– Ладно, ангелочек, вставайте.

Ей даже не потребовалось открывать глаза, чтобы понять, кому принадлежит голос. Конечно же, это был Хью. Он помог ей, когда ее стошнило, а затем позвал Джеймса и проследил, чтобы тот принес для нее суп, а потом воду, зубной порошок и полотенце, чтобы она могла умыться и почистить зубы. После этого ей дали стакан бренди, и она смогла заснуть. Но сколько же она спала? После того как она заснула, могло пройти и два часа… и двадцать. Временами Клер приходила в себя и краем сознания понимала, что происходит: слышала тяжелое дыхание Хью, который какое-то время спал рядом, – ее голова лежала у него на плече. Кроме того, до нее доносился разговор Хью с Джеймсом, разговор, иногда переходивший в жаркий спор.

Клер вздрогнула, вспомнив о том, как ее вырвало. Наверное, она никогда больше не сможет есть.

Тут Хью снова ее позвал, и она в ответ застонала, даже не открыв глаза. Голова кружилась, в желудке урчало, и она была уверена, что наилучший образ поведения – лежать ничком.

Хью тронул ее за плечо:

– Вставайте, мы причаливаем. Причаливаем? К чьей земле? Она оживилась, но не настолько, чтобы вставать. Однако все же открыла глаза и посмотрела на него.

– Говорите, земля? – Клер с некоторой досадой заметила, что Хью развеселился.

– Совершенно верно. Садитесь же. Конечно, если не хотите, чтобы мы с Джеймсом сошли, а вас оставили здесь.

В этот момент ее больше пугала перспектива сойти на берег, чем страх перед тем, что ее оставят на судне.

Внезапно каюта покачнулась перед ней, и она снова закрыла глаза. Сильные мужские руки тотчас же подхватили ее и усадили.

– Пожалуйста, не надо, – простонала она и прислонилась к стене. Она решительно не желала открывать глаза.

– Как только сойдем с корабля, вам станет легче. – Голос по-прежнему был веселый. – Ну же, откройте глазки. Не беспокойтесь, вас не стошнит, в желудке уже ничего не осталось.

«Если в этом мире есть справедливость, – с горечью подумала Клер, – пусть бы приступы морской болезни скрючили его, Хью».

– Джеймс принесет вам чай и хлеб. Одевайтесь, у вас останется время поесть.

Сказав это, Хью широко улыбнулся. Клер же содрогнулась при одной мысли о еде.

– Еда – это именно то, что вам сейчас нужно, даю слово. – Он опять веселится!

Только глупец стал бы говорить о еде после того, как видел ее страдания. Хью громко хохотнул и отошел к столу. Вернулся же с жестяной кружкой, в которой дымился чай.

– Вот. – Он протянул ей кружку.

Клер с отвращением взглянула на чай и помотала головой.

– Пейте! – Глаза Хью блеснули, и он крепко сжал губы.

Внезапно Клер осознала, что смотрит на его рот… О Господи, он видит, что она смотрит на его губы! Может, он тоже сейчас вспоминает, как целовал ее, а она целовала его в ответ?

Клер оторвала взгляд от его губ и увидела, что он сует ей в руку кружку.

– Не расплескайте, – проворчал Хью и отвернулся.

Клер посмотрела на его широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги. Неужели она лежала в его объятиях? Неужели она спала, прижавшись к его мускулистому телу? Неужели обнимала эти широкие плечи и целовала эти удивительные губы?

О Господи, так все и было!

– Чай остынет. – Джеймс явно обращался к ней, причем далеко недружелюбно. – Лучше выпейте, мисс, и дело с концом. К тому же я постарался высушить вашу одежду, хоть местами она еще сырая.

Пока Джеймс не заговорил, Клер не сознавала, что он тоже находился в каюте. Скользнув по нему удивленным взглядом, она остро почувствовала, что не одета. Ее ноги были прикрыты одеялом, но оно доходило только до пояса, а дальше батистовая рубашка являла далеко не скромный вид: она облегала грудь и спускалась с одного плеча, предоставляя любому желающему любоваться молочной кожей. Как ни странно, ее не особенно беспокоило, что Хью видит ее в подобном дезабилье. За время их короткого, но полного событий знакомства они доходили до такой интимности отношений, что о скромности было бы глупо заботиться. Этот человек видел ее обнаженной. Он целовал ее так, что у нее подгибались ноги, а она отвечала на его поцелуй. И он ласкал ее, гладил ее груди, а потом держал перед ней горшок, когда ее рвало. К тому же он несколько часов спал рядом с ней. Выходит, они нарушили все условности. Если кто-нибудь узнает, что она провела ночь наедине с мужчиной в крохотной каюте, она погибла. Хотя между ними ничего не произошло.

Нет-нет, что-то между ними все-таки произошло. Что-то, изменившее ее жизнь. Ведь она узнала о своем тайном распутстве, узнала о том, что ей безумно нравятся его поцелуи и нравится целовать его в ответ. Она трепетала в его объятиях, и ей хотелось, чтобы он лежал с ней рядом.

– Пейте свой чай, – отрывисто проговорил Хью, возвращая ее к действительности.

Он стоял возле нее, одной рукой держась за изголовье койки и взглядом давая понять, что требует повиновения. Клер не хотела пить, но спорить не было сил. Сделав глоток, она поморщилась – чай был слишком сладкий – и сунула ему кружку обратно. Глядя на Джеймса, Клер поправила рубашку и накинула на плечи одеяло, чтобы иметь более пристойный вид. Хью же молча за ней наблюдал.

– По-моему, одежда уже высохла, так что можно ее надевать, – сказал Джеймс, покосившись на пленницу.

– У нее нет выбора, разве что она захочет появиться а берегу в твоей или моей одежде, – заявил Хью. Он поставил кружку на стол и уселся на стул. На столе перед ним лежали письменные принадлежности, и он, взяв гусиное перо, обмакнул его в чернильницу. И тут Клер вдруг заметила, что он чисто выбрит, а черные волосы аккуратно собраны на затылке на французский манер. Кроме бриджей и рубашки, на нем был помятый галстук-шарф, черный сюртук и черные же сапоги. Строгий цвет и покрой сюртука, а также несколько старомодная прическа делали его неотразимым.

Как же она до сих пор не замечала, что он очень красивый? Должно быть, сошла с ума. Высокий, прекрасно сложенный, с черными волосами и бронзовой кожей – он и впрямь был неотразим.

У нее перехватило дыхание.

От одного только взгляда на него Клер охватило возбуждение, которого она бы устыдилась еще двадцать четыре часа назад. Перед свадьбой она несколько дней фантазировала, что будет, когда Дэвид придет к ней в спальню. Эти сны наяву смущали и согревали, но главное – она ждала первую брачную ночь без дурных предчувствий. Но нараставший интерес к тому, что же происходит между мужем и женой, когда они остаются одни, прекратился после разочарования от супружеского акта. А сейчас Хью снова вызвал к жизни этот интерес.

Но что же ей делать? Что делать с Хью? Лечь в постель с мужчиной, который тебе не муж, – это неправильно…

Хью пристально взглянул на нее. Кажется, она на него уставилась? Клер отвела глаза и попыталась поплотнее запахнуться в одеяло. А он по-прежнему смотрел на нее. Неужели заметил, что она смутилась? Неужели понял, что именно ее смутило?

– Джеймс превзошел самого себя ради нас. Нашел для меня сапоги и даже ухитрился приобрести для вас домашние туфли.

– Спасибо. – Клер вежливо кивнула Джеймсу.

Придерживая одной рукой одеяло, она чуть приподнялась и осмотрелась. На стуле действительно красовались черные атласные туфли. Джеймс совершил почти невозможное: на корабле, заполненном исключительно мужчинами, достал дамские туфли!

– Это корабль контрабандистов, – пояснил слуга. – Здесь за деньги можно получить все, что угодно.

По его тону было ясно, что он не очень-то рад, и Клер тотчас же вспомнила: когда она то просыпалась, то снова проваливалась в сон, Хью с Джеймсом обменивались резкими репликами. О чем они спорили? Легко догадаться, что о ней. Но что бы они там ни решили, Джеймс явно сердился. Интересно, почему сердился? Не требовалось большого ума, чтобы догадаться: он сердился из-за нее, из-за Клер.

Она насупилась. Джеймс, конечно же, был уверен, что она – Софи Тоубридж, шпионка и проститутка. В смятении чувств она про это почти забыла. Как почти забыла обо всех прискорбных обстоятельствах, которые привели ее сюда.

А теперь она вдруг все вспомнила.

– Когда вы сказали, что мы причаливаем, вы имели в виду Францию? – спросила она.

Хью кивнул, не поднимая головы.

Клер охватило отчаяние. Впрочем, надежда всегда была хрупкой; когда же она узнала, что пистолет был не заряжен, ей стало ясно; приказ Хью развернуть корабль обратно к берегам Англии не пошел дальше Джеймса. Но теперь, когда она столкнулась с реальностью, с тем, что ее доставили во Францию, – о, просто не хотелось в это верить!

А дома, конечно же, все перепугались до смерти. Клер посмотрела на часы. Половина седьмого.

– Сейчас утро или вечер? – спросила она упавшим голосом. В каюту свет не проникал, а проспать она могла сколько угодно.

– Вечер. – Губы Хью тронула улыбка. Вернее, намек на улыбку. – Вы проспали весь день.

Значит, дома ее нет уже сутки.

Об этом, наверное, сообщили сестрам, и те сходят с ума от беспокойства. А беременная Габби уже слегла… Клер мучила мысль, что она стала причиной болезни Габби. А бедняжка Элис и кучер? Что с ними?

– Мне надо домой. Семья сходит с ума от беспокойства.

Хью закончил писать письмо и присыпал его песочком. Не глядя на пленницу, он ответил:

– Поедете. Когда я буду уверен в том, что вы та, за кого себя выдаете. А пока останетесь у меня.

– Нас не за пленниками посылали. – Джеймс выразительно посмотрел на Хью, но тот сделал вид, что этого не замечает; он все еще держал в руке сложенное и запечатанное письмо.

– Говорю вам, я должна вернуться домой, – заявила Клер, сжав кулаки. Во время долгого ночного разговора Хью отрицал, что знает что-нибудь о нападении на ее карету, и даже спросил, где именно это случилось. И после всего, что он узнал, после всего, что произошло между ними, он еще смеет сомневаться! Выходит, он по-прежнему считает ее пленницей? Неужели он солгал, что не имеет отношения к нападению на карету? Какая ужасная мысль!

– Вы достаточно умны, чтобы понимать: я не та, кого вы ищете.

– Возможно, очень возможно. – К ее досаде, Хью снисходительно улыбнулся и сунул письмо в карман. – Я бы сказал, что убедительнее всего в вашу пользу говорит ночной горшок.

– Даже у предателей может быть морская болезнь, – заметил Джеймс; он опять выразительно посмотрел на Хью.

– Только я не предательница! – закричала Клер. Она повернулась к Джеймсу, но тот перекладывал вещи из шкафа в сумку и даже не взглянул на нее. Тогда она с возмущением посмотрела на Хью. – Я Клер, леди Клер Лайнс, вам понятно?

Джеймс издал какой-то звук – не то ворчание, не то фырканье.

– Это вы нам так говорите, мисс. Но почему мы должны вам верить?

Клер очень не понравился тон Джеймса. Слуга, конечно же, ей не верил и пытался убедить своего хозяина в том, что она та самая женщина, которая им нужна, то есть предательница по имени Софи Тоубридж. Но что же Хью? Почему он молчит?

Она уже открыла рот, чтобы дать Джеймсу достойный отпор, но тут Хью сказал:

– Помолчите. Оба помолчите: Клер и Джеймс обменялись свирепыми взглядами, но после запрета Хью никто из них не решился начать боевые действия, казавшиеся неизбежными. Хью посмотрел на нее в упор:

– Если вы Софи Тоубридж и просто дурачите меня – да, Джеймс, ты вполне ясно высказал свое мнение, незачем повторяться, – то примите мои поздравления за мастерскую игру. Хотя в целом я склонен верить, что вы… Клер.

Джеймс в отчаянии помотал головой:

– Мастер Хью, вот уж не думал увидеть, как вас одурачат.

– Верите вы или нет, но я Клер! – Она перевела взгляд на Хью. – А я должна ехать домой… или хотя бы послать весточку. Мои сестры будет беспокоиться.

– Но не муж? – тихо спросил Хью. Стоя у стола, он смотрел на нее все так же пристально, и она вдруг почувствовала, что ей с ним очень легко, – неужели они познакомились всего сутки назад? Сейчас он знал ее лучше, чем ближайшие родственники. За последнюю ночь он узнал все о ее муже, о сестрах, узнал всю ее жизнь. Она рассказала ему то, о чем не говорила ни единой живой душе, – о замужестве, о детстве.

Странно, но пока он не спросил, она не задумывалась о том, как Дэвид отнесется к ее исчезновению. Расстроится? Ответ дался легко: видимо, нет. Уж конечно, не так, как Габби и Бет.

Она так боялась выходить замуж, так старательно выбирала того, кто станет добрым, нежным, кто будет ее любить. Как же она могла так страшно ошибиться?

– Нет, не муж, – сказала она, осознав, что это правда, и сердце ее наполнилось болью. Хью ничего не сказал, но по лицу было видно, что он понял, как ей трудно передать словами всю жестокость ситуации.

Ночью он с сочувствием выслушал историю ее брака. Грустно улыбаясь, лежа в его объятиях, она рассказала, как Дэвид за ней ухаживал, посвящал стихи, дарил очаровательные букетики, целовал руку и наконец сделал предложение, сопровождавшееся обещанием вечной любви. Исключая ироничное фырканье по поводу стихов, которое Хью тут же замаскировал кашлем, он был молчаливым, но сочувствующим слушателем, Клер говорила про первые месяцы замужества, которые она воспринимала как нарастание нежных и дружеских чувств; а потом Дэвид все больше стал терять к ней интерес и, в конце концов, почти покинул. Правдивый рассказ о браке невероятно облегчил ее душу. Сестер она не хотела отягощать своими бедами, а обсуждать интимные дела с другими не могла, носила все в себе, пока брак, на который она возлагала большие надежды, не увял, как цветок без воды.

И она обрадовалась, что наконец смогла кому-то рассказать всю правду, кем бы ни был ее поверенный. На душе стало легче, когда она переложила тяжкую ношу на другого, хотя бы и на Хью.

В особенности потому, что именно на Хью.

– Думаю, муж не будет из-за меня тревожиться. По крайней мере, мне так кажется. Как я вам уже говорила, наши отношения… не близкие.

– Проклятый идиот, – отрывисто сказал Хью.

Клер молча улыбнулась. Эти слова отчасти ее утешили, и ей даже показалось, что ее душевная боль ослабевает с каждой минутой.

Ослабевает из-за Хью? Конечно, из-за Хью.

С бьющимся сердцем Клер обдумывала, что из этого следует. Хью улыбнулся ей такой интимной улыбкой, что у нее на сердце потеплело. И тут вдруг она поняла, что не так уж и хочет возвращаться домой.