Лето 1977. Разгар панковских войн. Группы первого эшелона избрали целью своих атак истеблишмент. А тем временем появилась целая генерация новых музыкантов.

Практически каждую неделю выходило по отличному панк-рок-синглу. От причудливого реструктурирования рока группой Wire до мощного, ударного дебюта 999 «I'm Alive». Панк быстро раскалывался на множество различных интерпретаций. Каждый приходил в панк со своими планами, и теперь все пользовались инструментом панка по своему усмотрению.

Колин Ньюмен:

Мы выпустили наш первый альбом Pink Flag в 1977 году. Майк Торн, продюсировавший его, делал альбом Live at the Roxy. Открывающий альбом трек «Reuters» был попыткой наехать на Who. (Я в своих ссылках очень, очень туманен — никто в них не врубается, кроме меня.) На Pink Flag видна деконструкция рока. Мы брали историю рока, разбирали ее на части и собирали заново. Это было чем-то вроде концептуального сэмплинга. (Смеется.) Дело было не в простом уничтожении рок-н-ролла. Отсылки были очень особенными и где-то неуважительными, в определенных смыслах, по отношению к классическому рок-н-роллу.

Ник Кэш:

Мы заключили контракт с United Artists. Они хорошо поработали со Stranglers, и в 999 у нас были те же самые менеджеры, что и у них. Они нас немного затмили, конечно. Синглы продавались довольно неплохо. Мы были популярными в Японии и Америке, где стали известнее остальных групп. Люди говорили: «Мне так наскучили США», — это была полная ерунда. Оставайтесь в своих муниципальных брикстонских квартирах! Мы спросили наших фанатов: «Думаете, нам стоит поехать в Америку?» И они нам ответили: «Если бы мы были на вашем месте, то обязательно бы поехали и сыграли там». Люди одинаковы во всем мире, неважно Америка это, или Бразилия, или Япония. У тебя есть симпатия с молодыми людьми, которым далеко не все безразлично, так почему бы не поехать и не выступить перед ними?

АкиКюреши(Southern Death Cult, Fun-Da-Mental: ударныеипродюсер):

Мой старший брат сразу же подсел на панк, едва тот появился, к полному неодобрению моих родителей, выходцев из Пакистана. Для моего отца все это было шоком. Он послал сына в частную школу на зарплату автобусного кондуктора, и вот результат! Помню, я купил пластинку — кажется, это были Clash — и сходил с ума, слушая ее на дешевеньком проигрывателе Waltham. Я был обращен в новую веру! Через день я пошел в школу с детской соской-пустышкой, свисавшей из кармана моего дурацкого джинсового жилета, а мои волосы трансформировались из прически в стиле Джона Траволты в неопрятное подобие прически Сида Вишеса. Все охренели. Пакистанец — панк? Ну и комбинация!

Казалось, все группы, записывающие пластинки, так или иначе создавали вокруг себя шумиху. Креативность была евангельской — не помню ни одной пластинки, о которой я мог бы сказать, что это дерьмо. Все было волнительным. Мне нравились 999 и Penetration. Adam and the Ants появились немного позже из-за элитности их последователей, но я ценил их творческую неординарность. Вообще, если серьезно, мне нравилось сочетание всех этих групп, а еще на меня повлияли местные команды вроде Negatives. Регги-сцена так же была частью общей картины. Столько всего происходило.

Полин Мюррей:

Примерно в то время начинался взлет Penetration. Stranglers выступали в Ньюкасл Сити Холле. У них был контракт на запись альбома, и они стали появляться в чартах. Мы их поддерживали, и это было здорово.

Мы записали демо в местном молодежном клубе на магнитофон. Мы поставили к стенам биллиардные столы, чтобы замаскировать звук. Настоящий DIY! Мы отнесли демо в магазин пластинок Virgin в Ньюкасле, бывший тогда маленьким магазинчиком, и их менеджер послал кассету в лондонский офис. Они сказали: «Запишите нормальную демокассету», — что мы и сделали, и они предложили нам контракт на выпуск одного сингла, которым стал «Don't Dictate». Прошло еще много времени, прежде чем они заключили с нами нормальный контракт. Наш звук специально не продумывался. Мы были молоды, нам было примерно по восемнадцать лет, а нашему ударнику было шестнадцать. Были в группах и пятнадцатилетние, например в Eater. А еще был древний Джет Блэк! (Смеется.) Многие группы были лет на десять старше нас — Элвис Костелло. Джо Страммер, Патти Смит — и они очень поддерживали новые группы. Сейчас трудно поверить, но в те времена люди на самом деле получали удовольствие от новых групп и поддерживали их. Одинаковых групп не было. Как только во все это вмешались рекорд-компании, все стало разрозненным.

Единственной причиной, по которой мы ушли на Virgin, было то, что там были Sex Pistols, а нам хотелось быть на том же лейбле, что и они. Decca тоже проявила интерес к нам. Мы не были особенно замороченными насчет деловой стороны. Не думаю, что Virgin так уж стремились нас заполучить. Они поняли, что мы неплохо выступали живьем, что у нас были фанаты, однако мы не были их группой. Им больше нравились XTC и Devo. XTC были ручной группой Ричарда Брэнсона. Мы же просто были на лейбле и должны были смириться с этим.

Марк Стюарт:

Было круто. Все смешалось. Панк-клубы стали открываться в таких городах, как Бристоль, где выступали Siouxie and the Banshees и Slaughter and the Dogs. В Бристоле у нас были фанк-диджеи, саунд-системы — все вливались в тему. Образовались The Cortinas, и мы тусовались с ними. Мы начали играть на школьных вечеринках, а потом уже играли с Джонни Фандерсом и Heartbreakers. Мы начали играть то, что умели, минимальное количество вещей T.Rex и «I Wanna Be Your Dog». Тут же мне захотелось играть «Ear» Эдвина Старра и «Firebird» Ohio Players. Мы остановились на хулиганском диско, или что там это было. Для меня идеей панка была техника «cut and paste»: если ты можешь вырезать голову королевы и прилепить ее к голому телу, то почему нельзя наложить норвежский дэт-металл на рэгги.

Регги тоже имел место быть. The Pop Group играли на вечеринках друзей и школьных танцах. В школе я был немножечко промоутером. У нас был диджей, поэтому еще до того, как мы начинали играть, люди уже танцевали, разогревшись. Все рвануло вверх буквально за два-три дня, местная пресса с ума сошла. Через пару месяцев стали приезжать журналисты из национальных газет, посмотреть на нас, играющих в местных церквях. Они называли нас «передовыми» и «авангардными».

Нам нравились заводные Орнетт Коулман и Альберт Эйлер. Мы не пытались быть леваками, просто хотели стать поп-группой. Мы считали, что панк уже случился, поэтому не было смысла делать все снова. Мы пытались быть снова панками, смешивая панк и фанк. Я чувствовал родство с Джеймсом Ченсом и Contortions. Я тусовался в Нью-Йорке с Китом Лебланом и Sugarhill Gang, Дугом и тусовкой Бамбаатаа, ранними DNA.

Нам нравилась вещь «Little Johnny Jewel» Television. Мне и моим друзьям головы посносило. Она вышла в 1975 году, задолго до того, как все произошло в Англии. Ранее Television уже выступали в Бристоле. Мы торчали от Патти Смит, с которой мы вместе ездили в тур, будучи еще школьниками. Я пропустил экзамены потому, что мы должны были выступать в Париже вместе с Pere Ubu!

Нам нравилась электронная музыка. Перед концертами мы крутили эту странную музыку Пьера Анри, чтобы дестабилизировать людей. Недавно я разговаривал с Ричардом из Cabaret Voltaire, и они слушали подобную музыку еще в 1974 году. Таким же был Дженезис Пи-Орридж. Люди в изоляции слушали такую музыку. Панк дал людям уверенность пробовать себя там, где им хочется. До этого им приходилось одеваться в костюм и идти в частные школы вроде Чартерхауса. Clash открыли для людей множество дверей, сломали множество барьеров.

Марко Пиррони:

Выступление с Banshees в 100 Club для меня было исключением из правил. Мне не хотелось быть в группе. Им не нравился я, но и Сид им не понравился тоже! Я думал, и так понятно, что они могут делать то, что захотят, это было в их названии. Потом я сошелся со старыми фанатами Боуи и Roxy, моими школьными друзьями, и мы создали эту группу, The Models, отыграли несколько концертов, но было уже слишком поздно. Мы собрались не вовремя. Слишком много времени заняли у меня раздумья на тему, стоит ли мне это делать или нет. Была первая и вторая волна панка, а мы попали между ними! Я был слишком занят валянием дурака.

«Freeze» группы The Models был одним из великих потерянных панк-синглов. Он был выпущен на Step Forward, одном из первых панк-лейблов, принадлежавшем Майлзу Коупленду, среди клиентов которого числились Chelsea и Sham 69. Ответственным за артистов был не кто иной, как Марк Перри.

Джин Октобер:

Панк в 77 году менялся очень быстро, потому что многие жадные люди вынуждали его меняться. Им всем хотелось быстренько заключить побольше хороших сделок, что заставляло тех, кто такую сделку не заключил, думать о себе как о мусоре — если ты хорош, то у тебя есть контракт. Но я рад за то, что у Chelsea был контракт со Step Forward. Там была хорошая атмосфера и отличные люди. Если тебе нужно было немного денег, Майлз Коупленд давал их тебе. Я ел, я спал, я выпивал — а чего еще желать? (Смеется.)

Наш сингл «Hi Rise Living» очень уличный, где поется о жизни в быстро развивающихся районах, что было серьезной темой в Лондоне тех дней. И во многих городах эта тема вообще не поднималась.

Марко Пиррони:

The Models гастролировали с Heartbreakers в конце 77 года.

Дэмиан О'Нил:

Я, Винсент и мой брат сэкономили все деньги с пособий и поехали посмотреть на выступление Джонни Фандерса, игравшего в манчестерском политехе. Мой старший брат Джим тогда учился в университете, и он нас туда вписал. Джонни Фандерс был моим героем. Он был в отличной форме, не под героином, и у него на разогреве играли Banshees и The Models — отличный состав! Я запомнил Сьюзи Сью, потому что она была в своей футболке с сиськами. Я подумал: «Уау!» Дерзко. Как же она не похожа на девочек из Дерри!

Дон Леттс:

Я поехал в тур с Heartbreakers вместе с Siouxie and the Banshees, чтобы заснять их на пленку. Я снимал The Punk Rock Movie, который на следующий год покажут в ICA. Это был мой первый фильм.

Мик Росси:

Slaughter and the Dogs часто выступали в Лондоне. Мы играли в клубах Roxy и Vortex, мы играли в Марки — отличный был концерт. Мы ездили туда-сюда в автобусе, мерзли на задних сидениях с аппаратурой. У нас там были свои поклонники. Все хотели заполучить панк-рок-группу. Мы появились в фильме Дона Леттса The Punk Rock Movie, я об этом узнал только пять лет назад!

Кэптен Сенсибл:

Нас делали невидимыми для других две или три вещи. Первая: мы не участвовали в шоу Гранди. Вторая: нас запретили показывать по ТВ. В то время нам объявил бойкот профсоюз техников. Не помню, из-за какого именно шоу это произошло, но по пути на выступление мы остановились, чтобы купить пневматические ружья. Мы устроили перестрелку из них прямо в студии! Мы стреляли в задницу операторам, когда они снимали другие группы. Все прошло не очень хорошо, и нас запретили на шесть месяцев, что не очень-то помогает подъему твоей популярности.

Другой проблемой было то, что люди вроде Дона Леттса снимали в то время на камеру все, что двигалось по сцене, а Джейк Ривьера, или кто там за нами присматривал, просили 500 фунтов за разрешение нас снять. Конечно же, ни у кого не было пятиста фунтов на тот момент, поэтому нас так и не сняли. Другие группы типа Clash или любые другие, кто в те времена выступал, снимались повсюду, а вот съемок Damned того времени практически нет, и все именно из-за этого! Когда люди смотрят документалки тех времен, то Damned в них не найти.

А они все продолжали появляться: каждую неделю выходило по отличному синглу. Дебютный сингл X-Ray Spex «Oh Bondage! Up Yours!» познакомил мир с фантастическим голосом Поли Стайрин, ее очаровательным ярким подходом к жизни, и текстами, что били на куда большем количестве уровней, чем люди могли воспринимать.

Джон Лайдон:

Мне нравилась Поли Стайрин. X-Ray Spex — вот это была крутая группа! Они пришли с саундом и позицией, которые не имели отношения к происходившему вокруг. Они были супер.

Поли Стайрин:

Многие люди неверно восприняли песню «Oh Bondage!» Они думали, что она о садо-мазо сексе. Отчасти была и моя вина в этом. Я оставила пространство для воображения. Я выросла в религиозной семье, и как говорится в писании, сама идея свободы заключается в том, чтобы избавиться от пут материального мира. В этом смысле я не стала углубляться в духовный аспект бондажа. Я не пошла так далеко. Я, конечно, знала о бондаже — все эти образы из истории, приковавшие себя к стенам суфражистки, закованные в цепи рабы, вот что мне в этом случае представлялось. Когда я увидела бондажные штаны от Вивьен Вествуд, то не очень понимала, что она хочет этим сказать, но они символизировали все другие элементы бондажа, с которыми я выросла, и каким-то образом все вылилось в песню.

Я поняла, что потребление тоже является бондажем. Именно поэтому я стала хиппи. До этого я работала в индустрии моды младшим продавцом. Я ехала домой на автобусе, и все мне казались рабами своих зарплат. Связанными большим бизнесом. Но ты мог стать хиппи или отбросом — выйти из крысиной гонки. Многим умникам нравились X-Ray Spex.

Я записала демо «Oh Bondage! Up Yours!» еще до X-Ray Spex в 1975 году. На этом демо играет Гэри Мур!

Не знаю, что с этим потом было. Гэри был потрясающим гитаристом. Та версия была немного блюзовой, но не в прямом смысле — она была слишком изощренной. Когда я сформировала X-Ray Spex, мне захотелось сделать эту вещь более сырой. Я посчитала, что будет лучше, если она будет более короткой и быстрой.

Баджи:

Spitfire Boys существовали всего лишь несколько месяцев, но было ощущение такое, словно прошло уже несколько лет. Нами заинтересовались RKO Records — они, как и все остальные, хотели издать сингл какой-нибудь панк-группы. Это были наши две минуты славы. Мы записали пластинку, но не могли ее даже продать! На нашем последнем концерте в Eric's мы швыряли их в толпу со сцены: «Берите! Нам они больше не нужны!» (Смеется.)

Именно после этого Big In Japan решили стать более серьезной группой. Билл Драммонд был очень амбициозным парнем. Он хотел замутить настоящую группу. Легенду!

Spitfires свернули свою деятельность в 1977 году, в декабре, потому что к тому моменту басист Пит Гриффитс захотел стать издателем журнала — ему хотелось стать Уильямом Берроузом. Мне кажется, Холли сам был увлечен гомосексуальной иконографией и фантазиями Берроуза. Я вошел в состав Big In Japan, и тогда мы стали нормально репетировать: я, Йен Броуди и Билл Драммонд. Мы каждый день ездили в Eric's и работали над песнями. Время от времени с нами работала над своими песнями Джейн. Шесть месяцев мы работали над вещами. Лейблы нам отказывали — все шло не так, как нам хотелось. Мы как-то выдохлись. В Big In Japan работали люди, которые впоследствии добились популярности, в группе было много драйва, и, помимо всего прочего, она была плодородной почвой для остальных.

Мы записали наш ЕР и решили, что с нас достаточно. Мы отыграли наш последний концерт на Мэтью-стрит. Нам было хорошо, и мы сказали, что больше этим не занимаемся.

 

ГОРЯЩИЙ ВАВИЛОН

Начало второй волны

Рутс — революция рабочего класса, обещанная панком, быстро осуществлялась. Вдохновленный первоначальным взрывом панка и его DIY этикой сформировался целый новый пласт групп. Вторая волна панка, подхватившая эстафету в 1977 году, была в основном более жесткая по саунду и в куда меньшей степени интеллигентская по сравнению с первой волной. Во главе этой волны стояли такие группы, как Sham 69, Angelic Upstairs, Menace, Members, Cockney Rejects и Ruts. С этим можно спорить, но группы этой второй волны исполняли изначальное пророчество панка. Это был настоящий звук улиц и выступления выходили из-под контроля. Это варево было изрядно приправлено политикой, что вызывало периодические очаги возгорания.

Деко:

Вторая волна была куда больше первой. Первая волна была студенческой. Это был не настоящий панк. Это была музыка богатых ребятишек. Вторая волна была куда более жесткой.

Сегс:

Я познакомился с Раффи, ударником Ruts, в магазине импортных пластинок фанка, что около Виктории, в 1976 году. Я покупал фанк и пластинки таких групп, как Parliament. На тот момент у меня еще были длинные волосы. Он играл в группе Hit and Run. Как-то я зашел к нему и увидел на нем самодельную футболку Ramones. Я спросил: «А кто они такие?» И он поставил «Beat On The Brat». Я подумал: «Охренеть! Потрясающе!» Потом вышел сингл «Anarchy in the U.K.», и мы катались по Лондону, слушая «Spiral Scratch». Я стал тусоваться с группой, и когда они перетасовывали состав, я к ним присоединился, хотя мне для этого пришлось постричься! Дело было дома у Пола Фокса — Малкольм набил огромную трубку черным гашишем, и мы сделали по здоровенной дороге кокаина.

Они сказали: «Ты прошел прослушивание», — пока я вращал глазами от прихода!

Мы оформились как панк-группа. У Малкольма с Фокси уже были такие песни, как «Lobotmy», «Out Of Order», «Rich Bitch», «Stepping Bondage», «I Ain't Sofisticated» — примитивный панк-трэш в очень хорошем исполнении. Раффи был отличным ударником. По-настоящему. Мы играли и в Roxy, и в Vortex. Мы, конечно, не дотягивали до уровня Roxy. На нас смотрели как на представителей второй волны панк-рока.

МикиГеггус(Cockney Rejects: гитара):

Мы всегда со стороны наблюдали за тем, что происходило в панке. Мы терпеть не могли панк-тусовку. После концертов мы возвращались в Бридж Хаус, что в Вест Энде, и слушали доморощенные панк-группы вроде Tickets. Бридж Хаус был важным местом. Там для нас все и началось.

Панки были настоящим аппер-классом, практически все. На что только ни шел Берни Роудс, чтобы скрыть их мидл-классовое происхождение. Иногда это доходило до абсурда. Они говорили правильные вещи и делали отличную музыку, но все это напоминало Джаггера с его «Street Fighting Man». Сомневаюсь, что Джаггер когда-либо дрался в своей жизни.

Когда я впервые услышал «New Rose» Damned, мне просто крышу сорвало. Я подумал, что это отличная роковая песня. Вскоре стало понятно, к чему все это шло, что само по себе здорово, особенно когда тебе семнадцать-восемнадцать лет. Поначалу я несколько раз был на концертах Damned. Винс ездил на концерт Pistols, когда они выступали как SPOTS.

Еще мы ходили на концерты Nazareth и Skids, когда те только начинали — они были отличной группой, просто охренительной. Они и сегодня получше многих будут.

Джимми Перси:

Наш первый концерт Sham 69 был просто ужасным. Казалось, каждый долбанный придурок меня преследовал. Но, пожалуй, это были самые лучшие времена в моей жизни, те первые выходы на сцену, когда я тусовался с Марком Перри и Дэнни Бейкером, Тони Парсонсом и Джулией Берчил и прочими. Те ранние деньки были отличным временем, потому что все, с кем я общался, были со мной на одной волне, и мы росли вместе со скоростью света.

Марк Перри видел, насколько честными мы были. И я не пытался продать себя как рок-звезду. Мне еще помогло то, что большинство ребят было из южного Лондона — Тони Парсонс, Марк, Дэнни Бейкер — и они повлияли на NME.

В то время тебе надо было действительно любить то, что ты делал, иначе лондонская аудитория сожрала бы тебя живьем. Уже через два месяца после выхода нашего первого сингла «I Don't Wanna» нам стали говорить, что мы продались. Через это мы все прошли: Pistols, Clash — все. Именно поэтому Clash не стали выступать на Top Of The Pops. Мы сказали, что там выступим, потому что вместо того, чтобы позволить им избавиться от нас, кто-то должен был сыграть на Top Of The Pops — панк-движения не было бы без выступления панк-групп на ТВ. Группы никто бы не увидел, и они бы просто исчезли.

Терри:

Мне на самом деле очень нравились Sham 69. Мне понравился их первый LP. Все другие панк-группы звучали уверенно, а тут эти крутые кокни зазвучали так, как, по моему мнению, и должен был звучать панк. Их концерт, на котором я побывал, был очень странным — скинхеды лупили всех почем зря. Я был в шоке. В Голландии такого не происходило! (Смеется.) Скины в Голландии безобидные. Но в Лондоне… Боже! Помню, на концерте Angelic Upstairs я случайно опрокинул пиво у одного скинхеда и это было по-настоящему страшно. Все было очень жестко, не то, что в Голландии. Меня все это потрясло. Такие жестокие ребята, и так любят музыку. (Смеется.)

Ноэл Мартин:

Когда я был в Menace, мы тусовались с Crisis, Chelsea, Марком Перри, Wasps, Cortinas. Они были такими же, как и мы. В 1977 году мы вышли на того же агента, что работал с Sham 69. До этого мы уже играли с Sham пару раз в Roxy, а после этого мы стали с ними выступать постоянно.

Мы играли все эти небольшие концерты. Первый панк-фестиваль должен был состояться в Чарльтон Атлетик Футбол Клаб, но его очень опасались, и GLC (футбольная организация) отменила его. Так что из-за этого мы написали песню «GLC». Текст не имеет значения, он вроде как о власти. На тот момент мы понятия не имели, будет ли это хорошей песней или нет. На самом деле, это Уэйн Каунти нам сказал, что мы должны записать ее. Хотя вообще-то мы в любом случае это бы сделали — у нас всего-то было одиннадцать песен и мы записали их все! (Смеется.) Как мы их до сих пор играем, меня просто удивляет! Удивляет и то, что эти песни оказывают влияние на многих.

Мы играли на севере, не далее Уолверхэмптона, на западе, в Ньюпорте и на юге, в Саутхэмптоне. В основном мы играли в Лондоне и его окрестностях, что печально, поскольку нам сказали, что люди в Ирландии очень нас любят. Даже теперь мы по-прежнему сами себе враги!

В те времена мы особо не нравились ни журналистам, ни агентам, ни рекорд-компаниям. Денежки постепенно перестали поступать, и в один прекрасный день наш вокалист, на тот момент это был Морган, просто не пришел. Мы не знали, что у него тогда были проблемы с наркотиками.

Песня Menace «GLC» является одним из великих рок-гимнов того времени. Припев, «GLC, you full of shit», стал одним из первых футбольных панк-гимнов, который просто влезает в твою голову и остается там. Эта вещь по-прежнему остается коронным номером в выступлениях группы. На концертах этой песне, написанной еще до их рождения и даже не бывшей хитом, подпевает огромная толпа панков.

НикиТеско(The Members: вокал):

На Members очень повлияли даб и регги. Это была музыка, которой лично я отдавал предпочтение: Марли, Делрой Уилсон, Джонни Кларк, Ли Перри были нашей поп-музыкой. Это было тем, что мы слушали. Регги был нашей отдушиной.

Джей Си Кэрролл:

Ники Теско предложил мне присоединиться к Members. Он, как и я, также был из Кемберли. У панка был широкий спектр — возьмите, например, Ramones и Television. Казалось, люди считали, что достаточно кожаных мотоциклетных курток, чтобы быть похожими на Ramones, но дело обстояло далеко не всегда так. Это давало другим шанс.

Первый наш концерт был с U.K. Subs. В те дни у Чарли Харпера был успешный парикмахерский бизнес.

Брайан Экс:

У Чарли Харпера, благослови его Господь, на тот момент все еще была парикмахерская. U.K. Subs — одна из величайших панк-групп, вам не кажется?

Чарли Харпер:

Я ходил в лондонские клубы и видел зарождающуюся панк-сцену, частью которой мне хотелось стать. Мы с Ричардом начали писать песни, ставшие впоследствии номерами U.K. Subs, а потом я присоединился к группе моего друга. У них было отличное название, Subversives, которое сократилось потом до Subs, а потом мы узнали о шотландской группе Subs, спасшей старушек из-под снежной лавины. В общем, нам пришлось изменить название группы.

В один из уикендов 1977 года я пришел домой, а в комнате у меня сидел Ники Гэрратт. Приятель из его тусовки рассказал ему о нашей группе US Jets! У него было неверное название, но правильный адрес! Я проиграл ему наши кассеты, и они ему понравились. Ему тут же захотелось избавиться от всех каверов и начать писать собственные вещи. У него уже была собственная группа Specimens и несколько своих песен. Он дал мне свою музыку. За два-три дня мы уже сделали семь номеров, среди которых были «I Live in a Car» и «Stranglehold». У нас появилась программа, и мы впервые начали выступать в октябре. Ники ненавидел тот ритм-энд-блюз, что я делал. (Смеется.) Его идолом был Ричи Блэкмор! Он торчал от Deep Purple — это можно услышать на ранних вещах Subs. Он играет на «стратокастере», очень похоже на Блэкмора. Ники звучит немного металлически. Мне не очень нравится хеви-метал, но когда ты поешь поверх этого, звучит как панк-рок.

В 1977 году произошел взрыв панка. Pistols поехали в Америку, Clash — в Европу, Siouxie гастролировали по Англии, у Jam и Stranglers появились хиты: все группы первой волны заполучили большие туры, и народ отовсюду съезжался в Лондон посмотреть на происходящее. Мы оказались в нужном месте в нужное время. Мы олицетворяли идею многих о том, каким должен быть панк. В то время было много радикального. Панк зажигал людей. Мы много гастролировали. На наши концерты клубы южного Лондона набивались под завязку. Мы играли быстро и яростно. Помню, как мы вчетвером шли по Оксфорд-стрит, а навстречу нам шли Pistols. Панки были повсюду. Мы играли в Vortex, на всех площадках. Хотя о панке писали все газеты, мы не думали, что это движение примет такие масштабы. Мы не думали, что будем в авангарде музыки. Было много отличных групп. Buzzcocks — по-прежнему одна из величайших команд в мире.

 

СЕВЕР ПОДНИМЕТСЯ ВНОВЬ

Манчестер и Buzzcocks

Buzzcocks выпустили свой второй сингл почти год спустя после выхода «Spiral Scratch». Поскольку они только что заключили контракт с United Artists, над их синглом поработал Мартин Рашент, слегка отполировав его, и «Orgasm Addict» ознаменовал появление новых Buzzcocks во всем их новоприобретенном блеске. Сама песня, конечно же, стала классикой. А ее обложка работы Линдер Стерлинг сама по себе является иконой панка.

Тем временем оживленная манчестерская панк-сцена продолжала развиваться, и на свет появилось немалое количество успешных и влиятельных групп, играющих в различных стилях.

Стив Диггл:

Мы гастролировали повсюду, и куда бы мы не приезжали, повсюду были очереди на концерты. Мы выпустили «Spiral Scratch», и нам стали каждый день звонить по шесть представителей мэйджоров, жаждавших заключить с нами контракт. Парень из CBS предлагал нам столько денег, сколько нам хотелось, но мы еще хотели и творческой свободы, и мы знали, на что идем. Нам нравилась наша публика. Дело было не в славе, а в музыке. «Spiral Scratch» для нас очень много значил — когда ты часто гастролируешь, непросто быть рекорд-компанией на колесах. И нам с Питом не хотелось управлять рекорд-лейблом в той степени, в которой нам хотелось играть в группе. Однако нам так же не хотелось заключить сделку и исполнять то, что нам скажут другие люди. Следующим синглом должен был стать «Orgasm Addict» и нам совсем не хотелось, чтобы лейблы нам отказали в выпуске песни с таким названием.

Мы репетировали на Литтл-Питер-стрит. Joy Division были в одной части, а мы в другой. Мы просто приходили и бомбили песни. Мы очень быстро их писали; это было волшебство нашей группы. Другие команды часами репетировали вступление, а мы за это время уже записывали пару песен! Химия, возникшая между нами, была очень важна. Мы знали, что делаем.

За нами гонялись все эти рекорд-компании, и с нами связался этот парень из UA, Эндрю Лодер. Мы с ним познакомились, болтая после выступлений. Мы ему сказали, что нам нужен полный контроль над тем, что мы делали, и что нам не хотелось бы, чтобы кто-то накладывал запрет на наше творчество, если оно кому-то казалось возмутительным. Именно поэтому мы приняли его предложение. Мартин Рашент оказался бонусом к этому контракту. Он был кем-то вроде их штатного продюсера. Он уже добился большого успеха со Stranglers.

В общем, мы поехали в студию, где он работал, TW в Фулхэме, и приступили к записи альбома. Мартин Рашент был хорошим продюсером. Мы прогоняли песню раза три, потом выбирали лучшую из фонограмм и накладывали на неё вокал. Там это было легко сделать. Мы были очень крепкой группой. Многие говорят, что первый альбом спродюсирован лучше всех панк-альбомов. Он не был приглажен, он был правильно спродюсирован.

Линдер Стерлинг:

Я сделал фотомонтаж для «Orgasm Addict» в конце 76 года, хотя это было лишь частью серии. Buzzcocks попросили меня стать их дизайнером, однако типографские дела давались мне трудно. Типографские уроки были с утра по четвергам, а в среду вечером я всегда ходил в Poly Disco, одно из немногих мест в Манчестере, где играли интересную музыку. Из-за этого с утра в четверг я слегка плавал, и мне было непросто сосредоточиться на размерах шрифтов и наборе текста. Я попросил Малкольма Гарретта помочь мне с дизайном обложки для Buzzcocks.

Я слабо помню весь демократический процесс отбора, и мой фотомонтаж оказался лучше всех. UA заплатили мне 75 фунтов, на которые я купил себе бондажные штаны. Малоизвестный факт, но Энтони Уилсон позднее попросил меня поработать дизайнером для Factory, но я тогда двигался вперед и передал эту работу молодому Питеру Сэвиллу, который учился курсом младше.

Позднее я делал журнал Secret Public с Джоном Сэвиджем. Он публиковался в New Hormones. В типографии нам не давали квитанций, потому что посчитали журнал порнографическим. Интересно, что и книжные магазины вроде Grass Roots тоже отказывались его продавать. Даже копировать эти фотомонтажи в Манчестере казалось почти невозможным. Мне пришлось поехать в одно бюро фирмы Rank Xerox и объясниться с их менеджером. Не удивительно, что вышел только один номер Secret Public. Мой фотомонтаж, иллюстрирующий фразу Buzzcocks «TV Sex», был сделан разворотом и украсил многие стены у кроватей.

Клинт Бун:

Buzzcocks были очень значимой группой. Они были выдающимися. Они были первой местной панк-группой. Они были Beatles панк-сцены — все их синглы становились хитами. А еще были Drones, Slaughter and the Dogs и Worst, бывшие настоящими панками, потому что считали выпуск пластинки предательством идеалам. (Смеется.)

Марк Райли:

Концерты, на которые мы в то время бегали, проходили в Rafters/Jillys. Диджеем был Роб Греттон. Алан Уайз устраивал выступления таких групп, как The Fall, Warsaw, Buzzcocks.

Мы ходили на концерты Buzzcocks, проходившие в маленьких клубах. Потом плотину прорвало, и появилось много другого — Generation X, все эти панк-команды. К тому времени мы повсюду ездили за The Fall.

Buzzcocks нам тоже очень нравились. Пит писал отличные песни о любви — он мог бы существовать в любой эпохе. Пит считал себя панком, но то, что он писал, не особенно отличалось от чистой поп-музыки вроде Rubinoos.

Как только мы увидели выступление The Fall, то сразу же в них влюбились и ездили за ними повсюду. В основном мы ходили на концерты, проходившие в южном Манчестере. Electric Circus был не на той стороне города. Единственный раз я там побывал как раз перед его закрытием осенью 1977 года.

Роб Ллойд:

Мы играли с группами настолько разными, насколько можно себе это представить. Мы гастролировали в Йоркшире с Sham 69, мы играли с Ultravox, мы играли на всех концертах, какие удавалось заполучить. К счастью, Buzzcocks и Ричард Бун, заключив сделку с UA, взяли нас с собой в тур.

Мы часто выступали в Манчестере и по всей стране с манчестерскими группами. Там мы чувствовали себя как дома, тусуясь с группами типа The Fall, Worst, журналистом Полом Морли и фотографом Кевином Камминсом. Там была куча народа. По какой-то причине Манчестер нас полюбил.

В Бирмингеме панк-групп не было, были только паб-рок-группы, сменившие штаны, постригшиеся и начавшие играть свой репертуар чуть быстрее. Мы решили, что это отличное время поэкспериментировать и позлить людей. Наверное, в Манчестере на тот момент были такие же настроения. В Бирмингеме не было Пэтов Бунов, Хауэрдов Девото или Полов Морли, т. е. полуинтеллектуальных мыслителей, смелых Кей Кэрролс, поэтому мы все придумывали по ходу пьесы.

Buzzcocks и Magazine очень нам помогали, давали нам гитары и все такое. Уж не знаю, как так получилось, что мы были единственной не манчестерской группой, выступавшей на закрытии Electric Circus.

Нас будто усыновили. У нас была позиция не записывать пластинок — даже когда нам предложили записать альбом, мы отказались.

Prefects никогда не были в студии, за исключением двух сессий в программе Джона Пила — это было вершиной наших амбиций касаемо записи. Никому не хотелось записывать наши пластинки. Пол ушел из группы. Ему не нравились наши эксперименты, которыми нам хотелось заниматься, — ему больше нравилось то, что делали Ramones. Девушка нашего басиста залетела, кто-то нашел нормальную работу. Даже несмотря на то, что нам было по восемнадцать, мы не думали, что становимся моложе! Все развалилось. А потом я получил телеграмму от Джеффа Трэвиса и Майо Томпсона из Rough Trade с предложением выпустить пластинку, однако было уже поздно.

Марко Пиррони:

Мне нравились Subway Sect. Heartbreakers были реальной группой, хотя и слегка староватыми, и они умели нормально играть — они открыли нам глаза. Они заставили людей больше репетировать. Они действительно умели играть гитарные соло, барабанные вступления — их песни были хорошо структурированы. Отличная группа. Banshees были очень интересной группой. И мне нравились Buzzcocks — они были потрясающими. Я до сих пор считаю Spiral Scratch охренительной пластинкой.

Помимо них не было никого. Вот так вот. Мне не нравились всякие там Slaughter and the Dogs. Всем этим группам недоставало загадочности, той мысли, что уходила к ранним группам, той артистичности — я на этом воспитывался. Панк стал тем, что мог делать каждый, однако не каждому это удавалось. Если хочешь этим заниматься, отлично, но это не значит, что ты в этом деле хорош!

Марк Райли:

От панка все быстро устали. Он стал предсказуемым и прозрачным, а The Fall были чем-то другим. Глядя назад понимаешь, что только The Fall, Prefects, Subway Sect и ATV обладали настоящим духом панка. Я никогда не был в этом панковском цирке с мусорными мешками и прочей ерундой.

Марк Смит как-то со мной разговорился, и вот я уже загружаю аппаратуру в их грузовичок и получаю место роуди, а потом вообще присоединяюсь к группе. Парень, игравший в группе до меня, ушел в Invisible Girls.

У него были нестабильные отношения с Марком Смитом. Его заставили уйти из группы два случая: первый, когда он отказался участвовать в программе Джона Пила Peel Sessions, а второй, когда Марк швырнул в него стулом. Я знаю, что тогда они хотели взять в группу Стива Гарви, но тут внезапно обнаружился я. Сейчас ясно, что Марк скорее взял бы в группу покладистого шестнадцатилетнего юнца, который практически не умел играть на бас-гитаре, чтобы сила группы не сдвинулась в сторону музыкантов.

 

ОРИГИНАЛЬНЫЕ RIOT GRRRLS

Панк-рок и женщины

Шестидесятые может и были сексуальной революцией, но музыка к ней писалась мужчинами. В панке же, несмотря на то, что он был движим парнями, было много музыкантов женского пола и большая женская аудитория. И это было первым случаем в поп-культуре, когда от девушек не ожидали, что они будут одеваться традиционно, скромно, но сексуально. Уродство могло быть красивым. Дресс-коды рушились. И девушки, игравшие в панк-группах, делали самую смелую музыку.

Ари Ап:

Панк очень нас поддерживал. Было здорово, что окно было открыто и для женщин — Гэй Адверт, Поли Стайрин, Сьюзи или Крисси Хайнди — девушки входили в это окно панка. Печально, что это ушло. Теперь об этом забыли. Когда умер панк, женская энергия умерла тоже. Именно поэтому такого сейчас не происходит. О Slits, в общем, не писали. Все заслуги приписывались Rolling Stones! Женская глава отсутствует в истории рока полностью, а в панке такого не было вообще. В панке было открыто окно для того, чтобы женщины могли быть сами собой.

Ти Ви Смит:

Таких поп-звезд, как Гэй, раньше вы бы никогда не увидели. Ну, может, Сюзи Кватро, хотя она была более продуманной. Гэй стояла на сцене, жуя жвачку, и в футболке с надписью «Fuck Off». Она была даже более злобной, хотя всегда разговаривала с фэнами после концертов.

Беки Бондейдж (Vice Squad: вокал):

В панке самым лучшим было то, что тебе не нужно было быть виртуозом, чтобы выйти на сцену и запеть. Я присоединилась к Vice Squad, когда увидела их объявление в музыкальном магазине Revolver. Они не все сошлись во мнении, однако девушка, пришедшая передо мной, вообще петь не умела, а я немного могла, поэтому меня и взяли. Наш первый концерт состоялся после двух-трех репетиций в мамином гараже нашего басиста. Я ходила в бристольский университет на выступление Crisis, и когда я туда вошла, увидела нашу маленькую фотографию, на которой было написано, что мы выступаем! (Смеется.) Мне об этом никто не сказал, и это был наш первый концерт. Я напилась, вышла на сцену, и выступила, подражая Сьюзи Сью, вот и все. Людям это понравилось, и парни, ранее игнорировавшие, смотрели теперь на меня. Я подумала: «Ух ты! Эта работка для меня!» Я заметила, что у тебя появлялась сексуальная власть, которой раньше ты не обладала, но я на этом не зацикливалась, потому что эти парни были стариками лет 20 с лишним, а я все еще была школьницей!

По какой-то причине я стала пин-ап девушкой панк-рока. Я не особенно комфортно чувствовала себя в этой роли. Это одна из тех вещей, которые ожидают от женщины. Я всегда считала, что выгляжу ужасно. Позирование для фотографий похоже на пение: это что-то, где ты должна чувствовать себя комфортно, а я никогда не выглядела правильно. Ты учишься этому со временем. Когда ты подросток, ты очень зажат. С этим у панка были проблемы: он не мог похвастать сексапильностью. Если кто-то пытался выглядеть сексуально, это считалось «попсой», что странно, поскольку рок-н-ролл в сущности очень сексуален. Само это слово означает «трахаться». В панке было много агрессии, и панк-рок был в большей степени насильником, чем соблазнителем. Вся эта тема с пин-апом была дурацкой. Она меня не обогатила ни в каком смысле.

Полин Мюррей:

Люди меня спрашивали: «Каково это быть женщиной в роке?» Я никогда не считала себя женщиной в роке. Я просто думала о себе как о части группы. Однако, оглядываясь назад, кажется очень революционным то, как вели себя женщины. Женщины в группах ломали стереотипы. Многое из этого прошло незамеченным.

Крисси Хайнди:

Панк был против дискриминации. Именно поэтому я и занялась созданием группы, поскольку знала, что девушка в группе не будет чем-то новым. Это было так: «О, ты умеешь играть на гитаре! Давай создадим вместе группу».

И к сексу это мало относилось, что было очень интересным и свежим. Я хочу сказать, конечно же секс был, но о нем говорили как о «хлюпающей сессии». Он был безличным. У тебя не было каких-то отношений. Джон Роттен приходил ко мне домой, оставался на ночь, и ничего такого сексуального не происходило. Возможно, меня не так уж трудно было на это уговорить, но ему не хотелось, понимаете?

Ари Ап:

В четырнадцать я все еще оставалась девственницей. Было такое подростковое давление. У всех это уже было, а у меня нет. Палмолив постоянно надо мной прикалывалась, но я рада, что не пошла на это. Я оставалась девственницей до восемнадцати, а это долго.

Нильс Стивенсон:

По моему опыту панк был очень сексуальным да еще подогретым амфетаминами. Многие девушки, хотевшие переспать с рок-музыкантами, здорово упрощали задачу поиска доступной пизды. Часто секс был очень убогим, не особенно хорошим, просто его было много. В туалетах клубов Лондона, Бирмингема, Манчестера. Мы не занимались извращенным, интересным сексом вроде того, что проповедовал магазин Sex с его кожаными масками и всяким таким. Для этого не было времени. Секс был биологической функцией. Глэм-тусовка врубалась в секс и сексуальность. В панке такого не было — ты просто делал это не думая.

Джон Лайдон:

Наконец-то на страшных девчонок стали обращать внимание. Тебе не нужно было быть красивым. Ты мог сколько угодно уродовать себя, и это считалось красивым, интересным и свидетельствовало об открытости и свободе мышления, и это бесконечно помогало женщинам в музыке. Трагедия в том, что они сфокусировались на слове «музыка», и в результате у нас появились Go Go's и… Мадонна.

С музыкой это не имело ничего общего, и все, что ни для кого ничего не значит, не имеет отношения и к музыке. Музыка — это Pink Floyd и суетливое потворствование потребительским вкусам масс. Звуки ярости не мелодичны. Мне не нравится музыка. Я не называю это музыкой, как не называю то, что я делаю, искусством. У меня не зашоренные мозги.

Мне не нравится категоризация, что происходит в музыкальном бизнесе. И в любом случае, мне никогда не нравился ярлык «панк-рок». Это пошло от Кэролайн Кун — она назвала меня панк-королем. Я не слишком удивился, узнав, что так называют личного педика какой-нибудь криминальной шишки в американских тюрьмах. Лично я себя не таким видел, когда орал «Анархия!» Уж точно не гомиком.

 

И ПЕРВАЯ РАСПАВШАЯСЯ ПАНК-ГРУППА…

Damned обречены

В августе 1977 года состоялся второй панк-фестиваль в Мон-де-Марсан, где в этот раз выступали Clash и Damned. К сентябрю обновившийся состав Damned (Брайан Джеймс добавил еще одного гитариста, чтобы сделать звук еще более насыщенным. Новым гитаристом стал Роберт «Лу» Эдмондс) уже записывал свой второй альбом, выпущенный в ноябре, буквально через пару месяцев после их сильного дебюта. На новом альбоме Music For Pleasure, нет той сумасшедшей энергии и потрясающих песен, что имели место на их дебюте, однако и на нем были отличные вещи, вроде «Problem Child» или «Don't Cry Wolf» и замечательный бонус в виде оформления обложки диска. Альбом все же оказался провальным, и группа вскоре распалась. Первая команда, сделавшая в панке все, в том числе и первой распавшаяся, находилась в полном раздрае.

Кэптен Сенсибл:

Clash меня швырнули на забор из колючки в Мон-де-Марсан. (Смеется.) Это случилось из-за того, что я над ними как следует поглумился. Я подумал, что они какие-то слишком серьезные и решил выскочить на сцену во время их выступления. Я достал несколько вонючих бомб и, взорвав их, повыдергивал провода их гитар и перевернул их усилители. Охранники прикола не оценили и скинули меня со сцены прямо на ограждение из колючей проволоки, что было так себе удовольствием. Кажется, я отрубился.

Удачи им, этим Clash. В то время мы не очень-то ладили. Нам не нравился их Берни Роудс. Он был занудой. У меня всегда были нормальные отношения с Миком, но Берни, Малкольм и Джейк Ривьера постоянно грызлись за первенство. Выглядело это глупо. Пик этого случился во время тура Anarchy. Споры шли о том, кто был Номером Один и всяком таком, но поскольку Pistols матерились в прямом эфире, то они и победили.

Когда мы записывали второй альбом, Брайану нужно было написать немало песен. Он здорово поработал. Damned были группой Брайана, что справедливо. Я под этим полностью подписываюсь. Мне было интересно писать песни, потому что именно этим ты и должен заниматься, если ты в группе. Сейчас почти все в большей степени перформеры, чем сонграйтеры. Но я знал, что это тема Брайана. Теперь нас было пятеро — Брайан взял в группу Лу Эдмондса. Он отыграл свой первый концерт в Мон-де-Марсан. Мне не кажется, что это хоть чуть-чуть помогло группе. Никакого неуважения к Лу, он хороший парень, но Damned нужна была только одна гитара. Врубаешь звук на полную катушку и понеслась! Мне кажется, у Брайана в мыслях были МС5 — две гитары могут хорошо звучать, но Лу и Брайан не были музыкантами МС5. Мне все это не покатило.

Брайан Джеймс:

Мне хотелось иметь в группе еще одного гитариста. Мне хотелось, чтобы музыка была еще более энергичной, более живой, как у МС5. Наверное, я совершил большую ошибку. Мне просто хотелось попробовать и посмотреть, что из этого выйдет. Если у меня засела такая мысль, я просто должен ее осуществить. В общем, мы взяли в группу Лу Эдмондса, и он не нажил себе популярности.

Рэт Скэбис:

Приглашение Лу в группу было ошибкой. Я хочу сказать, мне нравится Лу в любом его аспекте, но нам не нужен был еще один гитарист. У нас был Брайан. Я не видел смысла. Это обесценило Брайана, потом мы должны были записывать альбом. На запись первого альбома нужна целая жизнь, а на запись второго нужно три месяца. Я понял, что нам не хватает материала, и альбом получился не таким, каким бы мне хотелось. Ранее я уже пытался уйти из группы. Мне надоело. Группа больше не была тем, чем мне бы хотелось. Я спросил совета у Джейка, и он мне ответил: «Как твой менеджер, я говорю, что ты можешь уйти, но как менеджер Damned я говорю останься, доделай альбом, а потом можешь уходить».

В общем, мы стали записывать второй альбом, который выбился из плана. Кэптен постоянно твердил о том, что продюсером альбома должен был стать Сид Барретт, но когда тот пришел в студию, у нас уже был Ник Мейсон. Это не совсем правда!

Мы хотели записать психоделическую пластинку. Мы очень хотели быть похожими на Electric Prunes. Ник Мейсон проделал отличную работу, представив нас такими, какими мы были, однако нам требовалось больше продюсерской работы.

Кэптен Сенсибл:

Была такая мысль пригласить Джимми Пейджа продюсировать наш второй альбом, и мне кажется, он был бы куда круче того придурка из Pink Floyd. Изначальная идея была пригласить Сида Барретта — это было бы лучше всего. Джимми Пейдж был на втором месте. Причина, по которой всем хотелось заполучить Сида Барретта в качестве продюсера, состояла в том, что всем хотелось вернуть его в музыку, вытащив из добровольного заточения. Все думали, что это могло помочь, но он так и не появился, и в открытую дверь вошел Ник Мейсон, и все охренели.

Мы все были очень бедными и каждый день нам приходилось ехать на метро. Мы говорили: «Твою мать, Ник, меня чуть контролер не заграбастал. Пришлось дать ему по рогам», — (Смеется.) а он только и мог сказать: «А я приехал на моем Феррари».

Дело в том, что мы не могли пригласить кого-то еще, потому что ребята из Pink Floyd очень были заинтересованы в том, чтобы этим занимался Сид и, кроме всего прочего, это была их студия. Мы не могли послать Ника Мейсона подальше, потому что тогда они бы сказали: «Валите на хрен из нашей студии. И не то, чтобы он был плохим парнем, совсем нет. Просто это не было встречей родственных душ. Брайан Джеймс до сих пор мечтает вернуться в студию и, все переделав, записать все так же, как был записан наш первый альбом, очень по рок-н-ролльному и сыро, потому там все клинически чисто. Они использовали кучу компрессоров и гейтов, все эти дорогие игрушки, чтобы подчистить саунд, и это не рок-н-ролльный альбом. Именно поэтому у меня его нет дома. Если кто-нибудь знает, где все эти кассеты, пожалуйста, отдайте их Брайану! Сделайте всем нам одолжение. Хороший альбом ждет своего часа.

Брайан Джеймс:

Мне кажется, на альбоме были отличные моменты, которые в свое время не оценили, однако в целом альбом меня не устраивает. По прошествии времени ясно, что продюсерская работа была паршивой. Сейчас, когда я его слушаю, он не кажется мне таким уж дерьмовым.

Было круто пригласить Лола Коксхилла сыграть на нем на саксофоне. Мне нравится его игра. Это было поклоном в сторону «Funhouse» Stooges, где Стив Маккей сыграл все эти классные партии. Ник Мейсон был большим поклонником Лола. В то время в студии работали только мы трое. Мы записали все, что он сыграл, и все, что было им сыграно, звучало просто здорово.

Рэт Скэбис:

Денег мы так и не заработали. Большую часть времени я получал 19 фунтов в неделю. Если дела шли неплохо и я мог позволить себе покупку билета на поезд, я считал это удачей. Когда мы писали в студии наш второй альбом, я по-прежнему был без денег, и напряжение висело в воздухе. Брайан был диктатором. Никому не позволялось писать песни, кроме него. По-моему, когда дело дошло до второго альбома, у него попросту не было песен.

К тому времени у меня уже исчез всякий интерес ко всему этому. Ты присоединяешься к группе, когда тебе лет восемнадцать-девятнадцать, а потом ты взрослеешь. Внезапно ты понимаешь, что эта группа людей вовсе не то, чем они себя считают. У нас не было песен. У меня не было плана. Я посчитал, что самое время уходить. Все превратилось во что-то непонятное. Мне это показалось искренним. Единственное, что мы не могли себе позволить, так это быть фальшивкой. Наша публика быстро бы это разглядела.

После Damned я ожидал, что что-то появится. Кое в каких проектах я поучаствовал. Только когда ты создаешь такую великую группу как Damned, ничто с ней уже не сравнится. Я собрал группу White Cats с экс-вокалистом London SS Кевином Колни и Эдди Коксом и играл в ней какое-то время.

Кэптен Сенсибл:

Мы попробовали играть после того, как ушел Рэт. Мы взяли моего приятеля из группы Джонни Мопеда в качестве ударника, потом Джона Мосса.

Альбом появился в ноябре. Мы продержались кое-как до Рождества, а потом Stiff разорвали с нами контракт. Брайан видел, что это ни к чему не ведет, и собрал нас всех в пабе в начале 78 года. И все же я был шокирован, когда он сказал: «Я собираюсь заниматься другими вещами». Он произнес речь. У Брайана доброе сердце. Он настоящий джентльмен. Он сказал: «С вами было очень здорово работать, и мне очень жаль, что я должен уйти». И все. Я был в шоке. После собрания — кажется, я там пропустил несколько стаканов — я вышел из паба, и поняв, что все кончено, расплакался! (Смеется.) Я подумал, что мне не стоило гулять в таком эмоциональном раздрае, и зашел в кино — там шел фильм про группу ABBA. Я отчетливо это помню. Я сидел в зале с этими чертовыми фанатами ABBA в своей вонючей кожаной куртке и панковской прической, весь в слезах и соплях. Наверное, я смотрелся очень странно. Придя в себя, я вышел оттуда и поехал в гости к группе XTC, у которых была вечеринка по случаю выхода их альбома. Там у них был большой торт с надписью XTC, и должен признаться, этот торт разлетелся по всей комнате. (Смеется.) Я был весь на эмоциях и подумал: «К черту их сраное пирожное!» И торт отправился в полет.

 

НАСТОЯЩИЙ БУНТ

Clash в Белфасте

Гай Трелфорд:

«Белый бунт, я хочу бунта, белого бунта, бунта моего». Вот к чему призывали Clash, и именно это они и получили, приехав в даунтаун Белфаста! Я был большим поклонником Clash. Я помню, какими мы были радостными с моим дружком Датчи. Это было большим панк-событием для Северной Ирландии. 20 октября сотни панков (в их числе и мы с Датчи) собрались в центре Белфаста и направились к Ольстер Холлу. Однако концерт отменили, и панки были просто вне себя от злости, некоторые окна Ольстер Холла были разбиты, панки разлеглись на дороге, и движение застопорилось. Приехал полицейский спецназ, кое-кому поразбивали головы, кого-то из ребят забрали, камеры конфисковали, а пленки засветили.

Этот инцидент впоследствии стал известен как Бунт на Бедфорд-стрит. Надо признать, по сравнению с теми жестокими восстаниями, к которым мы привыкли в Северной Ирландии, этот бунт был слабеньким. Вот только была в этом случае большая разница — в нем участвовали ребята противоположных убеждений, католики и протестанты, которые стояли плечом к плечу, бросались на представителей властей от горького разочарования, поскольку концерт их любимой группы запретили! А когда такие ребята сталкивались друг с другом в те времена, обычно это заканчивалось швырянием в противников кирпичей и бутылок и вышибанием дерьма друг из друга.

Ожидая, пока что-то решится, панки общались, разговаривая о Clash, панк-роке, других группах и т. д.; политика и религия не упоминались, и возникло что-то вроде стандарта общения на местной панк-сцене. Барьеры были сломлены и сформировалась дружба. В результате Clash так и не выступили, но это событие стало катализатором для всей панк-сцены Ольстера. Джо Страммер пообещал вскоре вернуться и народ начал потихоньку расходиться.

Разочарованные фанаты обвинили (ошибочно) группу в срыве концерта. Другим не понравилось, что «народная группа» остановилась в самом пафосном отеле Белфаста «Европе». Конечно же, когда о событиях того вечера стали писать музыкальные газеты, во всех историях говорилось, что Clash останавливались «в самой часто подвергающейся атакам террористов гостинице «Европа»»! Мощная пиар-машина Clash даже умудрилась обратить катастрофу в триумф. Заголовки газет кричали: «Панк-Рокеры Clash Объединяют Протестантскую И Католическую Молодежь Невзирая На Отмененные Выступления И Репрессии», и давались фотографии позирующих на фоне Фоллс Роуд и полицейских блокпостов. Кое-кому это показалось циничным использованием ситуации в свою пользу, но, по крайней мере, у них хватило мужества вообще сюда приехать, в отличие от Pistols, Jam, Sham 69 и множества других групп, и все вскоре было забыто и прощено, когда Clash пообещали снова приехать в Белфаст и сдержали свое обещание, выступив в декабре в университете Куинс. Их встретили как героев, и многие из нас нынешних тот концерт до сих пор считают самым потрясающим и самым влиятельным концертом из всех, на которых нам когда-либо приходилось бывать.

Джейк Бернс:

Очень распространено ошибочное мнение о том, что мы создали группу после того, как побывали на концерте Clash. Группа уже существовала и до концерта, но именно после него мы решили, в каком направлении идти. Генри Клуни пришел домой к моим родителям со всеми пластинками панк-рока, которые вышли на тот момент. Я купил себе несколько вещей, хотя некоторые не стоили тех денег. (Смеется.) Но некоторые были просто потрясающими. Генри усадил меня и сказал: «Теперь мы панк-группа, давай разучим несколько вещей». К концу вечера я был полностью увлечен панком, подумав: «Надо бы придумать нечто свое, оригинальное, вместо тупого копирования».

Мы уже договорились насчет нашего первого концерта, но потом сказали промоутеру, что решили изменить название группы. Он возмутился: «Какого хрена! Я уже разместил рекламу. Не могу же я оставить там пустое место». Я сидел с Генри, и так получилось, что у меня оказалась обложка альбома Vibrators Pure Mania. Я пробежался по названиям песен и сказал: «Объясни ему, что мы будем называться Stiff Little Fingers — мы можем потом изменить название». Но оказалось так, что о нашем концерте написали хорошо в местной газете, и мы остались с этим названием. Тогда мы просто терпеть его не могли. Потом мне было приятно увидеть наше название на спине чьей-то кожаной куртки. Для названия группы было длинновато. Это было задолго до таких названий, как Orchestral Manoeuvres In The Dark. (Смеется.)

Мы написали пару песен о скуке и о том, как хреново застрять на бесперспективной работе, и вроде как уперлись в кирпичную стену. И тогда Гордон сказал: «Даже обладая богатым воображением, вы, ребята, не смогли описать то, через что вам пришлось пройти в жизни».

До того момента я всегда придерживался позиции Undertones: людям не нравится, когда им читают лекции. Он сказал: «Вам не нужно читать людям лекции, просто расскажите им о своих чувствах». И тут словно открылась какая-то дверь, потому что ты должен был держать рот на замке, нельзя было жаловаться на Траблс (Ирландская парамилитаристская организация). Тогда я понял, что когда ты выходишь с гитарой на сцену, люди на самом деле к тебе прислушиваются. Гордон подарил мне целый текст песни «Suspect Device», сказав: «Это как раз то, о чем я говорю. Не знаю, пригодится ли он тебе, но возможно он заставит тебя начать».

Я подумал, что текст просто супер. Как только я увидел слова, передо мной словно распахнулась дверь, и я за неделю написал музыку к «Suspect Device» и «Wasted Life», и с того момента вся злость и разочарование, что мы чувствовали долгие годы и не могли выразить, вдруг вышли наружу. Даже сегодня не все люди верно понимают наши тексты: они мне пишут, спрашивая, на чьей я был стороне, но все дело в том, что мы не были ни на чьей долбанной стороне. Я говорил: «Они превращают нашу жизнь в ад, и нам это надоело». Подавляющее большинство людей в Северной Ирландии чувствуют себя точно так же.

 

АНАРХИЯ В СОЕДИНЕННОМ КОРОЛЕВСТВЕ. НА ЭТОТ РАЗ ВСЕ ПО-НАСТОЯЩЕМУ

Crass, анархисты и сквоттеры

В политической неразберихе, что пришла после появления панка, каждый боролся за обладание душой движения. Одним из его ответвлений стало движение анархистов, уходящее корнями к движению хиппи конца шестидесятых. Главной группой этой сцены была Crass, заявившая о мире и анархии серией своих замечательных пластинок и художественных работ, разъясняющих анархическую риторику Sex Pistols подросткам-панкам и вдохновлявшей куда большее количество людей, чем принято считать. Crass насаждали идеи вегетарианства и другие концепции в дикую и плодородную почву постпанковского поля битвы; они были группой невероятных масштабов и тотемом для более молодых ребят, ухвативших самый конец панка. К ним относились как к группе, жившей своими идеалами и не отступавшей от них, группой, которая доела политику панка до ее финала. Их пластинки и сейчас звучат потрясающе, выдержав проверку временем. Они звучат авангардными шедеврами, спрятанными в самых яростных песнях из всех, когда-либо написанных. И работы Джи Ваучера, оформлявшего обложки пластинок, им вполне соответствуют.

Пенни Рембо:

К тому времени все куда-то разъехались. Джи улетел в Америку на какое-то время. Я жил здесь, в Дайал Хаусе, в одиночестве. Однажды ко мне приехал Стив Игнорэнт, и музицирование стало для нас способом скрашивать вечера.

У меня все еще оставалась моя барабанная установка. Стив приезжал ко мне домой годами. Когда мы с ним познакомились, он был еще совсем мелким пацаном. Он пришел, когда мы разбросали пепел Уолли по камням. Потом он исчез, когда я заканчивал книгу о Уолли. Постепенно из дома стали уходить остальные, отчасти потому что я становился одержимым поисками убийцы Уолли, и дома становилось все тоскливее и все более некомфортно. Дом опустел! Джи был последним, кто ушел. Я остался в полном одиночестве, если не считать козла, цыплят, кошек и собаки Джи — вот такие у меня были друзья! К тому времени я стал большую часть времени проводить в другом доме, примерно в миле от моего, где жила Ив.

Я сошелся с ней отчасти потому, что она жила рядом, а отчасти потому, что она была красивой женщиной.

Я был испуган настолько, что сжег книгу. Я подумал, что если я ее сожгу, то, когда за мной придут, не смогут узнать, что я задумал. Отчасти мне хотелось избавиться от призраков. Это было ужасно и печально и мне понадобилось немало храбрости, чтобы сделать это. Хотя я так и не сжег ее до конца. Когда я написал Shibboleth, то почувствовал огромное облегчение оттого, что мне все-таки удалось донести части книги до широкой публики.

В общем, Стив снова стал появляться у меня. Я был намного старше него, из другой прослойки общества — то, что мы оба чувствовали себя потерянными, помогло нам подружиться. Летом 1977 года мы разучили примерно пять песен. Мы просто валяли дурака, потом стали появляться другие люди и тоже валять дурака, и с большим количеством выпивки, помогавшей нам со всем этим справиться, мы начали играть различные концерты и на бенефисах; все происходило очень хаотично. На нас реагировали по-разному. Нас запретили в Roxy. Потом мы спели: «Они сказали, что они хотят видеть послушных мальчиков. Они что, думают, что гитары и микрофоны — хреновы игрушки?»

Однажды один парнишка, занимавшийся оформлением витрин для музыкальных магазинов, услышал наше творчество и попросил нас дать ему копию, которую он потом отнес в Small Wander Records. С нами связался Пит Смол Уондер, выпустивший затем наш сингл — это даже не планировалось.

Самым важным элементом Crass было то, что мы не смотрели на других сверху вниз, мы были на равных с нашими слушателями. Мы представляли собой широкий спектр возрастов и происхождений. Я никогда не прятал свой акцент. Ив начала петь, а ее голос настолько невыразительный, насколько это можно себе представить! Мы не стыдимся того, что мы есть. Мы никогда не притворялись кем-то еще, и это, по-моему, работало. При этом существовала масса панков, притворявшихся кем-то, кем они не являлись.

Хиппи и панки на самом деле одно и то же. Не думаю, что они чем-то особенно отличались. Pistols написали песню «Kill All Hippies», только если кого и можно назвать настоящим хиппи, так это Макларена. Честно говоря, и в манере одеваться большой разницы не было. Одежда для Crass покупалась в Оксфэм. Мы запихивали всю одежду, что покупали, в стиральную машину и красили ее в черный цвет. Это было нашей реакцией на происходившее в панке, таким DIY глэм-роком. Люди вроде Вествуд делали свои заявления, а мы думали, что молодежь снова ограбят. Мы видели, как в магазинах стали появляться панковские вещи, то есть их бледное отражение, продававшиеся по завышенной цене. Для нас это было попыткой сказать: «Да пошло оно все на хер!»

Мне нравился ранний рок-н-ролл. Это было моим панк-роком. Джин Винсент, Литтл Ричард, Биг Боппер, ранний Элвис. Для меня все это было таким революционным. Pistols близко подошли к этому: какое-то время они были нереальной рок-н-ролльной группой, однако очень быстро забрались сами к себе в задницы. Это их «будущего нет» мне казалось боевым воплем. Весь негатив был неправильным. Точно как и в случае с хиппи: мне не хотелось, чтобы люди думали, будто все, кто живет коммуной и выращивает еду для себя, являются чертовыми Чарльзами Мэнсонами. То же самое и с панком: это были хорошие люди — не нужно меня ими пугать, демонизируя их. Я наблюдал, как демонизировали Pistols и за тем эффектом, который это оказало на их личности. Скорее всего они были милыми молодыми ребятами. Никто не должен так страдать из-за рок-н-ролла.

Мой первый опыт с панком был связан с Патти Смит и должен сказать, я воспринимал ее в контексте джаза, что было разумно. Clash были фантастической рок-н-ролльной группой, однако мне не кажется, что они вышли из чего-то другого. Я понимаю, что когда тебе шестнадцать, то они — твой Элвис. Я смотрел на панк, как на неизбежное и позитивное продолжение идей хиппи. Шаг за шагом мы учимся. В истории было много таких людей, пытающихся сделать мир лучше. Панки, хиппи, богема, битники и все другие движения, существовавшие до них, все пытались сделать это, а мы просто продолжение друг друга.

Терри:

Мы видели Clash в клубе Paradiso в Амстердаме. Они были очень, очень громкими. Они произвели ошеломляющее впечатление. Появились первые обращенные панки, такие как Джо.

Он услышал панк по радио. Забавно, как быстро появились амстердамские панк-группы. И это были не только Clash и Stranglers, но и много неизвестных групп, выступавших в маленьких клубах, и это меня восхищало.

А еще в Амстердаме в то время было много сквотов, и можно было делать то, что хочется тут же — тебе не нужно было искать место для репетиции или места для выступлений, все можно было делать в сквотах. Мы постоянно были в этой тусовке. Сейчас трудно себе представить тысячи сквотов в Амстердаме. В то время это было нормально. В Англии было немного по-другому, больше предрассудков. Сквоты в Амстердаме открывали мастерские по ремонту велосипедов, рестораны, клубы, бары и даже свои радиостанции. Все это было оптимистично, оглядываясь назад, это кажется потрясающим. Открывался новый сквот, и все помогали его обустроить, строили сцену, если там планировалось устраивать концерты, в общем, все эти практические вещи, и помогали играть бенефисы. Это было тем, чем ты занимался, будучи в группе: ты готовил, строил, шумел и играл концерты с такими группами, как BGK или Nitwits.

А еще существовал международный обмен. У нас было интернациональное мировоззрение. Весь Амстердам был интернациональным. Я никогда не думал о себе как о голландце — это скучно. У нас было много общего с Англией. Наши любимые группы вышли оттуда.

Crass нам казались слишком уж черно-белыми. Они нам нравились; они были вдохновляющим примером того, как можно записывать свои пластинки и быть оригинальными. Нам так же нравились Mekons и Membranes — даже больше чем другие группы.

Crass были очень вдохновляющими, но слишком узконаправленными, хотя я так же был их большим поклонником. Помню, как-то приезжал к ним на ферму погостить: они были очень серьезными, и тебе приходилось оправдываться, прежде чем они тебя пускали, неважно прав ты или нет. Я помню, как Crass на одной встрече разговаривали с тайными агентами ЦРУ и России! Серьезные дела были. Странно!

Я ходил на все приезжавшие панк-группы. Еще я ездил в Лондон на концерты. Тогда можно было недорого съездить в Лондон и остаться там на несколько дней — позже такое стало невозможным. В Голландии вся тусовка очень быстро стала голландской. Эта DIY, «иди и — играй» тема стала возможной благодаря сквотам, и панк легко понимался в Голландии. Он выглядел таким простым, что мы решили попробовать играть его сами. (Смеется.) Все это было очень наивным. Нам предложили выступить на голландском панк-фестивале в Paradiso; я подписал контракт на выступление, хотя у нас даже гитар не было! Нам пришлось быстренько покупать гитары и решать, кто на чем будет играть. Мы практиковались как ненормальные. Барабанщик понятия не имел, что нужно считать, когда играешь! (Смеется.) Сейчас все это кажется фантастикой. Мне очень нравилась эта идея: просто играть. Ex начинали как панк-группа. Мы ездили в Швейцарию и Италию благодаря нашим связям в сквотах.

Тони Ди:

Кассету Crass я приобрел на Рождество в музыкальном магазине Small Wander. Начнем с того, что я их просто возненавидел. Кассета была оформлена трафаретным форматом, и еще там что-то написал Пенни. Там было много этих дидактических революционных разглагольствований. Еще мне дали International Talk, и тут я понял, что там целый мир. Все мне в них казалось потрясающим, кроме музыки, но на Рождество меня вставило. Они отлично звучали! Я зашел в Small Wander и сказал им спасибо.

Потом я увидел Crass живьем и это была фантастика. В списке так же был Патрик Фитцджеральд.

Crass заставляли тебя почувствовать, насколько все становится декадентским — была в них такая злость. Они были почти авангардной группой. За день до этого я был на концерте Japan, и они были очень глэмовыми. Crass же были тем, что мне было нужно, тем, что я хотел. Еще я тем летом был на многих концертах U.K. Subs. Чарли Харпер постоянно был на концертах.

Я переехал в Лондон и снял там комнату, где мы жили втроем. Кое-кто из моих друзей жил в сквоте на Латимер Роуд, и они пригласили меня к себе. Я сразу же проникся этой темой — я встал на обе ноги. Это не были панк-рок-сквоты. Дома там покупались государством для расширения района Уэстуэй, а потом весь район заселили сквоттеры. Все было очень хорошо организовано. Все садики на задних дворах были приспособлены для общественных нужд, повсюду были припаркованы автобусы хиппи. Это было очень классное место.

Кевин Хантер:

У меня осталась запись нашей первой репетиции. Мы играли вещь в духе AC/DC под названием «Livewire». Мы пытались сделать саунд более грубым, сырым, ускорить его, сыграться как следует. Стыдно признаться, но первое название нашей группы было Antichrist, потому что оно было в первой строчке «Anarchy in the U.K.»! Сейчас оно звучит как название дэт-металлической группы, но в то время оно на самом деле звучало лихо.

До ноября 1977 года мы не выступали. Я тогда жил в Хартфордшире. Мы не могли найти кого-то, кому бы нравился панк, для того, чтобы сформировать группу — нашему первому ударнику вообще Moody Blues нравились! Вот такие вот люди были.

Нам несколько раз пришлось ездить в Лондон. Забавно, но в нашем местном рок-н-ролльном клубе Hound Dogs в ноябре 1977 года проводился панк-рок-вечер. Было стремно в те времена быть панком — в городе было слишком много тедов — однако, тот клуб приветствовал всех, и теды нас приняли. Но в декабре 1977-го там появились Screwdriver и все обосрали. Они избили кого-то из тедов и нам туда больше хода не было.

Помню слушал, как Джон Пил крутил панк-рок. Я был его благодарным слушателем — упокой Господи его душу. Он явно ставил не на ту лошадку в 1976 году, учитывая то, что он тогда крутил по радио. Помню, он тогда играл множество этой ужасной фолк-музыки, настоящей, традиционной, а потом потихоньку в его программы стал просачиваться панк-рок. Помню первую сессию с Banshees в конце 1977 года, и после нее пошла прямая трансляция живого концерта Jethro Tull в Мэдисон Сквер Гарденз, так что быстрого переворота не получилось. В свое время, помню, он гонял Ramones. Мне Ramones показались более коммерческими, чем я ожидал.

Год спустя после выхода «New Rose» Damned уже сворачивались, а Clash находились под давлением — им нужно было выпускать второй альбом. Тем временем, находившиеся в тени большую часть года Pistols выпускают свой LP Never Mind The Bollocks 28 октября. Идиотского названия альбома хватило для того, чтобы привлечь к суду пару музыкальных магазинов, продававших альбом. Защитник Джон Мортимер разнес все аргументы обвиняющих сторон в пух и прах. Яркая, аляповатая обложка альбома идеально дополняет трехмерную рок-н-ролльную отвязность группы.

Глен Мэтлок:

Я играл на «Anarchy», «No Fun» и «I Wanna Be Me». Сид на Bollocks не играл. Это мои песни. Ощутите разницу, послушав бас-гитару в «Anarchy» и «Bodies». Вот что я скажу: бас-гитара на Bollocks скучная. Нормальная игра на басе дает другой грув, она что-то добавляет песне, это не простое подыгрывание другим инструментам. Я добавлял в музыку больше цветов.

Помню, как-то разговаривал с Джоном Греем, большим другом Роттена. Он сказал: «Видишь ли, Глен, если бы у Джона была бы возможность сделать звук группы таким, каким бы он хотел, это было бы невозможно слушать. Отличные тексты, но никто бы не стал это слушать, потому что это был бы просто ужасный рев».

Именно сочетание жесткости с мягкостью сделали звучание таким.

Я знал, что мы можем играть хорошо. Конечно, по сравнению с Yes мы играть вообще не умели, но нам это было и не нужно.

Все в группе внесли свою лепту: Малкольм, Берни, Софи в офисе. Когда в группе был Сид, все превратилось в какой-то комикс. На половине тура Anarchy все превратилось в какой-то цирк. Я не жалею ни о чем, но мне все же хотелось бы записать больше альбомов.

Ноэл Мартин:

Умея немного играть, мы могли сказать, что Bollocks был очень хорошо спродюсированным альбомом. Они распахнули двери для многих. Я бы очень хотел, чтобы того инцидента с Гранди никогда не было, и они оставили свое наследие и записали еще альбом.

25 декабря Sex Pistols играли в Ivanhoe's, в Хаддерсфилде. Первые два выступления были устроены для детишек местных пожарных. Это были последние два выступления группы в Англии.