Шкала настроения Зиновия Сергеевича Градова проползла ниже красной отметки и угодила в чёрный сектор. Последний раз такое случалось семнадцать лет назад, когда Зиновий зазевался за рулём своей «таврии» и насмерть сбил старуху. Да, несчастная была и без того больна, стара, дряхла и вряд ли протянула бы больше полугода, но всё же… Ускорить естественный процесс смерти другого человека — не очень-то и хороший поступок…

Зиновию Сергеевичу тогда повезло. Во-первых, ему попался талантливый адвокат. Во-вторых, вы получаете бесплатный байган, если настроение в чёрном секторе. Пусть самый простой, без излишеств, но и этого вполне достаточно. Всё время с момента аварии и до третьего месяца в исправительной колонии, Зиновий Сергеевич мог не отказывать себе в удовольствии и надевать «маску счастья» столько раз, сколько позволяло здоровье. А здоровье у него тогда было ещё крепким, как у быка. Единственный минус — при чёрном секторе жизни особо не порадуешься. Байган в этом случае — лекарство для уязвлённой души, не более.

Ну, признаться, был ещё один минус: год исправительной колонии. Хотя это лучше чем высшая мера наказания, о которой ходатайствовало обвинение в лице прокурора. И кто знает, чем весь этот сыр-бор закончился бы, не попадись Зиновию Сергеевичу хороший адвокат. К сожалению, Зиновий уже забыл, как его зовут… Адвокат свёл всё к несчастному случаю, неблагоприятному стечению обстоятельств. И вместо того, чтобы на радость зевакам быть сожжённым в чане с кислотой на центральной площади, Градов был депортирован на исправительные работы в одну из сибирских колоний.

Там-то он и получил кличку «Зина»…

Нет, в колонии объектом сексуального насилия Зиновий, как сам утверждает, никогда не становился. Кличку ему придумал один шутник, уж очень потешавшийся над именем «Зиновий». Самого шутника звали Эммануэль Жак. Он любил шутить над всеми — над кем это было позволительно, и над кем это было вредно для здоровья. За свои шутки Жак частенько получал по роже, иногда по печени или почкам, бывало и по яйцам сапогом отхватывал. Даже миролюбивый Зиновий Сергеевич иногда не сдерживал себя и давал волю кулакам. Но Эммануэль всё не переставал шутить. И чем сильнее его били, тем злее становились его шутки.

Всё бы ничего, да вот как-то раз язвительный шут Эммануэль Жак не поднялся со своей шконки во время утреннего построения. Надзиратель пнул его и тут же отпрянул, увидев у вывалившегося из-под одеяла Жака второй рот под подбородком. Кто-то очень умело и качественно вскрыл шуту горло. А главное, бесшумно, ведь даже ссученные ничего не услышали ночью. И если учесть, что металлические предметы: будь-то ложки, вилки, вилколожки, ножи, сварочные электроды, отвёртки, крышки от бабушкиного варенья, да хоть грёбаные пилочки для ногтей — категорически запрещались в колонии, то это лишний раз доказывало мастерство убийцы. Наверняка он сделал зло, заточив о камень украденную из столовой деревянную ложку.

Такое себе ночное возмездие над злым болтуном…

В общем, шкала настроения Зиновия Сергеевича Градова упала ниже красной полоски и угодила в чёрный сектор. И виной этому нерадивый Альберт Зарецкий, поскользнувшийся на белой ладье Градова и скончавшийся в больнице на следующий день.

Самое обидное (если не брать в расчёт смерти друга) то, что не у одного из сидящих за столом стариков, и даже не у виновников случившегося — Толяна и Сержа — шкала настроения не упала ниже красной полоски. А у флегматичного Петровича, любителя просидеть целый вечер с друзьями и не проронить и слова, она вообще в жёлтом секторе осталась, будь он неладен!

Разумеется, к работе Зиновия не допустили. Это плохо, поскольку «кто не работает — тот не ест». За простой деньги никому не платят.

Точно так же Градова не пустили на похороны Альберта, поскольку с настроением в чёрном секторе вообще никуда не пускают. Нет, родственников ещё пускают, поскольку обычно у них настроение редко выше чёрного сектора поднимается в таких ситуациях. Но если ты не родственник усопшего — иди гуляй, выбивай себе бесплатную порцию байгана и не возвращайся, пока стрелка не окажется минимум в красном секторе.

Поникший, удручённый, измученный бессонницей, Зиновий побрёл к ближайшему «магазину радости». Розовая дверь в форме неестественно вытянутой улыбки, три жирные чёрные буквы «ФБР» на верхней губе, забитая соблазнительным товаром витрина и продавец полукровка. Таких ребят на Земле называют чупакабрами. Злая ирония заключается в том, что мексиканский чупакабра — вампир, пьющий кровь рогатого скота, а иногда и людей — никак не похож на полукровок, которые есть не что иное, как результат порочной связи дагонцев и людей. Неизвестно, какой шутник дал им такое название, но несмотря на все противоречия и некоторый душок расизма, название великолепно прижилось. Худосочные гуманоиды с землистой кожей, непропорционально раздутыми животами и плоскими лицами с узкими прорезями крохотных свиных глаз — вот кто такие полукровки, прозванные в народе «чупакабры».

Было время дневной работы, и магазин пустовал. По сути, в часы общего рабочего времени «магазины радости» можно без зазрения совести закрывать. Прийти за очередной порцией байгана могли лишь крайне немногочисленные покупатели — те, кто работал во вторую смену либо такие вот «жертвы своих эмоций», как Градов. Вне всяких земных законов торговли, каждый магазин по продаже байгана работал двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. И частенько бывало так, что месяцами постоянные покупатели видели всё одного и того же продавца, лишь изредка прячущегося в подсобке на обеденный перерыв…

Не размениваясь на пустые разговоры, Зиновий показал чупакабре левое запястье, в кожу которого был вшит индикатор настроения. Продавец покачал головой, причмокнул раздвоенным на кончике языком, что, по всей видимости, означало сочувствие. Но одного сочувствия мало, ведь всё нужно делать по правилам, по протоколу. Он жестом попросил Зиновия присесть за газетным столиком, усеянным рекламными буклетами и пробниками новейших разновидностей байгана.

Старик противиться не стал, покорно плюхнулся в мягкое кожаное кресло и принялся ждать. Пробники в крохотных нюхательных ампулах так и зазывали срезать им горлышки блестевшим в свете люминесцентных ламп ножом и вдохнуть божественный газ радости, счастья, удовольствия, волшебства… Но старый тёртый калач Зиновий Сергеевич прекрасно знал: вздумай он протянуть руку хоть к одному пробнику, как придётся покупать целую «маску счастья». Умный прекрасно знает, что лишь раз попробовав неполную норму байгана — ты не успокоишься, пока не догонишься. А новые разновидности байгана, так мило выставленные на пробу, стоят столько, что Зиновию придётся ещё год-другой кредит выплачивать…

Нет, пусть слабовольные простачки зарятся на байган «Розовая страсть» или «Небесный огонь». Градову вполне достаточно бюджетного варианта «Пряная ночь»… Да, эффект не такой острый и без «излишеств», но смысл всё тот же. Так зачем же платить больше? Да и вообще, сейчас нечего впадать в раздумья: нужно выбить бесплатную порцию у этого хитроглазого чупакабры.

Словно учуяв мысли клиента, продавец вынул из подсобки кипу бумаг, которую и водворил на письменный столик, случайно задев ампулу с «Розовой страстью». К счастью полукровки, ампула не разбилась, звонко приземлившись на дощатый пол. Он бережно поднял её и поставил на место. Виновато кивнул, получив от Зиновия Сергеевича замечание, мол, бумажек наприносил, а ручку запамятовал. В качестве расплаты за свой промах, чупакабра принёс Градову стакан с дюжиной ручек, а сам после этого стал у кассового аппарата и… замер, что ли? Да нет, не то чтобы замер. Он дышал, иногда чесал бородавку на левом ухе, но не больше. Просто стоял, флегматично глядя в одну точку на стене. И стоял он так всё время, пока Зиновий заполнял тонны бланков, форм, тестов и тому подобной бюрократической дерьмовщины.

Градов всегда настороженно относился к чупакабрам. Он частенько называл этих созданий «люди не от Бога». Они в первую очередь ассоциировались у него с ненавистной ему бюрократией.

Ну скажите на милость, зачем кому-то знать о том, во сколько лет Зиновий лишился девственности, что ощущал при потере близких людей, сколько лет он состоит в профсоюзе и состоит ли в нём вообще, испытывает ли он какие-либо проявления сексуального влечения к представителям своего пола и прочую чушь?!! Какой больной человек или дагонец хочет знать о том, сколько раз в день Зиновий ходит в туалет? Кому это вообще надо? Не говоря уже о номерах всевозможных страховок, соцпакетов, идентификационных кодов на имплантаты…

Зиновий заполнял бумаги часа два, если не все три. При этом он исписал две ручки и поломал от злости ещё четыре. Вдобавок пришлось ждать около часа, пока продавец проверит бумаги. К непомерному удивлению полукровки, всё было заполнено правильно. Вздохнув с астматическим присвистом, чупакабра выдал Зиновию «маску счастья» — круглую прозрачную ёмкость с двумя плавающими загнутыми трубочками с закупоренными крышкой отверстиями. На выпуклой поверхности маски гордо красовалась белая наклейка с надписью коричневыми буквами «Пряная ночь».

Градов принял причитающийся ему по закону подарок нехотя, как принимают обязательное для употребления горькое лекарство, но точно не как предмет воодушевления, радости, счастья… И не мудрено, когда стрелка настроения находится в чёрном секторе… Да, тогда ничто не может обрадовать, даже внеочередная порция байгана…

Обычно Зиновий вдыхал «маски счастья» у себя дома, после работы. В молодости он любил принимать их вместе с женой. Под байгановым опьянением у них бывал незабываемый секс. Такой, что прогулка по радуге и ночь в алмазах — становились не просто словами… Но старению подвержены все, а замедлить его ход способен только «Вдох императора Ши» — разновидность байгана, которую не каждый олигарх себе позволить может.

После наступления климакса Лиза потеряла к мужу сексуальный интерес. Да и сам Зиновий всё реже испытывал утреннюю эрекцию. Поначалу он пытался заводить любовниц, чтобы продолжать ощущать себя мужчиной, но это лишь напоминало ему о неумолимом старении: короткое воодушевление, а потом длительный упадок настроения. Изменяя Лизе, женщине, с которой прожил большую часть жизни, Зиновий чувствовал себя чудовищно. Попытки вернуть её интерес в постели ни к чему не приводили. Это ранило самолюбие Градова, но поиски любовниц ранили самолюбие ещё больше. Со временем он бросил и это занятие. Не то чтобы он лишился интереса к женщинам или возможности этот интерес реализовывать… просто настроения в последние годы никакого не было. Одно развлечение после работы — играть в шахматы с друзьями и каждый субботний вечер в одиночестве вставлять трубки байгана в нос.

Пожалуй, и всё.

Сейчас Зиновий решил разок изменить традициям: употребить байган вне стен родной хрущёвки. Улицы были пустынны. Работоспособные граждане выполняли свой общественный долг. Способные обучаться дети, подростки и юноши грызли свой гранитный монолит науки. Круглый раненный зверь солнца подползал к закату, забрызгивая кислотные тучи кровью. Асфальт под ногами был почти целым, лишь иногда встречались выбоины и растущая из трещин полынь и прочая трава. В лучах заката кружили вороны. Их карканье монотонно-отвращающим эхом разносилось по округе. Если бы у этого карканья был цвет, то он оказался бы смолянисто чёрным, как раз в тон шкале настроения Градова.

На душе кошки скребутся — так говорят в народе, когда уж очень всё плачевно.

Зиновий Сергеевич не чувствовал ни одной скребущейся кошки внутри. Он чувствовал, что его душа — это те кислотные тучи, нависшие над городом Н. Заходящее солнце — это годы, которые ушли незаметно, оставив после себя дряхлую, изъеденную бороздами морщин старуху старость. А вороны — это те мысли, те подлые, дрянные мысли, эмоции, переживания… в общем всё то, что уже который год бередит душу. Нет, на душе не скребутся кошки. Нечего скрести. На душе каркают вороны. Монотонно. Уныло. Безапелляционно и цинично. Безвозвратно жестоко.

На душе каркают вороны…

Вороны, мать их!

А вот и «Парк Победы». От него осталось только гордое название. Проржавевшие до дыр прутья забора, громадные трещины, ямы, обнажившаяся арматура в железобетонных надломах. Выгоревшие после летнего пожара деревья, выступающие обугленными трупами из земли. И сорняки, заполонившие всё.

Зиновий Сергеевич Градов выбрал узенькую тропинку, натоптанную нечастыми посетителями парка. По ней он добрался до первой попавшейся на пути скамейки. Ну, назвать скамейкой можно лишь условно то бетонное основание с обломком доски. Да ещё и поросшее плющом.

Старик расчистил себе место и присел на угол доски. Всё это время он держал в правой руке байган.

— Ещё недолго всё это терпеть, ещё недолго… — прошептал он, и подобно столпу яркого света, прорвавшемуся сквозь грозовую тучу, Зиновия захлестнули мысли о том, что пенсии ждать ему осталось чуть меньше месяца. И тогда он сможет получать байган столько, сколько его душе заблагорассудится. И тогда он не будет вкалывать на засевшей в печёнке неблагодарной работе педагога. И тогда он не будет каждый день видеть старческое лицо охладевшей к нему Лизы. И тогда-то жизнь наладится!

Не такое уж и дерьмо, эта жизнь…

— За тебя, Альберт Зарецкий, — тяжело вздохнул Градов. — Видит Бог, я не виноват в твоей смерти.

Он сорвал пломбу с круглой прозрачной ёмкости, на которой коричневела надпись «Пряная ночь», настроил плавающие трубочки под размер и резко воткнул их в ноздри. Глубоко воткнул. Так, чтобы заслезились глаза.

Вдохнул полной грудью.

Маленький прицепной вагончик отстегнулся от общего состава.

Металлические колёса застучали по колее облегчения и свободы…

*****

— Совершеннолетие приходит с половым созреванием. У женщин оно наступает на несколько лет раньше, чем у мужчин. А следом за ним появляется и социальная ответственность. За каждый поступок теперь приходится держать ответ, и родители больше не могут взять на себя вину, если этот поступок плох…

Ранняя система, определяющая совершеннолетие по возрастной градации, варварски несовершенна. Человек был ограждён от реального мира колпаком возрастного порога до 18 лет (в некоторых странах эта цифра вопиюще доходила до 21 года). И это при том, что любой человеческий организм уникален!

Но эти времена давно в прошлом. Каждый вступает…

Света окончательно потеряла нить лекции. А если нет нити, ведущей к пониманию материала, то зачем разбирать тонны слов, под которыми эта несчастная нить безвозвратно погребена? Уж лучше подумать о нём. О Говарде…

Да, Говард грубый и неотёсанный. А ещё он считает Свету глупой малолеткой и делает вид, что не замечает её чувств. Дурачок этакий! Не воспринимает её всерьёз. А ведь Светке уже скоро шестнадцать лет!!! В шестнадцать её мама была второй раз беременна. Первый раз, как Света недавно выяснила из маминого дневника, не совсем удался — на седьмом месяце случился выкидыш. Мог родиться мальчик. И тогда у Светки был бы старший братик, который уж точно не давал бы сестричку в обиду! Он бы без проблем объяснил Говарду, что к Светке нужно относиться со всей серьёзностью. А если Говард не поймёт, то Вова объяснит по-мужски… И после этого всё у Светы станет замечательно!

С объяснениями Говарду что почём мог бы справиться и младший братик, не будь Светина мама такой эгоисткой, решившей после рождения дочери остановиться. Ей и одного ребёнка хватало. В принципе, не так это и эгоистично. Просто мать-одиночка всё взвесила и решила не заводить второго ребёнка. А может, и не было с кем это сделать — разве что в банк спермы сходить, но кто знает, какие там доноры…

Об отце Света ничего не знала. И даже в мамином тайном дневнике, который доця отыскала в груде макулатуры, годами скапливавшейся в кладовой, об отце никаких упоминаний не было. Вернее они когда-то были, как догадывалась дочурка, но давно канули в лету. Те места в дневнике, в которых предположительно упоминался отец, были вырезаны, либо замазаны густым слоем штриха. Порой недоставало целых страниц…

Под штрихом разобрать хоть что-нибудь оказалось неблагодарной задачей. Просвечивание листов настольной лампой не принесло результатов. Прощупывание с обратной стороны — глупая затея. Света даже пошла на отчаянный шаг — принялась лезвием сдирать белую засохшую краску, скрывающую от девушки вторую половину головоломки её происхождения. Было два результата неудачного эксперимента. Первый представлял собой две размытые каракули, чем-то отдалённо похожие на буквы «В» и «о». Второй, очень нехороший побочный результат — вероятность разоблачения. Света брала дневник лишь когда мать уходила работать в ночную смену. И возвращала под навал макулатуры до появления Виктории. Дневник казался заброшенным, записи в нём не обновлялись двенадцать с хвостиком лет, но это ведь не помешает хозяйке время от времени просматривать его, испытывая мучительную досаду за время, которое можно было прожить иначе? Время, которое уже не вернуть…

Каракули тесно жались друг к дружке, первая была чуть больше второй, что давало Свете все основания считать их буквами имени. Да, имени, ведь каракули стояли не в начале строки, а посередине. Вероятность начала предложения Светка отбросила сразу, зная манеру матери писать каждое предложение с новой строки. «Во»… Ну чем не Вова? Ну да, конечно же Вова! Уверенности в этом не так много, но отца Светы вполне могли звать Вовой. Так это или нет, вряд ли когда-нибудь будет известно. И если будет, то уж точно не от мамы.

Виктория никогда не показывала, что злится на расспросы дочери об отце. Она реагировала на них по-особенному. Превращалась в немую мамочку, ходящую по квартире как живой мертвец. Порой после одного лишь упоминания об отце Светы, Виктория могла сутками не проронить и слова. Молча готовила еду, молча накрывала на стол, молча мыла посуду, молча стирала бельё, молча развешивала его на балконные верёвки, молча гладила, молча ходила в магазин, молча делала покупки, тыкая пальцем на нужные продукты, молча часами напролёт стояла у трюмо в спальне, глядя на проступающие в уголках глаз и губ морщинки, ненавидя их, замазывая кремом, время от времени расчёсывая можжевеловым гребнем роскошную копну чёрных, как антрацит, волос…

И ни разу. Ни разу! Света не видела, чтобы мать принимала байган во время «молчаливого поста», как прозвала это странное погружение в себя дочурка. Вот стоило Виктории только вернуться из дебрей мыслей, вновь заговорить — как в руке её появлялась «маска счастья». И не одна, как с некоторым зародышем тревоги отмечала дочь.

Со временем Света перестала даже намекать маме на саму возможность существования своего отца. Жаль, не все люди и нелюди на этой грешной Земле знают, что при Виктории Соловьёвой упоминать о её прошлом, особенно о человеке, после которого все мужчины для неё стали если не отвратительны, то перестали существовать как особи, способные скрасить её постельное одиночество…

В последний год количество «молчаливых постов» заметно увеличилось. Самое ужасное, «молчаливый пост» начинался без видимых причин. Света уже начала забывать, как звучит голос матери. Но если бы только голос… Дочь начала забывать истинную суть Виктории. Всё чаще Света сталкивалась лишь с внешней оболочкой матери. И душа в этой оболочке была так глубоко спрятана, что возникали сомнения, а не пуста ли вообще эта оболочка?

Вова. Да, отца, возможно, звали Вова. Но если его — возможно, то не родившегося старшего брата Светы точно так звали!

Он сам ей это сказал…

«ДРЕНЬ-ДРЕНЬ-ДРЕНЬ!!!» — завопил звонок, отсекая занятие, предвещая начало перемены.

— Эй, сонная тетеря, так и будешь здесь сидеть? — сосед по парте потряс Свету за плечо.

— А? Нет, конечно, Саша, чего ты так решил? — ощущение реального мира вернулось со скоростью языка хамелеона, настигающего незадачливого долгоносика.

— Да просто сидела ты, как статуя, вот и решил, — пожал плечами Саша. — Ну, тогда жду тебя во дворе.

Света ещё с минуту сидела, потом принялась собираться. Всех одноклассников как ветром сдуло в школьный двор, и девушка не хотела становиться исключением.

У дверей её окликнул учитель:

— Светлана Соловьёва, вам не понравились занятия?

— Нет, Зиновий Сергеевич, с чего вы взяли? Мне очень понравилось, просто я сейчас себя не совсем хорошо чувствую, у меня эмм… голова болит.

— Свет, я понимаю, что сейчас в твоей голове места для учёбы совсем мало. Возраст такой, что только и думаешь о том, что у парней в штанах болтается.

— Зиновий Сергеевич! — лицо Светы налилось краской.

— Соловьёва, не придуривайся, — Градов достал из нагрудного кармана рубахи платок, вытер пот со лба и вернул платок на место. Украдкой глянул на шкалу настроения — жёлтый сектор. Хорошо… Утром был ещё красный. Занятия всегда повышали ему настроение. — В конце следующей недели ваша параллель проходит тест на совершеннолетие. Поверь моему опыту, практически все девчонки пройдут его положительно. Ты вряд ли станешь исключением — у меня глаз намётан. Из вашего десятого «В» тест не пройдёт разве что Крохина. Ну, под сомнением ещё Ли и Голубченко. Пятьдесят на пятьдесят, я бы сказал.

— Зиновий Сергеевич, зачем вы мне это говорите?

— Такова моя работа. Видишь ли, пройдя этот тест, ты ничем не будешь отличаться от меня в смысле прав и обязанностей. И если раньше твоя мать могла брать на себя вину за твои огрехи, то после теста за все поступки будешь отвечать одна ты. Я весь урок об этом говорил, но ты меня не слушала. А это очень важно. Я не хочу, чтобы ты наломала дров, не зная, что их уже нельзя ломать.

— Я не собиралась ломать никаких дров. Да и раньше не ломала…

— Знаю, Соловьёва, ты у нас хорошая девочка. Ваш класс весь хороший. Не то, что десятый «Г». Там одни кретины и кретинки, уж извини за откровенность. Ладно, не будем о них… Будем о тебе. И о твоей матери. Она забеременела до того, как прошла тест…

Глаза Светы округлились:

— Откуда вы это знаете?!

— Обязанность любого хорошего педагога — знать всё о своих учениках. Вплоть до личных данных, не открытых общему доступу…

Света всё это время стояла у раскрытой двери. Сейчас она сообразила, что этот разговор как раз из тех, которые не должны быть открыты «общему доступу». Она закрыла дверь и подошла к столу учителя, шёпотом спросила:

— И много вы обо мне знаете?

— Достаточно, чтобы быть за тебя в ответе, — тихо ответил Зиновий.

— Вы знаете что-то про моего отца? — не удержалась Света.

Градов ответил только после задумчивой паузы:

— Нет. Я как-то пытался выяснить это у твоей матери, но она просто перестала со мной разговаривать. Такое бывает, когда человек в прошлом испытал очень сильную эмоциональную травму. Так что ты по возможности старайся не бередить прошлое — твоей маме от этого делается очень плохо. И на твоём месте я бы следил за уровнем её настроения…

— Я слежу, — кивнула Света. — Почти всё время в красном секторе. Но насчёт травмы я не уверена. Когда у неё случается «молчаливый пост» — настроение обычно держится в жёлтом уровне. А как-то раз я даже видела стрелочку в зелёном…

— Хм… интересно ты называешь крайнее состояние апатии твоей матери. Но более удивительно про датчик настроения. Наверняка он плохо настроен. Я слышал о таких случаях — вместо того, чтобы попасть в чёрный сектор, стрелка скачет куда ей только заблагорассудится. Так бывает, если неправильно подогнать волновой приём эмоциональных всплесков. Я настоятельно рекомендую твоей матери сходить в сервисный центр и перенастроить датчик настроения.

— Я скажу ей.

«ДРЕНЬ-ДРЕНЬ-ДРЕНЬ!!!» — завопил звонок, отсекая перемену, предвещая начало урока.

— У меня всё равно сейчас окно. Соловьёва, мы немного отвлеклись. Я вёл к тому, что тебе не следует повторять ошибок своей матери… Ну, ты ведь понимаешь о чём я?

Света покраснела, но ничего не ответила.

— Впереди выпускные экзамены. Ты не задумывалась, почему я говорю с тобой, а не с той же Крохиной или Ли? Они середнячки. Сдадут всё на допустимый балл и пойдут себе на завод работать, или швеями, или в первомайский колхоз устроятся, коров и коз доить будут, выйдут замуж по залёту… Но ты, Света, ты не такая. Я редко ошибаюсь в людях. Ты и ещё Зарецкая Лида из десятого «А»… Вы можете сдать экзамены на высший балл. Табель вашей успеваемости на должном уровне. Вы реальные кандидаты на поступление в университет.

— Национальный университет кораблестроения? — Света выпучила глаза от неожиданности.

— Да. Я думаю, тебе не стоит объяснять, какие перспективы откроются для тебя…

— Но достойна ли я? Потяну ли?

— Если перестанешь думать о парнях и больше времени уделишь занятиям, то потянешь. Да, будет трудно, да, многим придётся пожертвовать… Но посмотри вокруг, Света, у тебя есть реальная возможность жить намного лучше, чем мы все. Занимать высокую должность здесь, или, если повезёт, переехать в Киев, а если совсем уж повезёт, так и в Москву…

— Москва… — мечтательно прошептала Света. — Интересно, как там…

— Получше чем у нас, в городе Н, поверь уж мне, — вздохнул Градов.

— Да слышала я… Но и мечтать боялась… — Тут лицо её погрустнело: — Лида. Её отец совсем недавно умер.

— Я знаю! — раздражённо ответил Зиновий Сергеевич. — Мы уже поговорили. Ты свободна. И не забывай о нашем разговоре.

Свету удивил резкий тон последних слов учителя. Но что тут поделать? Он учитель, как хочет — так и разговаривает. Надо спешить, а то урок уже минут семь как идёт. Математичка ругаться будет, стерва старая, как же её все ненавидят!

Хлопнула дверь. Зиновий Сергеевич остался один в аудитории. Вытерев пот со лба, он поглядел на шкалу настроения. Красный сектор.

Быть хорошим педагогом — тяжёлая работа…

Из жизни доблестной милиции 2

Психокинетика — не пустое слово, используемое болтунами для перчинки в социально бесполезных разговорах. Чан Вэй Кун, в отделе по борьбе с особо опасными преступниками получивший кличку Малыш за жилистую худобу и невысокий рост, знал это не понаслышке.

Телепатия — одно из самых на первый взгляд безопасных проявлений психокинетики. Телекинез гораздо опаснее и страшнее. Обладатель такого побочного эффекта мозговой деятельности способен, к примеру, засадить иглу из подушечки вашей жены, склонной к вышиванию, прямо вам в глаз, или ещё куда-нибудь. И поглубже, поглубже…

Телепаты способны отслеживать мысли, подобно посетителю в музее. Вот он переступает ваш порог сознания, бродит по коридорам мыслей, смотрит на экспонаты — некоторые из них скрыты под пуленепробиваемым стеклом, некоторые — лишь ограждены ленточкой и надписью «руками не трогать»… Так вот, подавляющая часть телепатов способна лишь смотреть на экспонаты. Подслушивать ваш шёпот в туалете. Быть молчаливыми соглядатаями ваших снов. Телепаты первой степени, они малоопасны для общества.

Есть телепаты второй степени. Они способны прикасаться к экспонатам вашего мозга минуя надпись «руками не трогать». Их немного. Но в последнее время наблюдается тревожная тенденция увеличения их численности. Они способны звучать в разуме жертвы отдельным голосом. Чем-то вроде параллельного голоса разума или совести. Никогда не обращали внимание на голоса в вашей голове? Все ли они принадлежат вам?.. В этом случае всё зависит от силы воли жертвы и от желания прислушиваться к тому или иному шёпоту в голове.

И третья степень телепатов. Те, кто способен образно говоря «разбить пуленепробиваемое стекло». Их предполагаемая численность не больше нескольких десятков по всему земному шару. Большинство из них достаточно хитры, чтобы маскировать свои способности. Отслеживать их крайне сложная задача. Обладающие третьей степенью телепатии способны частично подчинить волю жертвы, заставляя совершать запрограммированные ими поступки. Единицы обладают силой полностью подчинить человеческий разум на неограниченный промежуток времени. Данные про расстояние, на котором действует их сила, ещё уточняются.

В исключительных случаях наблюдаются одновременные способности телепатии и телекинеза. Что делает задачу поимки такого объекта крайне сложной.

Но выполнимой.

Каждый сотрудник отдела по борьбе с особо опасными преступниками знает, что психокинетические способности открываются лишь после употребления байгана. Эту особенность следует учитывать при поимке нарушителя закона.

Даже грозный, способный превратить твой разум в куриную отбивную, телепат третьей степени без наличия живительного байгана в лёгких — простой, ничем не выдающийся человек из плоти и крови…

«Застрели себя, застрели себя, застрели себя, тупая легавая тварь, застрели себя!» — звенело в голове Малыша.

Телепат второй степени закрылся в ванной комнате. Выходить оттуда он, разумеется, не собирался. Чан был опытным милиционером, со стойкой психикой. Ему часто приходилось слышать чужие голоса в голове и пока ему удавалось с ними справляться. Сегодняшний случай не стал исключением.

От точного, натренированного удара ногой засов со звоном вылетел. Дверь хлопнула, оставив трещины в кафеле. Малыш ворвался в ванную. Загнанный в ловушку преступник взмахнул осколком зеркала, целясь в горло. Чан уклонился и провёл подсечку. Телепат и не понял, как очутился на полу с заломленной за спину рукой. Колено милиционера упиралось ему в шею, придавливая щёку к грязному кафелю.

«Щёлк-щёлк» — сказали наручники за спиной преступника.