«Проводить домой» из уст Толи прозвучало довольно невинно, что совершенно не вязалось с тем, что произошло в дальнейшем. По дороге всё больше молчали, как из магазина вышли, так и замолчали. Саша шла за ним, и только осторожно выдохнула в сторонку, когда Ефимов её за руку взял. Это показалось странным, каким-то неправильным действием, после всего, что они сегодня друг другу наговорили, но отнимать своей руки она не стала. Шла за ним в сторону стоянки, поглядывала на него украдкой, до конца всё ещё не веря тому, что происходит с её жизнью, и чувствовала себя маленькой рядом с ним, как когда-то. И не просто маленькой, дело было не в её росте, дело было в колоссальной разнице в их жизненном опыте. Рядом с Толей она всегда чувствовала себя если не ребёнком, то намного младше, окружённой его мнением, его силой, его опытом. Когда-то ей это нравилось, сейчас же, будучи взрослой, Саша не знала, как к этому относиться. Немного пугало то, что Ефимов с лёгкостью, не прикладывая никаких усилий со своей стороны, подавлял её решительность и трезвость мышления, и где-то в глубине души, ей хотелось вцепиться в его руку и ни о чём больше не думать. Это было слабостью и, возможно, трусостью, Саша не была такой. Слишком привыкла все решения принимать самостоятельно, отвечать за сына, за себя, порой ответственность сводила с ума и заставляла чувствовать усталость, но такова была её жизнь. А Толя вновь всё менял, не задумываясь, не сдерживая себя, он просто появился и взял её за руку, и Саша внутренне дрогнула. Пальцы Ефимова сжимали её ладонь, крепко, приятно, его рука была горячей, и Саша поневоле заволновалась, мысли начали путаться, и она, признаться, отвлеклась. Отвлеклась от главной проблемы — Толя везёт её домой. Понятно, что довести её до двери квартиры и уйти, совершенно не в его характере. Вот о чём стоит думать, а не о такой глупости, как — он держит её за руку! Да пусть хоть за две руки держит, сути это не меняет. Его присутствие в их с Митей жизни сулит серьёзные проблемы!

Это же Ефимов, он сам по себе выдающаяся проблема.

Толя бросил на неё короткий взгляд, Саша заметила, но принципиально смотрела себе под ноги.

— Митька где, у тётки?

Ей понадобилась вся её выдержка, чтобы не оттолкнуть его руку и не убежать. Выдержала секундную паузу, после чего коротко оповестила:

— Уже дома должен быть.

— Ну и замечательно. Встречаться с Валентиной Николаевной сегодня в мои планы как-то не входило. — Они спустились по широкой лестнице на стоянку, и Саша впервые увидела его знаменитый автомобиль, до этого Ефимов всегда приезжал на такси, не собираясь оставаться вечерами трезвым. А вот сейчас она остановилась перед его машиной, окинула заинтересованным взглядом. Большая, сверкающая, приятного цвета. В остальном, машина как машина. Ей, наверное, не понять, как можно восхищаться автомобилем. Вот как Стариков восхищался машиной Ефимова, взахлёб.

А Толя перед ней дверь открыл, придержал. Вся его воспитанность лишь больше настораживала. И поэтому Саша одарила его подозрительным взглядом, и только после этого устроилась на удобном сидении. Оглядела салон, чисто из любопытства. Внутри машина выглядела столь же солидно и дорого, поневоле задумаешься, сколько же эта красота стоить может. Но тоже интерес не больше, чем на минуту. У неё таких денег нет и не будет, так какой смысл гадать?

Ефимов же чему-то втихую радовался. Саша разглядела усмешку на его губах, прежде чем он захлопнул дверь со своей стороны, сев на водительское сидение, и в салоне стало темновато.

Разглядела, но снова предпочла проигнорировать. Сцепила руки на коленях, пытаясь представить, что же делать дальше.

— Ты ведь не поедешь домой? — спросила она в какой-то момент.

— Нет, — ответил он совершенно спокойно, и Саша зажмурилась.

Толя как раз сворачивал к её дому, и при первой возможности кинул на Сашу изучающий взгляд. Решил приободрить.

— Не переживай, всё будет нормально. — Хмыкнул негромко. — Если он хоть немного похож на меня, то я знаю, как нужно действовать.

— Серьёзно? — поразилась она, не скрывая откровенной язвительности.

— Да. Надо брать наглостью. В этом-то ты мне не откажешь, не так ли?

Он посмеивался над ней, это злило, но что ответить, Саша так и не нашла. Автомобиль остановился недалеко от её подъезда, и отсюда она прекрасно видела свет в окнах своей квартиры на первом этаже. Свет горел везде, во всех окнах. Митя хотя и заверял её, что ничуть не боится оставаться один дома вечерами, но всегда включал свет везде, даже в туалете и в ванной. Она всё это знала, все мелочи, досконально, это ведь была их жизнь с сыном, и Саша никак не могла представить то мгновение, когда Толя переступит порог их дома, и всё окончательно изменится. И это произойдёт совсем скоро, через считанные минуты.

Но Ефимов всё-таки тоже волновался. Выходя из машины, сам на свет в окнах уставился, и ощутил странную тяжесть в душе. Такое случается с людьми перед чем-то важным, судьбоносным. И вроде бы с мальчиком он уже встречался, помнит, как он выглядит, но всё равно переживает. Будто Митя окажется таким же прозорливым на этот раз, посмотрит на него и всё неожиданно поймёт. Толя даже головой мотнул, сбрасывая с себя зачатки волнения. На Сашу посмотрел. Она стояла и смотрела на него, будто ждала, что он вдруг передумает и решит уехать. И взгляд её показался ему мрачным.

Чтобы отвлечь и себя, и её, спросил:

— Что на ужин?

Саша качнула головой, и не глядя на него больше, направилась к подъезду. Решительно, что её саму удивило. И лишь на лестнице, у самой двери, вдруг обернулась к Ефимову, и выдохнула ему в лицо:

— Только посмей что-нибудь ему сказать.

Толя стоял на пару ступенек ниже неё, они были практически наравне и смотрели друг другу в глаза. И он кивнул.

— Я просто хочу его увидеть.

Саша отвернулась. Почти сразу. Чтобы не смотреть ему в глаза, невыносимо вдруг стало.

Дверь отперла своим ключом. Толкнула её, вошла в прихожую, и по привычке прислушалась. Затем позвала:

— Митя, я дома! Ты где?

В комнате что-то упало, Митька забормотал в расстройстве, но уже через секунду выбежал ей навстречу.

— Мама, я ремонтирую пылесос.

— Серьёзно? Я надеюсь, ты в розетку его не включил?

— Пока нет. — Митька растянул губы в лукавой улыбке, но тут Ефимов вошёл в квартиру, и он замер, разглядывая гостя. Моргнул, нахмурился, на мать посмотрел, непонимающе. А та подтвердила:

— У нас гости. Ты помнишь… кхм, дядю Толю?

Ефимов быстро глянул на неё, после чего снова перевёл взгляд на мальчика. Буквально ощупывал того взглядом. Оказывается, за прошедший месяц, у Митьки волосы отросли. Немного, но достаточно для того, чтобы начать курчавиться на затылке и у шеи. А ещё у него был открытый Сашкин взгляд, а вот нос его. Определённо его. И это было настолько странно. Смотреть на кого-то и понимать, что это твоё прямое продолжение. Совершенно феерическое, неподдающееся описанию чувство. До этой минуты Ефимов был уверен, что самое острое ощущение в своей жизни он уже испытал, когда прыгнул в Таиланде с «тарзанкой» со стометровой высоты, но, как оказалось, это не шло ни в какое сравнение вот с этим — впервые увидеть близко своего сына. А Митька смотрел на него с любопытством и настороженностью, а потом руку в бок упёр. И хмыкнул совсем, как он. Не с недоверием или подозрительностью, а с оттенком ехидства.

— Помню. Я же не глупый.

— Глупость здесь причём? — перебила его Саша. Получилось немного нервозно, и она поспешила отвернуться и от сына, и от Толи. Сняла пальто и наклонилась, чтобы сапоги расстегнуть. А Митя и Толя всё ещё смотрели друг на друга, приценивались. А потом он хмыкнул. Он — потому что Саша поначалу даже не поняла, кто именно на этот раз, оказалось, что Ефимов. Руку протянул и потрепал ребёнка по волосам.

— Смотрю, ты уже не лысый.

Митя машинально поднял руку, пригладил свои волосы. Наблюдал за тем, как Ефимов принялся раздеваться. Куртку снял, ботинки, огляделся, будто впервые здесь был. Остановил свой взгляд на молчавшей Саше. Вдруг подмигнул ей. Митя это тоже заметил, удивился, на мать посмотрел. А та чувствовала себя меж двух огней.

— Ты уроки сделал? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать, перестать быть просто объектом рассматривания обоих.

— Сделал. Мне только осталось два примера по математике. — Митька снова стрельнул глазами на Ефимова. — Бабушка сказала, что она слишком давно училась в школе, чтобы в этом разбираться.

— Да, во втором классе она явно училась давненько, — хмыкнул Толя. Потом неожиданно подхватил Митьку подмышки и от пола приподнял. — Пойдём, примеры твои посмотрим. А мама нас потом покормит. Я голодный — жуть.

Митька от неожиданности глаза вытаращил, ногами в воздухе замотал, на мать оглянулся, прежде чем оказался в комнате.

— Мам, я тоже голодный.

— Почему-то я в этом не сомневалась, — пробормотала Саша. Сделала шаг и заглянула в детскую, чтобы посмотреть, как Толя возится с их сыном. Он поставил его ногами на стул, а когда Митя к нему повернулся, резко, как волчок, отошёл на шаг и оглядел, внимательно и с удовольствием. Снова по волосам потрепал.

— Что у тебя с математикой?

— Два примера.

— Это я понял. А в принципе?

Митька головой мотнул. Тоже пригляделся к незваному гостю, который непонятно чего от него хотел.

— Математику я не люблю, — заявил он, в конце концов.

Толя губы поджал.

— Понятно. Это в маму ты пошёл. Она тоже математику не жалует.

В Митькиных глазах вспыхнул интерес.

— Мама мне помогает, — всё же воспротивился он.

— Так это ещё второй класс. Давай, показывай, что у тебя там.

— А ты разбираешься?

— А то. Я твоей маме интегралы раз пять объяснял.

— Интер… чего?

Толя улыбнулся.

— Интер… ничего, — передразнил он. Со стула мальчика стащил, усадил за стол. — Доставай учебник.

Митька вздохнул напоказ, с неохотой потянулся за учебником через весь стол. А Толя снова на него смотрел. Всё разглядывал: волосы, ухо, щёку, даже пятнышко от ручки на подбородке. И детскую руку с короткими обкусанными ногтями. Это всё казалось странным, непривычным, и удивительным оттого, что в какой-то степени принадлежало ему. Митьку хотелось трогать, тискать, в желании удостовериться, что он реальный, что Толя сам себе всё происходящее не выдумал. В какой-то момент обернулся, и понял, что Саша всё ещё стоит в дверях. Они встретились взглядами, всего на секунду, и она тут же сбежала.

Пока Митька под его присмотром решал пример, Толя сидел на соседнем стуле и перебирал его тетради и учебники. Пролистывал их, удивился островатому Митькиному почерку, обычно дети в этом возрасте пишут округлые буквы, а он водил ручкой по бумаге резко и отрывисто. И аккуратистом не был, это точно. В тетрадях то и дело попадались исправления, на полях в дневнике были нарисованы машинки и танчики, за что Митю, по всей видимости, ругали и даже писали замечания всё в том же дневнике, но Ефимов почему-то знал, откуда вся эта неаккуратность в мальчике берётся — от переизбытка энергии. Отсюда и почерк нервный, Мите не терпелось закончить с домашним заданием, вскочить из-за стола и сделать что-нибудь бесшабашное.

— А какой предмет ты любишь?

— Физкультуру, — без всякой заминки сказал Митя, и Толя понимающе улыбнулся.

— А ещё?

— Я читать люблю. Но не то, что в школе.

— А что?

Вот тут мальчик с ответом помедлил, писать перестал, носом шмыгнул.

— Истории всякие интересные. С приключениями и волшебством.

— О, — Ефимов с уважением кивнул. Попытался быть в теме. — Этого… как его, Гарри Поттера?

— Про него я кино смотрел, читать его долго, мы с мамой никак первую книгу не дочитаем. Она, знаешь, какая толстая?

— Не знаю. Но любопытно.

Митя в затылке ручкой почесал, и без всякого перехода, спросил:

— А ты зачем пришёл?

Толя глаза от его прописей поднял, всё же удивлённый, и вопросом, и тоном.

— В гости. Ты против?

— Не знаю, — честно признался Митя. — К нам в гости только бабушка и тётя Алёна приходит.

— И всё?

— Ну… Иногда тётя Лика или дядя Миша. Но это очень редко, на мамино день рождения.

— А вот теперь я пришёл. Это плохо?

— К маме? — уточнил Митя.

Толя свой ответ обдумал.

— К вам обоим. Вы же здесь вместе живёте?

— Вместе. — Митя всё-таки растерялся и призадумался. — Но я тебя не знаю.

— Вот и познакомимся. Знаешь, как говорят? Тот, кто однажды преломил вместе хлеб, незнакомцами уже не будут.

Митя мотнул головой.

— Я не понял.

— Если мы вместе поужинаем, то станем друзьями.

— Прямо друзьями?

— А что?

Митька фыркнул.

— Я в школе знаешь, со сколькими в столовой обедаю? И они не мои друзья.

— Ну, то столовая, Митя. А тут дом, мама ужин готовит… с любовью. Это совсем другое.

— Почему с любовью? — Митя окончательно позабыл про математику, и на Ефимова смотрел, открыв рот. Оказалось, что разговаривать с детьми не так просто, у них возникает куча вопросов на ровном месте, после невинно оброненного слова. И приходилось искать ответ под требовательным взглядом.

— Потому что мама… мамы, они такие. Они всех любят. Тебя любят, готовить любят… — «Меня», хотелось ему добавить, но это было бы преждевременно. Носом повёл, посмотрел на мальчика, потом ткнул пальцем в его открытую тетрадь. — Пиши.

Следующие пару минут Митя примерно выводил ручкой цифры в тетради и раздумывал над правильностью решения. Было видно, что томится. Потом придвинул к нему тетрадь.

— Правильно?

Толя заглянул, кивнул.

— Всё верно. Видишь, всё не так трудно.

— Зато скучно.

— Что ж, бывает и скучно. Но только иногда.

— Мама! — неожиданно выкрикнул Митька. — Я всё сделал!

— Молодец, — отозвалась Саша из кухни, но голос особо воодушевлённым Толе не показался.

А Митька тут же из-за стола выбрался, забрался по лестнице спортивного уголка и повис на перекладине. И смотрел на Ефимова теперь с умыслом, шкодливо. Толя понял, что сейчас задаст вопрос, который ему не понравится. Так и вышло.

— А почему ты не пришёл с тётей Ликой?

Действительно, почему?

— Тётя Лика занята сегодня.

— Чем?

— Не знаю. Своими обычными делами.

— Разве ты не её муж?

— Муж? — Ефимов попытался изобразить изумление. — С чего ты взял? Мы с тётей Ликой только друзья.

— А-а. — Митька поболтал ногами и спрыгнул на пол. Уселся, по-турецки скрестив ноги. — А с мамой ты тоже дружишь?

— Очень стараюсь.

— У неё и так друзей много, — заявил Митя, в голосе и нотки сомнения слышно не было. Он потянулся к корзине с игрушками, достал робота и легко свернул ему ноги в другую сторону. На Толю больше не смотрел. Тот же усмехнулся. Он же с мальчика глаз не сводил. И даже когда тот намеренно задавал ему провокационные вопросы, ему всё равно не хотелось отвернуться или уйти. Смотрел бы и смотрел. И мысленно себе повторял: мой сын.

— Думаешь, она будет против ещё одного друга?

Митька за плечо своё оглянулся, понял, что матери рядом нет, и тогда негромко сказал:

— Всё ты врёшь.

Толя брови вскинул, на самом деле удивлённый.

— Это что это я вру?

— Всё врёшь. Ты не хочешь с ней дружить.

— Очень интересно. Продолжай.

Митька насупился, губы поджал и стал похож на разозлённого чертёнка. Голову ниже склонил, а на Толю глядел исподлобья. Молчал, и Ефимов решил его подбодрить.

— Говори, мы же одни. Обсудим всё по-мужски.

— У Аньки Лебедевой тоже мама дружила, дружила с одним, а потом взяла и замуж за него вышла. Я всё понимаю, я не глупый и не маленький.

— Никто так и не считает. Но разве это плохо, если Анина мама замуж вышла?

Митька носом шмыгнул, сунул робота обратно в корзину.

— Не знаю. Анька говорит, что ничего хорошего. Они ругаются, а мама плачет.

— Понятно. К сожалению, бывает всякое, Митя. Но я могу тебе пообещать… дать настоящее мужское слово — мы же с тобой мужики? — что я буду очень стараться маму не расстраивать. — Он даже руку ему протянул, для настоящего рукопожатия, вот только Митя свою руку подавать ему не спешил, смотрел скептично, совсем как взрослый. Пришлось дать ещё одно обещание. — Если мама всё-таки будет плакать, ты сможешь меня ударить. Ты же ходишь в секцию? Драться умеешь. И за маму вполне сможешь постоять. Да? — Толя снова руку ему протянул. Ждал, проявлял терпение, но неожиданно понял, что заволновался. Вот именно в этот момент. Ситуация сама по себе странная, разговор с восьмилетним мальцом, который подозревает его в том, что он явился красть его маму и делать её несчастной. И всё бы ничего, пообещал и забыл, если бы не тот факт, что это первое обещание, которое он даёт своему сыну, и его придётся, обязательно придётся сдержать.

Митя, наконец, подал ему руку. Толя её пожал, даже не осторожничал, по-мужски так пожал, и, судя по выражению лица, Митька остался доволен. Даже некоторое превосходство над ним и ситуацией почувствовал. Правда, сказал ему, видимо, для устрашения:

— Я умею драться. Я Коростылёву знаешь, как врезал? У него синяк остался. А он меня выше!

— Здорово. — Толя встал и снова подхватил Митьку под руки, поднял. К себе прижал. Сердце странно и незнакомо барабанило, и чтобы скрыть волнение, принялся оглядывать постеры на стене. — Расскажи мне, какой спорт ты любишь? За какую команду болеешь?

Саша с трудом заставила себя накрыть на стол. Её так и тянуло ближе к комнате сына. Чтобы подсмотреть, подслушать, узнать, о чём Ефимов с Митей говорит. Её волновала сама мысль, что он с ним общается, но ещё больше, прямо до дрожи, беспокоило, что он возьмёт и всё ему расскажет. По непонятным для неё причинам, просто из-за того, что он Ефимов, и потому что так захотел, расставить все точки над «i». Он ведь любит, чтобы лично для него всё было чётко и понятно… В общем, запугивала себя, как могла. Потом вспомнила о том, что мужчины в её доме голодны, и пришлось вернуться на кухню, открыть холодильник и начать хоть что-то соображать. Из Митиной комнаты не слышалось ни громких голосов, ни бурных восторгов, даже смеха не слышалось, и всё это казалось подозрительным и вызывало нешуточные опасения. Саша слишком хорошо знала своего сына, его подозрительность в отношении мужчин (черта, которая тоже досталась ему от отца, по всей видимости, Толя делал стойку всякий раз, как видел рядом с ней особь мужского пола), знала, что Митя никогда не был ребёнком-душкой, которого тискают и целуют в щёчки. У него всегда было, что сказать, что добавить, а порой не ко времени и поперёк кому-то из взрослых, если самого Митю не устраивало, как события развиваются, без его ведома или согласия. Он всегда имел своё мнение и свою шкалу дозволенного и правильного. А вот теперь они с Ефимовым сошлись, двое таких одинаковых. И предугадать реакцию младшего было трудно. Точно, что Толя хотя бы постарается до него достучаться, но оба настолько упрямы…

— Я есть хочу.

Саша вздрогнула от неожиданности, обернулась через плечо, на Толю посмотрела. Он выглядел вполне спокойным, и смотрел на стол, а не на неё.

— Сейчас… Пять минут.

— Пахнет вкусно.

Хотелось заорать на него. Как он может думать сейчас о еде?!

— Что ты Мите сказал? — напряжённым голосом спросила она.

Ефимов привалился плечом к стене, сложил руки на груди и вдруг улыбнулся.

— Мы заключили пакт о ненападении.

Саша остановилась, посмотрела на него в растерянности.

— Что?

— Это значит, что пока я делаю тебя счастливой, Митя позволяет мне с тобой дружить.

Она моргнула. И другим голосом, страшным шёпотом, переспросила:

— Что ты ему сказал?

— Ничего, он мне всё сам сказал. А также рассказал про какую-то Аню Лебедеву, чьей маме не повезло с другом. То есть, с мужем. Козлом оказался.

Саша закрыла лицо рукой.

— Бог мой. Это кошмар какой-то.

— Ничего не кошмар, — возразил он. Подошёл к ней, положил руки Саше на плечи и наклонился к её лицу. — Сашка, он классный. Он умный, он чертовски подозрительный и настоящий мужик. Пообещал дать мне в нос, если я посмею тебя чем-нибудь расстроить. Так что, будь добра, улыбайся.

Она отпихнула его от себя.

— А тебе всё шуточки!

— Какие шуточки, Саня, я сама серьёзность! — Он снова на стол посмотрел. — Мы есть будем?

— Будем, — огрызнулась она. — Мой руки.

— Иду. — Толя из кухни вышел, и Саша услышала его голос: — Митя, иди ужинать! Мама зовёт.

Другая реальность. Это не её жизнь.

Ефимов и за столом с Митьки глаз практически не сводил. Тот ел с аппетитом, присутствие ещё одного человека за столом, по сути, незнакомого, его не отвлекало, а Толя улыбался. И за эту самую улыбку Саше почему-то его убить хотелось. Вроде бы, всё хорошо, Толя откровенно млел, глядя на сына, а она злилась. Сашу тревога убивала, ела изнутри, и она, в отличие, от мужчин, лишь ковыряла вилкой в своей тарелке, гадая, как события дальше развиваться будут.

— А ты, правда, живёшь в Москве? — спросил в какой-то момент Митя.

Саша очнулась от своих мыслей, глаза на него вскинула, внутренне замерев. К сыну приглядывалась, но тот смотрел на Ефимова с любопытством, ожидая ответа.

Толя спокойно кивнул.

— Правда.

— Тебе нравится?

Вот над этим вопросом Толя задумался, затем плечами пожал.

— Наверное. Есть то, что нравится, есть то, что не нравится. Я привык, Мить. Я там давно живу.

— Москва большая!

— Ты там был?

— Один раз, мы с мамой в аквапарк ездили.

— Здорово.

— Он там огромный! У нас такого нет.

Толя улыбнулся. Снова захотелось протянуть руку и коснуться волос мальчика. Но Митька уже отвернулся от него и вернулся к еде. И ни разу не сказал любимое детское: это не буду, это не хочу. Помнится, он подобных слов в детстве тоже не произносил. Сколько себя помнил, мама подолгу работала, а его кормила старшая сестра, которая, вообще-то, не слишком любила этим заниматься, отвлекаться от своих девчачьих дел на вечно голодного брата, и поэтому Толя довольно рано научился кормить себя сам. Во времена его детства ещё не было микроволновок, дети учились обращаться с газовыми плитами, и открытый огонь многих поначалу пугал. Но голод, как известно, не тётка, по крайней мере, для некоторых.

— А ты бы хотел жить в Москве? — спросил Ефимов.

Саша перестала жевать и уставилась на него, предостерегающе.

— В Москве? — протянул Митя. — Не знаю. Что я там буду делать?

— Учиться. Ходить в секцию. Всё, что делаешь здесь.

Митя моргнул, раз, другой, на мать посмотрел.

— Мы переезжаем в Москву?

Пока Саша собиралась с мыслями, придумывая подходящий ответ, Ефимов засмеялся.

— Ты подмётки на ходу рвёшь, — то ли поразился, то ли порадовался он за сына. Потом на тарелку его кивнул. — Ешь, давай.

Саша выдохнуть смогла только после того, как Митя из-за стола встал. Из кухни выбежал, а она тут же руки опустила. Ефимов же хмыкнул, наблюдая за ней исподтишка.

— Ты слишком нервничаешь, — сказал он.

Она попыталась растянуть губы в ехидной улыбке, но даже на это сил не хватило, даже на ехидство.

— Думаешь, у меня нет повода?

— Думаю, ты его преувеличиваешь. Всё будет нормально. Он умный парень, ничего за чистую монету не принимает, во всём пытается разобраться.

— Ты хочешь, чтобы он разобрался в тебе?

— Вообще, да.

— Не боишься, что всё пойдёт не по твоему плану?

Он улыбнулся.

— Нет. Это же мой сын.

— По-моему, ты слишком часто это повторяешь, — пробормотала Саша.

— Пытаюсь свыкнуться с этой мыслью. — Толя немного придвинулся к ней и добавил: — И чем больше пытаюсь, тем больше мне это нравится. — Разглядывал её секунду-другую, затем голос понизил и позвал: — Малыш, я же стараюсь.

— Я вижу…

— И очень хочу, чтобы ты постаралась.

Саша голову повернула, и они встретились взглядами.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

Ефимов едва заметно прищурился, едва заметно, но взгляд от этого стал цепким.

— Понимаешь.

Она невольно усмехнулась, отодвинулась от него, насколько это было возможно, попыталась выглядеть отстранённой от его намёков и желаний.

— Тебе не кажется, что ты хочешь слишком многого, Толя? По щелчку пальцев. — Саша из-за стола поднялась, забрала свою тарелку, Ефимов взглядом за ней следил. Потом кивнул.

— Наверное, ты права. — Вернулся к еде, взгляд сам собой остановился на большой тарелке с салатом, и спустя мгновение он сказал: — Ты здорово готовишь.

Саша лишь головой качнула.

— Всё-таки ты подхалим.

— Есть немного, — сознался он со смешком. И тут же заверил: — Но я искренне и любя.

Вот когда он говорил «любя», Саше особенно сильно хотелось стукнуть его чем-нибудь по голове.

После ужина Ефимов потребовал показать ему все Митькины детские фото, Саша сделала это скрепя сердце, ждала каких-то комментариев или волны вопросов, на которые она отвечать была не в состоянии, но Толя лишь листал альбом и внимательно разглядывал каждую фотографию. А Саша радовалась тому, что в альбоме не было её фотографий во время беременности. И, вообще, находясь рядом с Толей, в своём доме, видя, как он ко всему приглядывается, впитывает в себя атмосферу их жизни и привычного уклада, ей всё время хотелось зажмуриться и потрясти головой, чтобы прогнать наваждение. Она то злиться на него принималась, то едва сдерживала слёзы, а он потом ещё подошёл к ней и обнял. Саша у окна стояла, отвернулась от него, чувствуя полное опустошение в душе, а Ефимов подошёл и обнял. Навалился на неё, руками обхватил и уткнулся носом в её волосы. И это было до безумия странно — чувствовать его рядом. Живого, сильного, со всеми его требованиями и желаниями. И, если честно, всё это настораживало, и Саша устала от этой настороженности, устала постоянно быть начеку, следить за ним взглядом украдкой, замирать от каждого вопроса. Она не знала, чего от него ждать.

— Сань. Ты на меня совсем не смотришь.

— Не хочу.

— И что мне сделать? — Ефимов голову поднял, волосы её осторожно пригладил, а потом вдруг поцеловал в щёку. Точнее, губами потёрся и замер так. По-прежнему прижимался к ней, Саша чувствовала всё его тело, сильные тяжёлые руки на своих плечах, и это было до безумия непривычно. Чтобы как-то отстраниться от своих ощущений, плечами повела, но помогло это мало, Толя и не подумал отодвинуться. А Саша сказала:

— Нам надо будет серьёзно поговорить.

Он кивнул.

— Надо будет. — Заставил её повернуться, в глаза заглянул. — Завтра?

— Не знаю.

Его губ коснулась улыбка.

— Хорошо, не будем торопиться. — Вдруг улыбнулся шире. — Сашка, ты без каблуков совсем маленькая.

Её глаза от возмущения широко распахнулись, и прежде чем успела хорошенько подумать, ткнула Ефимова кулаком в рёбра. Он в первую секунду охнул, потом рассмеялся.

— Кто виноват, что ты такой здоровый вымахал?

— Никто, — помотал он головой. — Но Митька такой же будет, вот посмотришь.

Пока Саша соображала, что ему ответить, он вдруг подхватил её под бёдра, чуть приподнял, и поцеловал. Всё произошло так стремительно, и пока мозг осознавал то, что её нагло лапают за задницу, рот уже закрыли поцелуем. Саша задохнулась, стукнула кулаком теперь уже по спине, но этот гад её ещё и наклонил, едва ли не опрокинув назад, и Саша невольно схватилась за его плечи, закрыла глаза и в поцелуе потерялась. Всего на минуту, но потерялась. И только когда в детской за стеной что-то упало, Ефимов отстранился, выпрямился, и она оказалась прижатой щекой к его плечу. Дыхание переводила, нижнюю губу кусала, и всеми силами старалась унять стук сердца, понимая, что Толя наверняка его чувствует. Его ладонь довольно тесно прижимала её к его телу. Но со слабостью так сразу не справишься, и Саша позволила себе постоять рядом с ним, закрыв глаза и впитывая в себя его близость, его запах, тепло. А он ещё принялся гладить её по спине, рука опускалась всё ниже, и только когда снова добралась до бёдер, Саша попробовала отстраниться. Даже шикнула на него.

— Перестань. Митя может войти.

Толя странно повёл носом, на дверь обернулся, потом кивнул. Но его руки далеко не сразу оставили её в покое. Прикасались, поглаживали, потом легли на плечи.

— Поезжай домой, — попросила она.

— Думаешь?

Вот тут она его руку оттолкнула.

— Совсем с ума сошёл?

— Ладно, ладно. Я поеду. Но я всю ночь буду думать о тебе, так и знай.

— Ради Бога.

— Ты злая, малыш.

— Да, да.

— Что вы тут делаете?

Они вместе обернулись, посмотрели на Митю, который заглянул в комнату и теперь подозрительно на них поглядывал. Саша тут же покачала головой, собираясь заверить сына, что ничего противозаконного, по его же меркам, они не совершают, но не успела, Ефимов уже широко улыбнулся и выдал:

— Уговариваю твою маму сходить в ресторан. Ты как?

Митька сделал шаг, в комнату вошёл, на Сашу посмотрел, и та увидела, как заинтересованно зажглись его глаза.

— В ресторан? Сейчас?

— Нет, не сейчас. Завтра. — Толя подошёл к нему, на руки его подхватил. Митька был уже достаточно высоким и тяжёлым, чтобы таскать его на руках, как маленького, Саша уже давно, при всём желании, так запросто его поднять не могла, а вот Толю это не смущало нисколько. Поднял, в глаза заглянул и улыбнулся заговорщицки. А когда на Митькиных губах появилась точно такая же улыбка, Саше впору было застонать в голос, но и для этого было уже поздно. Всё уже свершилось. — Во сколько у тебя уроки заканчиваются?

— В два.

— Ну вот. Мы с мамой заберём тебя из школы и пойдём праздновать.

— Что праздновать?

Ефимов с ответом помедлил, задумался. Потом свободной рукой взмахнул.

— Просто праздновать.

Наверное, в другой ситуации Митька бы что-нибудь заподозрил, а то и возразить попытался, заупрямиться, но в ресторан ему хотелось давно и очень сильно, поэтому он лишь сощурился и благосклонно кивнул. Только уточнил:

— В настоящий ресторан пойдём? Не в Макдональдс?

— В Макдональдс мы с тобой в выходной сходим.

— Лучше в пиццу.

Толя снова расцвёл в улыбке.

— Наш человек.

— Митя, тебе пора спать укладываться, — напомнила Саша, чувствуя небывалое першение в горле.

Ефимов его на пол опустил, по волосам потрепал.

— Иди.

— Мам, а почитать?

— Сейчас я провожу… — она споткнулась на этом, — дядю Толю, и мы почитаем.

Митька постоял перед ними, переводил взгляд с матери на Ефимова, и тому даже показалось, что вдруг насторожился. Видимо, где-то он прокололся. Но затем мальчик кивнул и из комнаты вышел. А Толя руку протянул, не глядя, Сашку схватил и притянул к себе. И снова поцеловал. У него в груди такая тяжесть в этот момент была, тяжесть незнакомая и удивительная, оттого, что приятная. Раньше он подобного не чувствовал. И ему необходимо было это куда-то выплеснуть, вот и поцеловал. Да так, что Саша, после того, как глаза открыла, выглядела ошарашенной.

А он ещё и сказал:

— Сашка, я тебя обожаю.

Конечно, Митька не был ребёнком, который повис бы у него на шее просто потому, что на него внимание обратили или захотели сводить в ресторан. И даже пиццей и аттракционами его задабривать было бесполезно, Толя это очень быстро понял. И расстраиваться по этому поводу не собирался. Он не раз уже слышал, причем от разных людей, что Митя подозрительный, серьёзный и чересчур рассудительный ребёнок. И проведя с ним вечер, поговорив, посмотрев ему в глаза, и ощутив на себе степень его подозрительности, Ефимов к своему восторгу понял, что это тоже исключительно его черта. Сашка, по крайней мере, в юности, была как открытая книга. Всем верила, всех любила, всем готова была броситься на помощь сломя голову. Толя даже ругал её порой за необоснованную доброту. И, возможно, если бы Мите это от неё досталось, было бы легче, не пришлось бы искать подход к мальчику, подбирать слова, но Ефимов об этом совершенно не думал. В последние дни в его сознании жила лишь одна чёткая мысль: он отец. Невероятное ощущение. Странное, незнакомое, совершенно непонятно, что с этим делать дальше, и каково это — быть настоящим отцом, но сам факт безумно волновал. На Митьку хотелось смотреть, с ним хотелось говорить и даже спорить, и на руках таскать, хотя, он уже большой и сопротивлялся. Но так хотелось. Когда фотографии смотрел, Митя казался ему таким смешным. Совсем маленьким, но всё с тем же серьёзным взглядом, и даже когда улыбался, порой беззубой улыбкой, глазки смотрели пытливо. И Саша на снимках рядом с ним или даже в обнимку, выглядела счастливой. И не давало покоя, что он всё это пропустил.

Саша не знала, но Ефимов, разглядывая фотографии и читая даты, пытался сопоставить свою жизнь с их. Что он в это время делал, где он был, где он жил… с кем он жил. А ещё задумался: что было бы, узнай он о Митьке раньше? Был бы он на этих фото с ними, или Саша права — наезжал бы временами, чаще говоря с сыном по телефону? Бросил бы Москву, бизнес, или забрал бы их с собой… Хотел он тогда забрать её с собой? В тот день, когда уезжал — нет. Тогда хотелось быть одному, чтобы навести в голове порядок, остыть и отвлечься. Забыть дурацкие отношения, которые он искренне считал любовью. А в итоге запорол всё, что мог. И любовь оказалась не любовью, и Сашка осталась одна, без его поддержки, и сын вырос, его не зная. Конечно, он виноват, кто ещё?

И Митька прав, ему придётся очень постараться, чтобы всё исправить.

Во-первых, купить цветы. На следующий день, встречая Сашу с работы, с видом заправского соблазнителя, подарил ей букет цветов. Она не улыбнулась, не обрадовалась, отнеслась к знаку внимания весьма скептически. Даже попробовала его поругать.

— Зачем цветы? Чтобы Митя сто лишних вопросов задал?

— Почему сто? По-моему, тут только один, как и ответ.

Саша смотрела на него, выглядела раздосадованной.

— Ты всё это делаешь специально.

— Да что я специально делаю? — всё-таки не выдержал он. — Купил тебе цветы, вполне понятный поступок.

— Для кого понятный?

— Саша, он не маленький!

Саша остановила взгляд на яркой шапке цветочных бутонов, если хорошенько подумать, это первый букет в её жизни… в смысле, от мужчины, как знак внимания, как назвал это Ефимов. Но ему об этом знать совершенно ни к чему.

— А я говорю не про него, — сказала она негромко, но цветы взяла и даже добавила: — Спасибо.

Толя смотрел на неё и мрачнел на глазах.

— А про кого ты говоришь?

— Я говорю о том, что нам надо всё обсудить. Но точно не при Мите. — На часы взглянула. — Поедем, а то опоздаем, и он точно куда-нибудь с мальчишками умчится после уроков.

— Он тебе утром что-нибудь сказал? — спросил Ефимов по дороге.

— Про ресторан говорил, — призналась Саша.

— А про меня?

Она кинула на него быстрый взгляд.

— А что про тебя?

Он плечами пожал, вроде бы сдержанно и безразлично, но Саша отметила, насколько он напряжен. Губы сжал, в руль вцепился. Ефимова стало жаль, хотя она и не хотела его жалеть, нисколечко не хотела вот до этого момента, и она сказала:

— Он обдумывает. Ему нужно время.

— Что обдумывает?

— То, что ты ему сказал. То есть, как преподнёс своё присутствие в нашем доме. И, вообще, почему ты меня об этом спрашиваешь? Я не присутствовала при вашем разговоре. Что именно ты ему сказал?

— По-моему, он сам сделал определённые выводы. О которых я тебе поведал ещё вчера.

— Не язви и не злись, — попросила она.

Ефимов выдохнул.

— Не буду. Прости. Я думаю, он решил, что мой интерес — это ты.

— Ясно.

Толя посмотрел на неё, отметив мрачный тон.

— Что тебе ясно? Я и не отрицал.

Саша промолчала, как-то чересчур выразительно промолчала. Толя лишь головой качнул. А когда Саша указала на нужный поворот, и он увидел школу совсем близко, лишь сказал:

— Действительно, давай оставим этот разговор до другого момента.

В школу его Саша с собой не позвала. Ефимов остался у машины, ходил вокруг, разглядывая школьную территорию, клумбы, турникеты, само здание, несколько неказистое с виду, но с отремонтированным фасадом и новыми пластиковыми окнами. На стене крупными буквами было написано: «Знания — наше будущее». А у школы дети разных возрастов, и Толя был уверен, что никто из них на эту надпись внимания не обращает и уж точно в смысл слов не вдумывается.

Он ждал минут двадцать, и вот, наконец, на крыльце Саша появилась, а за ней следом Митька выскочил, в сером школьном костюме и с рюкзаком за плечами. Что-то матери рассказывал, бурно жестикулировал, потом кому-то рукой помахал на прощание. А когда его за школьным забором увидел, пошёл медленнее и даже мать за руку взял. Правда, глазёнки на машину вытаращил, позабыв про всякую настороженность и подозрительность.

— Ух ты! Это твоя машина? Правда, твоя?

Ефимов довольно, почти счастливо разулыбался.

— Круто, да?

— Ещё бы! — Митька разглядывал «Инфинити» с неподдельным восхищением. — Я такую ещё не видел!

Саша наблюдала за тем, как они стоят у автомобиля и обмениваются восхищёнными эпитетами. Не выдержала и сказала:

— Это всего лишь машина. Почему все так восхищаются?

К ней повернулись две головы, посмотрели с явным непониманием и в унисон оповестили:

— Ты ничего не понимаешь!

Ей оставалось только руками развести.

— Как скажете.

Толя рюкзак у Митьки забрал, поторопил его.

— Садись в машину. Голодный, наверное.

— Я всем в классе сказал, что еду в ресторан.

— Молодец.

Толя сначала для него заднюю дверь открыл, потом для Саши, и даже приглашающий жест рукой сделал. Видел, что она медлит, выглядит напряжённой, но как это исправить вот так сразу, не знал. Она даже улыбку его не замечала, была занята своими мыслями.

Сев на сидение, Саша сразу обернулась к сыну.

— Ты пристегнулся? Всё хорошо?

— Да. — Митя оглядывал салон. Потом его взгляд остановился на букете, что лежал рядом с ним на сидении. Ефимов как раз сел в машину, захлопнул дверь, повернулся к ним, и сразу натолкнулся на внимательный детский взгляд. Понял, что что-то не так и переспросил:

— Что?

— Ты купил маме цветы? — Митя отчего-то выглядел потрясённым.

Толя на Сашу глянул, кивнул осторожно.

— Да. А не должен был?

Митя помолчал, букет разглядывал. После чего сказал:

— Мама не любит лилии.

— Буду знать. Спасибо.

Саша с Толей отвернулись от него, и оба осторожно выдохнули.

— Куда поедем? В «Харпер»?

— Вот уж нет, — отозвался он в лёгком возмущении. — Что-то этот ресторан перестал мне нравиться.

Саша еле слышно фыркнула, затем обратила внимание на то, что Ефимов сбрасывает чей-то звонок на телефоне. И её вдруг осенило.

— Ты телефон нашёл?

— Я его и не терял. Его Мишка по пьяни прихватизировал.

Саша устремила на него выразительный взгляд, весьма возмущённый. Толя под этим взглядом брови непонимающе вздёрнул, затем вздохнул.

— Забрал случайно со стола, перепутал.

Саша согласно кивнула, правда, всё было зря, потому что Митя за её спиной выдал короткий смешок. А следом за ним и Ефимов усмехнулся. Все смеялись над её попытками воспитать сына правильно и достойно. Чтобы в его лексиконе не было разных дурацких словечек, к которым испытывает тягу его отец. Но, кажется, всё бесполезно.

Обед в ресторане Митьке пришёлся по душе. Не сам ресторан, не обстановка, не официанты, и уж точно не столовые приборы, ему понравилось меню. Целая папка с названиями блюд и всё-всё можно было попробовать. Можно было выбрать, можно было передумать, а потом заказать что-нибудь ещё. Конечно, никто не позволил ему передумывать и заказывать всё, что хочется, но сам процесс показался мальчику весьма увлекательным. И блюда приносили красивые, на красивых квадратных тарелках, и на вкус еда отличалась от того, что он когда-нибудь до этого пробовал. С мамой они порой ходили в кафе или даже в ресторанчики, но больше домашней кухни, кроме пиццы Митю там мало что впечатляло, а в этом ресторане, большом, светлом и взрослом, всё было неспешно и важно. Даже официанты при галстуках и в чёрных атласных жилетках, они ходили по залу с серебряными подносами и разносили блюда, прикрытые начищенными колпаками. Митя решил, что это для того, чтобы посетители удивлялись, увидев перед собой тарелку с едой, невозможно было предугадать, как блюдо будет оформлено. Особенно, десерт. Ему заказали салат с креветками, пасту с томатным соусом и на десерт кусок яблочного пирога, рядом с которым на тарелочке оказался шарик сливочного мороженого. Это было очень удивительно. Яблочный пирог и мороженое.

— Надо бабушке сказать, — обратился он к матери. — Она не знает, что пироги надо есть с мороженым.

Саша поневоле улыбнулась, наблюдая за ним. У сына сбылась одна давняя мечта — поесть в настоящем ресторане. Правда, всё оказалось не совсем так, как Митя себе представлял, никто не ждал его у накрытого стола с множеством блюд, пришлось выбрать, и он долго сомневался, читал меню, и поэтому выбор пришлось, в итоге, сделать ей. Но Митя, кажется, остался доволен.

Ефимов же, недолго мудрствуя, заказал себе бифштекс, и Саше оставалось лишь качать головой, поражаясь аппетиту этих двоих. К тому же, Толя ещё успевал рассказывать Митьке о машинах, о своём бизнесе, о салоне, который собирается строить, потом перескочил на тему спорта, и клятвенно пообещал, что завтра на тренировку он его лично отвезёт.

— На этой машине? — уточнил Митя.

Ефимов кивнул.

— Тогда ладно, — согласился Митя, доел мороженое и облизал ложечку. А Толя вдруг замер, глядя на него. Почему-то он очень чётко понял, почему Митя с таким воодушевлением согласился. Не потому что он ему, как человек сильно нравится, в этом он ещё не разобрался, просто решил смириться с тем, что мамин поклонник лезет к ним в жизнь с напористостью танка, и даже не из-за самой машины. Толя вспомнил, про секцию и про пап, которые приводят туда его друзей. Митя вчера упомянул, вроде как о чём-то неважном, но Толя уже тогда его лёгкому тону не поверил. И сейчас вспомнил, и его в жар кинуло, стало неприятно, захотелось поморщиться, но снова на Митьку посмотрел, и решил, что морщиться совершенно ни к чему. Всё меняется.

Когда из ресторана выходили, он обнял Сашу за талию. Обнял, притянул ближе к себе и на ухо ей проговорил, чтобы Митька не слышал:

— Нам надо поговорить.

Саша отвечать ему не стала. Смотрела в сторону, но от его слов и тона стало не по себе.

— Мне надоел пиджак, — вздохнул Митька, когда в машину сел. — Я хочу домой, а потом гулять.

— А уроки?

Митька нижнюю губу выкатил, а потом на Толю посмотрел, когда тот сказал:

— Пусть идёт гулять. Выучим позже.

Мальчик на сидении подскочил, не обратив внимания на то, что мать насторожилась и даже возразить собиралась. То есть, внимание он как раз обратил и поспешил её опередить:

— Нам совсем немного задали. Написать упражнение, три примера и ещё почитать по английскому. Мама, я успею!

Пришлось согласиться. Кивнула, чувствуя себя побеждённой.

— Хорошо.

Митька довольно улыбнулся, откинулся на сидении и стал смотреть в окно. Потом полез в карман рюкзака за конфетой. А вот Толя то и дело на Сашу косился. Они весь день говорили о том, что необходимо поговорить, о чём-то важном, и он не сомневался, что тема у них одна на двоих. Вот только доводы и выводы совпадут ли — вопрос.

Дома Митька переоделся за рекордно-короткие сроки, любой срочник позавидовал бы. Пока Саша ставила цветы в воду, он уже избавился от школьного костюма, причём детали одежды полетели в разные стороны, влез в джинсы и спортивную куртку, надел кроссовки и был таков. Толя ещё выглянул в подъезд, провожая его взглядом, увидел, как сын рванул не к подъездной двери, а вверх по лестнице, и тогда уже дверь за ним закрыл, а у Саши спросил:

— У него в подъезде друг живёт?

— Да, Серёжа Караулов, на третьем этаже. Они в параллельных классах учатся.

— Это хорошо.

Ефимов в детскую следом за ней прошёл, наблюдал за тем, как Саша костюм на вешалку вешает. Цветы уже стояли в вазе в её комнате, Саша развесила школьную форму, заглянула в Митькин рюкзак, в общем, находила себе одно дело за другим, лишь бы на него не смотреть.

— Сань. Давай попробуем.

— Что попробуем?

— Ты меня поняла, не отнекивайся. Если бы я хоть немного верил в то, что ты скажешь «да», я бы тебя замуж позвал. Но ты ведь не согласишься.

Саша сделала осторожный вдох. По-прежнему спиной к нему стояла и мяла в руках Митькину рубашку.

— Конечно, не соглашусь.

— А могла бы, — заметил Ефимов негромко и с намёком на серьёзное сожаление по этому поводу.

— Ты на самом деле думаешь, что всё так просто? — Она повернулась к нему. — Ты узнал, что у тебя есть сын, и это значит, что ты обязан на мне жениться?

— Нет, я так не думаю. В смысле, не обязан. Но я почему-то хочу.

— Почему-то? Интересно, почему, — Саша сердито хмыкнула.

— Наверное, потому, что это ты.

— Комплимент?

Он поморщился.

— Не цепляйся к каждому слову. Не комплимент. Но… я не знаю, что сказать. Точнее, я не знаю, как мне выразить то, что чувствую. Чтобы ты поняла и не запустила мне что-нибудь в голову.

— Ты прав, очень этого хочется, — не стала Саша возражать.

Ефимов с готовностью поддакнул.

— Я не сомневаюсь. — Он прошёл и присел на Митькину кровать, на Сашу снизу вверх взглянул. — Я тебе совсем не нужен?

Вопрос и прозвучал по-дурацки, и сам по себе был дурацким. Саша глаза закатила, сделала попытку от Толи отвернуться, хотя внутри всё огнём заполыхало, даже во рту пересохло. Но отойти он ей возможности не дал, рука легла на её талию и решительно придвинула ближе.

— Малыш, посмотри на меня.

Саша по наглой руке его стукнула.

— Не хочу я на тебя смотреть. Чего я в тебе не видела?

— Десять лет почти прошло. Я мог измениться.

Саша глаза к его лицу опустила.

— Правда? И изменился?

Ефимов понимающе усмехнулся.

— Хотелось бы верить.

— И ты предлагаешь мне это проверить?

— Да. Дай мне шанс.

— На что, Толя?! На два-три месяца жизни в этой квартире?

— Тебя это беспокоит? Что я уеду? Сань, у нас сын. Куда я денусь?

— Денешься?

Он в досаде зажмурился.

— Это не то слово, я не то имел в виду. Я и не хочу деваться. Только позволь мне…

Саша разглядывала его, видела, что Толя хмурится, и взгляд обеспокоенный. Потом его руки на её талии ожили, и он принялся её гладить, по бокам, осторожно, боясь спугнуть.

— Малыш, ты же знаешь, я не умею прощения просить. Я всё время говорю что-то не то, но я очень хочу… Тебя хочу, Сань. Я сглупил когда-то, сильно сглупил, а как увидел тебя на встрече… Я думать больше ни о чём не могу.

Это подозрительно смахивало на признание… в чём-то. В любви? О, таких слов дождаться от Ефимова — дело немыслимое, да и Саша не поверила бы. С какой стати ему любить её? Они не виделись девять лет. Вот «хочу» звучит куда достовернее, в это она ещё готова поверить. Вопрос в другом: променяет ли она «люблю», пусть и призрачное, на «хочу»?

Да ещё руки его отвлекали. Скользили по её телу, по спине и животу. Всё это было непривычно, и оттого ещё сильнее волновало. И сбивало с мысли. В какой-то момент дыхание пропало и захотелось нервно сглотнуть. От Толиных прикосновений по телу расходилось тепло, которое грозило очень быстро перерасти в жар. И чтобы как-то это остановить, нужно было самого Ефимова остановить, что-то ему сказать.

— Я видела, — проговорила Саша, глядя не на него, а в сторону.

— Что? — Толя придвинулся к ней, прижался щекой к её животу.

— Как ты не мог ни о чём думать.

Ефимов замер, даже руки на её теле остановились, но ненадолго. Следом Толя каяться начал.

— Я дурак, Сань.

— Знаю.

— Как уверенно прозвучало, — то ли посмеялся, то ли всерьёз расстроился Ефимов.

Саша отвела его руки от себя. Ещё постояла рядом, раздумывая над тем, что сказать. Потом головой покачала.

— Я не буду играть с тобой в семью, — отказалась она. — Я знаю, к чему это ведёт, слишком хорошо знаю.

— Ты о Лике?

Саша даже рукой взмахнула, услышав имя сестры, так запросто слетевшее с его языка. Это был непроизвольный жест, рука сама поднялась, это было глубокое внутренне возмущение.

— Не хочу об этом говорить, — предупредила она его.

Ефимов поднялся, за плечи её взял.

— А давай всё-таки поговорим. — Попытался взгляд её поймать. — Саш, хочешь, я на колени встану? Без всякого пафоса, в грудь себя бить не буду, и даже не стану просить прощения, понимаю, что бесполезно. Но, правда… всё. Хочешь, я даже имени её никогда не произнесу. Это такая глупость была, наваждение, которого я сам уже не понимаю. Молодость, дурость… Саня, пожалуйста, дай мне шанс, всего один. — Он коснулся пальцем её подбородка, но Саша увернулась от его прикосновения. Смотрела за окно, а все силы уходили на то, чтобы как-то слёзы сдержать. — Давай попробуем, ради Митьки, — продолжал он. — И ради нас с тобой. Малыш, я ради тебя и сына всё сделаю. Я ждать буду столько, сколько понадобится. — Он голову опустил, прижался лбом к её лбу, потёрся так, что обоим больно стало. И когда Саша от этой самой боли поморщилась, он улыбнулся. — Ты ведь не станешь мучить меня год?

Саша, наконец, смогла вздохнуть. Получилось судорожно и со всхлипом, и тогда она глаза закрыла, чтобы взглядом с Ефимовым не встретиться.

— Мне нужно подумать, Толя.

— Подумай, — согласился он. — Но Митьке нужен отец, мы с тобой это понимаем, и не спорь. И я не хочу, как ты говорила, звонить раз в неделю сыну и приезжать раз в месяц. Я хочу его воспитывать, я и так слишком многое пропустил. Никогда не прощу себе.

Саша аккуратно отвела его руку от своего лица.

— Ты просто не понимаешь всю серьёзность…

— Всё я понимаю! — перебил он её. — И понимаю, что ему нужна нормальная семья. У нас с тобой такой не случилось — мамы и папы, но в наших силах дать это ему. И я также понимаю, что нужно принять решение, чтобы он не видел, как мы сходимся и расходимся, но и на это нужно время… по-другому не бывает, согласись. Но я знаю и другое. Что даже если бы не Митька, я бы сделал всё, что в моих силах, чтобы ты была со мной. Малыш, я на самом деле постоянно о тебе думаю. А у нас ещё и сын. По-моему, если мы не попробуем сейчас, это будет огромной ошибкой.

— А как же твоя Москва?

— Давай мы с Москвой решим, когда придёт время. Сейчас есть кое-что поважнее. — Он снова склонился к её лицу, даже носом потёрся. — Обещаю, что окончательное решение будет за тобой. Но дай нам шанс.

Она кивнула. Ради Мити, да. Чем чёрт не шутит?

— Поцелуй меня, — попросил Толя.

Её взгляд метнулся к его лицу. Ефимов не улыбался, не поторапливал, даже не просил, просто смотрел на неё спокойно и ждал. Саша же нервно губы облизала.

— Ты не заслужил.

— Я заслужу в процессе, — пошутил он, теснее её к себе прижал и заставил на цыпочки приподняться. Можно было её целовать, Саша бы не остановила и не воспрепятствовала, но Ефимов вместо этого руками её талию обхватил, сжал, потом ладонями по её бокам провёл, наслаждаясь плавностью линий, в сознании снова всплыло про статуэтку, а Саше сказал, точнее, пообещал: — Я так тебя любить буду. — И хитро улыбнулся. — Я теперь знаю, что это не только слово, я знаю, что надо делать.

Саша нервно кашлянула после такого заявления.

— По-моему, у тебя слово с делом никогда не расходилось.

Он рассмеялся.

— Дурочка, я не об этом. — Голову ей закинул и поцеловал, так и не дождавшись от неё первого шага. Целовал с удовольствием, с упоением, только Сашка всё испортила, когда он её на письменный стол подсадил, увлёкшись. А всё так хорошо шло, они целовались, позабыв о времени, его руки довольно споро подобрали подол её юбки, и стол кстати оказался прямо за Сашиной спиной. Толя ноги ей коленом раздвинул, навалился на неё слегка, и вот тут Сашка его от себя и отпихнула, причем с силой, откуда только та в ней взялась в такой момент. Раскрасневшаяся, задыхающаяся, растрёпанные волосы пригладила, со стола соскочила и поспешила юбку одёрнуть. И пальцем в стол ткнула.

— За этим столом твой ребёнок уроки учит, — севшим голосом проговорила она. Головой возмущённо качнула и из комнаты вышла, а Толя едва не взвыл ей вслед.

Чтобы на что-то отвлечься, не сидеть с Сашкой в четырёх стенах пока «она думает», так ведь и чокнуться можно, решил съездить по делам. Вернулся ближе к семи, оставил машину на свободном месте у соседнего подъезда, вышел и сразу увидел Митю. Тот играл в футбол с мальчишками на спортивной площадке. По виду, все одногодки или близко к этому. Игра шла эмоционально, потому что время от времени все останавливались и начинали что-то громко выяснять. Митька выглядел запыхавшимся, но довольным. Толя торопиться не стал, понаблюдал за ним со стороны, пока курил, потом услышал, как Саша зовёт сына, выглянув из кухонного окна. В ответ прозвучало что-то о десяти минутах, важном моменте и непременном голе вскорости. Саша согласилась на десять минут, и окно закрыла, а на площадке снова началась беготня, крики, пока кто-то из мальчиков не споткнулся и не упал. Игра остановилась, Ефимов выбросил окурок в урну и тогда уже крикнул:

— Митя, домой!

Митька обернулся на его голос, руки в бока упёр, после чего вздохнул. Этот выразительный вздох Ефимов не услышал, но его увидел даже с расстояния, но не впечатлился и рукой ему махнул, указывая на дверь подъезда:

— Пошли, пошли, мама зовёт.

Митька вытер влажный лоб рукой и нехотя отозвался:

— Иду.

— Мить, это кто? — полюбопытствовали вокруг. Все мальчишки как один приглядывались к незнакомцу, а Митя прищурился, тоже приглядываясь к Ефимову, и важно проговорил:

— Я ещё не решил. — Но пошёл к подъезду, потом даже шаг ускорил. А Толе высказал: — Не дал мне гол забить!

— Да там и не пахло.

— Пахло, пахло! — тут же воскликнул мальчик. — Я специально их выматывал, чтобы они устали!

Толя усмехнулся, по волосам его потрепал.

— А сам-то? На ногах еле держишься. А ещё уроки делать.

— Мало мне было мамы, — пробубнил Митька, скидывая кеды в прихожей, и пробегая мимо Толи на кухню. И не видел, что тот улыбается ему вслед.