Через два дня после Рождества, в день Святого Иоанна, Торсби послал за Оуэном. Неприятная неожиданность. Оуэн полагал, что архиепископ пробудет при дворе после празднования Рождества по крайней мере еще две недели.
— Праздник Святого Иоанна. — Люси оторвалась от работы. — А я была уверена, что он встречает Рождество при дворе. Что, интересно, случилось?
Оуэн нашел архиепископа в мрачном настроении. Не отрывая взгляда от огня, Торсби устало поднял руку, чтобы Оуэн поцеловал его кольцо. Весь его вид и тени под глазами говорили о болезни. «Как некстати», — подумал Оуэн: он намеревался указать архиепископу, какую роль тот сыграл в несчастьях Джаспера. Но если Торсби болен…
— Вы не остались при дворе на Рождество, ваша светлость?
— Нет. Я встретил Рождество у себя в имении. — В его глубоко запавших глазах ничего нельзя было прочесть.
— Надеюсь, причина тому не болезнь.
— Будь я болен, вряд ли выбрал бы для выздоровления Йоркшир, покинув долину Темзы. А что такое, Арчер? Разве у тебя нет успехов?
— Успехи есть, но еще во многом предстоит разобраться.
— Сведения о том несчастном в тюрьме Флит помогли тебе?
— О да. Спасибо, что прислали мне письмо. Теперь почти не осталось сомнений, что в деле замешана дочь этого человека, Кейт Купер, жена управляющего поместьем Риддлторп. Между прочим, она дважды нападала на Джаспера де Мелтона и оба раза серьезно ранила мальчика. Второй раз она бы его убила, но ее остановил друг Джаспера, конюх моих соседей. Он умер, защищая ребенка.
— Еще одна смерть? С кем мы имеем дело? С отродьем Люцифера? И ты утверждаешь, что это женщина?
— Уверен, она действует не одна. Но она свирепа. И готова на все.
— Тогда почему она не в моей тюрьме при дворце?
— Она исчезла, ваша светлость. Испарилась еще до того, как я узнал о ее причастности.
— Рад, что ты не влюбился снова в подозреваемую.
Оуэну захотелось придушить Торсби его канцлерской цепью.
— Я бы хотел заметить, что смерти юноши — и ран Джаспера — можно было избежать, если бы вы с самого начала согласились оказать покровительство Джасперу. Но, насколько я помню, вы посчитали, что судьба мальчика не имеет большого значения.
Торсби закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
— Было бы лучше, если бы ты придерживался одних фактов и приберег свои эмоции.
— Вы так легко сбрасываете со счетов жизнь юноши?
Торсби вздохнул.
— Я не нуждаюсь, чтобы кто-то подсчитывал за меня мои грехи. В последнее время я только о них и думаю, отчего лишился покоя. Сплю мало, ем без аппетита. Не знаю даже, успеют ли вовремя достроить придел Святой Марии. Ты доволен, Арчер? Тебя радует, что я страдаю так, как заставлял страдать других?
— Значит, вы все-таки больны.
— Возможно.
— В таком случае буду краток. Я наконец связался с Мартином Уэрдиром.
— Превосходно.
— Он полагает, что убийства — результат проклятия, наложенного на него Аланом из Олдборо за то, что Мартин выдал его короне. Алан поклялся, что отрубит Уэрдиру руку, как вору. По мнению Уэрдира, Алан мог решить, что Ридли и Краунс тоже связаны с этим делом. Поэтому следующей и, возможно, последней жертвой будет Уэрдир.
— Что он собой представляет, этот Уэрдир?
— Он поведал мне целую историю о предательстве. Мошенник, к тому же не полностью раскаявшийся, как мне кажется.
— А эта Кейт Купер режет глотки и отрубает руки?
— Она единственная из оставшихся в живых родственников Алана. Видимо, орудует на пару с каким-то мужчиной или даже с целой группой мужчин. Есть вероятность, что действует другая семья, пользующаяся сейчас благосклонностью при дворе и стремящаяся уничтожить всех своих очернителей. Миссис Купер исчезла, поэтому я не могу ее допросить. Уэрдир сегодня же отправляется в Олдборо, чтобы разузнать, кому предназначалось поместье, которое теперь отошло к казне.
— Ты говорил о каком-то всесильном семействе… как их фамилия?
— Этого Уэрдир не раскрыл. Якобы слишком опасно для нас.
— Хм. Вероятно, надеется вытянуть из меня деньги. А что насчет здоровья Ридли? Жалоб на желудок, потери веса?
Оуэн заранее заготовил такой ответ, чтобы не подставлять Сесилию Ридли. И Оуэн, и Люси считали, что муки совести были достаточным для этой женщины наказанием.
— Сомневаюсь, что жалобы Ридли имели какое-то отношение к убийствам. Скорее всего, он просто терзался чувством вины.
— Почему первым убили Уилла Краунса?
— Уэрдир полагает, что убийца мог по ошибке решить, будто Краунс тоже виновен. Но на самом деле это лишь предположения. Похоже на то, что Краунс не подозревал о предательстве. И вообще ничего не знал о деле Алана.
— Так ты говоришь, мальчик де Мелтон ранен?
Оуэн подробно рассказал архиепископу о двух столкновениях Джаспера с Кейт Купер.
— Получается, что второе нападение и смерть юноши случились как раз тогда, когда мальчик находился под твоим никудышным присмотром, Арчер. Так насколько эффективным было бы мое покровительство, как ты думаешь?
— Можете не сомневаться, мы с Люси чувствуем свою вину.
Торсби поднялся, постоял у огня, сцепив руки за спиной и наклонив голову.
— Не стану тебя винить, Арчер. И ты тоже не должен себя винить. Я просто разочарован. Все больше похоже на то, что Ридли дал мне деньги, потому что у него совесть была нечиста. Нечестные деньги. Я не могу принять их для своего придела Святой Марии.
— По-моему, все деньги, которые дают на благотворительность или церковь, тем или иным образом являются нечестными деньгами, ваша светлость. Что еще, кроме нечистой совести, могло бы побудить торговцев, которые день и ночь стараются накопить богатство, добровольно с ним расстаться?
— В этом смысле я с тобой согласен. Но мне кажется, Ридли слишком снисходительно к себе относился, богатея за чужой счет или прибегая к чужой помощи, чтобы выкарабкаться из беды.
— Он предложил вам денег с благими намерениями. Вы приняли его дар. Неважно, как он раздобыл эти деньги. Он верил, что становится на путь исправления, отдавая их церкви, на храм Всевышнего… Разве для вас этого мало?
Торсби долго смотрел на Оуэна, прежде чем сказать:
— Давай доведем дело до завершения, если возможно, Арчер. Это все, о чем я тебя прошу. Мне не нужен твой совет, даже самый превосходный. — Он задумчиво поиграл кольцом. — А как насчет сына и наследника Ридли? Мэтью, кажется?
— Он сейчас занят делами в Кале.
— Удивительно, как это он не примчался домой и не потребовал, чтобы поймали убийцу отца. Ты бы смог проявить такое равнодушие?
— Никогда.
— Весьма нетипичное поведение.
— Признаюсь, я даже не подумал о Мэтью Ридли.
— А наверное, следовало бы подумать.
Когда Оуэн поднялся, чтобы уйти, Торсби протянул ему руку.
— Олдборо. Как ты думаешь, я могу поручить этому Мартину Уэрдиру доставить письмо настоятелю собора в Рипоне?
Оуэн пожал плечами.
— Я спрошу у него. Рипон ведь совсем рядом с Олдборо.
— Превосходно. Через час Микаэло доставит письмо в дом Коутса.
Проходя мимо Микаэло, Оуэн досадливо заворчал. Разговор с архиепископом оставил в его душе неприятный осадок. Как изменился архиепископ по сравнению с тем, каким он был до отъезда к королю на Рождество. От прежнего сочувствия не осталось и следа. Должно быть, что-то случилось, раз он так рано вернулся, да еще в дурном настроении. Торсби явно начал задумываться о собственной смертности. Эта мысль заставила Оуэна улыбнуться.
После краткой дневной службы брат Генри вернулся в лазарет, чтобы дать брату Вульфстану возможность немного поспать. День выдался ненастный, лил холодный дождь, и лазарет был погружен в темноту. Брату Генри стало не по себе, когда он шагнул через порог. Почему нет света, ведь у Вульфстана была лампа на рабочем столе и светильник для чтения всегда стоял возле кресла? Оказалось, старый лекарь клевал носом, сидя в кресле рядом с лежанкой Джаспера. Генри торопливо зажег лампу, чтобы проверить, все ли в порядке с мальчиком. К счастью, Джаспер спал.
Генри произнес благодарственную молитву. Но он уже понял, что у них не получится оберегать Джаспера без посторонней помощи.
— Мы должны рассказать аббату Кампиану о нашей проблеме, брат Вульфстан. Нам понадобятся помощники. Вы должны признать, что не можете бодрствовать столько, сколько необходимо. Возможно, аббат позволит нам взять на подмогу послушника, чтобы он дежурил поочередно со мной.
Вульфстан смущенно протер глаза.
— Ты прав, Генри. Самонадеянность — мой грех. Я все отказывался признать, что не способен стеречь мальчика один. Но я не стану усугублять свой грех, отвергнув твой разумный совет. Я немедленно отправлюсь к аббату Кампиану.
Аббат сидел в своей комнате возле камина и читал, на столике рядом с ним горела свеча. Заметив Вульфстана, он захлопнул книжку и отложил в сторону.
— Заходите, присаживайтесь рядом, друг мой.
Вульфстан с удовольствием устроился поближе к огню. Хотя крытая галерея защитила его от дождя, все равно он успел продрогнуть от сырости, пока шел сюда из лазарета.
— Храни вас Господь, мой аббат. — Вульфстан поцеловал протянутую руку.
Аббат Кампиан улыбнулся и сложил руки на коленях, сцепив длинные пальцы.
— Итак, друг мой, вы наконец мне расскажете, чем вы там с братом Генри заняты в лазарете?
Вульфстан вздрогнул.
— Откуда вы узнали?
— Вот уже шесть дней, как я вижу вас по очереди то на службе, то в трапезной, но ни разу не видел вместе. Я подумал, что, наверное, вы проводите опыт, который требует постоянного присутствия.
— О нет, ничего подобного. Все дело в мальчике, Джаспере де Мелтоне. Вы знаете его историю? Знаете, почему он здесь?
Кампиан кивнул.
— Мне показалось, что один гость, назвавшийся Джоном, тот, что обжег себе руку в сочельник, проявляет излишний интерес к мальчику. Он все время наведывался в лазарет, якобы чтобы навестить ребенка. Поэтому мы с Генри установили дежурство.
Аббат Кампиан нахмурился.
— Джон? Который обжег себе руку? Я не совсем по… А, это не тот, что ходил с перевязанной ладонью? Вместо бинтов кусок тряпки?
— Да, похоже, это он.
— Что ж, сейчас вы обрадуетесь, что наконец решили меня навестить. Мы от него избавились. Я пожелал ему счастливого пути сразу после дневной трапезы. За ним приехала какая-то женщина. Они отправились в дорогу на отличных лошадях. Я бы сказал, превосходных лошадях. Но почему вы назвали его Джоном?
— Так он мне представился.
— Очень странно. Ума не приложу, зачем ему было вам лгать. Или он мне солгал, назвавшись Полом? — Аббат хмуро уставился на свои белые руки. Он не любил беспорядка. — Думаю, мы должны возблагодарить Господа за то, что этот человек покинул аббатство.
Мартин и Амброз остановились на ночь в маленькой скромной гостинице Олна. Во время пути они замерзли и вымокли и теперь радовались возможности согреться и поесть горячего. Особенно их обрадовал превосходный эль. Вынимая вещи из седельной сумки, Мартин заметил имя на письме, которое вез по поручению архиепископа.
— А знаешь, нам повезло, Амброз. Письмо адресовано Полу Скорби, мужу Анны Ридли. Владения семейства Скорби находятся по эту сторону Рипона.
Амброз втер в ладони немного смягчающей мази и натянул перчатки. Долгая поездка под холодным проливным дождем, когда приходится слишком крепко держать поводья, — все это не могло не повредить рукам музыканта.
— Откуда ты знаешь этих Скорби? Тоже небось работал на них? — язвительно поинтересовался он.
— Да. А ты что, намерен вечно точить на меня зуб?
— Разве был бы я здесь в таком случае?
— Все равно я слышу в твоем голосе неодобрение.
— Ничего, все перемелется. А почему ты считаешь удачей, что письмо адресовано этому Скорби?
— Если мы доставим его сами, то сократим дорогу, а заодно, может быть, выведаем у него хоть что-то насчет дел его тестя. Ну, что скажешь?
— Скажу, что ты абсолютно прав. Так и поступим.