Белфаст. 25 сентября — 26 сентября

Билли наблюдала из окна спальни, как дождь превращает в месиво дорожку до беседки и заливает бассейн. Холодный, сырой воздух пронизывал до костей и по мышцам уже пробегали судороги. В такую непогоду и думать страшно, и засыпать страшно. Упад сейчас на голову небо, Билли бы этого не заметила, она бы думала о том, как грустно из-за дождя.

Когда открылась дверь она не сомневалась, что вошёл Ксавье. Он не преследовал её изо дня в день, даже не обращал внимания. Билли понимала, что это затишье перед бурей. Ему стыдно? Едва ли. Будем искренни, будем реалистичны: нет в душе Ксавье Остера того укромного уголка, где может прятаться стыдливая змейка, нашептывающая: «Проси прощения! Твоё место в аду!».

Он вошёл без стука, окинул её торопливым взглядом, будто боялся смотреть дольше. У него к ней было что-то вроде потребительского восхищения, она была все-таки очень хорошенькой. Он видел и краше, ухоженне, без сомнений. Пандора была куда красивее Билли, но красота её была слишком дерзкой и вызывающей. В Билли не было странной благородной красоты Фел, которая заставляла всех стыдливо прикрывать не такие стройные ноги и не такую ровную кожу. Но Фел была холодной, спокойной, а в Билли было тепло. И пусть Ксавье считал, что это тепло — ловушка для дураков, он его чувствовал. От Билли исходила уверенная, поразительная энергетика, что-то на грани между сексуальностью и благородством. Она всегда держалась так, будто в комнате был любимый мужчина, не наигранно и не специально. Просто всегда привлекала внимание этим чувственным ореолом вокруг себя, потому Хавьер когда-то обратил на неё внимание. На фоне кричащих и надуманных сексуальных девушек, эта естественность Билли в купе с уверенностью в себе — была поразительной. Она била по щеке, как подлый противник. Но вот что пугало, так это то, что Билли прекрасно понимала свою силу и ей было даже жаль порой, что все так просто. Она привыкла входить в комнату и ощущать взгляды, а потому торопилась заговорить, чтобы никто не подумал, будто внешний эффектный лоск — это всё что у неё есть.

Ксавье смотрел на неё, потом отводил взгляд к окну, а потом снова возвращался к её силуэту, затянутому в домашний халат.

— Ты хотел что-то сказать? — спросила Билли, вздернув бровь.

— Ты была невежлива с бабушкой.

— Я лишь отвечаю ударом на удар, — Билли пожала плечами, она никогда не переходила на личности в общении с матерью Хавьера. — И это наше с ней дело. Может ты и печешься о спокойствии своей бабушки, но она сама может подойти ко мне с любым вопросом и любой претензией. Я открыта для диалога. Ещё вопросы?

Ксавье нахмурился, он не до конца понимал, что именно привело его в комнату Билли, он хотел ругаться, спорить, кричать. Она была так раздражающе спокойна, что ухватиться было буквально не за что.

— Мне не нравится, как ты дерзишь.

— Тебе многое не нравится, но я с этим ничего поделать не могу. Ты не видишь во мне хозяйку дома — твоя правда. Ты не видишь, как девочки во мне нуждаются — не буду спорить. Ты считаешь меня ничтожеством — ну куда деваться, — Билли выложилась в этих нескольких предложениях вся, она так сильно дрожала внутренне, что боялась сорваться и зарыдать. Конечно она боялась, любая бы боялась, но принцип её защиты строился на том, чтобы не давать Ксавье повода для унижений. — Мне это всё не интересно, а вот что важно. Ты и Фел, что ты хочешь сделать?

— Устроить её будущее.

— Её будущее устроено. Она независима, получит наследство, образование и возможность выбирать свой путь. Что ещё ей нужно?

— Муж!

— Пандору никто не принуждал.

— И мне никогда не нравилось, что из этого вышло.

— Тебе и не должно всё нравиться! — воскликнула Билли. — Девочки живут своей жизнью — ты своей!

— Пандора — позор нашей семьи!

— НЕ смей!

Билли дрожала уже всем телом, очевидно. Нет, она не боялась всех этих слов, они ничего не значили из уст Ксавье, но она боялась другого. Балкон Пандоры был опасно близко к балкону Билли. Они могли даже переговариваться, стоило открыть окна, Билли часто слышала музыку из комнаты подруги, слышала разговоры по телефону или звон будильника, которых у Пандоры было минимум три. Очень ярко Билли представила, как разрушенная, курящая сигарету за сигаретой от сознания собственной ничтожности, Пандора услышит эти слова. Билли резко захлопнула балконную дверь и окно, а к Ксавье повернулась уже со слезами на глазах.

— Тебе пора, — она пересекла комнату, разгребла крафтовые конверты, которые раз в неделю уносила на могилу Хавьера и сжигала, и отыскала пузырёк с успокоительным.

Одна таблетка — спокойствие, полторы таблетки — крепкий сон, две таблетки — этого разговора Билли даже не вспомнит.

— Я сам буду решать, что и когда делать в собственном доме, — прошипел Ксавье и вывернул Билли руку. таблетки рассыпались по ковру. — Поднимай.

— Нет, — глухо отозвалась она.

— Да.

— Если ты планировал как-то меня унизить, то мне недостаёт мотивации, — прохрипела Билли, которую душили слёзы.

Это была грубая, фатальная ошибка, которая стоила дорого. На этот раз всё длилось чуть дольше, пальцы были чуть грубее, а слова обиднее. Ксавье нашёл под грудью Билли татуировку с именем отца и зарычал как пёс, глядя на аккуратно выведенные буквы. Нечестно, что она так легко выбила это имя на теле, она ничем это право не заслужила. Ксавье не бил Билли, та первая и последняя пощёчина не доставила ему никакого удовольствия, но он задумался о мотивации. Значит ли это, что ей безразлично то что он делает? Она не плачет и не называет его животным, почему? Ему было почти обидно, он не получал никакого удовольствия от её холодного полного осуждения взгляда. Ему даже было противно от себя, будто он насилует Богоматерь, какая отвратительная мысль. Он никогда не считал себя насильником и чудовищем, просто вот так вышло, он захотел женщину, которая его не хотела. Захотел очень сильно, а слова её были такими обидными. Он хотел слышать от неё совсем другие слова, а выходило, что он вандал, даже не захватчик, а мелкий пакостник.

Когда он ушёл, злой и неудовлетворённый, она выпила две таблетки успокоительного.

* * *

День рождения самого маленького Остера был особенным с тех пор, как Пандору увезли на скорой, а вернулась она с крошечным мальчиком на руках. В этот день открывали шампанское, танцевали и славили Пандору и Борегарда Остеров за то, что принесли в дом столько радости. Всюду были самодельные плакаты от Агне, играла музыка и носились курьеры из детских магазинов и строители. За один день девчачью детскую, которую с любовью и трепетом создавали Пандора и Билли для маленькой Беатрисс, превращали в комнату для Борегарда. Родился мальчик. Сын, внук и племянник.

Боно исполнялось пять лет, он пошёл в подготовительную школу, он станет самым умным или самым спортивным, откроет в себе какой-то талант и быть может ещё утрёт всем нос своим маленьким кулачком. Боно важно прохаживался по дому, наблюдая как взрослые превращают гостиную в огромный сверкающий шатёр и гордился этим, будто лично создал каждую деталь. Сегодня к Боно придут друзья, а ещё придёт Мона Вандерлоу, а у Моны волосы совсем чёрные и густые и есть переводка с драконом. Боно знал, что ему подарят гироскутер, деньги и поездку в диснейленд, а друзья принесут кучу всякой чепухи и шоколада. Он не знал только, что подарит мама. Она не говорила этого Боно и он всё никак не мог допытаться у тёти Билли.

— Бьянка, принеси скатерти для детских столов, — скомандовала тётя Билли, а смешная красивая Бьянка побежала на кухню.

Из кухни сладко пахло коржами для торта и шоколадом, а для взрослых выпекали большой кусок мяса. Боно наслаждался этой шумихой, вот бы и мама спустилась.

— Тётя Билли! — позвал Боно.

— Да? — Билли села рядом с ним прямо на пол, будто очень устала и была готова сесть куда угодно.

— А где мама?

— Не знаю, я её не видела. Попросить Скай чтобы она её нашла?

— Нет, она наверное покупает мне подарок, — улыбнулся Боно. — А дядя Ксавье тоже придёт на праздник? — по лицу тёти Билли что-то пробежало. Боно был очень взрослым и видел, когда другие взрослые грустят. Он знал, что каждый это делает по разному и не все плачут, как маленькие. Мама плачет, а Фел нет. Тётя Билли как будто и не грустила, она так часто бывала совсем весёлой, но она сидела одна в своей комнате после того, как ушёл на небо дедушка. Это всё что знал Боно, эта тень на лице тёти была как будто чужой, может как в сказке про Питера Пена кто-то потерял свою тень и она прилипла к тёте Билли?

— А ты его приглашал? — спросила тётя.

— Я никого не приглашал, только друзей и М… — он хотел было сказать, что пригласил Мону, но вовремя одумался. Билли видела, как нахмурились брови Боно и мучить она его не стала. — Я наверное сделаю приглашения для всех, а то вдруг у Фел или Агне будут другие дела, да? Я быстренько!

Боно рисовал приглашения на голубых листочках, которые нашёл у Анны. Они были красивыми, с чёрными линиями и какими-то чёрными подписями и рисунками. Его бумага была белая и её нужно было резать, а у Анны все листочки были сразу маленькими. Он не был уверен, что напишет все имена правильно, но очень постарался. Подсунул листочек под дверь мамы, у неё было почти всегда закрыто. Под дверь Билли, два оставил у Агне и Фел. Потом пошёл к сеньору Почето, бабушке Оливии вручил лично, она сидела в саду с сигаретой в мундштуке и бокалом вина. Эстель и Скай Боно нашёл на кухне, потом нашёл Бьянку. Все очень радовались приглашениям, кроме Анны, которая, кажется очень хотела раскричаться, но не умела. Она сказала: “Боно, это же рецепты…”, но Боно пообещал, что всё будет хорошо.

Ксавье нашёлся в кабинете дедушки.

— Привет, — сказал Боно.

— Привет, — ответил Ксавье.

— А как мне нужно называть тебя? Ксавье или дядя Ксавье?

— Как тебе будет удобно, — ответил Ксавье. Он что-то делал сидя за компьютером.

— У меня день рождения, — сказал Боно, сминая кулаке приглашение. — Вот, я тебя приглашаю.

Ксавье взял бумажку, которая была всего пол часа назад рецептом на успокоительные для Вильгельмины Альбы Остер.

— Ты придёшь?

— Приду.

* * *

— Валерия Остер настолько пиздатая, что её пизда лечит рак, — декламировала Оливия, сплютуя невидимому собутыльнику.

— Бабушка, ты в порядке? — с улыбкой спросила Билли, подходя к Оливии Фосс, которая сидела в садовом кресле, скрестив стройные ноги. Праздником женщина не интересовалась, но не прийти не могла. Всё-таки Боно ей очень нравился, хоть и не был родным внуком, но этот мальчик всегда так ладно и взросло говорил, с ним было даже интересно. С той же Билли Оливия не беседовала «по-настоящему» лет до девяти-десяти.

— Твоя свекровь имела наглость, и я нисколько не шучу, заявить, что я провожу слишком много времени в этом доме! Цитирую: «Вы могли бы уделять внимание и другим своим внукам! Всё-таки Боно вам не по крови!». Ха! Не по крови! Да я знаю про этого мальчишку больше чем она!

— И что ты ей ответила?

— Что стоматолог, который ставил ей виниры, забыл у неё во рту кучу дерьма и оттуда прилично несет! — как ни в чем не бывало ответила Оливия. — Кажется, она не согласна!

Билли засмеялась, потянулась к бабушке с поцелуем, а та в свою очередь зачем-то взъерошила ей волосы.

— Фу, ты такая лохматая! Причешись, — фыркнула Оливия и достала из портсигара сигарету.

Билли вернулась к гостям с лохматыми волосами, как была. Аккуратные локоны совсем распались в мелкие волны и она подошла к Агне, волосы которой были собраны в две шишечки цветными крабиками.

— Сделай мне так же, красотка? — попросила Билли. У Агне глаза загорелись, она сорвалась с места и уже через минуту прибежала с цветными крабиками.

— Ты будешь как Сейлор Мун, только брюнетка! — Агне разделила волосы Билли на две части, как будто собиралась сделать укладку-мальвину, но вместо этого закрутила две шишки и заколола их крабиками. Две передние пряди Агне вытащила, они красиво закрутились по обе стороны лица. — Красиво! Да?

— Очень красиво! — ответила Билли.

Она выглядела нелепо с двумя шишками и выпущенными прядями. Волосы чуть ниже плеч завивались колечками, дерзкая молодёжная причёска и чёрное облегающее платье.

— А теперь давайте займёмся подарками? — спросила она Боно, который снова осунулся, заметив, что Пандора так и не появилась.

Билли взяла мальчика за руку и проводила к центру комнаты, где гости оставляли яркие коробки с бантами и блёстками. — С кого начнём?

— Может с нас? — Фел подхватила Боно на руки и поставила возле стола. — У нас появилась идея, исполнить твою мечту. Ты наш маленький принц, наш Питер Пен!

— Правда?.. — Боно понял в чем дело, он кружился вокруг своей оси, выискивая глазами подарок.

— Ты мужчина в нашем доме! На тебя вся надежда, — улыбнулась Билли, но тут же её прошил насквозь страх. «Какая же я сука!» — промелькнуло у неё в голове, когда боковым зрением она отметила выражение лица Ксавье.

Он напрягся, желваки заиграли и сжались челюсти. Ему все труднее давалось держаться и не опускаться на самое дно, он ловил себя на мысли, что каждое поползновение на территорию Билли, будь то жестокость или насилие, острое слово или угроза, приводили к мукам совести. Он понимал, что уже дважды очень далеко зашёл за черту, явно перешагнул грань человеческого и теперь… куда дальше? Она бросает вызов, будто становится сильнее, а что ещё он может с ней сделать? Куда хуже?

— Где же она? — пропищал Боно.

— Кто она? — нахмурилась Фел.

— Собака! Моя Нэна!

— Нэна? — Билли постучала пальцем по подбородку. — Это так звали няню Дарлингов в «Питере Пене», да?

— Кажется она была породы ньюфаундленд, так? — спросила Фел.

— Да! Да! Где моя Нэна?

— Не знаю, может в саду? — Агне стояла у двери ведущей в большой сад Остеров. За открытой настежь дверью сидел похожий на маленького медвежонка щенок ньюфаундленда. Девочка. Нэна.

Билли отступила в тень, с самой счастливой улыбкой и самым праведным выражением на красивом, ухоженном лице. Она не была самой красивой в этой комнате, в этом доме, но Ксавье не выбрасывал из головы одну мысль. Только её, из всех этих женщин, он затащил бы сейчас в спальню, раздирая платье и оставляя синяки и засосы. Он бы даже не распускал эти дурацкие шишки, даже не принуждал бы, если бы она согласилась. Он почему-то был уверен, что вот тогда ему бы все понравилось.

* * *

Пандора проснулась, когда уже зашло солнце. Она не слышала, как стучали в дверь, как приходили СМС от Билли и Фел. Да, они писали, она помнила, как ответила кому-то из них «Я в порядке». Телефон молчал уже давно и не раздражал чуткое на посторонние звуки ухо. Пандора встала с софы, подошла к двери и села на корточки. На полу лежал голубой листочек. Знакомый, такие даёт Анна, когда что-то выписывает. Через ровные полосы кривые буквы неловкой рукой.

«Мама. Приглошаю на день рожденья. Сынок»

Пандора вытерла слезу сбежавшую по белой, точно мраморной щеке. Взяла телефон, когда уже судорожно всхлипывала.

— Да? — почти сразу ответила Поппи.

— Я забыла про день рождения сына.

— Ты всё исправишь, — гипнотически спокойный голос Поппи дал желаемую надежду. Ненависть к себе требовала что-то делать, забываться или действовать.

— Он простит, — пропела Поппи.

— Он не вспомнит, — пропела Поппи.

— Я буду с тобой, — пропела Поппи.

— Спасибо, — ответила Пандора. — Сделай что-нибудь, я тебе доверяю.