Диди поняла, что начала осваиваться со своей ролью привидения.

Сначала ей было странно оказываться то тут, то там безо всякой, как ей казалось, системы или замысла. Вот и сейчас она снова находилась в гостиной того дома, где прошло ее детство, и обнаружила здесь свою маму и тетю Дот, которая перебралась к маме восемь лет назад, когда они обе с промежутком в год овдовели. В настоящий момент женщины пытались связаться с Диди через оую.

— Говорю тебе, я видела ее. Видела так же ясно, как тебя сейчас! — уверяла мама.

— Я не утверждаю, что ты ее не видела, Сью. Я хочу только сказать, что эта оуя не реагирует на нее.

— Может быть, мы просто неправильно ею пользуемся.

— Я пользуюсь оуей всю мою жизнь, и уж я-то знаю, как это делается. Знаешь, это ведь оуя посоветовала мне выйти за Джетта, когда я была склонна отдать руку Карлу Оуэнсу.

— Не могу сказать, что это был хороший совет, — сказала мама.

И правда, про стычки тети Дот с дядей Джеттом ходили легенды. Диди уже почти забыла о них.

На этот раз, как ни старалась, она не смогла материализоваться, но управлять стрелкой оуи могла.

У-М-Е-Н-Я-В-С-Е-В-П-О-Р-Я-Д-К-Е

— Смотри, смотри, что получилось!

— А ты не подстроила это, Дороти Джин?

— Ты же знаешь, что я ни за что на свете не стала бы делать этого! Ой, смотри!

Я-Л-Ю-Б-Л-Ю-Т-Е-Б-Я-М-А-М

— Диди, Господи всемогущий, это Диди! Это моя девочка! Диди, Диди!

— Сью, успокойся. Сью, спроси ее, что случилось той ночью. Спроси ее быстрее!

Натруженные, некрасивые руки женщин тянулись с двух сторон к пластмассовой стрелке оуи, раскручивая ее снова и снова, но Диди уже унесло куда-то прочь.

В следующий раз она оказалась на студии звукозаписи в Нашвилле. Смазливая блондинка лет двадцати пяти с наушниками на голове и в алой мини-юбке что-то напевала в микрофон.

Диди обнаружила, что она смотрит на певицу из прозрачной кабины, где двое мужчин, хмурясь, вслушивались в голос, который Диди назвала бы писклявым.

— Нам надо добиться от нее большей громкости, Билл.

— Да, и похоже, что у нас ничего не выйдет. Это все, на что она способна. Ну да не беда. Мы запросто поправим дело. Черт побери, с нашей аппаратурой можно творить чудеса.

— В субботу вечером ей предстоит петь на фестивале «Нашвилл — не под фонограмму». «Агония» уже стоит в программе восемнадцатым номером. Критики спустят с нее шкуру живьем, если мы не добьемся, чтобы она пела как следует.

— Черт возьми, я был бы рад, ты меня знаешь. Эта девчушка хороша собой и поет вроде бы ничего, но мы-то с тобой знаем, что не видать ей контракта как своих ушей, если бы она не была замужем за Хенком Кетчумом.

— Да, ничего не скажешь, выйти замуж за хозяина «Джалапено рекордс» — это удачный шаг в карьере. Жаль, что мне это не пришло в голову.

— Не думаю, что тебе сделали бы предложение. Во всяком случае, лучше заткнуться, пока Кетчум подписывает нам платежную ведомость. — Билл нажал кнопку и сказал в микрофон: — Халли, крошка, постарайся потянуть эти высокие ноты чуть-чуть подольше, ладно, роднуля? И попробуй вложить в них побольше чувства. Представь себе, что твоя собака только что попала под машину.

— Я постараюсь, Билл.

— Спасибо, золотце. Это все, о чем я тебя прошу. Начнем сначала?

— О’ кей.

Билл снова нажал кнопку микрофона, сделал знак музыкантам и откинулся в своем кресле.

— На «Нашвилл — не под фонограмму» придется дать ей побольше подпевал и уповать на Господа, что нас пронесет.

Мне так плохо, мне так плохо без тебя,

И что делать, и что делать мне теперь?

Двое мужчин за режиссерским пультом выпрямились в своих креслах, пристально уставились на блондинку с микрофоном и недоверчиво переглянулись.

— Разрази меня гром! Эта девочка может петь!

— Черт побери, наше дело в шляпе!

А на сцене Диди постаралась овладеть своими голосовыми связками и вложить в песню всю душу. Читая слова с экрана-подсказки, Диди пела искренне, от сердца. В эти минуты она была ближе всего к райскому блаженству. Как никогда в своей жизни — или смерти.

…просто лечь и умереть, — только это все,

Пока что выше моих сил. И поэтому в агонии я.

Когда последние ноты замерли, Диди испытала знакомое ощущение, что ее куда-то всасывает. Она попыталась сопротивляться, но напрасно.

Ей так хотелось остаться здесь еще…

Голос из режиссерской будки гремел:

— Халли, девочка, все вышло отлично! Просто великолепно!

Снова обретя дар речи, Халли еле слышно пробормотала:

— Спасибо, Билл. На меня что-то нашло…

Но Диди не услышала конца беседы. Ее снова несло в водовороте.

Когда она наконец пришла в себя, была ночь. Диди очутилась на небольшом опрятном сельском кладбище. Ее муж склонился над могилой.

Усевшись на верхушку надгробного камня и подобрав под себя ноги, Диди наклонилась вперед (она обнаружила, что в качестве привидения может теперь проделывать такие трюки, не рискуя свалиться и разбить себе нос) и прочла надпись на камне:

ТЕЙЛОР

Дейдра Анн Камминс

Родилась 21 января 1958 года — умерла 15 мая 1992 года

ЛЮБОВЬ ВЕЧНА

Митч склонился над ее могилой.

Диди смотрела на его опущенную голову и спрашивала себя, не Митч ли сочинил текст. И решила, что да, это в его стиле. Ее маме никогда не пришло бы в голову что-нибудь столь поэтическое.

Она преданно любила Митча с тринадцати лет и почти до своей смерти. У них бывали свои хорошие и плохие моменты — немного хороших и очень много плохих, — но она всегда любила его.

А теперь она смотрела на него другими глазами. На деле любовь оказалась не вечной. У них, во всяком случае.

Митч поднял голову, и на секунду Диди испугалась, что он увидит ее. Покалывания, сопровождавшего ее материализацию, она не чувствовала, да и Митч не вскрикнул, не испугался и даже не побледнел, так что, скорее всего, он не замечал ее присутствия.

Митч по-прежнему был хорош собой: вьющиеся светлые волосы, острый взгляд голубых глаз, классически правильные черты лица, покрытого легким загаром. С тех пор как она видела его в последний раз, он, похоже, похудел. Но при росте шесть с небольшим футов он всегда выглядел стройным, так что утверждать это она не могла.

Стоя на коленях у ее могилы, он являл собой образец скорбящего вдовца.

Если бы только его руки не были в земле. Рядом с ним лежала лопата, а ее могила, хотя и поросшая густой травой, выглядела почти что свежей. Слишком свежей для могилы трехлетней давности.

Ее только что выложили дерном.

«Что ты задумал на этот раз, Митч Тейлор?» — подумала Диди с яростью. И хотя она ощутила покалывание, хотя его глаза вдруг в ужасе расширились, воронка снова всосала ее в себя.

Следующая остановка. Жаркий, солнечный день, послеобеденное время. По крайней мере, жарко и светло было снаружи. А Диди находилась в пещере, витала под ее сводом и смотрела сверху вниз на завернутую в скатерть пару, спавшую на полу, футах в шести под ней.

Мужчина был Стив — его лицо все еще выглядело кошмарно, женщину она не знала. Но им, похоже, совсем неплохо друг с другом.

Диди с интересом разглядывала их, когда Стив открыл глаза. Он увидел ее. Она знала это точно. И она помахала ему рукой, просто чтобы поприветствовать его.

Стив вскрикнул и сел. Озадаченная Диди потеряла власть над своими атомами и растворилась.

Когда она снова пришла в себя, то оказалась в углу той же самой пещеры. На нее внимательно смотрела собачка какой-то странной породы. Стив опять лежал, но уже не спал. А женщина прижималась во сне к его груди.

Женщина явно не Элен, жена Стива.

Это было что-то новое. Если не считать романа с ней, Стив всегда был однолюбом. Диди сомневалась, изменял ли он Элен до их романа. Она сказала бы «и после», но доказательство обратного было у нее перед глазами.

Несмотря на то что его всегда влекло к ней, и Диди, конечно же, знала об этом, пришлось немало потрудиться, чтобы совратить Старину Стива. Она со стыдом сознавала, что сделала это хладнокровно и намеренно, дабы проучить Митча. Ее муж, который расстегивал ширинку при виде любой сучки с течкой, заслуживал такого урока.

У Митча была как раз очередная интрижка, когда она решила расплатиться с ним, изменив ему со Стивом. После четырнадцати лет замужества Диди научилась разбираться во всех повадках Митча, ей не надо было никаких доказательств очередной измены мужа — интуиция не подводила ее. И еще она знала, что Стив был одним из тех немногих людей, кого ее муж искренне любил. Красавчик Митч позволял себя любить, а сам смотрел на людей лишь как на средство достижения своих целей и обычно дружил с ними, пока нуждался в них. Однако дружба со Стивом длилась целых три десятка лет. Между ними была настоящая привязанность.

Стив, простая душа, на три недели потерял из-за нее голову, но потом его стали терзать адские муки.

Он не мог простить себе, что обманул жену, не говоря уж о лучшем друге.

Он всегда был ребенком.

Диди подумала, что за это она и любила его.

Она никогда не была влюблена в него, никогда, но она его любила. Любила как брата или что-то в этом духе.

Как поется в песнях, «она обошлась с ним плохо». Очень плохо.

Диди вдруг поняла, что именно это и привязывало ее до сих пор к земле.

Она не сможет подняться в небеса, пока не исправит зло, которое причинила.