На работу Таня теперь приезжала рано, чтобы за несколько часов успеть сделать максимально возможное количество дел. Просматривала документы, а потом складывала их аккуратной стопочкой на краю стола, чтобы все сразу могли оценить её труды. Чтобы видно было, что она всё-таки работает, и никуда не пропала.

— Таня, сколько ещё это будет продолжаться?

Стержаков перехватил её в коридоре, когда она уже собиралась уходить. Самойлова застыла, а потом обернулась и виновато посмотрела на него.

— Борь, мне идти надо. Я всё сделала, на столе лежат документы.

— Да видел я документы! Тань, ты долго будешь бегать? Ерундой занимаешься какой-то! У нас контракт, у нас французы вот-вот приедут, а ты?

Самойлова глубоко вздохнула, набираясь смелости, и сказала:

— А мне нужен отпуск.

— Что тебе нужно? — не понял он.

— Отпуск, — повторила она и решительно напомнила: — У меня отпуска не было полтора года, разве я не имею права на отпуск?

Борис маетно посмотрел на неё.

— Танюш, ты с ума сошла? Сейчас?

— Ну да, сейчас. Мне очень нужно, правда. — Ей было очень неудобно перед ним, понимала, что создаёт Борису массу неудобств, но как оказалось, совместить ребёнка и работу довольно трудно. И приходилось делать выбор.

Стержаков приблизился к ней, загородив её от чужих взглядов своей спиной, и посмотрел пристально.

— Хорошо. Хочешь в отпуск, иди в отпуск. Съезди куда-нибудь… а я подъеду через неделю, идёт?

Она закусила губу, а взгляд стал ещё более виноватым.

— Борь, я не могу… ехать никуда не могу. Я обещала с Артёмом посидеть несколько дней.

Он удивлённо посмотрел.

— Что ты?.. Так ты из-за этого отпуск берёшь? Зачем тебе это? Из-за чужого ребёнка.

Татьяна поморщилась и отвела глаза.

— Боря, я не могу так просто тебе объяснить, но мне надо, правда. Тебе этого мало? Я тебя прошу! Мне нужна неделя! Всего неделя! И то… я же никуда не уезжаю. Как только я понадоблюсь, я сразу приеду, обещаю!

Он только головой покачал.

— Ерунда какая-то! Не понимаю тебя. Ты теперь всё время пропадаешь там! Что происходит?

Таня не знала, что ему сказать. Томилась под его настойчивым взглядом, а потом выразительно посмотрела на часы. Стержаков заметно скис.

— Тебе надо идти, да?

Она кивнула.

— Очень надо. Прости. Мы с тобой потом поговорим, обещаю.

Борис сунул руки в карманы брюк и качнул головой.

— И ты мне объяснишь?

Самойлова с готовностью кивнула. Сейчас она бы согласилась на что угодно, лишь бы он её отпустил без дальнейших расспросов.

— Так можно? Отпуск, в смысле? — Татьяна умоляюще посмотрела на него.

— А что мне с тобой делать? — вздохнул Стержаков. — Но, Таня, если что…

— Я на связи! — Самойлова просияла и едва сдержалась, чтобы не броситься ему на шею. — Я сразу приеду, клянусь тебе!

Борис взял её за руку.

— А поужинать?

Она замялась, а потом неуверенно пожала плечами.

— Я не знаю… Не знаю, во сколько освобожусь. Но я позвоню!

— Ты в няни к ним нанялась, что ли? Родители не в состоянии за ребёнком уследить?

— Борь, давай потом. Я, правда, опаздываю!

Стержаков махнул рукой.

— Иди! Иди, пока я не передумал!

Конечно, ей было очень неудобно перед Борисом, но сейчас о Стержакове она беспокоилась в последнюю очередь. В конце концов, он вполне взрослый мальчик.

Дверь ей открыл Артем, и Тане сразу от него досталось.

— Чего ты так долго? Я думал, ты не придёшь!

— Ну что ты такое говоришь? — удивилась она, наклонилась и поцеловала его. — Я и так торопилась. — Сняла пальто и вдруг вздрогнула, когда в комнате заработал пылесос. Недоумённо посмотрела на своего воспитанника. — Это папа?

Артём засмеялся и попытался подтянуться, ухватившись за перекладину вешалки.

— Не-ет! Это Люся!

Татьяна вздохнула и покачала головой.

— Ещё и Люся… Я с вами с ума сойду!

Люся оказалась женщиной средних лет, выдающейся комплекции и с добродушной улыбкой. Первой заговорила с Татьяной, тут же выключив пылесос, как только они вошли в комнату.

— Здрасьте вам! Это вас Роман Игоревич ждал?

Татьяна неуверенно улыбнулась в ответ, а потом посмотрела на Артёма.

— Он меня ждал?

— Ждал, ждал, — ответила за мальчика Люся. — Всё утро ходил из угла в угол, чего-то выжидал… Я ему говорю, посижу я с мальчиком, проблема-то какая в этом? У меня своих трое, неужто не справлюсь, а он только отмахивается! Ой, меня Людмила зовут, я домработница! А вы няня новая?

Таня немного растерялась, задумалась, а Тёмка вылез вперёд и совершенно запросто воскликнул:

— Люся, она не няня, она папина подруга! Да, Тань?

Ох, уж эта детская непосредственность! Татьяна заметила, что взгляд домработницы мгновенно стал до бесстыдства любопытным, и Самойлова поторопилась сосредоточить всё своё внимание на ребёнке.

— Тёма, ты ел?

Тот не ответил, сел на подлокотник дивана и кувыркнулся назад.

— Так, хватит мне пыль поднимать! — грозно вскричала Люся и погрозила Баринову-младшему пальцем. — Иди свои игрушки с пола убирай, я сейчас там пылесосить буду! — и махнула рукой, обращаясь к Татьяне. — Я ему кашу сварила, что ещё ребёнку надо?

Таня недоверчиво посмотрела на неё, а встретив искренний взгляд, улыбнулась в ответ. Такая простота сбивала с толка.

— Артём, ты где игрушки разбросал? Иди, убирай.

— В комнате, — вздохнул он и потянул её за руку. — Пойдём со мной?

В гостиной снова заработал пылесос, и Татьяна прикрыла за собой дверь. В детской и, правда, царил хаос. Видимо, Артём всерьёз занимался строительством, по полу были разбросаны многочисленные детали конструктора "Лего", даже наступить было некуда.

— Это гараж, — сообщил Артём. — Видишь? Сюда машины можно ставить.

Татьяна всё-таки на цыпочках пробралась к кровати и села.

— Вижу, но давай всё же уберём.

— Жалко!

— Так ты не ломай. Поставь аккуратно, а все ненужные детали убери, потом доделаешь. Ой, Тёмка, какой у тебя медведь шикарный! — Таня повернулась и за мягкие лапы потянула к себе большого плюшевого медведя, который лежал в неубранной детской кровати и был заботливо укрыт одеялом.

— Это мне дядя Саша подарил. Нравится?

Таня кивнула, но всё же переспросила:

— Дядя Саша? Папин брат? — на всякий случай уточнила она, а ребёнок кивнул. Татьяна тихонько хмыкнула, но затем поторопилась согласиться. — Очень нравится. Я тоже такие игрушки люблю.

Артём ползал по полу и подбирал маленькие детали, даже под кровать залез и там чихнул. Таня засмеялась, наклонилась и пощекотала его. Ребёнок задёргал ногами и захохотал.

— Вылезай оттуда, — попросила Таня.

— Ты будешь мне помогать?

— По полу ползать? Ни за что!

— Ну, Таня! — он так просительно затянул это, что у Самойловой мурашки вдруг по спине пробежали. Ромка так раньше часто обращался к ней, с такой же интонацией.

Но всё равно покачала головой.

— Не буду, Тём, я юбку помну. Собирай, а остальное мы вместе сделаем, хорошо?

Он согласился.

Ещё потискала медведя, продолжая умиляться на его забавную морду, и вдруг нащупала что-то твёрдое в боку игрушки. Перевернула медведя и поняла, что в нём есть потайной карман на молнии.

— Ничего себе, — воскликнула она. — Ты тут сокровища прячешь? Здорово!

Ребёнок оглянулся, и Таьяна вдруг поняла, что он испугался. Вскочил на ноги и подбежал к ней.

— Не смотри!

Она замерла и подняла руки.

— Не трогаю.

Артём забрал у неё медведя и отвернулся, уткнувшись носом в любимую игрушку.

Татьяна осторожно тронула мальчика за плечо.

— Тём, что случилось?

Он вздохнул так тяжко, что Таня заволновалась.

— Тёма, что случилось?

— А ты никому не скажешь?

Она покачала головой.

— Не скажу. Хочешь, поклянусь?

— Ну ладно… — Он сел на кровать рядом с ней и посадил медведя между ними. — Только ты обещала, помни!

— Что у тебя там такое? — Таня попыталась свести всё к шутке. Придвинулась поближе и посмотрела с интересом. Мальчик расстегнул молнию, достал из кармана какой-то свёрток и подал ей с самым горестным видом.

— Вот. Я их у мамы поиграть взял, а они порвались. И я их спрятал.

Татьяна нахмурилась, развернула салфетку и увидела кучу разноцветных бусинок разного размера.

— А зачем спрятал? Надо было маме сказать.

Артём помотал головой.

— Она их искала и ругалась.

Самойлова вздохнула.

— Понятно. А ты испугался?

Ребёнок понуро опустил голову.

— Ну да… Ты только не говори! И папе не говори, он тоже ругаться будет!

— Не волнуйся, не скажу. — Протянула руку и обняла его. — А знаешь что… я найду подходящую нитку и мы их соберём. А потом ты маме их отдашь, когда она приедет. Как тебе моя идея?

Артём с интересом глянул на неё.

— Правда? — но тут же вновь расстроился. — Я уже пробовал, но там знаешь какие дырочки маленькие? Ничего не получается.

Таня сильнее обняла его и поцеловала в тёмную макушку.

— Мы очень постараемся. А теперь давай уберём всё обратно, и ты их потом к Новому году маме подаришь.

— А она не разозлится? Ты как думаешь?

На этот счёт у Тани были большие сомнения, но мальчика эта проблема очень тяготила, и её надо было как-то решать. А просто запрятать испорченные бусы подальше, Тане показалось неправильным.

— А ты когда дарить будешь, попросишь у неё прощения. Ты ведь всё-таки без спроса их взял, и тогда, я просто уверена, что она не разозлится.

Он задумался, а потом, к Таниной радости, улыбнулся и закивал.

С Люсей было весело. Она провела с ними почти весь день, ушла только около пяти и Татьяна вдруг поняла, что давно не смеялась так много и беззаботно. А Тёмка прыгал вокруг и тоже был доволен происходящим.

— Ты только запоминай правильно, а лучше записывай! — Людмила поправила фартук и взяла в руку деревянную ложку на манер указки. — Артём, принеси ей бумагу и ручку! Сейчас я тебя научу, как печь кулебяку с капустой. Роман Игоревич её ой как уважает!

— Люся, вам же надо домой! Время-то уже сколько, а вы всё с нами возитесь, — застыдилась Таня.

— Ничего, и без меня лишних полчаса переживут мои оглоеды! — легко отмахнулась домработницы и указала Татьяне на стул. — Садись и пиши!

— Да зачем мне это?

— Как это зачем? Завсегда пригодится! Чем своих кормить собираешься? Замуж надо выходить с полным багажом знаний. Семья — это знаешь что такое? О-о! — и выразительно закатила глаза.

— Да не собираюсь я замуж, — засмущалась Таня, бросая на Артёма беспокойные взгляды.

Люся изумлённо посмотрела на неё.

— Да ты с ума сошла! Не вздумай этого ещё кому-нибудь сказать! Типун тебе на язык!

— Люся!

— Тань, а ты уроки будешь учить, да? — захихикал Артём, а Самойлова показала ему язык.

В общем, когда Люся всё-таки засобиралась домой, у Татьяны было уже несколько листов исписанных всевозможными рецептами. Кулебяка, картофельная запеканка и даже борщ.

— А я хочу яблочный пирог, — заявил Артём, когда за домработницей закрылась дверь.

Таня только руками развела.

— Ничем не могу тебе помочь. Этого рецепта у меня нет!

— Ну, Таня! — заныл он, а она со смехом бросилась от него в комнату. Артём тоже засмеялся и побежал за ней. — Подожди меня!

Роман опаздывал домой уже на час. Нервничал из-за этого, было неприятно, но ведь такое со всеми иногда случается. И Таня наверняка тоже опаздывает, хоть иногда… В общем, успокаивать себя приходилось только этим. Но оправдания, на всякий случай, заготовил. Но самое неприятное, что он звонил пару часов назад и обещал приехать вовремя, а тут такая неприятность. Пришлось задержаться на совещании, да ещё как назло телефон разрядился, и в машине, стоя в пробке, Баринов остался без связи. И даже боялся подумать о том, что Татьяне сейчас устроит Артём. Сын всегда сильно переживал, когда он задерживался. Зачастую дело заканчивалось слезами и чуть ли не истерикой, поэтому Роман и старался звонить очень часто, просто так, чтобы Артём не волновался лишний раз.

Да, у него нервный ребёнок. Роман мог винить за это судьбу, себя и ещё кучу разных людей, но сути это не меняло. Но главным виновником он чувствовал всё-таки себя. Не за то, что сделал, а за то, что не сделал для своего сына. Не смог. Не успел. А теперь вот старался наверстать упущенное.

Когда-то он очень хотел, чтобы у Артёма была семья. Настоящая, с папой и мамой, вот только ничего не получилось. И за это тоже можно было винить себя. Потерю жены он сам пережил бы спокойно, а вот по психике ребёнка это ударило серьёзно. Баринов никак не мог ему объяснить, куда делась мама. Артём был слишком мал и не думал о том, что мама им почти не занимается, что не подходит, не играет. Он её видел, и она была ему нужна. Та мама, которую он знал. Но после развода Роман несмотря ни на что, почувствовал облегчение. Катя была так зла на него, что и правда оставила в покое. Не хотела ничего — ни встреч, ни просто какого-либо общения. Роман остался с ребёнком и на какое-то время даже работу забросил, чтобы иметь возможность бывать с сыном, как можно чаще. Чтобы тот не так сильно тосковал по матери, не заметил, что та попросту исчезла из их жизни.

Родители сокрушались по поводу его загубленной личной жизни, исправить ничего не могли, да и довольно быстро поняли, что Романа вполне устраивает такое положение вещей. Он живёт для сына и больше о женитьбе или просто о постоянной женщине, которая была бы вхожа в их дом, не помышляет. И продолжается это уже довольно давно, несколько лет. После появления Артёмки в его жизни прошлое отошло за грань, и он старался его не ворошить. Сын — смысл жизни, а всё остальное лишь воспоминания, к тому же о том, что не сбылось. О любви, о счастье, потом о семье… Ничего не сбылось.

А вот такое внезапное появление Татьяны выбило Баринова из привычной колеи. Но ненадолго. Сначала он впал в панику, которая смешалась с недоверием. Невозможно было поверить в то, что они с Таней вот так столкнулись через много лет. Это было настолько невероятно, после всех тех мучений, которые он пережил из-за неё когда-то, после той незнакомой убивающей беспомощности, которая заставила его столько в этой жизни понять. Он уже давно смирился с тем, что Таня Самойлова для него в прошлом, что ушла тогда, обиженная на него и больше они никогда не встретятся. Привык к тому, что ничего не изменить, прощения не попросить, в глаза её не посмотреть. А теперь что?..

Теперь она у него дома, каждый день, возится с его сыном и делает это не потому, что хочет ему, Роману, что-то доказать или добиться чего-то этим. Нет! Он видел, что она искренна. Не понимал этих неожиданно вспыхнувших в ней чувств (не хотел называть их материнскими, хотя всё возможно, он ведь ничего не знает о её жизни сейчас), но и мешать не посмел. Из-за Артёма. Сын как-то сразу потянулся к Татьяне, на подсознательном уровне, и Баринов это сразу почувствовал и побоялся разорвать появившуюся ниточку. Но не из-за Тани, не из-за того, что она может вновь исчезнуть, это сейчас было второстепенно. Он испугался, что Артём в этот раз не переживёт такого резкого исчезновения из своей жизни понравившегося человека, тем более женщины. В первый вечер, когда Баринов застал Самойлову у себя дома, ещё думал, что ничего особенного не случилось, постарался выставить её поскорее, чтобы не успела нарушить своим появлением их размеренную жизнь, но потом увидел глаза ребёнка, когда Таня сказала, что уходит, и перепугался. Было уже поздно. И с каждым днём Роман понимал это всё отчётливее. А мысли о том, что будет дальше, навевали на него не очень приятную задумчивость. По одной простой причине — Роман не знал, что со всем этим делать.

Баринов открыл дверь в квартиру и на секунду приостановился, прислушиваясь. В гостиной работал телевизор, Роман слышал голоса героев любимого мультфильма сына, а в остальном подозрительная тишина. Он пристроил портфель на столике в прихожей, снял пальто и тихо прошёл в комнату.

Да, он явно задержался, а они его заждались. На столике перед диваном две чашки с чаем, вазочка с фантиками из-под конфет и распечатанная пачка печенья. Телевизор орёт, но ни Артёма, ни Татьяну это, по всей видимости, не беспокоит.

Роман остановился у дивана и пару минут разглядывал их. Они спокойно спали, его сын прижимался к Тане и посапывал во сне. Ему как всегда было жарко, и он сдвинул ногой с себя плед, которым был укрыт. А Таня, видимо, уснула случайно, потому что уж слишком неудобной была её поза. Полулежала, прижавшись спиной к подлокотнику, а голову пристроив на спинке дивана.

Баринов постоял, не зная, что делать, а потом присел перед сыном и попытался осторожно взять его на руки. Артём недовольно захныкал, но Роман всё-таки поднял его с дивана. Сам легко встал на ноги и вдруг встретил Танин взгляд. Она открыла глаза и теперь непонимающе смотрела на него. Он головой качнул и пошёл к детской.

Татьяна проводила его взглядом, а потом закрыла лицо рукой и зевнула, не сдержавшись. Потрясла головой, чтобы прийти в себя. Посмотрела на часы, а потом поискала взглядом пульт от телевизора, чтобы выключить его. Посидела немного в тишине, мучаясь сомнениями, а затем поднялась и подошла к открытой двери детской комнаты. И затаив дыхание, наблюдала за тем, как Ромка укладывает сына в постель.

— Извини, я задержался, — сказал Баринов, когда вышел и прикрыл за собой дверь детской. — Да ещё в пробку попал!

— Ничего, — тихо, почти шёпотом ответила она. — Это ты меня извини. Я уснула.

Роман вдруг улыбнулся.

— Это выглядело мило.

Таня восприняла его слова как насмешку.

— Это получилось случайно!

— А я разве спорю? — удивился он. — Как день прошёл?

Она шла за ним на кухню, разглядывая его спину, и нервничала. Тон Баринова внушал опасения.

— Хорошо прошёл. С нами Люся была.

— Ах да. Людмила тебя не утомила?

— Что ты, она прекрасная женщина… С ней очень весело.

— Вот это точно. С Люсей не соскучишься.

Роман тут же полез в холодильник. Таня наблюдала за ним в некотором смятении. Ей почему-то показалось, что Баринов хочет с ней поговорить. А может, только показалось, но с уходом она тянула именно по этому. Ждала чего-то, хотя на душе кошки скребли.

— Ром, сядь. Я тебя покормлю.

Он оторвался от созерцания кастрюль в холодильнике и с интересом посмотрел на неё.

— Да? Ну, давай.

Хоть чем-то занять трясущиеся руки. Загремела посудой, а потом вдруг почувствовала запах дыма и обернулась. Ромка курил, стоя у приоткрытого окна.

Вот так вот, он ещё и курит. Но ему ничего не сказала.

— Таня, я поговорить с тобой хотел.

Она заволновалась. Значит, она оказалась права.

— Да, конечно… Я слушаю.

Баринов присел на подоконник и глубоко затянулся.

— Мы ведь с тобой так и не решили, что дальше делать.

Она отвернулась, и начала помешивать деревянной ложкой в кастрюле.

— Ты о няне? Она выздоровела?

— Не думаю, что это теперь имеет какое-то значение. Я тебя предупреждал ещё в первый вечер, что если ты останешься… Я не смогу ему потом объяснить, почему ты исчезла из его жизни. Такое в нашей жизни уже случалось, и Тёмка довольно тяжело это переживал. Что мне теперь делать?

— А я тебе говорила, что я не собираюсь исчезать. — Она обернулась и серьёзно посмотрела на Романа. — Я понимаю, тебе неприятно меня видеть, но… мы даже встречаться не будем. Я тебе обещаю, я очень постараюсь.

Татьяне показалось, что он задумался, а потом спросил:

— А с чего ты взяла, что мне неприятно?

Она чуть ложку не выронила, а потом неуверенно пожала плечами.

— Я не знаю… мне так показалось.

— Ты ошиблась, мне всё равно. Сейчас я думаю только о сыне. И волнуюсь только за него.

Обижаться на Баринова было глупо. Роман говорил таким спокойным тоном, что его слова не вызывали никакого сомнения. А то, что у неё от этого комок в горле встал, это ведь только её касается? Это лично её проблема — как она реагирует на Романа Баринова по прошествии шести лет. Её и ничья больше.

Главное, чтобы он ничего не заметил.

— Я не исчезну из его жизни, не волнуйся.

Роман помолчал, а потом поинтересовался:

— А почему?

— Что почему? — не поняла Татьяна.

— Почему ты это делаешь? Я ведь могу у тебя это спросить? Я же прекрасно понимаю, что ты жертвуешь своим временем, делаешь всё в ущерб своей работе и личной жизни. Почему?

— Я не знаю, — просто ответила Таня. — Наверное, это любовь с первого взгляда.

Он удивился её ответу, призадумался, а после хмыкнул.

— Да уж… причём взаимная.

Самойлова задорно улыбнулась.

— И я этому очень рада.

Роман не ответил. Наблюдал, как она быстро накрывает на стол, раскладывает еду по тарелкам, и всё это получалось у неё так легко, что он поневоле засмотрелся.

— Ты не думал нанять Артёму репетитора по английскому?

Роман оторвался от своих мыслей и вначале непонимающе посмотрел на неё, потом усмехнулся.

— Учила с ним английский?

— Учила — это сильно сказано. Я могу помочь найти хорошего учителя.

— Да были у нас эти учителя, были. Сначала один, потом другой, а толку никакого.

— Почему?

— Потому что он не хочет его учить. Сопротивляется.

— Почему?

Роман пожал плечами и затушил сигарету.

— Не нравится ему.

Таня сначала засомневалась, стоит ли ему говорить, но всё-таки решилась.

— Он из-за Кати не хочет.

Баринов удивлённо посмотрел.

— Что?

— Из-за Кати, — повторила она, удивляясь собственной смелости. — То есть… из-за матери.

— С чего ты взяла?

— Он мне сам сказал, ещё в больнице. Она, правда, разговаривает с ним только на английском?

Роман нахмурился.

— Да, есть у неё такая блажь… Я уж ей говорил, а она только фыркает. Мол, так у Тёмки стимул будет учить язык. А он обижается.

— Он не обижается. Он её не понимает и из-за этого мучается.

— Я с ней ещё поговорю, обязательно.

— Садись за стол. А я поеду, хорошо? Поздно уже.

Роман улыбнулся.

— Мне даже как-то неудобно. Ты весь день с ним просидела.

Она легко отмахнулась.

— Всё нормально. Я в отпуске.

Он удивился.

— Да? И в Москве? А как же море и тёплый песок? — пытался пошутить, но даже сам почувствовал, как глупо это прозвучало.

Татьяна натянуто улыбнулась.

— Да мне и в Москве отлично отдыхается. Завтра утром я приеду.

Роман посмотрел на накрытый стол.

— Может, останешься? А я потом такси тебе вызову.

Она решительно покачала головой.

— Нет. Я домой… мне надо.

По его губам скользнула усмешка.

— Да, что это я? У тебя свои дела. Вечер только начинается.

Татьяна замерла перед зеркалом и кинула на Романа быстрый, осторожный взгляд. Но отвечать ему не стала. Мило улыбнулась на прощание и пошла к двери.

— До свидания, Рома.

А Баринов вдруг развеселился, припомнив вчерашнее.

— До свидания, Татьяна Николаевна.

Самойлова недовольно поджала губы и взялась за ручку двери.

Опять эта дурацкая неловкость и она едва сдержалась, чтобы ещё раз с ним не попрощаться. Ромка, наверное, считает её глупой, так и не повзрослевшей растяпой.

Вот только всё дело в нём. Только рядом с ним она становится такой нелепой и рассеянной.

А может, правы люди, утверждая, что когда ты любишь, ты становишься смешным? Тогда то, что она чувствует, объяснить довольно просто.