– Что вы здесь делаете? – спросила Алекс. Она была на грани истерики и каждую минуту могла разразиться рыданиями. Глаза застилали непрошеные слезы, но не узнать высокую фигуру в ярко-голубой куртке было не­возможно. – Сейчас у меня не то настроение.

– Вижу, – иронически сказал Уэлч.

Но вместо того чтобы проявить такт и уйти, он вва­лился в комнату и подошел к столу. Опершись рукой на столешницу, он протянул Александре кольцо, зажатое между большим и указательным пальцем. Оно казалось со­всем крошечным; бриллиант снова насмешливо вспых­нул.

– Обронили?

Алекс сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Черт побери, скорее замерзнет ад, чем она расплачется перед этим человеком.

– Не обронила. Бросила, – язвительно ответила Алекс, забирая кольцо. Выдвинув ящик стола, она сунула туда бриллиант и с грохотом задвинула ящик. – Я была бы вам очень признательна, если бы вы ушли. Повторяю, сейчас у меня не то настроение.

– Поссорились со своим дружком? – Уэлч выпря­мился, скрестил руки на груди и посмотрел на Алекс так, словно она была насекомым, насаженным на булавку.

– Мой жених позвонил и сказал, что вчера вечером женился на другой. – Ее голос звучал вызывающе. Алекс сама не знала, почему разоткровенничалась с этим чело­веком. Это было не его дело; тем более что он не отно­сился к числу ее поклонников. Да и не было у нее привы­чки делиться бедами с чужими людьми. Но в последние недели на Алекс свалилось столько, что сейчас она про­сто не владела собой. Она потеряла равновесие, как ка­натоходец, и хваталась за воздух.

– Бедная малышка, – В голосе Уэлча прозвучало сочувствие.

Алекс выпрямилась и смерила его взглядом. Что этот тип себе позволяет?

– Послушайте, вы не могли бы уйти?

– Но сидеть и отвечать глазами вы можете, не так ли?

– Я не собираюсь… – Алекс осеклась.

Уэлч смотрел на нее критически. Его прищуренные глаза окружала сеть тонких морщинок, губы сжались в ниточку. На коротко остриженных черных волосах поблескивали капли. Кожа была очень загорелой – видимо, он много времени проводил на открытом воздухе, щеки и подбородок по­крывала отросшая за день щетина. Его громоздкая фигу­ра занимала слишком много места в пространстве, и комната казалась значительно меньше, чем была. Алекс инстинктивно отметила его вызывающую мужествен­ность, но отогнала от себя эту мысль. Как гласит пого­ворка, красота проходит, а бородавки остаются.

– Как вы здесь оказались? Неужели вам не пришло в голову, что нужно постучаться? Или здесь принято втор­гаться в чужие дома без приглашения? – продолжила она, пытаясь пробить стену его хладнокровия.

– Меня впустила Инес. Кроме того, я стучал. Валяй­те, поплачьте, если хочется. Я могу подождать.

Этот мерзкий человек смотрел на нее так, словно ждал, что она и впрямь расплачется у него на глазах. Она вздернула подбородок и вновь сделала глубокий вдох. Пока удавалось держаться.

– Ладно, мистер Уэлч, раз уж вам не хватает такта, чтобы уйти, когда вас просят, давайте как можно скорее покончим с этим делом. Зачем вы пришли?

Взгляд Уэлча был более пристальным, чем ей хоте­лось. Алекс знала, что ее веки покраснели, а глаза все еще полны слез. Лицо ее казалось беззащитным, как и она сама. В сущности, так оно и было. Пусть на недолгое вре­мя, но Александра Хейвуд оказалась совершенно безза­щитной перед непрекращающимися ударами судьбы.

– Поверьте мне, если жених сообщил вам такую но­вость по телефону, этот малый последний трус и не стоит того, чтобы о нем плакать!

– Я не собираюсь обсуждать с вами мою личную жизнь. Ничего этого не было бы, если бы вы не вломи­лись сюда и не застали меня врасплох. – Слезы вновь подступили к глазам, и Алекс боялась, что Уэлч это заме­тил. Она никогда не плакала, и гордилась этим. Еще в детстве, проведенном на попечении равнодушных нянек, а потом в сменявших друг друга строгих закрытых школах, она поняла, что слезами горю не поможешь. Только глаза покраснеют и нос распухнет. Тем более что отец ненавидел женские слезы. Он развелся с двумя женами только потому, что те вечно хныкали, когда им что-то не нравилось.

При мысли об отце вновь вернулась боль. Она нико­гда не плакала, но по нему пролила реки слез.

– Меня не интересует ваша личная жизнь, мисс Хей­вуд. Все, что меня интересует, это ферма Уистлдаун.

Алекс грозно нахмурилась. От взгляда снизу вверх у нее болела шея, но встать было страшно: вдруг ноги не выдержат? Ей было необходимо остаться в одиночестве, чтобы залатать новую дыру в сердце. Если она умрет, то умрет достойно, не показав виду, что потерпела сокру­шительное поражение. Она будет высоко держать голо­ву, пока не станет легче или не придет конец света, не­важно, что будет первым. Лично она поставила бы на конец света.

– Если вы хотите уговорить меня изменить мнение, то можете не трудиться, – бросила она. – Сказанное ос­тается в силе.

Уэлч посмотрел ей в глаза. Его челюсть напряглась, взгляд стал жестким и упорным.

– Боюсь, что нет, принцесса. У меня есть контракт.

Алекс издала нервный смешок:

– Мистер Уэлч, это становится скучным. Вы уволены. Неужели не понятно?

– Об этом и речь. Вы не можете меня уволить. По­вторяю, у меня есть контракт. Тот самый документ, ко­торый регулирует отношения между тем, кто увольняет, и тем, кого увольняют. Вы не можете уведомить меня за тридцать дней, приказать мне продать лошадей, а потом вышвырнуть. – В его голосе слышалось ликование: – Не выйдет!

Алекс уставилась на него, стиснула зубы и мысленно сосчитала до десяти.

– Уходите, – медленно и отчетливо произнесла она.

– Вы слышите, что вам говорят, или нет? – Его тон был резким и не терпящим возражений, взгляд – твер­дым и немигающим. – Контракт позволяет мне управ­лять фермой Уистлдаун так, как я считаю нужным, и дей­ствителен до декабря следующего года. В частности, это означает, что никакой продажи лошадей с молотка не будет!

Почему этот человек не уходит и смотрит на нее та­ким взглядом, словно получил четыре туза в покере? Не­обходимо успокоиться и объяснить ситуацию так, чтобы он понял. Может быть, после этого он оставит ее в покое.

– Где этот контракт? Я могу на него взглянуть?

– Он в моем кабинете. И, поверьте мне, имеет за­конную силу. Его прислали ваши поверенные. – В голо­се Уэлча прозвучала легкая насмешка.

Терпение Алекс достигло предела.

– Значит, у вас есть контракт? Поздравляю! Скажи­те, мистер Уэлч, вы когда-нибудь слышали выражение, что из камня нельзя выжать кровь?

Брови Уэлча сошлись на переносице, взгляд стал по­дозрительным.

– Пару раз доводилось. А что?

– Собственность моего отца превратилась в камень. Если вам это непонятно, выражусь иначе. Денег нет. Если ваш контракт действителен – что будут решать мои по­веренные, мне лично это все равно, – речь может идти только о выплате причитающегося вам жалованья. Будет оно выплачено или нет, зависит от состояния дел. Но как бы там ни было, на содержание фермы Уистлдаун средств нет. Она должна быть ликвидирована, так что ваш контракт ничего не меняет. Дай бог, чтобы оставше­гося хватило для расплаты с кредиторами.

– Бросьте. Ваш отец был одним из самых богатых людей на свете.

– Вот именно, что был. Отец совершил несколько очень рискованных вложений капитала, и они пропали. А когда распространилась весть о его смерти, курс акций его компании покатился вниз. После краха фирмы обес­ценилось и все остальное. Не осталось ничего или почти ничего. Все, что принадлежало моему отцу, должно быть продано. – Она умудрялась говорить холодно и делови­то. Она уже научилась скрывать стыд, который всегда испытывала, говоря о случившемся. О собственном не­верии во все это в первый раз она уже забыла.

Уэлч смотрел на Алекс так, словно у нее выросли рога.

– Это правда?

– Чистейшая, – небрежно ответила Алекс. Она гор­дилась этим. Никому не показывай, что ты истекаешь кровью. Это была одна из аксиом отца.

И все же она вновь ощутила укол скорби.

– Значит, вот почему он… Нет! – Уэлч осекся, и его лицо впервые отразило растерянность.

– Почему мой отец покончил с собой? – «Неужели я могу так хладнокровно говорить о том, что разрывает мне сердце?» – бесстрастно подумала Алекс.

– Да. Именно это я и хотел сказать. – Уэлч больше не выглядел растерянным. Скорее дерзким.

– Так что не из-за чего ломать копья, не правда ли, мистер Уэлч? А на вопрос, который вы хотели задать, но передумали, отвечу только одно: не знаю. Отец сделал не­сколько неудачных инвестиций, но дела вполне могли бы поправиться, если бы он не умер. Все было не так уж и плохо. Не знаю, почему он это сделал. И боюсь, что не узнаю никогда.

– Я уже говорил, что сочувствую вашей потере. – Ни голос, ни выражение его лица ничуть не смягчились.

– Это ведь вы обнаружили его тело, верно? – вне­запно спросила Алекс, стиснув ручки кожаного кресла.

– Да, я.

– Расскажите мне, как это вышло, – вырвалось у нее. «Дыши глубже, – велела она себе. – Дыши. Мое от­ношение к этому человеку тут ни при чем. Я должна знать, как закончилась жизнь отца. Вот что главное».

Он помешкал с ответом.

– Что вы хотите знать?

– Что-нибудь. Все. Подробности. Уэлч покачал головой:

– Зачем? Лишний повод для огорчений.

– Лишний повод? – горько рассмеялась она. – Вы считаете, что мне не следует огорчаться? Слишком мягко сказано. Если называть вещи своими именами, я в отчаянии. И не выхожу из этого состояния с тех пор, как получила известие о смерти отца. Поверьте, что бы вы ни сказали, хуже уже не будет. Думаете, я помчалась сюда сломя голову только для того, чтобы уволить вас? Нет. Честно говоря, мне нет дела, наняты вы, уволены, есть ли у вас контракт или нет. Можете спорить об этом с моими поверенными, пока не посинеете. Мне было нужно ока­заться там, где был отец, узнать, что он делал, что чувст­вовал в ночь своей смерти. – Она сделала паузу и вздох­нула: – А вы можете мне помочь. Пожалуйста. – Это слово вырвалось помимо ее воли. Она не любила этого че­ловека, но изнывала от желания узнать о случившемся хоть что-нибудь.

Некоторое время Уэлч смотрел на нее молча. Его го­лубые глаза потемнели. А затем он кивнул.

– Я расскажу вам все, что знаю, – промолвил он. – Но это совсем немного.

Не ожидая приглашения, он взял один из стоявших у камина чиппендейловских стульев в китайском стиле, поставил спинкой к письменному столу и сел на него вер­хом. Хрупкая шелковая обивка угрожающе затрещала под его потертыми джинсами. От такого чудовищного надру­гательства над старинной мебелью у Алекс глаза полезли на лоб. Не обращая внимания на ее возмущение, Уэлч положил руки на спинку стула, нагнулся и ответил Алекс мрачным взглядом.

– Раз так, ладно. Я нашел его около часу ночи. Он был на уистлдаунской конюшне. Сидел, прижавшись спи­ной к стене. Когда я дотронулся до него, он упал. Я ос­мотрел его, начал искать пульс, но не нашел. Он был уже мертв.

– Что вы делали на конюшне в такое время? – «Ды­ши, дыши». Представив себе эту картину, Алекс ощутила инстинктивный приступ тошноты.

– Проверял лошадей. – Он умолк, а потом неохот­но добавил: – Я уже спал, но что-то меня разбудило. На­верно, я услышал тот самый выстрел.

– О боже! – От лица Алекс отхлынула кровь. Забыв о необходимости держать себя в руках, она откинула го­лову на спинку кресла и начала хватать ртом воздух. – О боже! О боже!

– Черт побери, я знал, что так и будет. – Он резко встал, отодвинул кресло и подошел к Алекс, возвышаясь над ней, как башня. Выражение его лица было угрюмым. – Вы ведь не собираетесь падать в обморок?

– Нет, не собираюсь, – ответила она, надеясь, что говорит правду. Если бы здесь был кто-то другой, прояв­ляющий хоть каплю сочувствия, возможно, Алекс и по­теряла бы сознание. Но при нем? Ни за что! Уэлч хмуро смотрел на нее сверху вниз. Его широкие густые брови сошлись на переносице. Она собралась с силами, подня­ла голову и посмотрела ему в глаза.

– Хорошо, – лаконично заявил Уэлч.

– Прошу прощения. – Она собрала всю свою волю и заставила себя дышать нормально. Уэлч все еще нави­сал над ней. Она снова откинулась на спинку кресла, что­бы было легче смотреть снизу вверх. – Просто мне ста­новится плохо, когда я думаю о нем и том, что он сделал. Не могу в это поверить. Продолжаю спрашивать себя, почему. Почему? – В голосе Алекс прозвучала неимо­верная боль, справиться с которой было выше ее сил.

– Он был пьян, – сказал Уэлч так, словно это все объясняло.

– Почему вы так думаете? – Алекс широко открыла глаза.

– Потому что… – он помедлил, а затем покачал го­ловой. – Послушайте, мисс Хейвуд, хватит, о'кей? Я не садист. Не люблю мучить беспомощных животных, ма­леньких детей и осиротевших женщин. Если вы хотите узнать еще что-нибудь, воспользуйтесь другим источни­ком.

– Я хочу знать, почему вы считаете, что в момент смерти отец был пьян! – гневно ответила Алекс. – Мой отец не пил! Он был… э-э… трезвенником.

– От него несло виски, разило на всю конюшню. – Это прозвучало почти издевательски.

– Мало кто знал, что отец был алкоголиком, отка­завшимся от спиртных напитков. Он не пил много лет. Как минимум десять. В крайнем случае позволял себе бокал вина. И гордился этим… – У нее сорвался голос. Алекс скрипнула зубами и вскинула подбородок. – Я от­казываюсь верить, что в ночь своей смерти он был пьян!

Некоторое время Уэлч смотрел на нее молча, а потом тихо, но решительно сказал:

– С телеги падают только пьяные.

Алекс смотрела на Уэлча как загипнотизированная и пыталась вдохнуть. Казалось, ее расплющило, словно мир внезапно потерял одно из трех измерений. Может быть, это и есть объяснение? Неужели все так просто и так стыдно? «С телеги падают только пьяные». Нет, она не верила этому. Отказывалась верить.

– Мне очень жаль, – снова сказал Уэлч.

И тут их прервали. Кто-то окликнул Алекс.