Неделей позже Тони выписали из госпиталя, вернули ему одежду, в которой его туда доставили, но выстиранную и отглаженную, и, провожая сочувственными взглядами, попрощались. Произошло это знаменательное событие в половине шестого, как раз в удобное для Грейс время. Она закончила работу и смогла подскочить к госпиталю, чтобы подвезти Тони до его дома. Они заранее договорились, что долечиваться он будет у нее, но для этого ему необходимо взять из своего дома кое-какие вещи.

Джессика в этот день тренировалась до шести и отпросилась у матери, чтобы провести потом у подружки время до утра на целомудренной вечеринке, с просмотром лишь ночных телеканалов, не более, таково было твердое обещание. Так что ночь оставалась в распоряжении Грейс и Тони.

Он появился из больничных дверей в тюрбане из бинтов, словно арабский шейх.

Грейс помнила его отекшее, почерневшее лицо, каким оно было на следующий день после операции, и теперь, обрадовавшись, что у него, наконец, почти нормальный вид, облегченно рассмеялась.

– Тебе весело? Мне тоже. Я выгляжу факиром и могу отправиться на ярмарку показывать фокусы. Или выступать клоуном.

Повязка скрывала лишь часть его травм. Из-под нее к скуле с правой стороны тянулся еще только начавший заживать шрам. Тони наложили с десяток швов, чтобы соединить рассеченную кожу. И еще видны были свинцово-синие отеки под глазами. Со временем они постепенно изменят свой цвет на красновато-желтый, тоже не очень веселое зрелище. На клоуна он был похож, но только на клоуна очень печального.

– Значит, ты договорилась встретиться с Донни за ленчем в следующую среду? – решил проверить Тони доставленные ему Джессикой при ее последнем визите в больницу сведения.

Он протиснул тело, не без предосторожностей, на заднее сиденье. Когда Тони, наконец, удобно устроился, Грейс одарила его сияющей улыбкой. Ей хотелось разделить с ним свою радость.

– Да, он сам позвонил мне. Он сказал, что хочет поближе познакомиться и со мной, и с Джессикой.

– Что ж, не так плохо все оборачивается.

– Мне стало хоть немного легче. Он такой славный парнишка.

– Если так, то слава богу. Эй, не пропусти поворот!

Грейс действительно уже могла забыть за своими переживаниями дорогу к жилищу Тони.

Припарковавшись, Грейс первой вышла из машины, чтобы помочь выбраться Тони. Однако, морщась от боли, он обошелся без ее поддержки.

– Вспомни, что за мной наблюдают, – напомнил он. – Не хочу, чтобы по округе распространился слух, будто я стал полным инвалидом.

Грейс действительно не пришло в голову, что миссис Кратчер всегда на своем посту. Вот она уже появилась на крылечке.

– Привет, Тони. Как себя чувствуете?

– Отлично, миссис Кратчер. Просто превосходно.

– Рада это слышать. А то в новостях передавали всякие ужасы. Желаю вам скорейшего выздоровления!

– Спасибо, миссис Кратчер.

– И вашей собачке тоже. Не помню, как вы ее назвали. Она ведь тоже пострадала. Как ее самочувствие?

– Крамер. Крамер – кличка моей собаки. Ее выпишут из ветлечебницы завтра.

– Наверное, счет за ее лечение будет не меньше вашего, – предположила миссис Кратчер.

– Я тоже так думаю, – вздохнул Тони.

– Но все-таки власти обязаны вам материально помочь. Вы ведь пострадали, как говорили в новостях, на службе. А собака была при вас…

– Трудно сказать, что решат городские власти, – миролюбиво закруглил разговор Тони.

Пожилая женщина проследила, как они вошли в дом. Грейс потянулась к выключателю, чтобы зажечь свет в холле.

– С таким бдительным сторожем тебе не страшен никакой взломщик, – сказала она.

– Я не хотел бы оказаться на месте этого бедняги. На него вмиг бы надели наручники, – подтвердил Тони. Он перехватил руку Грейс и не позволил ей щелкнуть выключателем. Другой рукой он обнял ее талию.

– Тони! – запротестовала она.

– Не смей мне возражать, – заявил он с шутливой строгостью и поцеловал ее рот, теплый, нежный, возбуждающий.

На все ее протесты, что еще ему нельзя, что надо окончательно поправиться, Тони отвечал, что он вполне способен, и продемонстрировал ей это. Правда, он согласился на пассивную роль и послушно распластался на кровати, но и такая его поза полностью устраивала их обоих. Грейс раздела его, потом разделась сама и принялась ласкать и раззадоривать партнера. Возбуждая его, она возбудилась и сама. Ей приходилось быть очень осторожной, чтобы случайно не причинить ему боль, но под конец они довели себя до такого состояния, что забыли обо всем. Страсть вспыхнула обжигающим пламенем, и Грейс, словно всадница, помчалась на нем вскачь, пока окружающий мир не взорвался, рассыпаясь на осколки.

Но как только он издал короткий болезненный стон, отличный ог тех возгласов наслаждения, какие она слышала до этого, Грейс скатилась с него.

– О, Тони! Прости! Я так виновата… – Она включила торшер возле кровати и поглядела на любимого мужчину жалостливо и смущенно. – С тобой все в порядке?

– Я подумал, что ты доломаешь все мои оставшиеся ребра, – сказал он и вдруг с места в карьер начал хохотать. Его рассмешил ее наполнившийся ужасом взгляд. – Я пошутил, милая, мне очень хорошо. Ты просто коснулась одного чувствительного местечка, вот и все.

Ей стало стыдно за себя.

– Нам не следовало так… – начала было она.

– …так увлекаться, – закончил он за нее фразу. – А по-моему, очень даже следовало. Если ты дашь мне минуту, чтобы отдышаться, я б с охотой все повторил.

– Нет, Тони, повторения не будет. – Грейс вскочила с кровати, выпрямилась, встала над ним подбоченившись и окинула его строгим взглядом.

Вот он, ее любимый Тони, красивейший из мужчин, широкий в плечах, тонкий в талии, с длинными сильными ногами, но с белыми повязками на голове и груди и со шрамом на правой щеке. Он был похож на персонаж из фильма ужасов.

– Если б ты видел себя со стороны. Тебе надо полежать спокойно.

Его глаза прожигали ее насквозь. Она не отдавала себе отчета, что стоит перед ним обнаженная. Он потянул ее за руку, Грейс упиралась.

– Нет, Тони!

– Ляг и просто полежи рядом со мной хоть минуту. Я ничего не буду делать, клянусь. И не бойся за меня. Вечные эти твои страхи…

– Ты по-прежнему считаешь меня параноиком?

– А разве это не так?

– У моих страхов были веские основания.

– Но то было в прошлом, с тех пор мир изменился. Перестань, наконец, бояться. За Джессику, за меня…

– Я всегда буду бояться за вас обоих, – призналась Грейс.

– Тогда выходи за меня замуж и оберегай меня уже на законных основаниях.

Не ослышалась ли она? Но он прижал губы к ее уху и произнес, обдавая горячим дыханием:

– Я люблю тебя. Давай поженимся.

Только ближе к полуночи они собрались покинуть уютное жилище Тони. Грейс настояла на том, что она сама понесет рюкзак с его вещами в машину, и привела убедительный довод – он и так уже изрядно потрудился за эти последние часы. Тони улыбнулся, весьма довольный собой, и согласился. Во-первых, его натруженная грудная клетка адски болела, но он не признавался в этом Грейс, а во-вторых, он хотел побыть в доме пару-другую минут в одиночестве.

Тони менял свою жизнь, расставался в какой-то степени с прошлым и чувствовал себя по этой причине немного виноватым. Он по-прежнему будет помнить и любить Рейчел. Она останется частью его самого до конца его дней, но он также знал, что новая жизнь сулит неизведанные радости, будто подарок, приятный сюрприз ожидает его где-то в укромном уголке, и он вот-вот развернет обертку.

Фото Рейчел уже нашло свое место в рюкзаке, и поэтому он решил проститься с нею по-иному – в саду, который был ей так дорог. Ночь была ясной и на удивление теплой. За оградой светил уличный фонарь, и мотыльки устремлялись к нему из темноты и вились в луче серебрящимися искрами. Над садом в темной синеве неба повис бледный месяц в окружении похожих на крохотные алмазы звезд. Ветви уже почти совсем обнажились, и палая листва устилала землю, но в воздухе почему-то витал слабый цветочный аромат. Не ошибся ли он? Какие сейчас могут быть цветы? Розы?

Тони наморщил лоб, теряясь в догадках, но вдруг глаза его удивленно расширились. Или он совсем сошел с ума, или стал свидетелем чуда. Розовые кусты Рейчел были в полном цвету.

Четыре года подряд на этих кустах не появлялись цветы – только маленькие бутоны, которые, так и не распустившись, опадали. И вот теперь, в это на удивление теплое, воистину волшебное индейское лето, они зацвели в полную силу. Розы в октябре.

Тони не поверил, пока не дотронулся рукой до живых лепестков – со всей осторожностью, чтобы не спугнуть чудное видение. Но это было не видение, а реальность во всей своей красе. А ведь еще неделю назад кусты казались совсем мертвыми.

Белый мотылек вынырнул откуда-то из темного пространства, прочертил в воздухе несколько замысловатых петель, покружился вокруг Тони, задевая его щеку нежными крылышками.

Было такое ощущение, что мотылек ласкается к нему.

Послышался гудок с улицы. Грейс зовет его. Надо сорвать хоть один цветок и показать ей. Или не стоит?

Лучше он сохранит эту тайну. И все же Тони не удержался от искушения, бережно отделил самый крупный, самый красивый цветок и спрятал в нагрудный карман рубашки. Позже он засушит его в книге, и когда будет раскрывать страницы, этот цветок станет напоминанием о чуде, случившемся в саду его дочери, скрасит ему минуты одиночества.

Впрочем, его вряд ли ожидает одиночество в обретенной им новой семье.

Автомобильный гудок настойчиво звал его. Тони улыбнулся, обводя взглядом цветущие розовые кусты. Его ждут, за него волнуются.

– Мне надо идти, – произнес он вслух, неизвестно к кому обращаясь.

Жизнь его словно бы проделала полный круг. Он должен возвратиться из прошлого в настоящее, к своим девочкам.

Мотылек проводил его до машины, а когда Тони устроился рядом с Грейс на пассажирском сиденье и захлопнул дверцу, развернулся и полетел обратно к свету и почти сразу же затерялся среди подобных ему крохотных серебристых созданий.

Но эта сверкающая искорка еще некоторое время мелькала у Тони перед глазами, унося на своих легких крылышках горькие воспоминания.