Митя больше минуты простоял в дверях комнаты матери, разглядывая её спящую, но главное мужчину рядом с ней. Оба беззаботно спали, и вроде бы позабыли, что сегодня будний день, будильник на тумбочке рядом с постелью матери точно не звонил. И было ясно, что в школу, на первый урок, Митя опоздал. Но это последнее о чём он волновался. Больше заинтересовало то, что мамин поклонник по неведомой для мальчика причине, остался у них ночевать, и теперь спит с его мамой в обнимку. Подобного Митя никогда не видел, чтобы его мама спала с кем-то в одной постели, то есть с мужчиной спала. Это было удивительно, непонятно, и внушало, своего рода, опасения и недовольство. Лёгкое, но всё же. Совершенно непонятно было, откуда этот мужик взялся и что в нём есть такого, что мама так быстро в него влюбилась. Но ведь влюбилась? Митя никогда бы не подумал, что его мама на такое способна, влюбиться, как обычная девчонка. Девчонки вечно придумывали какую-то ерунду, рисовали сердечки, писали записочки и шептались между собой, хихикая и стреляя глазами вокруг. Всё это казалось безумно глупым. И вот результат подобной глупости спит в данный момент с его мамой в обнимку. А Митя знал, что когда взрослые спят в одной постели, то происходит что-то серьёзное. О чём детей обычно в известность не ставят.

Но факт остаётся фактом — мама влюбилась.

Митя слышал, что такое рано или поздно со всеми случается, со всеми мамами. И ему, видимо, придётся со всем этим как-то примириться. Примириться с появлением в их жизни мужчины, которому, наверное, понравилось заниматься с ним вечерами математикой, как показал вчерашний вечер. Правда, Митя не ожидал, что гостя это так утомит, что он решит остаться у них ночевать, а то и жить. И в первый же день водворения «дяди Толи» в их доме, они проспали. Хорошее начало.

Не отрывая взгляда от крупного мужского тела на постели, Митя кровать обошёл, приблизился к спящей матери, недолго её разглядывал, потом позвал:

— Мам.

Саша отреагировала не сразу. Голос сына дошёл до её сознания, но вырваться из сна было трудно. Голова была тяжёлой, за спиной горячее тело, на животе тяжёлая рука, но это всё опять же осознавалось отстранённо, сквозь тёплую полудрёму. И только когда Митя её за руку потряс, Саша глаза открыла, едва ли не в ужасе, осенённая мыслью, что что-то этим утром не так. Первые две секунды смотрела на сына непонимающе, в панике, потом шёпотом спросила:

— Митя, что?

Мальчик хмуро её разглядывал, затем покосился за её спину, на спящего Ефимова, который даже не шелохнулся.

— Мы проспали.

— Как проспали? — Саша на локте приподнялась, потянулась к будильнику, а когда поняла, что сын не шутит, зажмурилась ненадолго. И от происходящего, и оттого, что никак не могла до конца проснуться. Головой качнула, уже вполне осмысленно вспомнила про Толю, на сына взглянула с явным смущением, после чего нервно кашлянула и на постели села. Вернула на плечи бретельки ночной сорочки, а руку Ефимова отодвинула. И вот от этого Толя проснулся. По крайней мере, вздохнул, перевернулся на спину и лицо ладонью потёр. А Саша Митю развернула в сторону двери. — Иди, умывайся, я встаю.

Митька пошёл, но пошёл медленно, и всё на Ефимова смотрел. И Саша даже со стороны видела знакомый прищур глаз, и от неудобства, смятения и отчаяния хотелось выругаться или по-детски затопать ногами. Но вместо этого повернулась, и на Толю посмотрела. Конечно, сейчас было не время вспоминать о вчерашнем вечере, о том, что за ним последовало и как получилось так, что Ефимов остался ночевать, тем более оказался в её постели (хотя, где ещё она могла его уложить, на полу? Вряд ли бы он согласился). Этим утром не для чего времени не было, кроме как ужаснуться, а потом потрясти Ефимова за плечо.

— Толя, Толя, мы проспали.

— Куда?

— Везде проспали, — шикнула она на него. Вскочила, огляделась в поисках халата. — Мне на работе надо быть через двадцать минут, а у Мити с минуты на минуту второй урок начнётся!

Ефимов глаза, наконец, открыл, попытался сфокусировать взгляд на мечущейся Саше. Она то за халат хваталась, то за телефон, да ещё Митька снова прибежал и оповестил в полный голос:

— Я умылся!

Толя сразу голову повернул, посмотрел на него и тут же разулыбался. Лицо снова потёр, сбрасывая с себя остатки сонливости, а сына похвалил.

— Молодец. Сработал сегодня вместо будильника?

Митя не ответил, устремил на него серьёзный взгляд, разглядывал, что-то для себя высматривая. У Толи даже желание улыбаться пропало, пусть и ненадолго.

— А портфель собрал? — спросила Саша, пробегая мимо сына. Телефон у уха, на Ефимова не смотрела и про халат забыла.

Митя повернулся ей вслед и кивнул, правда, вряд ли мать его слышала.

— Собрал. — Снова покосился на Ефимова, а тот уже с постели поднялся и подхватил его под мышки, поднял и поцеловал в макушку. Митька ногами и руками замахал, но когда Толя его перевернул и зажал у себя под мышкой, всё-таки рассмеялся. — Отпусти меня! Мне надо в школу!

— Да успеем в школу, не переживай.

Митя глаза вытаращил.

— Мы уже опоздали, — воскликнул он. — Скоро второй урок кончится!

— Ничего страшного. Ты отличник или нет? Всё выучишь сам.

— Я отличник? Кто сказал? — Мальчик лишь руками развёл, в недоумении. А когда оказался в своей комнате, и Толя поставил его на постель, снова на него наскочил и повис, решив не отставать и включиться в игру. Ефимов рассмеялся, поймал его, но их Саша прервала. Вбежала в детскую, ошалело на них посмотрела, вдруг вспомнив, поняв, что же на самом деле происходит, и на какие-то секунды она позабыла и о работе, и о школе, только смотрела на сына и Толю, но затем заставила себя опомниться. Даже руку в кулак сжала, пообещав себе, что всё обдумает позже, когда появится спокойная минута. Обдумает и, если понадобится, найдёт какое-то решение. А сейчас надо как можно скорее появиться на работе, чтобы не вызвать недовольства владелицы магазина. Та терпеть не могла, когда её бутик не открывался вовремя, а на этой неделе за это была ответственна именно Саша.

— Мне нужно на работу, очень-очень срочно. — Она остановила взгляд на сыне. — Митя, одевайся, немедленно.

Мальчик открыл рот, глядя на неё.

— А завтрак?

— Да, — поддакнул ему Ефимов, руки в бока упёр. — С ума сошла, ребёнка голодного в школу отправлять?

Саша от нехватки времени и полной сумятицы в голове, руками на него замахала.

— Толя, у него через час завтрак в школе, ничего страшного…

— Мама! — заныл Митька. — Рисовая каша из столовки?

— Митя, я опаздываю на работу! — воскликнула она, не сдержавшись.

— Тишина, — с лёгкостью перекричал их Ефимов. На Сашу посмотрел, потом на сына, снова на Сашу. — Все прекратили суетиться, — добавил он тише, но внушительнее. Саше сказал: — Вызови такси и поезжай на работу. Мы с Митькой спокойно позавтракаем, и я отвезу его в школу. Всё, проблема исчерпана.

Саша глазами на него сверкнула.

— Толя, он уже опоздал на два урока.

— Опоздает ещё на один, ничего страшного. Я ему записку напишу.

— Какую записку?

Ефимов подбородок заросший почесал, задумавшись.

— Раньше писали записки учителям, — припомнил он факт из собственного детства.

Саша же на это даже говорить ничего не стала, только выразительно закатила глаза, резко развернулась, но затем кинула на Толю в одних боксёрах ещё один особенный взгляд. И вполголоса сказала:

— Надень штаны.

— Иди на работу, — посоветовал он, усмехнувшись. — Мы сами со штанами разберёмся.

Она собралась за десять минут. Покидала в сумку нужные вещи, оделась, успела глотнуть тёплого чая, а у подъезда как раз такси остановилось. Саша в окно выглянула, запахнула кардиган, потом в детскую заглянула. Митька, который уже никуда не торопился, забрался на второй ярус кровати и смотрел мультфильмы про роботов.

— Митя, пожалуйста, собирайся в школу, — попросила его Саша, подошла и поцеловала сына в щёку, когда тот свесился к ней.

— Так я раньше всех собрался, мам, — попытался возмутиться ребёнок. — Это вы всё проспали. А теперь я сам идти не могу, меня Светлана Аркадьевна ругать будет.

Саша пригладила его волосы.

— Дядя Толя тебя отведёт… и поговорит. — Саша оглянулась за своё плечо, удостоверилась, что Ефимова поблизости нет, и шёпотом добавила: — Только следи за ним. Чтобы он чего лишнего не сказал.

Митька смешно скривился.

— Ладно.

Ещё секунда промедления, сомнения — просто уйти или что-то сыну сказать, и, в итоге, Саша даже начала:

— Митенька, мы с тобой вечером обязательно поговорим.

А сын, совсем как Толя недавно, фыркнул:

— Мама, иди на работу.

Это показалось невыносимым — теперь их двое! Саша его ещё погладила по руке и из детской вышла, и не знала, что Митька снова свесился через край кровати, подглядывая за матерью, как только услышал мужские шаги в прихожей.

— Такси подъехало? — спросил Толя.

Саша торопливо кивнула, смотрела на себя в зеркало, губы подкрасила и только после этого к Толе повернулась. Тот уже был в джинсах, но по-прежнему без рубашки, и она из-за этого немножко занервничала. Смотрела на его голую грудь, и все мысли о работе стремительно покидали её голову. Да и прошлая ночь… она ей ещё аукнется, в этом Саша не сомневалась. И насмешливый взгляд Ефимова это только подтверждал. Он ей ещё припомнит, как она заставила его повернуться к ней спиной и просто уснуть. А потом полночи отталкивала его руки от себя, чем его и смешила, и злила одновременно. Но об этом ли ей сейчас думать?

— Ты его покормишь? Хоть что-то готовить умеешь?

— Саш, ну, в самом деле, что я, яичницу не пожарю? Покормлю и в школу отвезу. Всё будет в лучшем виде.

— Перед учительницей извинись, — принялась торопливо наставлять его Саша. — И в подробности не вдавайся, «по семейным обстоятельствам» и всё.

— Как скажешь. Я позвоню тебе позже и доложу обстановку.

— Да, — закивала она, обуваясь. — Я буду ждать.

— Жди, жди, — негромко посмеялся Толя. Потом руки протянул и Сашу обнял. Весьма провокационно, потому что его ладони легли на её бёдра, придвинул к себе и наклонился за поцелуем. Саша машинально вцепилась в его руки, но усилием воли поборола в себе желание Толю оттолкнуть, а затем даже на короткий поцелуй ответила. Решила, что так правильно, раз уж она вчера сделала шаг к нему навстречу. Решение приняла…

Нервно кашлянула, когда Ефимов позволил ей отступить. Прижала палец к его губам, когда он вознамерился что-то сказать, а в полный голос проговорила:

— Митя, я ушла! До вечера, милый.

— Пока, мам, — отозвался он из детской, и Саша, наконец, вышла из квартиры.

А Толя вздохнул. Секунду глядел на захлопнувшуюся дверь, потом прошёл к детской, заглянул, про себя отметил, что мальчишка окончательно расслабился, валялся на постели, смотрел мультфильм и, кажется, доламывал машинку. Ефимов кивнул ему в сторону кухни.

— Пошли завтракать, я есть хочу.

Митька на кухне появился через минуту. Влез на диванчик, дотянулся до шкафа и достал красочную банку с какао. Толя же обозревал содержимое холодильника, потом на сына поверх дверцы глянул.

— Какие уроки пропускаешь?

— Окружающий мир и английский.

Ефимов аккуратно достал яйца, положил их на стол, снова заглянул в холодильник.

— Окружающий мир — это природоведение?

Митя оглянулся на него, плечами пожал.

— Не знаю.

— Наверное, да. Мне какао сделаешь?

Митя кивнул, поставил перед собой два больших бокала, принялся отмерять положенные ложки, потом сахар класть. Медленно, продумывая и считая. Толя наблюдал за ним, краем глаза. Поставил на плиту сковороду, газ зажёг.

— Ты умеешь жарить яичницу? — спросил его Митя.

— Умею. А ещё пельмени умею варить. Надо тебя научить.

— Зачем? У меня мама есть.

— Ну, вот видишь, мама сегодня убежала, а мы голодные не останемся. Потому что я умею жарить яичницу, — важно проговорил Ефимов.

— А бутерброды? Можно в микроволновке сделать.

— Тоже вариант, — согласился Толя. Оглянулся на мальчика через плечо. — Ты какао готовишь?

— Да. Интересно, я к пятому уроку успею?

Толя рассмеялся, оценив уловку.

— Если мы сильно постараемся.

— А ты на работу не опоздаешь? — спросил Митя, когда Толя наконец присел за стол, поставив перед сыном и перед собой тарелки с яичницей.

— У меня сегодня ничего срочного, так что, живём. Ешь, пока горячее.

Митя вилку взял, попробовал яичницу, но ничего не сказал — ни похвалил, ни поругал. Жевал бутерброд, какао запивал, а Толя следил за ним взглядом, никак не мог отвлечься на что-то другое. На сына смотрел и смотрел. А тот вдруг спросил:

— Ты у нас жить будешь?

Ефимов чашку поставил, выдержал небольшую паузу, после чего кивнул.

— Думаю, да. Ты против?

Митька на него не смотрел, плечом дёрнул.

— Что это значит?

— Мы с мамой всегда жили вдвоём.

— Я знаю.

Митя на какао подул, а потом заявил, на Ефимова не глядя:

— Разве ты не должен на маме жениться, чтобы с нами жить?

Подходящий разговор для завтрака, как раз под яичницу. Толя даже вилку отложил, самому себе признался, насколько трудно подбирать правильные слова.

— Понимаешь, Мить, всё немного сложнее. То есть, я, лично я, совсем не против, но мама…

Митька поднял на него пытливый взгляд.

— Что? Она тебя не любит?

Толя едва удержался, чтобы не застонать. Нос почесал, скрывая улыбку.

— Ты такие вопросы задаёшь, Мить.

— Какие? — Митя пожал плечами и отпил из чашки с какао. — Это ведь простой вопрос.

— Для взрослых он совсем непростой. Так быстро ничего не происходит. Маме нужно подумать, нужно быть уверенной и… Ты же понимаешь, что она в первую очередь думает о том, как ты отнесёшься к этому. — Толя внимательно наблюдал за Митиной реакцией, но тот жевал, будто упрямился и намеренно не хотел на него смотреть, и вроде бы все объяснения Ефимова принимал вынужденно, будто не он первым задал вопрос о том, что будет дальше. Это упрямство хоть и вызывало у Ефимова неудовольствие, но в то же время было знакомо, даже взгляд в стол и активный жевательный процесс, всё будто про него, Толю Ефимова. Решил уточнить и попытаться вытянуть из Митьки правдивый ответ, то, что он на самом деле думает о том, что происходит. О нём, в том числе. — А как ты отнесёшься, Митя?

Митька доел яичницу, но отложил бутерброд. Какао допил.

— Мне всё равно, — сказал он, и выскользнул из-за стола.

Захотелось курить, просто отчаянно. Толя даже сходил в комнату, чтобы отыскать в кармане пиджака пачку сигарет, но потом передумал. Сейчас курить точно не время. О чём он собирается размышлять во время этого перекура? Как ему с сыном общий язык найти? Так Митька понятия не имеет, что он ему отец, и может всерьёз заупрямиться. В любом случае может заупрямиться, но всё-таки его возмущение и даже злость можно будет понять, пережить и как-то с этим бороться, а не наблюдать, как мальчик отстраняется от происходящего, как от чего-то, что его напрямую не касается, решив дать матери карт-бланш на устройство личной жизни. Конечно, для мыслей о личной жизни мамы Митька ещё мал, но ему поневоле придётся во всём этом принимать непосредственное участие, по-другому быть не может, его счастье — это одна из основных причин, почему Толя здесь, и почему, ради чего, он готов жертвовать, и если понадобится, наступать себе на горло. Но его сын заслуживает знать правду. Можно сколько угодно ждать, подбирать слова, советоваться со школьным психологом, о чём вчера Сашка заикнулась, а можно просто поговорить с ребёнком, который к этому моменту уже начал стремительно делать выводы. Он ещё только начал, и как они будут исправлять ситуацию, когда он закончит, большой вопрос.

Толя думал обо всём этом несколько минут, стоя у окна, позабыв о том, что собирался убрать диван, как Саша наказала, уходя. Постоял, постоял, а потом пошёл в детскую. С пониманием того, что Саня его точно убьёт, когда узнает, что он сделал. Зашёл и увидел, что Митька прыгает по полу на одной ноге, стараясь попасть другой в штанину.

— Одеваешься?

Мальчик кивнул, не повернув головы, и ничего не сказал. Толя прошёл в комнату, поднял школьный рюкзак, взвесив его в руке, потом присел на детскую кровать. Тоже не заправленную, со сбившимся к стене одеялом. Этим утром всё было не так, полный кавардак.

— Митя, я хочу с тобой поговорить, — сказал он.

— Не пойдём в школу? Мама будет ругаться.

— Знаю, — вздохнул Ефимов, совершенно не скрываясь. — Ещё как будет, — добавил он, правда, дело было совсем не в школе. Митька рубашку в брюки заправил, Толя дождался, когда он закончит, потом руки протянул и заставил Митю подойти ближе. Приобнял, погладил его, в лицо посмотрел. Встретил настороженный взгляд ясных детских глаз, и мысленно себя пожалел. Как он слова найдёт, чтобы не сказать — нет, а объяснить всё восьмилетнему ребёнку. Но всё-таки прижал его к себе, недолго с мыслями собирался. — Понимаешь, Мить, мы с мамой уже некоторое время думаем, обсуждаем, как нам лучше поступить. И дело не в нашей с ней… женитьбе, а вообще в том, как изменятся наши жизни. Твоя мама считает, что нам с тобой нужно получше узнать друг друга, подружиться, но мы ведь не знаем, сколько на это потребуется времени, да? Ты у нас взрослый, ты всё понимаешь, выводы вон слёту делаешь. И мы с тобой вполне можем поговорить, как мужчины. Ведь так? — Митя осторожно кивнул. Толя этому почему-то обрадовался. — А мама, она у нас впечатлительная, сомневающаяся. Думаю, она с ума бы сошла при этом разговоре. Вот я и решил… поговорить с тобой с глазу на глаз.

— Мама расстроится?

— Не думаю, что расстроится. Но будет сильно переживать и волноваться. Женщины они такие. И мы должны их оберегать, не давать им плакать.

— Мама никогда не плачет.

Толя по волосам его потрепал.

— Она сильная. Но меньше она от этого не переживает.

Митя промолчал, обдумывал. А Ефимов, решив воспользоваться минутой тишины, поторопился продолжить.

— Понимаешь, герой, взрослые порой делают ошибки. Так бывает. Это зачастую даже не зависит от нас, иногда понимаем поздно, узнаём поздно, и кое-что уже не исправить. Хотя, очень хочется, но назад не вернёшь. Вот и у меня также, я… ошибся. Я неправильно поступил с твоей мамой когда-то.

— Обидел её?

— И обидел тоже. Ты ведь знаешь, что мы с мамой давно знакомы?

Митя кивнул, к этому моменту уже привалился к Ефимову, вот только руки на груди сложил, изображая независимость и серьёзность. И нахмурился, когда Толя признался, что обидел его маму.

— Мы с ней очень… дружили. Я очень любил твою маму.

— Тогда почему ты на ней тогда не женился?

Толя поискал глазами пятый угол в комнате.

— Ты прав, я не такой умный, как ты. Но мы тогда были очень молоды, многого не понимали. По крайней мере, я, и теперь я изо всех сил стараюсь загладить свою вину. Как думаешь, у меня получится?

Выражение Митиного лица смягчилось. Он даже руки опустил, больше не стоял в позе. Это могло бы внушить определённую надежду, но Толя понимал, что ещё слишком рано, он ещё не сказал самого главного.

— Если всё делать правильно и маму слушаться, она простит, — авторитетно заявил Митя.

Ефимов улыбнулся.

— Я буду стараться. Но думаю, я её рассердил сильно.

— Что ты сделал?

— Я уехал, Мить.

— Без спроса?

Ефимов покаянно кивнул.

— Что-то вроде того. Я уехал, и меня очень долго не было.

— Чем ты занимался?

— Я работал. Много и упорно. Но это меня совсем не оправдывает. Потому что, если бы я оторвался от своих дел, приехал или просто позвонил, всё было бы по-другому.

— Что?

Толя снова сына погладил, пальцы сначала взлохматили его волосы на затылке, потом ладонь спустилась ниже по его шее, прошлась по узкой спине.

— У тебя бы папа был. А не появился бы только сейчас.

У Митьки глаза распахнулись. Это была молниеносная реакция, неподдельная, как бывает у детей, и именно эту секунду Ефимов собирался запомнить на всю жизнь. Не как награду или лучший момент жизни, а как следствие того, что он в своей жизни натворил. Потому что это неправильно, говорить такое своему ребёнку, неправильно, что он узнаёт об этом в восемь лет, неправильно, радоваться этой реакции. А Митькины глаза, как распахнулись, так и сощурились, подозрительно.

— Ты мой папа?

Теперь уже Толя молча кивнул, не в силах что-то ещё сказать.

— По-настоящему?

Толя подумал, подумал и приложил сжатую в кулак руку к груди.

— Клянусь.

Митя смотрел на него в упор, потом даже на шаг отступил, продолжал приглядываться. Потом спросил:

— Ты уверен?

Толя головой качнул.

— Недоверчивый ты мой. — Поднялся, снова Митьку подхватил и отнёс в прихожую, к зеркалу. Держал его на весу, чтобы их лица были друг к другу максимально близко. Рукой указал. — Посмотри сам, нас с тобой как друг с друга писали. Волосы, нос… губы вроде мои. Или мамкины? Уши точно мои.

Митя выглядел ошарашенным. Он Ефимова слушал, глаза на него таращил, потом всё же голову повернул, стараясь в зеркале своё ухо рассмотреть. А Толя требовательно спросил:

— Ты видишь?

Митя уши руками закрыл.

— Уши, как уши.

Толя улыбнулся, в макушку мальчика поцеловал.

— Кудрявый, как я. Я в детстве ненавидел свои кудри.

— Почему?

— Не знаю, мне не нравилось. Да и теперь всегда коротко стригусь. — Под колени Митю подхватил, снова унёс в комнату. А когда присел на кровать, мальчика к себе на колено усадил. Митя молчал, брови сдвинул и раздумывал. При первой возможности схватил машинку и принялся её в руках крутить. Толя дал ему пару минут, потом осторожно сжал в своих объятиях. — Герой, ты расстроился?

— Мама говорила, что ты уехал работать. И приезжать не можешь.

— Мама просто… переживала за тебя. Но получилось так, что я, когда уехал, я не знал… что у нас ты будешь. Это тебе понять трудно, я знаю, но это, наверное, самое ужасное, что может случиться в жизни мужчины. Теперь я это знаю. Мить, я бы никогда тебя не бросил.

Мальчик голову повернул и посмотрел на него.

— А маму?

Ефимов лоб потёр, поморщился.

— Маму… Я очень маму люблю, но иногда нам кажется, что некоторые вещи важнее. Я не знаю, как тебе объяснить. Но я уже сказал, что виноват перед ней и буду очень и очень долго просить прощения. Мы с тобой мужчины, Митя, мы оба понимаем, что мы должны маму любить и её беречь. Да?

Митька кивнул.

— Поэтому все наши с тобой проблемы, как взрослые, будем обсуждать с глазу на глаз.

— И ты теперь будешь жить с нами? Всегда?

— Я очень надеюсь, что так и будет. — Толя прижался лбом к его волосам. — Митька, если бы ты знал, как я тобой горжусь. Ты у нас с мамой такой… так на меня похож. Я только за это маму готов всю оставшуюся жизнь на руках носить.

— Мама не согласится.

Ефимов рассмеялся.

— Думаешь? Хотя, да, она самостоятельная.

Митя вдруг вздохнул. Толя тут же переспросил:

— Что такое?

— Ты, правда, мой папа?

— Ты не веришь?

— Не знаю. У меня никогда не было папы.

— Я понимаю. Но, я надеюсь, мы с тобой попытаемся подружиться. Попытаемся?

Митя не кивнул, но и не отказался, вместо этого спросил:

— Мне надо называть тебя «папой»?

Толя продолжал гладить его по спине, осторожно кашлянул, прочищая горло.

— Ты должен сам решить. Но я бы хотел. Это ведь навсегда. Ты должен это понимать, Мить. Что бы не случилось, как бы всё… в нашем доме не повернулось, это не изменится. Я всегда буду твоим папой.

Митька вздохнул. Смотрел в стену напротив, очень знакомо сдвинув брови и насупившись, было понятно, что раздумывал. Торопить его было нельзя, Толя это понимал, поэтому решил промолчать, только по волосам мальчика погладил. Потом поднялся, неожиданно вспомнил о школе. Да, кажется, не совсем удачное время для подобного разговора он выбрал. Хотя, и не выбирал, как-то спонтанно всё получилось.

— Может, в кино сходим? Или в парк.

— А в школу?

— А у тебя как, голова нормально работает?

Митя расстроено развёл руками.

— У нас сегодня диктант, на пятом уроке. Мама, точно, ругаться будет.

— Диктант — это серьёзно. — Ефимов криво улыбнулся, вдруг осознав, что чувствует себя неловко. Даже не помнил, когда в последний раз с ним подобное было. От переизбытка эмоций даже грудь рукой потёр. — Отвезу тебя в школу. Но перед этим мы заедем и купим тебе что-нибудь вкусное. Идёт?

— Идёт. — Митя застегнул школьный рюкзак и снял его со стула. Потом вспомнил про пиджак. Было немного смешно наблюдать, как восьмилетний мальчик со всей своей детской небрежностью, надевает пиджак, как у взрослого, и застёгивает пуговицы.

В машине по большей части тоже молчали. Ефимов изо всех сил пытался придумать нейтральную тему для разговора с сыном, но после того, что поведал ему этим утром, все остальные разговоры, даже про диктант, казались, безумно глупыми. Поэтому лишь кидал тревожные взгляды в зеркало заднего вида, на Митю, но тот хоть и был молчалив, непривычно молчалив, но при этом расстроенным и встревоженным не выглядел. По пути заехали в кондитерскую, Толя купил пару маффинов, вспомнив о том, что в школу Мите нужно что-то с собой дать. А сегодня день кувырком, и едут, торопясь успеть к пятому уроку, и вместо привычного яблока, воды и бутерброда, вроде как полезного, как уверяла Саша, он купил сыну кексы с помадкой и орехами. И, наверное, должен чувствовать себя заботливым отцом, а его, от неизвестности, точит червь тревоги.

— Вкусный кекс, — сказал Митя в машине. Не удержался, принялся откусывать от маффина, и это были первые слова, что он сказал ему. Ефимов незаметно выдохнул, решив, что дело сдвинулось. А наблюдая, как Митька стряхивает крошки с лацканов пиджака, неожиданно улыбнулся. Да, в его машине сорят, а он улыбается. Разве это не отцовские чувства? Первейший инстинкт.

— Ты воду взял? — спросил его Толя, когда дверь открыл и помог выпрыгнуть из автомобиля. Митя на самом деле выпрыгнул, а Ефимов сам взял его рюкзак.

— Взял. И кекс взял. Надо ещё таких купить, хотя мама вкуснее печёт.

— Правда?

— Да. С изюмом и даже с вареньем. Однажды так делала, вкусно было.

— Супер. Какой этаж?

— Третий. Скоро перемена.

— Вот видишь, успели.

Они вошли в школу, прошли мимо охранника, Митя привычно огляделся, потом взялся за ручку рюкзака, что Ефимов нёс, и потянул того к лестнице. Они поднялись на один пролёт, и тогда уже Толя понял, что Митя посматривает на него.

— Что? — спросил он.

— Куда ты сейчас поедешь?

— На работу. А потом заеду к маме на работу.

— А ты отвезёшь меня на секцию, ты обещал.

Толя машинально руку протянул, по волосам его потрепал.

— Отвезу, конечно.

Митька очень серьёзно кивнул и отвернулся, но Толе показалось, что он заметил тень улыбки на его губах.

Учительница Мити, Светлана Аркадьевна, первые минуты знакомства смотрела на него, как на инопланетянина. Ефимов представился по всей форме, уведомил ту, что он является родителем, извинился за такое серьёзное опоздание, как и наставляла его поутру Саша.

— У нас сложились непредвиденные обстоятельства, — вещал он с улыбкой, с которой обычно разговаривал с потенциальными партнёрами по бизнесу. — Но такого больше не повторится, клянусь. Митя очень боялся опоздать на диктант.

Светлана Аркадьевна его выслушала, затем рассеянно кивнула.

— Да, очень хорошо. То есть, ничего страшного… простите, Анатолий…

— Владимирович, — подсказал ей Ефимов и широко улыбнулся.

— Анатолий Владимирович. Очень рада с вами, наконец, познакомиться.

Что означало это «наконец», до конца осталось невыясненным — его вежливая улыбка, её вежливая улыбка. Толя ещё окинул заинтересованным взглядом класс, детей, посмотрел на своего… своего ребёнка, выкладывающего учебники из рюкзака на край парты, а когда Митя глаза на него поднял, подмигнул. Потом сделал несколько шагов и наклонился к нему.

— Я буду дома к четырём, и поедем на секцию. Да?

Митя кивнул.

— Удачи с диктантом. — Ефимов коснулся пальцем его носа. — И не хмурь брови.

Митя отстранился от его руки, фыркнул.

— Вот ещё.

Особо срочных дел на сегодня запланировано не было, но Ефимов их себе придумал буквально за пару минут. В машине перед школой посидел, постучал пальцами по рулю и решил — надо ехать. Поехать, проконтролировать, посмотреть, удостовериться… Хоть чем-то занять себя на пару часов, чтобы так сразу не ехать к Саше и не сознаваться. Он уже предчувствовал её бурную реакцию. Бурную, неадекватную, взрывную и, наверное, вполне объяснимую. Саша хотела присутствовать при разговоре с Митей. Толя даже представлял, как она будет сидеть рядом, держать сына за руку и через каждые полминуты интересоваться у того: «Милый, ты понимаешь?», «Митенька, ты расстроился?». А Ефимов вот взял и всё сделал по своему, без материнского беспокойства и советов с психологами. Уже знал, что Саша ему скажет: что он бесчувственный эгоист. Примерно так он и сам о себе думал, но угрызения совести весьма удачно перекрывало ощущение восторга, распирающего грудь. Поэтому долго о том, как неправильно он поступил, Толя думать не смог, вот и решил прокатиться до офиса строительной компании, что-нибудь да проконтролировать. Так сказать, под настроение.

А в торговый центр приехал уже после трёх. В желудке пусто, в голове тоже, ни одного достойного оправдания не придумал, и поэтому немного нервничал. Подумал купить цветы, явиться, шикарным жестом подарить букет… Но в последний момент решил, что Саша сразу поймёт, что он сделал что-то не то. Особенно, если он перегнёт с шикарностью.

Прежде чем войти в магазин, осторожно заглянул, высматривая покупательниц. Дверь чуть шире приоткрыл, заглядывая, колокольчик над его головой звякнул, и Саша обернулась. Заполняла какие-то бумаги за стойкой, его увидела и кивнула.

— Заходи. Никого нет.

— Мне нравится этот магазин, когда никого нет, — признался Толя. Дверь за собой закрыл, взгляд невольно заскользил по женскому белью, развешенному и тут и там. Ефимов опомнился буквально секунд через двадцать, кашлянул, и тогда уже Саше улыбнулся. — Привет.

Саша наблюдала за ним со смешанными чувствами, а уж когда Толя немного завис перед стендом с кружевным бельём, и вовсе занервничала. Немного, вспомнив, что прошлую ночь провела с ним в одной постели. И нельзя сказать, что всё прошло целомудренно, хотя Саша изначально на этом настаивала, это было главным условием, и Ефимов, конечно же, поклялся. Правда, уже в постели оказалось, что его руки живут своей жизнью, и он за них неответственен, как бы не старался. А он старается, даже не придвигается к ней ближе, чем на десять сантиметров.

— Я держусь на расстоянии, — говорил он ей негромко. — Потому что если бы я придвинулся, ты бы это очень хорошо почувствовала, поверь.

— Ты обещал, Толя, ты обещал терпеть столько, сколько понадобится, — напомнила она.

Он за её спиной вздохнул. Тяжело и тоскливо.

— Я помню. Но это трудно.

Вот тут Саша не удержалась и притворно ахнула.

— Серьёзно?

— Да. — Его рука снова оказалась на Сашином животе. Погладила, пощекотала, Ефимов шевельнулся, и Саша поняла, что он придвинулся. Пришлось пнуть его по лодыжке. И в который раз шикнуть:

— Ефимов.

И вот так прошла половина ночи. Так что, не мудрено, что проспали утром. А теперь он перед ней и таращится на кружевное женское бельё, при этом весьма красноречиво ухмыляясь. Правда, как только на Сашу взгляд перевёл, ухмылка с его губ исчезла. Это, признаться, немного насторожило.

— Я думала, ты появишься раньше. Хотя бы, позвонишь.

— Я был немного занят. Но ты могла бы позвонить сама. — Толя подошёл, рукой в стойку упёрся. Сашу разглядывал.

— Наверное, я чувствовала, что ты «немного занят», — ответила она, а Ефимов хмыкнул.

— Малыш, ты можешь мне звонить в любое время, для тебя я всегда свободен.

Они встретились взглядами, и Саша, конечно же, первой сдала позиции, глаза опустила. А чтобы тему сменить, поинтересовалась:

— Митю отвёз? К третьему уроку успели?

Толя поджал губы и носом шмыгнул. Затем плечом дёрнул.

— Почти.

Сашин взгляд из смущённого превратился в цепкий.

— Опоздали? К какому приехали?

— К пятому, — со вздохом сознался Толя.

— К пятому? — искренне ужаснулась Саша. — Толя, чем вы занимались до пятого урока?! Светлана Аркадьевна мне непременно выскажет!

— Не выскажет, я с ней поговорил. Успокойся. — Он потаращился на неё. — Пойдём, поедим. Я ещё не обедал. А к четырём надо Митьку из дома забрать на секцию.

Саша нервно перебирала бумаги, убрала их в папку.

— Сейчас пойдём.

— Саша, не надо делать из этого опоздания проблему, главное, что на диктант мы успели. Ты знаешь, что у него диктант?

— Конечно, я знаю!

— А, — протянул он. — Я всё-таки надеялся, что не знаешь. Ты же не можешь знать всё, правда?

Саша кинула на него снисходительный взгляд. Ефимову под этим взглядом захотелось её поцеловать. Почему-то. Но он себя остановил, хотя, момент был весьма подходящий. Они наедине, они говорят о сыне, вроде как семейная пара, и ничего странного, если он поцелует её. Но вспомнил, о чём ещё не рассказал, и передумал.

Саша повернулась в поисках сумки, глянула на себя в зеркало, губы облизала, освежая помаду, Ефимов наблюдал за ней, и понял, что поставить её в известность лучше здесь. Пока они наедине, потому что будет весьма неловко, если Саша наденет ему тарелку с супом на голову в присутствии свидетелей.

— Сань, я тебе сейчас кое-что скажу, но пообещай, что ты не будешь сильно переживать.

— Из-за чего переживать? — тут же уцепилась она за самое опасное слово. Повернулась и посмотрела в упор. От такого взгляда точно не спрячешься. Остаётся лишь сознаться. Сделать глубокий вдох, и сказать…

— Сегодня утром, когда ты ушла, сложилась такая ситуация… — С каждым его словом Саша всё больше настораживалась, а взгляд становился всё строже. — Ты же понимаешь, он не мог не спросить… ну, про нас. В конце концов, мы в одной постели проснулись, то есть Митька нас разбудил.

— И что?

Пальцы принялись выбивать нервную дробь по стойке. Это было страшно, но под Санькиным взглядом, Толя нервничал весьма сильно. И уже не казалось, что она маленькая и хрупкая статуэточка, уже ему, с его метром восемьдесят семь сантиметров, захотелось склонить голову.

— Ну… Митька спросил, собираюсь ли я на тебе жениться.

Саша брови вздёрнула, это могло показаться провокационным, но на самом деле это тревога через край выплёскивалась.

— И что ты ответил?

Ефимов выпрямился.

— Сказал, что собираюсь.

— Да?

— Да. — Он уверенно кивнул. — Но буду ждать, пока ты созреешь.

Саша пытала его взглядом, затем осторожно кивнула.

— Хорошо. Сойдёмся на этом.

Толя всё же руками развёл, в неподдельном удивлении.

— И это всё? Я тебя замуж зову, а ты говоришь: сойдёмся на этом?

— А что ты хочешь от меня услышать? Толя, мы в магазине нижнего белья!

Он огляделся. Кашлянул.

— Ты права. Место неподходящее.

Саша с ним согласилась, затем поинтересовалась:

— Обедать идём?

Ефимов руки в бока упёр, голову закинул и посмотрел на потолок, весь утыканный маленькими светильниками.

— Сань, в общем, я ему сказал.

Саша секунду помедлила, всё ещё надеясь, что Толя имел в виду совсем не то, о чём она подумала, но сердце уже сжалось в дурном предчувствии.

— Как сказал?

— Как, как!.. — воскликнул вдруг Ефимов. — Словами! — Тут же себя за взрыв отругал, и, сбавив тон, продолжил: — Саша, только не падай в обморок. Ты странно побледнела. Всё нормально.

— Нормально?!

— Тише. — Он рискнул приблизиться к ней, не смотря на то, что Сашин взгляд метал молнии. — Я тебе клянусь, что всё нормально. Я очень старался найти подходящие слова. И, знаешь, мне кажется, что Митька всё понял правильно.

— Тебе кажется? Я убью тебя!

Он руку к груди приложил.

— А я не буду сопротивляться. Но если бы ты была там, ты бы поняла, что у меня и выбора другого не было, да и ситуация располагала.

— Располагала к тому, чтобы убить ребёнка психологически? Толя, так не делается!

— Да что за слова? — Ефимов даже руками взмахнул. — Знаешь, ты слишком плохого мнения о его психическом здоровье. Оно не такое уж и слабое. Хотя, думаю, все матери такие. Но, Сань, я клянусь, всё нормально. Мы поговорили, я был очень аккуратен в выражениях, после чего Митька изъявил желание поехать в школу писать диктант, чтобы тебя не расстраивать. По дороге я купил ему два здоровенных кекса, один он съел в машине, другой взял в школу. В четыре я его заберу и повезу на секцию. Всё.

Саша молчала. Молчала и смотрела на него. Становилось понятно, чего ему следует избегать всю оставшуюся жизнь — вот таких её взглядов. Но нужно было с этим что-то делать, и Толя рискнул положить руки на её плечи.

— Малыш, выдохни, пожалуйста. И можешь меня ударить. Я знаю, что не должен был делать этого без тебя, но Митька казался обескураженным этим утром, и вопросы задавал определённые. Сань, он выводы делал. И что я должен был ему сказать? Да, я сплю с твоей мамой, а что дальше будет — посмотрим?

Саша, наконец, отвела взгляд в сторону и даже зажмурилась. И чтобы как-то закрепить результат, Толя продолжил:

— Пусть он с самого начала знает, что в постели с мамой может спать только папа. Это правильно. Всё остальное — решим. Разве не так?

Саша лицо рукой прикрыла и призналась:

— Ты меня убиваешь своими новостями. Уже который день.

Ефимов усмехнулся, обнял её и прижал к себе. В висок поцеловал и так замер ненадолго.

— Санька, если бы ты мне больше доверяла, всё было бы куда проще.

— С наскока.

— Тоже метод.

— Твой метод, — пожаловалась Саша.

— Сань, у нас сын. Подозрительный, рассудительный, замечательный мальчишка. И, знаешь, что я ему сказал? — Она не переспросила, лишь вопросительно угукнула, уткнувшись носом в его плечо. Толя же погладил её по спине. — Что я всю оставшуюся жизнь буду носить его маму на руках. За то, что она мне сына родила, и что таким его воспитала. Саш, я так хочу попробовать. По-настоящему. И дело не в Митьке. Точнее, не только в нём. Клянусь тебе.

Его руки бегали по её телу, то гладили, то сжимали, и Саша в какой-то момент задохнулась от его прикосновений. Потёрлась щекой о его плечо, потом голову подняла, а Ефимов тут же её поцеловал. Поцеловал глубоким, жарким поцелуем, даже сознание немного помутилось. А Толя ещё за подбородок её взял, обвёл большим пальцем губы, а когда Саша глаза открыла и посмотрела на него, спросил:

— Малыш, ты меня любишь? Хоть немного?

Провокационный вопрос, Саша моргнула, губу закусила, всего на мгновение. Потом спросила:

— А ты меня?

Он улыбнулся, правда, улыбка Саше показалась заигрывающей.

— Я тебя всегда любил. Ты же мой малыш.

Саша нервно кашлянула, расцепила его руки, убирая от своих бёдер и отступила. А когда отвернулась и сумела перевести дыхание, сказала:

— Вот когда ты поймёшь, что я взрослая, а не малыш, вот тогда мы поговорим с тобой о любви, Толя.