– Нет, нет, нет!
Оливия так резко повернула голову, пытаясь рассмотреть, что делает Чарли, что на мгновение едва не потеряла сознание. Чарли оставался вне поля ее зрения, где-то у нее в изголовье, а когда появился на виду, в руках у него была Сара. Ее дочь, ее малышка, в нарядной, как у сказочной Золушки, ее любимой ночной рубашке. Чарли держал ее на руках, как ребенка. Очевидно, Сара была чем-то одурманена, ее головка болталась у него на груди, глаза смотрели сонно, руки беспомощно свисали.
– Дядюшка Чарли, пожалуйста! – умоляюще крикнула Оливия, напрасно пытаясь освободиться от уз. – Пожалуйста, не делай ей больно! Она всего лишь ребенок. Пожалуйста, отпусти ее. Пожалуйста!
Весь ужас случившегося, о котором она запрещала себе даже думать, теперь, когда угроза нависла над Сарой, выплеснулся на поверхность. Несмотря на страшную духоту склепа, Оливия похолодела от ужаса. Сердце гулко заколотилось, она быстро, судорожно задышала, ее стала бить дрожь.
Боже, боже милостивый, спаси Сару!
Краем глаза она заметила свое отражение в медной пластине, расположенной слева. Продолжая бороться, стараясь высвободиться из пут, Оливия сумела приподнять плечи и голову над металлической столешницей. Она боролась изо всех сил, тщетно пытаясь вырваться, спасти Сару, вкладывая в эту борьбу столько сил и энергии, что на мгновение ей показалось, что ее отражение в медной пластине раздвоилось. Как будто бы их двое…
– Неужели ты не видишь, Оливия, что я сделаю ее бессмертной. Она навсегда останется прелестной, невинной восьмилетней малышкой…
– Пожалуйста, не трогай ее, – молила Оливия. – Прошу тебя, о боже. Прошу тебя…
– Мамочка? – услышала она слабый голосок: Сара приподняла головку и посмотрела на нее сонным взглядом. – Мамочка, что случилось?
Казалось, отчаяние, охватившее Оливию, проникло даже сквозь одурманенное сознание девочки. Сара осмотрелась, заморгала, на секунду затихла в руках Чарли и вдруг принялась изо всех сил вырываться, колотить его.
– Ага, – почти нежно проговорил Чарли и, крепко обхватив ее обеими руками, подавил сопротивление. – Не надо делать этого, или папочке придется наказать тебя. Вот так, давай-ка посидим в этой славной клеточке, подождем, пока папочке захочется поиграть с тобой.
Он обошел вокруг стола, и Оливия заметила в другой медной пластине отражение огромной клетки, запертой на замок. Он намерен посадить Сару в собачью клетку! Снова ужас ледяной волной прокатил по спине.
– Дядя Чарли, не надо! Прошу тебя! Сара! Сара!
– Мамочка…
И снова Оливия заметила в медной пластине два своих отражения. Только на этот раз одно как бы стояло около стола, а другое оставалось неподвижным, распластанным и привязанным к столу. Она успела заметить, что у первого отражения более широкие скулы, чуть длиннее нос и… На нем был белый ночной пеньюар.
– Мама! Мамочка!
– Мама, помоги мне! – закричала Оливия и тут же уловила легкий аромат духов «Белый лен».
Она видела, как Чарли, одной рукой пытаясь удержать брыкающуюся Сару, нагнулся и резко рванул дужку замка. Дико оглядевшись, Оливия увидела на краю стола, в ногах, электрический фонарь. Собрав все свои силы, она попыталась подтянуть ноги и резко ударить по фонарю. Взвившись, фонарь отлетел в сторону, хотя Оливия готова была поклясться, что ее босые ноги его не коснулись. Ударившись в металлические двери склепа, фонарь разбился. Сверкающие осколки стекла рассыпались вокруг. В последнее мгновение перед тем, как лампочка взорвалась и погасла, погрузив склеп во тьму, Оливия увидела, как Чарли резко обернулся на звук, споткнулся, упал на одно колено и выпустил из рук Сару. От удара фонаря дверь склепа слегка приоткрылась, и внутрь со свистом ворвалась струя прохладного воздуха. Там, за дверью, звала, тревожа, манила ночная тьма.
– Беги, Сара! Беги! Скорее! – закричала Оливия.
Девочка вскочила, нетвердо держась на ногах, бросилась к двери и выскочила наружу, крича во все горло, словно за нею гналась вся свора демонов преисподней. Похоже, так оно и было. Чарли бросился следом, пытаясь протиснуться в щель. Оливия не столько увидела, сколько почувствовала, как его огромная тень метнулась к выходу вслед за малышкой. Все еще связанная по рукам и ногам, она осталась в склепе одна, продолжая кричать. Она звала на помощь, кричала Саре, чтобы та быстрее бежала, кричала до тех пор, пока не надсадила горло и не потеряла голос.
Она поняла, что все кончено, когда громадная темная тень заслонила манящую на свободу полоску у входа. Чарли вернулся в склеп один. Сара была свободна. Она должна была спастись, иначе он приволок бы ее обратно. Оливия почувствовала, как спадает напряжение, обмякает натянутое струной тело, смятение покидает сознание, и мысленно поблагодарила бога за спасение дочери.
Она смотрела, как Чарли, неуверенно двигаясь в темноте, подошел к шкафу, на ощупь нашел дверцу и что-то извлек из него. Через мгновение он уже был около нее. В слабом лунном свете, просочившемся в дверной проем, Оливия разглядела наполненный какой-то жидкостью шприц в его руке. Ужас снова сковал ее тело.
– Дядя Чарли… – с трудом выдохнула она, не зная, о чем можно молить этого свихнувшегося садиста.
Он остановился у стола и улыбнулся. Даже во мраке склепа она увидела, как сверкнули в улыбке его зубы.
– Оливия, дорогая, у меня в руках шприц с потассиум-хлоридом, – проговорил он любезным тоном. – Если ты не забыла, он останавливает деятельность сердца.