Не знаю, что именно Антон подразумевал, обещая проверить, насколько спокойно я сплю без него ночами, но мне эти слова отчего-то покоя не давали. Утром муж не позвонил, зато позвонила свекровь, и всё то время, что я добиралась до школы, рассказывала мне, как её сын страдает. По-настоящему страдает и мучается из-за нашей с ним ссоры. Я деликатно молчала, решив не разочаровывать и не расстраивать Зою Павловну, и уж точно не собиралась разубеждать её, но сама нисколько не верила в душевность и трогательность своего мужа. Я его подозревала, я не собиралась ему верить, и уж точно не хотела мириться с ним лишь потому, что скучаю. Скучаю по этому твердолобому и чёрствому интригану. Скорее уж ожидала всяческих неприятностей от его «проверю». Что значит «проверю»?

На школьной стоянке уже были припаркованы несколько автомобилей преподавателей, а также новенькая «вольво» Станислава Витальевича. Вот только у новенького ещё вчера автомобиля лобовое стекло было покрыто паутиной трещин, а в середине виднелась весьма характерная вмятина от удара. Я остановилась, разглядывая эту «картину». Неожиданно… Стас, должно быть, разозлён не на шутку.

— Что с твоей машиной? — спросила я господина директора, столкнувшись с ним в школьном коридоре буквально через несколько минут. Стас выглядел недовольным, что совсем неудивительно, я бы тоже пребывала в дурном расположении духа, сотвори кто-нибудь подобное с моим «жуком».

— Я бы тоже очень хотел знать, — проговорил Станислав Витальевич, нервно озираясь по сторонам. Я вслед за ним огляделась, не понимая, кого или что он высматривает. — Вышел утром из дома, а там сюрприз.

— Хулиганы?

— Скорее всего. Хотя, сигнализация ночью не сработала.

Я нахмурилась.

— Угнать пытались?

Стас лишь плечами пожал, и вот тут уже, не скрываясь, вздохнул. Он был не на шутку расстроен. Мне стало его жаль, и я даже коснулась его руки в успокаивающем жесте.

— Ты обратился в полицию?

— Конечно. Но сомневаюсь, что они согласятся оплатить мне замену лобового стекла.

— А что сказали?

Станислав Витальевич посмотрел на меня. Очень странно посмотрел, в задумчивости. Затем головой качнул.

— Не забивай себе голову. Всё это… мелкие жизненные неурядицы. Я поменяю стекло, уже позвонил в сервис.

Я оценила его тон и тут же отступила, улыбнулась ученикам, которые поздоровались с нами и поспешили проскользнуть мимо директора.

— Хорошо. Надеюсь, что хулиганов найдут.

— Да? — тускло отозвался Станислав Витальевич. — А вот я не надеюсь. — Но напоследок всё же решил мне улыбнуться, и поспешил по своим делам. А я в учительскую направилась. Шла по коридору и думала… Что-то кошки на душе заскребли сильнее и неприятнее. Но не думаю же я всерьёз, что мой муж… ночью… с битой (или чем ещё можно разбить прочное лобовое стекло?), уродовал машину соперника? Как сам Антон считает — соперника? Мысленно посмеялась над несуразностью предположений, толкнула дверь учительской, но знала, что на самом деле лишь отогнала эти мысли, как невероятные. Потому что отлично знала, что Антону совершенно не нужно было самому, ночью, с битой…

Просто не думать об этом.

Через пару часов, стоя у окна в своём классе, наблюдала за тем, как машину Станислава Витальевича грузят на эвакуатор, а он сам неподалёку разговаривает с мужчиной, который постоянно кивает, выслушивая его. Потом даже что-то записать вздумал. Я почему-то решила, что это сотрудник полиции, и тоска в моей душе стала стремительно разрастаться. Вновь задумалась о том: а не позвонить ли Антону и не спросить ли его напрямую. Попыталась вопрос сформулировать, почувствовала себя глупо, и решила именно себя в глупое положение и не ставить. Но непонятно почему, чувствовала за собой вину из-за случившегося с машиной Стаса. И, наверное, именно поэтому, вечером, собираясь домой и выезжая со стоянки, остановилась, увидев Станислава Витальевича, показавшегося на крыльце. Нажала на тормоз, смотрела на него, затем выругалась сквозь зубы. Что за манера, отыскивать себе проблемы? Но вместо того, чтобы внять голосу разума, я коротко посигналила, и Стас остановился. Затем направился ко мне. Не спеша, словно раздумывая.

Когда он открыл дверь машины, мне пришлось улыбнуться ему.

— Привет. Тебя подвезти?

Стас хмыкнул.

— Ты решила меня пожалеть?

— Ты же меня жалел, и не раз. Могу я отплатить тебе тем же?

Он не спешил сесть в машину, стоял, облокотившись на дверцу, и меня разглядывал. Я головой качнула.

— Стас, не заставляй меня тебя уговаривать.

— Да я и не заставляю, даже в голове не было. — Он в машину сел, окинул быстрым взглядом салон, после чего сунул портфель себе в ноги, ремень пристегнул. А затем похвалил: — Хорошая машина.

— Спасибо, — автоматически отозвалась я. Аккуратно объехала яму на дороге и выехала за пределы школы.

— Сбылась твоя мечта, — сказал тем временем Стас, я отвлеклась от дороги и глянула на него непонимающе. А он пояснил: — Машина. «Жук».

— Ах да… — Кивнула. — Сбылась. — Затем добавила: — Антон подарил в качестве свадебного подарка.

— Хороший подарок. Собираешься вернуть?

— Вернуть? — Я не на шутку опешила. Вернуть? Моего «жука»? И вслух высказалась: — Да ни за что.

Стас улыбнулся.

Пару минут мы ехали в молчании, мне оно казалось неловким, и чтобы что-то сказать, я поинтересовалась:

— Когда будет готова твоя машина?

— Обещали через неделю.

— Хорошо.

— Да… Ты будешь работать у меня водителем эту неделю? — Он кинул на меня многозначительный взгляд. Я же неопределённо дёрнула плечом, не желая ввязываться в эту игру.

— Если это входит в мои прямые обязанности.

— Не входит. Но ты же меня жалеешь.

— Мне не нравится это слово, Стас.

— Почему? Женщины часто жалеют мужчин… особенно неразумных.

— Неразумных?

— Ну… дураков.

Я рассмеялась.

— Ты не дурак.

— Правда?

Он сказал это странным тоном, и я кинула на него непонимающий и в то же время заинтересованный взгляд.

— Не дурак, — подтвердила я. — С чего бы тебе им быть?

Станислав Витальевич от меня отвернулся, посмотрел в окно, за которым пошёл мелкий, противный дождь, по стеклу поползли тонкие, кривые ручейки. А я спросила:

— Куда тебя отвезти? Домой?

— А если я приглашу тебя на ужин, ты согласишься?

— На ужин? — Я немного растерялась, если честно. Принялась лихорадочно осмысливать, точнее, пыталась найти верный ответ. Молниеносно задавила в себе беспокойство, чувствовала пристальный взгляд Стаса, припомнила вчерашний телефонный разговор с Антоном, когда моему мужу пришло в голову меня пожалеть, из-за моих одиноких вечеров, и, в итоге, кивнула. В самом-то деле, почему нет?

— Хорошо, Стас, давай поужинаем вместе. Вечер намечается тоскливый, дождь пошёл…

Он помолчал, было заметно, что моим согласием доволен, но уже спустя минуту не удержался и спросил:

— А ты тоскуешь?

Мои пальцы сжались на руле, я смотрела на дорогу, но всё же поморщилась от того, как прозвучал его вопрос. Тоскую ли я? И что я должна ответить? Что нет, не тоскую, и, вообще, в полной мере осознаю, какую допустила ошибку? Не осознаю, по крайней мере, ещё не до конца… Поэтому промолчала.

Приехали мы в хорошо нам обоим знакомый ресторанчик. Здесь никогда не было особого шума, наплыва посетителей, никто не бронировал столики на недели вперёд, как в тех местах, которые предпочитал посещать мой муж. Причём Антону никогда бронировать не приходилось, но я была наслышана об этом от других посетителей. А здесь приятный полумрак, приятная расслабляющая музыка, вежливые официанты, но… но что-то незримо отличающее это заведение от ресторанов классом повыше. Конечно же, я не стала озвучивать свои мысли, боясь показаться Стасу неблагодарной снобкой, какой раньше не была, поэтому улыбнулась девушке, которая проводила нас за столик. С благодарностью приняла от неё папку с меню, а сама слушала Станислава Витальевича, у которого после моего согласия провести с ним вечер, кажется, второе дыхание открылось. Потому что он перестал грустить по поводу изувеченной машины, и у него видимо поднялось настроение, принялся рассказывать мне о том, как он провёл лето. Об отдыхе на Валдае, о поездке в Рим, и я улыбалась ему и кивала. Если честно, то и дело ловила себя на том, что отвлекаюсь, не слушаю, в мыслях возвращаюсь к собственным проблемам и заботам, но разговор старалась поддерживать. Хоть как-то. Что я сама могла рассказать Стасу в ответ? О свадебном путешествии? О сумасшедших неделях в Греции, где я была счастлива, по-настоящему счастлива, и не с ним. Мне безумно, до боли, не хватало Антона последние дни, а ещё больше мне не хватало веры в то, что всё ещё будет хорошо, непременно будет. Я не знала, как всё исправить, я не знала, как строить свою жизнь дальше, не понимала, как верить мужу, и от всего этого страдала. А Стас говорил и говорил, как никогда воодушевлённо. Мы пили вино, ели изумительно приготовленное жаркое, и со стороны наверняка казалось, что ведём задушевную беседу. На середине стола горела свеча, её пламя плясало от нашего смеха и даже дыхания, от небольшой корзинки с цветами исходил сладкий аромат, и, наверное, если бы этот вечер случился несколько месяцев назад, до моего замужества, он бы сделал меня счастливым. Стас ещё недавно делал меня счастливой. Иногда, ненадолго, но я так ждала таких моментов, искренне их желала, и сейчас улыбалась ему именно поэтому, улыбалась воспоминаниям. Смотрела на Станислава Витальевича и любовалась тем, как в стёклах его очков плясали отсветы огня от свечи, а ещё тем, какое воодушевлённое у него лицо этим вечером.

— Дождь не на шутку разошёлся, — сказал он, и я прислушалась. На самом деле услышала стук капель по металлическим карнизам. Стук дробный, сильный и не смолкающий.

— Да… Осень.

— Не хочешь?

— Я люблю Бабье лето, а не сырость и грязь.

— Все любят Бабье лето.

— Вот видишь, насколько я предсказуемая?

— Да уж, предсказуемая на все сто.

Я улыбнулась, взяла бокал с вином.

— Иногда я совершаю немыслимые поступки, но очень-очень редко.

— Зато метко.

Он сказал это, и между нами повисло неловкое молчание. Я обвела пальцем край бокала, окинула взглядом зал, не зная, что сказать и как продолжить. Стас, видимо, понял, что сказал не то, и решил повиниться. Даже руку ко мне протянул, осторожно коснулся.

— Прости, я не хотел.

Я сдержанно улыбнулась.

— За что прости? Ты прав. Единственный раз в жизни я махнула рукой на голос разума, и вляпалась.

Стас руку убрал, но продолжал внимательно вглядываться в моё лицо.

— И насколько серьёзно вляпалась? — Я не торопилась отвечать, обдумывала, а Станислав Витальевич продолжил, подбирая слова. Это было очень заметно. — Я не просто так спрашиваю, Лера, не любопытствую. Я помочь хочу.

— Помощь мне не нужна, — заверила я его.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что я даже не представляю, каким образом ты можешь мне помочь, Стас. Что ты сделаешь?

— Не знаю. Поддержу, вступлюсь, буду заботиться… Сделаю всё то, что должен был сделать ранее. А не сделал.

Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. В конце концов, я криво усмехнулась.

— Ты пытаешься в чём-то признаться?

— Возможно, — не стал он скрывать, но при этом прозвучало это, как очередная попытка увильнуть.

Вот именно поэтому мы со Стасом в итоге и не смогли договориться. Потому что Антон всегда говорил прямо, чего от меня хочет, а Стас постоянно увиливал и искал этому оправдания. Кажется, о чём тут думать можно, всё ясно, как Божий день. Прямое желание против сомнений, но всё оказалось не так просто, как я думала ещё совсем недавно. И поэтому я сказала:

— Стас, я не уверена, что тебе стоит это делать… сейчас, по крайней мере.

— Я знаю. — Он невесело усмехнулся. — И, вообще, я всё проворонил. И страдаешь ты уже не по мне.

Я вроде как небрежно отмахнулась.

— И вовсе я не страдаю. — Рукой махнула, увернулась от пристального взгляда Станислава Витальевича, голову повернула… и чуть слышно застонала. Не смогла сдержаться, хотя и понимала, что наверняка это выглядит весьма мелодраматично. Но что делать, когда наблюдаешь, как через зал ресторана к тебе идёт собственный муж, с пакостной многозначительной улыбочкой на губах. Взглядом меня сверлит, выразительно щурится, и его взгляд обещает мне все муки ада. Захотелось сбежать. Захотелось вскочить и убежать из ресторана, оставить здесь мужчин, разбираться, и будь что будет. Я на Стаса посмотрела. Он Антона ещё не заметил, продолжал смотреть на меня проникновенно, без тени беспокойства, но я точно знала: убежать сейчас, значит приложить руку к его убийству. А Антон его точно убьёт. Придушит, а может и зарежет, в память о кавказских корнях своего отчима.

Бежать я передумала, но машинально сдвинулась вместе со стулом в сторонку. Трагически поджала губы, а когда Антону оставалось до нашего стола всего пара шагов, и вовсе отвернулась. А мой муж, совершенно не страдая стеснительностью или нерешительностью, придвинул себе от соседнего стола стул, и сел. Посмотрел сначала на меня, затем на ошарашенного Станислава Витальевича. Улыбнулся. Улыбку эту только полоумный назвал бы приятной. Поэтому я упрямо продолжала смотреть в сторону, проигнорировала даже лёгкий толчок в лодыжку со стороны присевшего рядом мужа.

— Приятного всем вечера, — с мрачным смешком поприветствовал нас Антон. И так как я на него не смотрела, сосредоточил всё своё внимание на Стасе. — Чем занимаетесь?

Станислав Витальевич сдавленно кашлянул, кинул на меня изучающий взгляд. После чего коротко ответил:

— Мы ужинаем.

— Обалдеть. Они ужинают! Моя жена, вместо того, чтобы жарить мясо родному мужу, ужинает с чужим мужиком. В ресторане, при свечах. — Антон зачем-то взял миниатюрный подсвечник с горящей внутри свечой, в руке его покрутил и со стуком поставил обратно. — В романтической обстановке.

На его недовольный и ехидный тон начали оборачиваться, посетители ресторана проявляли любопытство, и мне пришлось повернуться к возмутителю спокойствия, потому что от чужих взглядом стало неудобно. Передвинула свечу подальше от Антона, а на него устремила негодующий взгляд.

— Перестань устраивать спектакль.

— Это я устраиваю спектакль?

— Да. И ты именно для этого сюда явился, мы оба это знаем. Вопрос в другом: ты что, следишь за мной?

Антон ткнул в меня указательным пальцем.

— Присматриваю. И как вижу, у меня есть повод.

Я глаза закатила.

— Антон, это смешно.

— Правда? А мне вот что-то не смешно. Совсем.

Мы зло уставились друг на друга, и я, признаться, о Стасе совсем позабыла. Меня кинуло в жар, сердце из груди рвалось, щёки заалели (себе я это объяснила душившим меня праведным гневом), я смотрела на мужа, и мне больше всего на свете хотелось посильнее пнуть его по лодыжке, чтобы прекратил нести чушь и строить из себя ревнивого идиота. У Антона кривились губы, он по-прежнему щурился, а уж когда положил на стол руку, сжатую в кулак, возмущение меня попросту переполнило. Да ещё он на Стаса снова коситься принялся, и я мужа поспешила одёрнуть. Бить его по дурной голове в ресторане, на виду у двух десятков людей, показалось мне неудобным, поэтому я лишь дёрнула его за рукав пиджака. Добавила в голос побольше строгости.

— Антон.

Он даже внимания не обратил, разглядывал Станислава Витальевича, с угрозой. Правда, надо признать, что тот так просто пасовать не собирался, упрямо выдвинул подбородок, и на моего буйного (помните, это даже не с моих слов!) мужа взглянул с достоинством. И с тем же достоинством его оповестил:

— Вы ведёте себя неподобающим образом.

Антон моргнул, после чего кулаком подбородок потёр.

— Интересное кино. А как себя должен вести муж, которому наглым образом рога наставляют?

Я не удержалась и снова Антона за рукав дёрнула.

— Перестань нести чушь. Какие рога? Мы ужинаем.

— Ага.

— Не «агакай». И не надо о других по себе судить. Это твои, — я рукой в воздухе покрутила, — ужины частенько заканчиваются пикантно, а мне воспитание не позволяет…

Антон на минуту от Станислава Витальевича отвлёкся, взглянул на меня с удивлением.

— По-моему, твоё воспитание, любимая, кончилось на третьем свидании. Как я помню. И именно поэтому я волнуюсь.

Я всё-таки от души заехала ему по лодыжке. Антон не охнул, не заорал, лишь с шумом втянул в себя воздух сквозь зубы, а мне пальцем погрозил. А Стасу сказал:

— Я тебя в последний раз предупреждаю, педагог, оставь мою жену в покое.

Стас на Антона не смотрел, глаза опустил, но, к моему удивлению, да и удивлению моего мужа, судя по выражению его лица в следующую секунду, сказал, не скрывая лёгкой доли язвительности:

— Почти бывшую жену. — И, наконец, на Антона глаза поднял. Взглянул весьма выразительно.

Антон непонимающе сдвинул брови.

— Я смотрю, ты смелый. Почти безрассудный. Кто бы мог подумать, что мне так повезёт.

Вот тут я уже по-настоящему испугалась, поэтому шикнула на обоих, в тревоге оглядевшись.

— Перестаньте. Антон, Стас.

— Почему ты зовёшь его Стасом? Он тебе кто?

— Любовник. Бывший. А ты бывший муж.

Я ахнула после этих слов Станислава Витальевича, взглянула на него в немом изумлении. Я и сама в нём подобного безрассудства не подозревала. А Антон вот решил умилиться, всерьёз так, очень страшным тоном.

— Ах ты паразит в очках. Я ж тебя сейчас убивать буду.

Не зная, что ещё сделать, я стукнула кулаком по столу. Вряд ли у меня получилось бы впечатляюще, если бы от этого стука не подскочила вилка на моей тарелке, и, звякнув о край, не свалилась бы на скатерть.

— Замолчите оба!

Антон дышал, как загнанный в угол бык. Снова ко мне повернулся и взглянул очень свирепо. И тоже по столу кулаком стукнул, и от этого удара на столе подскочило уже всё, даже тарелки.

— Я муж или не муж? Лера!

Теперь в ресторанном зале не ел уже никто. И никто не разговаривал, все прислушивались и следили за нами, за разворачивающимися событиями. От безумного чувства неловкости я даже зажмурилась, потом умоляюще взглянула на взбешённого мужа.

— Ты муж. По крайней мере, пока. Но я тебя прошу, давай выясним это где-нибудь в другом месте.

Антон не медля ни секунды, поднялся, а на меня взглянул с ожиданием. Рукой на выход показал.

— Пошли.

Я очень осторожно выдохнула, исподлобья глянула на Стаса, который тоже сидел незнакомо набычившись, потом по сторонам огляделась, поняла, что оставаться смысла нет, наш спектакль ещё долго не забудется, и умы посетителей не отпустит. Поэтому кивнула.

— Хорошо.

Стас казался удивлённым.

— Лера, ты что, с ума сошла? Хочешь пойти на поводу у этого ненормального?

Антон головой качнул.

— Я всё-таки дам тебе сегодня по морде. Ты прямо нарываешься.

— Перестаньте, — в который раз я шикнула на них. Из-за стола поднялась, а Стасу, который смотрел на меня недоверчиво, пообещала: — Всё будет хорошо, не волнуйся. Это он на тебя так реагирует.

Антон рядом со мной презрительно фыркнул.

— Вот уж не надейся. — И за руку меня взял, поторапливая. — Пойдём.

Станислав Витальевич не выдержал, тоже вскочил, и даже предпринял попытку из лап супруга меня вырвать.

— Лера, подожди!..

Я уже успела сделать пару шагов, и поэтому к Стасу повернулась не я, а Антон. Повернулся и угрожающе взглянул на него. Я не могла видеть лицо мужа в этот момент, его взгляд, но то, как Стас отступил было весьма показательно. Кажется, он на самом деле испугался в какой-то момент. А Антон ещё чуть слышно проговорил:

— Рискни.

Секунда, две, затем он повернулся и подтолкнул меня, немного ошарашенную, в сторону выхода.

— Пойдём.

Он буквально вытащил меня из ресторана. Вёл за руку, я едва поспевала за его широким шагом. А когда вышли на улицу, я невольно притормозила на небольшом крылечке, заметив неподалёку два чёрных массивных джипа и ребят характерной наружности рядом. Дождь по-прежнему моросил, мерзко и нудно, но эти субъекты, кажется, не замечали неудобства. А когда нас увидели, один из них сразу открыл заднюю дверь.

— Антон, моя машина.

— Садись.

Муж повернулся ко мне и взглянул непримиримо. Я попыталась ещё раз донести до него то, чего хочу.

— Моя машина в десяти метрах.

— Завтра она будет у твоего дома, — заверил он, не собираясь ни на секунду выпускать меня из вида.

Я в сердцах выдохнула, в негодовании качнула головой, но в машину села. И следующие пару минут с тоской наблюдала за тем, как маленькая армия, которой неожиданно обзавёлся мой муж, рассаживается по автомобилям.

— Что, вообще, происходит? — злым шёпотом спросила я, когда Антон рядом со мной сел. Впереди мой взор радовали два одинаково бритых затылка.

Антон решил прикинуться непонимающим.

— А что происходит?

— Не знаю, — съязвила я, указав пальцем на причину своего беспокойства. — Марина тебя заказала?

Антон глянул ошалело, после чего, видимо, в крайнем изумлении, головой качнул.

— Придёт же в голову…

— А что?

— Это служба безопасности. Я сегодня ездил по делам в соседний областной центр. И ты, если бы была хорошей и верной женой, знала бы об этом.

Я от него отодвинулась, пристроила руку на подлокотнике кресла, смахнула со лба чёлку. А супругу со всей ответственностью заявила:

— Ты не смеешь обвинять меня в измене. Даже в помысле на измену.

— Ещё как смею. После увиденного-то.

— И что ты видел? Как я ем?

— Вот этого, любимая, я как раз не видел. А вот как вы шептались, и как этот очкарик руки к тебе тянул, очень хорошо разглядел.

Антон сказал это в полный голос, не скрывая возмущения, а я опять же уставилась на каменные затылки впереди. Мужа одёрнула.

— Мы можем не обсуждать наши проблемы при посторонних?

Пара секунд, в течение которых Антон не обдумывал мои слова, а попросту справлялся с внутренним возмущением, после чего он коротко кивнул. И замолчал.

Мы ехали по городу, я была уверена, что едем загород, домой, то есть, к Антону домой, но неожиданно свернули к дому моей матери. Подъехали к подъезду и остановились. Я в некоторой растерянности смотрела на тёмные окна квартиры. Потом поняла, что нужно что-то предпринять. То ли выйти из автомобиля и уйти, что весьма сомнительно в качестве исполнения задуманного, то ли пригласить Антона зайти… Голову повернула, посмотрела на мужа и поняла, что тот меня разглядывает. Уже без злости и возмущения, глядит и раздумывает о чём-то.

Я головой качнула, не представляя, что последует за этим.

— Кормить мне тебя нечем, — предупредила я, и, не дожидаясь, пока охранник откроет мне дверь, дёрнула ручку. Правда, только успела дверь открыть, а она уже распахнулась и мне подали руку. Я не оглядываясь, направилась к подъезду, стараясь не прислушиваться к голосу Антона, который раздавал какие-то указания. Его голос был странным, казался мне незнакомым своими приказными нотками, но я всё равно не обернулась.

Антон догнал меня в подъезде, мы поднялись на третий этаж в молчании, а когда он протянул руку за ключами, я спорить не стала, отдала ему связку. Он отпер замки, толкнул дверь и пропустил меня вперёд. От нашего молчания и неизвестности, я ощущала глухое раздражение. И, возможно, в надежде от него избавиться, я не стала спорить, когда Антон обнял меня в темноте прихожей, заставил развернуться, и меня поцеловал. Я сразу закрыла глаза, полностью отдаваясь этому поцелую. Я хотела, хотела, мечтала, чтобы он меня поцеловал. Каждую минуту, что не видела его, когда он был вдали, каждую минуту, что находился рядом, злил меня и вынуждал с ним спорить, я мечтала о его поцелуе, чтобы забыть обо всём на свете хотя бы на минуту. Просто повиснуть у него на шее, прижаться к нему всем телом, позволить его губам и языку закрыть мой рот, лишить меня дыхания. И сейчас, в темноте и тишине, отмахнуться от собственных обид и принципов, весьма просто.

— Как же я скучал по своей девочке, — шепнул Антон мне между поцелуями. — Обожаю, когда ты молчишь и просто любишь меня.

— Я тебя не люблю, — всё же воспротивилась я, чувствуя, как его руки лезут под подол моей юбки. Это уже выходило за рамки поцелуя, даже долгожданного, поэтому я постаралась отодвинуться, и пока не вспыхнул свет, поторопилась вытереть губы после жадного поцелуя.

Свет вспыхнул, и я отвернулась.

— Совсем не любишь? — спросил Антон, протягивая ко мне руку.

Я увернулась и прошла на кухню. Антон последовал за мной.

— А за что тебя любить? Ты без конца устраиваешь мне сцены, кричишь и стучишь кулаками.

— Была бы ты примерной женой, я бы всего этого не делал.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, говоря: примерная жена.

Антон за моей спиной показательно вздохнул.

— В этом вся проблема, что ты не знаешь.

Я решила всерьёз возмутиться.

— Боже мой, какие речи! Антону Бароеву понадобилась примерная жена! Скажи кому-нибудь помимо меня, пусть люди повеселятся.

— Ты ко мне несправедлива. — Антон прошёл к кухонному столу и сел. Сложил руки на столе, оглядел кухню. Его взгляд остановился на холодильнике, и он спросил: — Есть, правда, нечего?

Я обернулась, сложила руки на груди.

— Кто мешал тебе есть в ресторане?

— Твой… кхм, очкарик. У меня в его присутствии как-то аппетит пропадает. Прямо не придумаю с чего бы это.

Я лишь головой качнула, оценив степень ехидства в его голосе. А после секундного колебания, открыла дверцу холодильника. Правда, предупредила:

— Я сделаю тебе яичницу и салат, но потом ты уйдёшь.

Антон недовольно поморщился, но в итоге принялся вытаскивать руки из рукавов пиджака, делал это, не вставая со стула, а специально для меня проворчал:

— Корми мужа, женщина.

Я поспешила отвернуться от него, чтобы скрыть улыбку. Достала из шкафчика сковороду.

— Родители уехали? — спросила я через минуту.

— Уехали. — Антон вздохнул. — Наконец-то.

— Что такое? Жизни учили?

— Ага. Отец стучал кулаками по столу и немедленно требовал внуков. А где я ему их возьму немедленно? Если только обзвонить всех бывших, шанс-то свершившегося есть, правда?

Я обернулась через плечо, взглянула на благоверного мрачно и предостерегающе, а Антон расцвёл в улыбке.

— Что? Если жена родная до тела не допускает, что мне делать? Остаётся только уповать на чудо.

— Я сейчас надену тебе эту сковороду на голову, и вы вместе отсюда выметитесь.

Антон покаянно опустил голову.

— Это я от отчаяния.

— Я так и поняла. От отчаянного желания немедленно стать отцом. Антош, это уже не просто низко, это уже пошло.

— Что в этом пошлого? Отец требует…

— Замолчи.

— Лера.

— Нет.

— Лера.

— Перестань.

— Я тебя люблю.

Я зажмурилась, стоя к нему спиной.

— Найди другую дуру тебе верить.

— Не хочу другую. Я тебя люблю.

— Антон, я уже подала заявление.

Он нахмурился.

— Какое заявление? На развод?

Я на секунду замялась. Желание его обмануть было велико. Повернулась к столу, чтобы заняться овощами, потом отрицательно качнула головой на слова мужа.

— Нет, на восстановление свидетельства о браке. Завтра должны выдать.

— А ты могла это сделать без моего согласия?

Я не удержалась и руками всплеснула.

— Представь себе! Что-то в этом мире происходит и без твоего согласия!

Он смотрел на меня снизу, пытался мне в лицо заглянуть.

— Снежинка, ты, правда, хочешь меня бросить? Из-за этого хлыща?

Я со стуком положила нож на стол. На Антона посмотрела.

— Не из-за хлыща! А из-за тебя! И перестань переводить стрелки. Знаешь, я думаю, ты счастлив, что увидел меня сегодня со Стасом. Теперь все наши проблемы ты станешь валить на него. Но у тебя ничего не выйдет. — Я вернулась к плите, чтобы перевернуть бекон.

— Тогда что мне сделать?

Я молчала, и Антон за моей спиной раздражённо вздохнул.

— Ты специально меня мучаешь, — заявил он, в конце концов. — Наказываешь. Но не только. Знаешь, что я думаю? Ты просто не знаешь, что тебе нужно.

— Очень хорошо знаю, — возразила я. — Но что ты хочешь от меня услышать? Чтобы я сказала: «Антоша, не ври мне больше никогда»? Я говорила тебе это не раз, но всё, что касается лжи, не воспринимается тобой всерьёз, потому что ты этим живёшь. Ты этим дышишь, тебе так интересно жить. Вот и получается, что мне нечего тебе сказать, а тебе нечего мне ответить.

— То есть, когда я говорю, что люблю тебя, ты считаешь, что я вру?

Я снова к нему повернулась, мы посмотрели друг другу в глаза. Но надо сказать, что на следующий вопрос мне понадобилось всё моё мужество.

— А что, когда ты раньше мне это говорил, ты не врал?

Антон смотрел на меня со странным прищуром, словно ему безумно хотелось меня придушить в этот момент. Но он смотрел и изо всех сил сдерживался. На стол навалился и меня разглядывал.

— Как же ты любишь докапываться до мелочей.

Я усмехнулась, покивала.

— Конечно, это мелочи. Ещё одна маленькая ложь.

— Лерка. — Он неожиданно оказался за моей спиной, опустился на колени и обнял меня за талию. Я застыла, чувствуя, как сердце сжимается и тает. Я никогда подобного не чувствовала. Чтобы моё сердце, моя душа, растекались, как подтаявшее мороженое. Только от звуков голоса, от прикосновений, слов, которые, возможно, меня и не радуют, но безумно, безумно волнуют. — Я так скучаю по тебе. Я так хочу, чтобы ты дома готовила мне эту чёртову яичницу. И меня безумно злит этот очкарик. Какое право он имеет просто смотреть на тебя? — Его руки прошлись по моим бокам, погладили, а губы прижались к моей пояснице через ткань платья. — Ну чего ты хочешь? Чтобы я бросил всё это дело с наследством? Ну, брошу. Чёрт с ними, с деньгами. Что я, жене на колечко с бриллиантом не заработаю?

— Ты меня покупаешь.

— И что в этом плохого? Моей жене нужно побольше трёх школьных костюмов, у неё из развлечений не только педсоветы.

Я губу закусила, скрывая улыбку. Затем заметила:

— Ты опять сбился на Стаса.

— Да пошёл он к дьяволу.

Антон на меня навалился, прижался щекой к моей спине, и мне уже начало казаться, что устроился с подозрительными удобствами, обхватив меня руками и прижимаясь ко мне. В то время, как я ему ужин готовлю. Вот иезуит.

Я бёдрами повела.

— Антон, у тебя колени не заболели?

— Нет, — заверил он меня, — я могу так всю жизнь простоять.

— Всю жизнь не надо. — Невольно рассмеялась. — Отпусти. Мне нужно салат приготовить.

Антон вернулся за стол, снова на него навалился, но меня теперь разглядывал с куда большим воодушевлением.

— Лер.

— Что?

— А что ты думаешь про детей?

Я лишь головой покачала.

— Даже не мечтай, на это ты меня не поймаешь.

Антон изобразил удивление, и даже беспокойство.

— Ты не хочешь?

— Детей от вруна и интригана? Нет, не хочу.

Антон в задумчивости хмыкнул, потёр нос.

— А от кого хочешь?

Я не стала кривляться и сказала, как есть:

— От серьёзного, искреннего, взрослого мужчины, который будет ответственно относиться и ко мне и к детям. Где бы такого встретить, не знаешь?

— Знаю. — Антон невинно моргнул. — Тебе уже повезло.

Я поневоле рассмеялась.

— Правда? Не заметила этого счастья.

Он протянул руку, чтобы меня коснуться.

— Милая, вернись домой. И ты убедишься, что теперь всё по-другому.

Я помешала салат, выставила миску на середину стола, подвинула к Антону плетёнку с хлебом, а через минуту вернулась уже с тарелкой, на которой исходила жаром яичница с беконом. Поставила перед мужем его ужин.

— Ешь.

Он вилку взял, а сам всё на меня косился.

— Ты мне так и не ответила.

— Антон, я ведь не ребёнок, знаю, что просто так ничего не меняется. Ни ты не изменился, ни я.

— А нам и не надо меняться, у нас и без этого всё прекрасно получается. Не считая мелких нюансов.

— Совсем мелких, — хмыкнула я. — Вкусно?

Он кивнул, подкладывая себе салат, а мне очень захотелось протянуть руку и коснуться его волос.

— Мама уехала, теперь я умру с голода. Если ты не вернёшься.

— Раньше же не умирал? Помню, при нашей первой встрече производил впечатление вполне довольного и сытого.

— Так теперь я изменился! Мне нравится, как ты готовишь. Что ты меня ждёшь… — Антон потянулся ко мне, обнял за шею и поцеловал в губы. Я поторопилась отстраниться и пожаловалась:

— От тебя яичницей пахнет.

— Я муж, терпи. А вообще, у меня предложение, котёнок.

— Какое?

— Давай начнём всё сначала.

Я остановила на муже свой взгляд, а Антон поторопился кивнуть.

— Я серьёзно. Давай начнём всё сначала. Будто мы только сегодня с тобой познакомились. — Он улыбнулся. — И я отбил тебя у очкарика. — Антон взял меня за руку. Жевал, с аппетитом, в одной руке вилка, а другой нежно перебирал мои пальцы. — Я буду за тобой ухаживать, позову тебя на первое свидание, и ты снова в меня влюбишься.

— И замуж выйду, — подсказала я со скептическим смешком.

— А почему нет? Я согласен.

— Ты болтун.

Антон ухмыльнулся.

— Отец сказал: балбес.

— И это тоже, — согласилась я.

— Можно я тебя поцелую? На прощание? — спросил он, когда полчаса спустя я непрозрачно намекнула ему, что пора уходить. Для первого дня знакомства приглашения домой и приготовленного мною ужина, более чем достаточно. Думаю, к тому моменту Антон уже пребывал в уверенности, что я и на ночь ему разрешу остаться, поэтому сейчас и выглядел несколько обескураженным. Но направился на выход, и лишь у двери спросил: — Можно поцелую?

Я с ответом тянула, раздумывая, точнее, к себе прислушивалась, стараясь понять, сколько во мне выдержки осталось. А Антон без спроса ко мне придвинулся, прижал к стене, не целовал, даже не наклонялся ко мне с этим намерением, но смотрел в глаза, а руки вновь принялись гладить моё тело. У меня сбилось дыхание и потяжелело в животе. Я постаралась увернуться от его взгляда, смотрела в сторону, и тогда Антон наклонился и прижался губами сначала к моей щеке, затем к шее. Кончик его языка чертил на моей коже дорожку, и тяжесть у меня в животе стала стремительно разрастаться и превращаться в комок жара. И чтобы поскорее закончить эту пытку, я сама Антона за шею обняла, заставила его повернуть голову и поцеловала. Минута, и вот он уже навалился на меня всем весом, развёл мне ноги и, кажется, всерьёз решил задержаться у меня. Если не на ночь, то на ближайший час. И можно даже в прихожей, не доходя до спальни, раз меня это так заинтересовало.

— Всё, уходи. — Я постаралась говорить твёрдо, с трудом Антона от себя отодвинула. Попробуй, сдвинь с места быка, особенно, которому неймётся, получилось далеко не сразу. Но из кольца его рук выбралась и отошла на пару шагов, правда, не чувствуя себя в безопасности. Одёрнула мятоё платье. — Иди, Антон.

Он потёр лицо, потом губы, и лишь в отчаянии мотнул головой. А прежде чем выйти за дверь, невежливо ткнул в меня пальцем.

— Помни, третье свидание. Давай не будем опровергать историю.

Я захлопнула за ним дверь и тогда уже рассмеялась. И что скрывать? Чувствовала облегчение. Прошедший вечер обнадёживал.