Утро первого сентября я встретила в обнимку с недовольным мужем. Недоволен Антон был по многим причинам, и даже не все эти причины относились ко мне, что несколько сглаживало острые углы. Он совершенно не радовался тому, что я выхожу на работу, но ещё больше его не радовали мои утверждения в том, что он мне врёт. Хотя нет, не врёт, в тот вечер я довольно быстро исправилась, заменив слово «врёшь» на «скрываешь», но сути это не меняло. Ему пришлось постараться, чтобы убедить меня в обратном, и, в конце концов, я предпочла сделать вид, что ему это удалось. Иначе это привело бы к очередному скандалу.

— Я вру? Я тебе вру? Когда? И, вообще, это обидно, — заявил муж мне спустя полминуты, как я его в этом обвинила. Он выглядел настолько оскорблённым, что любой бы поверил. Любой, но уже не я. Поэтому я лишь посверлила его взглядом, под которым он стал мрачнеть на глазах, а затем резко махнул рукой. — Лера, просто есть вещи, которые женщине — заметь, не тебе, а всем женщинам! — знать не стоит. Если я тебе чего-то не рассказываю, то это не значит, что я вру тебе. Я о тебе забочусь! — В этот момент в его глазах полыхал хоть и праведный, но гнев и несомненная обида. А я к этой обиде приглядывалась, пытаясь оценить по достоинству.

— Исчезая неизвестно куда? — уточнила я. — Скрывая от меня проблемы? Так ты заботишься? Антон, я не знаю, что тебе говорили о твоих актёрских талантах, возможно, они и неплохи, но я знаю, когда ты врёшь. Я вижу.

Он моргнул, раз, другой, всерьёз раздумывал.

— Откуда?

Я только руками развела.

— Я не знаю откуда. Но чувствую, что врёшь!

Антон головой качнул.

— Это странно.

— Правда?

— Да. — Он оглядел меня с головы до ног, я не поняла для чего. — Раньше меня никто на лжи не ловил. Я даже в покер никогда не проигрываю.

Я погладила мужа по плечу.

— Думаю, больше тебе играть не стоит. Помнишь, как в песне? «Не везёт мне в картах, повезёт в любви». У тебя история обратная.

Я улыбнулась и отошла от него, а Антон сказал:

— Не смешно, между прочим.

— Почему?

Он вдруг головой замотал:

— И, вообще, перестань меня путать. Мы говорим не о том.

— Правильно. Мы говорим о том, что ты мне врёшь. Точнее, замалчиваешь проблемы. И всё из-за этого наследства, будь оно неладно!

— Не говори так, Лера. Твой отец хотел бы…

Я повернулась к нему и перебила:

— Не хотел бы! Он не хотел этого, Антон! — Дыхание перевела. — Я сегодня в его столе нашла фотографии, старые. Алиса ещё маленькая, он и Марина. Они выглядели счастливыми. Я не знаю, что случилось потом, но… В его жизни не было ни одного воспоминания обо мне. И то, что я делаю, — я обвела взглядом комнату, будто гостиная дома Антона олицетворяла собой нечто непонятное в моей жизни, — это всё ему назло. Ради меня самой, ради мамы, а не потому, что он… мой отец и ему было важно моё будущее.

— Малыш. — Антон подошёл и усадил меня на диван. За плечи обнял, а когда я склонила голову к его плечу, поцеловал в макушку. А я продолжала хмуриться.

— Я поехала на кладбище, будто ждала, что он со мной поговорит. Глупо, и говорила я. И я не знаю, смогла бы я ему что-то сказать, если бы мы просто встретились, а не… так всё случилось. Но мне обидно. И чем дальше, тем обиднее почему-то. Я злюсь на человека, который умер. Я претендую на его деньги, наверное, несправедливо, как некоторые считают, но никакого удовлетворения не ощущаю. Чем больше я влезаю в его жизнь, тем обиднее мне становится, хотя и говорю — и себе, и ему, что не злюсь, и у меня всё было замечательно. Но я злюсь! И ты ещё врёшь мне.

Антон прижался губами к моей щеке и замер так ненадолго. Молчал, а я чуть погодя спросила:

— А ты злишься на своего отца? На настоящего отца?

Он отстранился, на диванных подушках раскинулся, и вроде бы обдумывал мой вопрос. После чего плечами пожал.

— Не знаю. Я его никогда не видел.

— А мама что рассказывала?

— Банальную историю она рассказывала, Лера. Думаю, моя история появления на свет ничем не отличается от историй других таких же, как я. Поехала в Москву учиться, познакомилась, влюбилась, забеременела, а он вернулся на свою родину.

— И что, он даже о тебе не знает?

— Мама говорит, что нет. Рассказывает про трудные времена, подозрительное отношение к иностранцам, но знаешь, что я тебе скажу? — Антон вдруг наклонился ко мне, коснулся носом моего носа и улыбнулся. — Я взрослый мужик и знаю, как это бывает. Сказочка про злое правительство уже давно не канает.

— А маме ты это говорил?

— Зачем? Мне всё равно, о воссоединении с родителем по средствам передачи «Ищу тебя», я как-то не грежу, а мама живёт в покое от мысли, что сумела оградить ребёнка от печальных воспоминаний.

Я кивнула, соглашаясь с ним, затем обняла. Призналась:

— Теперь я чувствую себя эгоисткой.

— Уж ты точно не эгоистка. И я не зря обещал заботиться и лелеять, вот я это и делаю. А если что-то недоговариваю, то это лишние беспокойства для тебя. А я хочу, чтобы моя жена улыбалась, потому что у неё самая красивая улыбка на свете.

— Ну, это, конечно, была неприкрытая лесть, но мне всё равно приятно, и спорить я не стану.

— Вот и не спорь. Лучше покорми меня.

Но, конечно, одним разговором дело не ограничилось, а уж когда в ответ на мои претензии в умалчивании неприятностей добавились его, связанные с моей работой, недовольство Антона стало осязаемым и бесконечным. И заглушить его, хотя бы временно, можно было только одним способом, полностью отключив его сознание, а для этого необходимо было постараться. И я старалась, всю последнюю неделю августа. Муж у меня был залюбленный до предела, посмотреть приятно на его довольное после секса лицо. Расслабленный, умиротворённый, взгляд тёплый, а руки ласковые, а главное, благодарные. И сегодняшнее утро началось также, только слегка раньше, потому что к восьми мне нужно было быть на линейке. И когда Антон об этом вспомнил, когда осознал, что я торопливо выбираюсь из постели, из его объятий, тут же нахмурился. И все мои старания пошли насмарку.

— Всё, конец спокойной жизни.

— Перестань. — Я стукнула его по колену. — Это всего на несколько недель.

— Ага, — отозвался он с явным недоверием. Глаза рукой прикрыл, но я знала, что наблюдает за мной, за тем, как я накидываю на себя халат и начинаю оглядываться, проверяя, всё ли с вечера приготовила. Платье висит на вешалке, сумка на кресле, туфли у комода. Душ, макияж и завтрак мужу приготовить — все дела на следующий час. Должна успеть.

— Антош, а тебе не страшно, что я превращусь в скучную клушу, если буду дома сидеть? Ужины тебе готовить и ждать у окна… А если вспомнить, как ты умеешь опаздывать и пропадать в неизвестном направлении, ждать мне придётся часто и подолгу. Я ослепну от слёз.

После моего последнего заявления, он усмехнулся.

— Очень сомневаюсь. Скорее уж, я без башки останусь в один прекрасный день.

— И это тоже, — согласилась я. Повернулась к нему. — Тебе платье нравится?

— Ты мне нравишься. И без платья.

Я мило улыбнулась и шутливо сделала книксен.

— Спасибо, милый. Ты встаёшь? Я приготовлю завтрак.

На кухне Антон появился спустя двадцать минут. Всё ещё в домашней одежде, но с влажными после душа волосами. Я как раз поставила на стол тарелку с тостами, очень старалась не суетиться, чтобы он не заметил, как я спешу, и поэтому остановилась, как только он подошёл, обняла и на поцелуй ответила. От него пахло островатым цитрусовым гелем для душа и мятной зубной пастой. Чистые, утренние запахи моей семейной жизни. И только удивилась, когда она сказал:

— Я отвезу тебя.

— Зачем? Я сама.

— Нет уж. Надо с самого начала расставить всё по своим местам.

— Это ты о Стасе? — осторожно поинтересовалась я.

— Точно. Чтобы до очкарика дошло.

— Боже, Антон. Во-первых, он не очкарик, а во-вторых, до него давно всё дошло, в тот день, когда я замуж вышла, уж точно.

— Я проверю, — упрямился он, за стол сел и придвинул к себе тарелку с яичницей. А я, пока муж не видел, глаза закатила. Очень хотелось поспорить, а ещё больше по затылку Антона тюкнуть за его глупую ревность, которая меня из себя выводила, но не этим утром. На часы посмотрела и поторопилась налить себе кофе. А когда Антон потянулся за газетой, отобрала её и поторопила:

— Ешь.

Я была первым и единственным педагогом в этой школе, который явился на праздничную линейку в сопровождении мужа. Это точно. И на нас опять смотрели, на этот раз не с праздным любопытством, слух о моём замужестве уже разнёсся не только по школе, но и по всей области. Об этом событии писали, но я предпочитала называть это опровержением той неприятной статьи, иначе ни за что бы ни согласилась выставлять свою личную жизнь на показ. Но выбора не было, и поэтому время от времени мне приходилось говорить себе: смирись. Пусть смотрят, пусть обсуждают, сделать-то с этим я ничего не могу. И поэтому и этим утром широко улыбнулась, плечи расправила и принялась здороваться с родителями своих учеников, что здесь присутствовали и с самими детьми. Потом на Антона обернулась, когда возможность представилась.

— Поезжай на работу.

— Да ты что? Я сто лет не был на линейке. Посмотреть хочу. — Он на самом деле выглядел заинтересованным, стоял, сунул руки в карманы брюк и с энтузиазмом оглядывался. Я подошла и поправила ему воротник рубашки. Пошутила:

— Выглядишь празднично. Как директор.

Антон взглянул на меня с намёком на осуждение, скривил губы в усмешке.

— Кто-то вечером получит за такие сравнения.

Я примирительно улыбнулась. Заметила, что его взгляд устремился поверх моей головы, и я тоже обернулась. Увидела Стаса на ступеньках крыльца, он готовился начать линейку, но в данный момент смотрел на нас, с возвышения отлично видел всех и вся. Я поторопилась руки от груди мужа убрать и отступила от него. Антон непонимающе вздёрнул брови.

— Что?

— Это школа, Антон. А я когда на тебя смотрю в этом костюме, обо всём на свете забываю.

— Да? — Его тон был пропитан насмешкой. — Хотя, твоё оправдание мне понравилось. Надеюсь, что всё дело в этом. В моём костюме.

— Поезжай на работу, — шикнула я на него и направилась к своему классу. Растянула губы в формальной улыбке и повысила голос: — Дети, тише! Слушаем Станислава Витальевича! Макаров, ты хочешь речь произнести вместо директора?

— Хочу, Валерия Борисовна! А можно?

Я погрозила пальцем рослому девятикласснику с широкой ухмылкой на лице, а дети вокруг принялись смеяться. Я теперь на них шикнула:

— Тише! — И на самом деле стало тише. Стас подошёл к микрофону, поприветствовал всех, а я оглянулась, выискивая глазами мужа. Антон уже был на стоянке, у своей машины и наблюдал за всем оттуда. Опять выглядел недовольным.

Мой муж — бука. Кто бы знал?

— Все родители только вас с Антоном и обсуждают, — сообщила мне Лена, когда догнала меня в школьном коридоре. Линейка закончилась, ученики разошлись по классам, а у учителей было несколько минут, чтобы расставить подаренные букеты и приступить к первым урокам.

— Кто обсуждает? — не поняла я.

— Да все. Не видела, как вас разглядывали?

Я вздохнула.

— Видела.

— Вот-вот. Вы просто шикарно смотритесь. Как в американском сериале.

— Не знаю, как там в Америке, а мой муж абсолютно по-русски упрям и твердолоб. И ревнив, — добавила я негромко, скорее для себя.

За то, как «шикарно мы с Антоном» смотримся, я позже ещё и от Станислава Витальевича взбучку получила. Он высказал мне всё о моём неприемлемом поведении на глазах учеников и их родителей, и, кстати, я даже спорить с этим не стала, была согласна с его упрёками. Никогда раньше я не позволила бы себе даже на минуту отвлечься от главной линейки года, а сегодня меня больше воротник рубашки мужа беспокоил, чем мои профессиональные обязанности. Но я всё-таки сказала:

— Прости. Больше такого не повторится.

— Очень на это надеюсь, Лера, — ответил Станислав Витальевич, не сводя с меня серьёзного взгляда. А затем добавил: — Совершенно не понимаю, что с тобой происходит.

Я неожиданно усмехнулась.

— Наверное, ничего особо удивительного для женщины, недавно вышедшей замуж. Но я обещаю, Стас, что этого не повторится.

В субботу нас с Антоном пригласили на торжество в честь десятилетия основания одного из крупных банков в нашей области. За месяцы нашего брака, в свет мы выходили всего пару раз, то траур, то в разъездах были, но я с самого начала понимала, что меня эта участь не минует. Особенно теперь, когда Антон в одиночку занимается развитием бизнеса отца, его многие хотят видеть в числе приглашённых на различных мероприятиях и банкетах. И до этого вечера мы ни разу не сталкивались с Мариной Леонидовной. Я для себя объясняла это тем, что её траур должен длиться дольше, чем мой. В конце концов, она жена, мать, и всё было логично. Я и этим вечером не ожидала её увидеть, и немного растерялась, заметив её в толпе гостей. А гостей на самом деле была толпа. Человек двести, не меньше. На открытом воздухе был накрыт фуршет, погода замечательная, на открытой площадке среди высоких лип играла живая музыка, а фонтанчик неподалёку был окружён гостями, все любовались на удивительную подсветку, разноцветные струи. Официанты незаметно скользили между группками гостей, подносили шампанское, вина и закуски, люди смеялись и общались, а я старалась со всем этим свыкнуться и проникнуться атмосферой. Не могу сказать, что я была противницей подобных развлечений, что мне было скучно или не по себе рядом с незнакомыми людьми, скорее уж я испытывала определённое неудобство и скованность из-за собственной стеснительности, а ещё Антон без конца меня с кем-то знакомил, а я запоминала одного человека из пяти. Но я чувствовала себя уверенно рядом с мужем, была без ума от нового платья и на самом деле чувствовала себя красивой. А когда Антону делали комплименты и поздравляли с удачным выбором жены, мило улыбалась и старалась не ляпнуть чего-нибудь от волнения, чтобы впечатление не испортить.

А потом увидела Марину и растерялась. После нашей встречи на кладбище, не горела особым желанием с ней общаться, а уж тем более продолжать в том же духе, потому что оплёванной себя я чувствовала, а не она. Но, конечно, не удержалась от возможности к Марине присмотреться, оценить её наряд и спокойную улыбку. Она не выглядела вдовой. Убитой горем и сломленной, даже печальной не выглядела. Улыбалась, разговаривая со знакомыми, брала под руку то одного мужчину, то другого, но это совершенно не выглядело вызывающим. Было понятно, что она хорошо знакома с каждым из них. И даже её тёмно-синее платье совершенно не напоминало траурное, она в нём искрилась энергией. Подбородок гордо вскинут, взгляд прямой и уверенный, а бокал шампанского, что она держала в руке, полон, я так и не смогла заметить, когда бы она сделала хоть один глоток. Трезва и ослепительна. Почему она не показалась мне такой на похоронах? Помню, она была бледной и раздражённой, а ещё в дурацкой шляпке-таблетке с вуалью, которая меня и запутала. Шляпка не старила её, но она придавала ей лишней собранности и лишала лёгкости. А сейчас я видела её другой, и опять же не понимала… не понимала, чего не хватило отцу. Марина была красивой женщиной, за таких мужчины сражаются.

— Что с тобой? — тихо спросил Антон, наклонившись к моему уху.

— Марина здесь, — сказала я, посмотрела ему в глаза, но ни намёка на тревогу в его глазах не вспыхнуло. А вот я волновалась, что скрывать.

— Я знаю, видел.

— Видел?

Он кивнул, и отвернулся. А я посмотрела в свой бокал с шампанским. У меня это был второй, и я допила его залпом. Дёрнула Антона за руку, он снова ко мне повернулся.

— А Алиса тоже здесь?

— Сомневаюсь. Для неё здесь слишком скучно.

— Она предпочитает «Колесо»?

— Да. — Антон улыбнулся кому-то, а я тронула его за подбородок.

— То есть, ты с ней каждый день в «Колесе» встречаешься?

Мой тон его насторожил, потому что Антон едва заметно нахмурился.

— Иногда мне удаётся сбежать.

У меня вырвался тоскливый вздох.

— Замечательно. А я опять ничего не знаю.

Муж улыбнулся.

— Снежинка, мы с тобой это уже обсуждали.

— Да, да, я помню. Но знаешь, спокойно мне всё равно не спится.

— Так это из-за меня, разве нет? — Антон меня за талию обнял, довольно крепко. Поцеловал в висок. — По крайней мере, я надеялся, что это я тебе спать не даю.

Я провела ладонью по его груди, по линии пуговиц на рубашке.

— И ты тоже, — то ли похвалила, то ли просто подтвердила его слова я. А когда отвернулась от него, столкнулась взглядом с Мариной. И похолодела внутри. Всего на мгновение, но чувство неприятное. Мы встретились глазами, она смотрела серьёзно, даже мрачно, но спустя секунду улыбнулась и отсалютовала мне бокалом. Мне пришлось улыбнуться в ответ. Стыковка произошла.

Марина сама к нам вскоре подошла, и, судя по выражению её лица, ничего хорошего ждать было нечего. Она улыбалась всем вокруг, жала руки и выглядела приветливой, но стоило ей обратить свой взгляд на Антона, и он леденел. Правда, мой муж не обращал на это ровным счётом никакого внимания. Кажется, его это даже веселило, и я разок даже одёрнула его, надеясь, что он уберёт с лица вызывающую ухмылку. А как только мы остались втроём, Антон заметил:

— Я прямо чувствую, что ты хочешь мне что-то сказать.

От этого заявления Марина слегка растерялась, на меня посмотрела, словно решала, в каких именно выражениях поговорить с ним в моём присутствии. После чего негромко сказала:

— Очень хочу.

— Слушаю.

— Зачем ты дал Алисе денег на этот глупый клип?

Этому я удивилась, на Антона посмотрела.

— Ты всё-таки дал ей денег?

После моего вопроса веселье он подрастерял. Губы поджал, отхлебнул виски из бокала, а Марине послал колкий взгляд.

— Ты же не дала.

— Это моя дочь, и я буду решать, чем она будет заниматься. — Марина заставила себя выдержать паузу, плечи расправила, хотя, казалось бы, что больше некуда, и без того стояла прямая, как стена. На меня посмотрела, со знакомым мне неудовольствием. Оно частенько проскальзывало в её взгляде, и даже вполне ясно читалось: она не понимала, что я делаю рядом с ней. — Это Боря забил ей голову глупостями о карьере певицы. Не знал, что ещё с жизнью дочери сделать, раз ни математика, ни экономиста из неё не вышло. А сейчас его нет, и я очень надеюсь, что юношеские мечты из неё выветрятся, наконец. А тут появляется добрый дядюшка Антон, который раскошеливается на сумму с шестью нолями на глупый клип. Я тебе запрещаю, Антон, ты понял меня?

Антон рядом со мной вздохнул. Посмотрел в сторону.

— Я ей не дядюшка, — заметил он с неохотой. А Марина с готовностью эти его слова подхватила.

— Ах да, я забыла. Ты же у нас принц. Османской империи.

Я губы поджала, чтобы улыбку скрыть, а Антон возмутился.

— Давай без оскорблений. Я просто хотел её отвлечь. Алиса уже три месяца по городу мотается без всякого дела, ноет и жалуется всем подряд. Ты хочешь, чтобы так и дальше продолжалось? Пусть снимает свой клип, тебе жалко, что ли?

— Честно? Жалко. И не понимаю, с чего ты так расщедрился.

— Марина.

Я на мужа посмотрела, расслышав в его голосе явное предостережение. Взглянула на мачеху, но та поднесла бокал с шампанским к губам и, наконец, сделала глоток, потом сразу второй. Глянула на меня искоса и отступила.

— Я ещё раз прошу тебя не лезть к моей дочери. — Усмехнулась. — Наш сдерживающий фактор ушёл на тот свет, и я бы очень хотела, чтобы и ты занимался своей жизнью. Или мало поимел с моей семьи?

Она ушла, я смотрела ей вслед, и понимала, что, возможно, это первый и последний раз, когда я вижу Марину Леонидовну настолько раздражённой. Даже наша ссора в её доме в сравнение не шла. Тогда она возмущалась в полный голос и ругалась со мной, и с Антоном, и со всеми на свете, а сейчас она злостью и раздражением давилась, и запивала его шампанским, чтобы не задохнуться у всех на глазах.

Я на мужа посмотрела. Антон тоже видимо злился, губы неприятно кривились, но встретив мой изучающий взгляд, он всё-таки улыбнулся, а после и обнял меня за плечи.

— Взяла и настроение испортила, — пожаловался он.

— Больше Алисе денег не давай.

Его брови удивлённо взлетели вверх. И дело было не в моих словах, я сама это понимала, дело было в интонациях, требовательности, я тут же отвернулась, а Антон негромко хмыкнул.

— Так, слышу Борины нотки в твоём голосе.

Я заставила себя расслабиться и тут же повинилась.

— Извини. Но, правда, не надо… Она её мать, и ей лучше знать, как заботиться о дочери.

— Как скажешь. — Он сделал попытку расшаркаться передо мной. — Как вы обе пожелаете.

— Антон. — Я руку к нему протянула, с желанием помириться, и он её принял. Не сразу, перед этим посверлил меня негодующим взглядом, но после взял меня за руку и притянул ближе к себе.

— У неё манера всех лбами сталкивать, — проговорил он ворчливо.

Я спорить не стала, в эту минуту сочла за благо промолчать, и только отметила, как сердце у него колотится, быстро и тяжело. Антон явно злился всерьёз. Я ладонь с его груди убрала, и улыбнулась, когда мы взглядами встретились.

— Хочешь потанцевать? — предложил он со спокойной улыбкой, которая совершенно не отражала его истинного настроения. Но я кивнула, соглашаясь.

Так всегда бывает в кино, я всегда так считала. Ну, сколько раз в жизни вы встречали ситуации, когда человек подслушал бы что-то серьёзное, касающееся его судьбы? В жизни всё куда сложнее, помыслы витиеватее, а настоящая подлость мало предсказуема. И чтобы добраться до сути, чтобы глаза открылись, требуется, куда больше времени и набитых шишек, чем две минуты в тени дерева, когда ты слышишь всё, что от тебя пытались скрыть. Но я почему-то оказалась за этим злосчастным деревом, и совсем не желала, чтобы мне открывали глаза, и слышать и знать то, что открылось, тоже не хотела бы. Отпустила Антона кружить между гостей, выискивая нужных и без сомнения важных, сама отыскала дамскую комнату, кстати, встретилась там со знакомой ещё с прошлого званого вечера, и поболтала с ней совсем недолго. А когда снова вышла к гостям, поняла, что мужа не вижу. Потратила на поиски минут десять, в конце концов, мысленно махнула рукой, взяла с подноса официанта ещё бокал шампанского и отошла в сторонку, под сень лип. На улице стемнело, стало немного прохладно, и я порадовалась, что взяла вязаную накидку. Прошла немного вперёд по газону, под ногами уже были первые облетевшие листья, и я шла по траве, намеренно на листья наступая, и стараясь ими пошуршать. Кто этого не любит, правда? Остановилась за одним из деревьев, пила шампанское мелкими глотками, издалека наблюдая за вечеринкой, и уж точно не ожидала услышать голос мужа. Он слышался совсем рядом, буквально выйди из-за дерева, и его увидишь. И я бы вышла, собиралась, если бы не слова, что он произнёс. Со злой насмешкой и не скрываемым сарказмом, поинтересовался:

— Так что ты говорила про то, что я тебя поимел?

Я отступила на шаг, снова спрятавшись за толстым стволом липы.

— Пришёл меня отчитать за несдержанность? — Голос явно принадлежал Марине, и мне отчего-то уже в этот момент захотелось зажмуриться от отчаяния. Я ещё ничего не слышала, никакого доказательства мне не дали, а впасть в отчаяние уже захотелось.

— Будто от этого когда-то толк был. Марин, ты чего добиваешься?

— Ты знаешь.

Антон усмехнулся.

— Я не думаю, что у тебя есть хоть один серьёзный способ мне навредить.

— Правда? А что же ты так перепугался?

— Перестань. Не веди себя, как баба деревенская.

— Антоша, ты себе льстишь. Ты думаешь, я из-за неё? Нет, милый, я из-за денег.

— Тебе мало денег?

Голос Марины изменился, игривые нотки, хотя они и отдавали неприкрытой фальшью, исчезли, и она заговорила серьёзно.

— Мы с тобой не в рулетку играем. Ты забыл, что я тебя, как облупленного знаю? Даже в тех местах, о которых твоя жена ещё плохо догадывается. Ты меня задвинуть решил, и отыскал эту девчонку. Что ты ей наобещал? Что будешь любить вечно? Интересно, как надолго хватило бы твоей любви, без её наследства.

— Да ладно, не завидуй. Она красивая девочка.

— С этим я спорить не буду. Губа у тебя не дура. Хотя, банально повезло. Но мне было бы веселее наблюдать, как ты обхаживаешь какую-нибудь глупую толстушку. Как бы ты ей в любви клялся? А Лера, да, девочка красивая, и она об этом знает. Но это её сгубило в итоге, наверное, ей было не так трудно поверить, что ты рухнул к её ногам. — Марина откровенно рассмеялась. — Сбитый любовью лётчик. Ох, Антоша… — Перед моим мысленным взором пронеслась картина, как Марина протягивает руку и касается моего мужа, гладит его по груди, как я совсем недавно, а он за её рукой наблюдает, с усмешкой и чисто мужским интересом во взгляде.

— К твоему сведению, она не дура.

— Правда? На деньги повелась и твою неоценимую помощь? — Марина в задумчивости хмыкнула. — Что ж, это добавляет ей очков. Но глазки всё равно осоловелые, — судя по звуку, она его по груди похлопала или по плечу. — Вижу, ты стараешься, даже если через три месяца она всё ещё верит.

— Думай, что хочешь. Но я бы попросил тебя вовремя затыкаться, когда с моей женой разговариваешь. На кладбище ей чёрт знает чего наболтала, Лерка несколько дней ходила, как пришибленная, и опять. — Антон со злостью передразнил её: — Поимел мою семью. Я не твою семью имел, а тебя. Большая разница.

— Да? Ну, так расскажи об этом Лере. Я бы очень хотела посмотреть на её реакцию. А то ведь она живёт в уверенности, что её муж гениальный бизнесмен. Расскажи ей, как деньги-то делаются, и откуда они берутся. Боря тоже, был талантливым математиком, — она презрительно фыркнула, — а деньги на бизнес тоже одним местом зарабатывал. Ободрал моего отца, как липку.

— Давай не начинай о своих бабьих обидах! Никто не просил тебя перед ним ноги раздвигать и беременеть. Да и передо мной не просил, но уж больно хотелось, я помню.

— Кто ж знал, что ты такой паскудой окажешься.

— Какие слова! А я вот другое помню, как ты меня с мужем сводила, чтобы к рукам его прибрать. И опять провал. Ну не любят тебя деньги, Мариш, физически не терпят.

— Пошёл ты к чёрту. Ты думаешь, я буду сидеть и смотреть, как ты моё состояние разбазариваешь? На свой клуб и баб? Будешь молодую жену трахать, драгоценностями её обвешивать и в фирменные шмотки одевать, а мне позволишь раз в месяц дивиденды со счёта списывать? Не дождёшься. Я тебя, сволочь, своими руками задушу.

— Уже пыталась как-то.

— Ни хрена она не получит, понял?

— Ты про деньги? — Антон хмыкнул. — Да чёрт с ними, что я, жене шубу не куплю?

— И клуб у тебя отсужу, — продолжила она тише и угрожающе. — Вот увидишь. Или разорю. Мне плевать, что с «Колесом» будет. Этот твой грёбанный клуб мне жизнь испортил. Боря так и помер там. Ты виноват. Ты ему там рай на земле обустроил, с девками и выпивкой.

— А я посмотрю, ты вся в печали. От потери любимого супруга. Кто тебя успокаивает? Зарубин?

Марина ему не ответила, продолжала говорить, всё больше входя в раж.

— И Лере глаза открою. По-матерински, пусть узнает, что за мерзавец у неё в мужьях. Наставлял рога её отцу, а потом пил с ним за дружбу и верность.

— Тогда я тебя придушу, Марин. Только попробуй ей рассказать.

— А что такое? Я смотрю, ты прямо переживаешь по этому поводу.

— Не хочу, чтобы моя жена общалась с мстительной, старой стервой. Ты ей не компания.

Она всё-таки ударила его. Я слышала звук пощёчины, но не вздрогнула, и даже не удивилась этому. Последние несколько минут стояла, привалившись плечом к дереву и просто слушала. Да, было больно, настолько, что дыхание давно пропало, а сердце почти не билось, но я всё ещё была жива, что меня саму удивляло. Да, было обидно, обидно до белой пелены перед глазами и до жгучих слёз, но я продолжала слушать, переполняясь мрачными перспективами. Допила шампанское, просто выцедила его, а когда мой муж, судя по всему, получил по физиономии, с живым интересом стала ожидать продолжения. И оно не заставило себя ждать. Антон со злым присвистом проговорил:

— Ты сдурела?

— А ты попробуй ей это объяснить!

Я слышала шелест листьев под ногами, и была уверена, что уходит Марина, и так на самом деле и было, потому что спустя полминуты я услышала, как Антон вздохнул, выругался вполголоса, потом тоже прочь пошёл, правда, в другую сторону. А я в дерево вжалась, испугавшись, что он меня заметит. Не заметил, прошёл совсем близко, я видела, что щёку трёт, и по сторонам не смотрит. А я осталась в темноте, снова к дереву привалилась, пытаясь понять, что мне дальше делать.

«Я люблю тебя, Снежинка». Предатель и врун.

Плакать было нельзя. Нельзя испортить макияж, нельзя показаться на людях с красными заплаканными глазами, растоптанной и униженной. Марине это явно по вкусу придётся. А Антон… с мужем я дома разберусь. Но сейчас мне нужно несколько минут. Опомниться, придти в себя, вспомнить, как дышать и справиться с рвущимся наружу криком. Шампанское кончилось, я в досаде посмотрела на пустой бокал в руке и швырнула его в ближайшие кусты.

Прежде чем выйти на свет из темноты, сделала глубокий вдох, заставила себя встряхнуться, даже улыбнулась, встретив парочку любопытных взглядов.

— Где ты была? — Антон поймал меня у стола с закусками, я сунула в рот сырное канапе, поражаясь, как могу есть после таких новостей. Но я ела, и даже острый голод чувствовала. А услышав вопрос мужа, безразлично взмахнула рукой.

— Здесь. — Улыбнулась, и улыбка моя не выдерживала никакой критики, я сама это понимала, но к Антону я стояла вполоборота, и поэтому он не смог оценить эту гримасу. — То здесь, то там. — И, как примерная жена, поинтересовалась: — Ты поел? Съешь канапе, вкусно.

— Не хочу, — отозвался он. Машинально поднял руку и потёр щёку. Я тут же поинтересовалась:

— Что с твоей щекой?

Антон напрягся. Я это заметила, и тогда уже осмелилась поднять на него глаза. На щеке на самом деле виднелась краснота, даже на его смуглой коже проступала. Он тут же её ладонью потёр, хотя, скорее прикрыть пытался.

— Нелепая случайность, — сказал он, и мы замерли, глядя друг другу в глаза. Он соврал, я поняла, что он соврал, но как это озвучить, никто из нас не знал. — Лера, поедем домой.

Домой! В его дом, в котором он мне врал, день за днём, как паук, затягивая в свои сети, всё глубже и глубже. И что скрывать, я в них попалась, и удовольствие получала, уверенная, что врать мне, ему необходимости нет, и так всё ясно — у нас брак по договорённости. Может, поэтому я до сих пор жива? Потому что изначально не лелеяла надежд на чистую любовь? Поэтому всё ещё могу смотреть на Антона и при этом удержаться и не швырнуть ему в лицо поднос с сырными канапе? Повеселили бы людей…

— Да, поедем. Я устала.

Мне нужно было время. Время, совсем немного, покой и тишина. Чтобы решить. В такси я молчала, смотрела в окно, а оттого, что Антон тоже молчал, явно обдумывая создавшееся положение, у меня на душе кошки скребли. Снова думает, как выкрутиться, в очередной раз.

Господи, ну как же я его не рассмотрела? Почему так сразу поверила, особенно в его «люблю»? Я замуж за него вышла! За улыбчивого, лёгкого, чуть шабутного парня, который знал ответы на все мои вопросы. Мне так казалось. Который помог, поддержал, наставил на путь истинный. Не позволил мне заупрямиться и пропустить похороны отца, из-за детской обиды. Он понимал эту обиду и знал, что с ней делать. Мне так казалось. А теперь? Сидит в метре от меня, сосредоточенный и хмурый, и думает, как в очередной раз обвести вокруг пальца мою злую мачеху. Потому что умеет, потому что у него талант к этому. А ещё я поймала себя на мысли, что если сейчас дотронусь до него, негромко окликну, он посмотрит на меня и улыбнётся, широко и беззаботно. И мне тошно стало. Настолько, что я едва дождалась того момента, когда такси остановится перед калиткой нашего дома, сама выбралась из машины и поспешила прочь.

— Лера!

Антон расплачивался с таксистом, а я от злости калитку пнула. Она оказалась заперта, а ключи, конечно же, у мужа.

— Что с тобой, чёрт возьми? — Антон подошёл, возился с замком, а я молчала. Туфли скинула, как только оказалась на выложенной плиткой тропинке, что вела прямо к крыльцу. Антон наблюдал за мной. И намного мягче, чем минуту назад, позвал: — Лера.

— Я не хочу с тобой говорить.

Он помолчал, обдумывал. Затем согласился.

— Хорошо, давай не будем говорить.

Мы вошли в дом, я вспомнила про оставленные на улице туфли, но мысленно махнула на них рукой. Пусть погибают. Под дождём, среди пожухлой травы, мне всё равно. Ещё вчера, когда я в магазине выбирала платье и подбирала к ним туфли и сумочку, всё равно не было, хотелось понравиться мужу, заслужить его восхищённую улыбку, а теперь всё равно. Свет Антон так и не зажёг, я и без него уверенно направилась к лестнице, а он меня за руку взял и потянул обратно, к себе. Я попыталась его руки оттолкнуть, тут же выбилась из сил и никак не могла справиться с дыханием. А он прижимал меня к себе, крепко и решительно, другой рукой взял меня за подбородок, и мне пришлось запрокинуть голову, потому что он так хотел. Было темно, я не видела его глаз, даже лица рассмотреть не могла, только горячее дыхание на своём лице чувствовала, и покрывалась мурашками от его прикосновений и душившего меня отчаяния.

— Что случилось?

— Отпусти.

— Нет. Скажи мне, что случилось.

Я сглотнула нервно, молчала слишком долго, у меня не было смелости, чтобы ответить на этот вопрос честно, а Антон взялся меня целовать. Тяжёлая ладонь легла на мой затылок, губы накрыли мои губы, а я попыталась его оттолкнуть. Упёрлась руками в его грудь, стараясь отодвинуться, но он лишь взял меня за плечи в какой-то момент и встряхнул. У меня вырвался беспомощный вздох, губы раскрылись навстречу его губам, и я поняла, что капитулирую. Вот прямо в этот момент. Час назад я слушала, с каким пренебрежением он напоминал другой женщине, что «имел» её, и почему он это делал, а сейчас сдаюсь ему на милость, и это после единственного поцелуя.

Я оттолкнула его руки, когда он принялся задирать мне платье. Потом ещё раз, когда оказалась у стены. Антон наступал, прижимался всё теснее, и не оставлял мне выбора. Я отталкивала, а он целовал. Перехватывал мои руки, закрывал мне губы поцелуем, после каждого протестующего вопля, и в какой-то момент я почувствовала себя в окружении. Словно он не один был, словно руки у него не две, а его губы везде. Темнота, стена за спиной, справа высокие перила лестницы, слева в углу кадка с фикусом, и я не понимаю, что делаю в этом углу рядом с ним. Я устала бороться, у меня нет столько сил, да и желание бороться становится всё менее явным, а возбуждение всё более осязаемым. Дыхание сбившееся, что у меня, что у Антона, одежда в беспорядке, я обнимаю его за шею, откидываю голову назад, а в маленьком окошке над лестницей вижу луну, белую и абсолютно круглую.

Звякнула пряжка ремня, Антон подхватил меня поудобнее, прижал к стене, губами впился в мою шею, а я, очень хорошо чувствуя, что произойдёт уже в следующее мгновение, в панике проговорила:

— Мне нужен развод.

Он замер, голову поднял и уставился на меня. Лица я разглядеть не могла, а вот глаза в тусклом свете луны мерцали. Антон головой качнул.

— Что?

Я не шевелилась. Слишком неприличной была ситуация, а у меня чересчур провокационной поза. И муж рядом без штанов.

— Лера, ты обалдела, что ли?

Угроза моей чести и достоинству прошла, Антон меня отпустил и брюки застегнул. Пряжка опять загремела, а я от этого звука поморщилась. Одной рукой одёрнула платье. А потом Антон хлопнул ладонью по выключателю, вспыхнул свет, и мы оба заморгали, глядя друг другу в глаза.

— Что ты сейчас сказала? — Его рука поднялась к моему лицу, а я её оттолкнула, больше не церемонясь. Стараясь не встречаться с Антоном взглядом, из угла выбралась. Споткнулась о край ковра, а всё оттого, что Антон наблюдал за мной. Очень внимательно, глаз не сводил.

— Я больше ничего не хочу. Не хочу тебя, не хочу быть замужем, и наследства не хочу. — Я руки потёрла, будто успела их испачкать обо что-то. — Я даже не представляла, в какую грязь ты меня втягиваешь.

— Грязь? — Антон прошёл за мной в гостиную, продолжая наблюдать за мной с недоумением, как за странного вида собачонкой.

Я лоб потёрла, наконец набралась смелости и повернулась к нему. Говорить старалась спокойно, словно не собиралась рыдать, и это не моя жизнь рушилась. Хотя, какая жизнь? Сколько надежд у меня было на жизнь с ним? По пальцам можно пересчитать. Просто все месяцы брака старалась не замечать очевидного.

— О какой грязи, вообще, речь? Тебе деньги не нужны?

— Не нужны! — закричала я. — В том-то и дело, что они мне не нужны! Жила я без них всю жизнь, и счастлива была!

— Серьёзно?

— Перестань задавать мне идиотские вопросы!

— Это ты ведёшь себя, как идиотка! — вдруг заорал он, и мне страшно стало оттого, как его вдруг перекосило. — Ты можешь нормально объяснить, в чём дело, а не устраивать мне истерики?

— В чём дело? Дело в твоей щеке! И в той, что вмазала тебе по физиономии! И скажу, что мало вмазала!

Это откровение подействовало. Антон остановился, будто на стену натолкнулся, только взгляд в меня тяжёлый упёр. Пытался осмыслить, я видела, как прищурился, а взгляд заметался. И тогда предупредила:

— И не надо придумывать оправданий. Слышать ничего не хочу.

— Что она тебе сказала?

— Ничего. — Я попыталась проскользнуть мимо него, чтобы выбраться из гостиной, Антон схватил меня за локоть, а я вдруг принялась лягаться и шипеть. — Отпусти меня!

— Да… — Он выругался в полный голос, толкнул меня к дивану, а посмотрел, как на ополоумевшую. — Перестань!

Я лицо руками закрыла, и на самом деле перестала. На какую-то минуту, но перестала, и кричать, и бороться с ним, нужно было сделать вдох, банальный вдох, а было трудно. Антон помедлил, наблюдая за мной, затем присел на корточки перед диваном. Погладил меня. По животу, потом ладони прошлись по моим бёдрам, спустились к коленям, а я всхлипнула.

— Лера… — Он очень осторожно подбирал слова. — Я тебя прошу, не горячись. Я… тебе обещаю, что сделаю всё, что ты хочешь. Совсем неважно, что она тебе сказала, но я тебе клянусь!..

Я резко сдвинулась к подлокотнику, пытаясь избавиться от его рук на своём теле.

— Не клянись.

— Малыш.

— Хватит! — Я посмотрела на него. — Она ничего мне не говорила, я сама всё слышала. Понял? Сама слышала.

Это ему было принять трудно, понимаю, серьёзный удар. Антону с трудом удалось удержаться от того, чтобы ещё раз не выругаться. И касаться меня снова он поостерёгся. И пока он пребывал в серьёзных раздумьях, я с дивана вскочила и кинулась к лестнице.

— Куда ты?

— Вещи собирать!

— Лера, ты моя жена!

— Жена?! — Я свесилась через перила, чтобы видеть его, зло посмотрела. — Зато ты мне не муж! У меня не может быть в мужьях лицемера, предателя и мошенника! А ты мошенник! Если не вор! Правда, я сама дура, слушала тебя, уши развесив. — Антон стоял, уперев руки бока и опустив голову, слушал меня, а когда я в очередной раз всхлипнула, не сдержавшись, направился ко мне. Я перепугалась и кинулась вверх по лестнице, захлопнула дверь спальни и повернула ключ в замке. Секунда, и о дверь грохнул кулак.

— Лера!

— Я хочу развода! — выкрикнула я ему. — Хочу забыть всё это, как страшный сон! — Огляделась в расстройстве. — Господи, меня ведь предупреждали. И интуиция бунтовала, знала ведь, что тебе верить нельзя.

— Интересно, и что я такого ужасного сделал? — поинтересовался он из-за двери. — Я что, убил кого-то? Обокрал?

— А я не знаю!

— Вот именно, — вдруг рявкнул он. — Послушала истеричную дуру, и решила ей уподобиться!

— Да когда же ты врать-то мне прекратишь?

— Когда ты откроешь эту чёртову дверь и меня выслушаешь! Лера, открой дверь!

Я на самом деле к двери подошла, но открывать её не собиралась, просто так лучше ощущалось присутствие Антона. Он был совсем рядом, только руку протяни. Если бы не дверь…

— Ты же женился на мне, — сказала я с обидой. — Ты помнишь, что ты мне говорил? Что нам хорошо вместе, что нужно попробовать, не торопиться… что ты любишь меня. Это-то зачем сказал? — За дверью повисла тишина, и я только горько усмехнулась. — Молчишь? Я ведь только поэтому согласилась… из-за тебя. Не хочу я никаких денег! — Я разревелась не на шутку, носом шмыгнула. — Катитесь вы все к чёрту со своим наследством и бизнесом! Я развода хочу, ты слышишь?

— Я же для тебя стараюсь, — сказал он, и тон был оскорблённым. Это просто немыслимо. — Я хотел, чтобы всё было по справедливости. Ты тоже его дочь! И неважно, думал он о тебе каждый день или нет. Ты тоже заслужила!

— Как и ты, да? — съязвила я.

— Да! Представь себе! Я не только спал с его женой, как ты думаешь, я ещё работал, как проклятый не один год! Я всё на себе тянул, пока он пил и по бабам таскался! И сейчас тяну, но… твою мать, вообще никакой благодарности, ни от кого! — Я от такой наглости только рот открыла. А Антон тем временем продолжал: — Марина, посади её во главе бизнеса, за пару месяцев всё угробит, сплошная дурь и высокомерие! И что я, по-твоему, должен был сделать? Покаяться перед твоим отцом, что с женой его спал? Так он сам не спал с ней несколько лет, у него ни одной девки старше двадцати пяти не было. Перед кем я каяться должен был? Или что, уйти после по-английски? Я в бизнес Давыдовых вложил уйму сил и времени, а я привык ценить своё время! — Я услышала тяжёлые шаги, он вроде бы ушёл, но тут же вернулся и снова шарахнул кулаком по двери. Я от неожиданности и испуга отскочила подальше. — И знаешь что, милая, я не обязан отчитываться перед тобой в том, с кем я когда-то спал и почему! Даже если это была твоя мачеха. Вот только жизнь моя. И когда я с ней спал, этого хотели и я, и она. Так что, не надо делать меня крайним!

Тут я уже не выдержала и дверь распахнула. Мы с Антоном оказались лицом к лицу, одинаково разозлённые.

— Плевать я хотела на то, сколько баб у тебя было. И кто именно! Нравится она тебе? Да ради Бога, иди, забирай. Место вакантно! Я себя ненавижу за то, что тебе поверила! Появился принц на «порше», а я, как последняя дура, повелась. Конечно, если бы я оказалась жадной до отцовских денег, я бы тебе очень задачу облегчила. А тут жениться понадобилось! И каждый день мне по ушам ездить! — Я снова от обиды словами захлебнулась. — Ты, скотина, заставил меня платье белое надеть, всех на свадьбу пригласить! А всё ради денег!..

Антон изумлённо охнул и руками развёл.

— А ты об этом не знала?

Я замерла перед ним, хватая воздух ртом, потом попыталась дверь захлопнуть. Антон рукой в неё упёрся со своей стороны, и мне пришлось плечом приналечь.

— Пошёл вон! Сволочь такая!

Услышала, как он выдохнул, продолжая удерживать дверь, не позволяя мне её закрыть.

— Лера, ладно… Ну, прости меня, просто с языка сорвалось.

— Да? А когда «люблю» говорил, тоже с языка сорвалось?!

— Нет, — сказал он, но как-то неуверенно. Слишком неуверенно. В моём теперешнем состоянии, я бы за правдоподобность ему оценку со знаком минус поставила.

— Я хочу развод, немедленно.

— Немедленно?! — Он просто толкнул дверь, даже особо не стараясь, а меня откинуло в сторону на пару шагов, как пушинку. В растерянности выдохнула, глаза подняла и увидела взбешённое лицо мужа. — Немедленно тебе развод? — Антон пересёк комнату в три шага, дёрнул на себя ящик секретера, тот вылетел ему в руки, а затем свалился на пол со всеми документами. Антон наклонился за свидетельством о браке, и у меня на глазах его порвал. Швырнул мне под ноги. — Довольна?

Я с открытым ртом смотрела на обрывки документа, а муж уже из спальни вылетел и шарахнул дверью о косяк так, что я невольно вздрогнула. Медленно опустилась на кровать, присела на самый краешек, потом наклонилась, чтобы подобрать то, что осталось от моего брака. И в отчаянии закрыла глаза.