Слабые стороны великой Персидской державы обнаружились еще в V в. до н. э. при ее столкновении с греческим миром. Дарий I сделал попытку подчинить себе богатые города Балканской Греции, но потерпел неудачу в сражении при Марафоне в 490 г. С этого времени началась длительная, растянувшаяся почти на пол столетия полоса греко-персидских войн, большей частью неудачных для Персии. А во второй половине IV в. македоняне и греки уже сами перешли в наступление против Персидской державы. Разноплеменные войска последнего Ахеменида, Дария III Кодомана не выдержали ударов намного лучше организованной и обученной армии Александра Македонского. В 330 г. до н. э. царь Дарий III во время своего бегства в Среднюю Азию был убит одним из сатрапов, Бессом, и Александр стал наследником его державы.

Размеры империи Александра Македонского были огромны: от Ионического моря до бассейна Инда, от Ливийской пустыни до Каспийского моря. Но эта колоссальная держава， как и разгромленное Персидское царство, представляла собой насильственное объединение множества стран и народов，которое удерживала только военная сила. Она не могла быть долговечной. Уже через 20 лет после смерти Александра (в 323 г.) произошел ее окончательный распад, и на ее развалинах образовалось несколько самостоятельных государств, которые прибрали к рукам бывшие военачальники и сподвижники Александра. Так, в Египте утвердил свою власть и объявил себя царем Птолемей Лаг, от которого пошла династия лагидов, а в Сирии образовалась монархия другого бывшего полководца Александра， Селевка Никатора, владения которого перво начально простирались от Сирии до Индии. Между преемниками Александра, а затем между их потомками происходили бесконечные войны, каждый старался отнять у другого часть его владений. И маленькая Иудея вновь оказалась зажатой между двумя могущественными соседями: птолемеевским Египтом и селевкидской Сирией и стала постоянным яблоком раздора между ними.

При первых Птолемеях вся Палестина, а также Финикия и даже Южная Сирия оказалась под их властью. Но в начале II в. до н. э. селевкидскому царю Антиоху III удалось отвоевать эти области. А после его смерти к власти над ними пришел его сын Антиох IV Епифан (175–164). При нем в 167 г. до н. э. в Иудее произошло восстание против греко-македонских завоевателей и примкнувшей к ним иудейской господствующей верхушки, светской и жреческой аристократии. Восстание возглавили братья Хасмонеи, из которых особенно выделился Иуда по прозвищу «Маккавей» (точнее «Маккаби» — евр. «молот»). После длительной борьбы и тяжелых потерь восставшим удалось добиться изгнания завоевателей. На некоторое время Иудея добилась относительной независимости при правлении царей-первосвященников из династии Хасмонеев.

Восточный поход Александра Македонского положил начало так называемой эпохе эллинизма в древнем мире. Более развитые по сравнению с восточными формы греческого рабовладельческого строя распространились на обширные области Востока. Происходило активное взаимодействие и взаимовлияние греческих и восточных элементов в хозяйственной, политической и культурной жизни народов, вошедших в состав империи Александра Македонского, а позже — эллинистических монархий. Поскольку правящий слой в них состоял из греков и македонян, а также приближенной к ним части местной знати, эллинистическое влияние коснулось главным образом этой господствующей верхушки местного населения. Среди этих слоев широкое распространение получили греческий язык и обычно поверхностные элементы греческой культуры и религии.

Не избежала эллинизации в этот период также и Иудея. Из разных источников мы знаем, насколько велико было это влияние в Палестине, особенно на социальные верхи иудейского общества. Необходимость бывать при дворах эллинистических монархов, под властью которых оказалась Палестина, вступать в контакты с греческой администрацией, устанавливать торговые связи — все это побуждало иудейскую знать активно усваивать культурные достижения греческого мира. Неудивительно, что в Иерусалиме и в других городах Палестины появились греческие школы и стадионы, в которых иудейская молодежь по примеру греков занималась спортом, и притом, к ужасу ортодоксов, в обнаженном виде. Кстати говоря, из источников мы узнаем, что некоторые из этих гимнастов для того, чтобы поменьше отличаться от эллинов, подвергали себя довольно мучительной операции с целью замаскировать следы «священного завета» — сбрезания. От светской верхушки не отставала и жреческая. Даже первосвященники предпочитали менять свои иудейские имена на греческие: Иошуа на Ясон, Ония на Менелай и т. п. Примечательно, что один из наиболее знаменитых иудейских «книжников» и богословов III в. до н. э. носил также греческое имя Антигон. Человек этот, надо полагать, усвоил от греков не только имя, он был, вероятно, знаком также с греческой религией и философией. Во взглядах этого Антигона из Сохо можно обнаружить нечто общее с учением греческих стоиков, так же как в произведении другого иудейского мудреца того же времени, в Книге Екклесиаста, усматривают влияние философии Эпикура.

Но народными массами эллинизация должна была восприниматься с известной долей враждебности хотя бы уже потому, что она исходила от греческих и своих угнетателей. В оппозицию к эллинистическим тенденциям встала также часть рядового жречества, особенно неиерусалимского, и некоторые ученые «книжники», ревнители Яхве, блюстители и учителя Закона, которые в этот период стали называться «хасидеями» (евр. «благочестивый»).

В начале II в. до н. э. среди верхушки иерусалимского жречества шла ожесточенная борьба за власть и за пост первосвященника — верховного жреца иерусалимского храма Яхве. В конце 70-х гг. его занимал Ония III, неодобрительно относившийся к столь неумеренным проявлениям эллинизации, чем и не замедлили воспользоваться его враги. С помощью клеветы и подкупа они добились от сирийских властей казни Онии III (в 171 г.), после чего власть с помощью сирийцев захватили «отступники от завета». Первосвященником стал соперник Онии Ясон, который в свою очередь был смещен с этого поста Менелаем. Забрав из сокровищницы иерусалимского храма часть золотых священных сосудов, Менелай пожертвовал их на устройство священных игр в честь языческого бога Геракла — Мелькарта Тирского. В это время сирийские власти обложили Иудею тяжелой данью, сбор которой также осуществляли первосвященник и его служители. Царь Антиох IV Епифан решил провести религиозную реформу — учредить во всех своих владениях общегосударственный культ греческого бога Зевса Олимпийского; этот культ должен был слиться с культом самого царя: на монетах, выпущенных при Антиохе IV, чеканилось изображение царя в виде Зевса Олимпийского.

Для Иудеи Антиох вовсе не посчитал нужным делать исключение. В декабре 168 г. в иерусалимском храме, к ужасу и отчаянию ревнителей Яхве, на месте его жертвенника была поставлена статуя Зевса, а жертвоприношения Яхве, праздники, соблюдение субботы и обрезание были запрещены.

Но иудейская религия к этому времени уже приняла черты, которые стали существенно отличать ее от других, политеистических религий древности, — черты монотеизма. В Пятикнижии, которое для иудеев послепленной эпохи стало не только священным писанием, но словом божьим и Торой — Законом Яхве, от имени самого бога категорически предписывалось: «Я Яхве, бог твой… да не будет у тебя других богов… Не делай себе кумира и никакого изображения…» (Исх. 20:2–4). На тех, кто отказывался подчиниться указу Антиоха, власти обрушились с жестокими репрессиями, их подвергали пыткам и казням. В истории Иудеи это был первый случай, когда приверженцы Яхве испытывали столь жестокие преследования за веру. И результатом был сильнейший взрыв фанатизма. Многие иудеи, не желавшие изменить своему богу, бежали в пустыню, предпочитая погибнуть от голода и жажды, чем предать веру отцов. Другие стали собираться в отряды повстанцев, которыми командовал Иуда Маккавей, чтобы с оружием в руках вступить в борьбу против нечестивого царя, против своих угнетателей, иноземных и примкнувших к ним своих «отступников от завета». Были и такие, кто добровольно отдавал себя на пытки и на казнь за веру Яхве. И все же страх и чувство безнадежности должны были проникнуть и в души тех верных, которые уже решились принять ту же судьбу, но не могли примириться с этим.

Такие настроения очень ярко отразились в одном из псалмов, который, по мнению ученых, относится именно к этому времени: «Для чего, боже, отринул нас навсегда? возгорелся гнев твой на овец пажити твоей… Все разрушил враг во святилище… Совсем осквернили жилище имени твоего… сожгли все места собраний божиих на земле. Знамений наших мы не видим, нет уже пророка, и нет с нами, кто знал бы, доколе это будет. Доколе, боже, будет поносить враг? вечно ли будет хулить противник имя твое?» (Пс. 73:1 —10). Гонимые за веру в отчаянье смотрели вокруг. Где спасение? Кто укажет выход? Кто знает, что будет с ними и с верой Яхве?

И «знающие» нашлись. Мы уже упомянули выше о тех, кого в эти годы стали называть «хасидеями» — «благочестивыми». В Маккавеевском восстании хасидеи приняли лишь незначительное участие. Главным их лозунгом была не борьба, а беспредельная преданность Яхве, безграничная стойкость в вере, несмотря ни на что, и терпение. Хасидеи всячески старались внушить народу веру в то, что спасение не только возможно, но и близко. Придет оно не от отрядов Иуды Маккавея, а от руки самого Яхве. Яхве обязательно вступится за свою поруганную веру, за оскверненный храм. Он не замедлит обрушить свой гнев на нечестивого и надменного царя, на всех его клевретов и отступников от истинной веры. А устоявшие получат награду за свою стойкость и перенесенные муки.

Но тысячи людей уже приняли смерть за веру Яхве, а сколько еще готовило себя к этой участи! В подобных условиях перед всей массой верующих неизбежно должен был встать мучительный вопрос: справедливо ли, что эти жертвы останутся невознагражденными? Массовое религиозное сознание не могло примириться с этой вопиющей несправедливостью. Пострадавшие за Яхве, если они не были вознаграждены богом при жизни, должны обрести свою награду, пусть это будет даже после смерти!

Рано или поздно иудейское богословие должно было откликнуться на этот запрос массового религиозного сознания. И оно действительно откликнулось. Параллельно с прославлением страдания в идеологии иудаизма сложился новый элемент — учение о воскресении мертвых и загробном воздаянии.

Когда и как это произошло? Как известно, древнееврейской религии эти идеи были чужды. Вспомним, как представляли себе смерть Иов и его друзья: ни один из них не высказал предположения о возможности справедливого воздаяния человеку после его смерти, «на том свете», а автор Книги Екклесиаста уверенно заявил, что «мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния» (9:5). Но есть в Ветхом завете одна-единственная книга, в которой говорится и о воскресении мертвых и о загробном воздаянии, это — Книга Даниила.

Книга Даниила делится на две части: повествовательную и апокалипсическую.

В повествовательной части (первые шесть глав) описываются некоторые события из жизни главного героя книги — Даниила. В апокалипсической — чудесные видения и откровения, которые Даниил имел во сне и наяву и в которых предвещалось скорое наступление конца света и то, что произойдет перед этим.

Если верить написанному в Книге Даниила, то автор ее — Даниил, иудейский мудрец и пророк, живший в VI в. до н. э. в Вавилоне. Он занимал важные посты при дворах нескольких языческих царей, но при этом сохранил глубокое благочестие и веру в Яхве. Поэтому бог открыл ему в ряде видений и откровений все, что должно произойти с его народом и со всем человечеством вплоть до «последнего времени», т. е. до конца света и наступления «царства божия». Такого взгляда на Книгу Даниила всегда придерживалась и придерживается до сих пор официальная теология, как иудейская, так и христианская.

Но еще в древности среди читателей Книги Даниила нашлись и такие, которые увидели в событиях, описанных в книге и будто бы предшествовавших «концу света», историю одного из последних царей династии Селевкидов — Антиоха IV. Греческий философ III в. Порфирий в своем направленном против христиан полемическом трактате «Слово к христианам» высказал догадку, что Книга Даниила была написана во времена гонений на веру Яхве при Антиохе IV и автор ее жил не в VI, а во II в. до н. э. и сам относился к числу преследуемых за иудейскую веру. Этот факт, по существу, признал и один из авторитетнейших отцов церкви Иероним (IV в.). Теперь этого мнения придерживается подавляющее большинство исследователей.

Критический анализ содержания, идей и языка Книги Даниила позволил установить истинное время и обстоятельства ее появления.

В Книге Даниила описан целый ряд событий, причем одни как уже состоявшиеся, другие как имеющие произойти в будущем. Автор книги, если бы он жил и написал свою книгу в VI в. до н. э., должен был, естественно, лучше знать события своего времени, в которых он к тому же сам участвовал. Но как раз в изложении исторических фактов VI в. он допустил поразительные ошибки. Вот несколько примеров.

Автор утверждает, что Навуходоносор занял Иерусалим и увел в плен Иоакима, царя иудейского, «в третий год царствования Иоакима» (Дан. 1:1). Но, по свидетельству Иеремии, который, бесспорно, был современником падения Иудейского царства под ударами Вавилона, в четвертом году правления Иоакима Навуходоносор еще не захватил Иерусалим (Иер. 25 и 26). Иерусалим был захвачен вавилонянами в 597 г., уже после смерти Иоакима, и в плен был уведен не Иоаким, а его сын, Иехония (4 Цар. 24:6, 12).

Книга Даниила упоминает только о двух царях Вавилона, Навуходоносоре и Валтасаре, которого автор считает сыном Навуходоносора и последним вавилонским царем (5:2, 11). Валтасар, если верить автору, правил ряд лет. В ночь пира, описанного в главе 5, Валтасар был убит, и «Дарий мидянин принял царство» (5:31).

Здесь также ряд расхождений с исторической правдой. По данным вавилонских источников, а также древних историков (вавилонянина Бероса и греческих авторов), Валтасар вовсе не был сыном Навуходоносора. После Навуходоносора правил Амель-Мардук (в Ветхом завете — Евилмеродах), о котором упоминается в других книгах Ветхого завета (4 Цар. 25:27–30; Иер. 52:31), а после него еще два царя. Последний вавилонский царь Набонид вообще не принадлежал к царской фамилии, а Валтасар был сыном Набонида, а не Навуходоносора и не был царем.

По Книге Даниила после смерти Валтасара царство его захватил Дарий (5:30–31), «сын Ассуиров из рода мидийского» (9:1). Но данные клинописных табличек и древних авторов свидетельствуют о том, что не Дарий Мидянин, а персидский царь Кир захватил Вавилон в 539 г. Никакого Дария Мидянина история не знает, и само имя Дарий — персидское. Первым персидским царем по имени Дарий был Дарий I, сын Гистаспа, но он правил не до Кира, как утверждает автор Книги Даниила (6:28), а после него и даже после сына Кира, Камбиза (с 521 по 486 г.).

Невозможно представить себе, что такую путаницу мог допустить человек, бывший современником всех этих событий, занимавший самое высокое положение в придворных кругах царей Вавилонии и Персии и, следовательно, наилучшим образом осведомленный о внутренней и внешней политике этих стран.

При рассмотрении тех событий, которые в пророческих частях Книги Даниила описаны как предсказания о будущем, можно также обнаружить ряд ошибок, но показательно, что чем ближе подходит автор ко времени правления Антиоха IV, тем этих ошибок становится все меньше, а описание событий делается все более подробным и точным, совпадая с данными исторических источников. «Пророчества» Даниила вплоть до стиха 39 11-й главы включительно в точности «осуществились». В них в завуалированной форме, но вполне понятно описаны падение Вавилона и переход его под власть персов, разгром Персидской державы Александром Македонским и распад царства после его смерти, войны между Лагидами и Сел ев ки да ми (южными и северными царями) и первые годы правления Антиоха IV. Но далее как бы наступает резкий перелом. В стихах 11:40–43 описывается поход «наглого» и «надменного» северного царя, т. е. Антиоха IV на юг, оккупация им Египта и других «разных» стран, разграбление их сокровищ и увод в плен населения. Но в действительности ничего подобного не произошло. А в стихе 11:45 предсказано, что этот северный царь примет смерть («придет к своему концу») «между морем и горою преславного святилища». Для правоверного иудея горой преславного святилища могла быть только гора Сион, на которой стоял храм Яхве. Значит, Антиоху было напророчено погибнуть где-то в Палестине. Но, как известно из других источников, Антиох IV «пришел к своему концу» совсем при других обстоятельствах и в другом месте: в 164 г. он совершил поход в Иран и на обратном пути заболел и умер. Описанием смерти «презренного царя» Антиоха IV Епифана кончается 11-я глава Книги Даниила. В 12-й главе рисуются уже чисто апокалипсические, религиозно-фантастические картины конца света, воскресения мертвых и т. д.

Конечно, дело не в том, что начиная с 40-го стиха 11-й главы автору Книги Даниила внезапно изменила сила его «пророческого видения». Действительная причина перелома кроется в другом. Автор проявил незаурядную эрудицию относительно тех событий, которые были ему ближе во времени и пространстве, и слабое знание того, что произошло в далеком прошлом и вдали от него. Ясно, что Книга Даниила была написана не в Вавилонии, а в Палестине и не в VI, а во II в. до н. э. Время ее появления можно определить еще точнее: не ранее 15 декабря 168 г., когда, по данным других источников, в иерусалимском храме была установлена статуя (или жертвенник) Зевса («мерзость запустения»), но до 164 г., ибо о гибели Антиоха IV в этом году вдали от Палестины автор Книги Даниила еще не знал и поэтому «напророчил» ее неправильно.

Есть и другие доказательства позднего происхождения Книги Даниила. Лингвистический анализ обнаружил, что книга написана на еврейском и арамейском языках (с 4 стиха 2-й главы до 7-й главы) III–II в. до н. э. В ней имеется ряд заимствований из персидского и греческого языков; так, например, почти все названия музыкальных инструментов в 3-й главе оригинального текста — греческие: «песантерин» (в СП — «гусли»), «катрос» (в СП — «цитра»), «симфония» (в СП оставлено без перевода — «симфония»). Очевидно, что ко времени написания книги евреи уже имели регулярные отношения с греками, что произошло именно в период эллинизма, а не ранее.

Наконец, ряд идей и религиозных обрядов, описанных автором книги, также стали характерными для позднего иудаизма: например, обычай молиться в определенный час три раза в день, обратившись лицом к Иерусалиму (6:10), или ритуальные пищевые предписания (1:8). Но самым веским свидетельством позднего появления Книги Даниила является, пожалуй, то, что в ней, как уже было отмечено, впервые в еврейской религиозной литературе нашла отражение идея о воскресении мертвых и загробном воздаянии.

Можно считать доказанным, что Книга Даниила была написана между 168 и 164 гг. до н. э., в самый разгар гонений на веру Яхве при Антиохе IV Епифане, и что написал ее не выдуманный пророк Даниил в VI в., а какой-то другой человек, живший четырьмя веками позже в Палестине и намеренно скрывший свое имя. Можно даже попытаться представить себе личность этого человека. Многое о нем может рассказать эта книга.

Автор Книги Даниила неоднократно высказывает глубокое сочувствие и симпатию к «чтущим бога», стойким в вере Яхве, несмотря на все преследования и мучения. Но еще больше превозносит он тех, кого называет «вразумителями народа» (евр. «маскилей ам», в СП — «разумные из народа») (11:33), тех, которые были готовы не только сами во имя Яхве пострадать «от меча и огня, от плена и грабежей», но и «вразумляют многих» и «обращают многих к праведности» (11:33). Он утешает их: мучениям их скоро наступит конец, и если они страдают, то это необходимо «для испытания их, очищения и для убеления к последнему времени; ибо есть еще время до срока» (11:35). Зато, предсказывает он, когда наступит воскресение из мертвых, они будут «сиять, как светила на тверди… как звезды, вовеки, навсегда» (12:3).

Автор Книги Даниила, несомненно, и сам был из числа «вразумителей народа». Понятно, что эти люди должны были занять особенно непримиримую позицию по отношению к наступающему язычеству и особенно болезненно переживали полосу религиозных гонений при Антиохе IV Епифане. Они, надо полагать, играли ведущую роль и в партии хасидеев. Из других источников следует, что какая-то часть хасидеев примкнула к восставшим под руководством Иуды Маккавея и под влиянием их фанатической проповеди часть восставших на первых порах даже отказывалась сражаться по субботам, чтобы не нарушить заповеди Яхве. По свидетельству I Книги Маккавеев, эти люди, когда враги стали наступать, «не отвечали им, ни даже камня не бросили на них, ни заградили даже тайных убежищ своих, и сказали: мы все умрем в невинности нашей». И они действительно давали себя изрубить сотнями вместе со своими женами и детьми, пока вожди восстания, собравшись, не приняли специального постановления: всем воевать по субботам.

Но автор Книги Даниила вряд ли сам принимал участие в Маккавеевском восстании. Не от активной борьбы, не от военных действий придет спасение, и «не от человеческой руки» должны погибнуть «наглый царь» и его приспешники, а от вмешательства Яхве и его ангелов. Нужно только проявить терпение и стойкость, и ждать осталось уже совсем недолго: «Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет тысяча двести девяносто дней. Блажен, кто ожидает и достигнет тысячи трехсот тридцати пяти дней» (12:11–12). Неясно, почему в этом месте приведены два разных срока.

Что касается первого срока, тысячи двухсот девяноста дней, то библейская критика уже давно выяснила, как пришел автор Книги Даниила к этому числу. Дело в том, что по еврейскому календарю 1290 дней составляют ровно три с половиной года — половину семилетия, а к семилетиям у автора было особое отношение. Числу семь у многих народов в древности придавалось мистическое значение. Тремя веками ранее пророк Иеремия от имени Яхве объявил, что евреям придется страдать в вавилонском плену ровно семьдесят лет: десять семилетий: «Так говорит Яхве: когда исполнится вам в Вавилоне семьдесят лет, тогда я посещу вас и исполню доброе слово мое о вас, чтобы возвратить вас на место сие» (Иер. 29:10). Это-то число — семьдесят, по-видимому, и натолкнуло автора Книги Даниила на его расчеты о сроках. Сам он об этом рассказывает так: «Я, Даниил, сообразил по книгам число лет, о котором было слово Яхве к Иеремии пророку, что семьдесят лет исполнятся над опустошением Иерусалима». Далее Даниил обращается к богу с длинной молитвой (которую большинство исследователей считают позднейшим добавлением), после чего к нему прилетает ангел Гавриил и «вразумляет» Даниила: Гавриил объясняет ему, что семьдесят лет, о которых написано в Книге Иеремии, надо понимать как семьдесят семилетий, «седмин»: «Семьдесят седмин определены для народа твоего и святаго города твоего, чтобы покрыто было преступление, запечатаны были грехи и заглажены беззакония, и чтобы приведена была правда вечная и запечатаны были видение и пророк, и помазан был святый святых. Итак знай и разумей: с того времени, как выйдет повеление о восстановлении Иерусалима, до помазанника владыки семь седмин и шестьдесят две седмины; и возвратится народ и обстроятся улицы и стены, но в трудные времена. И по истечении шестидесяти двух седмин предан будет смерти помазанник, и не будет, а город и святилище разрушены будут народом вождя, который придет… и до конца войны будут опустошения. И утвердит завет для многих одна седмина, а в половине седмины прекратится жертва и приношение, и на крыле святилища будет мерзость запустения, и окончательная предопределенная гибель постигнет опустошителя» (глава 9).

Мы не случайно привели здесь слова Гавриила почти полностью. Дело в том, что христианское богословие предлагает видеть в этом месте Книги Даниила явное и бесспорное пророчество об Иисусе Христе. «События, предсказанные в девятой главе Книги Даниила, таковы, — пишет православный богослов И. Соловьев, — что вполне приличествуют одному только Христу спасителю и его времени… Через пророка Даниила богу угодно было предречь нам не только о действительном наступлении Христова спасения, но и о сроке времени, в который спасение это должно прийти и совершиться».

В действительности автор Книги Даниила, конечно, совсем не имел в виду пророчествовать о Христе. Попробуем разобраться в этом месте из Книги Даниила, чтобы понять его действительный смысл.

Мы узнаем из него, что автор Книги Даниила «сообразил по книгам число лет, о котором было слово Яхве к Иеремии пророку». Что это были за книги, в которые люди вчитывались, чтобы узнать тайны будущего своего народа? В числе их называется Книга пророка Иеремии. Важный факт! Можно не сомневаться, что в руках нашего автора были книги пророков Яхве, которые к этому времени уже были признаны каноническими, священными писаниями и словом божьим, т. е. те самые книги, которые позже стали одной из составных частей Ветхого завета. Но канон пророков был составлен и закрыт не ранее III в. до н. э. Еще одно свидетельство позднего происхождения Книги Даниила.

Итак, автор Книги Даниила, обнаружив в Книге пророка Иеремии пророчество о семидесяти годах, решил по своему его истолковать. У Иеремии сказано совершенно ясно: «Когда исполнится вам в Вавилоне семьдесят лет…», т. е. Иеремия считал началом срока в 70 лет год, в который евреи были уведены Навуходоносором в качестве пленных в Вавилон. Так, по-видимому, понимал это и автор Книги Даниила. Он, конечно, знал эту дату и знал другую: 538 г. Он стал «соображать» и, должно быть, обратил внимание на то, что пророк Иеремия допустил ошибку: в действительности евреи пробыли в вавилонском пленении не 70 лет, а всего 49 (фактически 48, но вряд ли автор придавал большое значение точности датировки). И тут его озарила догадка. Ведь 49 — это ровно семь седмин лет; наверное, в пророчестве Иеремии вообще под годами подразумеваются седмины и 70 лет надо понимать как 70 седмин, т. е. 490 лет. Такой срок был предопределен для Израиля страдать под гнетом язычников, пока он страданиями не искупит свои грехи и не заслужит у Яхве милости и прощения. Семьдесят седмин лет, но начиная с какого года? Какую дату автор Книги Даниила принял за начало отсчета? Несомненно, ту же, что и Иеремия, — дату начала плена. В таком случае становится понятным, на кого намекал автор, вложив в уста ангела Гавриила слова: «до помазанника владыки — семь седмин» (9:25). Очевидно, на Зоровавеля, поставленного Киром в качестве князя над вернувшимися в Иудею евреями. Этот потомок древнего царя Давида был окружен в религиозной традиции ореолом величайшей святости и величия. В Книге Захарии он как раз именуется «владыкою на престоле своем» (6:13) и «помазанником» (4:14).

Описав с помощью иносказаний первый период — первые семь седмин, автор переходит ко второму, продолжительность которого он определяет в 62 седмины, несомненно потому, что последнюю семидесятую седмину он счел необходимым выделить особо.

В течение второго этапа возвратившиеся на родину иудеи обстроятся и восстановят свою столицу, «но в трудные времена». А в конце срока «по истечении шестидесяти двух седмин предан будет смерти помазанник» (9:26). О каком «помазаннике» идет здесь речь? Ключ к разгадке дает следующий стих. В нем описывается последняя семидесятая седмина. И мы узнаем, что в половине этой седмины прекратятся жертвы Яхве и в святилище господнем будет установлена «мерзость запустения». Об этом автор уже упоминал в откровении 7-й главы (7:25) и в главе 8 (11–14) и еще раз упомянет почти в тех же выражениях в главе 11. Видимо, это было связано с таким событием, которое особенно потрясло религиозное чувство автора. Мы уже знаем, что это было за событие: установление в иерусалимском храме статуи и жертвенника Зевса, на котором языческому богу — «языческой мерзости» приносились в жертву нечистые животные, свиньи, и вообще совершение в храме языческих обрядов. Позже автор 2-й Книги Маккавеев будет с ужасом вспоминать об этом: «Тяжело и невыносимо было для народа наступившее бедствие. Храм наполнился любодейством и бесчинием от язычников, которые, обращаясь с блудницами, смешивались с женщинами в самых священных притворах и вносили внутрь вещи недозволенные. И жертвенник наполнился непотребными, запрещенными законом вещами (2 Мак. 6:3–5). Это произошло, как известно, 15 декабря 168 г., и эту дату автор считает половиной последней седмины. Значит, ее начало и конец предпоследней и, следуя делению автора на этапы, шестьдесят второй седмины второго этапа приходится на 171 г. (168 + 3,5). Именно в этом году был казнен по наговору «отступников от завета» иерусалимский первосвященник Ония III. Несомненно, он и есть невинно погубленный «помазанник» стиха 27.

Правда, современный читатель может без труда увидеть здесь неувязку со сроками. Если первая седмина закончилась в 538 г., а Ония III погиб в 171 г., то между этими датами лежит промежуток времени в 367 лет, в то время как 62 седмины составляют 434 года (62Х Х7), на 67 лет больше. Однако то, что кажется очевидным для современного исследователя, вовсе не было таким ни для древнего читателя, ни, по всей вероятности, для самого автора Книги Даниила. В то время хронология исторических событий была делом сложным. Даже историк Иосиф Флавий ошибся на 40–50 лет в исчислении срока, прошедшего между концом вавилонского плена и разрушением Иерусалима Титом в 70 г. н. э.

Теперь можно понять также, что означают загадочные слова о том, что в конце семидесятой седмины «будет помазан святый святых». Автор здесь просто другими словами повторяет уже высказанное им в предыдущей, 8-й главе «откровение» о том, что, после того как у Яхве будет отнята ежедневная жертва и будет попираема святыня, пройдет определенный срок, «и тогда святилище очистится» (8:14). Святилище — это, конечно, иерусалимский храм, и в особенности жертвенник Яхве. В Пятикнижии Моисеевом, выражения которого автор Книги Даниила вообще охотно употребляет, жертвенник также называется «святыней великой», а обряд очищения и освящения жертвенника состоял как раз в том, что его помазали «елеем помазания» (Исх. 29:36–37; Лев. 8:10–11).

Так раскрывается тайна семидесяти седмин Книги Даниила.

Автор Книги Даниила не только заметил ошибку старого пророка, но и использовал ее для своих целей. Он, несомненно, знал истинную продолжительность вавилонского плена — эти 49 лет у него фигурируют, как мы видели, и в качестве первой седмины. Но и ошибочный оракул Иеремии о семидесяти годах тоже пригодился ему: иносказательно истолковав его, он получил свои пресловутые семьдесят седмин, с помощью которых, как говорится, «на цифрах» доказал близкое наступление царства святых. Автор и в этом случае проявил себя превосходным знатоком человеческих душ. Можно не сомневаться, что магия цифр, доказательство «как дважды два четыре» действовала на древних не менее убеждающе, чем на современного человека.

Так же как автор Книги Даниила, поступили и христианские богословы, задавшиеся целью доказать, что пришествие Иисуса Христа было предсказано более чем за пятьсот лет пророком Даниилом. И перед ними также стояла задача с наперед данным ответом: этим ответом были «даты» жизни Христа. Согласно евангельским сказаниям он подвергся крещению (что можно было рассматривать как своего рода «помазание») на пятнадцатом году правления римского императора Тиберия (Лк. 3:1) и был распят через три года, на девятнадцатом году правления Тиберия. В современной хронологии это означает 29 и 32 гг. н. э. Книга Даниила предсказывает гибель «помазанника» в половине семидесятой седмины (69 х 7 + 372=48672). Отсчитав назад это количество лет от 32 г. н. э., богословы получили 4537 г, т. е. 453 или 454 г. до н. э. В одной из книг Ветхого завета (Книге Неемии) сообщается, что приблизительно около этого времени виночерпию персидского царя Артаксеркса I Лонгимана иудею Неемии удалось, по его собственным словам, получить от царя «письма к заречным областеначальникам, чтоб они давали мне пропуск, доколе я не дойду до Иудеи, и письмо к Асафу, хранителю царских лесов, чтоб он дал мне дерев для ворот крепости, которая при доме божием, и для городской стены, и для дома, в котором бы мне жить» (Неем. 2:7–8).

«Повеление о восстановлении Иерусалима» из 25-го стиха 9-й главы Книги Даниила было отождествлено с этими письмами Артаксеркса совершенно неправомерно хотя бы потому, что если уж ссылаться на указы персидских царей, то первым указ о возвращении иудеев на родину и восстановлении Иерусалима издал не Артаксеркс I Лонгиман, а почти столетием раньше Кир (в 538 г.).

Затем помазание «святого святых» (Дан. 9:24) было истолковано как пророчество о крещении Христа.

И еще одна уловка. В стихах 25 и 26 той же 9-й главы вместо стоящего в оригинальном тексте «помазанник» в русском переводе появилось «Христос». Подстановка как будто невинная. По-гречески «Христос» и означает помазанник. Но, конечно, не случайно одно это слово осталось не переведенным на русский язык и написанным с прописной буквы. Таким нехитрым способом оно было превращено в имя собственное сына божьего.

Пережил ли сам автор в сновидениях или галлюцинациях все те откровения, которые он описывает? Маловероятно. На всей книге лежит печать тщательной продуманности и методичности. Автор, без сомнения, написал ее по заранее составленному плану. В ее композиции есть своя внутренняя логика, последующие части развивают и дополняют предыдущие. Повествовательная часть не случайно предпослана апокалипсической. Из нее читатель мог узнать, с одной стороны, как жестоко покарал Яхве в прежние времена великих царей, обезумевших от надменности, посмевших сравнивать себя с богом, осмелившихся осквернить храм Яхве или даже только сосуды из этого храма, — это, конечно, был недвусмысленный намек на Антиоха IV, а с другой — как бог спасал от самых страшных опасностей преданных ему людей. И в чем, может быть, состоял главный замысел автора — читатель должен был убедиться, насколько был праведен и премудр Даниил и сколь велик был его пророческий дар. После этого ему легче было поверить в откровения второй части о чудесном и близком спасении.

Действительный автор Книги Даниила, так же как за триста с лишним лет до него Иеремия и многие другие пророки до него и после него, сочиняя свои «откровения» о будущем, руководствовался отнюдь не религиозным озарением, а трезвой оценкой обстановки и теми задачами, которые она диктовала.

Религиозный указ Антиоха IV и эллинизаторская политика иудейских «отступников» поставили под угроз) само существование культа Яхве «Многие из Израиля» уже отошли от веры отцов (1 Мак. 2:16).

Еще большее число иудеев колебалось и, как это обычно бывает в такие времена, готово было пойти на сделку с совестью. Как же должны были действовать в таких условиях люди типа автора Книги Даниила? Конечно, и они возносили к богу горячие мольбы о спасении и хотели верить — а многие искрение верили, — что бог не допустит окончательного искоренения своей веры, что он вмешается, совершит чудо. Но и менее простодушные и не очень полагавшиеся на чудеса, а к их числу скорей всего и принадлежал наш автор, тоже не теряли надежды. Обстановка, которая сложилась вокруг селевкидской Сирии (а насколько внимательно ее изучил автор Книги Даниила, мы имели возможность убедиться), была достаточно сложной и могла измениться каждый день. Может быть, наконец Египту удастся собраться с силами и сокрушить своего врага? Может быть, вмешается Рим, который в эти годы проводил активную завоевательную политику в Средиземноморье? Можно было также рассчитывать на какие-нибудь внутренние перемены в Сирийском царстве — мало ли их там происходило? Главное было продержаться, протянуть время, любыми способами укрепить стойкость, поднять дух у тех, кто в эту тяжелую годину еще не отрекся от веры отцов, ободрить их, внушить им надежду на близкое спасение и, более того, веру в то, что за их преданность Яхве и за их великие страдания они получат достойное воздаяние. Такова была задача, которая стояла перед автором Книги Даниила, и мы знаем, как он ее выполнил. Он сочинил актуальную пропагандистскую книгу и при этом, конечно, вполне сознательно пошел на «благочестивый обман» — приписал свое произведение древнему пророку Даниилу. В тех кругах, к которым принадлежал истинный автор книги, это был давно известный и испытанный прием. Точно так же веком раньше был приписан древнему царю Соломону сборник притчей, а Давиду — множество сочиненных разными авторами и в разное время псалмов. У читателя того времени мог, конечно, возникнуть недоуменный вопрос: почему об этой книге, написанной почти четыре века тому назад, до сих пор никто ничего не слышал? Автор предусмотрительно вставил в свою книгу объяснение: оказывается, все дело в том, что Даниилу, после того как он записал свои видения и откровения, велено было от имени Яхве скрыть книгу «до последнего времени» (12:4). Теперь книга «объявилась» — лишнее свидетельство тому, что конец мучениям близок.

Но если верно, что Книга Даниила является от начала до конца «подлогом», то это вовсе не означает, что истинный автор выдумал ее целиком «из головы». Как раз наоборот. В известном смысле можно утверждать, что автор проявил очень мало творческой самостоятельности. Библейская критика обнаружила, что большинство сюжетов, образов и идей книги явно заимствованы из разных источников, прежде всего, конечно, из ветхозаветных произведений, но помимо этого в ней обнаружены заимствования из народных преданий и мифов разных народов.

Начнем с образа Даниила. Можно понять, как автор пришел к мысли сделать главным персонажем своей книги благочестивого и мудрого иудея, жившего в Вавилонии в эпоху плена. Ему, автору, важно было поставить своего героя в ситуацию, сходную с той, в которой оказались правоверные евреи во времена Антиоха Епифана: языческий царь задумал искоренить религию Яхве, чтущие бога подвергаются жестоким мучениям, но не изменяют вере отцов и т. д. Но в самой Палестине, насколько известно, до Антиоха Епифана культ Яхве ни разу не подвергался подобному гонению. Автору показалась самой подходящей обстановка вавилонского пленения. Правда, нет никаких данных о том, что евреев во время их пребывания в Вавилонии преследовали за веру. Но автора это не остановило.

Тут он мог свободно пустить в ход свою фантазию. Так, по образцу эдикта Антиоха IV Епифана о введении общегосударственного культа Зевса Олимпийского и самого царя он выдумал сразу два сходных указа, которые приписал один Навуходоносору (глава 3), а второй — Дарию I (глава 6). Между тем в исторических источниках об этих указах нет ни единого упоминания. Зато содержащиеся в книге повествования о том, как Даниил и три его товарища, несмотря на все принуждения, отказались от нечистой пищи, как они за свою преданность Яхве и отказ поклониться идолу были ввергнуты в огненную печь, а Даниил — в ров со львами, несомненно, навеяны картинами жестоких расправ с правоверными иудеями, которые автор мог сам наблюдать в период гонений Антиоха.

Можно также считать установленным, откуда автор Книги Даниила взял образ и имя Даниила. Решив отнести своего героя к эпохе вавилонского плена, автор, естественно, должен был обратиться к известной ему литературе об этом времени. И вот в Книгах Ездры и Неемии он обнаружил целые списки имен иудеев, вернувшихся из Вавилонии на родину. Есть среди них и имена Даниил (Езд. 8:2), Азария (Неем. 10:2), Анан (Неем. 10:26), Мисаил (Неем. 8:4). Мы не знаем, почему автор выбрал последние три имени, но имя Даниил должно было особенно привлечь его внимание.

Как уже упоминалось, среди клинописных надписей, обнаруженных при раскопках Угарита, была обнаружена целая поэма, посвященная легендарному герою Даниилу, который представлен в ней как воплощение мудрости и правосудия: «Он садится под великолепными деревьями и защищает дело вдовы и восстанавливает права сироты». По-видимому, и среди иудеев вокруг этого имени существовал свой круг легенд и преданий. Пророк Иезекииль в одном из своих пророчеств упоминает имя Даниила наряду с именами двух других вавиведников и мудрецов, Иова и Ноя (14:14, 20), причем из контекста ясно, что, называя это имя, Иезекииль имел в виду отнюдь не какого-то современного ему мудреца, а лицо, по его представлениям, жившее так же, как Иов и Ной, в незапамятной древности, и столь же, как они, известное в народной традиции. Может быть, не случайно в главе 13 Книги Даниила в рассказе о Сусанне и старцах Даниил выступает как раз в роли мудрого судьи. С именем Даниил у древних евреев были, очевидно, связаны какие-то легенды о древнем очень мудром и очень благочестивом человеке, и автор Книги Даниила решил эти ассоциации использовать.

А удивительная история о том, как царь Навуходоносор на семь лет был отлучен от людей и «ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесною, так что волосы у него выросли, как у льва, а когти у него — как у птицы» (4:30), — откуда это взял автор Книги Даниила? Рассказ, конечно, целиком фантастичен, ни у древних историков, ни в вавилонских клинописных надписях нет ни единого упоминания о временном безумии Навуходоносора. Но у греческого историка II в. до н. э. Абидена есть сообщение о том, что живший еще ранее (в IV в. до н. э.) тоже греческий историк Мегасфен слышал от вавилонян такое предание: однажды царь Навуходоносор был вдохновлен неким богом и громко воскликнул: «О! вавилоняне, я Навуходоносор, говорю вам: приближающееся несчастье близко… придет некий перс, который возьмет в плен ваших богов и вам принесет рабство… О если бы его поглотила Харибда или море или если бы он удалился в пустыню, где нет городов и не приходят люди, где дикие звери ищут пропитания и пролетают птицы…» И едва только произнес он эти слова, как внезапно исчез с глаз человеческих. Из рассказа видно, что уже в IV–III вв. имя Навуходоносора было окружено туманом легенд и преданий, что ему приписывали способность провозвещать будущее и, кроме того, что существовала легенда о его таинственном и загадочном исчезновении. Возможно, иудейский автор Книги Даниила был знаком с этим вавилонским преданием и оно навело его на мысль создать свой рассказ, в котором он, в соответствии со своим общим замыслом, задумал еще раз показать ничтожность и бессилие надменных земных владык перед лицом Яхве и в то же время еще раз прославить пророческие способности Даниила. В его рассказе и оказалось все перевернутым с ног на голову. Даром прорицания будущего автор наградил не Навуходоносора, а Даниила, которого вдохновил не «некий» бог, а Яхве. А Навуходоносора он заставил пережить то, что в вавилонском предании тот желал своему врагу.

Вполне вероятно, что в рассказе о безумии, насланном Яхве на Навуходоносора, содержится и более прямой намек непосредственно на Антиоха IV Последний, как известно, присвоил себе сакральное имя Епифан — явленный бог. Можно себе представить, как раздражало это благочестивых иудеев, и, видимо, не только их. Полибий сообщает, что и сами греки в насмешку над тщеславным и сумасбродным царем называли его вместо «Епифан» по созвучию «Епиман», т. е. «безумец».

Утешая гонимых и страдающих за веру Яхве, автор Книги Даниила предсказывал, что в «конце дней» бог вручит царство и власть во всей поднебесной «народу святых всевышнего, которого царство — царство вечное, и все властители будут служить и повиноваться ему» (7:27). Мы уже знаем, что подобные блестящие перспективы будущего Израиля рисовали перед своими слушателями и читателями еще древние пророки. Но в Книге Даниила мы впервые встречаемся с идеей о том, что в этом «царстве святых» примут участие также принявшие смерть за веру Яхве, «разумные… и обратившие многих к праведности» (в СП — к правде) (12:3). Автор Книги Даниила был, может быть, первым иудейским теологом, который письменно высказал в иудейской религиозной литературе эту идею — о воскресении мертвых и посмертном воздаянии. Причем знаменательно, что в ней еще не мыслится всеобщего воскресения: «многие из спящих в прахе земли пробудятся» — не все, а только «многие», либо те, кто своей выдающейся праведностью заслужили и награды и «жизнь вечную», либо те, кто за нечестие будут обречены на «вечное поругание и посрамление» (12:2). Это явно ранняя фаза в становлении идеи о воскресении мертвых, и в ней, несомненно, в своеобразной мистической форме отразилась поляризация в религиозной жизни иудейского народа тех лет и все ожесточение борьбы между «чтущими Яхве» и «отступниками от завета» — эллинистами.

Во всяком случае, идея о воскресении мертвых была, несомненно, важной ступенью в развитии религиозных представлений иудаизма, и прежде всего новым и важным вкладом в теодицею Яхве.

Если обещание «вечной власти и царства» для пострадавшего, но устоявшего в вере Яхве «народа святых» было очередным оправданием Яхве перед народом Израиля в целом, то учение о воскресении мертвых и воздаянии после смерти по заслугам оправдывало бога перед каждым отдельным страдающим за веру иудеем: Яхве воздаст по заслугам и праведному и нечестивцу, пусть после смерти. Праведный после смерти будет жить в «царстве святых». Примем во внимание, что это грядущее «царство святых» мыслится не где-то на небе, а на земле, под небесами (7:27). Надо полагать, что воскресение мертвых и первые пропагандисты этого учения и первые слушатели их представляли себе вполне «реалистически»: покойники восстанут «из праха земли» в своем земном, плотском облике.

Можно сказать, что Книга Даниила была последним словом ветхозаветной теодицеи. Следующее слово в оправдание бога сказало христианство.

* * *

Как известно, самые поздние из числа пророков, чьи сочинения вошли в Ветхий завет под их, пророков, собственными именами, Аггей и Захария, жили в V в. до н. э. А двумя столетиями позже в иудаизме III–II вв. уже сложилось вполне определенное убеждение, что время пророков и чудес миновало. Автор относящегося к этому времени псалма 73 скорбно констатирует: «Знамений наших мы не видим, нет уже пророка, и нет с нами, кто знал бы, доколе это будет». И в эти же времена, во всяком случае не позже III в. до н. э., иудейские богословы произвели своеобразную «чистку», отобрав среди множества накопившихся за века старых пророческих сочинений те, которые, по их мнению, были наиболее достойны этого, т. е. наиболее соответствовали утвердившейся к этому времени ортодоксальной догматике. Таким образом, к началу II в. в основном сложился и так называемый «канон пророков», т. е. набор пророческих книг, которые были признаны священными писаниями. Это, однако, вовсе не значит, что отныне сочинение «пророчеств» прекратилось. Скорее наоборот.

Начиная со II в. до н. э. среди иудеев получил широкое распространение особый вид религиозных сочинений, которые в современной библеистике называются «псевдоэпиграфами» (греч. «ложноподписанные»). Их авторы охотно использовали литературный стиль и приемы старых борцов за веру Яхве древних пророков, имена которых были теперь окружены ореолом святости, но объявлять себя пророком теперь было делом небезопасным, поскольку это могло вызвать гонение со стороны официальных богословских кругов. И настоящий автор нового оракула предпочитал приписать свое сочинение какому-нибудь «божьему человеку» древних времен, действительно существовавшему или мифическому: Аврааму, Еноху, Моисею или Иову. Может быть, одним из самых первых и самых ярких образцов подобного рода сочинений как раз является уже рассмотренная нами Книга Даниила. Но она же оказалась и единственной, которой, можно сказать, «повезло»: позже иудейские богословы включили ее в состав канона Ветхого завета, но так как канон пророков был уже закрыт, то в иудейском Ветхом завете она оказалась в каноне писаний. Лишь христианская церковь перенесла ее в канон пророков.

Множество псевдоэпиграфов безнадежно утеряно, о некоторых известно только по упоминаниям в позднейшей литературе, и только немногие дошли до нас целиком или в отрывках — так называемые «апокрифы» (греч. «сокровенные» или «скрытые»). Большинство из них составлены в форме «откровений», полученных от бога одним из его избранников, отсюда литература этого рода получила название апокалипсической. Избранник — обычно один из древних «патриархов» или пророков — в «видениях» узнает от бога или его ангелов тайны прошлого от «начала времен» и грядущего вплоть до «конца дней». Ценность этой литературы в том, что по ней можно проследить некоторые особенности в развитии иудаизма последних двух веков до н. э., т. е. до возникновения христианства.

В религии Яхве в эти столетия все более утверждается идея о личной ответственности человека перед богом за свое праведное или неправедное поведение на земле, идея, заявленная еще Иеремией. Но если вопрос, в свое время заданный богу Иеремией, «почему путь нечестивых благоуспешен, и все вероломные благоденствуют?» (12:1) так и остался без ответа, а в Книге Даниила предсказывается воскресение только для «многих», то авторы более поздних «откровений» II–I вв. до н. э. решительно настаивают на неизбежности индивидуального и справедливого воздаяния не только «многим», но всем, каждому «по путям его» — после смерти.

В связи с этим в апокалипсической литературе эсхатологический элемент все более выступает на передний план, рисуются все более и более подробные и яркие картины «конца дней», воскресения мертвых и страшного суда, последующего блаженства праведных в царстве божием и страшных мучений грешников в «геенне огненной».

Новые черты в апокалипсической литературе вносятся и в образ мессии. Если в некоторых апокалипсах мессия по-прежнему представляется воинствующим земным владыкой из рода Давидова, то в так называемой Книге Еноха (I в. до н. э.) он рисуется уже по-иному, и хотя и назван «сыном человеческим», т. е. человеком, но подобен ангелам по внешности и сидит рядом с «Ветхим деньми» (т. е. с богом). Имя мессии было названо до сотворения солнца и созвездий, до того, как были созданы небеса: он «был избран и скрыт богом до возникновения мира, и по окончанию времен бог откроет его людям и посадит его на престол, дабы он судил все сотворенное, ибо для этого он и был сотворен». В этом образе уже можно усмотреть ряд черт, роднящих его с образом христианского мессии Иисуса Христа. Но еще не было главной идеи, которая легла в основу народившегося христианства — идеи о великом предназначении мессии принести себя в искупительную жертву за грехи людей, всего грешного человечества и тем обеспечить спасение для всех уверовавших. Эту черту внесло в образ мессии только христианство. «…Первая революционная… основополагающая идея христианства, — пишет Энгельс, — состояла для верующих в том, что одна великая добровольная жертва, принесенная посредником, искупила раз навсегда грехи всех времен и всех людей». Иудаизм этой идеи не знал.