Я сидела на маминой кухне, мотала ногой и грызла морковку. Грызла просто для того, чтобы чем-то занять свой рот и постараться маме не возражать, когда она рассказывала мне, как неправильно мы с мужем живём. Что езда по Европе — это не семейная жизнь, что излишества, в кои входит моя новая машина (между прочим, подарок Антона на свадьбу), могут привести к плачевным результатам, и вообще, привыкать к подобному не стоит, потому что жизнь — штука непредсказуемая, а Антон меня явно балует. Я не видела в этом ничего страшного и удивительного, в конце концов, мы молодожёны, но маму всё это пугало и настораживало. Хотя, пугали её, скорее, деньги, которых у Антона было больше, чем я, при всех своих стараниях, могла потратить. Три месяца назад, став законной женой Антона Бароева, и получив на руки банковскую карту, я, не зная, что с ней делать, кроме как покупать себе одежду, которой у меня, в принципе, и без того достаточно, я принялась покупать подарки маме и бабушке. Я радовалась тому, что могу это сделать, купить им что-то, на что раньше нам пришлось бы долго копить, но почему-то радовалась я одна. И если бабушка от растерянности заохала, заполучив стиральную машину-автомат, то мама, глядя на обновлённую кухню в своей квартире, почему-то нахмурилась, а мысленно переварив подарок, и начала предрекать мне неприятности. Я не понимала, почему она это делает. Она, можно сказать, благословила меня на борьбу за наследство отца, а теперь сама, судя по всему, этого испугалась. Или просто изначально не представляла, о какой сумме идёт речь?

Но до получения наследства оставалось ещё несколько месяцев, и я, закружившись в семейной жизни не много о нём думала. В день свадьбы, уже после церемонии бракосочетания, украдкой наблюдая за Антоном, за тем, как он улыбается гостям и родственникам, я задумалась о том, какой станет наша семейная жизнь. Насколько долгой она будет, и что с собой принесёт. Мы не обговаривали никаких условий совместной жизни, лишь подписали брачный договор, и я, пробежав его глазами, поняла, что выгоден он, в принципе, мне, а не ему, и, наверное, этому тоже следовало радоваться. А я думала о том, как нужно будет себя вести уже завтра. «А поутру они проснулись…», и после именно многоточие, потому что с моей стороны полное непонимание. Что скрывать, я была не на шутку влюблена, но особой роли в данных обстоятельствах это не играло. Правда, это не уберегло меня от глупостей, от намёков и долгих изучающих взглядов на новоиспечённого супруга, в надежде здесь и сейчас понять, что же чувствует он. Конечно, Антон всё это замечал, и смеялся надо мной, и подозреваю, что о моей влюблённости знал доподлинно, но и развеять мои сомнения не спешил. Он лишь целовал, гладил меня по волосам, занимался со мной любовью и одаривал подарками. Надо сказать, что мужем он был замечательным, и от этой замечательности, поверить в том, что мне на самом деле повезло, было всё труднее.

После свадьбы мы уехали в свадебное путешествие, всё, как полагается. Хотя, особым путешествием это не было, мы улетели в Испанию, посетили дом отца на побережье, провели там неделю. Антон разбирался с бумагами и делами, связанными уже с испанской собственностью Давыдовых, я загорала и пыталась учить испанский язык (за неделю прямо преуспела, пятнадцать слов и пара полноценных фраз, подхваченных у прислуги и садовника, не поручусь за их нормативность). Зато вокруг дома цвели апельсиновые деревья, и это было по-настоящему изумительно. Из Испании улетели в Грецию, уже в дом Антона, на Пелопоннесе, и вот там провели десять дней, и это был настоящий медовый месяц. И именно в эти десять дней я окончательно растаяла. Я смотрела на Антона, и понимала, что погибаю, но сделать с этим уже было ничего нельзя. Вспоминала наш уговор при встрече, вспоминала, какими глазами на меня смотрела Алиса, обвиняя в том, что я краду её мужчину, и, предвещая мне болезненное прозрение, но противиться Антону, когда он хочет понравиться кому-то, невозможно, теперь мне об этом доподлинно известно. Он умел соблазнять, он умел давать обещания, и мне оставалось надеяться, что он с такой же щедростью умеет их выполнять. Ни разу мы не говорили о нашей сделке, о будущем, уж тем более о возможном расставании. Всё это убивало мою подозрительность и здравомыслие. Я превратилась в мягкий зефир, из которого он мог лепить, что хотел. А мог и съесть, как не раз обещал, разглядывая меня на скрытом от чужих глаз песчаном кусочке пляжа. А ко мне порой приходили мысли, что это всё не со мной происходит. Ещё недавно я была простой учительницей, человеком, скажем с натяжкой, со средним достатком, и все мои заграничные поездки сводились к одной неделе в год на пляже Турции или Египта, в основном в компании сестёр и подруг. А вот сегодня я замужем, за мужчиной, при взгляде на которого даже мне, его законной супруге, от небывалого восторга зажмуриться хочется. Мы в его доме на побережье Греции, у нас яхта, ночи под звёздным небом, а впереди ещё какое-то наследство. То есть, моя жизнь изменилась, а мне даже некогда сесть и спокойно всё обдумать. Потому что, когда я остаюсь одна, думать о себе я не могу, я думаю об Антоне. Я его люблю. И каждый раз, произнося мысленно эти слова, я сжимаю ладонь, ногти впиваются в кожу, но это совсем не отрезвляет.

Отрезвляла только мама. После того, как отпуск закончился, и мы вернулись в родной город, я поспешила встретиться с мамой и бабушкой. Я представляла, как они ахнут, увидев меня — загорелую, красивую, с новой стрижкой, и, конечно же, со счастливыми глазами. И это на самом деле случилось. В первый раз. Я не знаю, чего мама ждала от моего замужества, возможно, того, что мы с Антоном станем среднестатистической семьёй, осядем дома и задумаемся о детях, но этого не произошло. Последние трагические события в семье Давыдовых и бизнесе требовали тщательного внимания по всем фронтам, и доверять это Марине Леонидовне Антон не собирался, поэтому старался везде успеть сам. Успеть и заручиться поддержкой партнёров по бизнесу и акционеров. А так, как основной приток инвестиций шёл из вне, как выяснилось, Антону пришлось не только поторапливаться, но и летать из города в город, даже из страны в страну, и меня он всегда брал с собой. Я не возражала, мне нравилось путешествовать, тем более путешествовать с ним. Что может быть лучше? Всё это было похоже на продолжение свадебного путешествия. Москва, Питер, Прага, Тель-Авив, Минск. Дома мы бывали наездами, неделя-полторы, и летели ещё куда-нибудь, встретиться ещё с кем-нибудь. Прошёл месяц, потом другой, и в один из своих приездов домой и встрече с родственниками, мама и высказала мне в первый раз своё беспокойство. О том, как неправильно мы с Антоном живём.

— Ни о чём не думаете, — сказала она. — У вас вечный праздник.

— Мама, но Антон работает. И со мной расставаться не хочет. Это что, плохо? Или лучше, если бы он ездил один?

— Не знаю, как лучше. Но иногда лучше меньше, да лучше.

Я нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Деньги, Лера. Деньги ещё никому счастья не принесли. Вспомни хотя бы своего отца. Что, счастлив он был? Всё хотел кусок побольше урвать. Урвал. И надорвался.

Я помолчала, раздумывая, после чего не слишком уверенно проговорила:

— Антон лучше знает, как правильно.

Мама ткнула в меня пальцем.

— У вас нет дома, вот в чём проблема.

— Есть.

— Но вас в него не тянет. Что ты сделала для того, чтобы этот дом стал вашим? Чемодан с вещами привезла?

Надо признать, что меня проняло. Приехав домой (в дом Антона), я огляделась и поняла, что мама, в сущности, права. Что я сделала в этом доме, чтобы считать его своим? Привезла из Греции статуэтку Афродиты? Она была куплена в антикварной лавке, но я подозревала, что к антиквариату сия скульптура не имеет никакого отношения, просто она мне понравилась. А в остальном, я руку ни к чему не приложила. Во-первых, не знала, стоит ли что менять, а во-вторых, не было времени.

Антон, выслушав меня, хмыкнул, а взглянул непонимающе.

— Тебя это беспокоит?

— Мы живём в гостиницах, Антон. Мама права.

— Ты не хочешь больше ездить со мной, предпочитаешь меня ждать? — На его лице расплылась улыбка. — Махать платочком на прощание и не спускать глаз с дороги?

Я присела на постель, затем потянулась к нему, пробежала пальцами по его голой ноге до края шорт.

— Нет, это слишком. Но я бы поменяла занавески и купила ковёр в гостиную, его там явно не достаёт. — Я голову к его животу склонила, прижалась щекой, а Антон положил ладонь на мой затылок.

— Делай, что хочешь. Как тебе нравится.

Я его обняла.

— Будет, чем себя занять до сентября.

Его рука оставила мои волосы в покое, погладила спину.

— А что будет в сентябре?

Я голову приподняла, чтобы Антону в лицо взглянуть. Проговорила удивлённо:

— Работа. Первое сентября, школа, я учитель. — Я даже рассмеялась. — Ассоциаций нет?

Он смотрел мне в глаза, чересчур серьёзно, затем в задумчивости хмыкнул.

— Ты собираешься работать?

Я несколько секунд раздумывала над его странным вопросом.

— Да… — Вышло неуверенно, и Антон вопрошающе брови вздёрнул. А я отчего-то разволновалась и села на кровати, одёрнула футболку, а на мужа взглянула с явным непониманием. — Антон, мы об этом не говорили.

— Разве? Я предложил тебе заняться фондом.

— Да, но… Разве не нужно согласие Марины на это?

— Вообще-то, нет. Нужно согласие акционеров. Я его обеспечу.

— Уйти из школы?

Я отвернулась, запутавшись в собственных сомнениях и раздумьях, а Антон потянулся ко мне, погладил по плечу.

— Снежинка, подумай сама, ну какая у нас с тобой жизнь будет, если ты целыми днями будешь пропадать в школе? Уходить к восьми, приходить в шесть, да ещё с ворохом тетрадей.

У меня на это был один, как мне казалось, обоснованный ответ: я понятия не имею, сколько наша с ним совместная жизнь продлится, чтобы вот так запросто отказываться от своей профессии. Но с другой стороны… с другой стороны, Антон прав. Если я начну оберегать свою будущую жизнь без него, то она, как что-то мне подсказывает, наступит куда раньше. Он будет ездить по командировкам, а я буду сидеть дома и ждать его, как он и говорил недавно, правда, смехом. И что, насколько нас с ним хватит?

Но всё равно, так сразу дать ему ответ, я не смогла, поэтому лишь пообещала подумать. Спустила ноги с кровати, собираясь встать, а Антон с подозрением спросил:

— Ты расстроилась?

— Нет. Но мне нужно подумать над этим.

Я спустилась на кухню, прошла через гостиную, отстранённо подумав о ковре, которого на самом деле перед диваном не хватало, но заняться предпочла обедом. Достала кастрюлю, доску для нарезки, открыла дверцу холодильника, и замерла, вдруг осознав, что голова пуста.

— Лера. — Антон остановился рядом, локтём упёрся в стенку холодильника. Повторил свой вопрос: — Ты расстроилась?

— Нет. Я же сказала. — Я достала из холодильника кусок мяса и ему продемонстрировала. — Что мне с ним делать?

— Нарезать и пожарить, — подсказал он, присаживаясь на высокий табурет у окна и за мной наблюдая. Молчал минуту, глядя то на меня, то за окно, после чего спросил: — Ты так любишь свою работу, что не мыслишь без неё жизни? Я не знал.

Я в азарте взмахнула рукой, в которой держала нож.

— Дело не в работе, Антон. То есть, и в работе, конечно, я её люблю, не зря же я её выбрала. Но… — У меня вырвался вздох. — Я думаю, о будущем.

— О каком будущем?

Вопрос показался мне до того глупым, и в то же время провокационным, что я разозлилась.

— Ты всё понимаешь, Антон!

— А, то есть о будущем без меня.

Я вонзила нож в кусок мяса, после чего посмотрела на мужа.

— Не помню, чтобы ты предлагал мне об этом забыть.

Прозвучало это с явным сарказмом, после которого Антон со стула слез и подошёл ко мне. Обнял, прижался к моей спине, и у меня руки опустились.

— Снежинка, пожалуйста. Давай не будем ругаться. И я не настаиваю, я просто предложил. Хочешь работать, мы найдём какой-то компромисс. Да? — Я молчала, и даже кивать не спешила. А Антон вдруг неуверенно улыбнулся. — А может, ты уйдёшь в другую школу?

Вот тут я непонимающе головой качнула.

— Это ещё зачем?

— А ты сама не догадываешься? — Его тон был ворчливым. — Этот очкарик…

Я его тут же перебила.

— Перестань. — Я осторожно повернулась в его руках, в лицо ему посмотрела. Сделала попытку улыбнуться. — В конце концов, я замужняя женщина.

Он осторожно убрал волосы с моей щеки.

— Вот сейчас я рад, что ты такая серьёзная… замужняя женщина, — закончил он со смешком. После чего в нос меня поцеловал. — За это я тебя и люблю.

Я замерла с открытым ртом, но Антон уже отвернулся, полез в холодильник за минералкой, а мне, прежде чем с кухни выйти, задорно улыбнулся и подмигнул. А я так и стояла с ножом в руке и смотрела ему вслед, не в силах пошевелиться. А ещё точнее, поверить, прочувствовать… и ещё раз поверить. Антон вот так запросто сказал: люблю тебя, и, кажется, у него это получилось весьма спонтанно. А это ведь хорошо? Я снова повернулась к окну и решила: хорошо. Хорошо! Меня муж любит.

Мне понадобился целый день, чтобы до конца всё обдумать. Конечно, мне хотелось бы, чтобы Антон своё признание повторил, что-то ещё мне сказал, и не то чтобы мне нужны были дополнительные доказательства его любви, подтверждения, он и без того был идеальным мужем, но и давить на него я сочла неправильным. Антон совершенно не был смущён произошедшим, и от этого у меня на душе всё больше теплело. Он любит, а я, как и большинство женщин, ищу причины и доводы, анализирую и разбираю по косточкам, а, возможно, нужно лишь любить. А любовь — это не слова, это поступки. И я собиралась совершить поступок. В понедельник я отправилась в школу, чтобы написать заявление на увольнение. Правда, Станислав Витальевич взглянул на меня, как на сумасшедшую.

— Ты говоришь мне это за две недели до начала учебного года?

Я покаянно опустила голову.

— Прости. Понимаю, что ставлю тебя в трудное положение, но я не могу ничего изменить.

— Не можешь?

— Стас… — Я сбилась на его имени, не зная, стоит ли мне называть его так при столь официальном разговоре. Но, в конце концов, решила быть как можно более откровенной. — За последние два с половиной месяца мы с Антоном в разъездах провели семь недель. И я не думаю, что что-то изменится. Надеюсь, конечно, но сейчас Антон очень занят, и он не хочет, чтобы я ждала его дома. Прости, но это… моя семейная жизнь, и я приняла решение.

— Мотаться с ним? — Станислав Витальевич откровенно усмехнулся. — Понимаю, это куда интереснее, чем учить детей.

Я упрямо молчала, Стас переваривал свой эмоциональный взрыв, а когда смог продолжать говорить, сказал совсем не то, что я ожидала. Он сказал:

— Он морочит тебе голову.

— Это вместо подписи на моём заявлении?

— Лера, я тебе серьёзно говорю. Он морочит тебе голову. Как много он ездил раньше, ты у него не спрашивала? А теперь он всеми правдами и неправдами пытается держать тебя подальше от этого города.

— Господи, да тебе-то откуда знать! — разозлилась я и вскочила.

— Потому что ты рассудительная и серьёзная, а после встречи с ним ты последний ум растеряла. Понимаю, он необычный и, наверное, весьма… впечатляющ, — подобрал он, наконец, подходящее слово, — но ты математик, начни уже анализировать!

— Не хочу, не хочу анализировать! Я с тобой этого наелась в полной мере, — выдохнула я, правда, вовремя вспомнила понизить голос, помня, что за дверью его кабинета секретарша. — По крайней мере, моему мужу никогда не приходило в голову меня прятать. — Я весьма выразительно на него глянула, направилась к двери, но вернулась и указала на своё заявление на его столе. — Подпиши. И начинай искать замену.

Не зная, кому излить своё возмущение, позвонила Ленке и та, вопреки моим ожиданиям, развеселилась.

— Ты ему так и сказала? — спросила она, когда я пересказала ей разговор со Стасом. — Наконец-то! Давно надо было, я тебе говорила. Ну, а он что?

— Ничего, — буркнула я, — надулся, как индюк.

— И Бог с ним. Это не твое дело. Станислав Витальевич сам оказался простофилей, кого ему винить?

— По всей видимости, меня. Кого ещё?

— Наплюй, — снова посоветовала она. — У тебя муж дома. Муж, который обо всём на свете заставит забыть любую нормальную женщину.

Я после этих слов попробовала перевести дыхание. Села в своего «Жука», хлопнула дверцей и откинулась на сидении.

— Да, ты права. И Стасу я ничего не должна.

— Он тебе должен, дорогая. Вот в этом сомнений никаких. Может, встретимся? Со свадьбы не виделись, всё по телефону, да по телефону.

— Очень бы хотелось, — призналась я. И улыбнулась с воодушевлением. — Я соскучилась.

— Воот. А что я буду делать без тебя в школе? На кого ты меня оставляешь?

Я рассмеялась. А вечером мы с Леной встретились, вместе приехали в «Колесо», где я предварительно заказала столик в ресторане, и я на самом деле была рада подругу увидеть. Она искренне поахала, разглядывая меня и восхищаясь средиземноморским загаром, а потом мы заказали вина и принялись разговаривать обо всём, что только в голову приходило. А я вдруг подумала о том, что после пары лет работы вместе, каждодневных встреч, мы впервые с ней так сидим, за бокалом вина, и делясь друг с другом секретами и ожиданиями. Правда, я время от времени окидывала зал ресторана ищущим взглядом, но Антона не было видно. Хотя, он и обещал утром, что весь день проведёт в «Колесе». Один раз я даже управляющего ресторана остановила, когда он поблизости оказался.

— Вы не знаете, Антон Александрович здесь?

— Точно не знаю, но уточню, Валерия Борисовна.

— Спасибо.

— Куда он денется, что ты волнуешься? — Лена легко отмахнулась от моего беспокойства.

— Не волнуюсь. Но у Антона порой появляется дурная привычка, телефон отключать. Я до него полдня дозвониться не могу. — Я даже с недовольством глянула на свой молчавший телефон, что лежал рядом на столе. Не могла точно сказать, по какой причине так беспокоюсь, и что именно меня тревожит, прямо изнутри точит, но подруге поспешила улыбнуться.

— А по какому поводу всегда звонишь?

Я от этого вопроса немного растерялась, а под Ленкиным весёлым взглядом рассмеялась.

— По разным, но всегда важным.

— Ну, конечно!

Антон появился через полчаса. Вошёл в ресторан, выглядел серьёзно, принялся придирчиво оглядывать зал, я наблюдала за ним, и видела, как разгладилось его лицо, когда он меня заметил. На ухо ему что-то нашёптывал управляющий, а Антон морщился. До той самой секунды, пока меня не увидел.

Лена, заметив, что я отвлеклась, оглянулась через плечо.

— О, наше счастье пожаловало.

Я дотянулась до её руки и стукнула.

— Моё счастье.

— Это я и имела в виду.

Антон подошёл к нам, сияя улыбкой, а во взгляде хитринка.

— Привет, девочки. — Посмотрел на бутылку вина, в которой осталось на донышке. — Что празднуете? — Наклонился, поцеловал меня в щёку, а Лене улыбнулся.

— Не надо телефон отключать, молодой человек, — сказала она ему, а улыбка была хмельной и весёлой. — У жены такие перемены в жизни, а ты знать ничего не знаешь.

Антон придвинул стул и сел рядом со мной. Посмотрел с большим интересом.

— Что за перемены?

Я кинула на Лену быстрый взгляд, в этот момент жалея, что она здесь и присутствует при нашем с Антоном разговоре, но Лена сейчас была не в том состоянии, чтобы улавливать намёки и помалкивать. Но я сдержала вздох, а мужу коротко улыбнулась и призналась:

— Я написала заявление на увольнение.

Он смотрел на меня, очень внимательно, а когда улыбнулся, я заметила в его глазах искру самодовольства. И, наверное, она была оправдана, но меня всё равно царапнула.

— Это хорошо, — сказал он в итоге.

Я пнула его под столом. Он кашлянул и ногу отодвинул.

Лена залпом допила вино, бокал поставила и вдруг сделала глубокий вдох, замерла, прислушиваясь к себе.

— Слушай, что это за вино? Мне так в голову ударило.

— Ты же заказывала, — напомнила я ей.

— Точно. — Она нетвёрдой рукой оперлась на край стола и поднялась. — Вы поворкуйте, а я умоюсь.

Она от стола отошла, и мы с Антоном проводили её взглядами. Он усмехнулся.

— Она так рада, что ты уволилась? Подсиживает?

— Не говори глупостей, — шикнула я на него, правда, без всякой злости или укора. Потом повернулась к нему, поправила воротник его рубашки. И спросила: — Где ты был?

— Был? — Антон удивлённо вздёрнул брови. — А где я был?

Я плечами пожала.

— Не знаю. Я звоню тебе с обеда.

Антон наморщил нос. После чего голову опустил и прижался лбом к моему плечу.

— Прости. Замотался, встреча неожиданно образовалась. Забыл включить телефон. — Посмотрел на меня. — Злишься?

— Нет. — Я почти касалась носом его носа, чувствовала горячее дыхание на своих губах, и от этого, конечно же, сбился пульс и о своих претензиях я начала забывать. — Просто волновалась.

— Как я люблю, когда ты за меня волнуешься. — Поцеловал меня быстрым поцелуем в губы. Но после всё-таки спросил: — Значит, уволилась?

Я снова поправила его воротник, дался он мне, а вот глаза отвела.

— Я думала вчера, и пришла к выводу, что так на самом деле будет лучше. Если тебя напрягает моя работа…

— Не работа, — быстренько поправил он меня.

— Пусть так, — не стала я спорить. — Да и я, если честно, совсем не думала о том, как буду общаться со Стасом. Это оказалось не так легко.

Антон нахмурился и совсем другим тоном поинтересовался:

— Что он сделал?

Я тут же расправила плечи и решительно покачала головой.

— Ничего. Но мне было неуютно с ним с глазу на глаз.

Антон пошарил глазами по моему лицу, после чего улыбнулся.

— Хорошо. Обещаю, что скучно тебе не будет. Будешь всё своё внимание уделять мне.

— Да, если ты опять не исчезнешь в неизвестном направлении.

— Куда я от тебя исчезну, малыш?

Я обняла его за шею, когда он наклонился.

— Очень на это надеюсь.

— Я тебя люблю, — сказал он и прижался губами к моей шее.

Я губу закусила, запустила пальцы в его волосы. Осторожно выдохнула.

— Я тоже тебя люблю, Антош.

Он отстранился, когда рядом послышался стук каблуков, и сразу обернулся на Лену, так и не встретившись со мной взглядом. Я тоже на подругу посмотрела и кивнула ей.

— Ты лучше выглядишь.

— Да, я и чувствую себя лучше.

— Девочки, не хотите потанцевать?

Я почувствовала, что Антон взял меня за руку. Лена идеей загорелась, снова из-за стола поднялась, а я у мужа тихо спросила:

— У тебя дела?

— Кое с кем поговорю, кое какие бумаги посмотрю и присоединюсь к вам. Хорошо? Витька в клубе, он за вами присмотрит.

— Зачем за нами присматривать?

— Потому что, — ответил он коротко. Но потом видимо решил, что был слишком резок, поэтому добавил, при этом погладив меня по спине: — Две красивые девушки в клубе, разве мужу не о чем волноваться? — Антон снова меня поцеловал. — Пойдёмте, я вас провожу. — Усмехнулся. — Передам вас под охрану.

— Хреновый из тебя охранник, — сказал Антон Соловьёву, когда тот сел рядом с ним за столик в клубе. Сел, пытаясь отдышаться после безумства на танцполе, Антон ещё съязвил про себя, что Витьке подобное уже не по возрасту и не по силам. Виктор мимо него потянулся за высоким бокалом с пивом, сделал несколько больших глотков. И после этого уже отмахнулся.

— Да ладно тебе, девчонки довольны. Ты сам-то выпил?

— Нет. У меня сезон трезвости.

— О. — Виктор понимающе усмехнулся. — Вообще, это правильно. За языком за своим следить надо.

Антон повернулся к нему, глянул хмуро.

— Я болтливый, когда пьяный?

Соловьёв, не скрываясь, фыркнул, едва пивом не поперхнулся.

— Ну что тебе сказать, после истории с завещанием. Тебя тоже никто за язык не тянул.

На это ответить было нечего, и Антон с недовольным видом отвернулся. Привстал, чтобы отыскать взглядом Леру. С минуту приглядывался, стараясь удостовериться, что рядом с ней не крутиться ни одного подозрительного субъекта.

— Как, вообще, семейная жизнь?

Антон снова сел, на друга посмотрел.

— Наверное, отлично.

Виктор брови вздёрнул.

— Наверное?

— Что ты хочешь узнать? У меня голова сейчас не о том болит. Достаточно того, что у меня дома всё спокойно. Она любит меня, я люблю её, секс отличный, ужин готов, а всю головную боль я оставляю себе.

— Круто.

Антон скомкал салфетку и кинул её в угол.

— Конечно, тебе круто. Глаза залил и пялишься на подругу моей жены.

— А что? Она ничего.

— Ничего, — согласился Антон. — Забыл, какой папик её на свадьбе сопровождал?

— Я таких папиков знаешь, на чём вертел?

Антон на спинку дивана откинулся, сунул руки в карманы брюк, а на слова Соловьёва никак не отреагировал, будто и не слышал. И шею вытянул, снова отыскивая глазами жену. Уж слишком она выглядела весёлой, что тоже вызывало некоторые опасения. Сама собой возникала мысль: а не пытается ли Лера за своей весёлостью скрыть горечь и недовольство тем, что пришлось уступить и с работы уйти. Перестать общаться с очкариком.

— Что Марина?

Антон хмыкнул, Соловьёв этого слышать не мог.

— Собирается нас засудить.

Виктор отхлебнул пива, взглянул заинтересованно.

— Шансы?

— Да есть шансы, что скрывать. Она настаивает на супружеской доле, на вкладе в бизнес Давыдова своего отца. Наверное, так и было, но нужны серьёзные обоснования.

— Думаешь, они у неё есть?

— Да чёрт её знает. Эта стерва на всё готова.

Виктор широко ухмыльнулся.

— Да, да, я помню. Но не думаю, что твоей жене стоит это знать.

— Вот и я не думаю.

— Слушай, а Лиска знает?

— Ты сдурел? У неё язык, как помело.

— Но это тоже козырь, Антох. Называется: разделяй и властвуй. Она маменьке точно долго не простит.

— Простит, как только оголодает. До денег отца ей ещё три месяца.

— И то не факт, что Марина её к ним допустит.

Антон кивнул.

— Не факт.

— Знаешь, если бы у Марины не было достойного повода, она всё равно бы тебе отомстила. Такая уж у баб натура. — Виктор пиво допил и из-за стола поднялся. — Пойдём-ка, Лерочка с тебя глаз не сводит.

Антон встрепенулся, выпрямился и поискал жену глазами. Поторопился подняться. Почувствовал, как Соловьёв его в спину кулаком ткнул, когда они по лестнице спускались. Оказавшись среди танцующей молодёжи, Антон вдруг почувствовал себя неуютно, такое нечасто случалось, а возможно и впервые. Добрался до Леры и сразу её обнял, поцеловал в губы. Улыбнулся, как по заказу.

— Ты не устала?

Лера головой качнула, но не отстранилась, обняла его, и они, не в такт музыки, принялись неспешно двигаться в обнимку. Антон руками её обхватил, уткнулся носом в её шею и на минуту даже глаза закрыл. Правда, думал в этот момент совсем не о жене, думал о проблемах, о своих моральных долгах, если таковые имеются, как ему намекнуть пытаются. И что делать, если всё вскроется. Лера точно впечатлится, и придётся разводиться. На следующий день.

Лера погладила его по волосам, прижалась покрепче, грудью к его груди, и Антон, наконец, вздохнул. Выпрямился, затем обернулся через плечо, на Виктора, который что-то говорил Лене на ухо и при этом пошловато ухмылялся. Правда, судя по тому, что та позволяла его руке гулять по её спине, ничуть из-за этого смущена не была.

— Поедем домой, — проговорил Антон Лере на ухо.

Она лишь кивнула, не собираясь спорить, и взяла его за руку.

На следующий день привезли ковёр. Я была вне себя от радости, грузчики внесли его в дом и даже помогли расстелить на том месте, на которое я указала. Расцветку подобрала замечательную, неброскую, но в то же время взгляду было приятно. И с обивкой мягкой мебели сочеталось, оставалось шторы поменять. Я едва дождалась Антона. Он приехал на обед (мы завели традицию, по крайней мере, пытаемся ей следовать, привнести в нашу жизнь стабильности), и я гордо продемонстрировала ему свою покупку.

Антон остановился у края, разглядывая ковёр у своих ног, после чего усмехнулся.

— Наступать можно?

— Можно. Но сними ботинки.

Он кашлянул, сдерживая смех, но принялся разуваться. Затем наступил, брови вздёрнул.

— Мягкий.

— Правда? — Я невероятно обрадовалась и поспешила последовать его примеру и босая оказалась на новеньком ковре. Ступням было очень приятно, я ногами переступила. — Как здорово. Не зря мне тот мальчик так его советовал. — Я смотрела себе под ноги, а Антон снял пиджак и кинул его на диван.

— Какой ещё мальчик? — поинтересовался он.

— Продавец. Ему на вид лет семнадцать, а, видишь, толк в своей работе знает.

— Ну, это ещё не ясно, надо ещё проверить на мягкость и прочность. — Я только сейчас поняла, что он не просто меня обнимает, а просовывает руки мне под футболку, чтобы лифчик расстегнуть.

— Ты же обедать приехал.

— Успеется.

Я на поцелуй ответила и позволила ему расстегнуть мои шорты и сунуть ладонь внутрь.

В общем, ковёр оказался выше всяких похвал. Мягкий, пушистый и даже кожу не стирал. Правда, спине было жарко, о чём я Антону и поведала, на что тот справедливо заметил, что об этом стоило думать перед покупкой, странно, что профессионально подкованный «мальчик» об этом не предупредил. Я только головой покачала. Мне никогда не хватало слов на споры с ним, Антону мастерски удавалось заговаривать мне зубы. А иногда просто затыкать мне рот поцелуем. Мы занимались любовью на новом ковре, мои пальцы вцепились в край, потом вернулись на спину Антона, принялись чертить на его коже непонятные фигуры. Глаза закрыла, дышала со стоном, глубоко и сбивчиво, чувствуя, как он двигается во мне, сильно и глубоко. С готовностью приняла его поцелуй, подалась навстречу, когда его пальцы впились в моё бедро. И в досаде глянула на журнальный столик, с которого понеслась трель моего мобильного. Как же не вовремя! Антон повернул мою голову и снова поцеловал.

— Не думай.

Я и не думала. Я за шею его обняла, когда он навалился на меня всем телом, ногами его обхватила и забыла обо всём на свете, даже о мешающем телефоне. Он звонил ещё с минуту, после чего замолк, зато я застонала громче и затряслась под крепким мужским телом.

— О Боже, Антон!

Он даже на краю оргазма засмеялся, а я пяткой его по заднице двинула.

Дурацкий телефон даже передохнуть толком не дал. Антон только скатился с меня, обнял, покусывая моё плечо и пытаясь отдышаться, как он снова зазвонил.

— Что за сукин сын звонит? — задал муж риторический вопрос, на который я всё-таки сочла должным возмутиться.

— Что ты говоришь? Вдруг это мама?

— Ах, ну да, мама. — Он снова склонился к моему плечу, поцеловал, потом щекой прижался. А я потянулась за телефоном. Антон ладонью мою грудь накрыл, а я его по руке стукнула и шикнула:

— Подожди. — Посмотрела на дисплей и про себя чертыхнулась. А ещё постаралась, чтобы Антон имени звонившего не увидел, поспешила телефон к уху приложить. И ровным тоном проговорила: — Я слушаю.

— Ты занята?

Я покосилась на голого мужа за своей спиной, и соврала:

— Нет. Что-то случилось? — Хотелось задать совсем другие вопросы, например: «Зачем ты, Стас, звонишь» и «Почему так не вовремя»? Но это, безусловно, насторожило бы Антона, и говорить я старалась сдержанно.

— Мне нужно с тобой поговорить. И прежде чем ты начнёшь возмущаться, скажу, что это по поводу работы.

— А что с ней?

— Тебе на самом деле удобно говорить? Ты странная.

Будешь тут странной, когда на тебя, голую, муж наваливается, с определённой целью.

— Нет, не очень. Давай я тебе позже позвоню?

— Лучше встретиться.

— Вот ещё!

— Лер, кто это?

Я секунду медлила, после чего шёпотом проговорила, оправдываясь:

— Сашка.

Антон успокоился, а вот Стас в трубку выразительно хмыкнул.

— Я не Сашка. Ладно, я понял, что ты занята. Буду весьма признателен, если ты завтра приедешь в школу. В десять.

И что было делать? Я согласилась. Телефон выключила и легла, устроив голову на вытянутой руке Антона. Встретилась глазами с мужем и растянула губы в улыбке.

— Ты кушать хочешь? Я суп сварила. — И поспешила встать.

Какого чёрта Стасу надо?

На следующий день приехала в школу. И опять же соврала Антону. Вроде, что проще — сказать ему правду. Я же не по собственной воле еду на встречу с бывшим, это по работе, Стас сам сказал. Но Антону я соврала, что еду на маникюр, к нему он точно приглядываться не будет.

— Здравствуй, Лера, — поздоровалась со мной секретарь Станислава Витальевича, окинула любопытным взглядом, а я кивнула в знак приветствия.

— Доброе утро. — И немного переигрывая, шёпотом спросила: — Он у себя?

— Да, да, тебя ждёт.

— Ждёт меня?

Очень интересно. Прежде чем войти, постучала. Так ведь положено, да? Стас распахнул передо мной дверь.

— Входи.

Станислав Витальевич казался занятым и деловитым, даже не взглянул на меня, лишь указал рукой на кресло у стола.

— Так что случилось? — спросила я, поторапливая события.

— Я подписал твоё заявление.

— Замечательно, — похвалила я его.

— Да, но так, как до начала учебного года осталось всего ничего, а замену найти не так просто, я вынужден тебя просить войти в наше… в моё положение.

Я на кресле развернулась, посмотрела на него.

— Что это значит?

— Дай мне месяц, Лера.

— Поработать месяц? — Я отчаянно соображала. Затем покачала головой. — Я не могу.

— Ты уезжаешь?

— Нет, но… я уже сказала Антону.

— Господи, Лера. Ты что ему в преступлении призналась? — Он швырнул на стол какую-то папку, обошёл стол и сел. При этом смотрел на меня волком. — В конце концов, я по закону могу заставить тебя работать две недели.

Я только руками развела, не зная, что сказать.

— Почему ты так его боишься?

Я вскинула на него глаза. Головой качнула.

— Я не боюсь.

— Ты только и знаешь, что повторяешь: «Антон, Антон, Антон». Лера, что происходит?

— Ничего не происходит! Мы поженились три месяца назад, что удивительного, что я о нём думаю? — Я поднялась, хмуро на Стаса посмотрела, после чего направилась к двери.

— Лера, — позвал он.

Я обернулась. Сказала:

— Я подумаю и позвоню тебе.

— У тебя нет выбора.

— Прекрати меня шантажировать, — попросила я, выходя за дверь.

Даже не знаю, почему я так сильно расстроилась. Наверное потому, что мысленно уже поставила точку, попрощалась и со школой, и со Стасом, а теперь приходится возвращаться.

Не знаю как и почему, откуда вообще взялась эта мысль, но я поехал на кладбище. После похорон отца на его могиле не была, а тут что-то толкнуло словно. Остановилась перед воротами, чтобы купить у старушек цветов, а затем поплутала немного между кварталами, потом потерялась среди новых захоронений, цветов и венков, и почувствовала себя неуютно на какой-то миг. Машину пришлось оставить на дороге, а я в открытых босоножках вышагивала по песку, вглядываясь в таблички с именами умерших. А когда оказалась перед могилой отца, удивилась, как могла пройти раз или два мимо. Хотя, не особо удивительно, количество венков и цветов зашкаливало, рассмотреть за ними даже временный памятник было невозможно. Я открыла калитку, зашла на участок, осмотрелась… Венки с траурными, чуть выцветшими, лентами, пластиковые вазы с цветами, некоторые свежие, некоторые подвядшие, я растерянно оглядывалась, не зная, куда поставить свои лилии. Усмехнулась про себя. Опять не знаю, куда поставить цветы.

Странно было, что я здесь. Стряхнула с лавочки пыль и присела на краешек. Помолчала. Зачем приехала? Посмотрела на небо, оно было глубокого голубого цвета, без единого облачка. Дул ветерок, приятный и тёплый, солнце светило, небо радовало глаз… И от всего этого, казалось ещё более странным, что всех этих людей вокруг больше нет. Я на кладбище.

— Совершенно не знаю, зачем пришла, — неожиданно для самой себя произнесла я вслух. Посмотрела на могилу, словно реакции ждала. — Но, наверное, ты единственный, кому мне хочется претензии предъявить. — Рукой махнула. — Ты не подумай, не о прошлом. В конце концов, я не настолько обижена, у меня замечательное детство было. Я о том, что совершенно не представляю, что буду делать дальше… с твоими деньгами. — Смущённо усмехнулась. — Их много. Даже не представляю, как ты столько заработать смог. На Антона сейчас смотрю и понимаю, что всё это не просто. Он постоянно занят, а иногда и злится. Не сознаётся, улыбается, но злится. — Сделала паузу, после чего пояснила: — Не знаю, в курсе ли ты, но я за него замуж вышла. Он хороший, и муж… тоже хороший. Но всё так неожиданно получилось, что я немного растерялась. Да ещё мама предостерегает постоянно. Хотя, это тебе знакомо, я думаю. — Замолчала, глаза закрыла и подняла лицо, подставляя его солнцу. Потом лоб потёрла. — Мне просто жаль, что всё так получилось… папа. Хоронить тебя после двадцатилетней разлуки было неприятно. И до жути странно. А теперь я сижу у твоей могилы и с тобой разговариваю… Это просто бред и паранойя.

Я ещё немного посидела, теперь уже молча, смотрела на цветы и дурацкие венки, потом по сторонам смотреть принялась, а на самом деле надеялась, что смогу, наконец, вздохнуть, а затем и слёзы смахнула. Назвала себя дурой мнительной, сижу и реву. Надо обязательно рассказать об этом Антону, почему-то я была уверена, что у него найдутся для меня нужные слова. А если не слова, то хотя бы объятие или поцелуй. Тоже весьма неплохо.

Моё внимание привлекли голоса. Я голову в сторону основной дороги повернула и увидела пару… Хотя, уже в следующее мгновение я поняла, что это не пара, это Марина Леонидовна в компании худощавого мужчины. Вот ведь… Я с лавки поднялась, отряхнула подол платья, потом принялась под глазами тереть, боясь, что под ними остались следы от туши, пока я ревела.

— Я подобрала несколько фотографий, — услышала я голос Марины. — Вы мне сделайте несколько макетов, я посмотрю все.

— Конечно, Марина Леонидовна. А насчёт мраморных ваз? Четыре будет достаточно?

— М-м, я не уверена. Мне ещё нужно подумать. — Она увидела меня и замолчала, остановилась в нескольких шагах от ограды, меня разглядывала. А я её. Надо сказать, что не в траурном платье, Марина выглядела свежо, её даже возраст не портил, этакая выдержанная, настоявшаяся, истинная женская красота. Я отчего-то укол зависти почувствовала, хотя, самой себе сказала, что это у неё вряд ли от природы, скорее уж от чрезмерного количества денег, которые она, не жалея, тратила на свою красоту и её поддержание. Но кто бы её упрекнул, глядя на результат? Но вот королевскую осанку и высокомерный, вызывающий взгляд никакой стилист и косметолог тебе не подарит, Марина Леонидовна всё это в избытке имела. Конечно, её фигуре не хватало девичей стройности и лёгкости, но это опять же её не портило. А ярко-синий лёгкий комбинезон невероятно шёл к её глазам, это я поняла, как только Марина сняла тёмные очки и взглянула на меня в открытую. — Здравствуй, Лера, — произнесла она чуть снисходительно, и эта снисходительность, всё же уловимая, вызвала у незнакомого человека любопытство, меня окинули заинтересованным взглядом. Я себя успокоила тем, что вряд ли выгляжу плохо. Загорелая, с новой причёской, которую мне сделали в Европе, в дорогом платье (по крайней мере, по моим представлениям, стоило оно весьма дорого, уж не знаю, что такая сумма значила для Марины Леонидовны).

Поздоровалась вежливо.

— Здравствуйте.

Марина шагнула к ограде, спросила вроде бы между делом:

— Что ты здесь делаешь?

Я посторонилась, давая ей возможность пройти к могиле.

— Захотелось приехать, — ответила я.

— Часто приезжаешь?

— Нет… Первый раз приехала.

Марина кивнула, вроде бы соглашаясь. А потом указала рукой на мужчину.

— Вадим Владимирович будет заниматься памятником.

Я посмотрела в его сторону, кивнула. Но этот мужчина меня нисколько не волновал.

Марина прошла к могиле, принялась цветы в вазах поправлять. Оглянулась на меня через плечо.

— У тебя нет никаких предложений?

— По поводу памятника? Нет, никаких… — И продолжила с решительностью. — Я уверена, что всё получится замечательно. — Не совсем то слово, но что сделать, если оно уже вылетело? — Я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать обсуждать… Всего хорошего, Марина Леонидовна.

Я с чувством облегчения поспешила по песчаной дороге, проклиная свои босоножки, была уверена, что смогла уйти без последствий, но Марина меня вдруг окликнула.

— Лера, подожди. — Пришлось остановиться и сделать пару шагов назад, поджидая её. Марина подошла ко мне, отряхнула руки, сощурилась на солнце, глядя в моё лицо. — Мне вдруг пришло в голову, что мы с тобой не виделись давно. С того самого ужина. — Вспоминать о том ужине мне было неприятно, и я не знала, в какую сторону глаза отвести. — И поэтому не имела возможности поздравить тебя с замужеством.

— Спасибо.

— Как семейная жизнь складывается?

— Хорошо.

— Правда? — Она, кажется, не поверила, посмотрела на меня так, будто уличала меня в обмане. Но Марина тут же постаралась исправиться. — Не пойми меня превратно, просто я давно знаю Антона. Он человек неплохой, но что-то мне подсказывает, что твой отец не одобрил бы твой выбор супруга. А вы так быстро поженились. Что это было?

Я решила отшутиться, попытку сделала.

— Антон говорит: вспышка.

— Ах, вспышка. — Вздёрнула идеально выщипанные брови. — Страсти или любви?

Я начала злиться и сказала:

— И того, и другого.

— Тогда я рада, за вас обоих. Ты не подумай, я не имею в виду ничего плохого. Свою дочь я предостерегала точно также. Антон — мужчина завидный, во всех отношениях. Устоять перед ним трудно, какая женщина в это не поверит. Так что, я за тебя рада. Если это то, чего ты хотела.

Я изобразила милую улыбку. А она ещё и продолжила, с огромным удовольствием играя на моих нервах.

— Просто некоторые считают, скажу, что несправедливо, что главная страсть Антона — это женщины.

— Но ведь это не так, — вступилась я за родного мужа и улыбнулась со всей уверенностью, что во мне была.

— Конечно, не так, — успокоила меня Марина Леонидовна. — Главная его страсть, деньги. За них он душу продаст. Хотя, давно уже продал, твоему отцу. Но это тоже неплохо, для семейного человека-то. — Она вздохнула, будто выполнила свой долг, улыбнулась мне и сказала: — Ладно, не обращай внимания. Всё это заучено, столько раз говорилось Алисе… Но думаю, раз Антон женился так скоро, значит, этому есть причина. И эта причина — ты. — Она дотронулась до моей руки. — Ещё раз поздравляю. Несмотря на наши отношения, на все недопонимания. Думаю, Боря был бы доволен, что я желаю его дочери всего наилучшего в семейной жизни. До свидания, дорогая.

Честно, я чувствовала себя оплёванной. Марина мне ещё разок на прощание улыбнулась, потрепала меня по руке, после чего развернулась и пошла обратно к могиле. Я тоже пошла к своей машине. Шла, чувствуя в босоножках раздражающий кожу песок, трясла ногами, а думала о том, что мне Марина сказала. Улыбалась, проявляла мнимое беспокойство, а на самом деле весьма ловко плюнула мне в душу.