Белфаст. 18 сентября

 Билли хотела чистоты. Дело было не в том, что она терла себя мочалкой, стоя под душем, этого было мало. Ксавье к ней и не прикасался, не трогал грудь, шею или лицо. На ней не осталось отметин, засосов или укусов, внешне она ничем себя не выдала бы и на осмотре у врача. Но Билли хотела чистоты. Она вошла в спальню самого чистого существа в этом доме, свернулась рядом с Боно калачиком на и уснула.

 — У неё снова была температура?

 — Боно, она читала тебе перед сном и уснула?

 — Нет, я не знаю, когда тётя пришла. Я проснулся, а она тут.

 — Она просыпается. Билли, вы в порядке? — этот голос Билли идентифицировала, как принадлежащий Анне.

 — Наверное. Я пойду к себе, — Билли запустила руку в волосы, она ложилась спать с мокрыми и теперь они как попало закрутились.

 — Билли? — это Фел. — Ты точно в норме? Наши планы в силе?

 — По магазинам? Да, конечно. Я приведу себя в порядок и спущусь завтракать, хорошо?

 Билли поцеловала Боно в макушку и вышла из его комнаты. Какая всё-таки великая сила кроется в детях. Стоило Билли остаться одной в одинокой спальне, она тут же стала саморазрушаться.

 — Не надо мне себя жалеть! — качает головой прекрасная Билли из её личного мира. Там она всегда была в чёрном платье, с аккуратными локонами. Ещё лучше она смотрелась оттого, что напротив сидел красивый мужчина в чёрной рубашке. — Уж лучше найти спасение в детях.

 — Ты не перестаёшь удивлять меня. Какая же ты сильная, моя Билли, — отвечает Хавьер. — Ты найдёшь в себе силы? — это он спрашивал так, будто мог чём-то помочь.

 — Лучшее что я могу — это не начинать с жалости. Смогу это — смогу всё.

 — Получается?

 — Я не в коме и не в истерике, — улыбается Билли. — Я найду силу в девочках. Фел может меня успокоить даже когда всё очень плохо, а Агне такая невинная. То, что её будущее зависит от того, что я в неё вложу сейчас — не дает мне права сдаваться.

 — Что ты несёшь, милая? — сокрушался Хавьер из параллельного мира, совсем как настоящий.

 — Прости?

 — У тебя шок? — мягко спросил Хавьер и коснулся руки Билли.

 — Наверное.

 — Не знаю даже, может оно и к лучшему.

  ***

 К завтраку Билли спустилась без улыбки или слез, она просто сошла по лестнице, сразу в солнцезащитных очках и с сумкой. Девочки замерли: и Фел, и Агне ещё завтракали. Пандора пила яблочный сок и жевала козинак, не выпуская из руки телефон. Боно, сидящий рядом, безуспешно добивался её внимания.

 — Ты не будешь завтракать? — удивлённо спросила Фел.

 — Не голодна. Я вас в машине подожду, хорошо?

 — Посиди с нами, Билли? — попросила Агне.

 — Простите, я в машину.

 Билли на ходу стала рыться в сумке в поисках ключей, она бежала так, будто хотела скрыться от преследователей. Билли не знала точно как именно это называется, но очевидно что-то вроде панической атаки. Она стала часто и неглубоко дышать, как будто очень боялась, нетипично для спокойной и всегда уверенной, бодрой Билли. До машины было так далеко, просто невероятно. Страшно долго идти по подъездной дорожке, хорошо, что Бойд выгнал её, когда мыл утром. Пока не скроется в безопасном салоне не успокоится, сердце стучит как заводное. Ключи нашлись, она нажала кнопку не доставая их из сумки, резко дёрнула дверь и быстро закрылась. Даже заблокировала все двери, будто на неё нападает грабитель, будто бешеный Куджо хочет разорвать её в клочья. Билли чувствовала как высыхают изнутри лёгкие.

 — Блять! — выкрикнула она, ударив обеими руками по рулю и приводя дыхание в порядок. Она сидела опустив голову на руль и потихоньку освобождала сознание от всего гадкого, что там скопилось. Нечего бояться. Нечего себя жалеть. Если это её уничтожило — значит она слабачка. Если её так легко измарать — значит не была такой уж чистой. Это он себя измарал и изгадил, а она ничего не сделала, она не загнанная зайчиха, которую пальцем припугни и уже дрожит. Нет уж.

 Лёгкий стук в окно и Билли встрепенулась как воробей. За окном, с лёгкой улыбкой на губах стоял Ксавье. Помимо тошноты подошедшей к горлу, появилась дрожь во всем теле. Он сделал знак, чтобы Билли опустила стекло, она подчинилась. Глупо выделываться, если он захочет — разобьет окно, с него станется.

 — Не появилось желания свалить? — почти ласково улыбнулся он.

 — Нет, — Билли вздернула подбородок и понадеялась, что у неё не очень затравленный взгляд.

 — Я подожду.

 — Ты можешь меня даже убить, — равнодушно предположила Билли.

 Вышли девочки и сразу стало легче дышать.

  ***

 Оливия Фосс представляла собой удивительное зрелище. Женщина «за сорок», которой на самом деле давно за пятьдесят, безупречно дорого одетая и безупречно ухоженная. Она не водила машину, передвигаясь исключительно с водителем и была безрассудно щедрой и безукоризненно элегантной. Оливия Фосс считалась богатой женщиной, хоть счёт её был почти пуст, а доходы еле покрывали огромные расходы.

 — Милый, останови у этого… торгового центра, — сморщилась Оливия. Она не терпела таких мест и справедливо считала их вульгарными. Одежду она покупала в бутиках, всё чаще шила на заказ, а все остальное за неё делала помощница, серая мышка Бонни.

 Водитель припарковался перед пестрящим яркими вывесками зданием и с сомнением оглядел фасад.

 — Уверены, мэм? — поинтересовался водитель.

 — Моей внучке приспичило выгулять её девочек. Уверена, конечно.

 Оливия достала солнцезащитные очки и небрежным отработанным движением надела их. Поморщилась, будто учуяла что-то неприятное и уверенно двинулась в сторону центрального входа. Билли, Агне и Фел ждали в открытой кофейне на втором этаже.

 — Бабушка, привет! — улыбнулась Билли, немного вымученно.

 — Воздержись, умоляю! Какая я тебе бабушка? — Оливия села за столик и изящно скрестила щиколотки. — У вас подают кофе с ликёром, милый? — обратилась она к официанту.

 — Я уточню, мэм.

 — Билли, ты такая бледная. Мне не кажется? — Оливия обернулась к Фел, которая строчила что-то в телефоне.

 — Мм, нет, не кажется, — не поднимая головы ответила Фел и улыбнулась чему-то. — Она правда бледная. И какая-то тихая, мы всегда веселимся, когда ходим по магазинам, — Фел, наконец, отложила телефон в сторону и вопросительно вздёрнула бровь. — А ещё она сегодня уснула в комнате Боно и была как-будто нездорова.

 — Ты заболела? — Оливия снисходительно посмотрела на подошедшего официанта и взяла из его рук чашку. Запах кофе не вызвал у неё удовлетворения, подражая бабушке, Агне понюхала свой молочный коктейль, скривилась и отставила его в сторону. — Агнета! — укоризненно возразила Оливия, а девочка засмеялась. К тринадцати годам Агне научилась быть саркастичной как Пандора, любила вычленять в характерах близких крутые по её мнению черты и высмеивать их. Она кривлялась, привлекала внимание, но при этом так и оставалась молчаливым котёнком.

 — Нет, бабушка, я здорова, — отрезала Билли. Женское общество вызывало в ней чувство единства с какой-то мифической командой сформированной по половому признаку, но Билли тут же поторопилась отказать себе самой в этой привилегии. Она стыдилась быть “обиженной женщиной”.

 — Лечись, Билли, пожалуйста! Ты нам тут нужна каждую минуточку, — вдруг оживилась Агнета и потянулась к руке Билли, чтобы устроить голову на сгибе её локтя.

 — Что ты, куда же я денусь? — ответила Билли, поглаживая девочку по светлым волосам.

 Фелиса с улыбкой наблюдала идиллию между сестрой и мачехой и отчасти не верила своим глазам. Когда-то Агнета не обнимала даже саму Фел, позволяя сделать это разве что в день рождения или рождество. Фел помнила, как трёхлетняя сестрёнка сидит одна в детской и подолгу рисует корявые пятна, которые потом просит подписать: папа, сеньор Луи, сестрёнка Фе. А потом появилась новая женщина в доме. Она заставила всех измениться. Из ревности Фел стала уделять сестрёнке больше внимания, чтобы её любовь не досталась Билли. Из страха потерять Фелису — трудного подростка, Хавьер стал сближаться с ней. Билли наблюдала за этим со стороны, она не приставала ни к кому, никому не навязывалась, но встряска в семье была такой сильной, что очень скоро все обернулись к этому молчаливому зрителю. Каждый будто спросил: “Что ты с нами сделала?”. Тогда Агне стала нуждаться в материнской любви, захотела обнимать кого-то, стала превращаться в “ручного ребёнка”.

 Билли подняла голову от волос Агне и посмотрела на Фел.

 — Ты чего?

 — Да ничего, просто всё так хорошо. Ты не думаешь? — Фел улыбалась.

 — Да, наверное, — Билли пожала плечами, она так и не сняла очков и теперь очень радовалась этому, глаза снова начинали гореть подступающими слезами, как это было ночью.

 — Пойдём косметику покупать, а? — Фел убрала телефон в сумочку, закинула её на плечо.

 — Я кофе не допила! — возразила Оливия.

 — Тогда скорее допивайте, как без вас мы выберем Агне первые настоящие духи? — Фел подмигнула сестрёнке и та покраснела.

 — Почему первые? Мне Билли дарила на Рождество!

 — Конечно не первые, прости-прости! — улыбнулась Фел и подмигнула Билли, расстроившись, что не увидела её глаз. — Ты не снимешь очки?

 — Прости, не успела накраситься, — ответила Билли.

 ***

 У Фелисы была стойкая нелюбовь к стадионам и другим уличным мероприятиям. Она не любила пыль, грязь и похрустывающие сухие ветки в перемешку с окурками под ногами. Стадион университета Квинс, не был «Уэмбли», «Олд Траффордом» или даже «Кейсмент парком», но и в местной футбольной команде не играл Гарри Кейн или Уэйн Руни. Был правда один парнишка, подающий большие надежды, а ещё у каждого второго было столько ярости и уверенности в себе, будто они как минимум выступают в АПЛ, да ещё играют за топ-команду. Фел не умела разделять восторга от спортивных состязаний, но сидя на трибуне и грея ноги, затянутые в тёмные колготки, слыша шум болельщиков, которые отчего-то очень любили эти местные не зрелищные игры, получала настоящее удовольствие от того, что становится частью этого большого нового мира. Игра закончилась со счётом три-два в пользу ребят из Квинса, болельщики уже разошлись, а по полю бродил хмурый уборщик. Фел ждала Марка, предвкушая новый удар его обаяния.

  — Э, дружище! Ты нас покидаешь? — услышала Фел чей-то голос и обернулась. Освещённые закатным солнцем, по газону шли герои из команды победителей. Местные супер-звёзды, и картинка даже дух захватывала. Молодые, сильные и с дерзкими улыбками. Первым, как в романтических комедиях и молодёжных мелодрамах шёл не вратарь, не капитан команды, а “десятка” Марк Уотсон. В кожаной куртке, белой футболке, такого бы сыграл молодой Чед Майкл Мюррей, и сейчас бы играла заводная песенка, пока он под улюлюканье друзей приближался к Фел. Она даже засмеялась от этой мысли, по крайней мере была уверена, что от этой. Марк приблизился настолько, что она отчётливо уловила запах его геля для душа и чего-то парфюмированного, вроде дезодоранта.

 — Чего смеёшься, итальяночка? — улыбнулся он. Губы растянулись в ухмылке, а глаза прищюрились. В закатном солнце всё выглядело особенно волшебным, начиная с ржавых бликов на зелёном газоне и заканчивая тем, как его влажные волосы окрасились в тёмно-пшеничный. По осеннему пряно пахло, где-то жарили поп-корн и Фел хотелось плакать от счастья.

 — Я много где была, — пожала плечами Фел. Они нарезали уже третий круг, избегая той дороги, что приведёт к парковке, а значит к прощанию. — У меня очень… интернациональная семья. Папина мама итальянка, отец француз, а родился он в Испании. Дедушка был археологом и встретил бабушку в Риме на какой-то конференции, где она выступала против раскопок. Вообще она очень изменилась, не верится, что когда-то бабуля бегала по митингам и демонстрациям, сейчас её боится вся семья… А у мамы мама была немкой, а папа грек. Бабушка Эльса пела в каком-то немецком театре, они приехали на гастроли в Грецию, дедушка услышал, как бабушка поёт и сошёл с ума. Так, у меня было четыре страны, чтобы отдохнуть летом.

 — Четыре? Они что, все развелись?

 — Нет, но родственников у нас в каждой стране хоть отбавляй. Да ещё есть родственники Билли! Ирландия, Швейцария, Монако!

 — И как вы все оказались в Белфасте? — Марк остановил Фел, которая порывалась перейти через дорогу в неположенном месте.

 — Папа встретил маму, они все переругались, потому что мама была из более «приличной» семьи, так мне обычно говорили, выбрали город с самым красивым названием и уехали. Папа говорил, что это был март. Он утверждал, что в марте Белфаст самый невероятный город, не знаю… Это наверное была очень сильная любовь.

 — Значит если ты решишь встречаться со мной — нам придётся бежать? — улыбнулся Марк, обогнал Фел и пошёл спиной вперёд, закинув руки за голову.

 — Почему? — она не могла сдержать улыбку. Всё будто пело внутри от его обаятельных глаз с искорками на самом их дне.

 — Ты богачка, видимо папа постарался и всем всё доказал. А у меня… шансов немного!

 — Да, бабушка Валерия стала бы рвать и метать, — хмыкнула Фелиса.

 — А остальные?

 — Никого уже нет. У нас осталась только бабушка Валерия, Билли и мы сами, — Фел пожала плечами.

 — Билли?

 — Наша мачеха.

 — Так ты золушка! — воскликнул Марк, подпрыгнул и коснулся рукой дорожного знака. — Значит у тебя есть мачеха и две злобные сестры?

 — Именно так! Только ещё есть злобный брат и чудовищный племянник!

 — Значит тебя есть смысл спасать? — Марк крутился вокруг, то приближаясь так близко, что перехватывало дыхание, то наоборот отходя так далеко, что Фел переставала чувствовать его запах, который казался невероятно приятным. — Что ты об этом думаешь?

 — Придёшь на моё выступление? — сменила тему Фел, когда Марк в очередной раз остановился как раз напротив.

 — Даже в пиджаке, даже с цветами и даже буду кричать “браво”, хочешь?

 — В балете “браво” не кричат!

 — Какой смысл делать что-то, если потом нельзя кричать “браво”? — они уже просто стояли посреди тротуара, никуда не торопясь.

 — Я не кричала сегодня тебе это на поле… — сделала испуганные глаза Фел.

 — Не переживай, ещё покричишь, — очень хитро улыбнулся Марк, прекрасно понимая, что невинная голова Фелисы таких шуточек не примет, но она чуть покраснев улыбнулась и подставила лицо тёплому ветру.