— Нам надо уматывать отсюда. — Голос Франкенштейна был так настойчив, что последние остатки сна покинули Саммер.

— Почему? Плохие дяди напали на наш след? — Моментально проснувшись, она отчаянно пыталась избавиться от скатерти, которая вдруг превратилась в смирительную рубашку.

— Потому что надо. — Он осторожно разнял ее руки, обвившие его шею.

Смущенная тем фактом, что она уцепилась за него — Боже мой, уцепилась за него, — Саммер отдернула руки, отпрянула назад и начала выпутываться из скатерти.

Ему наверняка хотелось свободы не меньше, чем ей.

— Кто-нибудь догоняет нас? — Страх звучал в ее голосе, страх сквозил в ее взгляде, когда она выглянула наружу из пещеры. — Ты что-нибудь слышал? Видел?

— Нет. — Франкенштейн сложил скатерть и, прежде чем запихнуть ее в сумку, вытащил оттуда несколько предметов.

— Тогда что случилось? — Что-то в его поведении пугало Саммер. Он был холоден, почти официален, резок и недружелюбен. Это не являлось новостью. Но вот его настороженность… Казалось, Колхаун чем-то напуган. Господи, что же такое произошло, пока она спала?

— Ничего не случилось. Нам нужно идти, вот и все. Надень это. Ты не можешь щеголять здесь в униформе уборщицы — ты слишком уж в ней выделяешься. — Франкенштейн встал и протянул ей свернутую одежду. Его взгляд был почти враждебным.

Саммер недоумевала: что происходит? Что она сделала не так? Развернув вещи, женщина увидела, что это были баскетбольные трусы и майка.

— Я не надену это, — сказала Саммер, держа в руках майку. Даже с первого взгляда было ясно, что она мужская. Ее глубокий вырез, узкие лямки и огромные отверстия для рук оголят ее практически до пояса.

— Что значит «не надену»? Если цвет и фасон не подходят, придется потерпеть.

Саммер была уверена, что Франкенштейн нарочно старается выглядеть как можно более гадким.

— Дело не в цвете, идиот. Посмотри на фасон. Видишь? — Она приложила майку к груди. Нижняя часть почти достигала колен, а верхняя, как она уже заметила, пожалуй, больше подходила для смелого вечернего туалета, поскольку количество материала было сведено до минимума.

Судя по хмурому виду Франкенштейна, было ясно: он понял, что Саммер имела в виду.

— Вот, — предложил он, стягивая с себя безрукавку и протягивая ее Саммер. — Давай меняться. Саммер взяла безрукавку и отдала ему баскетбольную майку, стараясь слишком уж не пялиться на его широкие плечи, мускулистую волосатую грудь, узкие бедра и мужские достоинства, слегка оттопырившие тесные шорты.

Левое плечо и бок Колхауна были разукрашены пурпурными и желтыми ранами, но тело под ними выглядело мощным.

Саммер всегда нравились большие, спортивные мужчины.

Он натянул майку через голову и заправил ее в шорты. На животе у него теперь было написано «Найк». Его плечи и верхняя часть груди остались голыми.

Встретившись с ним глазами, Саммер отвела взгляд, чтобы он не прочел ее мысли.

— Давай поторапливайся, — сказал Франкенштейн, поднял с земли свою шапочку, сумку и отошел в сторону.

Маффи засеменила за ним.

Оставшись в одиночестве, Саммер сбросила с себя униформу «Свежей маргаритки» и облачилась в баскетбольные трусы и безрукавку. Трусы были черные, из тонкого нейлона, но, к счастью, мешковатого покроя. Они выглядели на ней вполне прилично, лишь на несколько дюймов не доходя до колен. Бросив беглый взгляд на вход в пещеру, Саммер сняла с себя лифчик и наскоро, но крепко связала концы разорванной бретельки. И, снова надев его, с удовольствием отметила, что очень приятно, когда бюстгальтер держит с обеих сторон.

— Ты еще не готова? — в донесшемся из-за кустов голосе Франкенштейна было нетерпение.

Саммер быстро влезла в безрукавку. Она свободно болталась на ее груди и бедрах, но когда Саммер заправила подол в трусы, то стала выглядеть очень даже симпатично.

Вот если бы еще принять душ, почистить зубы и причесаться…

— Почти, — отозвалась она в ответ, раздирая пятерней свои спутанные волосы. Без шпилек они падали на лицо и на плечи. Волосы были тонкие и прямые, как шелковая пряжа, и в настоящий момент такие же рыхлые. Ей бы понадобилось каких-нибудь пятнадцать минут, чтобы вымыть их, плюс шампунь, фен, щетка с толстыми округлыми зубьями и гель для волос. Пусть ее волосы прямые и блеклого каштанового цвета, но, если постараться, они могут быть весьма привлекательными.

Был бы поцелуй Колхауна более темпераментным, если бы она привела в порядок свое лицо и волосы?

Подходящей прической Саммер сочла одну косу, которая спадала ей за плечи. Единственное затруднение заключалось в том, как закрепить конец косы. Поскольку с ее блузкой в любом случае все было покончено, она решила оторвать от нее полоску и использовать ее в качестве ленты. Это оказалось труднее, чем Саммер думала: пришлось сначала надорвать ткань зубами.

Франкенштейн появился в пещере как раз в тот момент, когда она держала блузку во рту.

— Не настолько же ты голодна! — воскликнул он. Саммер состроила ему гримасу, разорвала ткань и завязала конец косы.

— Как я выгляжу? — спросила она, указывая на свой наряд.

— Примерно так, как если бы провела в лесу на неделю больше, чем собиралась, — оценил Колхаун и протянул ей пару черных баскетбольных туфель с высоким задником.

Саммер посмотрела на них и покачала головой:

— Я их не надену. Они слишком большие.

— Это лучше, чем босиком.

— Надень их ты, а мне отдай свои сандалии.

— Послушай, Розенкранц, нам идти много миль. Миль, ты понимаешь? Ты не сможешь идти в сандалиях. Подвернешь ногу, и будь я проклят, если потащу тебя. Или наступишь на разбитую бутылку, на змею. Ты…

Змея сделала свое дело.

— Давай их мне.

Он отдал Саммер баскетбольные туфли. Внутри оказались спортивные носки, которые она, присев, натянула с гримасой отвращения. Когда дело дошло до обуви, Саммер обратила внимание, что на нем была другая пара баскетбольных туфель.

— А почему ты себе взял туфли с низким задником, а мне даешь с высоким?

— Потому что мне они больше подходят. Я дал тебе с высоким задником, чтобы ты могла подвязать их к лодыжке, тогда они не потеряются.

Хорошая идея. Правильная. Саммер последовала его совету. Когда она закончила экипировку, Колхаун сложил разбросанные вещи в спортивную сумку, подобрал монтировку и, выбравшись из пещеры наружу, зашагал прочь.

Когда она догнала Франкенштейна, тот стоял и смотрел вдаль, его лицо было сосредоточенно, а глаза прятались в тени козырька шапочки. Он явно был чем-то озабочен. Женщина поняла, что выражение его лица так и останется непроницаемым, пока не спадет опухлость. Интересно, как он будет выглядеть, когда обретет свой обычный вид? Станет ли он красив? Но, глядя на его обезображенное ранами, ссадинами и кровоподтеками лицо, предполагать что-либо было трудно.

Саммер захотелось, чтобы он снова поцеловал ее. На этот раз более темпераментно и страстно, чтобы она могла судить, каков поцелуй Франкенштейна. Ее мечтания прервал вопрошающий голос Колхауна.

— Что ты так смотришь? — Повернувшись, он с вызовом глядел на нее.

Саммер покраснела, смутившись своих фривольных мыслей. Почувствовав ее замешательство, он нахмурился.

— Тебе надо бы умыть лицо, — произнесла она, гордая тем, что хладнокровно и быстро нашла ответ.

— Тебе тоже, — парировал мужчина и, ничего больше не сказав, зашагал в гору.

Саммер была по горло сыта его грубостью. И она не собиралась дальше безропотно ее сносить. Высоко подняв голову, она повернулась и молча направилась в противоположную сторону.

Разрываемая сомнениями Маффи сидела на своей пушистой попке, переводя взгляд с одного человеческого существа на другое, и жалобно скулила. Саммер и ее проигнорировала.

Когда, сделав дело, она появилась из близлежащих кустов, то при виде Франкенштейна, ожидающего ее рядом с Маффи, втайне испытала облегчение. Он стоял, опираясь плечом о ствол дерева, со скрещенными на груди руками и низко надвинутым на глаза козырьком шапочки. Саммер не думала, что он уйдет и бросит ее, но полной уверенности все-таки не было.

Когда она подошла к Колхауну, он весь так и дышал враждебностью. Еще двенадцать часов назад один вид чудовища, излучающего такую неприязнь, навел бы на нее панический страх. Но теперь, обретя уверенность, что он не оставит ее, Саммер не особенно переживала по поводу его настроения.

— Ты готова, наконец? — спросил он с глубоким сарказмом.

— Да, сэр, — ответила она, шутливо отдавая ему честь.

В ответ он еще больше нахмурился.

— Вот, возьми. Есть будем по дороге.

Он сунул ей пачку галет, повернулся и снова зашагал. Вероятно, правильнее было бы сказать, торжественно зашагал.