– Ты не отошлешь меня, не прогонишь?!

Это был хриплый шепот, отчасти приказ, отчасти вопрос.

Зарывшись лицом в его плечо, Анна покачала головой. Она скорее почувствовала, чем увидела, с каким трудом он вздохнул. Дверь захлопнулась, и Джулиан бережно и нежно опустил Анну на пол. Таких чувств он еще не проявлял к ней до сих пор.

– Позволь снять с тебя эту мокрую одежду.

Анна не сопротивлялась. Джулиан, такой деловитый, большой, неуклюже возился с ее бантами и пуговицами. Он склонил к ней свою голову так низко, что она могла разглядеть сверкавшие в его черных волосах капли дождя, похожие на бусинки. Ресницы скрывали его глаза, но рот она видела четко. Он был прямым, жестким, неулыбчивым, придавая Джулиану угрюмый и мрачный вид.

Спустив пеньюар с ее плеч, он поднял на Анну глаза. Их взгляды встретились.

Он все еще не улыбался, а просто смотрел на нее, и его темные цыганские глаза вдруг заблестели.

Протянув к ней руку, он накрыл ее упругую грудь. Тонкий слой влажной ткани все еще кое-как прикрывал ее, но не защищал от прикосновений Джулиана.

Анна со всхлипом вздохнула, наслаждаясь этим прикосновением. Оно вызвало в ее теле нечто похожее на боль. Откинув голову назад, она закрыла глаза, вся дрожа, но отступать не собиралась. Она даже подняла свою маленькую руку и положила ее поверх его большой и мужественной руки, сильно сжимавшей ее нежную грудь.

Джулиан первым нарушил это волшебство. Он что-то быстро пробормотал себе под нос, снова притянул ее к себе и целовал ее без конца, целовал страстно, целовал так, что она поднялась на цыпочки, обхватила его за шею и тоже поцеловала. Когда же губы Джулиана спустились ниже, к ее уху, он задрожал, как и она. Анна почувствовала, как все его тело трепещет, как дрожат его руки.

– Господи, – прошептал он, отстранившись.

И она потянулась к нему, а он принялся расстегивать десятки крошечных пуговичек ее ночной рубашки. А пальцы его так сильно дрожали, что он пытался по нескольку раз расстегнуть каждую пуговицу. Анна не выдержала и отвела его руки.

– Позволь мне, – прошептала она, чувствуя себя более раскованной, чем могла себе вообразить.

И все же Анна не могла заставить себя смотреть на него прямо, пока расстегивала свою одежду. В ней боролись в этот момент отвага и робость, уверенность и стыдливость. Он же смотрел на нее своими темными глазами, выражение которых она никак не могла понять. Что-то подсказывало ей, что он так же изголодался по любви, как и она.

– Сними это, – произнес он низким и хриплым голосом.

Анна заметила, что блеск его глаз стал еще ярче. Он терпеливо ждал, пока она исполнит его просьбу. Во рту у Анны пересохло. Чувствуя себя греховной и одновременно свободной, медленным движением плеч она сбросила с себя ночную рубашку, намеренно оттягивая момент, когда полностью будет обнажена ее грудь с розовыми сосками, а потом и стройный стан, и плавно расширяющиеся бедра, и пепельный треугольник волос между ними, и длинные кремовые ноги. И вот настал момент, когда рубашка полетела в лужу, натекшую с мокрой одежды у ее ног, а глаза его уже источали неистовое пламя и в углу рта заметно подергивался мускул.

– Ты самое прекрасное создание, какое я когда-либо видел в жизни, – сказал он, снова собираясь заключить ее в объятия. Анна поспешно отступила назад и покачала головой, прошептав:

– Ты тоже промок.

С минуту он так и стоял, пожирая ее глазами, но уголки его губ уже сложились в едва заметную лукавую улыбку.