Потом она побежала. Она оставила его согнувшимся пополам, ругающимся, как портовый грузчик, и побежала так, будто от этого зависела ее жизнь, что, вероятно, так и было. Она ни капельки не сомневалась, что если бы Стюарт мог добраться до нее в этот момент, то его первым побуждением было бы придушить ее.

Ее целью была конюшня. Она оседлает Звездочку и будет сказать сломя голову, скакать до тех пор, пока не выдохнется, пока голова не прояснится, а тело не устанет настолько, чтобы уснуть, скакать до тех пор, пока Стюарт не отойдет от бешенства, в которое, несомненно, поверг его ее удар. Наплевать, что на ней только ночная рубашка и халат и что ноги босые. Наплевать, что уже за полночь. Она должна убежать, убежать подальше от «Мимозы» – и Стюарта. Она будет скакать до тех пор, пока снова не почувствует желание вернуться домой, сколько бы времени на это ни потребовалось.

Трава была холодной и мокрой. Время от времени Джесси наступала на камень и морщилась, когда тот впивался в нежную кожу подошвы. Один раз, уже почти возле самой двери в конюшню, Джесси наступила на колючий листок остролиста и вынуждена была остановиться, чтобы вытащить его из ноги, прежде чем бежать дальше. Она наклонилась, поставив поврежденную стопу на колено другой ноги, и выдернула лист, когда скорее почувствовала, чем услышала, что Стюарт преследует ее почти совсем бесшумно, словно индеец.

Позабыв про ногу, Джесси понеслась к конюшне как безумная. Внутри было темно, как в пещере, лошади тихо стояли в своих стойлах. Прогресс спал высоко наверху, на сеновале. Джаспер вскочил со своей соломенной подстилки с грозным «гав», но моментально успокоился, учуяв, что незваный гость – его хозяйка.

Теперь, когда Стюарт преследовал ее, Джесси понимала, что ее шансы избежать его мести весьма малы. Но она надеялась, что благодаря темноте и ее прекрасному знанию конюшни ей, возможно, удастся набросить на Звездочку седло и ускакать на кобыле прямо из-под носа Стюарта. Как только она окажется в седле, он не сможет остановить ее. Если понадобится, она направит лошадь прямо на него.

Упряжь находилась в дальнем конце конюшни. Со скачущим по пятам Джаспером, явно убежденным, что это какая-то новая игра, Джесси распахнула дверь и вбежала внутрь. Дверь сама захлопнулась за ними, едва не прищемив Джасперу хвост. Мешки с зерном усеивали пол – одни полные, другие уже наполовину пустые. Седла были подвешены над козлами для пилки дров посреди комнаты. Некоторые висели на крючках, как и уздечки, щетки и другие многочисленные атрибуты, необходимые для должного ухода за лошадьми. Крошечное оконце напротив двери пропускало лунный свет. Серебристый луч помог Джесси не споткнуться о различные препятствия у нее на пути, прежде чем она добралась до Звездочкиной уздечки и сдернула ее с крючка.

Держа уздечку в одной руке, она оглядывала крючки в поисках седла. Джесси нашла его и потянулась, чтобы отцепить стремя от крючка, который удерживал его, когда дверь в помещение бесшумно открылась на кожаных петлях. Джаспер гавкнул, затем поскакал к вновь прибывшему. Джесси резко развернулась, тяжело сглотнув. В проеме вырисовывался силуэт Стюарта – более темное и плотное очертание на фоне ночной темноты.

– Взять его, мальчик! – прошипела Джесси, но лишь растерялась, когда вероломная псина прыгнула на мужчину, неистово виляя хвостом.

Стюарт даже не покачнулся. Он быстро погладил собаку по голове, приказал «Лежать!» голосом хозяина, и тот немедленно подчинился. Затем Стюарт подтолкнул пса к двери, сказал: «Беги спать, дружище», и, когда тот послушался, закрыл за ним дверь.

К отчаянию Джесси, Джаспер даже не заскулил, чтобы его впустили назад. Ее преданный защитник явно был таким же маслом в руках Стюарта, как и все остальные в «Мимозе».

– Ну что ж, Джесси, – проговорил Стюарт. По его вкрадчивому тону Джесси поняла, что он зол именно так, как она и боялась.

– Если ты тронешь меня хоть пальцем, я закричу так, что крыша рухнет!

Несмотря на угрозу, слова ее были свистящим шепотом. Она не могла стать причиной противостояния между Стюартом и Прогрессом и знала это. И в самом деле, если она закричит и Прогресс, который в свои преклонные годы спит как убитый, услышит ее, еще вопрос, будет ли он на ее стороне. Он тоже уже давно подпал под обаяние Стюарта. Неужели не осталось ни единого живого существа, кого бы этот хитрый дьявол не околдовал?

– Кричи сколько влезет, потому что я намерен тронуть тебя гораздо больше чем пальцем.

Хотя света было недостаточно, чтобы позволить ей отчетливо видеть его лицо, Джесси по голосу слышала, что он цедит слова сквозь зубы. Когда он надвинулся на нее большой черной тенью, Джесси уронила руку с седла и попятилась назад. Он продолжал преследовать ее до тех пор, пока она не уперлась спиной в стену и больше бежать было некуда.

– Попалась, Джесси? – Слова были очень тихими, но от этого не менее угрожающими. Джесси знала, что Стюарт не причинит ей вреда, но все равно трепет страха пробежал по ее позвоночнику. Он выглядел таким угрожающим в темноте. Его глаза блестели во мраке. Ее спина так сильно прижималась к грубым доскам стены, что она явственно ощущала их шероховатость даже сквозь одежду. Широко раскрытые глаза не отрывались от его лица, а пальцы сжимали холодные кожаные полоски уздечки.

Уздечка. Она не совсем беззащитна, в конце концов.

– Убирайся!

Джесси замахнулась на него, но он поймал уздечку и вырвал из ее руки.

– Ой!

Стюарт отбросил уздечку в сторону. Она приземлилась на пол с металлическим бряцанием.

– Ну, что теперь? Собираешься пнуть меня? Дать пощечину? Поцарапать? Ударить меня туда, куда юной леди негоже бить мужчину? – Было в его тоне скорее любопытство, чем гнев.

– Стюарт… – Сердце Джесси колотилось как безумное, но от страха ли, или от чего-то еще, она не знала. Глаза ее были огромными, когда она смотрела на него в темноте. Внезапно руки сделались очень холодными. Лунный свет отражался в его глазах, и он поймал ее за запястье и потянул на себя. Вся воинственность покинула Джесси. Не сопротивляясь, она позволила ему тянуть себя вперед до тех пор, пока между ними не осталось расстояние не шире ладони. Он прикасался к ней лишь рукой, но каждый миллиметр ее кожи приятно покалывало.

– Я не хочу, чтобы ты выходила замуж за этого сопляка Тодда. – Его голос звучал хрипло.

– Стюарт… – Странно, но единственным словом, которое она, похоже, в состоянии была выдавить из своего пересохшего горла, было его имя. Он грозно нависал над ней, используя преимущество роста и силы, чтобы подчинить ее своей воле. Его твердая мускулистая сила зажила собственной жизнью в темноте, и она затрепетала.

– Ты сказала, что любишь меня.

На этот раз напоминание не взбесило ее. В этот раз он не насмехался над ней. Его голос был низким, а рука на запястье теплой и сильной, но не причиняющей боли.

– Ты не можешь выйти за него, если любишь меня.

– Стюарт… – В ее голосе была боль. Сердце ее переполнялось, а тело таяло. Он едва касался ее, но уже делал ее своей. Она была в огне, пылала от любви и чего-то еще, и он был единственным на свете, кто мог погасить пламя.

– Я не позволю тебе выйти за него, слышишь? – Он слегка потряс ее запястье.

– Стюарт. – Джесси сделала глубокий вдох, затем наконец смогла говорить. Она знала, что должна объяснить, как случилось, что она приняла предложение Митча, но объяснения могли подождать. Все могло подождать, кроме той горячей потребности, которая поглощала ее целиком. – Я правда люблю тебя, Стюарт.

– О Боже! – Это был стон. Он ли привлек ее к себе, она ли шагнула в его объятия, Джесси не знала. Но уже мгновение спустя она оказалась прижатой к нему, ее руки крепко обвили его за шею, а его обвились вокруг нее, когда он наклонил голову и нашел ее рот.

В этом поцелуе не было никакой нежности. Он целовал ее так, словно умрет, если не вкусит ее губ, словно никак не мог насытиться. Джесси встретила сладостное вторжение его языка безумным восторгом своего, привставая на цыпочки и впиваясь ногтями ему в затылок. У него был вкус виски, и поскольку он принадлежал Стюарту, она внезапно полюбила этот вкус. Его челюсть была колючей от щетины, но это Стюарт царапал ее нежную кожу, ей нравилось ощущение этого. Он сжимал ее так крепко, что трещали ребра и было нечем дышать, но ей нравилось и это тоже. Ей настолько нравилось все, что он делал с ней, что от этого голова шла кругом. Настолько, что когда она отвечала на его поцелуй, то издавала тихие мяукающие звуки ему в рот, даже не осознавая, что делает это. Настолько, что когда она почувствовала его набухающую выпуклость, то прижалась к ней и потерлась в инстинктивной попытке облегчить свою щемящую боль между ног.

– Иисусе, Джесси! – простонал он, когда его рот соскользнул с ее губ на шею, затем ниже, где отыскал и завладел вершиной груди.

Когда влажный жар его рта обжег сквозь ткань, Джесси вскрикнула. Чистейший огонь опалил ее нервные окончания, и колени подогнулись. Он подхватил ее на руки. Всего на мгновение его голова поднялась, и он огляделся. Затем, не обращая внимания на ее слабые протесты, вместе с ней перешагнул через мешки с зерном и седла и опустил ее на пол. Когда он опустился с ней рядом, до Джесси дошло, что он использовал кучу пустых мешков из-под зерна в качестве постели.

– Я хочу тебя… как же я хочу тебя, – хрипло прошептал он, снова завладевая ее ртом.

Джесси сцепила руки у него на шее и забылась. Она не думала о том, правильно это или нет, не думала, насколько это опасно для нее или ее сердца. Все, что она знала, – что это ее мужчина, мужчина, которого она ждала и по которому тосковала всю свою жизнь.

Когда он задрал подол ее рубашки и халата до самой талии, она прильнула к его шее и поцеловала с пылкой несдержанностью. Когда он просунул руку между ними, чтобы сделать что-то со своими брюками, она осыпала дождем поцелуев его скулу. Когда его колени, все еще заключенные в ткань, скользнули между ее коленей, она задрожала, выгнулась и вскрикнула ему в шею.

Его рука снова была между ними, прикасаясь к ней в том месте, где ее никто никогда не касался, месте, которое было настолько тайным, что она сама не любила дотрагиваться до него, даже когда мылась. Но когда его рука накрыла ее там, покоясь поверх мягкого гнездышка из завитков, щемящая боль внутри усиливалась до тех пор, пока она не содрогнулась, а тело не вспыхнуло огнем, жаждая чего-то… чего-то…

Затем он слегка приподнялся над ней, удерживая свой вес на локте, и пристроил к ее трепещущей, пылающей мягкости ту огромную, горячую мужскую штуку, которую она чувствовала, но никогда не видела. Казалось, будто в ее плоти есть какое-то отверстие, потому что он стал протискиваться внутрь.

Джесси ахнула, частью от страха, частью в экстазе, и его рот снова завладел ее ртом с внезапным яростным пылом. Его спина выгнулась, и мужской орган уткнулся в какую-то преграду внутри ее. Значит, вот что мужчины делают с женщинами, протискивают в них свою штуковину до тех пор, пока не коснутся преграды? Но нет, он, похоже, не удовлетворился этим. Он проталкивался… проталкивался…

Часть экстаза, который уносил ее, внезапно пропала. Он делает ей больно…

– Стюарт, не надо!

Но ее протесты были поглощены его ртом. Хоть она и пыталась отвернуть голову, пыталась вновь сказать ему, что это выходит за пределы того, что доставляет удовольствие, он сделал мощный толчок, который разорвал ее надвое.