Джастин чувствовал, что тонет. Он, правда, пытался сделать все возможное, чтобы они с Меган выбрались из засасывающей их трясины, но в результате его усилий они завязали еще глубже. Его желание обладать девушкой с каждым часом становилось все сильнее. Вот и сейчас, когда вся прислуга удалилась на покой и дом наконец затих, Джастин чувствовал ноющую боль в чреслах. Он безумно хотел ее и опасался, что если они еще некоторое время пробудут под одной крышей, то катастрофы не миновать. Собственно, это уже чуть не случилось накануне, и граф благодарил Бога за то, что конюхи вовремя вернулись к конюшне. А ведь взять ее было так просто! И тогда боль, терзающая его тело, наконец бы затихла. К тому же Меган хотела его – граф отлично понимал это – и не стала бы долго раздумывать. Тем больше у Джастина было причин держать себя в руках. Ведь, несмотря на поцелуи и страстные объятия, она все еще была ребенком, так что он не имел права на окончательную близость. Будь у него такая возможность, граф немедленно предложил бы девушке стать его женой, и уж тогда за время, оставшееся до свадьбы, он выучил бы ее всем премудростям искусства любви. Но… этого как раз Джастин и не мог сделать. А раз жениться на ней он не может, значит, не может и обладать ею. Все очень просто…

Ближе к утру Джастин уселся за письменный стол – ему предстояло написать два письма. Одно предназначалось Стэнтону – тот должен был привезти в Маамз-Кросс-Корт экипаж и горничную для Меган, а затем проводить девушку в Лондон. Второе письмо он адресовал тетушке Софронсии. В нем Джастин объяснял ей, что находится в Маамз-Кросс-Корте вместе с воспитанницей, но не может выехать в столицу из-за несчастного случая, приковавшего его к постели. Поэтому он просил Софронсию временно взять на себя заботы о девушке. Джастин описывал Меган как сущего ангела и обещал, что та скорее всего выйдет замуж через несколько недель после приезда в Лондон, поэтому тетушке недолго придется терпеть неудобства. Граф также, как бы невзначай, упоминал о щедром вознаграждении, которое тетушка получит, если выполнит его просьбу.

Джастин высчитал, что, если все получится, как он задумал, Меган приедет в Лондон через три недели. Запечатывая свои послания, граф испытал невиданное облегчение – ему казалось, что он наконец-то выбирается на твердую почву.

Ранним утром письма были переданы Джему, который должен был отвезти их в Гэлвей. Джастин спешил – он боялся передумать. Затем граф позавтракал чаем с булочками под неумолчную болтовню миссис Донован, которая возмущалась его плохим аппетитом, и направился в библиотеку. Он велел миссис Донован прислать к нему Меган, как только та встанет и позавтракает.

В библиотеке Джастин, глядя невидящим взором перед собой, принялся листать страницы каких-то книг. Даже если бы они были написаны по-китайски, граф не заметил бы этого – так далеко унеслись его мысли.

Было уже почти десять часов, когда короткий стук в дверь известил его о приходе Меган. Едва дождавшись, когда граф крикнет «Войдите!», девушка танцующей походкой вбежала в комнату. Прислонившись к двери, она с улыбкой посмотрела на Джастина. Уж у нее-то, подумал Джастин, нет никаких проблем со сном. Во всяком случае, глаза девушки блестели, а на щеках играл здоровый румянец.

На Меган было одно из ее обычных скромных девичьих платьев с круглой, прилегающей к шее горловиной и пышными, до локтя, рукавчиками. От остальных это платье отличалось фиолетовым пояском, подчеркивающим цвет ее глаз, и вышитыми по подолу фиалками. Лента того же цвета была вплетена в черные кудри Меган.

– Собираетесь еще раз отшлепать меня, милорд? – заговорщицки подмигнув, спросила Меган.

Вспомнив их первую встречу в этой комнате, Джастин не смог сдержать ухмылки.

– Если кого и надо выпороть, – хмуро промолвил он, – так это меня. Заходи, Меган, и садись. Я хочу потолковать с тобой.

– Звучит зловеще и совсем по-опекунски, – усмехнулась девушка.

Джастин оглядел ее, стараясь сохранить строгий вид. Он едва сдерживался, чтобы не вскочить и не заключить ее в объятия.

Не увидев даже улыбки на лице графа, Меган послушно подошла к столу и уселась на стул.

У Джастина было несколько часов на раздумья; он хотел объяснить воспитаннице, что они должны вернуться к прежним отношениям, пока не произошло то, чего она бы стала стыдиться. Но, взглянув на девушку, он с ужасом понял, что все слова вылетели у него из головы. Посмотрев в окно, он попытался вспомнить хоть несколько слов из заготовленной ранее речи, но тщетно.

– Что случилось, Джастин? – попробовала девушка помочь ему, заметив, что опекун хочет что-то сказать, но никак не решается.

Не сводя с нее глаз, Джастин забарабанил пальцами по столу.

– Я распорядился, чтобы тебя отвезли в Лондон к моей тете Софронсии, – резко проговорил граф. – Ночью я написал ей письмо, а также приказал пригнать сюда карету для тебя. Экипаж прибудет в Маамз-Кросс-Корт дней через семь – десять. И я решил, что в оставшееся до твоего отъезда время нам лучше видеться как можно реже.

Лицо Меган побелело, вид у нее был просто ошарашенный. Джастин понимал, что говорит более резко, чем намеревался, но был не в состоянии взять другой тон. А ему так хотелось протянуть к Меган руку и погладить ее по голове.

– А вы поедете в Лондон, милорд? – справившись с собой, поинтересовалась девушка.

Джастин с сожалением заметил, что Меган стала обращаться к нему официально, – Позднее, – бросил он, – Ты же понимаешь, что пока я не в состоянии пуститься в путешествие. Но я приложу все усилия, чтобы оказаться в Лондоне к тому времени, когда ты станешь выходить в свет. Как опекун я вынужден буду разгонять толпы твоих кавалеров.

Его попытка пошутить не имела успеха. В глазах Меган не мелькнуло и тени улыбки.

– А это не будет тебе неприятно, Джастин? – не сводя с опекуна глаз, тихо спросила Меган.

Джастину показалось, что в голосе ее слышится мольба, но он не хотел верить своим ушам.

– Разумеется, нет, – холодно ответил он, с болью наблюдая за тем, какой ужас отразился на лице девушки.

Впрочем, решил он, уж лучше убить их чувство в зародыше, чем дать ему распуститься полным цветом. Он понимал, однако, что позволил ей полюбить себя, а в ее юном теле впервые всколыхнулось желание. Но ей всего семнадцать! Без сомнения, он первый, но не последний мужчина, который жаждет ее ласк. Так пусть же ей встретится мальчишка ее возраста – они полюбят друг друга, и она сможет без стыда отдаться ему. Разумеется, сначала они поженятся, а затем он возьмет ее невинность. К тому времени, надеялся граф, Меган станет думать о нем лишь как о своем опекуне и забудет, что было между ними.

– Можешь не сомневаться, разгонять молокососов, у которых еще молоко на губах не обсохло, не такое уж увлекательное дело, – добавил граф. Меган стала еще бледнее, но ничего нельзя было поделать. Как ни болезненна процедура – она неизбежна. Для ее же блага. – А я сумею пережить это, я уверен. К тому же ты недолго будешь искать себе мужа.

Губы девушки задрожали. Она была такой трогательной, что сердце Джастина разрывалось. Но огромным усилием воли он сумел взять себя в руки. И вдруг Меган подняла голову и приосанилась. Ее поведение восхитило графа. Да уж, когда эта женщина созреет, цены ей не будет. Но он, он никогда не получит ее… На короткое мгновение Джастину захотелось вскочить и громко закричать, проклиная судьбу, но он взял себя в руки, чтобы и виду не подать, как страдает.

– Я поступлю так, как вам угодно, милорд, – произнесла Меган, поднимаясь со стула. Лишь необычайная бледность говорила о ее боли. – А теперь вы позволите мне уйти? – вежливо осведомилась она. Джастин нашел в себе силы лишь кивнуть ей – он молча смотрел в спину удалявшейся воспитанницы.

В течение нескольких дней Меган, как прежде, избегала общества графа, с той лишь разницей, что на этот раз и он старался не встречаться с ней. Большую часть времени он проводил в своей комнате и даже ел там. Меган, как и в прошлую их размолвку, старалась как можно чаще бывать в конюшне, не желая становиться затворницей в доме графа.

Лишь при одной мысли о графе Меган испытывала настоящие страдания. В пансионе она не раз слышала, как девочки говорят о любви, но ей и в голову не приходило, что любовь может причинять такую боль. А в том, что это любовь, Меган не сомневалась и понимала: чувство ее безнадежно. Ей все нравилось в опекуне, все, начиная от густых черных волос и заканчивая манящим блеском золотистых глаз. Мужественный и решительный, он мог быть и добрым, и нежным. Вспоминая его ласки во время их поцелуев, Меган едва не плакала. Ну как мог он так нежно целовать ее, если она была ему безразлична?! Впрочем, Меган понимала, что ответ очевиден, хоть и не хотела признаваться в этом. Ведь Джастин сам говорил ей, что часто целовал женщин. Наверняка он не только целовал их. Он был взрослым мужчиной, и, без сомнения, она казалась ему просто девчонкой. Скорее всего, думала она, его раздражала ее неопытность, поэтому он и не захотел больше иметь с ней дела.

Прошло и десять, и одиннадцать дней, а обещанная Джастином карета все не прибывала. Графу стало уже настолько лучше, что он мог гулять по своим угодьям, когда ему того хотелось. Наблюдая за Джастином из конюшни, Меган думала, что ее сердце вот-вот разорвется. Ее любовь с каждым днем становилась все сильнее. Ей больше не хотелось в Лондон, ведь оказаться там значило потерять графа навсегда. В столице он опять станет недосягаемым графом, а она – его незаметной воспитанницей.

Девушка мало спала, потеряла аппетит, и это сказалось на ее внешности. Гладкая матовая кожа стала просто бледной, под глазами темнели синяки, несмотря на то что она много времени проводила на воздухе. Одежда повисла, как на вешалке. Миссис Донован, заметившая эти перемены во внешности Меган, встревожилась и все допытывалась, как она себя чувствует. Девушка понимала, чем вызвано ее состояние, но не могла же она рассказать об этом экономке, поэтому с беззаботным видом отмахивалась от вопросов, говоря, что с ней все в порядке. Ей было невдомек, что миссис Донован уже поделилась своими опасениями с графом.

Впрочем, и Джастин страдал. Как и Меган, он потерял аппетит и почти не спал. Граф осунулся и не казался бледным лишь потому, что цвет его лица скрывал загар. Джастину очень не хватало Меган, причем жаждал он не только физического обладания – нет, граф соскучился по ее улыбке, по фиалковым глазам, по ее мелодичному смеху… Ему хотелось говорить с ней, вдыхать аромат ее тела. Джастину казалось, что никогда в жизни ему не было так трудно.

Он никогда не любил и думал, что этого чувства вообще не существует. Когда его друзья говорили о любовном томлении, граф лишь посмеивался над ними. От его внимания не ускользало, что молодые леди норовили за «любовь» получить одно – обручальное кольцо, из этого граф заключил: цель у молодых девиц нехитрая – поймать мужчину в сети брака. И он частенько спрашивал себя, как долго длится эта так называемая любовь. Судя по всему, не очень-то долго.

Кстати, и свои страдания Джастин объяснял плотской неудовлетворенностью. Он был уверен, что стоит ему пару раз провести с Меган ночь, как его мучения прекратятся. В этом-то и была проблема: граф не мог заниматься любовью с воспитанницей. Будь он в городе, все проблемы решились бы мгновенно – Джастин никогда не страдал от нехватки женского внимания. Однако в Маамз-Кросс-Корте все было иначе. Правда, вокруг были женщины – девушки-служанки и местные крестьянки, и граф уже начал подумывать о том, как бы хладнокровно соблазнить одну из них. Пока что ему оставалось лишь ждать, когда за Меган приедет карета и увезет ее подальше, потому что близость девушки все больше сводила его с ума. Он полагал, что, когда страдания закончатся, он успокоится.

Но прошло уже двенадцать дней, а экипаж все не появлялся. Меган не знала, радоваться ей или огорчаться. Даже мысль о разлуке с графом была ей ненавистна, но, с другой стороны, она понимала, что так ей будет легче. Любить и никогда не быть с любимым?.. Это ужасно!

Целый день Меган почти ничего не ела, а теперь наступила бессонная ночь. Выбравшись из кровати – точной, только уменьшенной копии кровати Джастина, – Меган зажгла свечу. Может быть, подумала она, ей удастся заснуть, если она немного поест.

Комната девушки находилась в конце коридора второго этажа, делившего правое крыло особняка пополам. Спальня Джастина была в этом же коридоре, но на некотором расстоянии от покоев Меган. Девушка полагала, что Джастин давно спит, она понимала, что он придет в ярость, если узнает, что она подходила к его дверям, но, несмотря ни на что, направилась по коридору к заветной двери. Огонек свечи освещал коридор мерцающим светом. Внутренне сжавшись как пружина, она и мысли не допускала, что войдет в его спальню. Точнее, стоило ей лишь подумать об этом, как она начинала дрожать. Войти к Джастину – значит потерять остатки стыда.

В доме было темно и тихо. Слуги давно спали. В спальне Джастина тоже была тишина, из-под двери не проглядывал свет. «Чего ты ждала? – спрашивала себя Меган. – Что граф мучится от бессонницы из-за тебя?»

Прикусив губу, девушка отвернулась от двери. Как глупо торчать в темноте! Он не хочет видеть ее, так что она тут делает?! Пора наконец понять, что он равнодушен к ней, – понять и успокоиться.

Меган успела сделать несколько шагов, как вдруг из спальни графа донесся ужасный грохот. Что-то, кажется, упало. Затем Меган услышала стон и сдавленные проклятия. Почему ругался Джастин? Боже, что причинило ему боль? Забыв о приличиях, Меган бросилась к двери. Задержавшись на мгновение, она сделала глубокий вдох и, повернув ручку, вошла в спальню графа.