Следующие два дня Сара провела в раздумьях. Она пыталась привести в порядок нервы, собраться и рассказать отцу, что выходит замуж за Доминика. Мягко говоря, он будет не слишком рад такому повороту дел. Его дочь собирается стать женой каторжника!
Девушка надеялась, что ей удастся убедить отца, принять все, как свершившийся факт, но она страшилась, что отец разъярится. Какое уж тут любезное или хотя бы холодно-вежливое отношение к Доминику?! Отец относился к осужденным с огромным предубеждением, являлся ярым поборником исключительных прав. Конечно же, Лидия постарается подлить масла в огонь. Мачеха становилась особенно злобной всякий раз, когда Сара перебегала ей дорогу. И никогда не простит, что Сара осадила ее, да еще в присутствии слуг. Она не простит Саре и откровенно-цветущего вида. По просьбе Доминика Сара стала укладывать волосы пышным, свободным кольцом, ей очень шла такая прическа.
Опять же по желанию Доминика она вынула из шкафа на чердаке несколько платьев, оставшихся от материнского гардероба, немного переделала их, и они стали ей впору. Они были немодными, с высокой талией, в имперском стиле, с коротким лифом, который заканчивался под грудью, от него шла узкая длинная юбка. Платья каким-то невероятным образом преобразили ее мальчишескую фигуру в элегантную, очень стройную, очень женскую. Всякий раз, когда Сара видела в зеркале собственное отражение, она изумлялась столь чудесным переменам. Платья буквально преобразили ее. Теперь Сара все чаще верила утверждениям Доминика, что она настоящая красавица.
Рана на плече молодого человека благополучно затягивалась, он легко передвигался и мог шевелить больной рукой почти так же, как здоровой. Доминик даже хотел перебраться в общежитие, он чувствовал себя неловко в доме, где его присутствие едва терпели. Однако Саре удалось уговорить его остаться. У нее на это были две причины. Иногда ночью, когда все в доме спали, ей удавалось пробраться к Доминику в комнату и оказаться в его постели. Конечно, их встречи должны были проходить тихо, чтобы никто ничего не заподозрил, молодые люди наверняка все-таки шумели в моменты страсти. Сара не переставала удивляться себе, мало того, что ее внешность разительно изменилась, она изумлялась своей способности быть бесстыдной, распутной. Молодая женщина полагала, что по мере привыкания друг к другу, желание должно было бы пойти на спад. Но пока что ни он, ни она этого не ощущали.
Кроме того, втайне от Доминика она надеялась, что семья привыкнет к его присутствию в доме, а он привыкнет к будущим родственникам. Тогда, женившись, сможет остаться на Ловелле. Она не хотела оставлять отца, а не землю, на которой родилась.
Однако Доминик решительно настраивался на то, чтобы вернуться в Ирландию при первой возможности Мысль об этом буквально разрывала сердце молодой женщины. Она была готова отправиться на край земли за любимым мужчиной, если понадобится. Но втайне Сара надеялась, что такая необходимость не возникнет.
Через несколько дней после того, как Доминик стал жить в доме, Сара проснулась вялой, словно бы не совсем здоровой. Мучила тошнота. Женщина лежала, откинувшись на подушки, лениво смотрела в окно и мечтала о том, как выйдя замуж, будет спокойно просыпаться в объятиях Доминика. Ей страшно не нравилось уходить от него до наступления утра, приходилось красться по коридору, словно воришке. Сара собиралась до конца дня сообщить новость отцу. Но в животе противно похолодало от мысли о предстоящем разговоре. Что ж, очень плохо. Все равно разговор не удастся оттянуть на бесконечно долгий срок.
В первый раз, когда утром ее затошнило, Сара не забеспокоилась. Но вот уже наступило третье утро, когда она не могла поднять головы из-за сильной тошноты и головокружения. Должно быть, ранение оказалось гораздо серьезнее, чем можно было предположить. Сара болела очень редко. Надежное, крепкое здоровье Лидия считала неженской чертой и частенько язвила по этому поводу. К счастью, недомогание по утрам не показалось Саре чем-то серьезным. Если ей приходилось проводить в постели лишние четверть часа, в этом не было ничего страшного, тем более, что в течение дня она чувствовала себя прекрасно.
Чем больше Сара думала о недомогании, тем более подозрительным оно ей казалось. Через какое-то время она сообразила, что ранение не имеет никакого отношения к ее недомоганию.
Она слышала разговоры женщин своего круга о подобных симптомах. Как только дамам удавалось собраться вместе, они любили поболтать об ухаживаниях, свадьбах и малышах. Лиззи Ворен, которая присутствовала на Лизином балу, была уже на третьем месяце беременности, она очень похоже описывала физическое состояние и мучительные детали, относящиеся к беременности. Сара обычно слушала подобные разговоры вполуха. Теперь она об этом очень жалела. В душу закрадывалось страшное подозрение, не так уж она несведуща и прекрасно знает, откуда берутся дети.
Нельзя жить на ферме, наблюдать жизнь, смерть, и рождение животных и людей и при этом не получить четкого представления о данном предмете. Но Сара как-то не связывала собственную интимную жизнь с новорожденными. Встревоженная девушка попыталась припомнить, когда у нее последний раз были месячные. Месяц, нет чуть больше назад, незадолго до Лизиного бала… Молодая женщина закрыла глаза, испуганно вздрогнула и замерла на несколько мгновений. Но она должна была четко и трезво взглянуть фактам в лицо – да, она беременна.
Подобная новость ужаснула. Если бы они с Домиником уже были женаты, то было бы гораздо проще. Она оказалась лицом к лицу со множеством проблем. Неосознанно отклонив предложение Доминика, она как бы подозревала тогда, что дети Доминика не будут признаны местным обществом, они станут отверженными людьми. А теперь в ее чреве уже существует потомок каторжника. Дитя с испорченной кровью! Хуже этого только одно – самому оказаться каторжником. Ее ребенка будут презирать все, кто не такой. Ему придется идти в услужение к другим. Девочке предстоит выйти замуж только за каторжника или за такого же как она. На нее не обратит внимания ни один мальчик из достойной семьи.
Саре стало плохо, но не из-за тошноты. Только сейчас до нее дошло, что она наделала? У нее не оставалось теперь выбора. Придется оставить семью, общество, друзей, все, на что она имела право по рождению.
А потом она произведет на свет невинное дитя, которое никогда не будет признано в обществе людей, подобных ее отцу. Сара разозлилась и от злости почувствовала себя гораздо лучше. Она очень удивилась, тому, что ее озаботило будущее еще не родившегося ребенка.
Подумав, решила, что сделает все возможное, и ее ребенок не будет заклеймен. Должен найтись какой-то выход. Только бы ей удалось отыскать его.
Больше Сара не могла оставаться в постели, бездействие угнетало. Она была взволнована фактом, что скоро, буквально через несколько месяцев станет матерью. Она, старая дева, Сара! Молодая женщина решительно выбралась из-под одеяла и принялась одеваться. Пока что она постарается держать в тайне тот факт, что беременна. Не скажет об этом даже Доминику до тех пор, пока не решит, что предпринять. Без сомнения, он ужаснется, попытается контролировать ситуацию. А Сара еще не смирилась с мыслью о том, что необходимо кому-то подчиняться.
Сегодня она решила надеть муслиновое платье янтарного цвета. Тонкая, гладкая ткань скользила по ногам, когда Сара спускалась по ступенькам лестницы. Платье было украшено атласными лентами сочного желтого цвета, подчеркивая яркость волос и цвет глаз. Под платьем, как всегда, оказалось простое белье и практичные хлопчатобумажные чулки. Она все еще не могла носить тонкое, легкомысленное белье, ведь все равно его никто не видит. Внезапно Сара представила красивое, смуглое лицо Доминика. Возможно, ей придется однажды решиться и надеть шелковое белье, но только тогда, когда ее тело снова примет нормальные формы после рождения ребенка.
Отдавая распоряжения девушкам, которые принялись за очередную генеральную уборку, она думала об изменениях, произошедших не только в ее теле, но и в ее жизни. Невозможно поверить, что скоро она станет женой, а через несколько месяцев и матерью. Как все поменялось в ее жизни, сколько еще перемен предстоит. И все из-за дьявольски красивого ирландца-каторжника. Он совершенно случайно оказался в ее жизни и полностью разрушил привычное течение дней. Сара покачала головой, изумляясь причудам судьбы. Случилось чудо: она влюбилась и носила под сердцем дитя от возлюбленного.
– Мисс Сара, уже пора обедать, – голос Мэри вернул молодую женщину из забытья. Размышления о будущем были приятным времяпрепровождением и не мешали заниматься домашними делами. Она взглянула на служанок, усталых, понурых, потом оглядела парадную веранду, которая сияла чистотой и свежестью. Сквозь прозрачные, сияющие стекла виднелся диск солнца, склонившегося к самому горизонту. Веранда была залита ярко-розовыми и оранжевыми лучами. Да, действительно, наступило обеденное время. Скоро домой вернутся мужчины, миссис Эботт, наверное, уже приготовила поднос с едой для Доминика. Сара отнесет поднос ему в комнату, они будут обедать вместе.
– Девушки, идите умываться. Я закончу. – Сара улыбнулась, отослала служанок и махнула им вслед перьевой щеткой. Как только девушки ушли, смахнула пыль с коллекции фарфоровых тарелок на камине. Потом посмотрела на черное, холодное дерево каминной полки и подумала о том, что скоро наступит зима. К тому времени, когда упадет первый снег, она станет миссис Доминик Галагер, у нее будет огромный живот.
– Мисс Сара, – она вздрогнула, услышав резкий мужской голос. Женщина сердито повернулась к мистеру Персивалю, он слишком грубо вывел ее из приятной задумчивости. Надсмотрщик нерешительно переминался с ноги на ногу, теребил пальцами край черной, запылившейся шляпы и заискивающе улыбался. Если он уже дома, значит, отец тоже.
– О, мистер Персиваль, добрый день, – рассеянно ответила Сара, опустила щетку и развязала шарф, который укрывал волосы от пыли. Она не в первый раз видела Персиваля после того, как надсмотрщик чуть не погубил Доминика. Но ради спокойствия отца подавляла в себе враждебные чувства, вела себя, если не сердечно, то сдержанно и вежливо. Она попыталась не вспоминать о том, что Персиваль ранил Доминика, рана уже почти зажила… Сейчас надсмотрщик с нескрываемым интересом следил за ее действиями, хотя Сара едва обращала внимание на его присутствие.
– Простите меня, – сказала она, – я должна умыться перед обедом. Должно быть, я просто потеряла счет времени, – она попыталась пройти мимо него, намереваясь сразу же отправиться в свою комнату.
– Сара, подожди, – он взял ее за руку, Сара с недоумением посмотрела на короткопалую ладонь. Каким образом эта рука оказалась на ее руке? Попыталась стряхнуть ее. Персиваль отпустил ее, но стоял, преградив дорогу. Сара посмотрела мужчине в лицо и недовольно нахмурилась.
– Что вы хотите, мистер Персиваль? Кажется, я уже сказала, что опаздываю на обед, – тон был холодно-вежливым.
– Сара!..
Лицо молодой женщины потемнело, когда она услышала подобное обращение. Но ради покоя в доме, решила пока что не слишком возмущаться по этому поводу.
Мужчина продолжал, внезапно осипшим от волнения голосом.
– Я никогда не говорил тебе, что в последнее время ты отлично выглядишь. Ты очень мила.
– Ну что вы, спасибо! – поблагодарила Сара и немного расслабилась. Комплименты все еще были для нее новинкой и доставляли огромное удовольствие. Персиваль улыбнулся, ободренный и довольный, но улыбка не украсила его лица. Ореховые глаза словно бы рыскали по лицу и фигуре Сары. Женщина нетерпеливо двинулась вперед. Должно быть, Доминик проголодался и ждет ее. Персиваль прокашлялся, прочищая горло.
– Сара, – начал он низким, интимным тоном, – я просто хотел заверить, что твое увлечение этим каторжником ничего не меняет в моем отношении к тебе. Я знаю, что он целовал тебя, может быть, вы зашли еще дальше. Но я не держу зла и не собираюсь упрекать тебя. Когда ты станешь моей женой, я не стану напоминать о неблагоразумном поступке. Обещаю тебе.
– Вы очень великодушны, мистер Персиваль, – Сара сдерживалась, чтобы не расхохотаться ему в лицо. То, что он говорил сейчас, не имело к ней ни малейшего отношения. Это просто какой-то абсурд! Она слишком хорошо знала злобность его натуры.
– Но, как я уже говорила вам раньше, – добавила она, – много раз, у меня нет ни малейшего желания становиться вашей женой. Я никогда не выйду за вас замуж. Никогда.
Персиваль застыл на месте, он прищурился и сильно побагровел. Потом схватил ее за руки. Сара попыталась высвободиться, но на этот раз он не поддался.
– Я знаю, почему, – прохрипел он. – Из-за проклятого каторжника. Но с ним тебя ждет нелегкое будущее. Как бы тебе ни нравилась его постель. Я могу жениться на тебе и дать детей. В конце концов ты остепенишься и будешь рада.
– Я не собираюсь остепеняться, – ледяным голосом сказала Сара. Потом замолчала в нерешительности. Вскоре ей предстоит раскрыть свои планы будущей свадьбы, фактически, она должна поторопиться, особенно, в связи с последними событиями. Она должна поставить на место человека, с которого безуспешно многие годы старается сбить спесь. Сара улыбнулась от предвкушения.
– Видите ли, я собираюсь сделать то, что всегда хотела. Я собираюсь выйти замуж за Доминика.
Персиваль был ошарашен, сбит с толку. Несколько секунд потрясенно молчал, а потом начал зеленеть от злости. Сара дернула руку, пытаясь высвободиться, но пальцы намертво впились в ее руку. Сара вскрикнула от боли и негодования.
– Ты предпочла мне каторжника? – выдавил он, задыхаясь от гнева и ненависти. Слова были оскорбительными и жестокими, голос – резким. – Ты собираешься выйти за каторжника, а не за меня? О, нет, этому не бывать! Я слишком терпеливо и вежливо держался с тобой, скверная сука! Но теперь я понял, как должен был себя вести. Ханжеские ужимки оказались простым притворством, да? Правда в том, что каторжник первым обнаружил твою любовь к мужчинам. Как мужчина я лучше его. И сейчас ты убедишься.
– Отпустите немедленно, – Сара дрожала от ярости и тревоги, она оказалась беспомощной, Персиваль прижал ее к себе, оплел руками, словно толстыми лозами, несмотря на упитанность, он был крепок и мускулист.
Женщина отчаянно извивалась, пытаясь высвободиться. Персиваль грубо, утробно хохотал, а потом внезапно схватил ее за волосы и притянул к себе, больно вцепившись пальцами в кожу головы. Он пытался поцеловать ее. Прикосновение полных губ и жадного жестокого рта было отвратительным. Сара боролась, как дикая кошка, она пыталась кричать, но он не отпускал ее, казалось ее призывные крики глохнут в его жадной пасти. Женщина отчаянно завизжала и ударила мужчину по голове кулачком. Но он только крепче прижимал ее к себе, целовал с убийственной жестокостью. Саре внезапно стало очень страшно. Господи, неужели он собирается изнасиловать ее? Как только она подумала об этом, его рука скользнула по ее телу и грубо сжала грудь. Сара буквально оцепенела от ужаса. Собравшись с силами, она зло лягнула мужчину, высвободила рот и завизжала, что было мочи…
– Какого черта? – послышался сердитый окрик Доминика. Не успела Сара моргнуть, как молодой человек оторвал от нее Персиваля и отправил его в дальний угол комнаты.
Надсмотрщик рухнул на маленький буфет и перевернул его. Расставленные на полочках фигурки из тонкого цветного фарфора разбились на мелкие кусочки и разлетелись по полу. Откатившись от буфета, мужчина распластался на спине.
– С тобой все в порядке? Он ударил тебя, этот грязный ублюдок? – Доминик был все еще зол и готов повторить удар. Красивое лицо потемнело от ярости, в уголке рта подергивалась от напряжения мышца. Доминик сжимал и разжимал пальцы. – Если он сделал тебе больно, то я его убью!
Сара встревожилась, понимая, что Доминик угрожает, не шутя. Она вцепилась ему в руку.
– Доминик, остановись! Со мной все в порядке. Он не…
Ей не удалось договорить фразу до конца. Персиваль поднялся и шел в атаку. Он ревел, словно разъяренный бык. Сара сообразила, что он пытается напасть на Доминика…
Молодой человек неприязненно сморщился, слушая дикий безобразный рев, потом оттолкнул Сару в сторону и встретил противника апперкотом. Он свалил надсмотрщика точно так же, как когда-то в буше свалил Минге-ра. На Персиваля удар произвел точно такой же эффект. Коренастый мужчина рухнул, словно подкошенный…
– Что здесь происходит? Сара? Джон? Что случилось? – Сара обернулась на голос отца. Женщина облегченно вздохнула. Она была уверена, что теперь Персиваль не возобновит атаку.
– Этот проклятый каторжник напал на меня, – Персиваль с трудом привстал, но потом снова скорчился на полу. Остатки цветочных ваз нелепо выглядывали из-под него.
Не правда, он этого не делал! Он… – попыталась вступиться за Доминика Сара. Доминик сердито взглянул на нее. Но женщина прекрасно знала, что он не станет оправдываться, не сочтет нужным защищаться. Она решительно настроилась, она должна рассказать отцу правду.
– Персиваль…
Но разъяренный надсмотрщик снова прервал ее.
– Черт возьми, Маркхэм, я говорил тебе, что каторжник создаст нам проблемы. Я высек его за то, что он прикоснулся к Са… мисс Саре. Но ты меня не захотел слушать. Знаешь, что из этого вышло? Ты слышал о ее планах? – он отвратительно расхохотался. – Она собирается выйти замуж за проклятого каторжника!
Сара заметила, как напрягся Доминик, торопливо шагнула к нему, положила ладонь ему на руку, сдерживая. Пусть сейчас он помолчит. Она попробует обуздать отца без его помощи… Эдвард повернулся к дочери, уставился на нее, лицо внезапно стало серым, глаза, казалось, вот-вот выкатятся из орбит.
– Правда ли все, что говорит этот человек? – он тяжело дышал, говорил хрипло. Пятясь, Эдвард ухватился за полированную поверхность буфета, чтобы не упасть. Саре стало жаль отца, но больше откладывать она не могла.
– Да, папа, я собираюсь выйти за него замуж, – Доминик ласково посмотрел на нее, потом снова напряженно уставился на ее отца. Эдвард смотрел на дочь, словно завороженный, губы у него побелели.
– Я не позволю…
Сара упрямо поджала губы и высокомерно вздернула голову. Доминик хотел что-то сказать, надеясь принять удар на себя, но Сара сжала его руку, останавливая благородный порыв.
– Ты не сможешь запретить мне, папа. Отец закрыл глаза и поморщился. Потом вновь посмотрел на дочь, в глазах стояли боль и упрек.
– Сара, Сара, я всегда хотел тебе только добра. Нет, я не могу позволить тебе выйти замуж за этого… мужчину. Приму все возможные меры, чтобы уберечь тебя от позора.
– Я буду не опозорена, а осчастливлена, па. Каким образом ты сумеешь остановить меня? Закуешь в кандалы?
– Если придется… – Эдвард Маркхэм казался сейчас бесконечно усталым.
Сара посмотрела на отца и спокойно объявила:
– Если ты не разрешишь мне выйти за него замуж, то ввергнешь и меня, и себя в еще большее бесчестье, потому…
Сара встревоженно посмотрела на отца, она все еще колебалась, стоит ли открывать отцу все до конца. Отец был мертвенно-бледен, Доминик внезапно насторожился. Женщина вздохнула, проглотила ком, застрявший в горле и договорила:
– Потому что у меня будет ребенок, папа. Ребенок Доминика.
Мужчины оцепенело уставились на женщину. Один – растерянно, другой – злобно, третий – горестно. Казалось, их испепеляющие взгляды вот-вот прожгут на лице Сары отверстия.