— Липа, я ведь серьёзно, я за тобой приехал.

Я вздохнула, на спину перевернулась, пристроив голову у Ромы на плече. Отчего-то было неловко смотреть ему в лицо. Мы лежали в моей постели, в моей квартире, по полу была разбросана одежда, кстати, моя белая блузка закинута под кресло, даже не заметила, как и когда Ромка это проделать сумел. Попросту взял и вытер ею пыль под креслом, а я её только накануне отбелила и отгладила. Но про блузку ему не думалось, Роман Евгеньевич выглядел довольным, держал меня за руку и рассматривал мои пальцы.

До этого момента времени на разговоры не было, в машине ещё поспорили по поводу того, что произошло в офисе, а переступив порог квартиры, Рома прижал меня к стене, и тут уже точно стало не до признаний и каких-либо выяснений. И оправдание у него было одно: две недели.

Две долгие недели, которые он страдал, морально и физически. По поводу «страдал» я решила выяснить подробнее чуть позже, а в тот момент дала Роману Евгеньевичу карт-бланш на все его действия. Действий тоже было немного, цель — дойти до спальни. И я только попробовала возмутиться, когда он снимал с меня одежду, решительно и совершенно не заботясь о её дальнейшей судьбе. В итоге, блузка оказалась под креслом, а юбка ещё где-то. Я сделала попытку приподняться на локте, чтобы найти юбку, хотя бы взглядом, но Рома вернул меня обратно, и мне пришлось снова лечь. Я смотрела на наши руки и думала над его словами. А Рома насторожился, за руку меня тряхнул.

— Липа, ты слышишь ли?

— Слышу, — отозвалась я.

— А что такая тоска в голосе? — недовольно поинтересовался он. — Я тебя замуж зову, а ты?..

— Замуж ты меня не зовёшь, Ромочка.

— Нет? — Он искренне удивился.

А я перевернулась, и обняла его поперёк живота, щекой к груди прижалась. Ромка хоть и насторожился за секунду до этого действия, тут же пыл свой умерил, а меня по голой спине погладил.

— Ты предлагаешь мне переехать в Нижний Новгород.

Он мрачно хмыкнул.

— Можно подумать, я предлагаю тебе переехать в гостиницу. Я же серьёзно, Липа. — Рома снова меня погладил. — Я тебя хочу. Постоянно. Я, если хочешь знать, две недели только о тебе и думал. Я похудел.

Я ахнула, за живот его ущипнула.

— В каком месте?

— А ты не чувствуешь? — Ромка фыркнул. — Вот что значит, не жена. Мама вот сразу заметила.

Сказала, что я осунулся.

— А что ты маме на это сказал?

— Правду! Что меня жена не любит. Бросила в аэропорту, и уехала в ночь.

Я улыбнулась, проложила пальцами дорожку по его груди и продекламировала:

— Зайку бросила хозяйка, под дождём остался зайка…

— Сама ты зайка, — вроде бы обиделся он.

Пришлось соглашаться.

— Да, ты на зайку совсем не похож. Что у тебя на голове, Рома?

— А что у меня на голове?

— Ничего. В том-то и дело. Ты бы ещё на лысо побрился.

Роман Евгеньевич погладил бритую макушку.

— Я на базу ездил. Там у меня все так ходят.

— Мне не нравится, — сказала я. Ромка хмыкнул и подтянул меня повыше, поцеловал. Я глаза закрыла и потёрлась щекой о его подбородок. А Рома меня тихонько встряхнул.

— Липа, но ты ведь скучала по мне? Ведь скучала, правда?

— Я ведь уже сказала тебе…

— Скажи ещё раз, или тебе жалко?

— Не жалко. — Я за шею его обняла. — Я по тебе скучала. — Правда, добавила: — Что странно.

Рома брови сдвинул, задумавшись.

— Что странного?

— То, что мы с тобой совершенно друг другу не подходим.

— Глупости какие, — хмыкнул Роман Евгеньевич, продолжая гладить меня по бокам. В лицо заглянул. — Нам нравится одно и то же.

— Правда?

— Ещё бы. Ты нам нравишься, вот лично я от тебя в восторге. Нам нравятся твои наряды, нам нравится, как ты готовишь, нам нравится секс. Что ещё? — Он рукой махнул в приступе вдохновения. — Мне лично всё нравится. А что не нравится, я готов с этим мириться. Кроме твоей работы и странного дресс-кода.

Я улыбалась, слушая его. Головой качнула.

— Замечательно. И почему ты готов мириться?

— Потому что ты моя жена, и я тебя люблю.

Он так запросто и спокойно это сказал, что я на пару секунд впала в серьёзную растерянность. И улыбаться перестала, потом отодвинулась от Ромки, села и натянула на себя одеяло. Рома же разглядывал меня с некоторым недовольством.

— По какому именно пункту у тебя сомнения?

— По второму, — призналась я.

Роман Евгеньевич брови вздёрнул, якобы в недоумении, но во взгляде зажёгся огонь упрямства и раздражения.

— Ты меня не любишь?

— Рома, мы знакомы месяц. И этот месяц был самым сумасшедшим в моей жизни. — Я волосы за ухо заправила. — Но, наверное, самым лучшим. Не смотря ни на что.

— Так в чём проблема? — Он был прямолинеен и чересчур настойчив. У него, кажется, на самом деле, всё было достаточно просто. Он приехал в этот город с единственной целью: заполучить жену. Меня. И в какой-то мере мне это льстило.

— А ты считаешь, что проблем нет? А я начинаю думать, и у меня в первые полторы минуты заканчиваются пальцы на руках, чтобы все их перечислить.

— Липа, тебе не надо ничего перечислять. У тебя для этого есть я.

— И это одна из проблем, Рома. И мы с тобой об этом говорили.

Он поморщился в досаде, вздохнул, почесал подбородок. Затем решил сделать мне одолжение.

— Я помню всё, что ты мне говорила. Перед вылетом. И про витрину, и про икону. И я даже не буду говорить тебе, что это не так. В какой-то степени ты права.

— В какой-то степени?

— Да! — вышел он на мгновение из себя. — Вот только витрина и икона должны быть в первую очередь для меня. И ты… И моя жена должна получать от этого удовольствие. От того, что я её люблю. Что мне сделать, если я такой? Липа, я хочу тебя. — Ромка до меня дотянулся, попытался обнять. — Я хочу, чтобы ты была рядом, хочу о тебе заботиться, хочу тебя баловать, и я буду наслаждаться твоей красотой, ну вот такой я. И пылинки с тебя сдувать я буду, и контролировать я тебя буду. И что-то запрещать тоже. Для твоей безопасности в первую очередь, а не для своего спокойствия. Но я никогда не хотел, точнее, не стремился к тому, чтобы все вокруг смотрели на мою жену и восхищались ею, а уж тем более слюной исходили. Это Лада этого хотела, для себя. Мы познакомились с ней, когда она уже работала на салон моделью, и поэтому я не спорил. И в первое время мне даже льстило, что все мужики ей вслед головы сворачивают. Но это… это работа не для замужней женщины. Поэтому твои претензии к «витрине» несколько преувеличены. Мне это не нужно. И, вообще, почему мы опять говорим о Ладе?

Я только плечом дёрнула, а Ромка наклонился и прижался к нему губами. Навалился на меня так, что я покачнулась.

— Липа, ты меня любишь?

Я отвернулась от него, стала смотреть на потолок.

— Если я скажу «да», ты возьмёшь меня под охрану, Рома.

Он с удовольствием кивнул. И добавил:

— Под круглосуточную.

— Вот-вот.

— Что вот-вот, женщина?

— Ты беспокойный, ты своенравный, неугомонный, ты задира, а бывает, становишься настоящим хамом. Ты любишь контролировать всех и вся, ты прёшь, как танк, когда тебе что-то нужно, и забываешь интересоваться моим мнением, ты всё решаешь сам.

— Правильно. Я мужчина, я всё решаю. — Он мои волосы пригладил, снова поцеловал меня в плечо.

Я вздохнула в тоске, но позволила себя обнять. Подалась назад, когда Рома лёг, устроилась у него под боком. Лежать рядом с ним было очень приятно. К тому же, его близость меня расслабляла. Я заставляла себя думать о предстоящих проблемах и конфузах… если я всё же решусь поехать с ним в Нижний, но его намерение самолично решать все мои проблемы, путали моё сознание и убивали решимость.

— Липа, — затянул он медоточиво, и я сдалась. Сказала:

— Я люблю тебя. Правда, не понимаю за что.

— Потому что я твой идеал, — засмеялся он.

Я же усомнилась.

— Очень сомневаюсь. Но любовь зла.

Ромка меня защекотал, и я захохотала, потом руки его оттолкнула.

— Что ты делаешь?

Он на меня навалился, и минуту мы лежали в молчании, глядя друг на друга. Я дотронулась до ёжика волос у него на голове. Попросила:

— Не стригись так больше.

Ромка не ответил, прикусил мою нижнюю губу, а когда отодвинулся, сказал:

— Я не виноват в том, что встретил её первой. Я её увидел, и захотел.

— Я не хочу говорить о Ладе.

— А я хочу. И это не о Ладе. Липа, я две недели думал.

— Правда?

— Ты сейчас дождёшься, — пообещал он в ответ на мою насмешку. Но угрозу в действие не привёл, вместо этого руку за голову заложил, выглядел серьёзно. — Я её увидел, и, на самом деле, пропал. Так многие говорят, все мои друзья так считают, и родственники тоже. А я не спорю. Потому что так и было. Я увидел, и захотел. И, честно, мне было наплевать, кто она, чем занимается, я даже рискнул с родителями поругаться. Из-за желания на Ладе жениться. Хорошо, ума хватило быстро помириться. Но дело было не в Ладе, дело было в образе. Её я мало слушал.

Да она и не говорила много. В отличие от тебя. — Я фыркнула чуть слышно. — Но я её хотел.

— Абсолютно мужское поведение: хочу то, что вижу.

— Не умничай. Я же не знал, что то, что я хочу иметь дома, каждый день, живёт за триста километров от меня. — Его рука меня обняла. — Мне повезло, что ты реально существуешь, ты так не считаешь?

— Если посмотреть с этой стороны, то определённо повезло мне. Что я существую.

— Лада счастлива, когда может привлечь к себе внимание, когда ею восхищаются, когда у неё достаточное количество денег. Думаю, она бы вышла за меня даже без подсказки своего хахалёнка. Её всё устраивало.

— А тебя?

— Пока не осознал, что она не собирается становиться в первую очередь женой, то да, устраивало.

— Рома, мы с ней разные! По характеру, привычкам, желаниям. И ты это очень скоро поймёшь.

— Я это уже понял. Поэтому я здесь, с тобой, а не в Москве. Липа, я себя в Сочи впервые женатым человеком почувствовал. Даже когда ты со мной ругалась, ты ругалась на меня, а не для окружающих ради эффекта и впечатления.

— А как же она?

— Не знаю. Это твоя сестра, а не моя.

— Ты точно знаешь, что она в Москве?

— Точно. Она в Москве, тратит мои денежки.

Я зажмурилась.

— Прости.

— Ладно. Будем считать, что это были отступные. Хотя, не понимаю, с чего вдруг такая щедрость.

— Это не щедрость, — призналась я. — Я просто хотела, чтобы она уехала. Потому что совсем скоро её бы окончательно припёрли к стенке, у неё бы закончились деньги, и к кому бы она тогда пошла?

— К нам.

Я оттолкнула его руку и с кровати встала. Только недовольно проговорила:

— Не к нам, а к тебе.

— Липа. — Ромка наблюдал за мной. — Ну, хочешь, я больше никогда не буду о ней говорить? Я могу, правда. Легко.

— Не знаю, — засомневалась я. Халат на себя накинула. — Ты сам сказал, что она моя сестра. И она себя проявит рано или поздно, это же Лада. Пойду, приготовлю что-нибудь на ужин.

— А вот это хорошая мысль. Меня надо кормить, желательно почаще. Говорят, я от этого добрею.

Я даже отвечать ему не стала. Роман Евгеньевич лучился от довольства, и теперь только ждал накрытого яствами стола. Правда, порадовать мне его было особо нечем, холодильник полупустой. Для себя одной готовить было глупо, особо некогда, да и аппетит у меня в последнее время, прямо скажем, отсутствовал. Любовные страдания, лично меня, к обжорству не стимулируют. Я как в юности от любви худела, так и сейчас. Давно, правда, со мной этого не случалось.

Свою сумку я обнаружила брошенной на полу в коридоре. Подняла, достала из кармашка телефон, на экране обозначились три пропущенных вызова. Один от Светки, и два от Валеры.

Перезванивать кому-либо настроения не было, и поэтому телефон я просто положила на кухонный стол.

Рома долго в одиночестве не высидел, появился на кухне, потягиваясь, джинсы застегнул и сел на маленький диванчик в углу. Наблюдал за мной, ноги вытянул, и я один раз о них едва не споткнулась. Кинула на него особенный взгляд, а Ромка только хмыкнул. Потом в окно посмотрел, с интересом обозрел окрестности.

— Ты давно здесь живёшь?

— Всю жизнь, — ответила я.

— Старый дом.

— Сталинский. Дедушке когда-то квартиру дали, от института. Он преподавал в местном ВУЗе.

— Что именно?

Я улыбнулась.

— Историю партии. В годы его работы это было весьма актуально. Правда, он больше любил историю в целом. Любил рассказывать мне всякие исторические курьёзы. Он был хорошим.

Рома внимательно меня слушал. Я готовила ему омлет со всем, что было в моём холодильнике: овощи, сыр, немного ветчины, и рассказала, точнее, пересказала парочку любимых дедушкой историй, которые помнила с детства. Рома меня не перебивал, выслушал, даже посмеялся. Но во взгляде его было пристальное внимание именно ко мне, а не к самим историям.

За рассказами я на стол накрыла, расставила тарелки, сделала бутерброды (хотя, признаться, за бутерброды было жутко стыдно, но ничего более достойного я сегодня предложить не могла, но Рома, кажется, жаловаться не собирался), и присела напротив. Попросила его:

— Ешь, пока горячее.

— Липа, — начал он, и тон его был поддразнивающим. Я его перебила и снова попросила:

— Рома, ешь.

Он вилку взял, придвинул к себе тарелку. Приступил к еде, а сам окинул взглядом небольшую кухню. Моя кухня не могла похвастать техническими новшествами и современным дизайном.

Не потому, что я не могла себе этого позволить, просто не могла решиться избавиться от бабушкиной мебели. Здесь до сих пор стоял настоящий буфет, который достался бабушке ещё от её мамы и был привезён в начале шестидесятых из Ленинграда. А в буфете фарфор и хрусталь. Не ценный и не антикварный, но который собирали в моей семье долгие десятилетия.

Получали в подарок, привозили из поездок на память. Как от всего этого можно было избавиться? Для меня всё это было ценно, хотя, Лада надо мной посмеялась бы, это точно. Ей ничего не жалко, она смело шагает по жизни вперёд, даже с крыши прыгнуть готова, ради результата, ради какой-то своей выгоды, видения светлого будущего. А я всё хранила, переживала и всего боялась. И, признаться, в эту секунду я не казалась себе правой. Если бы мне рассказали о двух сёстрах — бесстрашной и «собирательнице старых воспоминаний», я бы точно не встала на свою сторону. А это ведь моя жизнь.

— Липа. — Роман Евгеньевич есть перестал и наблюдал за мной. Наверное, я выглядела несчастной и печальной, потому что он нахмурился. Потом руку ко мне протянул. — Иди ко мне.

Я после секундной заминки пересела к нему на диван, позволила себя обнять и уткнулась носом в его голое плечо. Ромка поцеловал меня в лоб, после чего к еде вернулся. А мне пообещал:

— Мы всё с собой заберём. Каждую чашку.

— Я кажусь тебе дурой?

— Ты кажешься мне очень милой, немного сентиментальной, но это опять же мило. Или это всё потому, что я тебя люблю, красавицу мою?

Я всё-таки улыбнулась, обняла его, прижалась щекой к его плечу. Ромка ел, а я молчала, но мне отчего-то было хорошо. Давно так хорошо не было. Хотя, Роман Евгеньевич обещал мне перемены в жизни, и, скорее всего, трудности и переживания, но я не могла и не хотела о них думать. Наверное, потому, что до сих пор не могла до конца поверить, что он приехал, что он, оказывается, меня любит (как говорит) и нас с ним впереди что-то ждёт, важное и совместное.

Так много всего в голове не укладывалось, и поэтому я могла только сидеть у него под боком, и наслаждаться именно проходящей минутой, а не рисовать в уме будущее и не ставить глобальные цели. Мне Ромка нужен был здесь и сейчас.

— Съешь бутерброд, давай, кусай. — Бутерброд мне сунули прямо под нос, пришлось откусить. Я уже знала, что Роман Евгеньевич не успокоится, пока меня не накормит.

Зазвонил мой телефон. Завибрировал и пополз по столу, прямо к Роминой тарелке. Я шею вытянула, чтобы взглянуть на экран, увидела имя звонившего: «Валерка» и за телефоном потянулась, но Рома тоже не дурак, и, конечно же, прочитал и заметил всё, что не нужно было.

На меня посмотрел, а когда я в лёгкой панике вызов отклонила, глухо хмыкнул. Я молчала, и он многозначительно поторопил:

— И?

Я плечами пожала, телефон в карман халата сунула. Откусила от бутерброда, потянулась за чашкой с чаем. А Рома наклонился к моему уху и проговорил, правда, без особой злости и раздражения, ограничился выразительностью:

— Ноги вырву ему. Будет дома работать.

Я взглянула с возмущением.

— Рома, не будь деспотом. Валера мой начальник, и ничего больше.

— Да?

— Да, — передразнила я его и поднялась. А Ромка очень смешно постучал пальцем по краю стола.

— Липа. — Вышло у него весьма впечатляюще, правда, я рассмеялась, никакой угрозы не ощутив.

Потом по плечу его погладила, успокаивая.

— На его счёт тебе переживать точно не стоит.

— Почему?

Я помедлила, отвернувшись от него, потом решила ответить. А для этого на Ромку надо было посмотреть, чтобы всё было честно.

— Потому что я никогда его не любила. Но он хороший.

— И очень тебе подходит, да? Мужчина в хорошем костюме и при галстуке.

— Как он может мне подходить, если я его не люблю? — Я подошла к нему, снова погладила его по плечам. Ромка улыбнулся, в лицо мне заглянул.

— А меня любишь?

— А тебя люблю, — серьёзно ответила я. И кивнула, подтверждая. — Люблю, Рома.

Он прижал меня к себе, поцеловал в живот.

— А я для тебя, малыш, всё сделаю. Знаешь, как любить буду? Со страшной силой.

Я беззвучно засмеялась. А вслух шутливо посетовала:

— Мне уже страшно.

Рома гладил меня через халат, жарко дышал мне в живот, потом на колени к себе усадил. И я сама его поцеловала. Откровенно наслаждалась, чувствуя, как меня обнимают сильные руки.

Ромка крепко сжимал меня в объятиях, и мне хотелось стонать от удовольствия только от этого.

Ужин был позабыт, Роман Евгеньевич халат с моих плеч стянул, припал губами к моей груди, а я головушку его бритую обняла, и закрыла глаза. Выдохнула с лёгким стоном, после чего глаза открыла, с неудовольствием ощутив вибрацию телефона в кармане. И ладно бы вибрация, а телефон ещё и песню уже знакомую выдал, и Ромка голову от моей груди поднял, взглянул мрачно. И пообещал, я только не поняла кому, мне, что ли?

— Убью, гадёныша.

— Рома, так нельзя говорить.

— А делать?

— Тем более. — Я телефон из кармана достала, вызов отклонила, а телефон отключила.

Дотянулась до подоконника и оставила его там. На Ромку взглянула.

— Всё, нам никто не мешает.

Он выдал ехидную улыбочку. Взял меня за бёдра и к себе придвинул максимально близко.

— Мне даже так память не отшибло.

Пришлось пообещать:

— Я поработаю над этим.

Рома всё-таки рассмеялся, чему я обрадовалась. А он меня подхватил и поднялся, пошёл в комнату. А когда меня в спальне на постель положил, наклонился ко мне и сказал:

— Я делиться не привык.

— А мной не надо делиться. Я даже на два не делюсь.

Он не засмеялся, ничего не сказал, по щеке меня погладил, в глаза заглянул, потом поцеловал. И поцелуй был особенным, он меня так раньше не целовал, даже в порыве страсти. Обычно это было тягучее желание, и после таких поцелуев моя кровь напоминала кипяток, и обжигала всё внутри. Но этот поцелуй я запомню, это был поцелуй любящего мужчины, мужа, собственнический и знающий. И от этого было не уйти, не отмахнуться, не вычеркнуть из памяти. По сравнению с этими мгновениями штамп в паспорте о браке казался несущественной деталью, чернилами на бумаге. А ждёт женщина именно такого поцелуя, такого объятия, и двух слов: «люблю» и «моя».

В исполнении Романа Евгеньевича оба эти слова звучали впечатляюще и лишали меня покоя.

Соскучившись друг по другу за две недели, мы занимались любовью до поздней ночи. Ромка был неутомим, я откровенно наслаждалась его прикосновениями и поцелуями, а Рома ещё и на ухо мне что-то шептал. Складывалось такое впечатление, что установку даёт. На дальнейшее счастье и душевное спокойствие рядом с ним. Кажется, мы, и вправду, собираемся жить вместе.

Раз уж у нас любовь.

После последнего круга любовных утех, когда часы показывали глубоко за полночь, а я, задыхаясь, отодвинулась от него, в лицо ему посмотрела, и вот тогда для себя и решила окончательно и бесповоротно: да, люблю. Вот такого, как есть, люблю. Удивительно только, когда во мне эта любовь родиться успела и настолько окрепнуть, что я последние недели так страдала без него, а сейчас никак не могу насмотреться. Наверное, это судьба. Чтобы вот так встретиться, вот так полюбить, и начать строить планы. Никогда во мне так быстро планы на будущее не рождались, я всегда была очень осторожна в своих суждениях в отношении людей, особенно мужчин, а уж когда дело касалось романтических отношений… Видимо, эта осторожность вместе со мной родилась, вопреки судьбе моей матери, и Ладе не досталась. А я с ней двадцать семь лет жизни маялась, маялась, не знала, как унять её, и вот, наконец, она отступила. Благодаря Ромке.

Я его поцеловала, Рома лежал с закрытыми глазами и, кажется, засыпал. Я говорить больше ничего не стала, тормошить его не стала, дотянулась до ночной лампы на тумбочке, выключила свет, и вернулась к любимому. Устроилась рядом.

Кажется, мне к восьми утра на работу.

Проснулась я уставшая и разбитая. Что совсем не удивительно, если вспомнить наши подвиги прошлой ночью. Ромка спал рядом, беспробудным богатырским сном, и даже похрапывал. А я сонно поморгала, вздохнула несчастно и зло посмотрела на трезвонивший будильник. Роман Евгеньевич на трезвон не реагировал, видимо, подсознательно знал, что он его никак не касается. А я вот на кровати села, лицо потёрла. За окном солнце, из-за неплотно задёрнутой шторы было видно, что день начался, и будет он снова жарким. А мне просыпаться совсем не хочется, лечь бы обратно и уснуть.

Я зевнула и с постели поднялась. Огляделась, халата почему-то не было. Ни на кресле, ни на постели, и на полу тоже не было. Пришлось из спальни нагишом выйти. Халат нашёлся на полу в соседней комнате. Он даже не лежал, он валялся в углу, как доказательство и напоминание вчерашнего бесстыдства. Ночь вышла бурной, под стать характеру Романа Евгеньевича, и мне было несколько неловко и удивительно вспоминать о собственном поведении. Я точно себя подобным образом никогда раньше не вела.

На автомате, ещё до конца не проснувшись, я прошла на кухню, поставила чайник на газ. Ещё разок зевнула от души. Время половина восьмого утра, а я не могу себя заставить глаза открыть.

— Липа!

Я выключила закипевший чайник, поднялась из-за кухонного стола, за которым, похоже, собиралась задремать, а голос Ромы меня в чувство привёл.

— Липа, ты где?

Он на кухню заглянул, хмурый, заспанный и в одних трусах. Непонимающе посмотрел.

— Ты чего вскочила? Пойдём спать.

— Рома, я за тебя рада, но мне нужно на работу.

— На работу? — Роман Евгеньевич соображал долго, наконец, моргнул, упёрся рукой в дверной косяк. — Зачем?

— Интересный вопрос, — решила я удивиться в ответ. — Тебе кофе сделать?

— Нет, я ещё не хочу.

— Когда захочешь — сделаешь сам, — обрадовалась я. День, наконец, начался, даже для меня, организм проснулся, пусть и нехотя, а первый же глоток кофе, окончательно взбодрил.

Настолько, что я за телефоном потянулась. А недовольного Рому потрепала по плечу. — Перестань хмуриться, — попросила я. — Иди спать.

— Я просто не совсем понимаю, зачем ты идёшь на работу, — попытался вступить он со мной в бессмысленную полемику. — Мы же вчера всё решили.

— Что?

— Что ты едешь со мной в Нижний, Липа! — Рома голос повысил, а я укоризненно взглянула на него.

— Не кричи, ещё слишком рано. Люди спят.

— Вот именно, все нормальные люди ещё спят. И я бы предпочёл, чтобы ты тоже спала, а не вскакивала по звонку будильника. Мне это не нравится.

Он на самом деле выглядел недовольным, он даже гневался, хмурился и сверлил меня взглядом.

И это что-то означало, и с этим нужно было как-то справиться. Я неожиданно осознала, что взять и отмахнуться от него, как от Валеры, зная, что тот, в итоге, поймёт, что злиться из-за мелочей непродуктивно, не получится. Потому что Роман Евгеньевич будет злиться, будет возмущаться, и всё ради достижения своей цели. Чтобы ситуация развернулась в ту сторону, которую он считает правильной. И в данный момент именно мне надлежало принять решение и найти нужный подход. Я ещё понаблюдала за тёмным Роминым лицом, встретила взгляд с откровенной претензией, отставила чашку с кофе в сторону, и тогда уже к нему подошла.

— Рома, мне нужно на работу, — сказала я, обнимая его за талию. Это, без сомнения, была уловка, причём откровенная, потому что Ромка лишь снисходительно поджал губы после моего шага к перемирию. — Правда, нужно. Я не могу просто не прийти. Я ответственный работник, я карьерист, если хочешь знать. Что мне напишут в трудовой, если я просто не явлюсь в один прекрасный день?

Роман Евгеньевич усмехнулся.

— Этот день уже не прекрасный, потому что твоя работа всё портит. Я себе не так это утро представлял.

— А как ты себе его представлял? — живо поинтересовалась я, притворяясь глупой и невинной. — Что я разбужу тебя поцелуем и завтраком в постель?

— Хотя бы, — съехидничал он.

— Я же предложила тебе кофе!

Он взял меня за подбородок, наклонился и поцеловал в губы, крепким карающим поцелуем. И повторил в который раз:

— Мне не нравится твоя работа.

А я ему в тон проговорила:

— Ты деспот, Рома. Деспот и тиран.

Он пожал широкими плечами.

— Тебе придётся смириться. Выхода уже нет.

Я засмеялась и оттолкнула его от себя.

— Иди спать. Если я сейчас начну собираться, то успею к началу рабочего дня.

— Я тебя отвезу.

— Не надо. Я успеваю.

Рома замер на пороге кухни.

— Ты поедешь на автобусе?

— Представляешь, я каждое утро езжу на работу на автобусе. По-твоему, я достойна медали?

Он мне пальцем погрозил. И пообещал:

— Я всё это обдумаю. И твоё поведение в том числе.

Иногда он меня раздражал, от этого никуда не денешься. Например, своим намерением обдумывать мою привычную жизнь и стремлением её поменять под себя. Но я всё равно привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его в колючий подбородок.

— Хорошо, Ромочка. Как скажешь.

Через час с небольшим я уже входила в офис. Вошла, и все примолкли, на меня уставились.

Делать вид, что не замечаю чужого внимания, было глупо, но и кидаться в объяснения я не хотела, не видела повода. Оставила сумку в своём ящике, переобулась в офисные туфли и поспешила выйти из комнаты для отдыха в зал. До открытия банка полчаса, все столы ещё пусты, и я радовалась передышке. Радовалась и, наконец, обдумывала все свои обещания Роме, которые вчера ему с такой лёгкостью давала и с чем соглашалась. Взять и уехать с ним, переехать в другой город? Он вчера приехал, а завтра мы с ним уедем вместе? Всё слишком просто, а оттого пугающе. В этом городе моя жизнь, всё знакомо, многое дорого, но с другой стороны моя тоска двухнедельная открыла мне много интересного в себе самой. И продолжать в том же духе, я тоже не хочу.

Светка села за соседний стол, но вместо того, чтобы заняться своими бумагами, повернулась ко мне. И уставилась с ожиданием.

— Ну что?

Я раскладывала по папкам документы на подпись Валерию Анатольевичу. Взглядом по полупустому залу пробежалась. После чего негромко сказала:

— Он зовёт меня в Нижний.

Светка ахнула. Руку к груди приложила.

— И ты поедешь? Вот так возьмёшь и поедешь?

— А что меня здесь держит, кроме бабушкиной квартиры? — Мне самой было безумно печально от этого вывода.

Светка наблюдала за мной, нервно барабанила пальцами по столу.

— Но сорваться с места, даже если он твой муж… Я помню, ты что-то говорила про то, что муж.

Я лишь печально отмахнулась.

— Ещё одно недоразумение. И не здесь о нём рассказывать.

— А где? Вот что, — Светка подкатилась ко мне на офисном кресле и схватила за руку. — Я не знаю, что это за тип, и откуда он взялся, но ты обещала мне провести эти выходные у нас на даче. Так что, мы едем на дачу. Ты берёшь своего Ромео…

— Он Рома.

— И замечательно. Кстати, напиши мне его полное имя-отчество с фамилией и год рождения.

Я непонимающе нахмурилась.

— Зачем?

— Как зачем, балда? Вадик выяснит про него всё!

— Света, ты сдурела?

— Ничего не сдурела, — обиделась она. — Непонятный мужик из чужого города, может, он мошенник. Или маньяк!

Я призадумалась ради смеха, кивнула.

— Вот наклонности сексуального маньяка в нём точно присутствуют.

— Дура, Господи прости. Нашла над чем смеяться. Липа, я тебе серьёзно говорю, нужно всё выяснить!

— Свет, я знаю всё, что мне нужно.

— Очень сомневаюсь. И про дачу я тебе серьёзно говорю. Пусть Вадик на него посмотрит, у него знаешь какой нюх на мошенников? Ему даже грамоту в прошлом году дали, за раскрытия!

— Я помню.

— Вот, пришла пора воспользоваться. Как я могу родную подругу отпустить непонятно с кем?

Надо проявлять бдительность.

Я на Светку посмотрела, внимательно. Многозначительно хмыкнула, отчего та нахмурилась.

— Что ты хмыкаешь?

— Ты мне сейчас Романа Евгеньевича напоминаешь. Узнаю речи про бдительность и осторожность. Чувствую, весёлые меня ждут выходные.

Не успела я расстроиться из-за предстоящей субботы, как нагрянуло настоящее, то бишь, Валерий Анатольевич на работу пожаловал. В зал вошёл, меня увидел и сразу впился взглядом в моё лицо. Отстранённо поздоровался с остальным, и напряжённым голосом проговорил:

— Олимпиада Викторовна, будьте любезны, зайдите ко мне в кабинет.

Меня это предложение не порадовало, но делать было нечего, не стану же я с ним при сотрудниках спорить и от просьбы начальства увиливать. Пришлось нацепить на лицо дежурную улыбку и отправляться за Валерой в его кабинет.

— Что это вчера было? — спросил он, как только за моей спиной хлопнула, закрываясь, дверь.

Валера портфель положил на свой стол и повернулся ко мне.

Я решила, что безопаснее всего сейчас прикинуться без вины виноватой, и просто сказала:

— Извини. Рома порой не может справиться со своим характером. Отвык от начальства.

— Липа, кто это? Откуда ты его взяла?

— Валера, в нём почти два метра роста, откуда я могла его взять?

— Перестань морочить мне голову, — перешёл он на угрожающий шёпот. — Ты знаешь, что я хочу от тебя услышать.

Я вздохнула, прошла к креслу и села. Отвернулась от него.

— Знаю, — призналась я негромко. — И знаю, что ты услышать не хочешь. Но именно это приходит мне на ум.

— Кто он?

— Получается так, что… я его люблю.

— Что? — Валера даже хохотнул от недоверия к моим словам. — Что за бред? — Он обошёл кресло, в котором я сидела, и остановился передо мной. — Как тебя угораздило с ним познакомиться?

Где? Это попросту невозможно! Здоровый, неотёсанный детина.

— У этого неотёсанного детины, Валера, самая крупная охранная фирма в Нижегородской области. Это так, для сведения. И, пожалуйста, держи себя в рамках. Может, Роме и не достаёт интеллигентности, но ты-то у нас человек воспитанный. Поэтому не надо мне хамить.

— Я не хамлю, я пытаюсь понять!..

— Что понять? Какая теперь разница, где мы с ним познакомились? Важно то, что происходит сейчас.

— А что происходит сейчас? — уцепился он за мои слова.

Я помедлила с ответом, прежде чем произнести его, необходимо было принять окончательное решение. И оно у меня было, оно созрело, но сомнения, замешанные на страхе и осторожности, не давали мне его озвучить. Поэтому я на секунду закрыла глаза. После чего сказала, без всякой нерешительности, убрав из своей речи «кажется» и «может быть», которыми разбавляла объяснительную речь с подругой только несколько минут назад.

— Я уезжаю в Нижний Новгород, Валера.

— С ним?

— Да.

— В каком качестве?

Ещё одна короткая пауза.

— В качестве жены.

— Липа, ты сошла с ума. — Его голос был полон изумления, непонимания и насмешки.

— Может быть. Но я этого хочу.

— Липа. — Валера присел передо мной на корточки, взял за руку. Неожиданно наклонился и прижался к моей ладони щекой. — Липа, ты не понимаешь, что ты делаешь.

— Я понимаю, Валера. — Я тоже наклонилась к нему и проговорила эти слова практически ему на ухо. — Я очень хорошо понимаю. Просто мне, как всегда, страшно. А это неправильно, и мне мой страх надоел.

Валера голову поднял, посмотрел на меня.

— Хочешь стать бесшабашной дурочкой? Ты никогда такой не была, и я тебя за это полюбил.

Липа, разве нам плохо вместе? Я люблю тебя. — Он замолчал, собираясь с мыслями и блуждая взглядом по моему лицу. В глазах была лёгкая паника и серьёзная растерянность. А следом он выдал: — Давай поженимся.

У меня вырвался нервный смешок, и руку свою я поторопилась освободить.

— Валера, мне не нужно одолжений.

— Это не одолжение. Я собирался сделать тебе предложение. У нас ведь всё начало налаживаться, разве нет?

Я головой покачала.

— Нет, Валера. Ты хороший, — я погладила его по лацкану пиджака, — ты много про меня знаешь, но замуж я за тебя не хочу.

— Почему? Ты влюбилась в эту гору мускулов?

— Ромкины мускулы тут совершенно не при чём. Просто… мне рядом с ним ничего не страшно.

Я никогда такого не чувствовала. Он появился в моей жизни… — Я руками развела, не зная, как объяснить. — Просто взял и появился. Всё перевернул, всё изменил, заново собрал, обустроил, и мне неожиданно стало хорошо. Валера, я не знала, что так бывает. — Я таинственным шёпотом пересказывала Валерке то, что самой себе не сразу сумела объяснить и лучшей подруге не осмелилась. — Я всегда думала, что «носит на руках» — это такое образное выражение, для красного словца, понимаешь? Это показатель невероятной, неземной любви. Недосягаемая планка, до которой дотянуться позволительно одной женщине из десяти тысяч. Любовь! А оказалось, что на руках тебя носят не когда любят, а когда о тебе заботятся. Чтобы ты ноги не промочила, не замёрзла и не заболела. И это не требует похвалы, и книг об этом писать и фильмы снимать не надо, да и не будет никто. Это же банальность. И за руку он меня постоянно держит не для того, чтобы окружающие заметили нашу с ним душевную близость, а чтобы я никуда от него не делась. — Я под мрачным взглядом начальника в кресле откинулась, сложила руки на животе и уставилась поверх его головы на потолок. — Меня это бесит, — призналась я. — Что он без конца говорит мне: стой здесь, никуда не уходи, ни с кем не разговаривай. Но в то же время я знаю, что это лишь забота о моей безопасности. Боюсь подумать, что будет, если у меня при нём на улице кто-то сумку украдёт. Помнишь, как в прошлом году?

Валера не ответил, но без сомнения помнил. Но это было не лучшее наше совместное воспоминание о том, как в прошлом году в Ярославле, куда мы отправились в один из летних выходных дней вдвоём, у меня прямо на улице выхватили сумку из рук. Совсем юный паренёк, юркий и быстрый, как стрела, сдёрнул с моего плеча сумку и дал дёру, а мы с Валерой только смотрели ему вслед и голосили на пару, зовя милицию. Я уже вспоминала об этом случае со дня моего знакомства с Романом Евгеньевичем, пыталась представить его дальнейшие действия.

Думаю, я даже не успела бы выкрикнуть: «Милиция!», а всё бы уже закончилось. И дело было бы совсем не в сумке и её содержимом. А в том, что кто-то покусился на покой и безопасность жены Романа Явзы.

Я на Валеру посмотрела. Он поднялся, присел на край своего стола и на меня больше не смотрел, разглядывал носы своих начищенных ботинок.

— Мне не нужно было тебе этого говорить, да?

— Зато доходчиво.

Я в кресле выпрямилась, разгладила на коленях юбку.

— Прости. Но я поеду с ним. Я этого хочу. Ты заявление подпишешь?

— Липа… — начал он, недовольно качнув головой, но я перебила.

— Валер, он не даст мне работать две недели. А если и даст, он будет здесь околачиваться все две недели, а это не нужно ни мне, ни тебе, ни руководству банка. Рома человек очень настырный и деятельный. Его всегда очень много, особенно, если он себе цель ставит. Поэтому, пожалуйста, отпусти меня.

— Ты с ним ездила в Сочи?

— Я с ним ездила в Сочи, — созналась я. Валера меня взглядом посверлил, после чего вдруг отвернулся от меня. Обошёл свой стол, сел, а на меня больше не смотрел. И тон, которым он ко мне обратился в следующую минуту, был до кошмарного официален.

— Напиши заявление по форме. Я подпишу. Но заверять его буду не я, сама понимаешь. Так что, обещать ничего не могу.

— Я понимаю, спасибо, — сказала я. И, на самом деле, понимала, поэтому не стала спорить и что-то ещё говорить. Правда, постояла немного у его стола, разглядывая его начинающую редеть макушку, Валера поднимать на меня глаза отказывался, и я сдалась. Из кабинета его вышла.

В зале уже были клиенты, поэтому меня встретили лишь взглядами, девчонкам было любопытно, но спрашивать было неуместно. Я вернулась за свой стол, Свете улыбнулась, а когда написала заявление, ей показала. Подруга качнула головой, и, пользуясь тем, что у её стола в данный момент клиента не было, негромко пожаловалась:

— Ты режешь мои нервы тупым ножом. С зазубринами.

— Свет, тебе пора завязывать с турецкими сериалами.

Роман Евгеньевич появился ближе к концу рабочего дня, что меня, признаться, удивило и насторожило. В течение дня он о себе знать не давал, я сама ему звонила дважды, не выдержав.

В первый раз он завтракал, причём во время его завтрака я выслушала лекцию о том, что мюсли — это не вообще не еда, и от них надо избавляться. И, во-вторых, мой пустой холодильник, вид пустых полок, его расстраивает. С этим тоже надлежит бороться. Я рискнула заметить, что он с этим вчера вечером боролся вполне успешно, именно поэтому сегодня полки опустели, но Рома не счёл это аргументом. После этого он принялся меня расспрашивать о работе и утренней встрече с начальством, и я поспешила разговор наш закончить, заявив, что у меня клиент. Хотя, в это время сидела в комнате отдыха, скинув туфли и попивая горячий чай с лимоном. Дай Роме волю, он бы потребовал телефон и вовсе не отключать, чтобы он всё слышал и контролировал.

Валера, одним своим присутствием в одном со мной здании, его не устраивал. Не беспокоил и не злил, а именно не устраивал. Позже, уже в обеденное время, Рома сам поторопился наш телефонный разговор свернуть, заявив, что он занят и у него неведомые для меня дела в этом городе. Только пообещал, что скоро приедет. Это «скоро» случилось через два часа, и все эти два часа я провела, как на иголках, не занимаясь работой, а гадая, чем он занят. И за этими мыслями я совсем не задумывалась о том, что проходит, возможно, мой последний рабочий день. А ведь я очень дорожила своей работой, всерьёз собиралась карьеру делать, планы строила. И вот итог.

Когда я Рому в коридоре увидела, он не напоминал танк, как вчера, и врываться в клиентский зал не собирался. Он и появился-то не один. Я, к своему удивлению, увидела его в компании Юрия Борисовича, они мирно беседовали, а потом принялись зачем-то изучать углы и стены, что-то высматривая. Я не сразу поняла, что их интересуют камеры наблюдения. Я, как штатный сотрудник, совсем о них не помнила, камеры мне были без надобности. А вот эти двое были не на шутку увлечены своим разговором. Настолько, что Роман Евгеньевич далеко не сразу вспомнил посмотреть в мою сторону и мне улыбнуться. Жених, называется. Любящий муж!

Светка снова ко мне подкатилась, попыталась перегнуться через мой стол, чтобы лучше видеть.

— Что они делают?

— Опытом обмениваются. Как лучше за сотрудниками приглядывать. Уверена, что Рома настаивает на вооружённой охране.

— Где? — не поняла Светка.

— Везде!

Когда он вошёл в зал, улыбнулся девчонкам, словно знал каждую, и присел за мой стол, то выглядел довольным. Но, встретив мой взгляд в упор, растерялся.

— Липа, что случилось? Он к тебе приставал?

— Рома, ты можешь думать о чём-нибудь другом, кроме своей ревности?

— Могу, — ответственно заявил он. — А о чём надо?

— О чём ты говорил с Касаткиным?

— А, Борисыч мне о новой схеме слежения рассказывал. Занятно так. Но уж слишком всё компьютеризировано. Я в этом смысле, больше людям доверяю.

— С пистолетами, — подсказала я. Рома тут же кивнул.

— С пистолетами. — И поинтересовался: — Как у нас дела?

Я бумаги аккуратно сложила, подписала папку, поставила печать. На любимого кинула быстрый взгляд.

— Рома, чем ты занимался весь день? Что у тебя здесь за дела?

Он руками развёл.

— Здрасьте. Липа, я только нашими делами занимаюсь. Ездил бумажки собирал, по нашему вопросу.

— Какому вопросу?

— Брачному. Мне юристы целый список выдали.

Я внутренне расслабилась, но всё же ворчливо поинтересовалась:

— А мне почему не сказал?

— Так ты на работу убежала, будто за тобой черти гнались. Кстати, что с работой?

— Я написала заявление, — объявила я, и заметила, что Светка услышала и стала за мной и Ромой наблюдать пристальнее. И прислушиваться, игнорируя клиента.

— А он подписал? — Рома пальцем по столу постучал. — А то я сам подпишу. И ему заодно.

— Хватит угрожать, — шикнула я на него. — Я сейчас все документы передам, и поедем.

Рома на стол мой облокотился, снова зал оглядел, заметил явный Светкин интерес и кивнул ей.

— Здрасьте, — поздоровался он с насмешкой, а я кинула на него укоризненный взгляд, зная, что подругу эта его манера общения лишь подзадорит. И она придумает ещё что-нибудь, чтобы вывести Рому на чистую воду.

Клиент от Светиного стола отошёл, и я поторопилась Роману Евгеньевичу сообщить:

— Познакомься, это Света, моя подруга. Завтра мы едем на дачу к ней и её мужу.

Рома моргнул, на Светку уставился. А та на него.

— Какую ещё дачу?

— Самую обычную, Рома. Там есть дом, баня и три яблони.

— Пять, — влезла Светка. — Пять яблонь.

— Вот, — кивнула я, — целых пять яблонь.

— Едем мочить яблоки?

— Рома, тебе бы только кого-нибудь мочить!

Он носом шмыгнул, к Светке присмотрелся, после чего улыбнулся мне.

— Куда скажешь, туда и поедем. На дачу, так на дачу. А в ресторан не хотите, девочки?

Светка рот открыла, по всей видимости, согласиться хотела, но я её опередила и сказала:

— В ресторан хочу я, а Света поедет домой, кормить мужа ужином.

— А кто у нас муж?

— Он в полиции работает, в ОБЭПе, — ответила подружка.

Рома обрадовался.

— О, свои люди. Значит, выходные будут на уровне. А то уж я испугался, что попадётся офисный хомячок, вроде этого, в пиджачке.

Светка моргнула, обдумывая, после чего усмехнулась. На меня взглянула, выразительно. Но я её взгляд проигнорировала, и Романа Евгеньевича с его усмешкой проигнорировала, из-за стола поднялась, взяла приготовленные документы.

— Я бумаги передам, и поедем. — И теперь уже я ткнула в любимого пальцем. — Рома, сиди здесь и не двигайся. Здесь кругом важные документы.

Он мне честь отдал, глаза смеялись.

— Сижу, товарищ генерал.

Когда мы покинули здание банка, я остановилась и обернулась. Стало грустно, всерьёз. Я посмотрела на большие буквы названия на фасаде, на окна, на лепнину вокруг них, и вздохнула.

Ромка меня обнял, поцеловал в щёку.

— Это всего лишь работа, будет что-то важнее.

— Знаю, — сказала я. Последний взгляд, и я решительно развернулась и пошла к стоянке, ведомая Роминой рукой.

— Грустишь?

Мы сидели в полутёмном зале итальянского ресторана, на столах горели свечи в маленьких пузатых бокалах, играла тихая спокойная музыка, а официантки бесшумно передвигались по залу. Никакого тебе шума, звона бокалов, смеха. Тихое, семейное, очень уютное заведение. То, чего я и хотела этим вечером. Ромка с аппетитом ел пасту, а я пила вино и думала. Но не о чём-то конкретном, не переживала и не страдала, мне было спокойно и думалось мне о Романе Евгеньевиче. О том, что он сидит напротив, о том, как горят его глаза, при взгляде на меня, и пусть это отражение пламени свечей по большей части, но всё равно приятно. А печаль по тому, что позади остался ещё один период моей жизни, почти неощутима. Большую печаль вызывают воспоминания о нашем с Валерой разговоре. Мне кажется, что я была эгоисткой, не то сказала и не так. Нужно было не о себе и Ромке, не о моих чувствах, а о том, какой Валера сам хороший, правильный, и что ему в жизни повезёт, совершенно точно, потому что по-другому быть не может. Мне же повезло.

— Я не грущу, Ром. По крайней мере, не так сильно, как должна бы.

Рома руку ко мне через стол протянул.

— Всё будет хорошо, малыш.

— Ты знаешь?

Он удивился.

— Конечно. Я не успокоюсь, пока не сделаю так, как хочу. А хочу я, чтобы ты всегда улыбалась.

Нелепый комплимент.

— Все будут считать, что я дурочка, Рома. Если я буду всё время улыбаться.

— Глупости какие. Счастливая женщина должна улыбаться.

— Блаженной улыбкой, — закончила я за него и фыркнула от смеха.

Рома пальцем мне погрозил. Потом указал на мою тарелку.

— Ты ешь, хватит фигуру блюсти.

— Так, как я не модель, меня можно кормить?

— Липа, просто ешь. Между прочим, вкусно.

— Я умею делать пасту с фрикадельками, — похвастала я. — Я проходила мастер-класс, правда, виртуально.

— Всё равно это здорово. Домой приедем, проявишь себя.

У него так легко слетело с губ «приедем домой», а я замерла, повторяя про себя эти два слова раз за разом.

— Рома, а что нас там ждёт?

— Где, дома? — Я кивнула, а он в некоторой растерянности призадумался. — Квартира, машина, наш с тобой дом. Липа, я не знаю, что тебе сказать. Подскажи.

— Что ты скажешь родственникам? Они заметят перемены во мне.

Рома хмыкнул.

— Думаю, заметят. Хотя, они с Ладой практически не общались. Но перемены слишком разительны.

— То есть, они твою жену не терпят, — констатировала я. — И что делать?

— Липа, не переживай. — Он снова потянулся ко мне. — Я уверен, что мы сможем всё исправить.

— Может, сказать, что меня сбила машина? Я стукнулась головой, и моя личность полностью поменялась.

Ромка в ужасе уставился на меня, потом поспешил постучать костяшками пальцев по столу.

— Типун тебе на язык. Ужасы мне какие-то рассказывает.

— Больше мне ничего в голову не приходит, — расстроилась я.

— Уверен, что когда ты протрезвеешь, придумаешь что-то получше. И не столь катастрофическое.

— Считаешь, что я напилась?

— Любовь моя, у тебя уши горят. Я это даже в полутьме вижу. И уже знаю, что это верный признак.

Я негромко ахнула и схватилась за свои уши, они были горячие. А Рома рассмеялся.

— Я вот раздумываю о другом, — сказал он, вернувшись к еде.

— О чём?

— О том, как нам так вывернуться, чтобы всё правильно сделать.

Это было как-то мудрёно, я уши свои ещё потёрла, но всё равно не поняла, о чём Ромка толкует, и головой качнула.

— Объясни.

Он улыбнулся, наблюдая за мной, но поторопился улыбку с лица убрать.

— Липа, если ты помнишь, я тебя вчера замуж позвал.

Я ответственно кивнула.

— Позвал.

— И ты согласилась.

— Этого не помню, но вполне может быть.

— Засранка.

Я засмеялась, зажмурилась на пару секунд, затем повинилась:

— Прости. Будем считать, что согласилась.

— Ага. Спасибо, я тронут.

— Рома, что там с вывертом?

Он вздохнул, прожевал, был задумчив.

— Не могу я признаться, что твоя сестра меня вокруг пальца обвела. Своим могу сказать, родителям там, брату, а на весь город вынести… Вот ведь тварь какая, а? Так нам всё запоганить.

— Рома, что запоганить? Мы же здесь, с тобой, вместе… Рома, — я добавила в голос строгости, — ты меня любишь? Скажи, как есть, я всё пойму.

— Липа, да я как на духу!.. Малыш, я, вообще, не о том. Я, конечно, тебя люблю. Ты моя красавица, принцесса, моя…

— Хватит, я верю. Продолжай по делу. — Я ему улыбнулась, а Ромка лишь головой качнул.

— По делу: нам жениться надо. Сначала разобраться, что делать с прошлыми штампами о браке, а потом пожениться, как у нормальных людей полагается. А как жениться, если мы для всех женаты?

Я нос потёрла.

— Да, — протянула я глубокомысленно, — дела.

А Рома ребром ладони по столу стукнул.

— Всё должно быть, как у людей. Платье, машина красивая, голуби.

— У тебя всё это уже было, — напомнила я.

— А у тебя не было! И это не честно, что она тебя этого лишила. Липа, ты хочешь свадьбу?

Я призадумалась. Вдруг вспомнила свадебные фотографии Ромы и Лады… точнее, «Липы», и призналась самой себе, что ещё тогда в глубине души позавидовала. И поэтому сейчас призналась:

— Хочу.

— Вот, — расстроился Рома. — И мне надо думать, как всё это решить. Но ты не переживай, я придумаю. Будет у тебя свадьба, малыш, самая лучшая!..

— Если бы у меня амнезия случилась, никто бы не удивился повторной свадьбе. В терапевтических целях.

Роман Евгеньевич в сердцах сплюнул, отобрал у меня бокал с вином и подозвал официантку, чтобы заказать для меня десерт.

— Липа, — позвал он, наблюдая, как я оглядываю тарелочку с мороженым и сваренной в густом сиропе половинкой апельсина. Я глаза на него подняла. — Ты пригласишь на свадьбу мать? Если ты хочешь…

Я головой качнула.

— Нет, я не хочу.

— Если ты решишь, то я всё устрою.

— Что? Купишь ей билет на самолёт и закажешь номер в отеле?

— Можно обойтись без отеля.

— Рома, я уже сказала, что не хочу. Не вижу необходимости.

Он хмыкнул негромко. Потом сказал:

— Лада тоже наотрез отказалась.

— Наше с ней отношение к родителям схоже. Правда, как выяснилось, она с ними куда чаще общается, чем я. Даже с отцом.

— Тебя это обижает?

Я проткнула ложечкой апельсин. Но, если честно, в эту секунду, после Ромкиных вопросов, мне хотелось швырнуть ложку через зал, а тарелку на пол скинуть. Но это ничего бы не изменило, и легче бы не стало, я это знала отлично.

— Я не знаю. Я не знаю этого человека, поэтому не могу сказать, хотела бы я с ним общаться или нет.

— А мама?

— А мама… — Я губу закусила, всего на секунду-другую. — Она хочет быть моей подружкой.

Хочет болтать со мной ни о чём, смеяться и не задумываться о моих проблемах. Я ведь взрослая, и проблемы должна решать сама. Вот как она когда-то решила… отказалась от детей, и проблема решилась сама собой. Она до сих пор считает это взрослым поступком. И ей не интересно, что по этому поводу думаю я. Или Лада. А, не обсудив это, мне тоже нечего ей сказать. И ещё одна подружка мне не нужна. И в моей семейной жизни, в том числе. Мне бабушки не хватает. А по матери я не тоскую.

— Ладно, не реви. — Рома пересел на соседний стул, обнял меня, а я, спрятав лицо у него на груди, слёзы вытерла. Рома поцеловал меня в макушку, за плечи обнял, прижимая к себе. И повторил: — Не реви. Я всё понял. У тебя я есть, — шепнул он мне после паузы. — Я буду тебя любить.

— А я тебя, — проговорила я в ответ. Прижалась щекой к его плечу и закрыла глаза. Совсем ненадолго. Держалась за Ромкину руку, и просила себя успокоиться. В горле стоял комок, и я боялась, что если начну говорить или отодвинусь от него, разревусь всерьёз. А мы с Ладой при каждой встрече говорили друг другу, что не плачем из-за родителей. Это случилось очень давно, и от нас ничего не зависело. Так какой смысл превращать свои жизни в трагедии из-за их решений и поступков?

Мы просто живём дальше, как мы того хотим.