Следующим утром мы проснулись в одной постели. И это было никакое не романтическое утро, благо, что огромная кровать позволяла спать друг от друга на приличном расстоянии, а в шкафу оказалось запасное одеяло. Им я и воспользовалась, завернулась, будто в кокон с вечера, отодвинулась на самый край, решив, что не буду думать о Романе Евгеньевиче и задумываться, чем он занят. Кстати, он на меня тоже разозлился не на шутку, потому что через пару минут после окончания нашего спора, ссоры или назовите вчерашний скандал как угодно, он номер покинул, громко хлопнув дверью. Обиделся он, видите ли. Я некоторое время стояла в дверях спальни, глядя на захлопнувшуюся дверь номера, и пытаясь для себя понять, насколько меня это беспокоит. Наша ссора и его уход. Беспокоило, но не настолько, чтобы кидаться следом за ним.

Поэтому я приняла душ и легла спать. Правда, частенько посматривала на часы. Время шло, а Рома не возвращался. Я ногой отпихнула на другой край кровати одеяло, оставленное для него, повздыхала в темноте и тишине, и всё-таки смогла заснуть. Но как он вернулся, услышала.

Услышала, почувствовала и даже почуяла. Потому что алкоголем от него прилично тянуло. Но до постели он добрался самостоятельно, и даже не качался, я наблюдала за его передвижением по комнате в темноте. Рома только шумно вздыхал, стянул рубашку через голову, кинул её куда-то не глядя, после чего лёг. Точнее, упал на кровать.

Вот же повезло связаться с алкоголиком. Я всегда подобных знакомств пыталась избегать, но судьба оказалась злодейка.

И поэтому этим утром особого желания смотреть на Романа Евгеньевича у меня не было. Я проснулась, на постели села, сразу повернулась к соседу по кровати спиной, потянулась и откинула одеяло. На мне была коротенькая сорочка, но стесняться было некого. Рома спал без задних ног, и даже посапывал. Видимо, не смотря на похмелье, спалось ему сладко и комфортно. Я всё-таки не удержалась, постояла рядом с кроватью, разглядывая его (раз уж провела с ним ночь в одной постели, можно себе позволить, правда?), решила, что с моей головой явно происходит что-то не то, раз закралась хотя бы одна мысль о том, что его можно пожалеть. После того, что он мне вчера наговорил и как себя вёл, мне не стоит удивляться тому, что Лада от него сбежала. Конечно, её поступок тоже аморален, так сбегать, да ещё участвовать в непонятном то ли ограблении, то ли полномасштабном мошенничестве, не дело, но супруг её ох как не прост.

Правда, он ей совсем не супруг. Он мне муж, и с этим нужно что-то решать. Иначе я с ума сойду.

— Липа! Липа, ты где?

Молоденькая горничная как раз принесла завтрак в номер и расставляла тарелки на небольшом столике на балконе. Услышала больной, недовольный мужской голос, немного насторожилась, на меня взгляд кинула, но я хранила спокойствие, и ждала, когда она закончит сервировку и поставит на стол кофейник.

Роман Евгеньевич появился в дверях с заспанной физиономией, в одних шортах, увидел сразу двух особей женского рода и в первый момент впал в нешуточный ступор. Хмурился и соображал. Через несколько секунд мозг, видимо, включился, и мужской взгляд, направленный на меня, стал вполне осмысленным. Настолько, что Рома несчастно вздохнул и покаянно опустил голову. А я поняла, что всё не так трагично. С этим субъектом вполне можно жить, он ещё помнит, что такое совесть.

— Спасибо, — поблагодарила я девушку негромко. Та в ответ мне коротко улыбнулась и поспешила прошмыгнуть мимо Ромы, чтобы из номера уйти. Даже про чаевые позабыла.

— Липа. — Это почти напоминало мольбу о прощении.

— Ты завтракать будешь? — поинтересовалась я. Я с ним говорила, этого ведь уже достаточно, правда?

Рома опустился в плетёное кресло поблизости, то под ним немного закряхтело, и я кинула подозрительный взгляд, но ничего не произошло. Рома лишь устроился с удобством, ноги вытянул, и потёр голую грудь ладонью.

— Тебе плохо? — решила уточнить я.

Он удивился.

— Конечно, плохо. С чего мне может быть хорошо?

— Не надо было пить.

— У меня душа болела.

— А теперь что болит? Всё, кроме души?

Он попытался заглянуть мне в лицо, когда я к столу наклонилась.

— Что ты вредная такая?

Я спокойно пожала плечами.

— Ещё злюсь на тебя.

— А-а. — Странно, но мой ответ его, кажется, успокоил. — Нальёшь мне кофе? И который час?

Меня Ян ждёт к одиннадцати.

Я подала ему чашку, и сама присела за стол. Наблюдала за ним украдкой.

— Зачем?

— Дело есть.

— Как загадочно прозвучало. Мне, значит, знать не полагается?

— Я берегу твои нервы, любимая.

По поводу «любимой» я едва заставила себя смолчать. Пила кофе, потом намазала себе тост мёдом. Возмущение заклокотало внутри, и как я не старалась его скрыть, решив, что больше не буду подавать вида, насколько меня всё происходящее беспокоит, наверное, Рома его заметил, потому что примирительно добавил:

— Я обещаю тебе, что ничего противозаконного делать не стану. В данный момент я делаю свою работу. Ищу вора.

Я ела тост и смотрела на море невдалеке.

— Липа.

— Если хочешь успеть к одиннадцати, не сиди. Тебе ещё в порядок себя привести надо.

— В смысле? — Рома провёл ладонью по коротким волосам, потом колючий подбородок ладонью потёр. А я кивнула.

— Да, хотя бы побриться. Нечего пугать людей своей помятой физиономией.

— Липа, это Сочи. Здесь с утра большинство так выглядят. — Он попытался свести всё к шутке, даже улыбнулся мне. Я не поддалась на его уловку, и Рома вздохнул. Кофе допил одним глотком, тяжело поднялся. — Пойду в душ.

— Завтракать не будешь?

— Как-то неохота…

Можно было решить, что атмосфера разрядилась. Мы говорили друг с другом, я по натуре человек не злопамятный, и если по утру скандал сам собой заново не разгорелся, то я первой его не продолжу. Я за мир. И совсем не ожидала, что Роману Евгеньевичу ещё есть, что сказать.

Правда, развивать тему своей неудачной женитьбы он, к счастью, не собирался, подошёл ко мне, чего я не ожидала, и даже не слышала его шагов. Рома совершенно бесшумно приблизился, я в этот момент искала в своей сумке помаду, и замерла, почувствовав его руки на своих плечах.

Не знала, чего ждать, если честно, насторожилась. И руки его не просто легли на мои плечи, они обняли, погладили, и у меня вдруг сердце сжалось в томлении. Это было глупо, это был чужой муж, и вчера я его видела во всей нетрезвой красе, должна была бы здорово разочароваться, а меня непонятно почему в жар кинуло. А Рома ещё и проговорил мне на ухо:

— Липа, а ты злишься сильно?

Я помаду в сумке нащупала, достала тюбик и покрутила между пальцев.

— Рома, ты меня напугал вчера.

— Я немного выпил, — покаялся он, и ткнулся лбом мне в макушку. — И наговорил тебе всяких глупостей.

— Глупостей? — уточнила я.

Он погладил меня по плечам, а его дыхание, как мне показалось, стало горячее. И он как-то странно на меня навалился, ещё чуть-чуть, и я сама к стене прислонюсь. Но пока мне удавалось его вес удерживать, это даже особый трепет внутри будило. Просто знакомые люди так друг к другу не прижимаются. Я же взрослая девочка, я это доподлинно знаю.

— Ну, конечно, глупостей.

— Мне бы хотелось тебе верить, Рома. Потому что иначе всё слишком серьёзно.

Он вдруг потёрся щекой о мою щёку. От Ромы пахло свежим ароматом одеколона, а щека была гладкой, только что выбритой.

— Не бери в голову. Я тебе клянусь, что это была пьяная злость, и ничего больше. Ты не уедешь?

Я молчала, выдерживала паузу. Но надолго меня не хватило, и я пообещала:

— Не уеду. — Но сказать это постаралась, как можно сдержаннее, не выдавая силы своих эмоций.

Рома же довольно улыбнулся. Я почувствовала, как дрогнули его губы.

— Обещаю быть хорошим, — сказал он.

А я подсказала:

— И трезвым.

— И трезвым, — согласился Рома. Снова меня погладил. И моей щеки уже коснулись его губы, он явно хотел меня поцеловать, но я устояла, и от его рук на своём теле постаралась освободиться.

Рома это понял, и отступил. Но с ощутимым сожалением. Правда, тут же выдал бравую улыбку.

— Чем займёшься, пока меня нет?

— Я записалась на маникюр и к косметологу. Говорят, при отеле отличный косметический кабинет. Вот и проверю.

— Замечательно, — порадовался за меня Роман Евгеньевич. — Отдыхай, занимайся собой. А я вернусь, и пойдём на пляж.

— А когда ты вернёшься, Рома?

— Надолго тебя не брошу, не волнуйся. — Он сунул в карман телефон, потом ко мне потянулся и поцеловал в лоб, и этим действием, признаться, поставил меня в тупик. А он давать объяснения не желал, улыбнулся, подмигнул мне на прощание, и ушёл. А у меня после его ухода самым натуральным образом руки опустились, от волнения что ли? Я присела в кресло, несколько минут сидела, прислушиваясь к себе и пытаясь разобраться, опять в себе же. То, что я волнуюсь, когда Роман Евгеньевич ко мне прикасается, мне активно не нравилось. Но справиться с этим не получалось. Точнее, получалось, но только в те моменты, когда его рядом не было. Оставалось надеяться на то, что дело совсем не в Роме, а во мне самой, что я попросту заскучала. Вот ещё вчера моё одиночество отвечало моим внутренним желаниям и стремлениям, а сегодня уже претило. Но Роман Евгеньевич Явза явно не слишком подходящая кандидатура, даже для короткого романа. С ним проблем не оберёшься в последствии.

Но это всё слова, и даже на меня они особо не действуют.

Рома вернулся довольно быстро, даже раньше, чем я успела покинуть кабинет косметолога. А он, по всей видимости, решил меня контролировать, не соберу ли я в одночасье вещи и не покину ли его второпях. И, скорее всего, не рассчитывал, что я замечу его в дверях салона, подловлю на этом самом контроле, но я заметила. Лежала в удобном кресле, девушка трудилась над моим лицом, а я невольно повернула голову на звук колокольчика, что весело звякнул над входной дверью, но смогла увидеть только мужскую спину, Роман Евгеньевич тут же вышел, но я знала, что это он. Зашёл убедиться, что я здесь, что сказала правду.

Я решила быть выше этого, подобными глупостями не заниматься, и поэтому, когда вернулась в номер, ни словом не упомянула о том, что видела его. Рома ждал меня, устроившись в кресле на балконе, закинув ноги на хрупкий столик, совсем для этого не предназначенный, и пил пиво. В шортах и расстёгнутой рубашке, с большим стаканом в руке и довольно щурясь, он напоминал обычного отдыхающего, которых на улицах курортного города тысячи. Меня увидел и улыбнулся.

— Привет, красавица. Как настроение?

— Улучшилось, — не стала я скрывать, правда, честно его предупредила: — Счёт тебе придёт солидный.

Роман Евгеньевич лишь отмахнулся.

— Бог с ними, с деньгами. Такую красоту надо холить и лелеять.

Я присела в соседнее кресло.

— Я не Лада, зачем мою красоту лелеять? Мне для рекламы не сниматься.

— Липа, перестань. Дело не в рекламе. Дело в твоём личике.

— Это что, был комплимент?

— Самый что ни на есть настоящий, — подтвердил Рома.

— Я польщена, спасибо.

— Ты любишь поворчать, да? — Рома пива отхлебнул, а на меня кинул многозначительный взгляд.

Я же брови сдвинула, хмурясь.

— Поворчать?

— Ты частенько ворчишь. Всегда ищешь какой-то негатив. В себе в первую очередь. Это был просто комплимент, а ты сразу начала фыркать. Тебе никто не говорил, что ты красавица?

Я смотрела мимо него, на голубую даль моря.

— Я не красавица, Рома. Просто мне повезло, а, может, не слишком повезло, родиться блондинкой. Почему-то мужчины падки на блондинок.

— Мужчины, милая, падки не на блондинок. А на блондинок с длинными ногами, красивой грудью, синими глазами и родинкой на щеке. И это всё у тебя есть. Какие доказательства ещё тебе нужны? Липа, у меня складывается впечатление, что там, где ты росла, все через одну такие. Иначе не объяснить того факта, что ты до сих пор не замужем.

— Лада тоже замуж не спешила.

— Твоя Лада расчетливая стерва. Которая долго выгадывала, и то без вранья не обошлась.

Я украдкой наблюдала за ним, видела, как Рома досадливо морщится, а на его лбу даже глубокая морщина появилась. Каждый раз, как он упоминал имя Лады, он вмиг становился мрачным и нетерпимым. Пытался показать, что к ней, а на самом деле, к самому себе. Видимо, простить не мог, что попался в ловушку. Это здорово ударило по его самолюбию, что и доказал вчерашний инцидент, его злость и слова, что он мне говорил.

— Рома, а почему ты думаешь, что я не такая? — вырвалось у меня.

Он голову повернул, и мы встретились взглядами. Повисла недолгая пауза.

— Я же говорю, ты не настолько себя любишь. А вот она… она собой упивается.

Я отвернулась.

— Я не очень хорошо её знаю.

Рома кивнул, соглашаясь, после чего заметил:

— И слава Богу.

Это заявление показалось мне странным, но пока я раздумывала над его словами, Роман Евгеньевич меня поторопил:

— Иди, переодевайся, и пойдём на пляж.

— А что тебе Ян сказал? Есть что-то интересное?

— Я расскажу тебе по дороге. Переодевайся, Липа, ещё пообедать надо. И, кстати, на кровати подарок. Для тебя.

— Подарок? — Я шаг замедлила, обернулась на Рому, но он уже не смотрел на меня. Меня так и тянуло спросить: по какому поводу подарок и, вообще, для чего? Но решила сначала взглянуть, а после уже решить, как реагировать.

В спальне на кровати лежал фирменный пакет с узнаваемым для меня логотипом. Я его увидела, и у меня тут же мелькнула мысль, догадка, и поделать что-то с собой стало проблематично. Я заглянула внутрь, трясясь от предвкушения, и увидела именно то, что и ожидала. То самое платье, что вчера мне так понравилось в бутике торгового центра. Я смотрела на него с восторгом, но стоило оно столько, что мне бы совесть не позволила… Да что там совесть, обыкновенное трезвомыслие.

Рома в спальню заглянул, когда я уже смотрелась в зеркало, приложив к себе платье.

— Я угадал? — спросил он.

Я задохнулась от эмоций.

— Рома, я не просила…

— Не просила, — согласился он, — но так на него смотрела. Как я не мог не купить? И не думай, что это из-за вчерашнего. Просто хочу увидеть тебя в этом платье. За своё свинство я извиняюсь, не откупаюсь.

Я смотрела на своё отражение, провела ладонью по шелковистой ткани. В конце концов, поблагодарила.

— Спасибо, Рома.

— Пожалуйста, — ответил он, при этом голос его звучал проникновенно и чуть насмешливо.

Подошёл и остановился у меня за спиной. — Зачем нужны деньги, если некого радовать. Я ведь прав?

— Наверное, прав. — Я платье аккуратно разложила на кровати. — Я надену его вечером.

— Жду не дождусь.

Я ещё раз улыбнулась, собиралась проскользнуть мимо него, но Рома поймал меня за руку.

Ситуация сложилась понятная, Рома смотрел на меня с ожиданием, а я мучилась сомнениями.

Понимала, что он не ждёт благодарности за подарок, это было бы слишком глупо, в том смысле, что за платье я бы его целовать точно не стала. И он, по всей видимости, это понимал. И поэтому его прикосновение было крепким, но пальцы едва ощутимо поглаживали моё запястье, он намекал и ждал. А у меня не хватило воли, чтобы просто уйти. Рома это понял и победно улыбнулся. За одну эту улыбку его стоило оставить ни с чем, но я сама уже ждала этого поцелуя. Хотя, это было жутко неправильно, а для моего внутреннего спокойствия даже вредно.

Но Рома меня поцеловал, и я ответила. Для самой себя назвала это минутной слабостью, которую я, без сомнения, смогу контролировать, но это было последней чёткой мыслью. Я вся отдалась поцелую, чутко прислушиваясь к своим ощущениям, и не могла отказать Роману Евгеньевичу в том, что управлять женским телом он умеет. Он меня целовал, он меня гладил, широкая ладонь поддерживала под спину, и от меня уже ничего не зависело. Я не могла спорить, потому что у меня не было голоса, не могла ему воспротивиться, потому что не было сил и возможностей, да и попросту не хотелось его отталкивать. Я на самом деле соскучилась по мужской воле и сильному плечу. Да и знала ли их когда-то? Проблема всех моих отношений с мужчинами заключалась как раз в том, что я вновь и вновь возвращалась к тому, что я за всё отвечаю и решаю. И Рома абсолютно точно угадал: я каждый раз выбирала не того мужчину и оставалась неудовлетворённой. По крайней мере, в эмоциональном плане. Всегда считала, что в моём вкусе мужчины интеллигентные, с которыми всегда можно договориться и всё обсудить, каждую мелочь. И, в итоге, все обсуждения приводили к тому, что я говорила, я поступала так, как считала правильным, а мой избранник рассеянно соглашался с моим мнением, зная, что я всё сделаю и всё устрою. А вот так, чтобы «пошёл и сделал», не спросив меня, как-то не случалось. Не в том смысле, что меня спрашивать не надо, очень даже надо, и я всегда найду, что сказать, но бывают моменты, когда хочется услышать доходчивое:

— Я уже всё сделал. — А ты после сидишь и гадаешь: хорошо, что он всё сам сделал и решил, или тебя что-то не устраивает? Но он же сделал! Это проявление характера.

Лишь бы не чрезмерно. Вот как с Ромой. Он точно совета спросить забудет, а то и не подумает.

Зато целуется очень здорово. Настолько, что это становится опасным.

Я вцепилась в его руки, которые поддерживали меня уже не за спину, а заметно ниже, и попыталась их расцепить. А вот поцелуй прервать оказалось, куда сложнее. Я попыталась увернуться, отклониться, да так, что едва не повалилась назад, спасибо Роме, что его руки всё ещё лежали на моих ягодицах, и в нужный момент он меня поддержал. Поймал меня, притянул обратно и непонимающе посмотрел. А я сдавленно кашлянула, возвращая себе способность говорить.

— Рома, ты обещал на пляж.

Он моргнул.

— Прямо сейчас?

— Да. Иначе от нашего поцелуя родятся дети. А это чисто физиологически невозможно. Так что, предлагаю сделать паузу.

— А я не против.

— Паузы?

— Детей. Я, вообще, детей люблю. А мама говорит, что мне пора.

Руки его я со своей задницы убрала, с трудом, но Рома смирился и отступил. А я решила согласиться с его мамой.

— Ещё бы тебе не было пора, тебе скоро сорок.

— Вот это было низко, Липа, и обидно. Я был занят. Я много работал. У меня не было времени заводить семью.

— Мне тебя жаль, конечно, но мне зачем всё это знать?

— Странный вопрос. Ты моя жена.

— Ты опять!.. — Я его слегка пихнула в живот, и Рома послушно сел на край кровати, освобождая мне дорогу. — Мы идём на пляж?

— Идём, если ты хочешь.

— Если ты не хочешь, я могу сходить одна. А ты… прими холодный душ.

— Сдурела? Чтобы я тебя одну на пляж отпустил? В том купальнике? Тебе охрана нужна. А лучше муж.

— Перестань набиваться мне в мужья. Ты женатый человек.

— На тебе женатый. Скажи спасибо своей родственнице.

— Обязательно скажу, — зловеще проговорила я себе под нос.

На пляже почти не разговаривали. Рома весьма успешно изображал мужа, лежал на соседнем шезлонге, дремал, опустив на глаза тёмные очки, но при этом всё видел и ситуацию контролировал. Я занималась своими делами, моим первостепенным делом был идеальный загар, а разомлевшая под жарким солнцем, разговаривать я желанием не горела. Мы только по дороге к морю поговорили о том, какие новости принёс этот день и Ян Ефимович, с которым Рома встретился по утру. Ничего интересного я не узнала, и немного загрустила. А на пляже поглядывала по сторонам, всматриваясь в загорелые лица и тела. Понимала, что надеяться увидеть Ладу среди них — из разряда невероятных совпадений и, наверное, удач, не ждала этого, но всё равно к людям присматривалась. А Рома всё больше на меня смотрел. За чёрными стёклами очков я глаз его не видела, но пристальный взгляд чувствовала. В какой-то момент он выразительно крякнул, видимо, выдержка закончилась, с шезлонга поднялся и сказал:

— Пойду, поплаваю. — А следом пальцем в меня ткнул. — Сиди здесь. Никуда не ходи и ни с кем не разговаривай.

— Привези сюда свою бригаду в униформе и ими командуй, — посоветовала я из вредности.

Рома сурово сдвинул брови и выдал угрожающее:

— Липа!

Я посмотрела на него, шляпу, которой закрывала лицо, сдвинула на затылок.

— Рома, иди. Я никуда не собираюсь, я загораю. Мне ещё два раза перевернуться надо.

— Я за тобой слежу, — предупредил он и пошёл к воде. А я смотрела ему вслед и раздумывала, насколько мне всё это надо. Он настоящий тиран и командир. А пальцем как строго тыкает, засмотришься.

— И всё-таки это больше напоминает отпуск, чем поиски воров и беглецов, — сказала я ему вечером. После долгой прогулки по окрестным, недавно ставшими знаменитыми на весь мир, местам, мы вернулись на такси к отелю, но поужинать решили вне его. Устроились на веранде открытого ресторана, с видом на море, сделали заказ, Рома с аппетитом ел, а я ограничилась салатом. Сидела с бокалом белого вина и с удовольствием смотрела то на темнеющее море, то на уличные огни. Сгущались сумерки, город становился краше, ярче и шумнее, на улице тепло, лишь лёгкий бриз с моря, на мне новое платье, в котором я чувствую себя красавицей, а в бокале хорошее вино. Замечательный вечер, разве нет? И настроение ему под стать.

— А ты чего ждала? Что мы будем обыскивать все притоны и гоняться за преступниками, как в детективе?

Я пожала плечами.

— Зачем-то ты взял пистолет?

— Я всегда беру оружие. Если я без оружия, чувство, что у меня одной руки нет.

— Рома, это грустно.

— Это, малыш, жизнь.

— Как думаешь, долго мы здесь пробудем?

— Посмотрим. Но не думаю, что им удастся долго бегать. Да и не бегают они вовсе. Зная твою родственницу, они где-то хорошо отдыхают. Она не терпит лишений, это не её путь.

— А что ты… будешь делать, когда мы их найдём?

— Шкуру с них спущу, — спокойно ответил он. — Заберу всё чужое, мы с тобой напоследок искупнёмся, и поедем домой.

Я смотрела на него. Рома странно смотрелся в рубашке гавайского стиля. Совсем не по-военному. Он не был расслаблен, весел, он просто был одет в гавайскую рубашку. Если бы на Рэмбо надели такую рубашку, наверное, он выглядел бы в ней также.

— Это плохой план, — сказала я ему. — И он неосуществим.

— Почему это?

— Потому что Лада не останется здесь, особенно, без средств к существованию. А в Нижнем у неё родители, работа, квартира и машина, если ты забыл.

— У неё там ничего нет. Ну, кроме родителей, их я не отменю. А всё остальное куплено на мои деньги и на твоё имя. Так что, ей дурно станет, если решит что-то ещё с меня поиметь.

Я поморщилась.

— Мне не нравится, когда ты говоришь в таком тоне. И такими словами.

— Ты ещё ничего не слышала, Липа. И давай прекратим о ней говорить. Я смотрю на тебя, и хочу смотреть сегодня только на тебя. Хочешь ещё вина?

Я поставила на стол пустой бокал, дождалась, когда он его снова наполнит. Сильная рука тянулась через стол, браслет часов с трудом обхватывал запястье. А мне вдруг любопытно стало.

— Расскажи мне о своей семье.

Рома удивился.

— Что рассказать?

— Что хочешь. У тебя большая семья?

Он головой качнул, раздумывая.

— Достаточно. Родители, бабушка с дедушкой. Брат и двоюродная сестра. У них свои семьи и дети.

— Ого, — не удержалась я. — Это огромная семья, Рома.

Он кинул на меня весёлый взгляд.

— Это хорошо или плохо?

— Наверное, хорошо. Если у вас в семье всё хорошо.

Вот тут Роман Евгеньевич вздохнул, затем чуть смущённо хмыкнул.

— Было. До поры, до времени.

К этому моменту у меня в голове наметился туман, я слегка опьянела, и вопросы задавала легко и бездумно, следуя своему любопытству.

— До какой поры?

— А ты догадайся.

Вопросы с языка слетали легко, а вот соображать стало труднее, и поэтому я несколько секунд молчала. Затем выдала многозначительное:

— О-о.

Рома голову чуть на бок склонил, присматриваясь ко мне.

— Липа, ты опьянела?

— Совсем чуть-чуть.

Он улыбнулся, и ничего не сказал. А вот я задала уточняющий вопрос:

— Лада вас перессорила?

— Не совсем. Просто я захотел жениться на ней, а мама и бабушка восприняли это моё желание без всякого восторга. В общем, нашла коса на камень.

Я потёрла кончик носа.

— Тебе придётся просить у них прощения.

— За что?

— Они же оказались правы.

Рома в плетёном кресле откинулся, отпил вина из бокала.

— А ты думаешь, что их это порадует?

— Не знаю, — честно сказала я. — Но если ты разведёшься… со мной, и всё забудешь, найдёшь себе новую жену, которая им понравится, которая тебе ребёночка родит, то, думаю, в итоге, они будут довольны.

— Какую ты картину нарисовала. Прямо маслом.

— Обыкновенная картина. Я бы даже сказала: среднестаси… статистическая, вот.

Рома посмеялся над моей запинкой, потом придвинулся ко мне вместе с креслом. Обнял меня рукой за плечи.

— Тебе не холодно?

— Нет, хорошо.

— Тебе очень идёт это платье.

— Рома, оно такое дорогое!.. Я бы себе такое никогда не купила.

— Зачем тебе покупать его самой? У тебя я есть. Муж должен баловать жену. И тратить на неё деньги.

Я голову повернула, и неожиданно оказалась с ним практически нос к носу. Оценила хитрый прищур.

— Я тебе не жена, — проговорила я негромко.

— Пока твоё имя в моём паспорте — жена. Пользуйся моментом.

Я тихо рассмеялась.

— Привилегиями?

— И ими тоже.

А я после короткого смеха, посерьёзнела.

— Это неправильно.

— Почему?

— Потому что я тебе не жена. И я не чувствую себя женой. И ты…

— Что я?

— Ты смотришь на меня, а видишь её.

— Неправда. Я смотрю на тебя, и вижу тебя. И ты очень красивая в этом платье. И знаешь, что ещё? Мне безумно нравится твоё имя.

Я фыркнула от смеха.

— Вот ещё!

— Я серьёзно. — Рома улыбнулся и наклонился ко мне ещё ближе. — Я обожаю твоё имя. Мне всегда нравилось называть тебя Липой.

Мы касались друг друга носами, встретились глазами, дыхание смешивалось, а потом Рома меня поцеловал. Коротким, обжигающим поцелуем, и я потянулась за его губами, когда он отстранился. А он руку поднял, волосы мне за ухо убрал.

— Пойдём в отель? Ты замёрзнешь у воды.

Это был откровенный предлог. Но я спорить не стала, дождалась, когда принесут счёт, а потом поднялась вслед за Ромой из-за стола. И даже руку его приняла, когда он ко мне её протянул.

Правда, так сразу мы в отель не попали, пока шли через парк, застали огромное количество развлечений для отдыхающих. Роман Евгеньевич возмущённо смотрел на меня, пыхтел и закатывал глаза, но мне всё было любопытно. Мы остановились послушать, как девушка играет на флейте, потом перед глотателем огня и ножей, но это было страшно, я подобного рода увлечений не понимала, и мы пошли дальше. Держались за руки, а потом и вовсе в обнимку, гуляли, как обычная пара, поглядывая по сторонам и смеясь. И даже потанцевали немного на импровизированной танцплощадке, перед которой молодые люди исполняли известные всем мелодии. Роман Евгеньевич танцевать не любил, о чём сразу меня предупредил, но двигался весьма неплохо. Хотя, скорее всего, его к этому сподвигла возможность прижать меня к себе потеснее. В общем, я выяснила, что при желании Рома может быть весьма мил и услужлив.

Когда ему что-то нужно.

Например, секс. Мужчины ради этого и не на такое способны, некоторые даже серенады готовы петь у всего района на виду.

Рома танцевал и заглядывал мне в лицо с определённым намёком, посмеивался над моим упорством, когда я смотрела куда угодно, но не на него. А Рома меня обнимал, время от времени наклонялся ко мне, прижимаясь щекой к моим волосам. Это было довольно мило, хотя я и понимала, что это больше уловка. Он меня откровенно соблазнял, я поддавалась, но старалась сохранить лицо. Никогда не вешалась мужчинам на шею, не имела такой привычки, даже с теми, кто мне сильно нравился. Бабушка учила меня разборчивости, говорила о достоинстве и самоуважении. А мне так и не хватило смелости спросить у неё: учила ли она подобным вещам мою мать, или на её дурном примере со мной решила следовать более строгим правилам.

— Липа.

Я отвлеклась от своих мыслей, голову повернула и неожиданно встретилась взглядом с Ромой.

Немного растерялась из-за этого.

— Что?

— Я тебе нравлюсь?

Интересный вопрос. И опасный.

— Я должна ответить?

— Хотелось бы. — Он провёл пальцем по моей шее, и у меня по телу пробежала лёгкая дрожь.

— И ты хочешь его услышать, потому что… — Я глянула на него со значением.

— Потому что ты мне нравишься. И хотелось бы взаимности.

Я рассмеялась, моя ладонь прошлась по широкому плечу, я даже позволила себе прижаться к Роме чуть теснее. Он воспринял это благосклонно, прижался губами к моему виску.

— Я очень даже верю, что нравлюсь тебе. Как может быть иначе? — подивилась я. — Ты женился на моей копии.

— Как же ты права, красавица моя. Меня, на самом деле, угораздило жениться на копии.

Непростительная ошибка.

— Рома, кто бы мог подумать, что ты такой хитрец.

— Я?

— Конечно. Только и делаешь, что повторяешь: я старый солдат, и не знаю слов любви. А ты их знаешь, Рома. И весьма ловко ими пользуешься.

Он голову откинул, улыбался и прятал от меня глаза. А я разглядывала крепкую шею в вырезе яркой рубашки, потом стукнула его кулаком по плечу, несильно, просто, чтобы внимание привлечь.

— Перестань со мной играть.

— Я не играю, — воспротивился он. — Я пытаюсь тебе понравиться. А ты не сознаёшься, получается у меня или нет.

Я снова отвернулась от него.

— Я не хочу, чтобы ты мне нравился.

— А если я буду стараться лучше?

— Тогда я не знаю, к чему это приведёт.

Рома остановился, и мне пришлось сделать то же самое. Он погладил меня по бокам, ещё теснее прижал меня к себе и горячо подышал в ухо.

— Липа, я не виноват, что первой увидел её. Виноват, что оказался дураком, но не в том, что это оказалась она.

— Разве я тебя виню?

— Тогда что?

Я постаралась освободиться от его рук.

— Ты всё сам знаешь.

Этот разговор ни к чему не вёл. Мы поговорили, закончили танцевать, огляделись и поняли, что большое количество людей вокруг стало угнетать.

— Пойдём в отель, — снова предложил Рома.

В свете нашей беседы, которая только-только закончилась, это прозвучало далеко не невинно.

Но бегать от него всю ночь по улицам тоже не вариант.

Мы вернулись в отель, отказались от приглашения девушки, работающей за стойкой администрации в этот вечер, пройти в ресторанный зал, чтобы поучаствовать в дегустации каких-то особенных вин. Девушка улыбалась нам воодушевлённо, мы же изображали вежливость, не более того. Про вина ни мне, ни Роме было не интересно. Забрали ключ от номера и прошли к лифту. И всё молчали, меня это начинало тяготить. Особенно напряжённый момент настал, когда мы в лифт вошли, и двери за Роминой спиной закрылись. Я от него отодвинулась, прислонилась спиной к стене и смотрела себе под ноги. Рома же на меня смотрел, сложил руки на груди и чего-то ждал. То ли моего решения, то ли того, когда мы окажемся в большом номере и сможем отгородиться друг от друга. Молчанием, дверью, темнотой. Но то, что между нами повисло напряжение, было несомненно. И если обида или злость, рождающие напряжение, заставляли людей расходиться в разные стороны, прятаться и избегать друг друга, то сексуальное напряжение вызывало совсем другие желания. И, не знаю, как Роман Евгеньевич, а я откровенно томилась.

— Чем займёмся? — спросил он, когда мы в номер вошли. С насмешкой спросил, и ключ в замке повернул с двойным щелчком, тоже намеренно. Или мне уже каждое его действие и слово казались подозрительными?

Я туфли скинула, прошла босиком по ворсистому ковру в гостиной.

— Я так понимаю, у тебя есть предложение?

Рома выразительно хмыкнул и развёл руками.

— Шашек у меня нет. А то могли бы сыграть в «Чапая».

Я посмотрела на него с намёком.

— Перестань.

— Не могу, — ответил он и тут же пожаловался: — Липа, я ни о чём другом думать не могу.

— Как пятнадцатилетний подросток, — согласилась я.

— А ты спокойна? — не поверил он.

Я нос вздёрнула.

— Я выгляжу нервной?

Рома приглядывался ко мне, склонив голову. Улыбался проникновенно. У меня от этой улыбки под ложечкой засосало, и очень захотелось увернуться от его взгляда. Но это было бы признаком поражения.

— Ты выглядишь взволнованной.

— Неправда!

— Правда, Липа. И ты так мне и не ответила. Я тебе нравлюсь?

— Я тебе ответила, Рома. Я не хочу, чтобы ты мне нравился.

— Это отговорка, а не ответ. И ты сама это знаешь.

Он подошёл, как мне показалось, стремительно, и я под этим напором невольно опустилась на подлокотник кресла, что стояло за моей спиной. Села, и теперь мой взгляд оказался на уровне Роминой груди. Я разглядывала его, и чтобы хоть что-то сказать, призналась:

— Мне не нравится твоя рубашка. Она тебе не идёт.

— Купи мне другую, — посоветовал он. И принялся расстёгивать пуговицы на рубашке. Я попробовала возмутиться, взглянула на него, но встретившись с Ромой глазами, поняла, что закипаю изнутри. Он так на меня смотрел в этот момент, что я мысленно на все доводы разума рукой махнула.

Рома наклонился ко мне, и я ответила на поцелуй. Это оказалось спусковым крючком. Его рубашка полетела куда-то в сторону, я съехала в кресле, когда Рома ко мне наклонился, и мне пришлось ухватиться за его голые плечи. От поцелуя закружилась голова. Мне захотелось продлить момент, и я осторожно тронула языком его губы. И в тот же момент его язык ворвался в мой рот. Меня затопила уже знакомая волна возбуждения. Рука оказалась у Ромы на груди, пальцы коснулись коротких, жёстких волосков, меня накрыло его запахом, я чувствовала, насколько он возбуждён, и, наверное, это должно было мне льстить. И льстило. Я из приятного тумана вырвалась только в тот момент, когда Рома из кресла меня вытянул. На всякий случай меня к себе прижал, видимо, чтобы я не сбежала, одумавшись, и торопливо принялся снимать с меня платье. Я на несколько секунд замерла, предоставив ему свободу действий, но Рома был слишком нетерпелив. И, благодаря его усилиям, платья я могла лишиться. Поэтому из его рук я всё-таки вывернулась, отошла на пару шагов. А Рома проводил меня настороженным взглядом.

И даже предупреждающе начал:

— Липа…

Я спиной к нему повернулась, волосы подняла, и попросила:

— Расстегни.

Он в один шаг преодолел расстояние, что нас разделяло, но прежде чем расстегнуть молнию на платье, наклонился и прижался губами к моей шее. У меня вырвался вздох, я в его руку вцепилась.

— Ты моя красавица, — почти пропел он мне на ухо, улыбаясь. Я не видела его улыбку, но была уверена, что она достойна улыбки Чеширского кота.

И платье он с меня снял подозрительно ловко, словно это не он минуту назад в сомнениях нащупывал молнию. Платье упало к моим ногам, а мужские пальцы тут же расстегнули крючки бюстгальтера. Раз — и я уже без белья. Бьюсь об заклад, что Роман Евгеньевич дольше пистолет перезаряжает, чем разбирается с женским бельём.

Но, не смотря на внутренний протест и подозрения в коварстве, я повернулась к нему лицом, приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ.

— Вот такая ты мне очень нравишься, — проговорил он мне в губы, подхватывая меня на руки и направляясь в спальню.

То есть, когда я не думаю, не анализирую, а занимаюсь только им, его удовольствием, я ему особенно нравлюсь.

Я запомню.

Балконная дверь в спальне была распахнута, с улицы слышался шум, музыка, отдалённые голоса и смех, а мы с упоением занимались любовью. Смешно, но я впервые занималась любовью с мужем. И жизнь была вроде не моя, и в Сочи я не должна была поехать в этом году, и с мужчиной этим встретиться нам, по сути, было негде. А сейчас он меня целует, и в эти минуты я не представляю, не понимаю, как иначе. Даже не думала, что мне будет настолько хорошо с ним. Кинулась в эту авантюру, как в омут с головой, поддалась ему, просто позволила себя поцеловать и снять с меня одежду. Потому что захотелось, вот его, «старого солдата», правда, хитрого до ужаса. И знала, что после Рома будет ходить гоголем и жутко собой гордиться. Но этой ночью я хотела, чтобы меня любили. И он любил. Не от слова «любовь», Рома меня ласкал и без устали возбуждал, и каждый мой стон его, кажется, лишь подстёгивал.

И целоваться с ним было приятно, каждый поцелуй был с греховным привкусом, я будто крала его у кого-то, или меня без конца соблазняли. Широкие ладони ласкали мою грудь, мяли соски, и одновременно Рома целовал меня глубоким, ненасытным поцелуем, а я разомлела от такого напора, выгибалась ему навстречу, чувствуя, насколько он возбуждён. Но будто специально мучил нас обоих, не торопился, на постели меня распял, перехватил мои руки и навис надо мной. Я задохнулась, от бессилия рассмеялась, сдула с раскрасневшегося лица волосы.

Запястьями покрутила, но он не отпустил. Смотрел на меня, прижимая к постели своим весом, потом голову опустил и провёл языком по моей шее. Мне стало щекотно, и от крайней степени возбуждения затрясло. А с губ сорвалось:

— Рома.

— Ещё раз и нежнее, — попросил он с усмешкой.

Я шевельнулась под ним, сумела ногу ему на бедро закинуть.

— Рома, я тебя укушу, — пообещала я в откровенном бессилии.

Он снова поцеловал меня, прикусил мою нижнюю губу, и, наконец, отпустил мои руки. Правда, тут же схватил меня за бока.

— Переворачивайся. Я боюсь кусачих женщин.

Я даже спорить не стала, в данный момент я хотела одного — продолжения. А ещё вновь ощутить его силу. И прикосновение губ, теперь уже к моей спине. Хотела ласки, бесконечного удовольствия и чтобы огонь в крови не угасал. А Рома мог мне это дать, подарить, по-моему, ещё ни в ком я не была уверена так, как в нём. Стонала в подушку, не споря и позволяя делать с собой всё, что ему заблагорассудится. Открывалась навстречу каждому его движению, толчку, чувствовала его руки то на груди, то на бёдрах, то на животе. Рома даже шептал мне что-то на ухо, но я не разобрала. Мне, вообще, было не до слов. Их до этого, днём, вечером, хватило, и они ни к чему не привели, и меня совсем не образумили. Про Романа Евгеньевича и говорить нечего, он как раз добился того, чего так хотел.

А потом меня накрыл оргазм, на удивление острый, я даже выгнулась в его руках, Рома меня обнял, прижал к своей груди, и моя дрожь передалась ему. Он застонал мне в шею, пальцы вцепились в мои волосы, а руки сжали меня крепко-крепко. После чего мы вместе повалились на постель. Отдышаться никак не могли, я щекой к его груди прижалась и пережидала. Когда дыхание вернётся, когда сердце хоть немного бег замедлит, казалось, что выскочит. А Рома просто лежал, откинув голову на подушку, и дышал, как бык после забега на родео. Правда, первой его эмоцией стал смех. Такой мужской, довольный смех. Он меня ещё погладил, до куда рука дотянулась, потом волосы ласково взъерошил.

— Липа, ты просто сокровище.

— Какой сомнительный комплимент, — проговорила я, наконец, немного отдышавшись. Села и убрала с горящих щёк волосы. Отвернулась от Ромы, радуясь, что в комнате темно. Только из гостиной, через приоткрытую дверь, пробивалось немного света. — После того, что ты со мной сделал, Рома, порядочные люди женятся.

— А я порядочный. Я уже женат. — Его рука гуляла по моей спине. — Но можем повторить.

Я посмотрела на него через плечо.

— Что именно?

— Всё, — ответил он веско. — Я на всё готов.

Я поневоле улыбнулась. Придвинулась обратно к нему и прилегла, положив голову ему на плечо.

— Жалко, Ромочка, что это только слова.

— А ты проверь, — посоветовал он. Поцеловал меня в лоб. — Я хоть и старый солдат, как ты сказала, но совсем ручной.

Я перехватила его руку у своей груди, переплела свои пальцы с его.

— Как придумаю как, обязательно проверю, — ответила я, но скорее самой себе.