Кэролайн глубоко и мучительно покраснела. После этого ей уже не нужно было отвечать. Прозрение читалось в его глазах.

— Он взял тебя силой, да? Заставил тебя отдаться. Вот в чем все дело.

Кэролайн закрыла глаза, по ее телу пробежала дрожь. Снова вернулись ужасные воспоминания — и она была не в силах избавиться от них, точно так же, как не могла остановить подступавшие к глазам слезы.

— Мне так… стыдно, — прошептала она, отвернувшись от Мэта, когда почувствовала, что вот-вот заплачет. Соленые капли стекали из-под ресниц и беспрепятственно бежали вниз по щекам. Где-то над ее головой — Кэролайн не могла и не хотела открывать глаз — Мэт с шумом втянул в себя воздух.

— Тебе нечего стыдиться. — Он снова обнял ее, на сей раз с удивительной нежностью. Кэролайн чувствовала себя очень уютно в этом теплом наделсном кольце, а Мэт свободно откинулся на подушки и, потянув ее за собой, прижал к груди, так что она оказалась как в люльке.

— Не плачь, моя девочка. Ты ни в чем не виновата.

— Ты… я… я не выношу, когда до меня дотрагиваются… — Кэролайн зарылась лицом ему в грудь, при этом вцепившись в него руками, как в спасательный круг в кипящем водовороте реки. Она не рыдала, а тихо, без слов, плакала, прикрыв веки и ее лицо было мокрым от слез. — … Дотрагиваются мужчины. Но ты… ты можешь до меня дотрагиваться, и у меня не начинается рвота…

— А только истерика, — сухо пробормотал Мэт, и ее глаза моментально раскрылись.

— Это вовсе не смешно! — воскликнула Кэролайн, толкаясь руками и ногами, чтобы приподняться и сесть.

Мэт, обхватив ее обеими руками, не дал ей спрыгнуть с постели и убежать. Он держал ее не сильно, но достаточно крепко, чтобы удерживать возле себя.

— Поверь мне, я не смеюсь, — промолвил он, и по суровой складке вокруг рта Кэролайн поняла, что он говорит правду.

Она сделала еще одну, на сей раз слабую попытку освободиться, но Мэт не отпускал. Кэролайн не стала с ним бороться, просто продолжала сидеть рядом, так и не спустив с постели согнутые в коленях ноги и не высвободив руку из его ладоней. Сказать по правде, она и сама не знала, чего ей больше хочется: уйти или остаться с Мэтом. Кэролайн всей душой мечтала услышать от Мэта слова утешения и обрести душевный комфорт, но она боялась, что после своего признания стала внушать ему отвращение и презрение. Впрочем, даже если это и не так, ее собственного презрения хватило бы на двоих. Она чувствовала себя обесчещенной.

Тяжесть отчаяния стеснила грудь, когда Кэролайн поняла, что даже с Мэтом не в силах избежать того кошмара, который преследовал ее после Саймона Денкера.

— Мне лучше уйти: надо готовить ужин, и…

— Наплевать на ужин. — Его ладонь чуть сжала ей руку. — Ты могла бы рассказать мне, что произошло? Я думаю, это пойдет на пользу нам обоим.

— О, нет! Я не могу об этом говорить! — От одной мысли у Кэролайн начались спазмы в желудке.

— Может быть, тебе как раз нужно поговорить, чтобы снять душевную боль.

Кэролайн посмотрела на него долгим внимательным взглядом. Он тоже не отрывал от нее глаз. Пальцы их рук переплелись между собой. Мэт лежал голый до самой талии, и вид у него был довольно мужественный (жесткая борода, выступающие мускулы, черные как смоль волосы), однако ни вид Мэта, ни ощущение от их соприкасающихся ладоней не внушали Кэролайн отвращения. Напротив, ей хотелось свернуться калачиком в его объятиях и обрести там защиту и душевный покой. И так же твердо, как то, что утром солнце поднимется над горизонтом, она знала: с ним она навсегда будет в полной безопасности.

— Ты не понимаешь, у меня тоже есть свой интерес, — мягко продолжал Мэт, и, когда смысл его слов дошел до Кэролайн, ее глаза расширились от удивления. Сердце начало странно, почти болезненно колотиться.

— Интерес?

Мэт улыбнулся ей в ответ чуть печальной и немного нервной улыбкой.

— Уж не думаешь ли ты, будто я только тем и занимаюсь, что целую каждую встречную поперечную женщину на своем пути, а? Расскажи мне все, Кэролайн, пожалуйста.

И она рассказала ему, хотя это повествование едва не разорвало ей сердце. Рассказала, как ее больной и дрожащий в лихорадке отец лежал на убогом тюфяке перед крошечным огнем, другого они не могли себе позволить. Поведала о скудной еде, которой она старалась поддержать его силы, беря себе самую малость и оставляя львиную долю ему. Рассказала, как невыносимо тяжело было видеть, что прямо на глазах угасает ее отец, и быть бессильной ему помочь. И, наконец, рассказала о Саймоне Денкере. Когда она заговорила о нем, голос Кэролайн звучал ровно, без эмоций.

На протяжении нескольких недель Кэролайн удавалось ускользать от него. И она решила, что со смертью отца навсегда избавилась от Денкера. Несмотря на печаль, терзавшую ее душу, она чувствовала огромное облегчение, что ей больше не придется страдать от преследования со стороны Саймона Денкера, чьи посягательства становились все более наглыми. Ей нужно было только забрать из квартиры Миллисент, свои вещи и вещи отца, и тогда она будет свободна как птица. Раньше свобода пугала Кэролайн, но теперь она оказалась перед лицом более страшной альтернативы — Саймоном Денкером.

Он ожидал Кэролайн в квартире, и, когда понял, что она собирается уехать, повалил ее на пол и пригвоздил своим телом. Кэролайн отчаянно сопротивлялась, но все ее усилия оказались тщетны. Быстро и грубо он овладел ею. Затем, самодовольно ухмыляясь, встал и направился к двери, оставив ее лежащей на полу в разодранном окровавленном платье. К своему ужасу, Кэролайн услышала, как он повернул ключ в замке. Когда она стала барабанить в дверь и кричать, чтобы он выпустил ее, Саймон ответил, дескать ей потребуется еще не один раз задирать перед ним юбки, чтобы расплатиться за долг. И что станет держать ее взаперти до тех пор, пока она ему не надоест. И только после этого, мол, она будет вольна идти на все четыре стороны.

Единственное окно в этой крошечной квартирке на четвертом этаже было слишком узким, чтобы выбраться через него наружу. Вздумай Кэролайн кричать о помощи, она, скорее, надорвала бы себе легкие, чем кто-то откликнулся на ее зов. Подобные крики слишком часто раздавались в их трущобах.

Поэтому Кэролайн стала ждать, когда Денкеру снова вздумается к ней прийти, а дождавшись, спряталась за дверью и нанесла ему сокрушительный удар ночным горшком по голове, от чего Саймон свалился и потерял сознание. После этого она подхватила Миллисент и свои вещи, тщательно заперла квартиру и поспешно ушла. Наемный экипаж доставил ее в порт, где «Голубка» готовилась к отплытию с утренним приливом.

Когда Кэролайн закончила свой рассказ, то обнаружила, что голова ее покоится на плече, а рука — на груди Мэта. Она взглянула на него, опасаясь прочесть в лице осуждение. Челюсти Мэта были плотно сжаты, а глаза отливали холодным стальным блеском. Но Кэролайн знала, что этот суровый блеск относился не к ней.

— Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось воспользоваться брошью? — с несчастным видом закончила Кэролайн. — У меня совсем не было денег, а Денкер непременно бросился бы меня разыскивать.

— Ты поступила абсолютно правильно. Если бы я узнал все это раньше, то аплодировал бы твоей храбрости, а не ругал тебя, как в день приезда.

— Храбрости? — Забыв на минуту о своих печалях, Кэролайн удивленно сощурилась.

— Да-да, именно храбрости. Каждый может потерпеть поражение от превосходящего по силам противника. Меня вот свалило же с ног это проклятое дерево! Но ты не просто потерпела поражение, ты блестяще сумела отомстить, используя то оружие, что оказалось под рукой, и в конечном счете одержала победу. Девочка моя, стукнуть этого негодяя по голове ночным горшком — лишь самая малость того, что он заслуживал за причиненное тебе зло. Но уверяю, он надолго запомнит тот день.

— Я тоже на это надеюсь.

Кэролайн содрогнулась и глубоко втянула в себя воздух. Затем, внезапно осознав, что она слишком уж удобно расположилась на его широкой груди, села и робко улыбнулась Мэту, изо всех сил стараясь вновь обрести уверенность в себе. Когда она снова заговорила, то постаралась придать своему голосу как можно больше оптимизма. Но чувствовалось, что жизнерадостность эта напускная.

— Я должна чем-нибудь смазать твои царапины. И, кроме того, мне действительно необходимо заняться наконец ужином. У нас есть пироги, которые принесли твои подруги, но мальчикам требуется что-нибудь еще.

Ладонь Мэта не отпускала ее руку, несмотря на то, что Кэролайн делала осторожные попытки высвободиться.

— Кэролайн!

Она бросила на него быстрый взгляд.

— Ты больше не должна так к себе относиться. Когда ты позволяешь этому… этому недочеловеку настолько занимать твои мысли, то тем самым даешь ему огромную власть над собой, совершенно несоизмеримую с его действительным местом в твоей жизни. То, что с тобой произошло, не что иное, как ужасное, жестокое изнасилование, — но все это уже в прошлом. Чтобы излечиться от душевной травмы, пора прекратить думать об этом.

— Но я чувствую себя такой… распутной. — Кэролайн сделала это признание почти шепотом, наклонив голову и закрыв глаза. Стыд упорно не давал ей забыть о прошлом. Ее пальцы в это время бессознательно сжимали ладонь Мэта.

— Так ты чувствуешь себя распутной, да? — В его словах прозвучала какая-то странная резкость, которая заставила Кэролайн открыть глаза и с удивлением на него уставиться. — Из-за того, что с тобой сделали, совершили силой, из-за того, что ты абсолютно никак не могла предотвратить, ты еще чувствуешь себя распутной! — Мэт издал звук, одинаково похожий и на смех, и на фырканье. — Девочка моя, если хочешь услышать о том, что такое настоящее распутство, позволь мне рассказать об этом.