1952 год

Летом в Москве состоялось международное экономическое совещание. В столицу приехали торговые представители социалистических стран, коммерсанты из капиталистических государств.

За несколько дней до начала совещания в первый таксомоторный парк поступило тридцать автомобилей Горьковского автозавода. Из них была организована спецколонна. В нее отобрали водителей со стажем, более культурных и развитых. В числе их оказался и я. Нам доверили обслуживание экономического совещания. Забегу вперед и скажу, что задание было выполнено с честью.

Иностранные гости разместились в трех гостиницах: «Националь», «Москва» и «Советская». Совещание происходило в Доме союзов. Коммерсанты, проживающие в «Национале» и «Москве», приходили, понятно, на совещание в сопровождении своих переводчиков, а тех, которые жили в гостинице «Советская», мы доставляли в Дом союзов на автомашинах.

Международное экономическое совещание вызвало огромный интерес у москвичей. У подъездов Дома союзов всегда были толпы любопытных. Люди буквально липли к стеклам наших автомобилей. Я слышал фразы, которые бросали москвичи иностранцам:

— Шире торговлю между всеми странами!

— Слышите, мы войны не хотим!

Тут же разгорались жаркие споры. Одни говорили, что такую массу иностранцев не надо было пускать в Москву, так как половина из них шпионы. Другие доказывали, что давно пора развивать торговлю, общаться со всем миром, что это пойдет только на пользу нашей стране.

После международного экономического совещания наша спецколонна обслуживала многие конференции и совещания, съезды партии, сессии Верховного Совета СССР.

Могу смело сказать, что я перевозил людей всех пяти континентов земного шара.

Человек человеку — друг

…Тысячи и тысячи людей прошли перед моими глазами. Разные люди, но все они наши, советские, хорошие. В поездках с ними по Москве где только за день не побываешь — и в солнечной Грузии, и на Дальнем Востоке, и в Сибири, и в Закарпатье, каких только не наслушаешься историй и умопомрачительных рассказов.

И как таким прекрасным, добрым людям не ответить лаской и вниманием. Вот вчера посадил я на площади Ногина инженера. Летит в Сибирь. Я его везу в Быково. Подъезжаю к аэродрому, пассажир достает билет на самолет, читает и бледнеет. «Перепутал, — шепчет. — Мне ведь надо было ехать во Внуково».

Что тут будешь делать? До отлета самолета остается времени в обрез — полтора часа.

— Выручайте, товарищ, — говорит пассажир. — Доставьте к сроку.

Едем. А пассажир что-то ерзает на кресле, нервничает.

— Что с вами, товарищ? — спрашиваю.

— Понимаете, у меня не хватит денег с вами рассчитаться. Не можете ли вы мне поверить, вот вам в залог мой паспорт. Я как только прилечу домой — сразу же вам вышлю.

— Ладно, — говорю, — успокойтесь. Верю вам на слово. Не нужен мне ваш паспорт.

Привез я пассажира вовремя. Уж как он меня благодарил! Улетел. А через два дня я получил от него перевод и глубокую благодарность.

Или вот еще один случай. Посадил я у Казанского вокзала молодую чету с выводком детишек — четверо мал мала меньше. Пока ехали по городу, ребята были в восторге. Не меньше их, пожалуй, были растроганы и сами родители. Приехали мы на Киевский вокзал. Чета Головкиных — я узнал фамилию из разговора детей — расплатилась со мной и высадилась. Я решил пообедать и поехал к ближайшей столовой. Остановился, стал запирать двери, гляжу — на заднем сиденье дамская сумочка оставлена. Открыл ее — документы, деньги и железнодорожные билеты. Это все Головкины забыли. «Вот тебе и на, — думаю, — схватились Головкины и стоят нервничают». Скорее к Киевскому. Еду. А тем временем, оказывается, Головкин обратился к милиционеру и нашему диспетчеру. Номера машины он, конечно, не помнил. Но и диспетчер и милиционер успокаивали их.

— Не пропадет ваша сумочка. Ждите, шофер такси вернется с ней.

Когда я подъехал к тротуару, где стояли все шестеро Головкиных, и вылез к ним с сумочкой, они бросились ко мне и стали меня обнимать, целовать, как родного. А ведь я ничего особенного не сделал.

Так-то вот, товарищи, хорошая у меня должность — водитель такси, хорошая, ответственная и очень, очень нужная людям.

Злая шутка

Так сегодня не везло! Что ни пассажир, то на короткое расстояние, никак не могу набрать план. Наконец вечером положение начинает выравниваться, а за час до окончания работы — находка.

На Самотечной площади из ресторана «Нарва» вышли трое и направились к моей машине, которая была на стоянке единственной. Все трое усиленно жестикулировали руками. Это были трое молодых парней, хорошо одетых и не пьяных. Может быть, только слегка навеселе. Они молча уселись в машину, один из них подал мне записку. Я зажег в салоне свет и прочел: «Отвезите нас, пожалуйста, на шоссе Энтузиастов, 2-я Владимирская улица, а затем обратно на Колхозную площадь».

Я смекнул: немые, значит. Видимо, хотят проводить товарища. Ну что ж, прекрасно, конец большой, план будет в порядке и почти без холостяка.

Всю дорогу пассажиры объяснялись между собой на своем оригинальном языке: мычали, прикладывали руки то к лицу, то к груди или выделывали на пальцах всякие финтифлюшки.

Приехали на 2-ю Владимирскую. Парень, сидящий рядом со мной, показал мне рукой — дескать, дальше, прямо. В конце улицы по жесту повернули налево, затем въехали в узкий переулок, где даже трудно было развернуться. «Обратно поедем, придется задом подавать», — подумал я.

Вдруг молодой человек, сидящий рядом, сильно хлопнул меня по плечу:

— Стоп, шеф, приехали!

Я был ошеломлен, у меня почему-то сильно задрожали ноги, а мозг пронзила мысль: «Бандиты, влопался, убьют» — и замер в ожидании. После двухсекундного перерыва второй спросил:

— Ну чего же ждешь, шеф?

Тогда я, сам не зная почему, вдруг выпалил:

— Жду, когда заговорит третий.

Эффект от этого получился совершенно неожиданный. Парни расхохотались. И третий действительно заговорил:

— Молодец, шофер, не растерялся. А ведь мы хотели вытрясти у тебя твои денежные ресурсы да еще дать хорошего подзатыльника, чтобы вспоминал о нас. Ну раз так вышло, получай гроши.

Кинув мне на сиденье деньги, они вышли из машины и скрылись в темноте.

Что это, злая шутка? Или я действительно своим ответом рассмешил их и заставил изменить задуманное.

Так и не найдя ответа, я завел двигатель, поставил рычаг на заднюю скорость и стал осаживать машину.

1953–1954 годы

Около станции Северянин через Ярославскую железную дорогу был когда-то переезд со шлагбаумом. Если рассказать, что раньше происходило около этого проезда, то сейчас покажется неправдоподобным. Из года в год увеличивалось количество поездов, проходящих по Ярославской железной дороге, нарастало автомобильное движение и по шоссе. Переезд не в состоянии был пропускать такое большое количество автомашин. Бывало, по одну и другую сторону железнодорожного пути выстраивались огромные очереди автомобилей. Время простоя исчислялось часами.

Таксисты всегда спешат, поэтому переезд для них был бичом. И если нужно было пассажиру ехать по Ярославскому шоссе, то многие шоферы такси всеми правдами и неправдами старались отказаться от этой поездки.

В этом году было завершено строительство большого путепровода, и узкое место в городском движении было ликвидировано. Теперь автомашины беспрепятственно катились с проспекта Мира дальше по Ярославскому шоссе.

В этом же году еще одно событие произошло в нашей столице. На Ленинских горах, на самом высоком месте, было закончено строительство здания Московского университета имени Ломоносова. Величественный храм науки окружили скверы и сады.

Чужое ремесло

Мой приятель-таксист рассказал:

«Площадь Белорусского вокзала. На улице зима. Работы совсем мало. Такси «Победа» еще кое-как снуют, а вот ЗИСы, хотя их и немного, стоят на стоянках, как корабли на якорях. Холодно. Уже несколько раз прогревал двигатель, а клиента все нет.

Я выехал в девять часов утра, а сейчас уже три часа дня, на счетчике пусто. Что делать? Где взять пассажира? Но вот, наконец, он явился — парень лет шестнадцати-семнадцати, длинный, худущий, одет в шинель, которая ему явно не по росту. Из-под коротких рукавов вылезли наружу красные от мороза кисти рук с огромными пальцами, напоминающими клешни краба. На петлицах шинели две медные буквы — РУ.

Ремесленник тихо, вкрадчиво обратился ко мне:

— Товарищ водитель, вот какое дело. Ты знаешь здесь на углу Лесной улицы столовую?

— Ну знаю, а что дальше?

— Там за столиком напился пьяным и уснул наш преподаватель. Я его предупреждал, что так много пить нельзя, а он не послушал. Сегодня у нас получка была, с получки и надрызгался. Человек-то он больно хороший, бросить его не могу, еще ограбят, разденут. Живет в центре. Я как-то один раз привозил его такого же. За машину заплачу, деньги у меня есть.

«На безрыбье и рак рыба», — подумал я и поехал.

Из столовой парень и швейцар вынесли и положили мне на заднее сиденье мужчину лет сорока пяти, розовощекого, одетого в коричневое кожаное пальто с черным каракулевым воротником, в черной шапке-ушанке. На шее повязан темно-красный шерстяной шарф, на ногах — белые бурки.

Он спал так крепко, что даже не очухался, когда со стула в столовой попал на мягкое сиденье автомобиля. Паренек дал швейцару на чай, уселся на краешек сиденья рядом со своим учителем, и мы поехали.

— Вези на Пушкинскую улицу, адрес я точно не знаю, а дом найду.

Когда приехали на Пушкинскую, он попросил завернуть в Дмитровский переулок. В нем нужного нам дома не оказалось. Развернулись обратно и опять же с Пушкинской въехали на Кузнецкий мост. Против большого дома № 5 мы остановились.

— Вот его дом, квартира на четвертом этаже, дверь направо, в этом подъезде. Я бы тебе, конечно, заплатил за труды, если бы ты мне помог его дотащить. Но дело в том, что можешь налететь на штраф. Здесь стоянка автомашин запрещена. А то в прошлый раз я также привозил его, и когда мы с водителем вышли, возле машины стоял милиционер, потребовал права и за оставление машины без присмотра на запрещенной улице проколол ему дырку в талоне, так что я пойду скажу его домашним, и мы общими усилиями водворим его домой. А чтобы ты не беспокоился, получи деньги. — И, довольно щедро со мной расплатившись, он скрылся в подъезде.

Я поставил таксомотор на кассу и стал ждать. Прошел час, парень не появлялся. Я вспомнил, он мне говорил, четвертый этаж, дверь направо. Рискуя быть оштрафованным, бросаю машину и поднимаюсь наверх. Дверь мне открыла пожилая женщина и на мой вопрос: «У вас находится паренек-ремесленник?» — сделала удивленную мину и ответила:

— Никаких ремесленников у нас никогда не было и нет.

Мне, наконец, все стало ясно — я был крепко одурачен. Спускаюсь вниз и со зла начинаю спящему клиенту с силой тереть щеки, уши, дергать за нос. Но все было тщетно, он спал мертвецким сном.

Что делать? Ждать, конечно, не было больше никакого смысла. Я выключил счетчик, завел двигатель и потащил свой «груз» в милицию.

Дежурному по отделению я рассказал все как было, а он:

— Товарищ водитель, вы прекрасно знаете, что пьяных в такси возить не полагается. Как посадили, так и высаживайте. Везите его в вытрезвитель.

Опять сажусь за руль, еду на Селезневку в вытрезвитель. Там мне отвечают, что принять без сопровождения работника милиции не имеют права. Еду за милиционером. Около станции метро «Новослободская» нахожу постового, но он говорит, что с поста в данный момент уйти не может, и советует мне спуститься вниз в тоннель метро и взять там сотрудника. Оставляю машину около метро, спускаюсь вниз, обращаюсь за помощью к находящемуся там работнику милиции.

— Это дело не мое. Мой объект — метро, я здесь должен следить за порядком. Пускай вам поможет наш товарищ, который стоит на улице. Это его дело.

Вот идиотское положение. Попал как кур во щи. Поднимаюсь опять наверх. Постового на месте уже нет. Опять сажусь в заднюю кабину и начинаю клиенту тереть уши. Он продолжает спать сном праведника.

Тогда принимаю следующее решение: опускаю оба задних стекла и с большой скоростью начинаю двигаться по городу, думая холодным ветром пронять его…

На Гоголевском бульваре я остановился, часы показывали семь часов вечера. В отчаянии делаю еще попытку разбудить спящего. И не успел прикоснуться к нему, как он открыл глаза. В них я не увидел ни капли удивления. Он сел на сиденье, посмотрел по сторонам, потом моментально открыл дверцу салона и опрометью выскочил и побежал в ближайшую подворотню. Я добросовестно подождал его, он не появился. Я уехал.

Когда я рассказал товарищам эту историю, они решили так: «ремесленник» — вор, в этом нет никакого сомнения. Он ограбил пассажира, а тот спал так сладко потому, что парень подсыпал ему в водку или пиво снотворного.

И тут невольно пришла мне на ум такая мысль: что мог подумать о шофере такси пассажир, когда он обнаружил, что обворован. Конечно, посчитает вором водителя такси.

А бывают ситуации и иного порядка. Вот хотя бы такая.

«Крестник»

Дело было поздней осенью. Возвращаюсь из Внукова. Вдруг на шоссе выскакивает человек. Включил фары. Человек машет руками, просит остановиться. Остановился. Ко мне подскочил парень.

— Товарищ шофер, выручайте. Там в деревне жена собралась рожать. В больницу надобно срочно доставить, в город.

Раз такое дело — едем. Забрали молодую женщину. Только снова на шоссе выехали, как женщина закричала:

— Остановите машину, остановите!

Муж растерялся. Я остановил машину.

— Начинается, — прошептал парень. — Помогай шофер. Будем принимать ребенка.

Хорошо сказать — «помогай», но что надо делать в таких случаях, не знал ни я, ни муж, ни молодая женщина, впервые рожавшая.

Пока мы соображали, что надо делать, уже все произошло и послышался слабый писк нового советского гражданина. Я быстро скинул свою теплую куртку и укрыл ребенка.

— Вот что, дорогие друзья, здесь в поле нам помощи ждать неоткуда. Так что я поеду, осторожно, но довезу до первой больницы.

И мы поехали.

— Вася, — слабо шепчет женщина, — кто?

— Мальчик, мальчик, — отвечает ей молодой отец.

Вдруг слышу, женщина спрашивает меня:

— Товарищ шофер, вас как звать-то?

— Евгений, — отвечаю.

— Вася, так мы Женей назовем нашего мальчика, Женей, хорошо?

Лучшего вознаграждения за все хлопоты и волнения не придумаешь. Так еще один человек на свете назван в мою честь Евгением.

Разочарование

Стоянка такси на площади Курского вокзала. Пассажиров пока нет. Я полулежу на сиденье своего черного лимузина, который, кстати сказать, так накалился от солнца, что создается впечатление, будто находишься внутри жаркой духовки. Клонит в сон, и обуяла такая лень, что даже не хочется рукой пошевелить и согнать муху, которая нахально ползет по щеке.

Неторопливо к машине подходит молодой мужчина, одетый несколько странно: белая косоворотка, подпоясанная пояском, поверх нее серый пиджак, такие же брюки, заправленные в сапоги с непомерно широкими голенищами. На голове пожелтевшая от времени соломенная шляпа. Физиономию украшала ярко-рыжая бородка. В руках у него небольшой чемоданчик.

Подойдя к машине, он осипшим голосом попросил:

— Водитель, отвези меня на улицу Кропоткина, в переулок Островского.

— Пожалуйста, садитесь.

Он уселся со мной рядом, чемодан бросил на заднее сиденье, и мы тронулись в путь. Через несколько минут он достал серебряный портсигар и, протягивая мне, предложил:

— Закурим ростовских.

— Благодарю, я не курю.

Прибыли на место. Он оставил в машине чемодан и сказал:

— Ты обожди меня, сейчас я одно дельце проверну, и поедем дальше.

Ждать пришлось недолго. Он вышел с хмурым, недовольным лицом.

— Черт бы их всех побрал, такая досада. Нет на месте нужных людей. Давай поедем куда-нибудь покушаем. С самого Орла во рту крошки не было.

На Кропоткинской улице столовых не было. Тогда я вспомнил деревянную закусочную на Калужской площади и повез туда. Приехали. Я хотел было поставить таксометр на кассу, чтобы расплатиться, но клиент опередил меня:

— Счетчик пусть работает, пойдем со мной, выпьем по махонькой, а там видно будет. Чемодан пусть здесь в машине валяется, надоело мне с ним таскаться.

От выпивки я, конечно, отказался, а покушал с удовольствием, так как на линию выехал рано. Выпив рюмочку, мой пассажир разговорился:

— Я, брат, священнослужитель, а в Москву приехал к высшему духовному начальству. По сугубо личному делу. Сейчас закусим и поедем опять в синод. Только вот как я целоваться с ними буду? Ведь учуют, черти, запах водки. Но ничего, у меня мускатный орешек есть, это, брат, такая штука, что всякий запах отбивает.

При этом он извлек из кармана пиджака тщательно завернутый в белую чистую тряпочку орешек и, отломив от него кусочек, положил в рот.

Нужных людей опять на месте не оказалось. Он сел в машину и вдруг спросил меня:

— Послушай, у тебя есть знакомые бабы?

Я отрицательно покачал головой.

— Ну какой же ты таксист, если нет женщин знакомых? Ладно, поехали. Зато у меня есть. Тузов проезд. Это в районе ЦДСА.

Откровенно говоря, пассажир начинал мне надоедать. Но что поделаешь, не выбросишь же его из машины.

— Сделай милость, зайди на первом этаже, дверь налево, спроси Ларису Александровну и скажи, что ее ждут в машине.

Пришлось его просьбу исполнить. К нам вышла довольно миловидная дамочка и, когда увидела, кто ее ждет в автомобиле, широко открыла глаза от удивления и приятно заулыбалась.

— Шофер, погуляй немного, а мы тут поговорим.

Я отошел в сторону шагов на десять, а глаз не спускал с людей, разговаривающих в машине. Сначала все шло тихо, мирно, я даже видел, как он ее чмокнул в щечку. Но потом началась какая-то ругань, усиленная жестикуляция руками… И наконец, открылась дверца, попик сильным пинком выбросил женщину из автомобиля, и та убежала в слезах в дом.

С остервенением нажал он кнопку сигнала, давая понять, что приглашает меня в машину. Мы поехали обратно в закусочную.

— Только вези в ту самую, где были, там хорошо, просторно. Эх, люблю простор!

Повторилось то же самое, что и в первый раз. Попытка расстаться с клиентом не удалась. Чемодан также остался в машине.

— Черт с ним, пускай здесь валяется, — сказал «святой отец», и опять на столе появился графинчик с водкой.

Заметно поп стал пьянеть, а я беспокоиться, как бы при расплате не получилось недоразумение: ведь сумма на счетчике была довольно большая.

Тогда я ему заявил:

— Батюшка, моя смена кончается, мне в гараж пора.

— Ну хорошо, хорошо, сейчас я с тобой рассчитаюсь, пойди принеси мой чемодан.

Я принес чемодан и объявил сумму, указанную на таксометре. Он со мной добросовестно рассчитался и, взяв меня за рукав, посадил на стул рядом с собой.

— Не обижайся на меня. Ведь я разочаровался в религии и попах. Завистники они. Понимаешь, имел я в Орле приход, жил себе потихонечку, нес службу добросовестно, прихожане были довольны мной. Так вот, один мой приятель как-то по пьянке посоветовал мне купить мотоцикл. И знаешь, до чего я пристрастился кататься на нем! Этак вечерком пропустишь маленькую да как по главной улице пронесешься, народ в удивлении: «Гляди, отец Алексей как летает, молодец батька!» Но нашлись и такие, которых зависть обуяла, они в Москву «святейшему» докладную накатали, а он и приказал меня снять с должности и расстричь. Так что кто я теперь! Поп или нет?

Попик открыл чемодан, в нем оказался подрясник и большой крест. Вынув его, он широким жестом благословил обитателей пивной, поцеловал и уложил обратно. А после этого налил себе очередную стопку.

— Ничего, я еще за свое постою. Приход-то у меня золотой, я его не уступлю.

1955 год

Весной 1955 года на Трубецкой улице организовался гараж междугородных перевозок. Туда с Горьковского автозавода поступили новые автомашины. На этих машинах стали обслуживать те междугородные линии, на которых ходили наши ЗИС-110. Так пришел официальный конец маршрутам для водителей такси первого таксомоторного парка.

Правда, остался один короткий маршрут, от площади Свердлова до аэропорта «Внуково», где еще курсировали наши машины.

Бывшие шоферы-маршрутчики, которые отвыкли работать в городе, стали искать работу «попросторней», им было тесно на улицах Москвы. Вот тут-то выплыла на первый план Таганская площадь: она стала стоянкой «диких» маршрутов. Постепенно к этой стоянке привык народ, и много находилось желающих, чтобы поехать в Бронницы, Коломну, Ногинск.

Но администрация парка и управление таксомоторного транспорта преследовали водителей, работающих на «диких» маршрутах. Это считалось нарушением правил линейной эксплуатации и квалифицировалось как «подбор пассажиров».

Среди шоферов первого таксомоторного парка появились фанатики «диких» маршрутов, которые выезжали из парка в час или в два ночи, мчались на Таганку и тут, как ни странно, и в это время находили себе клиентов.

К таким любителям дикомаршрутной работы я могу отнести моих приятелей, которые и по сей день работают в первой колонне первого парка. Это Владимир Владимирович Герман и Василий Васильевич Александрович.

И по сей день на Таганской площади стоят «Волги», а на них — водители такси, которые горят желанием отвезти пассажиров в область.

…Вернемся к облику нашей столицы. В середине пятидесятых годов развернулось колоссальное жилищное строительство на юго-западе столицы. Сооружались многоэтажные дома, в которых открывались всевозможные магазины, строились кинотеатры, лечебные и культурно-бытовые учреждения. На месте огромной бывшей свалки, огородов и пустырей стал вырисовываться жилой массив с асфальтированными проездами, с главной артерией Юго-запада — Ленинским проспектом.

Вот еще один уголок Москвы, где в середине пятидесятых годов развернулось большое строительство, — Измайлово. Старинный лесопарк примкнул к улицам, которые носят название «Парковые», их всего шестнадцать. Вдоль их построены и строятся прекрасные жилые дома, много магазинов и других учреждений, необходимых для нужд населения района. Подведена линия метро. Здесь, так же как и на Юго-западе, строительство продолжается.

В настоящий момент вся огромная территория между Измайловским лесом и Щелковским шоссе застроена. Сюда же на Щелковское шоссе протянулась линия метрополитена. Это уже благоустроенный северо-восток столицы.

На стыке Большой Черкизовской улицы и Щелковского шоссе, откуда берет начало Халтуринская улица, в небольшом доме проживает мой товарищ шофер первого таксомоторного парка Михаил Наумович Мазур. В его родном районе с ним произошел редчайший случай, о котором стоит рассказать.

Рассказ Михаила Мазура

— Стоял конец ноября. Прямо с первой посадки попадаю в свои родные края — Черкизово. Я живу на Халтуринской улице, но домой заезжать сейчас ни к чему: обедать еще рано, жена с ребенком, наверное, пошла к матери. И, как говорится, мимо дома с песнями прямиком следую на стоянку — Преображенская площадь. Стоянка здесь боевая. «Победы» одну за другой расхватывают клиенты, на место уехавших становятся новые. А я на своем ЗИС-110 стою, как монумент, и пассажиры, искоса поглядывая на черную громадину, обходят ее и плюхаются в очередную «Победу». Уж сколько машин ушло, а я все не двигаюсь с места. Пытался некоторым предложить свои услуги, но в ответ слышал: «Слишком дорога», или: «На что такой огромный сарай, я и на маленькой доеду».

Тогда я делаю маневр и перемещаюсь на самый край площади — к ресторану «Звездочка». Тут уж я стою в полном одиночестве.

Не прошло и трех минут, как с трамвая слез мужчина, в руках у него два больших коричневых чемодана. Когда он подошел к моей машине, я разглядел его: лет сорока, небольшого роста, с глубоко посаженными голубыми глазами. Одет в синее зимнее пальто с черным котиковым воротником, на голове зеленая велюровая шляпа, из-под которой выбиваются белобрысые курчавые волосы. Через левую руку перекинут темно-синий шерстяной макинтош.

— На Лубянку оттащи меня, — обратился он ко мне и, самовольно открыв дверь салона, поставил в него чемоданы, уселся сам.

Вдруг меня бросило в жар. Мне показалось, что на пассажире надеты мои собственные вещи, но я не совсем был уверен в этом и, чтобы лучше рассмотреть его, затеял ненужный разговор.

— Почему на Лубянку? — спросил я. — Ведь Лубянки теперь не существует, есть улица Дзержинского, — скользя глазами по фигуре клиента, разглагольствовал я. Взгляд мой упал на чемодан. На крышке одного из них верхний коричневый слой картона был содран, и белое продолговатое пятно, величиной со столовую ложку, у меня зарябило в глазах.

Сомнения больше не было: это мой чемодан. Когда я возвращался из Германии, в поезде один солдат, слезая с верхней полки, наступил на него кованым сапогом и содрал верхний слой. Я еще тогда, помню, крепко выругал его за неосторожность.

Сразу в голове зашевелились две мысли: первая — что с женой, ребенком, может быть, преступник их обоих убил; вторая — каким способом задержать вора?

— Ну, друг, давай поехали поскорей, а то времени мало остается. Мне еще на Белорусский вокзал нужно, на поезд.

Я завел двигатель и чуть ли не со стокилометровой скоростью помчался к центру. У метро «Сокольники» проскакиваю сразу два красных света, свистка милицейского не последовало. У Красносельской нарочито медленно проползаю опять на красный, но что такое? Где регулировщики? Опять нарушение мне сходит с рук. Смотрю в зеркало. Клиент, ничего не подозревая, опустив веки, дремлет.

У Северного вокзала, рискуя попасть в аварию, я делаю следующий трюк: с сильного хода слева направо подрезаю автомашины, следующие справа от меня, и, нажав со всей силой на педаль тормоза, становлюсь у будки регулировщика. От толчка, происшедшего из-за резкого торможения, клиент срывается с сиденья, летит в перегородочное стекло лимузина и выбивает себе зубы. Итог — преступник задержан. В сопровождении милиционера и двух граждан везу его на Верхнюю Красносельскую улицу, в оперативный отдел милиции. Тут лицо моего бывшего клиента приняло какое-то наглое выражение, а белесые курчавые волосы, которые уже не прикрывала моя шляпа, разметались во все стороны. Тут только я заметил, что он был обут в мои новые желтые ботинки.

На втором этаже здания нам пришлось проходить через большую комнату, которая была набита людьми. Они со своими мешками и котомками расположились кто где сумел: на лавках, стульях и даже прямо на полу.

Курчавый, по-видимому от злости, стал их пихать ногами. В соседней комнате нас принял оперуполномоченный. При допросе выяснилось следующее: фамилия вора была Лысенко, белорус, житель города Гомеля. При обыске был обнаружен фомка (воровской ломик с ручкой), немного денег, паспорт, расческа и носовой платок. Оружия не оказалось.

Мне хотелось поскорее попасть домой, узнать, как там обстоят дела. Я страшно волновался за жену и сына. Когда я стал просить об этом дежурного, то курчавый, как бы успокаивая меня, бросил: «Не робей, я по «мокрым» не хожу».

Преступника оставили в отделе, вещи также, а я в сопровождении двух сотрудников отправился к себе домой.

Две двери моей квартиры были взломаны. В комнате хаос, двери и ящики шкафа раскрыты и почти все содержимое изъято. На диване валялась засаленная старая телогрейка, потертые брючишки, а около него стояла пара рабочих бутц. Как видно, с вором я был одинаковой комплекции, и моя одежда пришлась ему впору. Вокруг было тихо, как будто ничего не случилось. Жены дома не было, соседи, по-видимому, тоже ничего не знали. Пока милиция составляла акт, я сбегал за женой и рассказал ей о случившемся. Она от испуга чуть не лишилась дара речи. Я ее еле успокоил. Оставив сына, у бабушки, она вместе со мной отправилась на Красносельскую. Там мы просидели очень долго, пока разобрались с нашим делом.

Короче говоря, так: преступник сел ко мне в машину в начале десятого утром, а вещи нам отдали в девять часов вечера. Это был мой рабочий день.

Через некоторое время Лысенко судили. На суде выяснилось, что он профессиональный вор «домушник», неоднократно судившийся за воровство. Приговорили его к восьми годам тюремного заключения. На суде он мне, между прочим, пригрозил: «А с тобой, хозяин, мы еще как-нибудь встретимся». Восьмилетний срок прошел, но встреча не состоялась, — заключил Мазур.

1956 год

На Южно-портовом проезде, в районе Кожухово, открылся еще один таксомоторный парк. Как ни странно, он стал именоваться вторым, хотя были уже пятый, шестой, седьмой и восьмой.

Гаражом его назвать было нельзя, так как никакого гаража там нет. Все машины стоят под открытым небом. Под крышей находится только небольшое помещение мастерской да административный корпус. Это один из самых неблагоустроенных парков такси в Москве. Правда, в ближайшее время здесь намечено построить гараж.

В Калининском районе города был организован восьмой таксомоторный парк, который был переведен с Ольховской улицы.

В конце года сюда стали поступать автомашины «Москвич». Парк стал эксплуатировать две марки такси — «Победа» и «Москвич».

А первый парк в это время стал пополняться автомашинами Горьковского автомобильного завода.

…На Внуковском маршруте ЗИС-110 заменили ЗИМами, а также большое количество их пустили по счетчику в городе. Всего поступило триста машин, и все они были сосредоточены в первом таксомоторном парке.

В этом году преобразился низкий берег Москвы-реки, что находится против Ленинских гор. Непосредственно за линией Окружной железной дороги находились так называемые Малые Лужники. Это было низкое, несколько заболоченное место с очень черной землей. Это был «хлебородный край», только выращивали там не хлеб, а овощи. Девяносто процентов всей земли в излучине Москвы-реки принадлежало колхозу «Коллективный труд». Этот «подмосковный» колхоз выращивал на своей плодородной земле большое количество овощей, которыми снабжал, наверное, половину тогдашней Москвы. Колхозники жили в одноэтажных, покрашенных в какой-то немыслимый грязно-желтый цвет бараках.

Сама Малая Лужниковская улица не была замощена и представляла собой настоящую проселочную дорогу с наполненными водой ухабами. Тянулась она от железной дороги до берега Москвы-реки, на котором находилась небольшая судоверфь, где ремонтировались старые катера и лодки. Рядом с судоверфью была угольная база. Угольная пыль оседала на землю, попадала в лужи, слившиеся в небольшие серо-мутные водоемы. Кругом было черно, грязно, неприветливо.

Как-то мне нужно было подвезти пассажиров к судоверфи. Пока я ждал их там, прошел дождь, и дорога превратилась в черное жидкое месиво. На обратном пути я застрял и долго, с неимоверно длительной «раскачкой» и при помощи пассажиров, которые изо всех сил подталкивали машину, еле выбрался из этой трясины.

В Москве к августу 1956 года в Лужниках решено было построить центральный стадион. Решение было выполнено к указанному сроку. Большой комплекс спортивных сооружений был готов к приему посетителей.

Центральный стадион имени Ленина — крупнейшее спортивное сооружение в стране. Он является центром спортивной жизни столицы, местом общественных собраний и культурного отдыха москвичей.

Сейчас все Лужники залиты асфальтом. Стадион утопает в зелени. На территории расположено множество кафе, ресторанов. Для приезжих имеется гостиница.

Смотришь и думаешь: сбываются пророческие слова великого Ленина. Ведь Ильич предвидел, что скоро придет такое время, когда Москва будет культурным современным городом и навсегда очистится от грязи и запущенности.

Погоня

Было уже за полночь.

— Эй, такси! — окликнула меня девушка в короткой шубке с маленьким красным чемоданчиком в руках.

Я остановился. К первой девушке подошла вторая, пониже ростом, в плаще и шляпе с темной вуалью.

Первая девушка села со мной рядом.

— Мы артисты эстрады, — сразу заявила она, — поедем на аэродром в Быково, но прежде надо кое за кем заехать.

Вторая пассажирка уселась на заднее сиденье и, забившись в угол, всю дорогу не проронила ни слова.

Моя соседка назвала один адрес. Когда мы подъехали к маленькому домику, то девушка зло выругалась:

— Черт побери! Они уехали, в окнах нет света. Гони, шофер, дальше.

Так мы побывали в трех местах.

— Теперь быстрее в Быково. Вот вам за работу.

Девушка вытащила из сумки и положила мне на колени деньги.

— На еще, только гони, — она швырнула мне еще бумажку.

«Интересно, — подумал я. — Ишь какие богатые артисты эстрады, расшвыриваются деньгами!»

Я гнал машину как мог. На спидометре стрелка не падала ниже ста. Не доезжая Быкова, девушка схватила меня за плечо.

— Сверни-ка налево, в эту вот деревеньку. Там нашего артиста надо захватить. Неужели и он уехал?

Небольшая деревенька мирно спала, и только в крайнем домишке светился в окне огонек.

— Горит, — облегченно вздохнула моя беспокойная пассажирка. — Значит, не уехал.

Мы подъехали к домику. На стук в окно вышел с чемоданчиком невысокий человек. Одет он был просто: в плащ-крылатку и кепку с маленьким козырьком.

— Садитесь, поехали, а то мы опоздаем, — заторопилась девушка.

Мужчина молча уселся на заднее сиденье, рядом с другой девушкой. Через двадцать минут я доставил столь щедрых пассажиров в аэропорт. Посадил новых, потому что как раз прибыл самолет из очередного рейса.

Редко бывает такой заработок. И я в довольно радужном настроении приехал в парк, передал сменщику машину и уехал домой, где молодецки заснул.

Но спать мне пришлось недолго. Разбудила жена.

— Звонил начальник колонны, просил немедленно приехать в парк.

— Что там такое стряслось? — Не хотелось вставать, но все же поднялся и поехал.

— Не дал я тебе отдохнуть, Евгений Васильевич, — встретил меня начальник колонны, — позвонили из КГБ. Ты должен будешь сейчас же явиться вот по этому адресу, к полковнику.

Приехал. Меня проводят в кабинет. За столом еще совсем молодой человек с живым, энергичным лицом и седыми волосами. Он встал мне навстречу. Протянул руку.

— Евгений Васильевич Рыжиков, шофер первого таксомоторного парка?

— Так точно, он самый.

— Так что же это вы, Рыжиков, сегодня всю ночь ездили с такой бешеной скоростью, что за вами угнаться было невозможно?

— Пассажиры требовали.

— «Пассажиры требовали», — передразнил полковник. — Вас пассажиры заставят с головой окунуться в омут, и вы сделаете? Так не годится. Ну да ладно. Не в этом суть дела. Я вас вызвал по другому поводу. Евгений Васильевич, сможете вы сейчас с нашими товарищами проехать совершенно точно по тому же самому маршруту, по которому возили сегодня ночью этих девок?

— Смогу, — не задумываясь ответил я.

— Вот и прекрасно. Тогда поезжайте.

Через несколько минут мы были уже в пути. Хорошо натренированная память шофера меня не подвела. Мы проехали точно по ночному маршруту, со всеми остановками.

…Прошло время. Об этой «истории» я уже совсем забыл, как вдруг меня снова вызвал знакомый полковник. Он принял в том же кабинете, так же пожал руку, усадил в кресло. Только теперь, как мне показалось, он был более приветливым.

— Спасибо вам, товарищ Рыжиков, вы помогли нам изловить очень опасных шпионов. Та, что сидела с вами, — русская, другая же и мужчина — иностранцы. С вами они объехали все важные явки, предупредили своих об опасности разоблачения. Хотели удрать, но не удалось.

…Многим водителям такси приходилось догонять дальние железнодорожные поезда, когда тот или иной пассажир опаздывал на поезд. Я тоже несколько раз участвовал в погоне. Об одном случае я хочу рассказать.

По следам бегущего

Августовский вечер. Площадь Рижского вокзала, на которой я стою в ожидании пассажиров, залита лунным светом. С тоской смотрю на часы и думаю: «Двадцать один час, стою рядом с парком, план давно выполнен, а в гараж рано, еще два с половиной часа до окончания смены». Чувствую усталость, сегодня большой километраж сделал.

В очереди я последним, впереди три машины. Глаза против воли смыкаются, клонит ко сну. Слышу — сзади подошла еще машина, потом до моего слуха долетел разговор, слов я не разобрал.

Прошло мгновение, и вдруг тот же голос заговорил около меня:

— У вас есть бензин?

— Есть. А что вы хотите?

— Пожалуйста, не теряя времени, за город и обратно, заплачу, не обижу.

Я внимательно посмотрел на человека — в глазах такая мольба, что отказать невозможно.

— Поехали, — встрепенулся я.

— Вот за той машиной, — пояснил пассажир.

Я вывернул из ряда и увидел в передней машине двух пассажиров. Свет был включен, двигатель работал, но машина стояла на месте, видно, шофер о чем-то договаривался с пассажирами. Наконец тронулись. Я пристроился в хвост.

Машина свернула на Трифоновскую улицу и стала набирать скорость. По номеру автомобиля я определил: из пятого таксомоторного.

— Очень прошу вас не упустить их, — взмолился пассажир.

— Моя машина в отличном состоянии, — успокоил я его.

Пассажир замолчал, а я подумал: «Что же это за человек? И для чего ему нужно гнаться за этой машиной?»

Я стал его рассматривать. Блондин, лет тридцати пяти, одет в темный костюм, белоснежную сорочку с галстуком, поверх костюма — белый летний плащ. У него были очень добрые глаза. Короче говоря, этот человек внушал доверие к себе, и мне захотелось ему во что бы то ни стало помочь. Я вплотную следовал за бегущим впереди автомобилем. Миновали Белорусский вокзал, Сокол, выбрались на Волоколамское шоссе.

Если вы давно водите автомобиль, то всегда сможете определить, кто сидит за рулем впереди идущей машины — мастер или новичок. На преследуемой машине сидел за рулем опытный водитель. Он очень уверенно, я бы даже сказал — красиво вел машину.

После того как проскочили тоннель канала Москва — Волга, я несколько отстал. Но теперь это меня не волновало. Направление было ясное, светофора впереди не предвиделось, и я в любую минуту мог настичь автомобиль. Я снова в зеркальце посмотрел на пассажира. Он о чем-то сосредоточенно думал.

Я начинал догадываться.

— Поезд догоняем? — тихо спросил я пассажира.

— Да, рижский, — промолвил он.

— А где его первая остановка?

— Не знаю.

Больше я его не спрашивал. Гонка продолжалась. В Павшине у переезда преследуемый нами автомобиль остановился, хотя переезд был открыт. Шофер что-то быстро спросил у будочника, а затем дал полный вперед. На почтительном расстоянии мы последовали за ним.

Проехали Истру, приблизились к Новому Иерусалиму. Передняя машина снижает скорость, берет с шоссе влево и подруливает на станционную площадку.

— Стойте! Туда не надо, — шепнул мне мой пассажир.

Я встал на шоссе, потушив огни фар.

Из-за изгороди мы видели, как пассажиры из машины вышли и направились к вокзалу, водитель последовал за ними, неся в руках два чемодана.

Прошло не более трех минут, шофер вернулся, сел в машину. Мой пассажир подбежал к нему. Я тоже подошел к машине. И каково же было мое удивление, когда за рулем я увидел старого таксиста, моего приятеля Николая Михайловича Захарова.

— Товарищ водитель, скажите, пожалуйста, о чем говорили ваши пассажиры?

— Они очень тихо разговаривали, но зато громко целовались, — пошутил Захаров.

— Скажите, вы поезд догоняли? — опять спросил пассажир.

— Да, скорый, Москва — Рига, он будет через семнадцать минут здесь.

— Спасибо, — поблагодарил водителя мой пассажир. — Подъезжайте к вокзалу, — крикнул он мне и бегом бросился к станции.

Я сел в машину, обогнал его, и мы вместе вбежали в станционный вестибюль. Но там… никого не оказалось. Вторая дверь выходила на платформу. Вышли туда.

Луна залила серебристым светом железнодорожную платформу. На перроне было пять-шесть человек, не больше, если не считать парочку, которая сидела на лавочке, тесно прижавшись друг к другу.

Дальше я был свидетелем такой сцены. Мой пассажир подскочил к парочке, схватил женщину за руку, та от неожиданности вскрикнула.

— И это ты считаешь красиво? Так обманывать!

— Костя! Послушай, дай объяснить, — пробормотала женщина. — Я просто не хотела тебя расстраивать. Антонине Петровне врачи посоветовали ехать на юг, вот она и поменялась путевками с Аркадием Семеновичем. Я тебе об этом ничего не сказала, решила, ты подумаешь что-нибудь нехорошее и будешь зря волноваться.

— Хватит с меня. Твоя Антонина Петровна сводница!

Аркадий Семенович стоял молча, он не проронил ни одного слова.

Наступила минута общего молчания. В это время послышался стук приближающегося поезда.

— Поехали, шофер! — крикнул мне пассажир. — В Москву, Трубниковский переулок.

…Минут пять мы ехали молча, потом Константин все же не выдержал. Человеку надо было облегчить душу, рассказать кому-нибудь, что его терзает.

— Видите ли, — заговорил он, — я очень много работаю, домой прихожу поздно.

Он заметно нервничал, перескакивал с одного на другое, рассказ получался несвязным.

— Женился я шесть лет тому назад, сейчас уже сыну пять лет. Жена моя, как вышла замуж, перестала работать: родился ребенок, нужен был уход. А вот уже год исполнился, как она вновь поступила на работу, а с сыном прекрасно справляется бабушка — моя мать. Аркадий Семенович — директор учреждения, где ныне работает моя жена. Человек семейный, имеет двоих детей. Антонина Петровна, о которой шел разговор на платформе, его заместитель — сводня, живет одна, с дочкой. Я ее ненавижу, а жене она очень нравится, это ее самая лучшая подруга. Я все время занят, а жена с этой Антониной то в театр, то в концерт. Развлекаются. Жена удивительно быстро «росла»: ее назначили начальником отдела, хотя образование у нее незаконченное среднее. Потом я заметил, что она стала частенько приносить домой подарки. То роскошный букет цветов, то парфюмерию или какую-нибудь носильную вещь. Спрашиваю: купила? Да, говорит, купила, премию получила. Потом премии стали очень частыми.

Я должен был закончить одну важную работу, поэтому в отпуск пойти не мог. А жене и Антонине дали путевки в дом отдыха на Рижское взморье.

Ну, думаю, пускай едут, отдыхать обязательно нужно. Сегодня, как нарочно, у нас партсобрание. Обсуждались очень важные вопросы, так что проводить жену не мог, попрощался с ней утром. Но так случилось, что собрание закончилось раньше. До отхода поезда осталось двадцать пять минут. Беру такси, за семь минут до отхода поезда прикатил сюда. Номер вагона я забыл спросить, а она мне не сказала его. Так походил вдоль всего состава, но ни жены, ни ее спутницы не увидел. Поезд отошел. Выхожу в раздумье на площадь, вдруг вижу — бегут к такси двое: жена моя и мужчина какой-то. Я смекнул, в чем дело — на поезд опоздали. Вот тут-то я и решил устроить за ними погоню. Не правда ли, со стороны смешно. Прямо как в американском кинофильме получилось. Но что же мне делать? Я должен был узнать правду, всю правду.

Он немного помолчал.

— Узнал правду. От этого мне легче не стало. Что мне теперь делать, не знаю. У нас ведь сын Андрейка — крепыш. А потом, самое главное, ведь я ее люблю.

Мы приехали в Москву. Я доставил пассажира к дому, молча распрощались. Здесь словами делу не поможешь.

1957 год

Кутузовский проспект — ныне красивейшая, широкая магистраль столицы. На месте бывших Луговых переулков, в домах которых обитали когда-то дорогомиловские извозчики, сейчас стоят многоэтажные жилые дома. На той стороне проспекта, которая выходит к Москве-реке, стройный ряд новых корпусов, завершающийся высотной гостиницей «Украина». С окончанием строительства Новоарбатского моста (ныне имени Калинина) открылось сквозное движение по Кутузовскому проспекту.

Вот в эти-то самые дни я и познакомился с очень интересным гостем Москвы.

Гость из Франции

Раннее утро. Московские улицы еще пустынны. И лишь этот чудак человек, высокий, курчавый, с перекинутым через плечо плащом, встал ни свет ни заря и шагает прямо по мостовой, насвистывая какой-то веселенький мотивчик. Должно быть, у него очень радостно на душе.

Подъезжаю к нему. Вижу — иностранец.

— Доброе утро, — говорю. — Не хотите ли поехать, посмотреть Москву?

— Очень хошю, — отвечает веселый иностранец и быстро садится в машину рядом со мной.

Я прежде всего показал ему центр города. Ехали медленно, около интересных памятников и зданий останавливались. Иностранец то удивлялся, и тогда глаза его делались огромными, то улыбался, улыбка у него хорошая, открытая.

Из центра наш путь пролег в солнечный Юго-запад.

Иностранец увидел строй больших светлых домов-дворцов.

— У-у! — вырвалось у него.

С помощью жестов и нескольких слов, выхваченных из словаря, мы объяснились. Иностранец спрашивал:

— Должно быть, в этих домах живет советская знать, богатые люди?

Я рассмеялся и подвез к одному из домов. Из парадного выскочили девушки-школьницы.

— Девочки, кто ваши родители, кем они работают? — спросил я у них.

И они дружно ответили:

— Наши родители рабочие завода «Красный пролетарий».

Я как умел перевел иностранцу, он явно не поверил. Тогда мы с ним зашли в одну, в другую квартиру. Чужеземцу представлялись самые простые труженики столицы, одни спешили на стройку, другие — в школу, третьи — в институт. Лед недоверия растаял.

Мы с иностранцем побывали в музыкальной школе, где учились ребята игре на различных инструментах. В заключение прогулки я подвез моего пассажира к новому зданию МГУ на Ленинских горах. Нам разрешили подняться на балкон двадцать четвертого этажа, и оттуда с самой высшей точки мы обозревали город.

Я не был ни в одном из крупных городов мира, ни в Париже, ни в Лондоне, ни в Риме, и о них мог судить только по книгам и кинофильмам. И все же я уверен: красивее моей столицы нет города на свете. Я не поэт и не писатель, но родную Москву сейчас сравнил бы с распускающейся розой, красивой и благоуханной, которая с каждым днем становится все пышнее и краше.

Эти свои мысли я как мог передал иностранцу. Наверное, он не все понял, но главное до него дошло. Во всяком случае, о Москве и москвичах у него осталось самое приятное впечатление.

Распрощались мы друзьями. Он достал из кармана фото и сделал на нем такую надпись по-русски: «Фанфан любит Евгения москвича». И поставил свою подпись. Уже позже в парке я узнал от товарищей, что возил по Москве знаменитого французского киноактера Жерара Филиппа.

Потом мы с женой не пропускали ни одного фильма с его участием. Мы были по-настоящему влюблены в этого славного парня. И как же мы опечалились, когда узнали из газет, что этот артист умер в расцвете сил.

1958 год

Под вновь выстроенным Новоарбатским мостом открылся седьмой по счету и четвертый по названию таксомоторный парк. В этом же году из парка такси ушел последний автомобиль ЗИС-110. На улицах города появился первый автомобиль-такси «Волга». В первый таксомоторный поступило несколько таких машин. Двигатель на них с «Победы», но форма кузова совершенно иная.

Первые «Волги» были выкрашены в черный цвет, а позднее стали поступать разноцветные машины, которые ходят до сегодняшнего дня. Это быстроходные, выносливые автомобили. Эксплуатация их в такси вполне себя оправдала, чего нельзя сказать о ЗИСах и ЗИМах. Первые пожирали очень много бензина, а вторые имели плохую тормозную систему.

В этом году у меня была одна любопытная встреча.

Знакомая улыбка

Ночь выдалась ясная, звездная. И работалось в это время как-то хорошо, радостно. А тут еще на площади Революции и пассажир попался хороший — военный летчик.

— Выручайте, товарищ, — взмолился он, — опаздываю, до отлета ровно час. Задача понятна? — сказал и улыбнулся.

— Ну что ж, садитесь. Придется выручить, коли задание важное.

И мы поехали. Ночные улицы Москвы были пустынны, и мы ехали по ним довольно быстро. Моему пассажиру такая скорость была по душе. Он откинулся на спинку сиденья и что-то тихо напевал. Потом спросил у меня про детей. Когда узнал, что у меня двое, обрадовался:

— Дети, это очень хорошо. Они и женщины украшают жизнь, — вдруг многозначительно заявил летчик.

Про свою жену этот «философ» ничего не сказал, но в зеркало я увидел, как улыбка у него стала шире и светлее. «Значит, крепко он ее любит», — подумал я.

Потом мы заговорили о Москве, о ее бурном росте. Летчик хорошо знал столицу. Мы ехали по новым улицам.

— Ведь всего два-три года назад здесь было поле, — удивился летчик, рассматривая выстроившиеся в длинную шеренгу новые дома.

Летчик очень внимательно смотрел на город, словно он хотел навечно запечатлеть в памяти облик любимой столицы.

На аэродром мы прибыли за пять минут до отлета воздушного корабля.

Летчик расплатился со мной.

— Спасибо, выручили, — он крепко пожал руку и на прощанье подарил приятную, обаятельную улыбку.

…Я не помню, сколько прошло времени после этой ночной встречи, только в один из солнечных дней мир потрясло огромной важности событие.

Советский человек — в космосе!

Во всех газетах был помещен портрет космонавта. Я купил газету, быстро развернул ее, ведь так хотелось посмотреть на этого смелого, мужественного человека. Развернул и ахнул: с газетного листа на меня смотрел тот самый летчик, которого я доставлял на аэродром ночным рейсом, та же обворожительная улыбка и светлые, радостные глаза.

«Это был он, нет никакого сомнения», — подумал я.

В вагоне поезда

Когда разговор заходит о таксистах, то, естественно, я весь — внимание.

Как-то я возвращался из отпуска с Украины. Поезд Одесса — Москва приближался к столице. В нашем купе ехала старушка с внучкой, девочкой лет пяти, которая все расспрашивала:

— Бабушка, где Москва, скоро будет Кремль?

Напротив сидела молодая женщина, со вкусом одетая, в золотом пенсне. Она обложилась множеством журналов, газет, разговаривала мало, больше слушала, изредка вставляя свое слово. И наконец, была еще молодая пара с грудным ребенком, который всю ночь плакал. Мужчина всю дорогу развлекал нас разговорами. Жена, наоборот, молчала и с восторгом смотрела на супруга, должно быть, думая про себя: «Какой он у меня умный, как много знает». А на мой взгляд, этот молодой человек был просто болтун, нахватался верхушек.

Когда поезд подходил к Москве, в вагоне началась обычная суматоха. Теперь старушка, которая уже давным-давно собрала все вещи, спрашивала внучку:

— Танечка, подумай хорошенько, мы ничего с тобой не забыли уложить?

Женщина в пенсне аккуратно собрала журналы, туалетные принадлежности и занялась подкрашиванием губ.

Молодой муж метался по купе как в лихорадке: нервно затягивал ремнями свои чемоданы, ни с того ни с сего ругал жену. Казалось, что он чего-то боится. Вдруг он обратился к старушке:

— Бабушка, вам, кажется, на Ленинградский вокзал, а нам на Казанский. Давайте возьмем такси вместе. Это будет дешевле, а то, говорят, московские таксисты здорово обдирают.

Вступила в разговор женщина в пенсне:

— Глупости! Я несколько раз в год езжу в Москву, всегда пользуюсь такси, и меня никто еще не ободрал. Приезжайте к нам в Одессу. Уж там наверняка вас так обдерут, не успеете ахнуть.

Я слушал и думал: «Откуда только такие разговоры появляются. Откуда?»

И тут я вспомнил Сергея Михайловича Полканова. Розовощекий, добродушный человек лет под пятьдесят. Он проработал водителем такси тридцать два года, проделав за это время по дорогам столицы путь, равный двум миллионам километров.

Наш миллионер настоящий «господин такси», он очень культурный и общительный человек. Кроме газет, которые он покупает по утрам, у него всегда в запасе книга.

О своей профессии Сергей Михайлович отзывается тепло, с любовью:

— Я свою работу люблю. Кем только за день не перебываешь. Рано утром доставляешь опаздывающих на работу — значит, ты их друг и «выручала». А то возишь по городу гостей — тогда ты экскурсовод и гид. Тут тебе все карты в руки, покажи любимый город в самом лучшем виде. Случись несчастье — ты «брат милосердия».

Тысячи и тысячи людей проходят перед тобой. О тысячах радостей и горестях ты узнаешь. Приехал человек из-за рубежа, первые впечатления он выкладывает тебе — шоферу. Так что лично для меня такси стало «университетом на колесах». Отличное «образование» получаю я каждый день.

Я всегда внимательно слушал Сергея Михайловича и думал о том, как порой несправедливо, плохо отзываются о таксистах, этих незаметных тружениках.

«Таксисты — грубияны», «таксист — человек, для которого копейка — все», — часто можно услышать нелестные отзывы. В семье, конечно, не без урода. И среди таксистов можно встретить грубиянов и невежд. Но в основном это благородные, душевные, общительные люди. Они честно и добросовестно выполняют свой служебный и общественный долг.