуфика нельзя взять в садик?

— Конечно, нельзя, — ответил вместо дочери Михаил Сергеевич. — Что мышу в детском учреждении делать?

— Это не мышь, Миша, — поправила его жена. — Хомяк.

— Не вижу разницы. Грызун.

Ванька заметно расстроился, но спорить не стал. Сбегал в детскую, пару минут постоял у клетки, наблюдая за зверьком, но вернулся в комнату, на зов матери.

— Ваня, не тяни время, одевайся. Бабушка с дедушкой ждут.

Мальчик сел на диван и принялся натягивать колготки.

Михаил Сергеевич прошёлся по комнате, оглядываясь. Заприметил мужские вещи и слегка нахмурился. Он всё ещё не мог смириться.

— И когда твой… вернётся?

Ксения укоризненно взглянула на отца, а Надежда Александровна покачала головой, сетуя на бестактность мужа.

— Через пару дней. Он позвонит.

— Папа скоро приедет, он обещал, — подытожил Ванька. — И подарок мне привезёт. Машинку, которая сама ездит!

— Одевайся, — поторопила его Ксения.

— Я раскраску возьму?

— Хорошо, возьми.

Ванька сунул руки в рукава кофты и снова убежал в детскую. А Ксения присела на диван рядом с матерью, не знала, куда деться от испытывающего взгляда отца.

— Папа, ну что ты смотришь на меня?

— Действительно, Миша!

— Потому что не по-людски всё это, — понизив голос, заговорил тот. — Живут вместе, а он ещё только поехал куда-то, со своим семейным положением разбираться!

— В Париж, — подсказала Надежда Александровна, чем мужа только больше разозлила.

— Вот я и говорю!.. По Парижам жён ищем… с фонарями. Это порядок?

— Папа, — предостерегающе возвысила голос Ксения.

Степнов тут же сдал свои позиции. Заглянул в детскую, ожидая, когда внук в стопке альбомов и раскрасок отыщет нужную.

— На работу не пойдёшь сегодня? — спросила Надежда Александровна.

Ксения откинулась на спинку дивана и покачала головой.

— У меня выходной. Лена уехала из Москвы на съёмки, а я как-то… Выдался свободный день. Буду домашними делами заниматься. — И улыбнулась. — Надо порядок навести, Андрею рубашки погладить и костюм из химчистки забрать.

Надежда Александровна тоже улыбнулась.

— Нравится?

Она задала этот короткий вопрос, вроде бы ничего особого в виду не имела, а Ксения вспыхнула. И от смущения, и от удовольствия. Кивнула.

— Нравится, мам. Мне нравится о нём заботиться. Это так… непривычно.

— Не ругаетесь?

— Нет… спорим иногда, но не ругаемся. Но ведь спорим — это неплохо?

Надежда Александровна погладила её по руке.

— Неплохо. Притираетесь друг к другу. По-другому не бывает.

Ксения снова улыбнулась, потом посмотрела на часы и ахнула.

— Ваня! Алла Витальевна ругаться будет!

Родители позвонили вечером и предложили отвести на следующий день внука в садик. Этому предложению можно было удивиться, нужды в их утренней "прогулке" по морозу не было, но Ксения подозревала, что они просто хотели посмотреть, как они все втроём живут. После того, как Говоров перебрался в Ксюшину съёмную квартиру, родители их ни разу не навестили. Стеснялись. А тут случай подвернулся — Андрей улетел вчера в Париж, искать Свету. Она снова пропала после их телефонного разговора и выключила телефон. Говоров надеялся, что она вернулась во Францию и просто не хочет с ним говорить. Он надеялся, что она прячется от него в парижской квартире. Ему нужно было встретиться с женой, объясниться, чтобы смело начинать бракоразводный процесс. Андрей был настроен вполне решительно и попутно успокаивал Ксению.

— Я должен ехать, ты понимаешь? Ей придётся со мной поговорить.

— Андрей, ты должен держать себя в руках. Свете тяжелее всего.

— Я знаю. Знаю! Но и ждать я больше не могу. — Он сбавил тон, подошёл к Ксении и обнял её. Ткнулся носом в её волосы. — Я поеду, Ксюш. Поговорю с ней. Нам необходимо чётко понимать, что нам предстоит.

— А если она не согласится? А если она… как ты говорил… захочет отомстить?

Говоров помрачнел.

— Тогда нам придётся спасать компанию. Хотя я очень надеюсь, что желание отомстить, любовь к компании не перекроет.

— К компании… А к тебе?

Андрей на секунду замялся, а потом поцеловал её в щёку.

— Ты обо мне думай, ладно? А я подумаю о нас троих.

— Андрей…

Он разозлился.

— Ксюша, ты ничего не знаешь о наших со Светой отношениях. И если это и любовь, то от такой любви спасать надо, потому что это страшно.

Он улетел. Собрался за один день, заказал билет, и вчера вечером улетел. Ксения чувствовала странное опустошение, провожая его, а когда за Андреем закрылась дверь, тут же ощутила тоску. Они с Ванькой смотрели в кухонное окно, махали Андрею рукой, и не отошли от окна до тех пор, пока такси не выехало со двора. Ксения нервно сглотнула, а Ванька обнял её одной рукой за шею.

— Папа скоро приедет. Башню посмотрит и вернётся.

— Какую башню? — не сразу поняла Ксения.

— Фелефую. Мама, он же рассказывал!

Она поневоле рассмеялась.

— Эйфелеву, солнце.

— Ну да, — Ванька с умным видом кивнул и взял со стола яблоко. — Почитать тебе сказку?

Ксения присела на табуретку и кивнула.

— Почитай.

Ванька убежал за книжкой, а Ксения приподнялась со стула и снова выглянула в окно, словно Андрей всё ещё мог стоять внизу.

Без Андрея даже спать не хотелось. Уложив сына в положенное время, загрузила стиральную машину и стала ждать звонка. Дождалась только в половине первого ночи. Андрей позвонил уже из отеля, сообщил, что всё у него хорошего, и в очередной раз попросил зря не переживать и не расстраиваться.

— Ваня сказал, что ты поехал башню смотреть, — сказала Ксения, разворачивая разговор в другую сторону.

Андрей рассмеялся.

— Я привезу сувениров, пусть играет. А летом свозим его в Диснейленд.

— Не хочу ничего загадывать.

— Милая…

— Держи себя в руках, — попросила она его ещё раз. — Будь с ней помягче.

— Не то ты мне говоришь, Ксения, — посетовал Говоров.

Она улыбнулась.

— Я тебя люблю. И верю в то, что ты будешь вести себя спокойно и благоразумно.

— Первая часть мне понравилась больше, но… что делать. Я тебя люблю. Даже такой рассудительной. Ванька нормально заснул?

— Да. Мы почитали книжку, и он уснул.

— Про меня спрашивал?

— Андрей!

— Ладно, молчу.

— Возвращайся поскорее.

— Постараюсь. Домой хочу.

Это было даже лучше, чем признания в любви. Он хочет домой, а дом там, где она и её сын. Их сын.

— И не вздумай слёзы лить, — словно уловив её вмиг изменившееся настроение, сказал Андрей. — Ложись спать.

— Я не могу, — всё-таки всхлипнула она. — Я стираю.

Говоров захохотал.

Родители забрали Ваню, Ксения снова выглянула в окно и увидела, как они не спеша (а ведь опаздывали!), идут по двору, держась за руки. Посмотрела на часы. Для звонка Андрея было слишком рано, в Париже совсем раннее утро. А значит, есть время сходить в химчистку, забрать костюм Говорова, который Ванька извозил акварельными красками, а заодно и в магазин забежать. А потом будет звонка ждать. Очень важного звонка.

Остановилась посреди комнаты и оглядела большую стопку белья, которое предстояло сегодня погладить. Пока оглядывалась, попутно наметила ещё несколько неотложных дел.

А ведь папа не далее как пару дней назад хвастался перед Андреем, что его дочь прекрасная хозяйка и утверждал, что Говорову повезло. Андрей, правда, с этим и не спорил. А вот она сама бы поспорила, особенно сейчас.

Нужно исправляться и приниматься за домашнее хозяйство.

Где-то внутри бушевало волнение, но Ксения старательно его в себе прятала, и мысли беспокоящие отгоняла. Это удавалось, и на домашние дела она переключилась с воодушевлением. Почти вприпрыжку добежала до магазина, а потом отправилась в химчистку, которая находилась недалеко от их дома. Тщательно осмотрела пиджак, поблагодарила за хорошую работу и переполняемая важностью и гордостью от происходящего, отправилась домой. Костюм повесила на открытую дверцу шифоньера, аккуратно разгладила ладонью ткань, а потом уткнулась в костюм носом. Конечно, одеколоном Андрея не пахло, а пахло какой-то химией. Правда, не противно.

А прошёл всего час.

Когда Андрей позвонит? Хоть бы голос его услышать. Скучает совершенно неприлично.

Сказать ему об этом или не стоит?

В детской, в клетке зашуршал Пуфик, Ксения сходила на кухню и отрезала ему кусочек яблока. Сунула в клетку и ненадолго задержалась, наблюдая, как хомяк смешно грызёт угощение, придерживая его маленькими лапками.

Повсюду валялись Ванькины игрушки. Тот с утра торопился продемонстрировать всё новое бабушке и дедушке, а на то, чтобы всё собрать обратно в корзину, времени уже не хватило. Ксения подобрала машинки, отнесла их в детскую, мягкого медведя, которого Андрей купил несколько дней назад, усадила на диван и вытащила из-за двери гладильную доску. А сама в ожидании посматривала на телефон.

Хотя, чего она ждёт? Утром Андрей вполне может и не позвонить. Ему может быть некогда, он будет торопиться… Какие уж тут разговоры?

Нужно просто подождать и он позвонит. В течение дня.

Это сколько же часов ждать надо?

Включила телевизор, чтобы хоть как-то отвлечься. Работа пошла веселее.

Она как раз принялась гладить вторую рубашку Андрея, когда в дверь позвонили.

Не ожидая никакого подвоха (чего было ждать? Если только родители вернуться могли, или хозяйка забежала), открыла дверь и застыла, как громом поражённая.

— Войти можно? — спросила Света.

Ксения, как во сне, отошла назад, пропуская Светлану в квартиру. Включила свет, не сразу отыскав на стене выключатель. Света осторожно прикрыла за собой дверь и окинула маленькую прихожую любопытствующим взглядом. Поджала губы. Потом посмотрела на Ксению.

Они обе молчали некоторое время, потом Степнова нервно сглотнула.

— Светлана Юрьевна… мы… я не думала, что вы в Москве.

Та кивнула.

— Я знаю. Ксения, нам нужно поговорить.

— Проходите.

Света сделала шаг и споткнулась о тапки. Опустила глаза, а Ксения первой кинулась вперёд и подняла детские тапочки с тигриными мордами, а мужские… мужские задвинула ногой под тумбочку. Сделала это быстро, словно надеялась, что гостья могла их не заметить.

Степнова суетилась и нервничала, а Света наблюдала за ней, не скрываясь.

Изменилась. Даже в домашнем костюме выглядела другой, не серой и уж точно не незаметной. Стрижка короткая, озорная какая-то, но конечно, не супер-класс. Макияж лёгкий, скорее набросанный на скорую руку. Очки, правда, стильные и дорогие. Весь внешний облик говорил о том, что в её жизни произошли серьёзные изменения.

И наверняка, Говоров приложил к этому руку.

Ксения посмотрел на детские тапочки в своей руке, и сунула их на полку стенного шкафа. Рядом стояла вазочка с сухими цветами. Тапкам там было самое место.

— Проходите, Светлана Юрьевна.

Света кивнула и пошла за ней в комнату. Даже не подумала снять лёгкую норковую шубку, а уж тем более разуться.

Ольга говорила ей, что живёт её муж теперь в обычной пятиэтажке, в маленькой квартирке, но такого убожества Света даже предположить не могла. Думала, что квартира, скорее всего, похожа на его квартиру до брака, но такое…

Хрущёвка. Отлично, Говоров, докатился.

Малюсенькая прихожая, в которой даже двоим сложно развернуться, с потёртой тумбочкой, а на ней красовался дорогущий портфель Андрея из кожи питона. Это она ему подарила на тридцатилетие. А теперь он здесь…

Стенной шкаф, явно сделанный руками какого-то неизвестного Самоделкина. Множество небольших полочек и ящичков, заполненных мелочами. Непонятными, и на взгляд Светы, абсолютно ненужными. Одна из полок заставлена книжонками в дешёвых обложках. Говорова презрительно усмехнулась. Любовные романы. Подозревала за Степновой некую пагубную страсть — и вот, пожалуйста.

Комната произвела ещё более удручающее впечатление. Тоже маленькая, какая-то вытянутая, заставленная старой, страшной мебелью. А посреди комнаты гладильная доска и бельё кругом разложено. Степнова поторопилась выключить утюг, а Света уставилась на недоглаженную рубашку своего мужа, свисавшую с одного бока гладильной доски. Наступила сапогами на дорогой шерстяной палас. И снова обвела комнату взглядом. Через открытую дверь можно было увидеть другую комнату, совсем маленькую и узкую, мебель, явно предназначенную для ребёнка, в ней.

Везде были детские игрушки и вещи, примешивались к ним мужские и Свете знакомые. Свитер и костюм Говорова, на полке стенки фотография Говоровых-старших (просто наглость!), а на телевизоре (почему на телевизоре?) очки Андрея.

Он здесь живёт. Теперь не осталось никаких сомнений. Степнова даже одежду его стирает и гладит. От обиды и возмущения можно было задохнуться.

Но показать это, значит, себя не уважать.

Света обвела комнату ещё одним взглядом, на этот раз красноречивым.

— Так вот где вы живёте…

Ксения выключила телевизор и сама окинула комнату взглядом. Кивнула.

— Да… Квартира маленькая, конечно, но пока хватает.

— Пока? — Света приподняла бровь и посмотрела насмешливо. — Собираетесь жилплощадь расширять?

Ксения посверлила её взглядом, потом посоветовала себе не раздражаться. Кажется, она сама об этом Андрея просила? А Света вправе на неё злится, как это не прискорбно. Вправе…

Но смотрит так, что мороз по коже. Взгляд пренебрежительный и злой. Ксения видела, как она смотрит на вещи Андрея, которые постоянно попадались Светлане на глаза. С ревностью смотрит. И непониманием.

Взять себя в руки было очень сложно, как и дыхание выровнять.

— Светлана Юрьевна, — Степнова сделала приглашающий жест рукой, — вы проходите… — Убрала стопку выглаженного белья с дивана на стол. — Садитесь.

Говорова с сомнением посмотрела на старенький диван, а потом сознание обожгла мысль… Быстро огляделась. Так и есть, единственный диван. Значит, они на нём спят.

Ксения предложила присесть, а Света не могла с места сдвинуться, разглядывая бедный предмет мебели, ни в чём не повинный, но такой виноватый.

Заставила себя очнуться, но к дивану ни шага не сделала. Посмотрела на Степнову с вызовом.

— Где Андрей? На работе его нет.

Ксения растерялась.

— Так он же… Он вчера в Париж улетел. Думал, что вы могли во Францию вернуться… Вы же на звонки не отвечали.

— В Париж? — Света вдруг улыбнулась. — Надо же, какое внимание.

Её тон Ксению покоробил. Стало ясно, что Света не разговаривать пришла. А зачем? Скандалить? Вполне возможно. Вон как глаза воинственно сверкают.

Степнова покачала головой.

— Я не буду с вами ругаться, Светлана Юрьевна, я этого не хочу.

Света посмотрела удивлённо.

— Надо же. — Она уже собиралась уходить. Что здесь делать, раз Андрея нет? Всё, что хотела, она увидела и во всём удостоверилась. Уйти отсюда просто не терпелось, если честно. Злосчастный диван настырно дразнил своим видом, вызывая образы не очень приятные и весьма обидные. Но после слов Ксении, после её спокойного, даже слегка усталого тона, в душе всколыхнулась злость.

Какое право есть у этой нахалки выставлять напоказ свою снисходительность по отношению к ней? Разве это она, Света, увела у неё мужа? Она его соблазняла, нашёптывала ему что-то на ушко? Она разрушала семью? Она спала с ним на этом дурацком, разваливающемся от старости диване?

Дался ей этот диван…

— Вы не хотите со мной ругаться, Ксения. Это так мило с вашей стороны. Вы меня жалеете, наверное, да?

Степнова покачала головой.

— Нет.

— Нет? — Света зло усмехнулась.

— Я действительно вас жалела, Светлана Юрьевна, — призналась Ксения, но заметив, как тут же недобро вспыхнули глаза Коротаевой (у Ксении никак не получалось назвать её Говоровой, даже мысленно, внутри всё сжималось), поспешила пояснить: — По-хорошему, не думайте. А вот сейчас… — Пожала плечами. — К чему вас жалеть? Вы вон какая…

— Какая? — Света поневоле заинтересовалась, хотя сердце вдруг беспокойно запрыгало в груди. Чего она ждала от этой девчонки? Оскорбления? Вряд ли…

Ксения слабо улыбнулась.

— Красивая. Уверенная… Жалеть вас не за что. У вас всё хорошо.

— Хорошо… Это вы очень к месту сказали. У меня всё хорошо. Мне муж изменяет, а в остальном… — Света развела руками и улыбнулась.

— Он не изменяет.

Света усмехнулась.

— Да вы что? А как же это, по-вашему, называется?

Степнова не ответила.

— Я его не уводила, зря вы так думаете.

— Ксения, это бессмысленный разговор. Видно, у нас с вами воспитание разное. Я всегда думала, что когда женщина спит с женатым мужчиной — это подлость. А вас видно, это нисколько не заботит.

— Я не сплю с ним, — Ксения подняла на неё глаза. — Я с ним живу. То есть… мы живём вместе, втроём. У нас семья.

Света приоткрыла рот, не зная, как отреагировать на такое.

— Семья? У нас с Андреем семья. Если вы не знаете, то у него в паспорте стоит небольшой штампик…

— А мой сын называет его папой.

— Что?

— Светалана Юрьевна, зря вы думаете, что я вины за собой не чувствую. Я виновата, но… Всё оказалось намного серьёзнее, чем мне… нам всем показалось поначалу. Как-то всё сложилось очень просто, в один момент… Ведь такое не случается просто так, для этого должна быть веская причина…

— Вот именно, что не бывает, Ксения! Чтобы что-то сложилось, надо очень долго… эту самую мозаику складывать. А вы на что рассчитываете?

Ксеия серьёзно смотрела на неё.

— А если бывает? Иногда, очень редко, но бывает… Когда всё складывается.

— Не тешьте себя иллюзиями. Говоров не тот человек, чтобы всерьёз увлечься…

— А какой он человек? — перебила её Ксения.

Света непонимающе нахмурилась.

— А то вы не знаете.

— Знаю, — кивнула Ксения и вдруг улыбнулась. — Знаю. Что он вспыльчивый, увлекающийся, что он любит свою работу, иногда забывая обо всём остальном, что порой сначала делает, а потом думает и даже жалеет о сделанном. Что Ваньку любит и велосипеды ему покупает, что всё время теряет ключи, а потом ищет их и ворчит, вещи разбрасывает, качели чинит…

— Хватит! — Света даже ногой топнула, но под ногами был палас, и каблук утонул в ворсе. Устрашающего звука не вышло.

Ксения вздохнула.

— Просто я не понимаю, — уже спокойнее продолжила она. — Мне все говорят, точнее, наговаривают на него, пытаются мне глаза открыть на какие-то его грехи и неблаговидные привычки. Их много… Грехов у него много. — Она всплеснула руками. — Но я их не вижу! Тех ужасных и непростительных грехов я не вижу в нём. Или он мне их не показывает? Притворяется? Но зачем? У меня такое чувство, что я люблю совсем другого Андрея Говорова.

Света долго смотрела на неё. Буравила взглядом, но Степнова выглядела спокойной и даже довольной. Чем она довольна? Тем, что сумела её унизить? Усмехнулась.

— Сколько вы с ним… э-э… живёте-то? Две недели? У вас все открытия ещё вперёди. Уверены, что готовы его принять таким, какой он есть?

— Он плохой?

Степнова опять пыталась её подловить. Света вовремя успела остановиться. Отвернулась от неё, сделала несколько шагов по комнате, разглядывая фотографии, развешенные на стене. Потом быстро глянула на соперницу.

— Хотите за него замуж? Он вам это пообещал?

— Он сделал мне предложение, — не стала скрывать Ксения. — Но я об этом всерьёз не думаю. Просто… Я помню, каким он был и то, что я вижу сейчас, все перемены, — это два разных человека. И поэтому у меня не получается связать всё воедино. То, что вы говорите и то, что происходит здесь, вот в этой квартире. Он изменился и теперь я могу вас спросить — вы готовы принять его таким, каким он стал?

Этими мыслями Света изводила себя не один день. А сейчас смотрела на Ксению… На ту, что разрушила создаваемое годами "счастье" и ей не было, что противопоставить её спокойствию и уверенности. Она же сама мучилась сомнениями, не знала, куда скрыться от них, как убедить саму себя в собственной правоте. Чувствовала досаду оттого, что всё-таки уступила, не удержала позиции, и чтобы сохранить последние капли достоинства, повторила:

— У вас всё ещё впереди, Ксения.

Степнова спорить не стала, немного помолчала и осторожно поинтересовалась:

— Что вы собираетесь делать?

— Вы о чём? Ах, о разводе… Не знаю, я пока не решила.

— Я не о разводе. Я о компании.

Света призадумалась, потом пожала плечами.

— Из компании он меня не выгонит, не надейтесь.

— Я даже не думала… Андрей волнуется из-за того, что вы можете…

Вот тут Света расхохоталась и на Степнову взглянула с жалостью. И вновь почувствовала себя на вершине.

— Мстить ему через компанию? После того, как я практически жила на работе в последние месяцы?

Ксении стало неловко.

— Это хорошо, — пробормотала она, — что вы так думаете.

— А как интересно я должна была мстить? — заинтересовалась Света.

— Но вы же… ваша подруга… Вы же через неё договаривались.

— Алёна? Я, конечно, могла бы попытаться, но… — Света обворожительно улыбнулась. — Андрей — человек предусмотрительный. Он отрезал мне все пути к отступлению. — Обвела комнату ещё одним красноречивым взглядом. — Вы Говорову передайте, чтобы из Парижа возвращался. Я его здесь подожду. И разговор нам предстоит серьёзный.

Она вышла из комнаты, направилась к двери, а Ксения заторопилась за ней следом.

— Светлана Юрьевна.

Та отмахнулась.

— Ксения, разговор наш был весьма занимательный, но я от него устала.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что он отрезал вам пути к отступлению?

Света уже вышла за дверь, остановилась у лестницы и обернулась. Улыбнулась снисходительно.

— Андрей спит с Алёной.

Степнова ухватилась рукой за косяк.

— Откуда вы знаете?

Света пожала плечами. Потом приблизилась на шаг и, понизив голос, доверчиво проговорила:

— Наверняка утверждать не берусь, но зная Алёнку, да и Говорова… Он изменил мне с ней ещё несколько лет назад, так что никаких иллюзий я не питаю. Укрепить их отношения в сложившейся ситуации было бы самым правильным. Андрей бы этой возможности не упустил. А вы снимите розовые очки и взгляните на него трезво. Может, и изменился, но нужно не только… любить… но ещё и головой думать.

Холодная улыбка тронула её губы, в глазах сверкнул хищный огонёк, и Света стала не спеша, стараясь не прикасаться к перилам, спускаться по лестнице.

Ксения закрыла за ней дверь и привалилась к ней спиной.

Ну, Говоров!..

Даже непонятно было — злится она на него или переживает больше. Наверное, и то и другое.

Конечно, услышать об очередном "грехе" любимого было неприятно. Да и Света сказала это таким тоном… как все, когда глаза Ксении открыть пытались.

Степнова долго расхаживала по квартире, никак не могла успокоиться. Обдумывала разговор со Светой, а заодно и вновь открывшиеся обстоятельства. Даже вслух поговорила немного сама с собой. От этого в голове быстрее прояснялось. В итоге пришла к выводу, что из-за связи Андрея с подругой жены, ей нервничать не стоит. Во-первых, это не точно, а во-вторых, её, Ксению, как бы и не касается. Это же до неё было? До неё. Так что, претензий у неё никаких быть не может.

А Говоров сейчас в Париже…

Ксения тут же поморщилась. Как некрасиво думать про любимого гадости совершенно безосновательно.

Лучше сосредоточиться на том, что ей Света сказала. Судя, по завершению их разговора, вполне мирному, какое-то решение Коротаева для себя приняла (опять Коротаева!..). По крайней мере, уничтожить и раздавить не обещала.

В конце концов, утомившись, Ксения присела на диван и обняла себя руками за плечи.

Как странно Света говорила про свою подругу и про её связь с Говоровым. "Укрепить их отношения в сложившейся ситуации было бы самым правильным". Она на самом деле так думает? С какой-то затаённой мстительностью и обречённостью. Такое чувство, что они с Андреем соревновались, а не партнёрствовали в бизнесе. Даже не знаешь, кого из них первого пожалеть.

Андрей новость о визите Светы воспринял настороженно. Даже не удивился, словно это не он всё утро разыскивал её у парижских знакомых. Он сразу насторожился.

— Что она тебе наговорила?

— Ничего особенного. Мы побеседовали вполне мирно.

— Ксюша.

— Андрюш, честно. Конечно, без колкостей не обошлось, но мне кажется, ты зря опасался, что она будет мстить. Она что-то решила для себя.

— Что?

— Не знаю. Думаю, она тебе об этом скажет.

— Не нравится мне всё это… Зная Светку…

— Она мне тоже хвасталась, что знает тебя.

Говоров что-то пробормотал, Кения не расслышала. Но видимо ругался.

— Когда ты вернёшься? — осторожно осведомилась она.

— Как только билет возьму. Надеюсь, завтра днём буду в Москве. — И добавил совсем другим тоном: — Ты не переживай, хорошо? Я еду домой.

Она улыбнулась. Потом зажмурилась, ненавидя себя за вопрос, который так и рвался с языка.

— А ты… ни с кем не встречался?

— С кем? — не понял Андрей.

— С Жюльеном. Может, стоит задержаться?

— Мне не до работы, — недовольно отозвался он. — Не хочу никого видеть.

— Понятно…

— Ксюш, что?

— Ничего, — тут же встрепенулась она. — Просто беспокоюсь за тебя.

Он помягчел.

— Как ты любишь волноваться, — со смешком посетовал Андрей. — Я тебя люблю, слышишь?

— Слышу. И знаю.

— Скажи Ваньке, что машинку я ему купил.

— Когда успел?

— Для вас я всё успею.

Они ещё немного поговорили и распрощались. У Ксении заметно отлегло от сердца.

Он её любит, а всё остальное можно пережить.

Занятая важными размышлениями, переделала всю домашнюю работу, и даже суп на завтра сварила и котлет нажарила. А там уже и время пришло забирать Ваню из садика. Они немного погуляли, Ксения покатала его на качелях, но совсем недолго, потому что к вечеру заметно похолодало. Они ушли с детской площадки, зашли в магазин, купили к чаю шоколадных конфет и печенья и довольные, отправились домой.

После ужина сели за компьютер, и Ксения показала сыну Эйфелеву башню. Обсудили, посмеялись, а она пару раз выходила на кухню, якобы по делу. А сама набирала номер Андрея. Но телефон его не отвечал. Это вносило в душу тревогу, но нехорошие мысли Степнова от себя гнала.

Нет, она ни в чём его не подозревала, дело не в этом. Она на самом деле волновалась. Почему столько часов телефон выключен? Чем он занимается? Вдруг что-то произошло?

Ваньке ни словом, ни делом своего беспокойства не показала. Уложила его спать, пообещала, что папа скоро вернётся, а вот сама уснуть не могла. Забралась под одеяло, положила руку на подушку Андрея и вдруг поняла, что сейчас заплачет.

Она скучала по нему. И волновалась.

Скорее бы утро. Андрей наверняка позвонит сам. А сейчас не станет, побоится разбудить.

Ксения вздохнула и перевернулась на другой бок.

Всё не так уж и плохо. И вот даже Света…

Всё наладится. Наладится.

Всё-таки уснула. Легла на подушку Андрея (его подушку, а ведь раньше она была ничья и просто так лежала рядом, чуть в стороне), закуталась в одеяло и заснула, причём крепко.

Снилось что-то не слишком приятное, какая-то суета, неразбериха. Ксения ворочалась во сне, а потом открыла глаза и замерла в темноте, сжавшись в комок под одеялом. Холодно было.

Что-то беспокоило. Это беспокойство пришло из сна и осталось в душе. Ксения таращилась в темноту и чутко прислушивалась к тиканью часов на тумбочке. А потом какой-то шорох и вроде осторожные шаги.

Страх накатил волной, в висках застучало, навалилась тяжесть, но Ксения, преодолев её, села в постели, скинув с себя одеяло. Уставилась на тёмный дверной проём. И вдруг поняла, что дверь закрыта.

Они никогда её не закрывали…

Стараясь производить как можно меньше шума, поднялась с дивана и на цыпочках подошла к двери. Приоткрыла её и выглянула.

Говоров сидел за кухонным столом и ел суп.

Ксения перевела дух и уже не скрываясь, открыла дверь.

Андрей повернул голову, увидел её и улыбнулся.

— Я тебя разбудил? — громким шёпотом спросил он.

Ксения пролетела по узкому коридорчику и обняла его.

— Андрюша, ты приехал!

— Тише ты, — рассмеялся он, — Ваньку разбудишь. — Отодвинулся от стола и усадил её к себе на колени. Поцеловал в плечо, с которого съехала бретелька ночной рубашки.

Ксения же пригладила его волосы.

— Почему не сказал, что сегодня прилетишь?

— Так получилось, — Говоров провёл ладонью по её спине. — Билет удалось взять, даже позвонить времени не было. Зато я дома.

— Ты дома, — повторила она. Обняла покрепче, а потом сразу отпустила. И с колен его встала. — Ешь. А без хлеба почему?

Она достала нож и хлеб, а Андрей глянул на её ноги.

— А ты босиком почему?

— Я думала, к нам воры влезли!

Андрей фыркнул.

— А ты такая смелая, что с голыми руками и ногами на вора!..

— Что ты смеёшься?

Ксения поставила перед ним плетёнку с хлебом.

— Ты суп погрел хорошо? Котлеты будешь?

Он покачал головой. Взял кусок хлеба, откусил, и с набитым ртом, торопясь прожевать, проговорил:

— Иди спать. Время-то уже… Я сейчас доем и иду.

Ксения согласно кивнула, а сама присела напротив, глядя на него с улыбкой. Андрей рассмеялся.

— Что ты?

— Соскучилась.

Он покачал головой.

— Не будем ни о чём говорить сейчас. Завтра, хорошо?

— Ты устал?

— Спать хочу. Как сумасшедший сегодня по Парижу носился… Ну, Светка… Могла бы и позвонить.

— Андрюш.

— А я чего? Я ем.

— Ешь.

Она поёжилась и поджала ноги. Андрей заметил и указал рукой в сторону комнаты.

— Иди спать.

Она подчинилась. Андрей проводил Ксению взглядом и набросился на еду. Мысль о том, что он сейчас ляжет в постель, прижмёт к себе любимую женщину и почувствует, наконец, спокойствие, горячила кровь и подгоняла.

Сунул в рот последний кусок хлеба, поставил пустую тарелку в раковину и поспешил в комнату.